Аннотация: Авторство мира: Малабар и Верона, 2009 г. Авторство персонажа и текста: Габриэль Вега, 2009 г.
"За непослушными чадами Божьими нужен глаз да глаз, как за своими, так и за чужими, а то, глядишь, натворят что-либо... непристойное" - подумал Великий Инквизитор Лоренцо Сиена, мельком взглянув на свое отражение в зеркальном стекле аэромобиля, словно бы удостоверяясь в собственной безупречности. Бессонная ночь, проведенная в молениях, сказалась излишней бледностью, на лице проскользнула тень недовольства. Всем было известно, что Господин Великий Инквизитор отличается особым рвением в молитве и способен не только сам три часа и более простоять, преклонив колени перед алтарем, но и заставить любого другого проделать то же самое, под тщательным надзором и поливом ледяной водой или прижиганием огнем, ежели молящийся вздумает задремать или упасть.
К началу публичной казни он опоздал намеренно, таким образом желая преподнести неприятный сюрприз всем присутствующим.
Заметив, как опустил руки и застыл истязавший жертву палач, дав испытуемому невольную передышку, Лоренцо небрежно махнул рукой:
- Продолжай, голубчик, не отвлекайся, - сказал обманчиво мягко.
Право слово, обычная формальность, ничего более. На мгновение остановившись, перед тем как пройти к назначенному его саном месту, Сиена окинул взглядом толпу, бросил быстрый взгляд на секретаря, задержал его ровно на секунду, чтобы дать понять, что следит за исполнением обязанностей. Привычный жест, означающий команду "К ноге" будет потом, сейчас же он позволил себе немного поиграть в тактичную снисходительность. Почти отеческая улыбка появилась на лице, всегда на половину скрытом полумаской.
Бесшумными тенями отлично вышколенная охрана проследовала позади Великого Инквизитора к "ложе". Один из людей нес в руках, будто священную реликвию небольшую, красную бархатную подушечку, поскольку в последнее время Великого инквизитора мучила боль в спине. Другой был готов в любой момент раскрыть зонтик, дабы солнце не резало глаза Лоренцо. Когда волнение, вызванное его появлением, улеглось, Сиена поудобнее устроился в жестком кресле, подпер ладонью подбородок, и стал с интересом наблюдать за происходящим.
Картина пытки волновала его постольку поскольку, интереснее всего было следить за толпой. Как мелкую рыбу поедает более крупная, а ту - поболее, хищная, так Великий Инквизитор Сиена поедал все взгляды и эмоции присутствующих, внимательно следя за изменением лиц, движений, жестов, улавливая мельчайшие подробности. Не должно быть ничего непристойного, каждому гражданину надлежит помнить не только о бичевании провинившихся, но и милосердии, ибо оно, проявленное вовремя, открывает путь к благодати Божьей. Но проявлять милосердие никто не стремился, все настолько были увлечены процессом, что про себя Сиена невольно усмехнулся: "Какая, однако, прыть".
Кое-кто слишком ретиво молился, то ли прося отпущения своих грехов, то ли и правда заботясь о душе истязаемого. Некая женщина подталкивала еще несовершеннолетнего дитятю поближе к окровавленному помосту, дабы учился и запоминал. "Волчица, прости меня Господи" - подумал Сиена, осенил себя крестным знамением и достал из кармана френча платок, брезгливо поднося его к носу, ибо воняло нестерпимо. "Свиньи. Надо издать распоряжение об усиленной обработке лобного места. Жара, роями плодятся мухи. Бездельники совсем распустились, куда только деваются деньги!" - в общем, мысли Господина Великого Инквизитора в этот момент были самыми что ни на есть обычными, вполне приличествующими государственному мужу его ранга.
Медленно скользящий поверх толпы взгляд. Он слишком хорошо знал этот блеск в глазах, чувствовал экстатическое возбуждение наэлектризованных жаждой крови зрителей. Видя, как Эйб подбирается ближе к одному из заключенных и как господин Дефо подстрекает какого-то рядового служащего к участию в пытке, Лоренцо невольно улыбнулся. Здесь, похоже, никто не обошелся без ублажения своего, персонального греха. Все же человеческие страсти весьма любопытны. Действу, по его мнению, не хватало кульминации.
В момент всеобщей экзальтации Лоренцо тряхнул ладонью, убрал платок от лица и неожиданно отдал приказ прекратить экзекуцию. Взгляд мужчины несколько мгновений выражал крайнюю сосредоточенность, а после словно бы посветлел. Следующим жестом, уверенным и в то же время плавным, он подозвал секретаря. Толпа удивленно заклокотала, ожидая, что последует дальше.
- Пиши, - сказал Лоренцо подошедшему Косленду. В одном этом слове прозвучало все: и снисходительность к грешкам, и поощрение усердия.
Мужчина поднялся из кресла, демонстрируя отличную военную выправку. Охранник с зонтиком отступил на шаг назад. Над амфитеатром тюремного сада воцарилась гробовая тишина. Полуденное солнце ударило в спину, и на мгновение показалось, что фигура Инквизитора озарилась мягким, золотистым светом. Лоренцо словно бы преобразился, как будто на него снизошла вся благодать Небес сразу.
- Я, Великий Инквизитор города Аммона, властью дарованной мне Господом и Праматерью, милую этих несчастных и отпускаю грехи их, дабы вы, присутствующие здесь, возлюбленные дети Господа, глядя на страдания их, задумались о милосердии, ибо все мы слеплены из одной и той же глины, поэтому надо быть столь же милосердными, сколь справедливыми, - приятный, глубокий голос Великого Инквизитора звучал уверенно.
- Сегодня, - продолжал Лоренцо после некоторой, необходимой для всеобщего осознания, паузы, - после того как справедливость совершила свой нерушимый приговор, милосердие должно вернуть человека в братство людей. Давайте же теперь, как полагается людям истинно верующим в Господа нашего, вместе помолимся о спасении заблудших душ, - подняв голову, он взглянул на небо.
- Будем от всего сердца просить смягчить муки ада, и да будет им дарована величайшая милость узреть свет истины в конце пути. Подобно тому, как Господь и Великая Праматерь даруют нам всепрощающую Любовь свою, так и мы освободимся ныне от скорби и даруем Любовь тем из наших граждан, кто нечаянно оступился. Запомните же: "Милосердие - это добродетель сердца", и никогда более не забывайте о том, - ладонь с привычной, выверенной точностью, вывела благословляющий жест.
- Будьте милосердны к оступившимся, с любовью в сердце сообщайте об их грехе, чтобы пастырь добрый и внимательный мог принести облегченье их больной душе, чтобы она не пропала в дьявольском заблуждении и ереси. Будьте милосердны, кротки и чисты как дети, пусть сии качества проявятся в вашей душе стремлением помочь ближнему. Помните, что равнодушие губительно. Да прибудет с вами Божья благодать.
Кто-то от переизбытка религиозных чувств прослезился, кто-то упал в обморок. Словно загипнотизированные речью, притихшие люди широко раскрытыми глазами глядели на стоящего в лучах солнечного света Великого Инквизитора. Если бы сейчас вместе со словами о любви Сиена приказал броситься на любого из присутствующих, одержимая "кротостью" толпа, движимая единым порывом, не задумываясь, растерзала бы несчастного во имя "Милосердия" и "Любви". Мужчина медленно, со всем показным благоговением сложил в молитвенном жесте руки и склонил голову, заставляя всех сделать ровно то же самое. Любой гражданин, за исключением охраны, отказавшийся последовать примеру господина Великого Инквизитора, рисковал оказаться в качестве исполнителя главной роли на помосте на следующем публичном наказании.
Близкие к смерти заключенные, изорванные в клочья, истекающие кровью, уже не выживут, и не стоит переживать за безопасность кого бы то ни было. Формальное помилование, фактическая казнь. Великая наука убеждать и дурачить, Лоренцо Сиена владел ей в совершенстве. Приговор приведен в исполнение. Имперские сановники, Праматерь и честные граждане могут наслаждаться жизнью без каких-либо опасений. Осужденные, которым осталось дышать не более получаса, ныне сослужат Великому Инквизитору добрую службу, демонстрируя все величие церкви. Кто-то, воодушевленный этой речью, опустился на колени, кто-то благоговейно склонил голову. Результат удовлетворил Лоренцо, именно таким он видел окончание сей нелепой и скучной сцены.
Пока все в едином порыве исступленно твердили молитву, Сиена шепнул несколько слов охраннику, тот, все так же прижимая бархатную подушечку к груди, сразу же отправился исполнять указание. Великий Инквизитор желал увидеть подле себя Верховного инквизитора Второго округа. Необходимо было обсудить некоторые "рабочие детали".
- Пусть уберут, - небрежный жест, указывающий на тела.
В сторону, сухим шепотом отданное специальное распоряжение:
- Площадь вычистить. Оставшихся в живых добить позже.
Это все, что Лоренцо Сиена мог сделать для жертв кровавого представления после того, как те сослужили хорошую службу в упрочении его репутации. Ладонь Великого Инквизитора едва коснулась руки секретаря, делая дальнейшую стенографию невозможной. Безмолвное приказание немедленно окончить.
Сиена порой задавался вопросом, к чему так неразумно расходовать человеческий ресурс. Как дотошный счетовод он учитывал многочисленные расходы на содержание по истине великого штата церковных чиновников, карателей, рядовых исполнителей. Мгновенная смерть или тяжелый, изнуряющий труд являлись по его мнению более рациональным и быстрым решением теологических разногласий. Великий Инквизитор понимал между тем, что эта безумная система создана лишь для того, чтобы удовлетворять вкусы беснующейся толпы, бессильной, больной, похожей на свору диких зверей, жаждущих пищи. Осознание того, что сам он являлся одним из этих зверей - не пугало его, как не пугает констатация неоспоримого факта человека, принявшего объективные реалии бытия. Он был в своем праве и на своем месте и делал все для того, чтобы это право и это место сохранились как можно дольше.
Между тем, Лоренцо в который раз задался риторическим вопросом о том, как выглядела бы Империя, если бы вера этих людей была искренней, любовь неподдельной, а благочестие не напускным? Горькая ирония.