Пробьется солнце сквозь туман, подбросит золота в карманы...
Храни меня, мой талисман, хоть я не верю в талисманы.
Рвану, как прежде, по прямой, лучом из полдня в вечер поздний...
Ах, год две тысячи восьмой! Прошу, не строй мне високозни.

Не дай мне бог сойти на нет, утратить ощущенье цели,
когда вползает беспросвет в сквознячные дверные щели,
когда большая цифра 0 итогом кажется угрюмо,
когда затягивает боль в воронку черного самума.

Дай бог, не вверясь февралю, остаться в теплокровной касте.
Дай бог всем тем, кого люблю - одни лишь козырные масти,
не слышать траурную медь, себе и всем давать поблажки...
Ну а врагу - вовсю сопеть в рукав смирительной рубашки.

К чему ворочать в ране нож, ломиться в занятые ниши?! -
былого больше не вернёшь, черновиков не перепишешь.
Пять нА пять вечно двадцать пять. На пике. И на дне колодца.
Порой легко предугадать, чем наше слово отзовется.

Я - так уж вышло - не змея, и сбросить кожу не судьба мне...
Осталось лишь смягчить края, собрать разбросанные камни;
и пусть печаль горит огнём и тает наподобье снега.
Храни меня, мой метроном, не останавливая бега.