Аннотация: Часть третья, в которой Лучано подкарауливает Эмануэлу у выхода из церкви Мадонны дель Орто.
Прихожане церкви Мадонны дель Орто вряд ли обращали внимание на высокого, сутулого человека в черном плаще, отороченном мехом черно-бурой лисицы. Глубокий капюшон скрывал в тени лицо под черной бархатной маской и рыжие как пламень кудри того, кто пару дней назад назвал себя именем Лучано.
Неотличимый от вечерних сумерек, он держался подальше от храма Господня. Исподволь наблюдал за теми, кто в карнавальные празднества не забывал о благе для души. Праздник праздником, а дела духовные своим чередом. В храмах веселящиеся венецианцы делались все как один кротки и серьезны. Забывали о веселье и бесчинствах, открывали лица, вновь становясь примерными и послушными чадами божьими. Отдавали грехи, получали толику небесной благодати и с легким сердцем отправлялись грешить дальше. И за порогом храма уже ничто, кроме собственного благоразумия, не могло уберечь их от соблазна. Соблазны же бывали разные от прелюбодеяния до убийства.
Спроси его кто-нибудь о том, как сатана соблазняет многочисленных грешников, он бы с недоумением пожал плечами. Большинство из приписываемых ему деяний можно было бы смело вернуть людям, ибо делали они их по собственному разумению и велению своего сердца.
На бледном лице врага рода человеческого время от времени мелькала ухмылка. Подволакивая кривую левую ногу, он медленно переступал с одной плитки небольшой церковной площади, на другую. Как ворон с подбитой лапой. Ковылял, изредка оборачиваясь, ждал знакомые шаги, но девица по имени Эмануэла, так неосмотрительно поцеловавшая его в уста, все не шла.
Там, в храме, было тепло от дыхания людского и светло от свечей, как в радушном доме. Здесь, от влажного, пронизывающего ветра ломило кости. Ломило бы, если бы пустое как скорлупа иллюзорное тело князя тьмы имело таковые. Он был похож на пасынка, выброшенного из дома, теперь украдкой подглядывающего за сидящими у теплого очага. Если бы кто-нибудь решился заглянуть в скрытые в тени капюшона ясные, изменчивые глаза, то отшатнулся бы от горечи и тихо тлеющей зависти. Впрочем, таков был его собственный выбор, и о том дьявол никогда не забывал.
Паства потихоньку расходилась. Старшее поколение степенно раскланивалось друг с другом напоследок, молодые люди уходили веселее, и уж куда их ноги несли - то ангелы и черти знают. Услышав знакомые шаги, человек в черном замер, медленно обернулся и одними губами произнес:
- Дева Эмануэла взгляни на меня... - шепот этот подхватил ветер, вплел в морозный колкий февральский воздух и бросил под ноги девице, выходившей из церкви Мадонны делль Орто. После свечного тепла церкви зимний ветер показался Эмануэле очень резким. Девушка зябко передернула плечами, плотнее запахивая теплый плащ, но ветер-наглец пробрался и под него, и даже преданно облобызал ноги. Девушка, спрятав руки в перчатки и накинув капюшон, поспешила уйти с продуваемого церковного двора. Леле уходила не одна - с подругами. Отвлекшись от разговора, она засмотрелась куда-то в сторону, и взглядом выхватила долговязую, сутулую фигуру, которая показалась ей знакомой. Озадаченная, она начала присматриваться, а когда человек переступил с ноги на ногу, явив всему миру очевидную хромоту, Эмануэла замедлила шаг, остановилась.
Чудно было и помыслить, чтобы это был ее давешний знакомый - грек Лучано.
"Надо увидеть глаза, хоть мельком", - подумалось девушке. - "Тогда пойму."
Сама возможность того, что ее догадка может быть верной, разбудила в Леле волнение. А вдруг и правда?.. Вдруг не случайно?..
Отстав от подружек, она двинулась к выходу с площади наискосок, чтобы как бы невзначай оказаться рядом с человеком и убедиться в его личности. Шагая и кутаясь в плащ, она, не отводя глаз, всматривалась в фигуру, и чем ближе она подходила, тем больше росла ее уверенность, и тем сильнее билось сердечко. Думала ли она о Лучано в прошедшие дни? Конечно же, думала, хотя и полагала мысли пустыми. Но разве можно так просто посадить их на цепь?
"Как заговорить?"
Остановившись перед Лучано на должном расстоянии, Леле поклонилась ему, приветствуя:
- Мессер,- голос едва выдавал внутренний трепет, но еще больше его выдавали глаза девушки.
Сегодня Эмануэла выглядела куда скромнее прежнего. Поверх бархатного платья цвета индиго был накинут теплый, с мехом, плащ глубокого бирюзового цвета. И от этого светло-каштановые косы девушки словно были налиты медью. Холодный ветер, пощипывая щеки, красил их нежным румянцем.
- Что Вы делаете здесь? Кого ждете?- спросила Эмануэла, с радостью всматриваясь в изменчивые и красивые глаза грека.
Лицо его на этот раз было скрыто черной полумаской.
Взгляд, прежде наполненный темной, как воды омута, тоской, посветлел. Называвший себя Лучано откинул капюшон и низко поклонился. Несмотря на несуразную худобу и кривую ногу, поклон этот выглядел естественно и изящно. Взвился от ветра край плаща, обрамлявшие лицо кудри, как змеи скручивались тугими кольцами. Таким позавидовала бы любая девица. Дьявол улыбнулся. В улыбке этой, на первый взгляд мягкой и нежной, была терпкость виноградных косточек. Светлые глаза смотрели прямо, дерзко и Лучано не спешил опускать взгляд, чтобы скрыть овладевшее им ликование. И если раньше Эмануэле могло показаться, что она обозналась, то теперь не могло быть никакого сомнения в том, что перед ней действительно тот, кого девица в тайне хотела увидеть еще разок.
- Добрый вечер, донна. Я ждал Вас, - глубокий, как безбрежное море, голос его звучал убаюкиваще мягко и был нежен как летний прибой. Оттененные черным бархатом полумаски глаза Лучано сейчас казались прозрачными и яркими, даже несмотря на то, что вокруг быстро сгущалась вечерняя темнота.
- Будет ли мне дозволено проводить Вас? - спросив, дьявол наконец отвел взгляд.
Несмотря на то, что Лучано потупился, Эмануэле сделалось томно. Она невольно помедлила, вздохнув, а затем молчаливым кивком обозначила свое согласие. Горячий взор мужчины смутил ее, но и обрадовал. Значит, Лучано к ней неравнодушен.
Леле быстро оглянулась на подруг: те, стоя в стороне, внимательно наблюдали за нею, перешептываясь и посмеиваясь. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться о чем шла речь. Вернее, о ком. Эмануэла знала, что теперь не отделаться будет от расспросов. И что наверняка станут фыркать над тем, что за Леле ухаживает хромой, и что бледен... Словом, греку в самое ближайшее время должны были перемыть все кости, и разве что не со щелоком. Лучано едва обернулся, исподволь взглянув на подруг девицы. Юные хохотушки. Из таких вырастают сварливые жены, городские сплетницы, развеселые кумушки и заботливые матушки, рассказывающие детям небылицы на грядущий сон.
Пусть забудут, что видели и думают, будто шли с Эмануэлой от самой церкви до дому, а после распрощались, да каждая отправилась восвояси.
Лучано словно бы поправил плащ, отвел правую руку в сторону. Как тонкая вуаль, надежно скрывающая лицо, но позволяющая видеть происходящее вокруг, тьма скрыла дьявола и деву от посторонних любопытных глаз.
- Идемте, мессер,- выдохнула Эмануэла теплый парок и улыбнулась, кутаясь в плащ.
На Лучано были драгоценные меха - из тех, которые привозят из далекой Руси. По представлению Леле Русь была исключительно холодной страной, раз даже лисицы там имели такую богатую и теплую шубку.
- Откройте секрет, как Вы нашли меня?- спросила девица, когда они покинули наконец-то церковную площадь. Этот вопрос действительно занимал ее. Конечно же, встреча могла быть случайной, а Лучано лишь смекалисто сориентировался. Но он мог следовать за Леле и специально...
Довольный своей почти что невинной проделкой, сатана с Эмануэлой поковылял прочь от церкви. И показалось, как будто бы даже ветер утих от медово сладких слов Лучано:
- В этом нет ничего необычного, донна, если неплохо знать город. Мы распрощались с Вами, надо полагать, недалеко от Вашего дома. Вы выглядите примерной христианкой, а потому, я надеялся, часто посещаете храм. Положившись на удачу, и предположив, в каком доме божьем вероятнее всего могу встретить Вас, я пришел сюда. А коли не нашел бы Вас здесь, то отыскал бы другой. И так до тех пор, пока бы не отыскал. Сегодня Фортуна на моей стороне, и мне не пришлось искать дольше, чем один день, - грек ласково и кротко улыбнулся.
- Простите мне эту дерзость, я всего лишь хотел вернуть Вам долг, - и с этими словами он ловко перехватил ладонь Эмануэлы, чтобы в следующий момент склонившись, запечатлеть на тыльной стороне прохладный и целомудренный поцелуй.
Эмануэла почувствовала, что безудержно краснеет, но вместе с тем в груди сладко защемило. Молодые люди и раньше ухаживали за ней, и целовали руки, и уста, и ланиты. Читали стихи, делали всяческие знаки внимания. Но ни один из них не был столь интересен, как Лучано. Юноши, положившие глаз на расцветающую соседку, не могли сравниться с греком, чьи по-лисьи рыжие кудри вились над настоящим лисьим мехом.
Сколько стран он видел собственными глазами? Сколько чудес являлось пред ним? Сколько из них он разгадал? Эх, Джузеппе, простая душа... Проворонил.
Услышав о долгах, дочь лавочника рассмеялась:
- Вы мне вернули набежавший процент!
И тут же прикусила язычок, опередивший здравый смысл. А вдруг Лучано подумает что-нибудь дурное, услышав столь дерзкий ответ?.. Обычно Эмануэла за словом в карман не лезла, но это в маске легко целовать первого встречного, а ныне девица идет из церкви - и вдруг такие вольности.
- Я никогда не остаюсь в долгу. Поверьте на слово. И процент, разумеется... - с нотой задумчивости проговорил Лучано, и улыбка его приобрела немного лукавый оттенок.
Двусмыслицу эту Эмануэла могла истолковать по-своему, тогда как сатана имел в виду свое. В нем внезапно обнаружилось желание обожания и восхищения именно от этой юной особы, сейчас чинно шедшей рядом. Мысли же ее были у него словно на ладони. Такие чистые, яркие и вместе с тем незатейливые, как солнечные зайчики.
Дьявол прищурил глаза:
- Холодный выдался вечер. За океаном есть страна, в которой день тогда, когда у нас ночь, и когда здесь зима, там цветут цветы, - Лучано поправил воротник. - Правда, жарко там только днем, а ночью все тот же холод. Страна эта богата самоцветами и, как я слышал, алмазы там можно собирать горстями прямо с земли...
Он чуть замедлил шаг, чтобы внимательно взглянуть на девушку, и как бы невзначай спросил:
- Какие самоцветы, донна, по сердцу Вам?
- Наверное, в той Вашей стране алмазы не дороже песка или щебня,- заметила Эмануэла, прежде чем задуматься над вопросом Лучано.
Ее семья не была богатой, скорее уж - зажиточной, поэтому у девушки не было особенно роскошных украшений. Были жемчужные нити, было ожерелье из сицилийского электрона - черного и восково-белого,- очень дорогое, перстень с маленьким рубином и перстень с раух-топазом. Особенно Леле нравился коралловый подвесок, вырезанный умелым мастером в форме розы. Искуссно подобранный, коралл терял свой цвет к краям лепестков, и от этого создавалось впечатление, что они светятся.
- Я не знаю что Вам ответить, мессер,- произнесла Леле наконец. - Любые самоцветы красивы, если имеют достойное обрамление. Их красит замысел мастера, из земли же они выходят как и прочие камни, - безыскусно заключила девушка. Глаза ее, однако, осветились неподдельным интересом, она снова высоко подняла голову, посмотрев на Лучано. - Расскажите еще о заморской стране. Как она называется? Что за люди там живут, что за звери?
Эмануэле всегда нравились истории о неизведанных и далеких землях, а Лучано, судя по всему, знал немало. Отчего она сама не рождена мужчиной? Им все позволено и все доступно.
- Значит, можно сказать, что Вас привлекает не камень, но его красота, точнее... форма? - переспросил Лучано. Ему понравился ответ Эмануэлы. Большинство гнались не за красотой, а за стоимостью. Драгоценности были хорошим вложением средств. Для других являлись способом утоления жажды тщеславия. Приятнее заниматься самолюбованием в роскоши. Кому как не ему было об этом знать.
- Я говорю об Индии, конечно же. О легендарной стране, к которой до сих пор не найден путь по морю. "И чем дольше его не найдут, тем будет лучше". "Грек" отчего-то печально вздохнул и отвел взгляд.
- Там живут очень доверчивые люди. У них бронзовая кожа и большие, внимательные глаза. В большинстве своем они добродушны как дети. Их цари передвигаются в повозках на слонах. На спине слона слуги знатного господина устраивают богато украшенный шатер, в котором тот скрывается от зноя. Там очень яркие цветы и птицы, как будто Господь переборщил с красками, когда создавал их, и много обезьян - животных хитрых и проворных, которые иногда грабят людей почище самых злых разбойников. Там верят в иных богов, статуи которых украшают гирляндами цветов и умащают благовониями, а умерших сжигают, после чего пепел бросают в великую реку. О том я слышал от купцов из Малинди.
- Я видела обезьян,- заулыбалась Эмануэла, утвердительно кивнув на вопрос о камнях. - Не так давно, во время карнавальных забав. Они были такие смешные! Хозяин одел их как людей: в вязанную из шерсти одежду. Одна обезьянка была одета как мужчина, другая - в женский наряд. И на лапах у них были бубенчики. Их действительно можно до такой степени выдрессировать, мессер? А Вы сами в каких странах побывали? - вопросам, казалось не будет конца.
Девушка обладала довольно живым умом и неутолимой любознательностью. Всякого своего нового знакомого она засыпала вопросами, а уж расспросить хорошенько Лучано сам Бог велел. К тому же, пока грек отвечал, Леле могла слушать его завораживающий своей красотой голос.
Спросите дьявола, где довелось ему бывать, и он улыбнется вам. С этой загадочной улыбкой промолчит о том, что когда-то обозревал всю землю от края и до края, еще в те дни, когда она не была населена людьми...
Они шли бок о бок, колченогий и рыжий грек с улыбкой обольстителя и кроткая девица, глаза которой порой вспыхивали скрытым еще темпераментом. Мрак быстро поглощал Венецию: не опускаясь с небесных высей, но поднимаясь из каналов, из тьмы под фундаментами, как огромный хтонический осьминог раскидывая щупальца по проулкам. Осьминога отгоняли всем миром, зажигая огни на улицах и в домах.
- Я был в Александрии и Константинополе, в Палестине и Аравии. Во Франции и Германии, Англии, во Фландрии и на землях датчан. Так вышло, что с юности Господь уготовал мне участь путешественника, - слова эти, сказанные негромко и кротко, между тем, для знающего наверняка, кто таков именующийся Лучано, прозвучали бы как страшная издевка. Но откуда было знать о том девице с нежным именем Леле?
- Из холода в жару, от солнца к снегу, от лета к зиме, через туман и дождь. И так, из города в город, куда ведут меня мои торговые дела. Впрочем, я люблю путешествовать, - тут же пояснил он, чтобы у собеседницы не возникало лишних вопросов о том, уже ли хромому "греку" некуда вернуться, и какая такая горькая доля носит его по необъятной земле.
- А какой Вы находите Венецию? - Эмануэла устремила взгляд вниз, на камни мостовой.
Для кого-то из приезжих город был бесконечно экзотичен, кто-то рассматривал Венецию как место, где можно было изрядно обогатиться. Для кого-то город, где правил свое торжество Карнавал, был местом вседозволенности.
К какой же категории относился грек из торгового сословия, не снимающий маску? Да и грек ли он? И правда ли торговец? Карнавал, впрочем, никак не делал отличий между людьми. Загадочный Лучано мог быть кем угодно, но Леле отныне могла быть только сама собой, явившись перед мужчиной без маски.
Пара медленно, но верно приближалась к дому Эмануэлы, и она засомневалась, уместно ли будет появление в обществе Лучано. Впрочем, пожалуй, ничего предосудительного: учтивый господин провожает девушку домой, оберегая ее от возможных опасностей. Братец, однако, вряд ли будет доволен... У него свои понятия и планы: кому можно провожать его сестру, а кому нельзя.
Иной раз от его заботы Леле становилось душно.
Лучано, кем бы они ни был, оказался для девушки глотком свежей воды. И не важно было, что он может исчезнуть так же внезапно, как и появился.
- Она похожа на кокетливую женщину, возможно, на... куртизанку, - враг рода человеческого говорил так, будто рисовал портрет. Легким прикосновением кисти - шепотом. - Донна Венеция прекрасна на рассвете, в полдень, вечером и особенно... ночью, - Лучано остановился, вглядываясь в глаза Эмануэлы, ожидая, что девица его поймет. - Она прекрасна в праведности, и во грехе, в труде и праздности, в богатстве и нищете, в болезни и в здравии... - грек опустил голову, задумавшись о чем-то. Пряди густых волос, медь с золотом, упали на лицо. Дьявол ненадолго замолчал. - Перед ее лицом пройдут многие, и многих она сможет вспомнить, пока однажды не уйдет в пучину. Уйдет легко, как уходит в море лодка, просто оттолкнувшись от пристани... Но это будет нескоро, не раньше, чем звезды сверзятся на землю, - и он впервые солгал.
Солгал для того, чтобы не рассказывать о горестях и бедствиях. Чуть приподняв голову, смахнув волосы со лба, дьявол взглянул в февральское небо. Скоро вновь погонит его нелегкая отсюда в другой город, шаг за шагом. Скоро истечет время прогулки, и дева Эмануэла отправится домой.
- Я не хочу Вас отпускать, - шепотом признался Лучано, переводя взгляд ясных, и теперь золотых как янтарь, глаз на юную спутницу. - Но долг и приличия велят нам вскоре расстаться, - бережно рука в перчатке коснулась ладони девицы, и словно бы от случайно неловкости хромой черт неуклюже, по-птичьи сгорбившись, переступил с одной ноги на другую.
- У Вас еще есть возможность увидеть меня, - промолвила Эмануэла, нарочно отстраняясь от Лучано и не поднимая глаз. - Если только дела не призовут Вас отбыть завтра из Венеции...
Ей было очень приятно слышать последнее признание, из уст мужчины прозвучавшее так сладко. Оказалось, что чувства их были созвучны: Леле не хотелось уходить. Не смотря на то, что погода была не слишком подходящей для прогулки, а девушка постилась с самого утра, и от того продрогла еще больше, она не так уж жаждала вернуться домой, к матери и брату, к теплу очага. Хотя остаток вечера ей бы надлежало провести в благочестивых помыслах...
Но какие уж тут помыслы, когда на тебя смотрят и пылко, и нежно?
- А сейчас - да... Долг и приличия, - Леле сделала несколько шагов вперед, оглянулась на Лучано, послав ему мягкую улыбку. От нее на щечках девушки появились милые ямочки. - Но я очень рада, что у Вас получилось найти меня.
Так от охотника убегает быстроногая, гибкая лань, скрываясь в лесной чаще. Так размыкаются ладони, и хочется крикнуть "Постой, не уходи. Повремени еще мгновенье". Так ветер сдувает с ветвей осенние листья, развеивает со стола бумаги или разгоняет облака. Когда Эмануэла шагнула на узкую полосу света между домами, он учтиво поклонился, не проронив ни слова, и сделал шаг назад в темноту.
В молчании прошло это странное прощание. Словно бы Лучано не желал переступать какую-то одному ему ведомую грань. Стоял, смотрел во след, как в первый раз, не отрывая взора. "Пусть будет легким твой путь, дева Эмануэла" - стелясь по следам, по пятам, побежал за молодой венецианкой дьявольский шепот, нежный и ласковый - услада слуха, отрада ночей, февральское чародейство.
Странной, саднящей тоской отозвалось в груди. Пробежали по бархату длинные пальцы, будто бы он пытался найти сердце. Глупое человеческое сердце - источник нежности и страстей. Слабая улыбка промелькнула на губах князя тьмы, после чего, обернувшисьв последний раз, чтобы вглядеться в тьму переулка, пошел он своей дорогой, подволакивая кривую ногу, худой и сутулый, как птица ворон - вестник смерти. Донна Венеция раскрыла перед ним свои объятья громкими песнями таверн, улыбками гулящих девок, поножовщиной кабацких пьяниц. Утром рассказывали, будто гудело этой ночью море, как большой колокол, песнь надрывную и печальную... о любви?