Моим друзьям и близким, всем, кого помню и люблю...
Если что-то в этой новелле - имена, события или интонация -
напомнит вам о том времени , знайте - это юность посылает
вам привет вместе с моим признанием в любви
СТО БАЛЕРИН
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда...
Глава 1..........................................................................................................Весна.
За окном мелко подпрыгивающего на щебне автобуса шёл дождь, что для Крыма в декабре совсем не редкость, за серой пеленой почти не видно было дороги, и только чувствовались её повороты и изгибы , когда вся дремлющая масса пассажиров, в основном, мужчин в возрасте, клонилась по инерции то вправо, то влево.
К запаху мокрой шерсти от одежды слегка примешивался нежный цитрусовый аромат.
У окна сидела единственная девушка, тоненькая и большеглазая , на вид лет двадцати , мыслями явно далёкая и от скучной дороги, и от спутника, седоватого импозантного мужчины. Двумя руками она прижимала к себе огромный пластиковый пакет с фруктами. Губы её чуть-чуть шевелились.
- Вы с кем-то разговариваете?,- спросил, улыбаясь, мужчина. - У вас на лице такая гамма эмоций! В чём Вам его не удаётся убедить?!
Девушка слегка смутилась, но быстро нашлась и отшутилась:
- Помните, у Зощенко? "Тогда в трамвае я Вам не ответил, отвечаю сейчас, ночью..." Разговаривать ей не хотелось, и она закрыла глаза, откинувшись в кресле. Сосед, вздохнув, последовал её примеру.
* * *
Они возвращались домой из командировки, с областного семинара лекторов общества "Знание". От их городка делегатов набралось на целый автобус, всё солидные партийные дядьки с толстыми портфелями, и она, неизвестно зачем затесавшаяся сюда девчонка.
Этой поездке, организованной городским комитетом КПСС, Лена всячески сопротивлялась, но безуспешно.
С год назад её, как молодого специалиста, распределённого после Ленинградского института на судостроительный завод , почти насильно отправили на курсы лекторов от комитета комсомола. Она послушно отучилась два месяца, подготовила три добротных лекции по искусству Ренессанса, со слайдами и экскурсиями, отметила в комитете полученную корочку и благополучно забыла про свою новую ипостась.
А тут- на тебе - на выходные надо ехать в Симферополь, да ещё успеть к автобусу в шесть утра от заводского поселка в город, до которого добрых полчаса добираться. Только обещанные отгулы да перспектива провести выходные в заводском общежитии в унылом обществе соседки по комнате примирили её с незавидной участью.
Ещё и погода была, как всегда зимой в северной части Крыма - противная изморось на грани замерзания, пронизывающий ветер, непонятно что надевать - красивую новую шубку или поднадоевшее уже осеннее пальто. В конце концов, выбор пал на пальто- шубку жалко было мочить - и, соответственно, практичные осенние ботинки без каблука.
Вот это было правильным решением, подбадривала себя Лена, когда вчера ранним утром ей пришлось перебежками метаться от одной остановки к другой в надежде на то, что хоть какой-то из автобусов уважительно отнесётся к расписанию. Но не судилось... На автовокзал в райцентр добралась на попутках в последнюю минуту, к автобусу подлетела, высунув язык, с вывернутым на ветру и, похоже, безнадёжно сломанным зонтиком, в промокшем пальто, размазанной тушью и бессильно повисшими прядями так старательно накрученной спозаранку причёски. Старенький автобус-коробочка уже отходил, и приводить себя в порядок пришлось прямо на месте, а что ж, лучше сидеть с размазанной по щекам тушью и делать вид, что так и задумано, под испытующими взглядами двух десятков мужиков? Все равно пялятся, так хоть причесаться...
Мужчина, сидящий рядом, понимающе улыбнулся и попытался успокоить: мол, не надо переживать, Вы тут всё равно самая красивая из женщин! Ничего себе комплиментик, из женщин-то больше никого и нет...
Из зеркала на Елену злобно поглядывала мокрая, красная физиономия с ну очень выразительными глазами, обведёнными неровным ободком ленинградской туши и от неё же слезящимися; черные потёки дивно подчеркивали форму носа. Оставалось только заплакать или рассмеяться . Лена мужественно выбрала последнее и не прогадала- через минуту уже весь автобус улыбался, стало легко, начали знакомиться, шутить, кто-то предложил позавтракать.
Оказывается, пузатые портфели были набиты отнюдь не лекциями, по крайней мере, не исключительно лекциями. Бывалые лекторы запаслись и термосами, и бутербродами, нашлась и фляжечка с коньячком. У соседа, Сергея Демьяновича, при себе оказался лоточек с ароматными домашними котлетками. Еленин вклад свёлся к колпачку от дезодоранта вместо стопочки, впрочем, от коньяка Лена отказалась, отдав предпочтение крепкому обжигающему чаю.
После рюмочки чаю лекторы, святое дело, разговорились. В принципе, это были интересные и какие-то полулегальные, как догадывалась Лена, рассуждения о политике. Шёл 1981 год, дряхлый генсек дорогой Леонид Ильич напрашивался в анекдоты, веселя народ с трибуны "сиськами-матиськами", но, в целом, мы все жили в замечательной, самой справедливой и миролюбивой стране, у нас было безусловно светлое будущее, и мы были простодушно счастливы от того, что повезло ж родиться не где-нибудь в Англии или, упаси господь, в Америке, а в СССР! Вот только б не было войны...
А дядьки между политическими анекдотами спорили и про каких-то диссидентов, и про теорию конвергенции, легко оперируя незнакомыми фамилиями и понятиями, то и дело обращаясь к обсохшей уже соседке:
- Как Ваше мнение, коллега?
Коллеге, как Кисе Воробьянинову, впору было надувать щёки и говорить "Да уж!", но не желая признаваться, что она здесь, в общем-то, случайно, Лена категорически заявила, что типа лектор она по искусству, а грязная политика не для женщин. Весь автобус кинулся убеждать девушку в том, что именно политика-то и есть самое интересное в их деле, и что там твои Микеланджело, но зато уже никто не требовал от нее судьбоносных вердиктов.
* * *
Незаметно приехали в Симферополь, к красивому зданию обкома партии. Амфитеатр большого зала был уже почти заполнен, сели у прохода. Было интересно, но далековато, не всё слышно. Лена принялась рассматривать зал.
Тут тоже было большинство мужчин, немного серьезных женщин в строгих костюмах, совсем мало молодых - тоже , видимо, жертв комсомола.
Сергей Демьянович, заметив несерьёзное поведение коллеги и явно ей симпатизируя, зашептал: "Хотите убедиться, что и тут самая красивая?", чем несколько смутил Елену. Она никогда не считала себя красавицей, и даже хорошенькой, хотя в мужском внимании недостатка не испытывала - скорее, благодаря не внешности, впрочем, вполне миловидной, а весёлому и общительному характеру.
Демьянович годился ей в отцы, и от его внимания было неловко, но никаких граней приличия он не переступал, а от комплиментов Леночка и вправду похорошела. Тем не менее, чтоб определить рамки, она вроде в шутку ответила:
- Что с того, мне по возрасту никто не подходит! - В каждой шутке есть доля шутки, понял намёк Сергей Демьянович, но виду не подал и не угомонился:
- А вон, гляди, какой орел, - он показал на сидевшего недалеко впереди них и как раз обернувшегося назад высокого мужчину лет тридцати, поразительно напомнившего Лене актера Олега Даля, кумира её школьной и студенческой юности.
Видимо, заметив боковым зрением её пристальный взгляд, мужчина снова обернулся, потом ещё раз, и ещё. Что за дурацкое свойство мгновенно краснеть, негодовала про себя Елена, понимая, что "Даль" заметил её интерес.
Призвав себя к порядку, она принялась тщательно конспектировать лекцию про внешнюю политику партии и загнивающий империализм, всячески демонстрируя свою заинтересованность в теме и хихикающему Демьяновичу ( да что он, в самом деле, себе позволяет!) и наглому Далю (из-под чёлки было видно, как он ещё пару раз обернулся в её сторону).
* * *
Обедали в обкомовском буфете, здесь запросто продавались полузабытые со времён учёбы в Ленинграде деликатесы. Пахло хорошим кофе. Очередь не оставляла надежд успеть с обедом в коротенький перерыв, но Сергей Демьянович, поздоровавшись с кем-то за руку, как бы невзначай пристроился в самое начало длиннющего хвоста, бросив Лене: "Я возьму по паре бутербродов" и оставив её стоять неприкаянно посреди тесного помещения.
О, а вот и наш герой из середины хвоста делает знаки, что можно встать в очередь с ним, но нет, мы ему только улыбнёмся самой очаровательной из арсенала улыбок и покажем глазами на Демьяновича - есть у нас тут кавалер, а на Вас, товарищ , мы плевать хотели! Господи, что ж он так на Даля-то похож, в самом деле!
Тут как раз подоспел Демьянович с кофе-гляссе (последний раз Лена пила такой в театре Ленсовета два года назад) и бутербродами с сёмгой и языком.
С набитым ртом вновьназначенный кавалер строго поинтересовался:
- Ну что, познакомилась уже?
И всё-то он видит! Если б не проклятое свойство мгновенно краснеть, удивлённый вопрос "С кем?!" мог бы сойти за искренний...
Отечески улыбаясь, Демьянович великодушно не стал развивать тему, внутренне согласившись с тем, что обсуждение происков империалистической гидры в данный момент будет более полезным для Ленкиной внешности, а то вон, вишь, девка уже с нашим знаменем цвета одного.
* * *
Вторая половина дня прошла в старательной учёбе, конспектировании и игнорировании каких бы то ни было отвлекающих факторов. От приглашения Демьяновича поужинать вместе Елена отказалась - от греха подальше.
Поселившись вечером в двухместный номер старой гостиницы "Украина", блиставшей позолотой алебастровой лепнины потолков и полным отсутствием удобств, она включила телевизор, пощёлкала тумблером, переключая каналы, в слабой надежде увидеть что-нибудь интересное. Старенький чёрно-белый "Рекорд" транслировал по привычке только поперечные полосы.
Было еще не поздно, но по-зимнему темно, соседка по номеру ушла к знакомым, делать было решительно нечего.
Что ж, напишу письма маме и друзьям, давно пора, решила Лена и подумала, что надо бы сейчас пойти разыскать душ, к ночи там тоже соберётся очередь.
Вооруженная зубной щёткой, с полотенцем на шее, Лена отправилась на поиски мифической душевой.
Дежурной по этажу не было на месте, холл освещала только лампа на её столе, длинные коридоры по обе стороны от холла тонули во мраке. Надо было подождать хоть кого-нибудь из постояльцев, перспектива бродить самостоятельно по высоким тёмным коридорам никак не привлекала.
- Девушка, Вы что, неужели уже спать собрались?! - Лена вздрогнула от неожиданности. Товарищ Даль собственной персоной улыбался ей, как старой знакомой:
- Пойдёмте лучше погуляем!
В отсутствие рядом ироничного взгляда Демьяновича Лена потеряла бдительность и не пресекла сразу все поползновения, растерянно улыбнувшись в ответ:
-Да я душ хотела найти...
Почувствовав неуверенность отказа, молодой человек поспешил сообщить, что душ в другом крыле на первом этаже, но горячая вода будет только к девяти, поэтому перед сном как раз логично прогуляться по городу.
--
У меня зонтик сломался...
--
Глупости, зонт у меня есть!
Вот гад, и улыбается точно как Даль! Обезоруженная этой улыбкой, Лена капитулировала.
* * *
Дождь всё так же моросил, но ветра не было, было уютно идти под одним зонтиком под руку с Юрием Павловичем - так, как оказалось, звали мнимого Даля. Шли, болтали о всякой ерунде, смеялись, от пустяков внезапно переходили на серьёзные и глубокие темы, и всё было так легко, так остроумно шутилось само собой, вечерний город мерцал влажными огнями фонарей и редких витрин магазинов.
В одной такой витрине Лена увидела грейпфруты, она их обожала с детства, когда дедушка, известный агроном, приезжая из Москвы с выставки достижений сельского хозяйства, неизменно привозил любимой внучке диковинные ароматные цитрусовые. В Питере их ещё можно было иногда купить, но в районном крымском городке это было практически невозможно, да и спрос на них в провинции, видимо, не был так уж высок из-за горьковатого вкуса, который так нравился Лене. А тут они лежат себе целой горой , лоснясь в неоновых лучах розово-желтыми огромными боками.
- Ой, - рванулась Леночка к витрине, но тут же поняла, что магазин уже закрыт. Жаль, завтра с восьми - продолжение семинара, а потом сразу на автобус и домой, сюда уже никак не успеть. Взглянув еще раз на милое сердцу зрелище вожделенных цитрусовых, Лена нарисовала пальцем на мокром стекле унылую рожицу, вздохнула и вновь уцепилась за рукав кашемирового пальто спутника.
- Пойдемте поужинаем где-нибудь, я ужасно голодный!- предложил Юрий.
Честно говоря, Леночка тоже уже давно старательно заглушала тихие поуркивания в животе, но в ресторан она совершенно не хотела. Вроде бы логичный утром выбор в пользу старого пальто и спортивных ботинок не казался ей сейчас таким уж правильным, да и прическа явно не была из разряда вечерних. Мысленно подсчитав свои финансы, Лена получила ещё один довод в пользу совета "ужин отдай врагу".
Юрий, отнюдь не похожий на врага, всё же решительно требовал ужина и увлёк девушку в тихий дворик, обещая маленькое уютное кафе, где знакомый повар-узбек готовит отличную довлему.
Кафе в этот дождливый вечер было почти пустым, освещено приглушенным светом настенных бра, звучала негромкая музыка.
Довлема на поверку оказалась мифом, это блюдо готовится здесь только в сезон из свежих овощей, но был плов, янтарная курага и фирменный салат "Узбекистон" из зелёной азиатской редьки с мясом. Особый колорит придавали ужину керамические пиалы, в которых всё это подавалось. Вино на Леночкин вкус выбрали десертное, румынское "Котнари" .
Было так хорошо, празднично и в то же время уютно по-домашнему, беседа лилась непринуждённо и легко, Лену поражало то, что с совершенно случайным знакомым они смотрят одинаково на самые разные вещи, любят, оказывается, одни и те же книги и музыку. Лене остро не хватало такого общения после расставания с лучшим в мире городом Питером, где остались её друзья. Здесь, в Крыму, ей, при всей общительности, не удавалось найти таких друзей, хотя хороших приятелей было немало. С ними было, в общем-то, хорошо, но вот беда - без них не было плохо.
Среди многообразия коллег и знакомых она определила для себя тест начального узнавания "своих" - это были люди, которые смеялись над одними и теми же вещами. Сейчас она встретила родную душу. Это было как долгожданный подарок.
Настроение портило (ужасно портило!) только обручальное кольцо на правой руке Юрия Павловича.
Лена физически почувствовала магнитное поле, возникшее между ними, так бывает не всегда, но уж если оно возникает, держись, Ленка, трудно сопротивляться этой древней могучей силе притяжения, надо почаще смотреть на это злополучное кольцо, а то котнари может увести совсем не в ту сторону.
Но кольцо - это было табу. Раз человек его носит, значит, по-любому, свободным себя не считает. Никогда не надо лезть в чужую жизнь, как бы там ни было. Были уже прецеденты, достаточно.
Впрочем, мы ничего предосудительного не делаем... ?... Это все котнари... Да, котнари, а еще музыка английской группы "Смоуки" ... Звучала любимая песня студенческих лет про Элис.
Заметив, что девушка покачивает в такт музыке ногой, Юрий протянул ей через стол руку:
- Пойдёмте, потанцуем!
- Так ведь никто не танцует!
- Ну и хорошо, вся площадка наша!
- У меня такая обувь...
- Глупости!
- Я плохо танцую!..
- Глупости!..
Господи, он так хорошо танцует, но немножко старомодно, я так не умею, да ещё и в этих дурацких ботах, хорошо хоть, в кафе темно и музыка уже сменилась на медленную, может, не так опозорюсь...
- Ну вот, прекрасно танцуете, а отказывались!
-Глупости! у меня такая обувь...
-Глупости!..
Мелодичная и чувственная песня вела их за собою, кажется, это фокстрот, думала Елена, уверенность партнера и простой рисунок танца позволял отдаться во власть магической мелодии.
Stumblin' in.., - пел Крис Норман про полуночное кафе. Мы сдаёмся... Ты мне так нравишься... мы сдаёмся... Ты была такой юной, я был таким беспечным... Наши сердца бьются на столе... мы сдаёмся... stumblin' in......
Пространство между ними было наэлектризовано просто-таки до такой степени, что вот-вот должны были бы посыпаться с оглушающим треском голубые искры. Голова кружилась, не давая правильным мыслям выстроиться в спасительную цепочку.
Чувствуя, что пропадает прямо тут и сейчас, Леночка собрала в кулак все свои слабые силы и , лишь только прозвучал в последний раз рефрен предательской песни, подняла голову и, глядя прямо в глаза Юрию, который теперь уже что-то не так уж и походил на Даля, а был в чём-то лучше, мужественнее, что ли, улыбнулась и сказала:
- Спасибо Вам за прекрасный вечер, но нам уже, наверное, пора .
Для верности бросила ещё один, контрольный, взгляд на его правую руку.
- Как скажете, - с явной грустью ответил Юрий, поцеловал девушке руку , затем попросил официанта вызвать такси и рассчитался за ужин. Попытки Лены как-то поучаствовать были прерваны укоризненным взглядом.
* * *
Такси пришло, на удивление, почти мгновенно, и вот они уже поднимаются по исшарканным мраморным ступеням гостиницы. Вот и темноватый холл третьего этажа. За столом дежурной снова никого нет.
- Спасибо еще раз, было очень приятно! ( Мне жаль расставаться с тобой!)
- А душ уже закрыт! (Я не могу вот так тебя отпустить!)
- Глупости! (Не отпускай меня, ты видишь, я сейчас зареву!)
Он судорожно прижал её к себе, поцеловал в макушку, прошептал:
- Жениться не могу!
Улыбнувшись сквозь слезы, она пошутила:
- Нет в мире совершенства! - за что получила ещё один поцелуй в мокрый нос. Потом он легонько коснулся губами её губ, этого делать не надо было, встретившись, их губы уже не захотели расстаться.
Поцелуй был такой отчаянный, такой бесконечный, отметающий всё прошлое и будущее с их логикой, этикой и благими намерениями. Stumblin' in...
- Не надо! -умоляюще прошептала Лена, не узнавая своего голоса. - Завтра мы оба будем жалеть об этом.
Юрий молчал, не выпуская её из крепких рук, но оба они знали, что она сейчас права. Ни он, ни она не хотели перевести волшебство вечера в обычную командировочную интрижку, оба чувствовали, что здесь затронута душа, которую не хотелось оскорбить банальным адюльтером, но и расстаться вот так, сказав друг другу "Спокойной ночи!", было немыслимо. Они вышли на балкон.
Дождь перестал, ветер разогнал тучи, и сквозь голые ветви деревьев поблескивали звёзды. Луны не было. Лена зябко обхватила себя за плечи , Юрий обнял её сзади, зарылся лицом в пушистые волосы и прошептал:
- Горе ты моё...
- Я не горе, я лектор, - слабо запротестовала Лена.
- Угу, горе ты моё лекторское...
Они долго стояли так, не замечая времени. Ток между ними уже не стрелял искрами, магнитное поле свернулось вокруг коконом нежности и тепла, в котором хотелось раствориться, не думая ни о чём.
Гулкий в ночной тишине стук каблучков дежурной заставил их посмотреть на часы -было шесть утра.
- Ну вот, спать уже некогда!
- Ничего, посплю в автобусе.
-Пойдем позавтракаем вместе?
- Нет.
- Ты права.
(Лучше бы ты сказал "Глупости!")
* * *
Утро было торопливым - очередь в душ съела почти всё время до начала семинара. Места сегодня Сергей Демьянович занял поближе к сцене. Лена незаметно пыталась найти глазами Юрия в почти полностью заполненном полутёмном зале, но тщетно.
Сергей Демьянович поинтересовался, куда это она исчезла вчера вечером, собралась интересная компания, и он заходил за ней в номер, даже несколько раз.
- В кино ходила, - небрежно ответила Елена, мучительно припоминая название фильма на афише кинотеатра, мимо которого они вчера проходили. "Сыщик", кажется... Точно, две серии... Но дотошного Демьяновича интересовал совсем другой аспект:
-А с кем?
- С соседкой по номеру,- продолжала невозмутимо брехать Лена. Что интересно, даже не покраснела - прогресс!
Избегая дальнейших расспросов, она принялась конспектировать доклады, впрочем, на автомате, как в институте, когда вроде бы и записываешь лекцию, но мыслями витаешь где-то совсем в других краях.
Сейчас она снова была на балконе третьего этажа гостиницы, в ушах звучала музыка. Stumblin'in...
Лена улыбнулась, припомнив, как в колхозе на четвёртом курсе Славка Морозов подбирал на гитаре аккорды этой мелодии и пел, томно закатывая глаза:
- Сто балерин..., о, сто балерин!.. - на свой лад, по созвучию, переделав название песни.
Вдруг знакомое имя, произнесённое со сцены, заставило её поднять голову.
Юрий Павлович поднимался на трибуну с докладом. Как же его объявили? Какой-то секретарь чего-то Ялтинского... какого комитета?
Лекция про Чили была прослушана с особым интересом, на докладчика можно было смотреть, не обращая внимания на ироничные подмигивания Демьяновича. Юрий её, конечно, не видел в тёмном зале с освещённой сцены.
Покончив с хунтой вообще и с Пиночетом в частности, Юрий Павлович направился не в зал, а к выходу. Лена даже не ожидала, что ей будет так просто физически больно от сознания того, что они не попрощались даже взглядом. Горло стиснуло так, что стало трудно дышать.
* * *
По окончании семинара , выстояв очередь в гардеробе, она всё ещё искала его глазами в толпе. Наверное, уехал сразу после выступления, чего ждать-то? Торопливо одевшись, поспешили к автобусу.
Дяденьки приберегли место для смешной девочки на переднем сидении. Они вновь сели рядом с Сергеем Демьяновичем. Какие-то вопросы, ответы наполовину невпопад... Автобус натужно чихал, никак не мог завестись.
Внезапно в дверях автобуса возник Юрий и, торопливо протянув ей огромный пакет, со словами "Вы забыли в гардеробе!", так же стремительно исчез, пока Лена растерянно открывала рот и хлопала ресницами.
В пакете лежали грейпфруты. С самого верхнего Леночке улыбалась нарисованная шариковой ручкой вчерашняя мордочка с витрины .
Аромат грейпфрутов быстро заполнил весь автобус. Искушённый Демьянович бормотал что-то насчет кино и соседки по номеру...
Чёрт, если б не это дурацкое свойство так ужасно краснеть, она была бы сейчас почти счастлива.
Глава 2............................................................................................................. Лето.
Только этого мне не хватало! -растерянно думал, стоя у окна своего кабинета, второй секретарь городского комитета комсомола Юрий Павлович Загорский, юрист по образованию, тридцати двух лет, женатый, имеющий дочь Наталью одиннадцати лет. Ведь не мальчишка уже, что за наваждение!...
Он нажал кнопку на селекторе и попросил Леночку принести кофе. Дома он утром вместо кофе получил хорошую оплеуху, и нельзя сказать, чтоб несправедливо. Жену Ирину назвал Леной, причём не в первый раз за этот месяц. И если предыдущие два раза были классифицированы как случайные - весь день работаю с Леной бок о бок, подумаешь, оговорился, сегодняшний случай выдал его с головой. Утром, полупроснувшись, он обнял тёплое тело спящей жены и нежно позвал: "Лен..!"... Проснулись оба...
Пощечина избавила от необходимости выкручиваться, молча оделся и ушёл, оставив поле боя за женой и не слушая её гневного монолога про ни в чём не повинную секретаршу, к несчастью, а может, к счастью для Юрия носившую то же имя, что и неотвязное наваждение последних месяцев.
С женой было сложно давно, что называется, не сошлись характерами, но продолжали вместе жить , во-первых, ради Наташки, милого чертёнка и счастья всей жизни, а во-вторых, развод поставил бы крест на карьере и его, и жены. Советский партийный функционер должен иметь крепкую семью, характер нордический, твёрдый и никаких порочащих связей.
Насчёт этих самых связей он, конечно , не был святым, какие-то приключения время от времени случались, так, ничего серьёзного, как они шутили с мужиками, "чисто по работе". Иногда, в периоды перемирий с Ириной, они бывали вместе, дежурный секс без нежности не делал отношения теплее, однако позволял продолжать считать себя семьёй.
Заключив с Ириной молчаливое соглашение не скандалить при ребёнке, они жили под одной крышей, выполняли, как могли, каждый свои обязанности, для знакомых были идеальной парой, тем более, что общих близких людей за двенадцать лет брака у них так и не случилось, а родители жили далеко: его - в Челябинске, Иринина мама - в Москве. Там, у тёщи, в основном, жила и Наталья - училась в специализированной столичной школе с английским уклоном, приезжала с бабушкой на каникулы и на всё лето домой, к морю.
Юрий не конфликтовал с тёщей, но весь уклад их семьи был ему чужд, он все эти годы чувствовал себя инородным телом среди своих хозяечек-хлопотуний-щебетуний, которые всё время что-то мыли, натирали, варили, пекли, а, нахлопотавшись за день, вечером у телевизора вязали , вязали, вязали.
Он не возражал, когда знакомые говорили о том, как ему повезло с женой , умом ценил её заботу, старался помочь по хозяйству в редкие свободные выходные, но с облегчением вырывался из дому при любой возможности, благо, работа была такая, что поездки были почти непрерывными. Ирина не допытывалась про подробности этих поездок, сама она общалась, в основном, со своими институтскими еще подругами, по большей части, болтая с ними по телефону.
* * *
Наваждение началось с декабря прошлого года, когда, получив вызов из обкома партии на семинар лекторов-международников, Юрий не стал напрягать никого из сотрудников, резонно рассудив, что добровольцев провести выходные на семинаре будет негусто, а самому ему такое участие было как раз кстати перед предстоящей в том же обкоме аттестацией.
Накануне был скандал с Ириной из-за выброшенных женою во время уборки в книжном шкафу кипы отсиненных листов бумаги, которые для Иры были "кучей растрёпанных бумажек, на которых ничего не видно", а для Юрия - распечаткой запрещённого романа Булгакова "Мастер и Маргарита", который он проглотил за одну ночь и собирался перечитать ещё не раз, не спеша.
До Наташкиного приезда было ещё больше недели, поэтому в городе его не держало ничего.
На том семинаре он почти случайно познакомился с девушкой Леной, с которой они вместе провели лишь один вечер, но теперь ему казалось, что он знаком с нею всю жизнь.
При этом он не знал ни её фамилии, ни возраста, ни адреса, это было тогда неважно. Ну, не будешь же у части себя спрашивать анкетные данные. Впрочем, до таких анатомических открытий он дошёл уже позднее, сначала она показалась ему просто милой в своей безыскусности.
Она была хорошенькой и явно лет на десять его моложе. При этом Лена оказалась отнюдь не глупенькой, с ней было интересно. Оказалось, что они любят одни и те же книги, его любимые стихи она тоже знала наизусть, И с чувством юмора у неё было всё в порядке, чего очень не хватало Ирине.
Познакомившись с девушкой в надежде отвлечься на одну ночь от невесёлых своих семейных дел, он быстро понял тогда, что ни в коем случае не хочет сделать ей больно . Она была ещё в том возрасте ( а может, эта болезнь у неё навсегда?), когда, сказав "люблю" , имея в виду секс, ты обязан был, как честный человек, сейчас же предложить ей руку и сердце.
Он это понял из того, как она поглядывала на его обручальное кольцо, которое не снимал никогда, впрочем, не так часто оно ему и мешало. Но для неё это было важно. Они танцевали в кафе, он чувствовал тогда, что, будь он чуть-чуть настойчивее, мог бы увлечь её на все, безумно хотел и не хотел этого.
За этот единственный вечер незнакомая девчонка вдруг стала до боли родной и близкой, но деваться с этим новым родством было некуда. И он поклялся себе, что, по крайней мере, не будет причиной её слез, ни за что.
А она всё-таки заревела, расставаясь, и пришлось нарушить данное себе обещание. Они почти тогда не попрощались, он не мог найти её утром, бегал, как лось, между ожидающими автобусами, пока не нашёл феодосийский и её в нём, за секунду до отъезда. Даже телефона её не спросил, хотя какой телефон, она ведь живет в общежитии.
С того дня прошло уже около двух месяцев, а он всё чаще ловил себя на том, что разговаривает с Еленой про себя. Часто её лицо всплывало поверх текста книги или журнала, которые он читал перед сном и тогда он осознавал, что давно уже не переворачивал страницу, а мысли его уплыли далеко-далеко...и опять идет лёгкий полушутливый диалог - пикировка со смешливой девчонкой. И вот сегодня утром договорился...
А ведь последнее время с женой жили более или менее мирно, приезжала дочка на зимние каникулы, водили её на все ёлки в городе, ездили втроем на Ангарский перевал и в Ботанический сад, ходили там, взявшись за руки - их обоих крепко держала Наталка, поворачивая головку то к одному, то к другому: да, пап?...да, мам?... так и разговаривали через неё и о её делах. И после отъезда дочери с тёщей в столицу ни разу ещё не поссорились, правда, Юрий , наверное, вёл себя достаточно отстранённо, погружённый в свои невесёлые мысли...
Влюбился как дурак, - поставил себе неутешительный диагноз Юрий Павлович. И что с этим теперь прикажете делать?
Он не мог припомнить, когда влюблялся так в последний раз. С Ириной было по-другому, тут больше действовал азарт охотника, желание покорить столичную красавицу, с пренебрежением относящуюся к ним, приехавшим поступать из провинции в столичный институт. Была гордость от того, что она, такая стильная и эффектная, идёт с ним под руку, да что там под руку- она согласилась ехать с ним по распределению из столицы в Ялту.
Сказать по правде, здесь, наверное, сыграло большую роль и то, что город у моря, а семье молодых специалистов за год обещают квартиру, при этом квартира в Москве никуда не девается. Они поженились на пятом курсе, через год родили Наташку, получили-таки квартиру. Он думал тогда, что любит жену, страстно желал её, ревновал по поводу и без, но сейчас, с Леной, всё было иначе.
Он ощущал, что без неё ему недостает какой-то важной части, без которой он был почти инвалидом, и это не были ни рука, ни нога , а какой-то ещё более важный орган. Сердце? Душа? У него не было ответа на этот вопрос, нет, не так, он не задавался таким вопросом, не формулировал его, просто знал, что, если её не будет рядом, не будет и его.
И в то же время, она существовала в другой реальности, в которой не было ни жены, ни работы, а главное, не было Наташки. Эта реальность была тут же, рядом, но видимо, сдвинута по времени- в декабре там была весна...
Но в этой параллельной реальности, без работы, а особенно без дочери, он не мог себя представить.
Оставалось как-то приспособиться жить... если , конечно, по медицинским понятиям, потеря этого органа совместима с жизнью.
* * *
Леночка ( не та, а без вины виноватая в глазах жены) принесла кофе и бутерброд с сыром, он попросил её не пускать никого минут двадцать, чтобы как-то привести свои мысли в порядок.
И всё-таки, что же делать? Логичный ответ - поскорей всё забыть - оказался неправильным, уже пробовал, не получается. Может, стоит встретиться ещё раз, убедиться, что никакого наваждения нет, а есть обычная девчонка, ясное дело, не ангел , и хорошо бы, чтобы у неё был парень...
Он уговаривал себя , но главная мысль в этом бреду собачьем была - увидеть её, увидеть хотя бы ещё раз.
Отсутствие исходной информации нисколько его не обескураживало - все варианты уже были не однажды просчитаны.
Он набрал телефон феодосийских коллег, и от имени сотрудника обкома партии попросил сверить данные на лекторов, прошедших обучение на декабрьском семинаре. На том конце провода, ни минуты не засомневавшись, быстренько нашли списки и продиктовали требуемые имена, фамилии и место работы, благо, их было немного от комитета комсомола. Две мужские фамилии были Юрию ни к чему, а вот Ершова Елена Александровна - это было то, что ему нужно. Работала она на судостроительном заводе. Так, где тут телефончик их комитета комсомола? Аналогичным образом проведенная сверка позволила ему узнать, что ей почти 22 года, кстати, исполняется послезавтра, работает она в плановом отделе, не замужем. Рабочий телефон тоже был добыт. Молодец, Штирлиц! Не стыдно тебе ?
Стыдно не было, проснулся какой-то лихорадочный азарт. Послезавтра, в суботу, у неё день рождения. Наверное, некстати будет свалиться ей как снег на голову в такой день, у неё могут быть свои планы. Поеду завтра, на работе её легче будет разыскать. Сегодня надо найти подарок, всё обдумать и ... и что?
Он чуть не застонал... Что он может ей предложить? А , всё равно, как-то оно будет, я хочу её видеть, хочу видеть, как она смеётся, хочу ... А в морду не хотите, товарищ? Да пусть хоть и в морду, но я должен её увидеть!
Приняв, наконец, решение, Юрий сразу же начал действовать: порылся в бумажках, найдя удобный предлог для поездки в Феодосию, без труда убедил первого в необходимости такой поездки именно сейчас, впрочем, тот отпустил его без вопросов- у них постоянно случались какие-то поездки по обмену опытом, подготовки слётов и конференций... Взял командировки для себя и водителя, предупредил того, что выезжают завтра утром, пусть подготовит машину.
Оставался подарок. Духи, косметика не подходят. Во-первых, это слишком интимно, во-вторых, всё равно он в них не разбирается, это по Ирининой части... ох, Ирина! Он не готов говорить с ней после утреннего инцидента.
Набрав домашний номер, он сухо бросил в трубку: "Буду поздно!", получил в ответ разрешение хоть и вообще не возвращаться, с шумом выдохнул и счёл вопрос исчерпанным.
Ему действительно надо было задержаться на работе, чтобы подготовить две обширных информации, отправить которые в область, кровь с носу, надо было, как обычно, немедленно, а лучше вчера.
Только за полночь, лёжа дома на диване в зале ( в спальню не полез, не посмел), он вспомнил, что так и не купил подарка. Что ж придумать?
Помнится, ей нравилась древнеяпонская поэзия. Как там?
Колокол смолк вдалеке,
но ароматом цветов
отзвук его плывет...
В книжном шкафу стоял томик Мацуо Басё, не новый, правда, но хорошо изданный, с репродукциями гравюр Хокусая. Он быстро нашёл его, наугад развернул:
(К портрету друга)
Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой...
Всё правда... Тогда берем... Что ещё? Утром на работе как раз дают заказы, можно будет взять коробку "Птичьего молока" и бутылку финского клюквенного ликера. Цветы куплю по дороге. Кажется, она говорила про фрезии, что это её любимые зимние цветы, а никто никогда не додумался подарить их ей , хотя бы на день рождения, всегда одни гвоздики...
Юрочка, чего это ты размечтался? Может, она и думать про тебя забыла и вряд ли узнает...
Ушёл рано утром, так и не увидев жену, оставил записку. С водителем Николаем доехали от гаража до Колиного дома. Велев ему не светиться по городу, Юрий пересел за руль и дальше поехал один.
* * *
Вот попадалово с этими лекциями! - раздражённо думала Лена, идя по коридору к комитету комсомола. Приехал кто-то по обмену опытом, её вызвали, а тут годовой отчёт, совсем не до комсомольских дел, да ещё и по лекторской деятельности, пропади оно пропадом совсем . После семинара пришлось отчитать две лекции по цехам, будто очень оно кому-то надо в обеденный перерыв, как в том анекдоте:
-Вопросы есть?
-Есть! Товарищ лектор, у вас там, на трибуне, стакан освободился?..
У неё были и свои причины покончить уже с ненужным лекторством, чтобы ничего опять и опять не напоминало ей о потере, которая сделала почти невыносимой её одиночество здесь, вдали от друзей, от родных.
Тогда, в декабре, она, казалось, встретила свою половинку. До сих пор этот образ казался ей сугубо литературным, к тому же банальным и надуманным, а вот, оказывается, это действительно бывает с людьми, и, наверное, не так и редко, раз уж это произошло с ней так, между прочим, совершенно случайно.
Но у половинки была уже своя половинка, законная. Лена полностью примирилась с этим, да и с кем воевать, если, встретившись случайно, они расстались без какого бы то ни было намека на возможность встречи. Он был женат, и на том конец. Нечего травить себе душу, на нём свет клином не сошёлся.
Соседка по комнате, башкирка Соня восемнадцати лет, не жаловалась на недостаток женихов из числа матросиков с кораблей, стоявших на ремонте на заводе, и всё норовила пристроить в компанию и Елену, чем раздражала ту до неимоверности. Когда морячки не приходили, у Сони собирались её подруги для обсуждения последних событий на любовном фронте под рюмочку крымского портвейна. Все рассказы начинались у них со слов: "Как получилось..." Дальше шло длиннейшее и подробнейшее описание : а он.., а я...
Избегая их шумной компании, Лена старалась вечера проводить вне дома, впрочем, трудно было считать домом комнату, обставленную Соней с любовью и тщанием, но при некотором, как бы это помягче, недостатке вкуса.
Лену подселили к ней, и резко менять убранство комнаты было неудобно. Отойдя от первоначального шока, Лена стерпелась с малиновой дорожкой на яично-жёлтом полу при зеленых креслах, оранжевых покрывалах ( одно из них было прибито у кровати вместо коврика) и синих в клеточку шторах, пластмассовыми цветами в пластмассовых же вазочках и той же породы пышногрудыми лебедями, попарно расположившимися на шкафу и обеих книжных полках.
Не выдержала она только один раз, когда, придя с работы, застала комнату свежепокрашенной в розово-оранжевый цвет, которым повсеместно принято было красить общественные туалеты, да и то снаружи. Перебеливать пришлось долго. Только на шестой раз удалось побороть добротный пигмент, и всё ещё по углам таились розоватые блики, но это уже с натяжкой можно было принять за отсветы заката. Лебеди тоже полетели в дальние страны. Соня очень обиделась, пыталась объяснить, как получилось, в конце концов, Лена даже извинилась. Но птиц из теплых краёв на дне шкафа не вернула.
Обижать людей Лена не любила, других мест в общежитии пока не было, к тому же, похоже, дело у Сони с одним из морячков шло к свадьбе, и появилась надежда вскоре остаться жить в комнате одной.
Так продолжалось от выходных до выходных, когда Соня уезжала в гости к родне, а Елена оставалась полноправной хозяйкой в тесной комнатке. А в будние дни она, часто без ужина ( полезно для фигуры), шла после работы либо в кино, либо в гости, а чаще в читальный зал библиотеки, где можно было почитать любимую "Литературку", свежие журналы "Юность", "Смена", "Нева", да мало ли.
Читать Лена любила с детства, дома у них была большая библиотека, собранная родителями-геологами в поездках по глухим уголкам, да ещё куча книг на чердаке у бабушки, из которых когда-то выросли младшие мамины братья, и залежи которых с восторгом перетащила опять вниз Леночка. Здесь были Джек Лондон, Майн Рид и Фенимор Купер, братья Стругацкие, Рэй Брэдбери, альманахи фантастики и приключений.
Елене повезло с учителями. В школе у неё была замечательная учительница литературы, любившая и знающая свой предмет, привившая своим ученикам любовь к слову. Классной руководительницей у них тоже была удивительная женщина, фанат своего дела, "старая большевичка", как она себя называла, принципиально, однако, не вступая в партию. Её муж, он тоже работал в школе, был альпинист, "снежный барс", это звание в Союзе носили всего несколько человек. Вдвоём они таскали в горы весь выводок своих двух классов с десятилетнего возраста, справедливо полагая, что такие походы надежнее, чем еженедельный воспитательный час, научат ребят и ответственности, и взаимовыручке, и вообще, "там поймешь, кто такой".
Так она и выросла со своими закадычными, с первого класса, подружками немного книжной, с благородными идеалами и принципами, увы, далёкими от реальности. В институт они поступали со школьными же подругами вместе, там подружились с такими же чокнутыми, бегали по музеям, пели под гитару, гуляли по питерским улицам и паркам, стояли ночи напролёт за билетами на театральную премьеру. Более разбитные сокурсницы постарше иронично именовали их "кастрюльками", впрочем, скорее снисходительно, чем неприязненно.
И всё бы ничего, но Лена одна из своих подруг не приложила усилий остаться в Питере. На распределении ей предложили на выбор Винницу или Феодосию. В жизни каждого человека бывают вот такие развилки, когда, говоря одно слово, ты выбираешь судьбу. Нередко о том, что это была развилка, ты догадываешься, только с годами оглядываясь назад, а в сам момент решения своей судьбы даже не задумываешься над выбором. Что тут выбирать! Из Питера что один, что другой украинские города казались одинаково глухой провинцией. Но была необъяснимая симпатия среди всех братских республик именно к Украине. Какая разница? Подумаешь, в областном центре Виннице квартира в течение года! Зато в древней Феодосии море!..
И вот теперь, оставшись одна в этом маленьком заводском посёлке на самом берегу моря, она тосковала от одиночества, хотя вроде бы быстро сходилась с людьми. Но среди многочисленных приятелей, с которыми так легко смеялось и болталось, помолчать было не с кем. И вдруг она встретила человека своей группы крови.
После той декабрьской поездки эмоции так переполняли её, что она даже написала про это случайное знакомство маме и подругам. Мама вздохнула в ответном письме: "Какая ты у меня ещё глупенькая...", Лена устыдилась , твёрдо и бесповоротно решив поумнеть: пора - таки, скоро уже двадцать два.
На Новый год она познакомилась с парнем, неплохим, в общем-то, но сходив пару раз с ним в кино, погуляв по набережной, вытерпев однажды слюнявый поцелуй, прекратила эти встречи - было скучно.
А вообще скучать сейчас было некогда, после Нового года навалилась куча работы, к годовому отчёту надо было подготовить миллион таблиц, вся плановая служба корпела целыми днями над кипами бумаг. Лена не отказывалась поработать и вечером, тем более, им всегда компенсировали переработки, отпуская пораньше в другие дни.
Сегодня её начальник битых полчаса ругался с комитетскими, да потом ещё принялся распекать и Елену, но, когда она радостно спросила:
-Так что, сказать им, что я не могу?- все же нехотя отпустил - на полчаса, не больше.
* * *
Зайдя в ярко освещённую солнцем приёмную из темноватого коридора, Лена прижмурилась, но тут же глаза её широко распахнулись: прямо навстречу ей из кабинета выходил Юрий Павлович.
-Здрасьте, - только и смогла она произнести, в горле мгновенно пересохло. Как он здесь оказался? Сейчас уйдёт, пока она будет тут занята, и они даже словом с ним не перемолвятся...
- Здравствуйте,- официально поздоровался он с ней, - Вы Елена Александровна? Мне нужна ваша помощь. Где мы можем побеседовать?- обратился он уже к стоящему рядом Роману, секретарю заводского комитета комсомола.
- Вот здесь сегодня у нас никого нет, - ответил тот, распахивая соседнюю дверь, - располагайтесь , пожалуйста. Я вас оставлю минут на десять, а после уже буду в вашем распоряжении, лады?
- Конечно. Спасибо.
Они зашли в кабинет, но он не пустил её дальше порога. Ещё там, в приёмной , по радостному изумлению в её глазах, он понял, что она так же скучала по нему и очень взволнована встречей. Он целовал родное лицо торопливо, жадно, не давая ей вымолвить ни слова из тех правильных, что, как он знал, были у неё в запасе.
Прислонившись спиной к двери и обезопасив себя таким образом от внезапного вторжения, он крепко прижимал её к себе, продолжая целовать.
- Я чуть не умер без тебя. Прости...
- Что ты тут делаешь?
- Приехал к тебе. Не прогоняй!..
- Как ты меня нашёл?
- Очень просто, ты одна такая в мире, - улыбнулся он, и добавил : ну ладно, не в мире, на полуострове, а то загордишься ещё... что тут того Крыма-то?
Постепенно приходя в сознание, Лена обнаружила, что, во-первых, они уже на "ты"; во-вторых, причёска её безнадёжно растрёпана и шпильки валяются на полу; в-третьих, прошло уже явно больше десяти минут, и вот-вот их застигнет Роман. То есть застигнет их роман, - запутывалась она, вместе с сознанием явно не обретя ещё ясности мысли.
В- четвертых, кольцо было на своём месте. Что будем делать с принципами? А ничего и не будем делать, положим их аккуратненько так на дальнюю полочку, они нам, похоже, сегодня не понадобятся...
На ощупь заколов волосы ( зеркала тут не было видно, а от соблазнительного предложения Юрия смотреть в отражение в его глазах Лена благоразумно отказалась), девушка присела к столу, приглашающим жестом указав ему место напротив, заставила всё же раскрыть карты.
Подошедший вскоре Роман застал их мирно беседующими, при этом ялтинский коллега внимательно слушал и что-то записывал в блокнот, а их Леночка, видимо, была в ударе, вон как разрумянилась. Крепкий кадр.
Заверив начальство, что его помощь не нужна, Юрий Павлович спровадил Романа, но тут поднялась и Лена, заявив, что её сейчас убьёт начальник, пол-отдела ждут от неё данных для отчёта.
Юрий пообещал встречать её после работы у проходной, для вида покрутился ещё с полчаса в комитете комсомола, потом попросился в заводской музей и тихонько слинял.
С отчётом было трудно, Елене никак не удавалось не только сосредоточиться на цифрах, но и просто услышать обращённые к ней вопросы. Что? Угу... сейчас... да-да...что?
* * *
Еле дождавшись конца дня, Лена, всячески игнорируя намеки на сверхурочную задержку, вымелась за проходную, ища в заводской толпе глазами знакомую долговязую фигуру.
Его нигде не было. Она ждала минут пятнадцать, отбиваясь от расспросов знакомых, чувствуя себя набитой дурой и не зная, что теперь ей делать.