Гаенко Татьяна, Румянцева Кира : другие произведения.

Черта Мира. Часть 1. Глава 2: Агония вольного Запада

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Во второй главе первой части "Черты Мира" набросаны очерки бытия Арийского Запада, где наиболее яростно бушевала война; здесь говорится и о социально-политической жизни страны, и о главных человеческих ценностях - значение которых познаётся в сравнении со смертью и любовью.

ЧЕРТА МИРА

Часть 1.

Черты Мира:

Вширь по карте, вглубь веков

  
  

Глава 2:

Агония вольного Запада

  
  

...Свобода, как дым над кострами, кружится -

Любой из концов выбирай!

И каждая пуля

Ложится, ложится

Ступенькой, ступенькою в рай.

И эти дороги, подобные чуду,

И выстрелов чёткую речь -

Живые забудут,

Лишь мёртвые будут

О днях этих память беречь...

  
  

1. Приблизительный набросок весьма крупными штрихами

  
  
   Для начала я хочу обрисовать панораму жизни на Арийском Западе чисто внешним образом, в ракурсе общественно-политического устройства - ну а уж потом попытаюсь углубиться в "мистическую", если так можно выразиться, подоплёку той обыденной практики, в которой оное устройство себя реализовало.
  
  
   Начнём с неарийской общественной жизни - о ней мне, к сожалению, известно не слишком много и не слишком подробно, посему я буду сравнительно краток. Собственно говоря, в предыдущей подглавке общую картину западно-неарийского быта и соотношений неарийцев с арийцами я уже набросал - осталось добавить ряд более или менее значимых частностей.
  
   В течение всей наблюдаемой нами истории основной общественной единицей у западных неарийцев оставалось (да и сейчас остаётся) племя. Племя может быть и достаточно большим, и очень маленьким - причём кочевые племена гораздо малочисленнее, чем оседлые. Кочевые неарийцы обычно целыми племенами и кочуют (хотя, конечно, могут и делиться, и частично оседать), оседлые живут в деревнях - иногда одна деревня соответствует одному племени, а иногда одно племя занимает несколько деревень.
  
   Некоторые кочевые племена перемещаются по сравнительно коротким траекториям, иные же - по исключительно длинным. Существуют необыкновенно интересные племена (их можно буквально пересчитать по пальцам), маршруты которых охватывают практически весь материк - в течение нескольких (а то и многих!) лет такое племя движется, проходя чуть ли не по самому Южному Побережью и по довольно-таки крайнему Северу, минуя многие земли, жители которых встречаются с этим племенем едва ли не раз в жизни. Такой маршрут напоминает космическое странствие кометы - и имеет свою древнейшую историю и свой особый смысл, трудно вообразимый для посторонних.
  
   Обычаи внутренней жизни неарийских племён в разное время и в разных краях бывали различны - но в общем и в целом можно сказать, что нравы были достаточно мягкими, руководство старейшин было не слишком авторитарным, да и уйти из племени, если какая-то коса нашла на какой-то камень, бывало несложно: всем в равной мере было понятно, что наша земля - это земля странников и пришельцев, что она охотно приемлет одиночек и благословляет новые пути - поэтому уйти из племени можно было не только куда-то к родственникам или к известным друзьям, но и просто так - куда глаза глядят.
  
   Неарийские женщины всегда были с мужчинами если не совсем уж на равных - по этому поводу в разных племенах бытовали разные подходы - то в достаточной мере на равных, в том числе по части охоты и военных действий, что могло весьма шокировать другие народы, особенно арийцев, особенно в случае реальных военных действий. Специфическую роль играет здесь вот какой момент. Пропорция между мужчинами и женщинами у неарийцев составляет в среднем 1:2 (одна женщина на двух мужчин), в некоторых племенах даже почти что 1:1, то есть примерно поровну - что по арийским понятиям означает необъяснимое, невероятное, несуразно большое количество женщин! - поскольку нормальное соотношение полов у арийцев 1:3, а то и 1:4 (одна женщина на трёх-четырёх мужчин), вдобавок в тех местах, где женщин совсем мало, девочки зачастую и вовсе перестают рождаться. "Женское засилье" у неарийцев могло восприниматься арийцами как указание на то, что эти женщины какие-то "ненастоящие" - и тем фактом, что сами они позволяли себе "мужские занятия", а их соплеменники обращались с ними "как с мужчинами", означенное подозрение лишь подкреплялось. Арийские женщины из любых военных действий между арийцами по умолчанию исключались - неарийки же таким образом оказывались "женского статуса" лишены, что порождало неисчислимое количество невесёлых историй с рефреном "мы думали - это солдаты, а оказалось - девчонки, лучше бы нам вовсе их не видеть - да ничего уже не поделаешь..."
  
   Кроме неарийцев, если можно так выразиться, "родо-племенных", всегда бывали неарийцы одиночные - по-всякому устраивавшие свою жизнь в рамках иных этнических сообществ - а также неарийцы "городские-окультуренные", которые, как уже говорилось, могли селиться в арийских городах отдельными кварталами, проводя при этом жизнь практически такую же, как их соседи-арийцы. Эти городские неарийцы порой понимали соседей-арийцев лучше, чем своих единокровных, живущих от городов вдали - что могло бы, наверное, послужить к росту общего взаимопонимания между народами; но увы! - как только становилось горячо, добрососедские отношения обеими сторонами сразу же забывались, начинали превалировать кровные узы. Конечно, в реальной жизни бывало по-разному, но в общем и в целом - именно так, а не иначе, и эта ситуация постепенно ухудшалась.
  
   Если говорить о специфике боевой организации, то неарийцы обычно выступали отрядами - нормальный неарийский отряд примерно соответствует воинской организации мужчин в племени (деревне) или же союзе племён (деревень). Женщины, как и дети, в боевые отряды не вступали, но могли сражаться самостоятельно. Неарийский отряд обычно патрулировал места обитания своего племени (союза племён), но мог по договорённости с другими племенами совершать какие-то вылазки или совместные боевые действия. То, что называется "партизанский отряд", было вариантом обыкновенного неарийского отряда, но имело свою специфику - чтобы не вдаваться чересчур глубоко в нюансы, надо сказать лишь, что соотношение между составом отряда и патрулируемой им территорией было несколько другим, чем в простом случае. В остальном это были такие же нормальные неарийцы с нормальными неарийскими обычаями и нравами. Совершенно иное явление представляли из себя так называемые "летучие отряды" - бедствие, которое то ли возникло в последние времена, в эпоху тотальной войны, то ли просто получило небывалое прежде того распространение. Неарийский "летучий отряд" не имел никакой территориальной привязки - по той простой причине, что это были воины тех племён и деревень, от которых ничего не осталось. Все родные и близкие этих людей оказывались убиты - и бойцы "летучих отрядов" становились страшными мстителями, которых ничто не сдерживало в их разрушительных устремлениях. Они проносились по чужим краям кровавым вихрем, оставляя за собой дотла сожжённые арийские поселения - и местным неарийцам оставалось только готовиться к самому худшему, ибо со стороны арийцев за такими выходками следовали ответные акции тотального уничтожения, даже если до того в районе всё было более-менее спокойно. Никакого взаимопонимания между арийскими и неарийскими мирными жителями - ну то есть "мирными" по своему образу жизни и намерениям, "мирных" в смысле "не вооружённых" практически совсем не было - на последнем этапе добиться не удавалось.
  
  
   Теперь, стало быть, про наше собственное, арийское социально-политическое устройство.
  
  
   Если отсчитывать начало арийской государственности от времён Завоевания, то можно смело утверждать, что арийское общественное устройство изначально и заведомо представляло из себя военную, армейскую структуру. Чтобы быть точнее, следует подчеркнуть, что речь в данном случае идёт о социально-политическом устройстве северян, а вовсе не южан - однако, поскольку на определённом историческом этапе Север насильственным образом подчинил себе Юг, то многие общественно-административные формы Севера вошли в обиход также и на Юге, несмотря на то, что жизнь Юга и жизнь Севера отличаются друг от друга весьма радикально.
  
   Возьмём для сравнения хотя бы населённые пункты. На Юге арийцы живут по преимуществу в городах (разумеется, отдельно от городов бывают и хутора, и фермы с виллами, и прочие поселения, но город - это основная административная единица арийского Юга) - на Севере же такой единицей является форт (хотя отдельные фермы и хутора тоже бывают). Принципиальная разница между южным городом и северным фортом состоит прежде всего в том, что город - это поселение без стены, а форт - поселение, защищённое стеной. Далее следуют многочисленные различия в общественно-политическом статусе, которые в зависимости от времени и места могут варьировать - общая же суть такова, что Центр щедрой рукою взимает дань с южных городов, чтобы более или менее щедрой рукою снабжать северные форты. Подразумевается, что форты защищают Юг от постоянно растущей неарийской угрозы - и посему жиреющие в роскоши изнеженные южане должны без возражений раскошеливаться в пользу изнемогающих на страже цивилизации храбрых северян. В действительности всё гораздо сложнее, однако вникать во все тонкости государственной политики и экономики мы сейчас не будем - обрисуем лишь в общем и в целом.
  
   По сравнению с тем, что творилось на Севере, обыденная жизнь арийского Юга могла и в самом деле считаться мирной. Разумеется, локальные военные действия имели место быть и там - спонтанно случались сепаратистские мятежи, откуда ни возьмись появлялись террористы, стремглав проносились летучие отряды, сами собой заводились разбойничьи банды и т.д. и т.п. - однако собственно "неарийская опасность" была для Юга наименьшей из прочих угроз, в то время как на Севере она действительно являлась главной. Поэтому, если по неарийской части в том или ином южном краю было спокойно, а другие (менее "обязательные") беды обходили его стороной - жизнь конкретного города и его округи могла и впрямь долго оставаться мирной.
  
   Несмотря на военное устройство власти в целом, значительное число южан не только фактически были мирными людьми, но и формально считались штатскими - скажем, земледельцы арийского Юга могли быть вольными фермерами, зависимыми поселянами или же вовсе бесправными батраками на плантациях, оставаясь при этом вполне законным образом невоеннообязанными. В городах также наличествовали всевозможные ремесленники, работники промышленных производств, торговцы и пр., не имеющие к армейским делам никакого отношения. На Севере же таковых всегда было немного, а в последние времена - почти совсем не было. Все "легальные" жители форта, независимо от их реального образа жизни, считались если не офицерами, то солдатами - и в любую минуту могли быть в означенном качестве задействованы.
  
   Форты, как уже было сказано, находились на дотации государства - туда более или менее регулярно поставлялось питание, обмундирование, боеприпасы и даже зарплата - при этом большинство из них осуществляло ту или иную хозяйственную деятельность, плоды которой отправлялись в Центр в качестве дани. Где-то добывались полезные ископаемые, где-то пушнина, где-то лес, где-то располагались промышленные предприятия; по факту финансовые отношения с Центром бывали сложные - что-то отдавалось, что-то оставлялось себе и могло служить предметом обмена и торговли. В зависимости от общей картины форт мог быть ужасно беден, а мог быть и весьма богат. Что касается социального расслоения, то в некоторых фортах неравенство было едва ли не столь же радикальным, как на Юге - в других же уровень жизни начальства почти не отличался от уровня жизни младших офицеров и рядовых. Обитатели фортов могли жить в собственных домах и в казармах, могли иметь садики-огородики у себя под окнами - а могли разбивать грядки за стеной форта, на неохраняемой территории. Несмотря ни на что, на Севере тоже бывали и тихие уголки, и минуты передышки, поэтому такого рода хозяйствование было ничуть не менее осмысленным, чем мелкое земледелие лесных деревенских неарийцев.
  
   Структура власти и в южных городах, и в северных фортах была одинакова. Всё управление осуществлялось офицерским штабом во главе с начальником штаба - притом начальник штаба мог назначаться Центром, а мог быть избран местными офицерами, и в таком случае Центр должен был это избрание подтвердить (в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств мог и не подтвердить, хотя обыкновенно избрание подтверждалось). Формально в состав штаба входили все имеющиеся в наличии офицеры, независимо от звания и социального статуса - однако фактически положение дел могло быть очень различным. Бывало так, что в заседаниях штаба и его решениях действительно принимали участие практически все офицеры населённого пункта, старшие и младшие, штабные и боевые - а бывало и так, что узкий круг старших офицеров крепко держал власть в своих руках, задвинув всех остальных куда подальше.
  
   Как уже было сказано, практически все обитатели фортов числились если не офицерами, то солдатами - в южных же городах можно было просуществовать и без привязки к армии, однако тогда нельзя было иметь никакого законного отношения к власти. По сей причине местные удельные воротилы - прежде всего, плантаторы или князья со своими личными дружинами - стремились к получению формального офицерского звания (как правило, достаточно высокого), чтобы числиться членами штаба и участвовать в управлении городом легитимно и непосредственно. Законно сопротивляться действиям таких "штабных офицеров" было очень сложно, даже когда они неприкрыто игнорировали интересы всех остальных. Если же в конфронтации с городским штабом оказывалось лицо, реальной властью в округе обладающее, но приобретением погон вовремя не озаботившееся - то штаб имел полную возможность объявить дружину такого лица разбойничьей бандой со всеми вытекающими отсюда последствиями, ну а уж далее, как говорится, кто кого переупрямит.
  
  
   Теперь поговорим о самой своеобразной, самой значимой, самой в своём роде характерной арийской властной структуре - о следовательском сословии и о системе комендатур, прежде всего - о сердцевине этой структуры, Школе Следователей.
  
  
   Школа Следователей была основана легендарным военачальником Амаем (тем самым, который именуется Героем Эпоса) около тысячи лет назад - как раз на том этапе, когда Амай военной силой скрепил Север с Югом, создав современное арийское государство. Для управления страной Амай построил на Севере два великих города, две столицы - Центр и Северный Город - и утвердил в Центре Школу Следователей как некую цитадель единого духовного руководства мужающей арийской нацией. В задачу Школы входило ковать для страны кадры, способные в любых условиях брать на себя ответственность и принимать самостоятельные решения, вплоть до самых радикальных - основываясь на тех представлениях о достоинстве и о благе, которые максимально соответствуют высотам арийского духа и которые в неповреждённой полноте преподаёт своим чадам Школа. Практически это означало следующее.
  
   Со всех концов страны в Центр съезжались воспламенённые духом юноши, из которых посредством суровых экзаменов выбирались наиболее подходящие для будущего общественного служения. В Школе Следователей они получали универсальное образование, куда входили основы гуманитарных и естественных наук, боевые искусства и познания в военной технике, необходимая психологическая и медицинская подготовка - и, конечно же, то самое, что составляет практическое мастерство следователя: навыки установленных приёмов физического воздействия при допросе (так называемые четыре степени обработки) в сочетании с комплексом весьма строгих понятий о том, что в подобной ситуации допустимо, а что - категорически нет (так называемый Кодекс Чести следователя).
  
   Как сформулировать то главное, чему учит Школа? Что лежит в основе того единства, в которое она посвящает своих учеников? Набор этих простых истин действительно соответствует глубинному ядру духовной жизни нашего народа. Жизнь сурова и быстротечна; человек может и должен в любой ситуации сохранять достоинство; мужчина обязан расплачиваться за ошибки своей головой и своей кровью; грех должен быть осознан и отвергнут, но раскаяние не освобождает от кары - оно имеет непреходящую ценность само по себе. Кара как таковая есть просто естественное следствие некогда совершённых ошибок, и посему не может быть отменена ни по чьему произволу - однако так же точно ничьим произволом не должно быть оспорено и помилование, если отмена кары произошла по факту, то есть - совершена свыше. Мера справедливости содержится не в словах закона, а исключительно в глубинах духа - поэтому каждый может и должен вершить правду так и только так, как ему подсказывает его сердце, принимая последствия своих поступков в соответствии с тем, что об этом сказано в предыдущих строках. Нет никаких посредников меж человеком и небесами - каждый может и должен осуществлять свою судьбу сам. Следователь отличается от любого другого человека только тем, что знает эти истины со всей отчётливостью - и ещё тем, что научен высокому и страшному искусству проводить человеческое естество через боль и разрушение, которые могут открыть проходящему сие испытание правду о нём самом.
  
   Закончив обучение, молодые следователи разъезжались по стране - кто к себе на родину, кто в совсем чужие края. Наиболее строгие и ревностные из выпускников становились ревизорами, эмиссарами Школы, и проводили жизнь в странствиях, большинство же устраивались работать на местах, в комендатурах городов и фортов - чтобы расследовать преступления и вершить суд, чтобы вразумлять уклоняющихся на пути беззакония, чтобы трезвым и беспристрастным взглядом оценивать деятельность местных штабов - в общем, говоря словом Писания, чтобы "вязать и решить".
  
   Как соотносилась власть комендатуры со властью штаба? Теоретически эти структуры совершенно независимы друг от друга, однако в обыденной жизни они неизбежно должны были контактировать и находить друг с другом какой-то минимальный общий язык. Штаб в принципе имел право судить и приговаривать кого потребуется и без привлечения к делу комендатуры - однако никакого расследования в таком случае не предполагалось, поэтому подобное могло происходить только в каких-то, с точки зрения штаба, кристально ясных ситуациях. Со своей стороны, комендатура тоже не обязана была спрашивать у штаба разрешения, чтобы расследовать, судить, выносить приговоры и приводить их в исполнение - хотя должна была ставить штаб в известность, чтобы не было излишних недоразумений. Комендатура подчинялась непосредственно Школе, штаб в самом принципе подчинялся правительству, то есть Штабу Центра - однако, поскольку Штаб Центра и Школа Следователей находились между собой примерно в тех же соотношениях, что любой местный штаб с местной же комендатурой, то разобраться чисто по схеме, "кто главнее", было абсолютно невозможно. Всё решалось исключительно "на живую нитку" - что в полной мере соответствует традиционным арийским понятиям о безусловном примате духа в отношении буквы.
  
   Количество следователей в комендатуре колебалось от одного (в таком случае он же являлся и начальником комендатуры) до нескольких, в обычном случае не более пяти-семи. Между собой следователи состояли в коллегиальных отношениях, не были друг у друга в подчинении - в пределах своей компетенции следователь подчиняется только Школе - однако практически их действия должны были быть согласованы, для чего и существовала должность начальника комендатуры. Начальник комендатуры осуществлял координацию между следователями, поддерживал связь комендатуры с местным штабом и с другими инстанциями, занимался организацией комендатурского быта и обеспечения, в том числе ведал зарплатой. Начальником комендатуры мог быть один из следователей (обычно так и бывало, если следователей хватало), и тогда он по своему положению оказывался так примерно "первым среди равных" - однако при необходимости эту должность мог занимать и какой-нибудь подходящий по деловым качествам офицер. В отношении следователей такой начальник комендатуры был просто завхозом.
  
   Подразумевалось, что описанная выше схема должна помешать местным штабным впадать в развращение и предаваться попранию интересов арийского народа и государства - ведь за ними неусыпно следит неподкупная комендатура. В реальности, однако, всё было куда сложнее. Безусловно, настоящие следователи чересчур высоко понимали своё служение, чтобы продаваться за деньги и прочие материальные блага - однако в человеческой душе существует множество зацепок, которые позволяют постепенно взять в оборот даже и сильного духом, иногда - сильного духом ещё и вернее. Так что всякие неприятные истории могли происходить и с настоящими, законными следователями - а ещё чаще бывало так, что штаб, любым доступным способом избавившись от законных следователей, тихой сапой набирал себе в услужение каких-нибудь незаконных. Число людей, умеющих работать (то есть способных применять искусство обработки), но не имеющих на это права, в нашем народе традиционно весьма велико, посему недостатка в таковых никогда не было. Это могли быть дисквалифье - изгнанные из сословия, но не казнённые смертью бывшие законные следователи; это могли быть так называемые "армейские следователи" - люди, которые следователями не были отродясь, но работать по оказии научились и, проштрафившись чем-то перед штабом, со всеми потрохами шли ему на службу; бывали и другие вхлам незаконные или даже в каком-то смысле полузаконные категории лиц, существование которых целиком зависело от штаба, поскольку обратиться к покровительству Школы они не могли - ведь с точки зрения Школы незаконная практика вполне однозначно влечёт за собой смертный приговор, так что для Школы все они уже были всё равно что покойники. Разумеется, эти люди не имели возможности и не пытались соблюдать Кодекс Чести следователя, даже если когда-либо слышали о нём - и вообще выполняли абсолютно всё, что штаб им прикажет.
  
   По необходимости отвлекшись в сторону незаконной практики, возвратимся вновь к вопросам практики законной, ибо тут есть ещё о чём поговорить. Немаловажный для понимания ситуации момент состоит в том, что такого наказания как тюремное заключение или принудительные работы не подразумевалось в арийской культуре приблизительно со времён отрыва от материнской великоимперской традиции. Тюрьмы были, но держали в них кого-либо только в чрезвычайных обстоятельствах - например, при локальных междоусобицах в тюрьме могли недолгое время содержать пленных, заложников и пр. Вообще, если вдруг каких-нибудь арестантов оказывалось чересчур много, то их могли разместить не в комендатуре, а в тюрьме, и в комендатуру только препровождать - что, конечно, довольно-таки неудобно, но речь совершенно о другом. Речь о том, что, поскольку наказания заключением или принудработами не предполагалось, а насчёт наказаний штрафами у нас всегда тоже было не ахти (откуда деньги-то лишние возьмутся?) - то, стало быть, выносимый в результате расследования осудительный приговор реально мог быть только смертным. В противном случае этот приговор неминуемо должен был быть оправдательным - ведь ничего другого, кроме как казнить смертью или отпустить с миром, данная схема не подразумевала. Ну а раз такие дела - значит, при благоприятных обстоятельствах виноватого можно было спокойно отпускать с миром, если он предварительно, то есть по ходу следствия, получал хорошую трёпку: ведь таким образом оправдательный приговор можно было вынести по полной справедливости - с учётом того, что подследственный щедро расплатился за свою вину собственной шкурой и выходит на свободу, как говорится, с чистой совестью. Закономерный вывод из вышеизложенного проистекал такой, что следователю есть прямой резон обрабатывать каждого подследственного по максимуму, не жалея ни своих, ни его моральных и физических сил - чтоб или уж тому с чистой совестью помирать, или уж с чистой совестью его отпустить. Другой сколь позитивный, столь и практический вывод из ситуации состоял в том, что если подследственному удавалось бежать, то поймать его снова (за редчайшими исключениями) никто не стремился: подразумевалось, что, раз небесный суд благоприятствовал человеку богоспасаемые комендатурские стены покинуть - то, стало быть, здесь он получил уже достаточно и может двигаться по стезям мироздания дальше.
  
   Ещё один немаловажный для понимания ситуации момент состоит в том, что следователь зачастую оказывался единственным реально доступным врачом в округе, тем более что медицинская помощь населению входила в обязанности следователя прямо и непосредственно. Особенно актуально это было для Севера - на Юге не так уж сложно было обратиться за лечением в ближайший ветхозаветный храм или найти волхвитского врача, хотя, конечно, тут были свои конфессиональные сложности: обратиться за лечением в храм значило просить помощи у исконных врагов христианства, а пойти в табор к волхвам - не только осквернить себя участием в магии, но ещё и подвергнуться риску втягивания во всевозможный разврат и что ещё похлеще (шарлатаны - они ведь шарлатаны и есть!) Так что и для подавляющего большинства северян, и для благочестивых христиан-южан комендатура являлась главным общедоступным медицинским заведением, что в полной мере соответствовало представлению о следовательском служении как о врачевании людских недугов - душевных и телесных.
  
   Всё это в своём роде замечательное патриархальное устройство более-менее сносно функционировало в старые времена, когда, если можно так выразиться, нормой жизни считалась жизнь - и приобрело полностью вывернутый, сугубо инфернальный смысл во времена тотальной войны, когда в качестве нормы жизни стала рассматриваться смерть. Система комендатур перешла в рабочий режим капища недремлющего молоха, слепых лопастей неостановимой мясорубки. Фактически повсеместно распространилось такое положение вещей, при котором "выпавшие" из своей социальной ниши люди по умолчанию становились маргиналами, которых рано или поздно засасывало воронками комендатур, откуда они уже не выходили; более того, в качестве всё более и более само собой разумеющегося воспринималось, что кто вообще в комендатуру попал - тот покинет её только вратами погребения. Это касалось уже не только маргиналов, но буквально каждого первого, невзирая на лица, и бытовала эта тотально-фатальная точка зрения по обе стороны комендатурских стен - и внутри, и снаружи.
  
   Вскоре после окончания войны, на довольно-таки раннем этапе распространения разведдеятельности, мне довелось некоторое время поработать на разгребании кое-каких комендатурских завалов. Своеобразие ситуации состояло в том, что всех понятных и легко вычисляемых покойников уже вычислили и оживили - так что на рабочих списках приглашённых в помощь комендатуре разведчиков оставались только совершенно непонятные, невразумительные, откуда ни на есть взявшиеся и никем не запрошенные доселе лица. Работа по этим спискам произвела на меня сильнейшее впечатление, потому что подавляющее большинство этих "никому не нужных" новооживлённых оказались людьми, которые могли бы составить цвет и гордость любой нации - изобретатели и поэты, реформаторы и странствующие рыцари, учёные и подвижники, всевозможные чудаки не от мира сего... Мир сей - сиречь наше общество - элиминировал их, отторг и отверг - и тем подписал самому себе смертный приговор, который без малого и привёл в исполнение своею же рукой - об этом, впрочем, я уже достаточно сказал во вступлении. Попросту говоря, в последнее военное время с комендатурскими делами была полная беда - да ведь и со всеми прочими делами была беда, и эта общая беда вздымалась клубами погребального дыма в зенит и расстилалась до самого горизонта.
  
  
   Что остаётся ещё здесь упомянуть, чтобы сей краткий абрис не страдал особо зияющими лакунами? Скажу, пожалуй, ещё буквально одно слово про Центр и два-три слова о студенчестве - а уж насчёт религиозных дел буду вносить разъяснения постепенно, по мере сложения контуров моего повествования. В конце концов, я ведь не совсем энциклопедию пишу, да и в любой энциклопедии не все на свете сведения свалены в кучу в одном тексте - напротив, каждый малый отрывок рассказывает о своём.
  
  
   Итак, про Центр. Одно слово, которое я хочу добавить ко всему вышеизложенному, состоит в том, что в Центре традиционно не существует единоличной власти - в отличие от абсолютно всех остальных арийских штабов, Штаб Центра начальника штаба не имеет. Титул "Начальник Штаба Центра" может самовластно принять на себя тот, кто желает заявить о своих претензиях на диктаторские полномочия - такое случается крайне редко, в особо тяжёлых, угрожающих серьёзной опасностью для Центра ситуациях. Военная власть подобного диктатора может быть временно признана Штабом Центра, принята в качестве экстренной меры защиты столицы - однако как только реальная угроза для жизни Центра минует, самопризванного военачальника ожидает строгий суд со взвешиванием всех заслуг и всех ошибок, и дело в любом случае завершается как минимум изгнанием из Центра - чтобы стремление к власти над Центром ни при каких обстоятельствах не осталось безнаказанным.
  
  
   Теперь о студенчестве. Арийское студенчество являет собою весьма специфическое сословие учащих и учащихся, отличительная черта коего в том, что это - сословие штатских, только штатских и сугубо штатских. Мировоззрение студенчества традиционно составляло противовес государственной военной идеологии - и посему чем более абсурдной и самоубийственной становилась эта самая военная доктрина, тем больше самоубийственных абсурдизмов можно было встретить и в радикальных учениях разнообразных студенческих партий, несмотря на общую здравость единой идеологической основы. На последнем этапе все студенты были согласны только в одном - в требовании как можно скорее прекратить войну и заняться совместным с неарийцами мирным строительством; всё прочее могло разниться весьма сильно.
  
   Одни студенты были пацифистами, которые не поднимают оружия ни при каких обстоятельствах, другие - завзятыми террористами, гордо ведущими подсчёт вражеских голов; одни были пламенными атеистами, неумолчными ораторами-оратаями на антирелигиозной ниве - другие чтили Библию и мыслили себя христианами, а некоторые даже верными; одни стремились со всеми ладить и приносить общественную пользу, учили грамоте солдатских и фермерских детишек и лечили скот - а другие были убеждены, что пока на свете существуют военные, толку от простой созидательной деятельности всё равно не будет, так что не стоит и пытаться - куда важнее свергнуть армию с престола власти, а лучше даже запретить вовсе.
  
   Как правило, студенты жили общинами, коммунами - вместе вели хозяйство, вместе учились или учили других людей. Штатских учебных заведений (тем более - высших учебных заведений) в нашей стране практически не было, поэтому всё студенческое обучение организовывалось неофициально, в последние времена - почти всегда подпольно. В среде студенчества бывали известные учителя (и преподаватели наук, и учителя мудрости), бывали популярные политические лидеры - эти люди могли быть руководителями конкретных общин, а могли быть своего рода "духовными странниками". Нравы в студенческих коммунах могли быть очень различны - иногда это зависело от убеждений конкретных лидеров, иногда - от нравов места, где жила коммуна, иногда от других причин. Можно сказать, что студенческие общины арийского Запада являются своего рода "оттиском" общин религиозных, и даже отметить, что они весьма напоминают христианские общины Востока - но углубляться в религиозные дела сейчас мы не станем. Следует подчеркнуть только одно - с Востоком арийское студенчество действительно связано давно и традиционно, тема Восточного государства отнюдь не является в этих кругах запретной, скорее даже наоборот. Многие студенты стремятся съездить на Восток, чтобы своими глазами увидеть благоденствующее общество победившей власти штатских и преисполниться новых сил для борьбы за счастливое будущее Запада (иные, впрочем, после таких паломнических путешествий оказываются весьма разочарованы). Ездят также и просто учиться в восточных высших школах - в таких случаях разочарования, конечно, бывает меньше, ибо это надёжный способ реально пополнить багаж практических и теоретических научных знаний.
  
   На этапе тотальной войны западное студенчество составляло довольно-таки значительный процент населения нашей страны, так что его влияние на происходящие в обществе процессы было достаточно существенным. Количество студентов в разных населённых пунктах бывало очень различным, степень легальности и нюансы отношений с местными властями - тоже. Ни для кого и нигде не было секретом, что где студенты - там вечно контакты и с неарийцами, и со всякими маргиналами, короче говоря - сплошной рассадник антигосударственной заразы; однако конкретные власти с конкретными студенческими общинами иной раз вполне могли ладить к обоюдной пользе, покуда не возникало какого-то экстраординарного нажима "извне".
  
  
   Ну вот, примерно так - я полагаю, что насчёт простой и понятной общественной жизни Запада пока что хватит. Теперь нам придётся поговорить о несколько более сложных материях - о том, что в обыденном смысле можно отнести к "мистике", на самом же деле это незнакомые или забытые реалии древней жизни, жизни наших нечеловеческих предков - по-своему не менее простой и понятной, чем современная жизнь окружающих нас людей.
  
  

2. Переплетенье мистики и быта

  
  
   Для начала я постараюсь по возможности лаконично ввести в своё повествование такие важные понятия как "ЭИС" и "суперсистема". Быть может, они покажутся читателю несколько сложнее, чем то, о чём я рассказывал до сих пор; быть может, они покажутся даже сложнее, чем замысловатые объяснения по поводу "белых" и "чёрных", размещённые мною в подглавке про Восток - однако я надеюсь отчасти на читательское терпение, отчасти на то, что и сам читатель может оказаться уже некоторым образом "в теме". Во всяком случае, мне представляется существенным расшифровать вышеупомянутые термины предварительно, а не рассчитывать на то, что их значение как-нибудь само собой прояснится по мере постепенного углубления в материал.
  
  
   Итак, поговорим немного об ЭИС. Рассказать о них именно сейчас представляется мне необходимым по той причине, что мы вплотную подошли к воспоминаниям о наших Старших, о наших древнейших нечеловеческих предках - подавляющее большинство которых так или иначе относится к типу ЭИС.
  
  
   Наименование "ЭИС", то есть "энергоинформационная структура", объединяет в одну категорию огромнейшее количество разумных существ, которые могут весьма и весьма различаться по своему телесному устройству - однако всем им присущи некоторые в высшей степени важные общие свойства, способности, склонности и пр.
  
   Известны очень разные варианты телесных форм существ, которые относятся к этой категории. Они могут иметь материальную структуру, подобную камню или кораллу - но могут также и подобную электромагнитному полю; могут иметь гигантские размеры - а могут микроскопические; могут иметь возможность самостоятельно перемещаться - а могут пребывать безнадёжно неподвижными; могут существовать семействами и коллективами - а могут быть заведомо одинокими, уникальными в своём роде, и т.д. и т.п. Это всё - различия, а теперь укажем на те свойства, которые всех ЭИС объединяют.
  
   По большому счёту можно сравнить такое существо с компьютером, обладающим множеством оконечников. Оно способно держать перед глазами огромное количество объектов и локусов одновременно, способно фиксировать и обрабатывать информацию, поступающую к нему одновременно по многим каналам; преимущественных точек приложения внимания у него тоже может быть довольно много - при этом восприятие большей части поступающей информации происходит, как правило, не "непосредственно", подобно восприятию через органы чувств, а "опосредованно", подобно восприятию через приборы слежения. "Приборы слежения" в данном случае - это, конечно, не кинокамеры и диктофоны, а скорее уж алтари и амулеты - материальные точки приложения ментальных каналов. Существа типа ЭИС (особенно те из них, которые обладают большими размерами, например, какие-нибудь горные кряжи или коралловые острова) зачастую не склонны к излишним перемещениям, поэтому интересующие их локусы они обозревают мысленным образом - через свои ментальные каналы, сопряжённые с конкретными предметами или живыми "посредниками", чьи глаза и уши поставляют информацию для последующей обработки оной "компьютерными программами" ЭИС.
  
   По самому своему устройству ЭИС в высшей степени приспособлены (а потому и склонны) ко всякого рода демиургической деятельности. Они легко и свободно создают - как виртуальным образом, так и вполне материальным, в зависимости от конкретных условий - всевозможные пространственно-временные локусы, конструкции, схемы и модели, открытые для взаимодействий со внешним миром и потому способные быстро "насыщаться" жизнью, "обрастать" полноценной плотью реальности. "Изготавливаемые" ими для конкретных нужд приборы и инструменты легко "оживают", "пробуждаются", становятся сознательными существами - детьми своих создателей. ЭИС охотно "рисуют портреты" - создают виртуальные изображения своих, например, знакомых, живых и умерших - и "нарисованные" ими образы обретают самостоятельность в весьма широких пределах, от установления "точки ментальной связи" с изображённым лицом вплоть до рождения нового существа, которое можно счесть общим потомком изображённого лица и самого "художника". Они просто и естественно образуют из самих себя "материнские лона", посредством которых изводят к жизни тех, кто возникает впервые, а также заново возрождают тех, кто некогда уже жил - разнообразных существ, детей своего или чужого замысла... - и т.д. и т.п. По всем этим причинам весьма многие ЭИС вполне актуально являются творцами и родителями - богами, хранителями, предками - по отношению к происходящим от них народам, гео- и биоценозам, планетам и мирам. Таковы, в частности, те ЭИС, которые принимали столь непосредственное участие в формировании процесса местной эволюции, что их потомками является подавляющее большинство живущих на Земле - это и есть те самые ЭИС, кого мы называем своими Старшими, нашими Отцами и небесными супругами Матери Алестры; сама же Мать Алестра стоит особняком. Будучи одной из крупнейших ЭИС нашей планеты по размерам, она никогда не стремилась быть грозной владычицей, самовластной богиней: Мать Алестра всегда была сподвижницей и соратницей Старших, любовно воплощала в жизнь их замыслы и хранила их заветы, когда они отбыли. Само имя "Алестра" на одном из наших языков означает "отражающая"; дольнее лоно, зеркало горних высот!.. - в сокровенных бездонных топях отражала она характерные черты и тайные мечты своих супругов, порождая великое множество форм жизни на Земле. Одно из вереницы имён её - Мать Болото: гигантское тело Алестры образуют пространства болот со всем, что их наполняет, вкупе с минерализованными тысячелетними отложениями под ними, а также многие из подземных и подводных каменистых хребтов. Одна из самых могучих ЭИС планеты, Алестра сохраняла способность снова и снова давать жизнь единожды порождённым ею и тогда, когда большинство ЭИС силу и навык оживления уже утратило. Реально так происходило не со всеми, многие из детей Алестры были "одноразовыми" - однако на протяжении всей истории ойкумены существовал этнос, носящий имя "Артигемоны", то есть "Владыки Искусств", и сии чада Алестры были воспроизводимы ею с максимальной для её возможностей надёжностью, что позволило им совершить немало великих деяний - как хороших, так и плохих.
  
   Я уже неоднократно упоминал о том, что на определённом историческом этапе наши Старшие приняли решение покинуть Землю, чтобы дать простор свободному развитию своих потомков - сколь многочисленных, столь и разнообразных. Можно констатировать, что эпоха постепенного отбытия наших Старших соответствует периоду формирования антропоморфной цивилизации нашей ойкумены. Трудно сказать, что тут было причиной, а что следствием, но факт есть факт: в то время как наши Старшие не спеша сворачивали манатки, оставляя своё хозяйство, прежде всего - масштабные и мощные суперсистемы, непосредственным своим потомкам-ЭИС, антропоморфное население Земли набирало всё большую силу, увеличиваясь в количестве, а главное - устанавливая между этносами и локусами совсем новые связи. Эти связи держались уже не за счёт постоянной поддержки со стороны Старших - а за счёт каких-то иных, безусловно менее надёжных, но в гораздо большей степени подконтрольных самому человечеству факторов.
  
   Нет никакого смысла перечислять сейчас великое множество вариантов ЭИС, которые остались жить на Земле вместе с людьми, когда наши общие предки избавили нас от своего благого и вместе с тем сковывающего присмотра. Я назову лишь две категории, так сказать - два основных эисских этноса, с которыми человечеству выпало взаимодействовать наиболее плотно и регулярно: это Обитатели Глубин, называемые в просторечии ОГ или глобы, а также локсы, реже называемые стелларии или огненные колёса (огненные спирали). Самое главное различие между этими родами ЭИС состоит в том, что глобы обладают протяжёнными и стабильными физическими телами, более всего напоминающими коралловые рифы - плоть же локс, если так можно выразиться, куда менее "вещественна": их жизнедеятельность выражается в разнообразных излучениях, колебаниях и пульсациях, которыми они воздействуют на более стабильные материальные структуры, с коими их существование оказывается связано. Современные глобы обитают в океане, поддерживая при этом общение с весьма удалёнными от океана частями суши - локсы же обитают практически повсюду, однако очень многие современные локсы довольствуются тихой жизнью царицы птичьего островка, хозяйки лесного озерца или души какого-нибудь хрустального ручья под изумрудным холмом, никакого значительного общения с внешним миром не поддерживая. Гигантские и могучие локсы древности, прародительницы и водительницы многих народов, покинули наши края в числе других Старших, оставив людям лишь воспоминания о всесожигающих грозах и всесокрушающих тайфунах ярого гнева против несправедливости, коим эти огнепламенные воительницы столь славились.
  
  
   Теперь буквально два слова о суперсистемах. Расположив перед мысленным взором существо типа ЭИС, нетрудно представить себе те способы и те формы, при помощи которых оно структурирует пространство, неустанно наращивая потенциал за счёт приспособления к своей изначально "компьютерной" структуре всё новых и новых частей, обладающих подходящими параметрами. Создаваемая таким образом суперсистема представляет собою мощное энергоинформационное единство, как бы продолжающее собою тело самой ЭИС, покуда она жива и пребывает в полноте активного присутствия. Если же эта ЭИС умирает, либо отбывает прочь с потерей связи со своей суперсистемой, либо каким-то иным образом теряет над ней контроль - то части означенной суперсистемы, а то и вся она целиком, могут быть присоединены к какой-нибудь другой суперсистеме, контроль над которой также принадлежит существам типа ЭИС - одному, нескольким, а то и многим одновременно. Иногда хозяйство прежней ЭИС может быть присвоено весьма отчасти (например, "меняют владельца" только носители, а информация остаётся недоступной), иногда - в очень значительной мере.
  
   Таким образом то, что мы называем суперсистемой, являет собою некое энергоинформационное единство, некий "супермозг" со множеством "нейронов" - сложнейшую структуру каналов связи, изначально основанную на мощностях более или менее значительных ЭИС. В эпоху цивилизации ЭИС вся планета была охвачена согласованными между собой взаимопроникающими суперсистемами, так что связь между разными частями ойкумены была практически мгновенной. Принадлежность той или иной суперсистемы тому или иному ответственному лицу не всегда бывала однозначной - "хозяйство" наиболее древнейших ЭИС, складывавших плоть Земли своими силовыми воздействиями из частей своих собственных физических тел, естественным образом передавалось их потомкам и потомкам их потомков, так что многие каналы связи, произрастающие из дальних глубин времён, в равной мере могли считаться "собственностью" всех тех, кто этими каналами пользовался, а таковых могло оказаться не так уж мало. Это не играло особой роли, пока жизнью ойкумены руководили наши Старшие, поскольку при них конфликты из-за работы с суперсистемами возникали крайне редко, да и вообще все сколько-нибудь решительные действия и взаимодействия согласовывались предварительно и полюбовно. Когда же наши Старшие покинули Землю, положение стало меняться и постепенно изменилось весьма радикально.
  
   Причина означенных изменений - не только в том, что разнообразные ЭИС-потомки судили о вещах иначе, чем наши с ними общие предки, и не считали для себя зазорным конфликтовать из-за общего хозяйства, не согласовывать свои действия друг с другом и т.п. Всё это, конечно, играет роль, особенно если иметь в виду появление и усиление в умах ойкумены корыстных умыслов, стремления к тайным махинациям и пр. - но главное всё же не это. Главное тут вот что. По мере того как цивилизация ЭИС заменялась на цивилизацию человеческих существ, по мере того как означенные существа распространялись по планете не только численно (количественно), но и, так сказать, качественно, то есть мировоззренчески-ментально - по мере нарастания этого процесса происходило прискорбное "выветривание" множества базовых понятий, и представления о неантропоморфных предках и близких родичах вытеснялись из области сознания в область мифологии, в лучшем случае - в культовую сферу, а чаще - в сферу сказок. Даже те, для кого привычным было вступать в бытовое общение с нечеловекоподобными, но понятными и "обозримыми" существами (разумными рыбами, птицами, бабочками и пр.), всё более и более затруднялись принять в качестве "собеседника" реку или долину, пустошь или дубраву, степную равнину или изрезанный горный хребет.
  
   Забывая о том, что разумные существа могут быть ещё и такими, люди утрачивали понятие и о их суперсистемах - о возможности пользоваться каналами связи, обеспечивающими удобную организацию жизни в ойкумене. Конечно, полного забвения не наступало, вдобавок у разных народов и разных отдельных лиц представления весьма разнились - люди то знали что-то, то забывали, то вспоминали, как установить отношения с "духами", то опять теряли понимание... В религиозных структурах всё это как-то упорядочивалось - в обыденной же жизни всё обстояло чрезвычайно сумбурно. Существенно, что всякие корыстно заинтересованные силы (как люди, так и ЭИС) при этом тоже не дремали - ведь хотя каналы связи старых суперсистем и были подчас полуразрушены, их всё равно можно было задействовать, и этим свободно пользовались любые существа, которые понимали в этом толк, в том числе существа с недобрыми намерениями.
  
  
   На практике - начиная с довольно древних времён и вплоть до самых последних - дело обстояло примерно так. По ойкумене, в том числе и по Арийской Территории, бродило несметное количество разнообразных вещичек - артефактов, связанных с той или иной суперсистемой, а то и с несколькими суперсистемами одновременно. Эти предметы могли быть и очень полезны, и очень опасны - а разобраться в этом можно было только "на глазок", и справиться с такой задачей могли лишь только те, кто "в теме" - прежде всего это были два вида священнослужителей: неарийские шаманы и так называемые "служители Властелина" - то есть верные ветхозаветной религии, облечённые особым священным саном. Нельзя сказать, что означенные клирики всегда и во всех случаях бывали абсолютно компетентны - однако и служители Властелина, и шаманы обычно как минимум могли определить "своё" это или "не своё" (то есть, относится ли определяемый артефакт к суперсистеме их служения), а иногда даже определить, "чьё" именно оно, если "не своё". Ну и степень опасности, степень враждебности существ, связанных с оным артефактом, иной раз тоже определить удавалось - правда, в этом были сильны скорее шаманы, чем служители Властелина, поскольку последние очень много к чему относились с заведомым предубеждением, которое мешает видеть картину во всей полноте.
  
   К разговору о религиозных структурах современности, в практической жизни которых переплетенье мистики и быта подчас проявляло себя буквально вопиющим образом, мы ещё вернёмся - а сейчас мне хочется хотя бы вкратце коснуться самых древнейших слоёв нашей истории, потому что следы этих исторических слоёв остаются актуальными и поныне, новые суперсистемы нарастают на старые конструкции, старые архетипы высвечивают в новых реалиях, и т.д. и т.п. Сейчас я буквально в нескольких словах расскажу о служении Атлантики.
  
  
   Наиболее лаконичным - и вместе с тем наиболее парадоксальным - будет следующее определение: служение Атлантики есть особый вид служения, в котором служение поминовения сливается и даже совпадает со служением гостеприимства. Недоумение, каким образом такое может происходить, расшифровывается уже несколько более многословно.
  
   Дело в том, что в давние времена - в ранние эпохи деятельности наших Старших и прежде того - смерти в нашем понимании не существовало, точнее говоря - не существовало в известном нам локусе мироздания. Разумеется, телесное существование не было бесконечным, оно прерывалось по самым разным причинам - но это ни для кого не составляло проблемы, так как временно умершие всегда возрождались. Независимо от того, вскоре это происходило или нет, они в любом случае возвращались к жизни - и притом, что весьма существенно, возвращались к жизни в здравом уме и твёрдой памяти. Они помнили свою предыдущую жизнь, узнавали друзей и близких, их самих тоже нетрудно было узнать, даже если происходила радикальная смена телесного обличья. Гигантские ЭИС той давней поры, которые возрождали умерших, никогда не испытывали в этом затруднений - никто не терялся и никуда не исчезал. Подобная смерть была очень важной и мощной "оздоровительной процедурой" - при смене тела происходило полное обновление, подобное обновлению после глубокого сна. Так обстояло дело в глубокой древности.
  
   На определённом этапе существования нашей части вселенной начались всё более и более серьёзные затруднения, и возрождать умерших стало всё сложнее - кто-то "терялся", "выпадал из списков", кто-то возрождался сильно травмированным и не мог себя вспомнить, кого-то возрождать и вовсе не получалось - в лучшем случае удавалось родить не того самого, кто умер, а как бы его "потомка". Разумеется, деятельные умы тогдашней ойкумены прилагали немало усилий, чтобы решить эту проблему - придумывали разнообразные ухищрения, испытывали новые пути и так далее. Очень многие великие деяния и события давних эпох связаны именно с этими поисками ключей к победе над смертью. Сейчас, насколько мы понимаем, общее положение дел в нашем локусе вселенной более-менее стабильно - в частном же случае всё зависит от ситуации в конкретном мире, вот как у нас тут, например. Я уже немного говорил об этом во вступлении.
  
   Однако вернёмся к служению Атлантики. Самым кратким образом можно сказать, что в глубокой древности наша планета была тем, что называется "земля-убежище" - местом возрождения после временной смерти для всяких сложных случаев, когда выпавшему из орбиты жизни нужно долго думать о произошедшем, проводить мысли и чувства в порядок и пр. Это был совершенно особый мир - новый мир для обновлённых существ, мир, в котором сливались кара и награда, сплавляясь в единое исцеление - освобождение от старых ошибок, поиск нетореных путей. Вот оно, служение поминовения - оно же служение гостеприимства, служение прощания - оно же служение встречи!.. В течение долгого времени сюда из разных точек вселенной прибывали многие - и в чём-то тяжко виноватые, и чем-то больно раненные - тем более что обычно одно без другого не ходит. С тех самых пор ноосфера нашей планеты хранит перетекающие друг в друга архетипические образы - земля-убежище, кромешная земля, острог... - говорящие сердцу о свободе, о свободе царственной и изначальной, которая прелагает в пищу для возрастания любую частную несвободу.
  
   "Кромешная земля" - это земля нехоженая, земля девственная, не носящая ещё ярма "порядка", не разграфлённая на параграфы - та, по которой можно идти в любом направлении, с которой можно складывать новые отношения - не озираясь на прошлое, глядя только на то, что есть здесь и сейчас. В "кромешные земли" во времена человеческой цивилизации ссылали иной раз тех, кто не мог и не хотел терпеть на себе уз государственных законов - чтобы эти люди составили там для себя законы новые, иные. Близко к этому стоит и образ "острога" - ведь изначальный смысл этого понятия для нашей ойкумены состоит в том, что острог, в отличие от тюрьмы, это такое поселение вдали от обжитых мест, в котором преступники живут самостоятельно и свободно, не имея лишь права возвращаться в населённую зону - в сферу того порядка, соблюдать который они не захотели. Это жизнь вдали от обустроенных городов, жизнь в общении с природой, которая может быть и суровой, и благосклонной - и какой из своих ликов явит она тебе, зависит от того, сумеешь ли ты найти с ней общий язык. Несколько иное дело - "земля-убежище". В отличие от "земли кромешной", "земля-убежище" во времена цивилизации людей могла располагаться и посреди обжитых мест - однако в ней всегда царили иные законы, чем в окружающих её городах и весях. "Земля-убежище" времён человеческой ойкумены была таким местом, обитатели которого постепенно обретают и хранят мир на сердце - и только когда этот мир проникнет до всей глубины естества, двери убежища открываются, чтобы внутренний мир помог покидающему убежище найти себя в мире внешнем. "Не подняв руки на брата, не затронув кровью нож - ты отыщешь путь обратно, если вдруг сюда придёшь..."
  
   Исторические обстоятельства жизни нашей ойкумены сложились так, что наша собственная земля, Арийская Территория - особенно северные её края - вобрала в себя максимум всего того, что связано с древнейшим и первоначальным служением Атлантики. Наша земля всегда была одновременно и кромешной землёй, и землёй-убежищем, местами даже и острогом - для неисчислимого количества переселенцев, припадающих к её стопам и утопающих в её объятиях - поодиночке и целыми народами - чающих исцеления телесных и душевных ран и непреложно обретающих его. Земля, без вопрошания приемлющая изгнанников, странников и беглецов, земля, не делающая различия между праведными и грешными, между живыми и умершими... - так было всегда, так пребывает и поныне, и наша собственная разведдеятельность ложится в это родное, животворящее русло так естественно, как будто не прерывалась никогда - впрочем, обо всём этом я уже неоднократно говорил.
  
  
   Есть все основания полагать, что Арийская Территория сделалась такой из-за того, что это - земля рождения неарийцев, земля шаманского служения - ведь именно шаманское служение приняло на себя полноту служения Атлантики в те далёкие времена, когда космические врата планеты затворились, так что служение поминовения и гостеприимства стало распространяться по преимуществу на обитателей нашего же собственного мира. Правду сказать, это уже и было тогда более чем актуально - ведь наши Старшие как раз отбывали, связи между разными частями ойкумены стремительно рушились, и многие, очень многие исконные уроженцы планеты оказывались в положении странников и пришельцев, оторванных от всего родного и преисполненных недоумения и боли. Шаманское служение много значило и для Востока, однако именно Арийская Территория стала тем заповедным лесным садом, в котором произросла и возвысилась до неба его дивная суперсистема, кроной раскинувшаяся надо всем миром - благая суперсистема Великой Семёрки, Девяти Братьев - весёлых и грозных Великих Духов.
  
   Среди неарийских легенд о возникновении людей - точнее, о приходе в наш мир самих неарийцев - есть миф о первом очаге и искрах, который рассказывают во множестве вариантов, суть коих едина. Когда Великая Семёрка создала мир, выстроила дом и впервые зажгла очаг, в него были положены многочисленные ингредиенты топлива, каждый со своим смыслом (разные породы деревьев и пр.) - чтобы огонь был какой надо. Потом угли прогорели, их хорошенько переворошили - и тогда искры вылетели в дымовое отверстие; они упали на новую землю - и каждая искра стала человеком. Вот для чего, завершается история, Великие Духи так старались! - и слушатели знают, что Великие Духи действительно старались, что это трудное дело - слушатели хорошо понимают это, так как существует соответствующий чин разжигания нового очага. Зола от такого "первого очага" - драгоценная святыня, которую можно подарить в стареющий, угасающий дом для обновления жизни в нём (при этом в обновляемый дом переходят жить младшие из того дома, который дарит свою золу); по искрам от "первого очага" совершают гадания - дети смотрят снаружи дома и рассказывают старшим о том, как и куда полетели искры, и рассказ каждого ребёнка подвергается особому толкованию.
  
   Такова ночь шаманского служения - полыхающая звонкими искрами ночь обновления Дома. За этой ночью приходит умытое росой, сверкающее весенней зеленью утро - утро новой жизни, выход неарийцев на новую землю в новых телах - первая встреча с той самой землёй, которая станет отныне возлюбленной землёй их рождения. Незамутнённая радость, ликование! - совершенно особое счастье, свидетельствующее о том, что возрождённые имели не забытый ещё опыт жизни в других телах - восторг исцеления от болезни, восторг перехода от бессилия к силе, от угасающих чувств - к полноте биения жизни в теле. ("Боже, как весело прыгать!" - сказала первая на свете лягушка, о чём поведал в книге один мудрец из другого мира - наверняка этот мудрец на своём опыте знал что говорил!..) Подобный восторг мы наблюдали у глобов, впервые выходящих на сушу в новых, человеческих телах; более того, это счастье мы пережили и сами - мы, пришедшие на зов Матери Алестры по благословению Отцов, прошедшие её сокровенными родовыми путями и обретшие новую плоть в том эдемском лесу, где братьями нашими стали папоротники и камни, мхи и елово-сосновые курганы муравейников, где россыпи клюквы вперемежку с россыпями гильз дышали багульником, солнцем и гарью. Умопомрачительно острое ощущение родины и новизны одновременно - новое рождение, исхождение плоть от плоти новой, незнакомой доселе земли, которая становится родной... Могу засвидетельствовать лично о себе - я сам, прекрасно помня о том, что у меня есть и другая жизнь в совсем другом мире, не сразу смог полностью поверить в то, чтС именно я испытываю; насмешливый и циничный разум шептал мне, что я здесь временный и посторонний - а все чувства кричали, что родной и что навсегда. Я ничего толком не знал, понимал что бы то ни было с пятого на десятое, не мог охватить как следует всех телесных возможностей (у меня, кстати, до сих пор имеются некоторые проблемы с нюхом) - но счастье, счастье, счастье, что наконец-то я дома!!! Быть может, впервые рождающиеся младенцы тоже испытывают подобное - но к тому времени, как они научаются мыслить и говорить, они уже не помнят этого восторга - точнее, не помнят, что полыхающий и звенящий восторг бытия охватывает все чувства, всю землю и все небеса.
  
   Шаманское служение включает в себя почитание Великой Семёрки, Девяти Великих Духов - Братьев, являющих собою разные ипостаси милости и творческой силы Создателя Всех. В ликах Великих Духов просвечивают и дорогие сердцу лица наших Старших - храня благодарную память, шаманское служение навек запечатлело образы тех, кто привёл неарийцев сюда. Как уже было сказано, суперсистема шаманского служения в течение многих веков охватывала всю Арийскую Территорию, да в общем-то и всю ойкумену - соединяя всех, кто имел к ней касательство, с нашими Старшими, а также с теми ЭИС, которые оставались здесь, пребывая в силах наших Старших - так что все вместе благодарили за общую жизнь и всех живущих, и всех творящих жизнь, вплоть до самого Создателя Всех. Помимо благодарения, могли производиться и другие совместные действия - шаманы легко призывали на помощь тех, кто действовал в силах и духе наших Старших, и они приходили, воспламеняя обыденную жизнь огненными стрелами своего грозного веселья. Никаких "широкомасштабных" акций при этом обычно не совершалось, принцип невмешательства в дела младшего поколения продолжал действовать - однако всевозможных "локальных" ситуаций возникало великое множество. Для кого-то такие случаи оказывались в рамках "быта", хотя и безусловно "священного быта" - а для кого-то являлись самой настоящей "мистикой", и в зависимости от привходящих обстоятельств расценивались или как "божественное чудо", или как "сатанинская магия". В числе "привходящих обстоятельств" огромную роль играла связь дающего сию оценку с религиозными структурами Избранного Народа - структурами и христиан, и верных. Пришла, стало быть, пора поговорить и об этих самых структурах.
  
  
   Начнём с верных. Верные в нашей стране окормлялись носящими духовный сан служителями Властелина, которые были объединены в Братство, называемое "Система". Единицей культовой и общественной жизни Системы был храм, которых на Арийском Западе (как, впрочем, и до того в Приморье) было огромное количество. По традиции храмы были подземными и нерукотворными - точнее говоря, устроить храм можно было только в пещерах естественного происхождения (а ещё точнее - только в пещерах, не выкопанных непосредственно перед устроением храма руками служителей или верных). Когда храм уже был основан, его можно было "благоустраивать" в весьма широких пределах. В храмах постоянно жили только собственно служители Властелина, то есть лица со "вторым посвящением" - лица же с "первым посвящением", то есть верные, в храмы приходили по личной надобности или на праздники. Храмы вели весьма разнообразную деятельность - помимо богослужения и воспитания народа служители занимались науками, искусствами и ремёслами, иной раз даже мелким производством и сельским хозяйством. Все храмы считались равными между собой, в чужом храме никто не имел права указывать, что правильно, а что нет - что было весьма существенно, ибо обычаи храмовой жизни временами очень радикально разнились. Для решения важных вопросов общего значения время от времени собирался Совет Системы, куда отправлялись руководители храмовых общин, так называемые "хозяева храмов", вместе с наиболее уважаемыми или наиболее ревностными служителями своих храмов.
  
   Это всё - общественная сторона дела, а теперь перейдём к "мистической", попросту говоря - суперсистемной стороне. Разумеется, Система являлась весьма мощной суперсистемой, материальную базу которой составляла причудливая сеть храмов (условие "нерукотворности" имело своё практическое значение), алтарей, священных предметов, пребывающих в храмах и в домах верных, и т.д. и т.п. Систему традиционно поддерживало некоторое количество значимых ЭИС, в том числе - кое-кто из весьма почтенных современных глобов, связавшихся с этой структурой едва ли не с начала её существования и считающих своим долгом хранить и во многих отношениях обеспечивать её, несмотря на все нестроения, внутренние конфликты, раздоры и прочие бытовые и культовые безобразия. Активное участие глобов в жизни Системы имело несколько следствий. С одной стороны, служители Властелина были чутко настроены в отношении своих собственных ментальных каналов связи и могли, как уже было сказано, более-менее точно определяться с принадлежностью гуляющих по стране артефактов. С другой же стороны - служители Властелина обладали своего рода повышенной бдительностью, и при соприкосновении с малознакомыми ЭИС, пытающимися вступить в общение, чуть что поднимали крик: "Кто ты вообще такой, я тут Господу Единому служу, а прочих голосов слушать не желаю, так что будь ты ангел или демон - убирайся прочь!" - и если какой-нибудь юный и наивный глоб от такой отповеди впадал в благоговейное смятение и надолго сдувался с экрана - то многоопытному менталу в эисском статусе всё это было хиханьки, и, отступив только для виду ("Ты раскусил меня, о премудрый сопричастник небесных таин, я постыжён - и покорно удаляюсь по слову твоему!"), он вскорости находил заход с какой-нибудь другой стороны, особенно если был серьёзно заинтересован в установлении контакта.
  
   Что касается христиан, то западные христиане-арийцы - в отличие от христиан Востока, принявших новозаветную религию в большой степени в волхвитской интерпретации - западные христиане, похоже, с очень ранних времён не имели сколько бы то ни было стабильной объединяющей структуры. Возможно, сыграло роль провоцирующее антагонизм соседство Системы - для христиан-арийцев, бывших верных, всё более важными представлялись различия между старой и новой религией, а не их сходство. Общинная жизнь христиан Запада была простой, культово-богослужебные моменты сводились к минимуму, упор делался на нравственные и социальные аспекты бытия. Христианское мировоззрение Севера в известной мере отличалось от того, которое бытовало на Юге - но это слишком обширная и слишком заковыристая тема, так что углубляться в неё сейчас мы не будем. Рассмотрим сейчас только те моменты, которые касаются взаимодействия ключевых для Арийской Территории суперсистем.
  
  
   Беглецы из Приморья - и верные, и христиане - воспринимали Арийскую Территорию одновременно и как "кромешную землю", землю изгнания, и как новую Обетованную Землю - землю, где будет процветать жизнь в чистоте и праведности, свободная от пороков и ошибок Ветхозаветной Державы. Пафос построения нового Града Господня порождал не только искреннее желание жить и действовать по справедливости, но и внутреннее напряжение, и реваншизм ("воздвигнем новое государство лучше прежнего - надёжней, могущественней, более славное!"), а также весьма своеобразные аберрации исторического восприятия. Не только христиане, но и верные постепенно стали воспринимать жизнь на Арийском Западе как прямое продолжение тех древнейших событий, о которых рассказывает Библия - как бы минуя этап существования реальной Ветхозаветной Державы. На определённом этапе о родстве с приморцами было практически забыто - в сознании осталась лишь только та самая мифологема "Приморье = ад, приморцы = избывающие наказание арийцы", о которой я уже говорил. Арийцы понимали, что Обетованная Земля была каким-то особым местом, откуда Избранный Народ распространился по своим нынешним территориям - но про Приморье в этом смысле мало кто думал, а исторических книг было очень мало, и разобраться по ним было довольно трудно (по книгам вообще нелегко бывает что-либо понять, если не знаешь, что искать, а главное - если имеешь предвзятые концепции). Самое важное во всём этом то, что, к несчастью, потомки изгнанников в полной мере унаследовали приморскую непримиримость-нетерпимость и ощущение своей исключительности, и это очень мешало им строить совместную жизнь с неарийцами. Арийцы плохо вписывались в неарийскую суперсистему - южане продолжали придерживаться своей собственной, храмовой структуры (южане-христиане формально храмов не признавали, но в реальной общественной жизни суперсистема Системы безусловно довлела), северяне создавали новую суперсистему, свою собственную - которая по всем законам взаимодействия таких структур несомненно должна была стыковаться с неарийской, шаманской! - но вот не срасталось, причём "несращение" это было весьма своеобразным: арийцы безоговорочно считали родной эту землю - но только не обитателей её.
  
   Бескорыстная и щедрая земля наша приняла этих пришлецов точно так же, как и всяких других - радостно и с любовью; арийцы легко и естественно сроднились с нею, приняли её как свою и полюбили в ответ - однако видели её всё же немного другими глазами, чем неарийцы, и другими словами называли её рощи и долины, другими именами - её духов и хранителей, её леших и русалок; неарийцев, более старших приёмышей той же горячо любимой земли - арийцы за своих братьев-по-усыновлению признавать не хотели, соединять свою жизнь с их жизнью чурались. Играла ли тут главную роль разница в вере? - конечно же, да! - однако гораздо важнее было отношение к этой самой разнице. Можно сказать, что системы-то друг в друга врастали - а вот люди не хотели этого видеть и враждовали всё сильнее, и тут недобрые силы очень даже не дремали - те, для кого разделять и властвовать было делом привычным и милым. Особое значение во всём этом имело давление суперсистем Востока - которые во многом были орудием воли тех самых недобрых сил, что развязали Стелламарскую войну. О последствиях Стелламарской войны для Арийского Запада следует говорить отдельно.
  
   Преследования, которые были развязаны Восточным государством в отношении морских и материковых чёрных народов, побудили множество семейств, малых этносов и отдельных людей спасаться бегством и искать прибежища на Западе. Беглецы переживали очень сложные и противоречивые чувства: горечь и отчаяние, но вместе с тем осознание, что здесь есть шанс - того, что было, не вернуть, но можно жить и здесь - жить здесь и хранить память о своих корнях и традициях получалось не у всех, многим легче было раствориться в здешнем, забыть своё прошлое, так или иначе быть "как все" - а поскольку всяких странных странников на Арийской Территории всегда было множество, то новоприбывшие чёрные легко вписывались, увеличивая собою количество привычных легенд о существах, помогающих встречаться с умершими близкими, поскольку очень многие чёрные к соответствующему служению способны. Часть беглецов и их потомков как огня боялись любого соприкосновения с восточными артефактами, несущими на себе ту самую силу, которая истребляла и изгоняла их буквально ещё вчера - другие же, напротив, чувствовали непреодолимое желание вступить во взаимодействие с этими силами, чтобы потребовать компенсацию или заключить какой-то иной альянс. Очень многие из этих процессов протекали подспудно, далеко не все готовы были прямо сформулировать, чего они хотят, тем более, что историческая подоплёка была обычно сокрыта от них самих - так что всевозможные истории про любовь и кровь, вендетту и политику были густо замешаны на баталиях вокруг перстеньков и статуэток, старинных книг и непонятного назначения приборов. Следует особо подчеркнуть значение студенчества, о традиционных связях коего с заграницей я уже говорил - восточной техники студенты не опасались и даже наоборот, так что каждая пара очков (как было метко сформулировано на одной из тематических конференций) могла служить и приёмником, и передатчиком одновременно - осуществляя координацию студенческих движений со стороны недружественных суперсистем Востока. (Для справки: очки на Арийском Западе считаются непременным атрибутом студента - что подчёркивает и пренебрежительный, и вместе с тем опасливый аспект отношения к этому сословию.)
  
   Что ещё можно сказать о переплетении мистики и быта в нашей немыслимой, кошмарной, отрадной военной жизни?
  
   Было много, очень много общения с далёкими глобами и местными локсами, рощами-озёрами-долинами и пр. - но, как уже говорилось, люди плохо воспринимали существование таких собеседников, разве что если через легенды, песни, мифы - поэтому общение с ними могло трактоваться любым фантастическим образом (зато, правда более-менее адекватным было общение с человеческими формами "необыденной" жизни - с русалками и лешими). Особняком стоит Мать Алестра - её сильно чувствовали, но совсем не осознавали; образ болота занимает колоссальное место в нашем фольклоре, даже имя "Мать Болото" могло называться, особенно в песнях и стихах - но вступать с ней в сознательное общение почти никто не пытался. В тех же песнях зачастую присутствовало подспудное обвинение - как понимать, что Мать Болото видит всё страшное, что происходит, и не вмешивается, не пытается нам помочь? Не бесчувственна ли она, не равнодушна ли к человеческим бедам?!.. О нет, Мать Алестра отнюдь не была равнодушна! - она всё больше страдала от войны, пыталась со своей стороны действовать так, чтобы примирять враждующих - но совершенно не понимала в человеческих делах, поэтому из её благих намерений часто получалась беда - люди целыми отрядами гибли в топях, вот и всё.
  
   В историях, образующих тело фольклора, своеобразие переплетения мистики и быта отражается и в обобщениях, и в очень точных частностях - на этом самом "мифологическом" уровне очень сильно ощущалось биение общей жизни земли и всех её обитателей. Мы все чувствовали, что на каждом шагу возможно всё что угодно, что мы живём как в сказке - но сказка эта временами очень страшная, и чем дальше - тем страшнее.
  
  

3. "Их нравы", то есть наши нравы

  
  
   Теперь настала пора несколько более подробно поговорить о том, каково жилось нам в нашей "страшной сказке", точнее даже - о том, каковы были эти самые "мы"? - мы, насельники и действующие лица её, что называется - "характерные сказочные персонажи". Отступив на шаг в сторону, бросив испытующий взгляд извне на собственное огнекипящее нутро - что можно сказать про "их нравы", то есть наши основные понятия, обычаи и нравы?
  
  
   Безо всякого сомнения можно утверждать, что основу арийской ментальности образуют постулаты, определяющие ценность любых ценностей в сравнении со смертью и любовью. Наверное, так обстоит дело в очень многих мировоззренческих системах - однако представления и о смерти, и о любви на Арийском Западе достаточно своеобразны. Рассматривать нюансы этих представлений раздельно и последовательно у нас навряд ли получится, ибо они сплетаются в причудливые сети, образуя тяжи наподобие нервных волокон - придётся, значит, рассматривать их вперемежку и сумбурно, как, впрочем, оно и по жизни обстоит.
  
  
   Что можно сказать о смерти? Смерть всегда была очень близкой, постоянно пребывала рядом с каждым - в последние столетия, конечно, в особенности, но и вообще оно так - да это и не странно для нашей земли, земли потусторонней, кромешной, запредельной. Уходя из дома, человек всякий раз не знал, вернётся ли он обратно - и жизнь строилась исходя из этого незнания, надёжного как самое верное знание. Этим незнанием-знанием пронизано было всё.
  
   Смерть от руки противника случалась реже, чем от рук своих же собратьев; главной причиной смерти была не кровопролитность сражений (которых тоже хватало), а определённая жёсткость, бескомпромиссность суждений, резкость движений - всё, что порождалось существованием в состоянии перманентной боеготовности. Это состояние было настолько привычным, что не казалось ничем необыкновенным. Война в арийском понимании не была нарушением всегдашнего хода вещей - война была нормой жизни, военное положение было положением повседневным. Война воистину была "образом жизни" - и поэтому во всех человеческих отношениях превалировало то, что так или иначе связано с делами войны. Как уже было сказано, женщины у арийцев из сферы войны традиционно исключались, и посему отношения мужчин с женщинами сразу же заведомо отодвигались на второй план по сравнению с отношениями мужчин между собой; это мы, стало быть, от темы смерти уже незаметно перешли к теме любви - ну что ж, о смерти по-первости поговорили, надо теперь по-первости и о любви поговорить.
  
  
   Что можно сказать о любви? Пожалуй, самое важное, что следует иметь в виду, рассуждая о любви на Арийском Западе - это сравнительно малое значение двух вещей, которые обычно бывают очень значимы. Я говорю о сексе и о семейности.
  
   Что такое "сравнительно малое значение секса"? Это отнюдь не значит, что восторг плотского соития мало ценится как таковой - наоборот, на Арийском Западе он очень даже ценится! - однако это значит, что по сравнению с любовными отношениями (то есть с отношениями, которые зиждутся на любви - на взаимной приязни, радости, нежности, влечении, потребности друг в друге и так далее) секс как физиологическое явление оказывается довольно-таки далеко на втором плане. Любовные отношения безусловно самоценны, и посему могут быть реализованы в виде буквально любых отношений, каких угодно отношений - как сопряжённых с сексом, так и бесконечно далёких от него. По сравнению с тем, что у человека имеется кто-то любящий и любимый, значение наличия или отсутствия секса стремится к минимуму. Секс может присутствовать в любовных отношениях, если в подобных отношениях он традиционно подразумевается; если же не подразумевается - его может не быть, но он может и возникнуть - тогда это окажутся любовные отношения какой-то другой традиции. Любовные отношения возможны между самыми разнообразными существами - пол, гендер, этническая и социальная принадлежность, равно как и принадлежность к человеческому роду вообще - всё это уже второстепенные детали. Наличие любовных отношений вполне однозначно превалирует над их формой, и секс как непосредственное слияние плоти во всём веере этих отношений составляет сравнительно малую долю.
  
   Следует подчеркнуть, что такое восприятие темы является вполне традиционным для мировоззрения наших общих предков и большинства наших современников-ЭИС. В древнем мире было достаточное количество существ (каких, впрочем, и сейчас немало), проявлявших свои любовные отношения не в физических соприкосновениях, а в ментальных - важнее же всего в этом плане были соединённые усилия, совместные действия: общий для любящей пары творческий проект давал наиполноценнейшую реализацию взаимного влечения вплоть до зачинания и рождения детей (разумеется, каждый из партнёров мог выступать как в качестве отца, так и в качестве матери). Такое положение вещей совершенно естественно для глобов, локс и им подобных - однако и для вполне человеческих обитателей нашей планеты соответствующие возможности остаются в силе, ведь мы все являемся потомками Старших и несём их дарования в своей крови. Кстати, важный момент, который касается деторождения: при обрисованном выше раскладе имеет смысл говорить о прямой связи деторождения с любовными отношениями - но отнюдь не с сексом; связь деторождения с физиологическим актом телесного соединения оказывается совсем не обязательной. При этом происходит парадоксальное "освобождение секса": секс перестаёт быть роковым "долгом", неизбежным ярмом, обременяющим не всегда простые отношения любящей пары - и превращается в одну из радостных игр, абсолютно добровольных и посему приносящих подлинное отдохновение и утешение.
  
   Разумеется, для разных этносов всё это доступно в разной степени; разумеется, разные существа осознают и помнят всё это по-разному; соответствующее восприятие / понимание может обитать на совершенно разных этажах сознания - но всё это такие же точно второстепенные детали, как род, вид и социальный статус каждого из любящих и возлюбленных. Запечатлённое в ноосфере знание пребывает сохранным, даже если оно не востребовано активно, и не только пребывает, но и оказывает воздействие. Мыслящие существа впитывают в себя это знание в виде архетипов и мифологем, легенд и песен, символов и загадок, паролей и ключей - и в один прекрасный день оно может оказаться воплощено в житейскую практику совершенно неожиданным образом. В соединённых ладонях пожилой четы оживает каменное яйцо, муж бесплодной жены съедает предназначенное для неё волшебное яблоко и рождает ребёнка, девушка слышит и видит нечто потрясающее её до основания и оказывается беременной - всё это точно так же происходит сегодня, как происходило пять или десять тысяч лет назад.
  
   Однако это мы слово за слово уклонились в далёкую древность; обратимся теперь назад, то есть вперёд - к последним столетиям арийской истории.
  
   Что я имею в виду, говоря о малом значении семейности, о непрочности семейных уз? - прежде всего то, что родственных связей между людьми на Арийском Западе было достаточно мало, несравненно больше было связей благоприобретённых.
  
   Мало кто из взрослых арийцев последних времён, особенно из северян, мог похвастаться тем, что у него есть живые родители - если человек вообще обладал знанием, кто такие его родители и что с ними случилось, это уже бывало драгоценным богатством. Мало у кого имелись родной брат или сестра; как ни странно, взрослого человека с сестрой можно было встретить даже чаще, чем с братом - потому что сестра не так редко оставалась жить рядом с братом, а зато братьев друг от друга обычно разносило очень далеко. Как уже было сказано, на Юге в бытовом отношении было полегче (там и средний срок жизни был повыше, чем на Севере, и разветвлённых кланов было немало, так что человек мог получить как минимум "официальные" сведения о своих родителях по плоти), однако принципиальное отношение к делу на Юге и на Севере совпадало. Родственные связи, конечно же, ценились, но куда выше ценились связи приобретённые: усыновлённые дети и приёмные родители, кровные братья, названые братья... Если у человека имеются близкие, связанные с ним не узами безличной судьбы, а благим произволением сознательного выбора - то это многое говорит окружающим и о самом этом человеке, и о его близких.
  
   Итак, личные отношения всегда значили на Арийском Западе несравненно больше, чем какие бы то ни было другие связи. Куда важнее, что у человека есть друг, напарник, побратим - чем то, что у него есть клан или иное определённое место в социуме. Куда важнее, что у мужчины есть женщина, которая принимает личное участие в его жизни - чем то, что у него с этой женщиной имеется секс. Более того: на фоне того, что существует женщина, которой небезразлична его судьба - может совершенно не играть роли, что он у этой женщины совсем не единственный и единственным никогда не будет. Это не важно - потому что важно не это.
  
   Как уже было сказано, отношения между мужчинами на Арийском Западе традиционно значат гораздо больше, чем отношения мужчин с женщинами. Как правило, любовные отношения между мужчинами у арийцев не подразумевают секса - обычно пара мужчин реализует свою взаимную привязанность в побратимстве, напарничестве, совместном воспитании детей, вообще в любом совместном служении или свободном творчестве. Оговорка "как правило" означает, что между обычаями и нравами южан и северян в этом вопросе имеется различие. На Юге нашей страны сексуальные отношения между мужчинами всё-таки довольно распространены, особенно среди ю/а или приморцев (я уже писал, что для приморцев подобные отношения вполне традиционны, а встретить приморцев на Юге можно гораздо чаще, чем на Севере). На Севере дело обстоит иначе. Складывается впечатление, что в наших северных краях "мужской любви" действительно почти что не бывает - притом не то чтобы северяне огульно осуждали такое взаимное обхождение, скорее уж это считается за "южанские излишества" (северяне вообще склонны посмеиваться над южанами за то, что у них будто бы всё есть, а им вечно всего мало! - вот и придумывают, мол, всякие причуды в еде, одежде, ритуалах, любовных делах...) Некоторые северяне даже и не верят в то, что какие-то мужчины способны заниматься друг с другом плотской любовью всерьёз, а не ради озорства, не в качестве залихватской абсурдной шутки. К примеру, один из моих близких друзей долгое время был уверен, что "мужская любовь" это не более чем прикол (только не знал в точности - взаправду ли такое делают ради прикола, или же вообще ради прикола про такое только выдумывают). При этом мой друг - отнюдь не наивный мальчик, наоборот - по северным меркам это человек средних лет, едва ли не пожилой, так что сей пример вполне показателен. Понятно, что аскетичность и жёсткость военного быта вынуждала северян игнорировать и нивелировать многие реально существующие индивидуальные особенности (я ведь уже рассказывал о том, что национальность можно было выбирать всего-навсего одну из двух, прочие варианты заведомо отметались). Можно предположить, что подобный эффект мог возникать и в отношении сексуальных предпочтений, то есть что всё многообразие автоматически подгонялось под общую гребёнку. Представляется, что теперь, когда настали мирные времена, вольности проявлений близких отношений должно прибавиться и на Севере - не всё ведь изнеженному Югу лидировать в пестроте и нелинейности видов образа жизни, пока мы, северяне, до смерти убиваемся в героической трагической борьбе арийского духа с самим собой.
  
  
   Таким образом, от темы личных отношений вообще мы в полной мере перешли к разговору об отношениях между мужчинами. Определившись для начала в плане сексуальных взаимоотношений мужчин на Арийском Западе, обратимся теперь к осмыслению всяческих других видов мужского общения - ибо, как уже было сказано, очень и очень многое имеет для арийцев несравненно большее значение, чем секс.
  
  
   Итак, арийским образом жизни издавна являлась война; история нашего государства мыслилась как история Завоевания, самосознанием подлинно арийского духа полагалось самосознание воинское. Все сколько-нибудь значимые взаимоотношения мужчин виделись именно под этим углом: общение мужчин всегда было общением воинов - сражающихся либо плечом к плечу, либо друг против друга. И сражение плечом к плечу, и поединок друг против друга, и побоище "стенка на стенку", и схватка "один на один" - все эти виды общения были равно значимы, равно достойны настоящего мужчины. Совершенно не подразумевалась, что сражение непременно должно происходить на грубо-материальном уровне: оно могло представлять собою поединок интеллекта и воли, силы духа и крепости мировоззрения. Вместе с тем перспектива физического противоборства, того или иного телесного состязания была всё время предельно близка - и в приятельском, и в неприятельском общении любой острый разговор мог в любой момент обрести форму силового взаимодействия, не так редко с применением оружия.
  
   Одним из следствий воинского самоопределения было разделение арийских мужчин на ряд принципиальных категорий. Как ни забавно, первое же естественное деление - деление по принципу "военные и штатские" - из рассмотрения фактически выпадало. Дело в том, что большинство из тех, кто формально не был причислен ни к каким воинским частям, всё равно носили оружие и воспринимали себя как воины, хотя по образу жизни могли быть мирными фермерами или далёкими от политики священнослужителями. Людей, которые на принцип оружия не носили и/или воинами себя не считали, было сравнительно мало, и это всякий раз оговаривалось особо - поступает ли человек так, например, по зароку, или же он пацифист по убеждениям, или же он вообще происходит из волхвов и соблюдает их законы.
  
   Деление мужчин на военных и штатских, стало быть, почти ничего не означало - зато существенную роль играли другие деления. Наиболее значимых было два: разделение на "боевых и штабных" и разделение на "строевых и следователей". Второе при этом было несравненно более важным, чем первое - поскольку превращение из "штабного" в "боевого" и наоборот если и не было частым явлением, то ничего фантастического собою не представляло, а вот принадлежность к следовательскому сословию полагала между следователями и всеми остальными практически непреодолимую пропасть. Собственно говоря, обозначенное мною разделение "строевые - следователи" не совсем точно - оно всего лишь подчёркивает тот аспект, что служение следователя по сути своей неподотчётно (я ведь уже писал, что каждый следователь определяет свои действия самостоятельно и отвечает прежде всего сам за себя). Правильнее было бы назвать оное разделение "следователи и все остальные" - поскольку граница между этими категориями была границей в своём роде сакральной. "Извне", глазами этих самых "всех остальных", служение следователя виделось как нечто вызывающее священный ужас, в коем трепет благоговения неотделим от содрогания отвращения - нечто такое, незапятнанное касательство к чему могут иметь только особо посвящённые, носящие сугубую благодать и специально приданную силу лица.
  
   Здесь мы возвращаемся к теме поединка, о которой я говорил выше, точнее - к теме сражения вооружённого с безоружным. В обыденной жизни сражение вооружённого с безоружным воспринимается как сражение заведомо нечестное и вызывает у любого нормального арийца безусловный протест, для преодоления которого требуются какие-то особые обоснования. Отношения следователя с подследственным по форме попадают в эту самую категорию и, соответственно, не могут не вызывать протеста - и вместе с тем для всех очевидно, что такие отношения являют собою схватку на совершенно ином уровне, что это - исключительно важный поединок, который может очень много дать - и очень много требует, особенно от самого следователя, потому что власть в этой ситуации принадлежит ему. Тот, кто берёт на себя такое дело - изначально, поступая учиться в Школу, а далее в каждом конкретном случае - берёт на себя огромную ответственность. По ходу обработки происходит встреча человеческого естества с болью и разрушением, которая должна претвориться в таинство духа - своего рода "овердрайв", прохождение через смерть, временное погружение в пучину небытия. Помните, как я рассказывал о том, что путём овердрайва можно форсировать Пролив, преодолеть даже грозную силу Мальстрема, только не каждый капитан решится пройти через это сам и провести с собою свою команду? Так вот, принимающий призвание следователя ручается этим, что он - такой капитан, который может провести судно через Мальстрем, что вожделенный другой берег Пролива непременно будет достигнут, что "малая смерть", в которую капитан ввергает всю команду, а следователь - себя и подследственного, не закончится "смертью полной и окончательной", а приведёт к важным осознаниям, на которых может быть построен следующий этап обновлённой жизни. О том, как оно происходило на практике, я уже говорил - бывало очень по-разному, но всё-таки в более-менее адекватной ситуации подследственный имел крепкие шансы пережить хорошую трёпку, чтобы выйти на волю с разукрашенной шрамами шкурой и безоговорочным "отпущением грехов". Конечно, в последние годы адекватные ситуации складывались всё реже и реже (и про это я тоже уже говорил), однако чтобы правильно представлять себе, что именно люди думали и чувствовали в те времена, мы должны держать перед глазами всю панораму одновременно - и традиционные представления о благе и полезности следовательской практики, и позднейшие переживания инфернальной безнадёжности, онтологической бессмысленности её.
  
   Следует подчеркнуть, что в законной следовательской практике никакого унижения заведомо не предполагается - наоборот, это священнодействие, в котором равно достойными являются обе стороны. В этом плане незаконная практика всегда является своего рода святотатством, кощунством - и посему устойчиво вызывает безусловный ужас и отвращение. Я уже рассказывал о том, что умеющие работать лица могут быть наняты штабом (или кем угодно ещё) в качестве абсолютно бесправных "палачей на ставке", которые не соблюдают Кодекса Чести и вообще делают не то, что должен делать следователь, а просто обслуживают корыстные интересы своих хозяев; такого рода деятельность однозначно ассоциируется с сатанинскими культами, сопряженными с разрушением тела вплоть до убийства и как правило подразумевающими момент унижения, деморализации, лишения достоинства. Разумеется, не любой незаконнопрактикующий является безответным рабом своих господ - бывают всякого рода "вольные мстители", бывают "благородные разбойники", равно как и разбойники "неблагородные", но свободные - однако любого рода незаконная практика подразумевает жёсткую постановку вопроса о святотатстве. Незаконнопрактикующий всегда должен подчёркивать одно из двух: либо что он - всё равно что настоящий следователь, просто обстоятельства сложились так, что он оказался вне закона, и поэтому всё, что он совершает, есть подлинное таинство и исполнение воли небес - либо что он самозванец и кощунник, творит свой или чужой произвол и на том стоит, и поэтому духовные последствия общения с ним могут быть абсолютно какими угодно.
  
   Власть следователя и в самом деле традиционно воспринималась как власть свыше - разумеется, с теми же самыми оговорками насчёт несовершенства земного исполнения небесных законов, которые бытовали относительно ветхозаветного и христианского священства. Я уже упоминал, что на Арийском Западе, в отличие от Восточного государства, христианской культовой жизни и христианского священства почитай что не было, поэтому духовная власть следователей означала для арийцев-христиан практически то же самое, что и руководство со стороны Системы - для верных. Полагаю, что важным был также и момент мистериальности: для освящения бытия верных существовали храмовые таинства, телесное участие в которых знаменовало духовные метаморфозы, для христиан же сакрализующую роль играло само наличие следовательского служения - неотменимо присутствовавшая в рутине будней возможность "овердрайва", преодоления той или иной безысходной житейской ситуации путём одновременно плотского и духовного "прохождения через смерть" - к новой жизни на земле или уж к полному освобождению от тяжкого бремени земных уз.
  
   Несколько слов о Кодексе Чести следователя. По существу дела, Кодекс Чести табуирует именно то, что традиционно табуировано в самом народном сознании - просто в Кодексе все табуируемые моменты оговариваются жёстко и однозначно, а в обыденной жизни всегда существует своего рода зазор "на случайность". Скажем, следователя спокойно могут дисквалифицировать за нечаянно выбитый подследственному глаз, поскольку глаза и гениталии священны и причинение им ущерба никоим образом недопустимо. В бытовой же ситуации нечаянно выбитый кому-то глаз - конечно же, беда, но само по себе такое событие не накладывает на виноватого печати окончательного падения. Вполне общезначимыми являются также понятия о неприкосновенности женщин, детей и стариков, которые настоящими следователями строго соблюдаются - подразумевается, что участвовать в воинских делах, в том числе подвергаться обработке, могут только полноценные мужчины. На бытовом уровне эти запреты соблюдаются гораздо менее строго, а ежели не соблюдаются вовсе, то остаётся только с болью констатировать разрушение морали - и далее принимать меры по месту и по реальным обстоятельствам, никакой Кодекс Чести тут не поможет.
  
   Очень важный момент, о котором необходимо говорить отдельно - это значение юмора. Юмор в арийской традиции считается непременным условием сохранения достоинства как такового - и личного достоинства отдельного человека, и достойного статуса любого общественного действия, любой значимой ситуации. Формы выражения юмора на Арийском Западе исключительно многообразны; шутка может быть безобидной и жестокой, невинной и циничной, скромной и разнузданно непристойной - в любом случае шутка воспринимается с гораздо большим одобрением, чем её отсутствие. Веселиться можно и нужно при любых обстоятельствах, и чем более затруднительными эти обстоятельства являются, тем острее жажда, которую может утолить лишь животворящая река веселья - огнекипящие воды, полыхающие буруны, всеопаляющая и всеобновляющая стихия смеха. Такое мировосприятие вполне характерно для мистериальной, глубинной, подлинной жизни Системы; надо полагать, что знаменитая любовь приморцев к циничному, ниспровергающему юмору берёт своё начало именно в огнепальных недрах ветхозаветного служения. Торжествующему гимну этого пламени отвечает полная раскатов громового веселья песнь Девяти Великих Духов - бездна бездну призывает, основания земли гудят как струны, голоса сливаются в унисон!.. - и хотя дети разных служений не желают признавать братьями друг друга, все они признают родной эту сокрушающую и обновляющую стихию, все они исповедуют себя причастными ей, на самой грани смерти шутя и смеясь.
  
   Совершенно естественно, что сферы следовательской практики - как зоны "общедоступного овердрайва" - всё вышесказанное касается в первую очередь. Этикет отношений следователя и подследственного подразумевает максимально возможное количество и качество юмора - как говорится, от каждого по способностям, уж кто как может - но стараться должны все. Считается хорошим тоном, чтобы во время обработки следователь и подследственный рассказывали друг другу анекдоты, ибо процесс пытки не может не быть изнурительным для обеих сторон - однако никак не должен быть унылым и занудным, так что развлекать и подбадривать друг друга по ходу этого дела во всех отношениях необходимо. Означенной сфере деятельности соответствует обширный и достаточно разнообразный фольклор; очень вероятно, что всевозможных баек и приколов на "допросную" тему сыщется на Арийском Западе даже больше, чем на тему секса или доброй выпивки - сии, так сказать, три вида пламени вдохновляют народную душу на творчество более чем что-либо иное.
  
   Кстати о народном творчестве - точнее, о народном языковом сознании. Интересный момент: на Арийском Западе существуют два термина, которые можно назвать ключевыми в плане обозначения человеческих отношений - и которые обладают весьма забавной спецификой. Я говорю о понятиях "работа / работать" и "дом".
  
   Слово "работа", используемое просто так, безо всяких дополнений, вполне однозначно понимается как "работа следователя / обработка", аналогично "работать" просто, без дополнений = "работать в качестве следователя, заниматься обработкой". Любая другая работа обозначается исключительно при помощи каких-то специальных дополнений: "работа / работать на плантации, продавцом в лавке, над книгой... (нужное вставить)". То есть, "по умолчанию" данный термин означает на Арийском Западе именно специфическую "сферу овердрайва" нашей культуры - можно сказать, самое главное (по меньшей мере - самое своеобразное) из того, чем занимаются арийские мужчины.
  
   Та же самая петрушка со словом "дом". "Дом" безо всяких дополнений - не что иное как "весёлый дом", иначе говоря - "публичный дом, бордель". В любом другом смысле слово "дом" должно использоваться со специальными дополнениями: "мой дом, дом начальника штаба, большой каменный дом..." - и так далее. "По умолчанию", стало быть, этот термин означает на Арийском Западе специфическую сферу общения мужчин с женщинами и женщин между собой - о специфике этого общения я расскажу ниже, но перед тем добавлю ещё пару слов.
  
   Символическая схема может быть представлена таким образом: "работа" - это совершенствование / исправление / рост (в арийском понимании - "мужское" дело); "дом" - это устроение, уют, отдых, приятие (в арийском понимании - "женское" дело). "Работа" - это то, чем вместе занимаются мужчины; "дом" - это то, что вместе создают женщины. Комплекс из этих двух понятий, употребляемых "по умолчанию" (хотя и выделяемых обычно интонационно - именно чтобы подчеркнуть отсутствие "специальных дополнений") содержит, стало быть, указание на основные направления (как минимум - на ключевые моменты) общественных отношений между мужчинами, между женщинами и между мужчинами и женщинами. Разумеется, всё это сформулировано очень грубо, очень приблизительно и очень, так сказать, широко-обобщённым образом - но своя сермяжная правда в этом обобщении есть.
  
  
   А теперь поговорим о той самой обещанной специфике отношений между мужчинами и женщинами и отношений женщин между собой.
  
  
   Несмотря на арийское соотношение полов - одна женщина на трёх-четырёх мужчин - многообразие женских статусов на Арийском Западе всегда процветало. В нашей стране всегда существовали и замужние, и незамужние, и разведённые, и одинокие; всегда имели место быть не только парные семьи, но и многожёнство-многомужество; всегда в достатке водились и браки по расчёту, и браки по сговору старших, и браки по страстной любви; всегда нежданно-негаданно рождались возлюбленные пары - на краткий миг или на всю жизнь. Абсолютно точно так же, как и мужчины, женщины могли быть корыстными и бескорыстными, жестокими и добрыми - словом, всякими-разными, и отношения с ними тоже могли быть всякими-разными. Впрочем, наверное, так обстоит дело и в других краях - а нам-то сейчас необходимо поговорить про арийскую специфику. В полной мере специфическими являются два арийских женских статуса - статус так называемой "свободной женщины" и статус "женщины в доме" (то есть в "доме").
  
   Исполненное царственного достоинства наименование "свободная женщина" параметрам означенного статуса в полной мере отвечает. Служение свободных женщин являет собою продолжение атлантического служения нашей родины - земли, без вопрошания приемлющей изгнанника и беглеца, земли, с равной щедростью одаривающей новой жизнью и тяжко виноватого, и невинно осуждённого. Можно сказать, что сословие свободных женщин некоторым образом составляет пару следовательскому сословию, онтологически "рифмуется" с ним: во-первых, служение свободной женщины подразумевает безотказную и бескорыстную помощь во всём, прежде всего - в том, чтобы человек смог обрести отдохновение и новые силы для продолжения своего личного пути, а во-вторых, каждая из свободных женщин абсолютно самостоятельна, принимает на себя полноту ответственности за всё что делает сама и за всё что делается рядом с ней. Служение свободной женщины - это тоже своего рода овердрайв, отречение от себя-в-суете и погружение в пучину непознаваемого и невыразимого словами; "сильна как смерть любовь" - так говорит Писание, и воистину оно не лжёт. Свободная женщина встречает всякого приходящего как своего единственного, любит как любят в первый и последний раз, и провожает как на плаху - тем более что зачастую смерть реально стоит у порога и терпеливо ждёт, чтобы разжались объятия. Встреча со свободной женщиной может длиться один день или один час, а может - много часов или много дней; глубина совершаемого вместе с нею "овердрайва вдвоём" не измеряется временем - да и, строго говоря, не измеряется вообще ничем. Подобно следователю, свободная женщина не требует оплаты за свой труд - однако с благодарностью принимает дары, уподобляясь при этом уже не комендатуре, а храму. Принесённые свободной женщине дары будут распределены ею по непосредственной жизненной необходимости, для поддержания себя или кого-то ещё, кому требуется помощь. Имеющий средства даст их свободной женщине; не имеющему средств поможет она сама - деньгами, вещами, советом как заработать либо каким-то иным добрым советом.
  
   Свободные женщины обитают повсюду - в городах и фортах, в селениях и одиноких жилищах вдоль дорог; обычно они живут по-отдельности, но иногда селятся и компаниями, особенно в больших городах, где удобнее может оказаться вести хозяйство вместе, и при этом легко распределиться так чтобы друг другу не мешать, не мозолить глаза. Каждая свободная женщина исполняет свою миссию независимо от других - встречает и провожает, а также ведёт неусыпное наблюдение за тем населённым пунктом, в котором живёт: всё ли в порядке, не требуется ли срочное вмешательство, чтобы вовремя разрулить конфликт, снять напряжение, умиротворить враждующих. Подобно следователям, свободные женщины очень ценят своих соратниц, сословная дружба и солидарность означает для них очень много - и вместе с тем, подобно следователям же, свободные женщины всегда "обращены лицом вовне": их внимание направлено не на своих "единосословных", а на тех, кому может потребоваться помощь. В самую первую очередь в их помощи нуждаются одинокие мужчины - поэтому взгляд свободной женщины обращён, как правило, в сторону мужчин.
  
   Можно сказать, что свободные женщины любят мужское племя в целом - как можно любить время года или погоду, как можно любить вид животных или породу - к примеру, лошадей или собак, в особенности какую-то определённую породу лошадей или собак. Можно сказать, что свободные женщины нуждаются в мужчинах - нуждаются не в сексе, но в мужском общении, точно так же как мужчины нуждаются в общении с ними. Несмотря на эту нужду, их любовь к сему грозному и одновременно трогательному племени беззаветна и бескорыстна; свободная женщина сделает для любого мужчины всё что нужно - после чего отпустит его, не пытаясь удержать. Если свободная женщина собирается "выйти в тираж", то в планах у неё стоит обзавестись не мужем, но ребёнком - хотя от предложения выйти замуж она тоже не откажется, ибо всё равно приняла решение уйти "на покой". Взять же замуж такую свободную женщину, которая совсем ещё не готова "завязывать" - дело исключительно трудное. На любые пламенные объяснения она резонно возразит: "Ну и я тебя тоже очень люблю, я же не уговариваю тебя бросить все твои дела? Приходи, когда я свободна, я всегда тебе рада!" Поэтому в общем случае свободные женщины или выходят замуж по очень сильной любви - или так уж и умирают на своём боевом посту.
  
   Совершенно иное дело - женщины в "домах". Если рассматривать случай обыкновенного "дома" (дома) в обыкновенном населённом пункте с обыкновенными среднестатистическими обычаями и нравами, то мы увидим следующую картину. Дом являет собою маленький весьма уютный мирок, где под присмотром хозяйки ("тётки") процветает небольшой женский коллектив - в равной мере охотно занимаясь и увеселением-утешением приходящих в дом мужчин, и устроением собственного "внутриколлективного" быта. Женщины в доме - это обычно те, кто отнюдь не стремится самостоятельно отвечать за всё вокруг: за всё, за что положено отвечать свободной женщине, отвечает в доме тётка. Тётка отслеживает ситуацию в том населённом пункте, который Провидение вверило её попечению, тётка устанавливает цены за увеселение приходящих и взимает с них плату по своему усмотрению - деньгами, услугами, натуральным обменом; тётка вообще командует экономической политикой дома - так что "девочки" живут под её крылом в полной мере как при мамаше, не думая ни о личном обеспечении-пропитании, ни о личных заработках. В обычном случае такое положение их вполне устраивает. Конечно, время от времени возникают ситуации, когда какая-то женщина, который этот образ жизни совершенно не подходит, продаёт себя в дом ради экстремально необходимой крупной суммы, после чего оказывается вынуждена как-то крутиться, чтобы заработать личные деньги, отдать тётке долг и уйти - в таких случаях проблемы могут быть у всех, потому что характеры могут не сложиться, а определить, кто кому что ещё должен / уже не должен, при том что хозяйство общее, бывает очень трудно. Но всё равно - если дом находится в нормальном месте с нормальными нравами, никаких особых злоупотреблений властью над девочками со стороны тётки (о которых нередко повествуется в романах) быть не может: как только девочки начнут жаловаться на жизнь - местные парни мигом растащат их уже по своим собственным домам, и существование дома на этом закончится. Бывают, правда, места с ужасными обычаями и нравами - но о них я расскажу несколько ниже, а сейчас довершу свою мысль про жизнь в обыкновенных домах.
  
   Женщины в домах относятся к мужчинам, друг к другу и к самим себе совершенно иначе, чем свободные женщины. Друг в друге эти женщины нуждаются существенно больше, чем в мужчинах: в доме, в своём коллективе, они действительно имеют настоящую семью и то общение, которое необходимо им для счастья - а всё остальное, в общем-то, идёт под грифом "текущие житейские обстоятельства" ("мужчины - это явление преходящее: приходящее и уходящее"). Разумеется, такие женщины нимало не против принимать как гостей прибывающих в дом мужчин, и даже временами охотно заводят маленькие романы на стороне (так сказать, "вне рабочего процесса") - при этом они нежно относятся к своим галантам и всячески помогают им, беря на себя ответственность не за всё мужское племя, а только за некоторых избранных, и не в полной мере - а по возможности. Что касается детей, то при благоприятных обстоятельствах дети в домах время от времени рождаются - тогда они тут же и растут, воспитываемые всем любящим коллективом; однако благоприятные обстоятельства (прежде всего - мирная жизнь населённого пункта) складываются не всегда, в эпоху тотальной войны - всё реже. Оговорка насчёт благоприятных обстоятельств имеет не душевное, а весьма телесное значение: как правило, арийская женщина (именно женщина, то есть существо, чей организм привычен к сексу) может забеременеть только в состоянии полной расслабленности, в отсутствие всякого напряжения. Поэтому дети в домах последних времён рождались нечасто.
  
   Ещё один забавный филологический момент. В обиходе применяются два словосочетания - "женщина в доме" и "женщина из дома", и эти словосочетания имеют несколько разный оттенок. Например, может быть сказано: "Я знаком (встречаюсь) с одной - она женщина в доме", а может быть сказано: "Я знаком (встречаюсь) с одной - она женщина из дома". Так вот, если мужчина начинает воспринимать свою знакомую как "женщину ИЗ дома" - это достаточно верный признак (можно сказать, своего рода "филологический намёк"), что она не против уйти из дома и выйти за него замуж.
  
  
   Что ещё необходимо сказать про общепринятые обычаи общения мужчин и женщин? Наверное, следует добавить ещё несколько слов о рождении и воспитании детей.
  
  
   Как уже говорилось, на Юге условия жизни несравненно более благоприятны, чем на Севере - поэтому если женщина собирается заводить ребёнка вне замужества, то ей имеет смысл перебраться с Севера на Юг, там уж как-нибудь да устроиться на жительство (самое простое - работницей на ферме) и спокойно родить. Ребёнок в таком случае вырастает на ферме, после чего или остаётся жить на Юге - или уезжает на Север, туда, где военные подвиги, где крепнет подлинно боевой дух и т.д. и т.п. Ох, сколько наивных мальчишек погибло именно так - нелепо, случайно, без всякого понимания, что происходит!.. Кое-кто, конечно, выживает - и за этот счёт пополняется арийское население Севера; многие северяне начинают рассказ о своей жизни словами: "Я родился на ферме, которой сейчас уже почти не помню, и бежал на Север, когда мне было четырнадцать лет..." На Севере арийцы размножаются существенно хуже, особенно в фортах (собственно, городов-то на Севере только два - это Центр и Северный Город, наши столицы, в которых свои особые условия жизни: в Центре - почти как на Юге, а в Северном - ну как одним словом сказать?.. - про Северный я всё равно буду рассказывать отдельно). Я уже упоминал, что если женщин в форту оказывается слишком мало, то девочки вообще перестают рождаться - так что в итоге может оказаться, что на несколько сотен мужчин в форту вообще всего две женщины: например, одна из них - свободная женщина, а вторая - замужем. Ну и какое тут, спрашивается, размножение? Свободная женщина не может зачать ребёнка, пока не уйдёт со своего поста и не расслабится - а как она в таком случае уйдёт? Никак! А замужняя тоже не может расслабиться достаточно, чтобы забеременеть - ибо на неё падает слишком большая ответственность. Считай, форту конец - если только не привезти откуда-то необходимое число женщин, а откуда их по военным временам привезёшь?..
  
   Ещё один общепринятый способ размножения - это взять себе приёмного ребёнка. По стране всегда шлялось достаточное количество малолетних сирот, и мужчина с более-менее устроенной жизнью мог позволить себе не просто подобрать в дороге сироту, чтобы тот не погиб, а оставить его у себя. Если мужчина не один, а вдвоём с побратимом или напарником - тогда ребёнка почти наверняка можно оставить себе, вдвоём-то с ребёнком прокрутиться гораздо проще, чем одному. Армейское начальство всегда принимало такую ситуацию как факт - ну всё равно как если бы твой офицер или солдат родил ребёнка сам: быть может, для службы оно и не очень удобно - но родительство в любом случае святое дело!.. Ещё можно жениться на женщине с ребёнком или на беременной - например, отхватить себе такую в странствиях по Югу. Если беременная окажется достаточно благосклонна к своему новому мужу, то она наречёт новорожденного его ребёнком, а не ребёнком того человека, кто был отцом по плоти; этого достаточно, чтобы ребёнок в полной мере считался за своим приёмным отцом. Если женщину берёт замуж пара мужчин - то отцами будут считаться в равной мере оба.
  
   В отношении приёмного отцовства необходимо сказать несколько слов отдельно. Сама по себе арийская традиция усыновления - суть которой в том, что кто взял ребёнка себе, тот и есть подлинный отец - имеет не только моральный, но и физический, можно сказать - своего рода "психофизиологический" смысл. Эта традиция укоренена в глубинных особенностях устройства жизни чёрных народов, потомки которых населяют нашу землю в огромном количестве. Чтобы растолковать суть дела, мне опять придётся прибегнуть к "высокой теории", однако я постараюсь не закапываться в неё излишне.
  
   Дело в том, что чёрные этносы всегда сохраняют сильную и глубокую связь с эисской основой своего рода - с эисскими предками, с их суперсистемами, с имеющейся в наличии современной эисской роднёй; эта связь может быть совершенно не осознанной, но она работает, так что чёрный этнос продолжает жить как бы "внутри" суперсистемы своих эисских предков, пользуясь её энергоинформационными каналами как своими собственными. Поэтому чёрные обычно обладают способностью сделать любого "постороннего" - "своим", как бы "усвоить" его - путём "присоединения" его ментальных каналов к каналам связи этой самой "родовой" суперсистемы. Такой процесс называется "адоптация", то есть "приятие, усыновление" (не путать с адаптацией). Адоптированное лицо при этом действительно становится "своим" в отношении адоптирующего этноса - ему открываются кладези родовой памяти, родовых возможностей и пр. Разумеется, адоптировать ребёнка значительно проще, чем взрослого, ибо его собственные ментальные каналы ещё недостаточно раскрыты. Адоптация может производиться в форме разовых ритуальных действий (члены семьи собираются в круг, возлагают на ребёнка руки и т.п.), а может происходить и постепенно, по ходу обыденного общения. Если ребёнка адоптирует не целый род, а один человек, вдобавок ничего не знающий про дары чёрных и про адоптацию, а просто принявший ребёнка как своего и воспитывающий его, то он сможет формировать ментальные каналы ребёнка по образцу лишь только своих собственных ментальных каналов. Полноты силы многих поколений чёрных предков это ребёнку, конечно же, не принесёт - но нет ни малейшего сомнения, что он будет расти подлинным сыном своего приёмного отца и унаследует его личные умения и возможности.
  
  
   Теперь, значит, обещанное про места с ужасными обычаями и нравами. Встречаются на Арийском Западе поселения, где не приемлют чужаков и обижают женщин, где женщину по одному неподтверждённому обвинению в измене могут отдать на растерзание собакам или свиньям, привязать в сарае для изнасилования любым желающим покарать преступницу... - и т.п.; ненависть к чужакам и притеснение женщин идут обычно в едином комплекте, важной составной частью которого является также непризнание юмора. Понятно, что в подобных условиях несладко приходится и другим социальным группам - молодёжи, провинившимся, нижним чинам... - но отношение к чужакам и к женщинам диссонирует с теми законами, по которым живёт наша земля, прямо-таки особенно вопиющим образом. Лично мне доводилось попадать в такие населённые пункты скорее на Севере, чем на Юге - но я знаю, что на Юге подобное тоже бывает. На вопрос, как вообще возможно такое на Арийской Территории? - следует, наверное, ответить следующим образом.
  
   Исповедуемая в соответствующих социумах система ценностей являет собою мировоззрение иного образца - по всему похоже, что это отголоски общественной морали Ветхозаветной державы, "строгость нравов" по тем понятиям, которые бытовали у верных ещё до изгнания из Приморья. Нетрудно предположить, что часть изгнанников, испугавшись арийской земли с её дикой природой и странными обитателями, вступили на путь "отречения от мира" - в надежде не просто выжить в непривычных условиях, но и сохранить себя "достойными" в своих собственных глазах. Дисциплина, всемерные ограничения, скрупулёзный учёт и контроль в отношении внутренних ресурсов, исполнение правил "по букве", ненависть ко всему, что выбивается из предписанных рамок - вот характерные черты "хранения достоинства" ценой отречения от основного закона нашей земли, закона атлантического служения. Интересно, что в конфессиональном плане такие сообщества исповедуют себя отнюдь не верными, а христианами; определённая логика в этом, конечно, есть - ведь верные в своих действиях безусловно подконтрольны Системе, а Система в нынешнюю эпоху вышеописанных воззрений совершенно не разделяет. Можно сказать, что означенные сообщества демонстрируют крайнюю степень той самой непримиримости-нетерпимости, из-за которой у арийцев с самого начала не сложилось адекватных отношений с неарийцами. Можно даже вполне уверенно утверждать, что и мировоззрение арийцев-христиан, и мировоззрение Системы-после-изгнания несли в себе вполне достаточный заряд благоговения, благодарности и жизнелюбия, чтобы приветствовать неарийцев как братьев и принять шаманское служение как братское - однако яд самовлюблённой непримиримости-нетерпимости, присутствовавший даже в самых малых дозах, оказался для нашей многострадальной страны едва ли не смертельным. Об этом, впрочем, я тоже уже говорил.
  
  
   Таким образом, мы опять вернулись к теме тотальной войны - как ни крути, а в центре сего повествования находится именно тотальная война и выход из неё. В течение самого последнего столетия положение в стране ухудшалось всё более и более стремительно; складывалось впечатление, что какие бы то ни было попытки изменить что-то к лучшему роковым образом приводят ко всё более и более тяжким бедам. В правительственных кругах Центра, особенно в Школе, бытовала мрачная шутка, что наиболее достойной наградой за добрые намерения является расстрел - в самом деле, ведь не петля же и не стенка!.. (Смертная казнь через повешение традиционно полагалась за уголовные преступления, а так называемой "стенкой" - смертной казнью наподобие распятия - карались тяжёлые политические преступления, прежде всего - предательство в отношении боевых товарищей, но также и вообще любого свойства "государственная измена".) Несмотря на всё это, люди продолжали жить и радоваться жизни - дружили, любили, воспитывали детей, сочиняли стихи и песни, травили байки-анекдоты и т.д. и т.п. На вечеринках разыгрывали сценки, загадывали загадки, составляли шарады; особенно искромётным бывало веселье в тех случаях, когда ожидалось скорее нападение и общая гибель. Любой компании из пяти-шести человек неизменно сопутствовала гитара - ведь песня может выразить такие чувства, с которыми никаким иным образом не справляется немотствующая душа.
  
   Фольклор эпохи тотальной войны являет собою весьма причудливый коктейль; отдельные выплески и даже целые слои мировосприятия многоразличных сообществ, обитавших на Арийской Территории на разных исторических этапах, соединялись в громокипящем хмельном кубке, предназначенном для утоления последней жажды обречённых. Легенды и мифы о событиях древнейшей истории смешивались с непристойными пародиями на злободневную тему, высокое и священное легко и дружески соседствовало с вульгарным и обсценным. Народное творчество очень адекватно воссоздаёт эмоциональную панораму тогдашнего бытия - и посему мне представляется осмысленным посвятить завершающую часть данной главы именно ему.
  
   В ближайших главах вниманию читателя будет предложено некоторое количество примеров такого рода творчества - отдельно прозаических, отдельно стихотворных - для более адекватного восприятия снабжённых комментариями. Искренне надеюсь, что мои комментарии будут способствовать лучшему пониманию означенных текстов, а совсем не наоборот.
  
  
  
   *********************************
  
  
   Скачать 1 часть "Черты Мира" одним файлом можно вот здесь:
   http://kiratata2007.narod.ru/Certa_Mira/Certa_Mira_cast_1.doc
  
  
  
   *********************************
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"