Город Энергодар, расположенный на песчаных холмах левого берега Каховского водохранилища, своим рождением обязан Запорожской ГРЭС. Когда в конце 70-х годов прошлого века тепловую электростанцию мощностью 3600 МВт сдали в эксплуатацию, рядом решили возвести и электростанцию атомную. Благо земли, непригодной для сельского хозяйствования, было достаточно. Итоговая мощность АЭС - 6000 МВт. В мире сегодня нет другого места, где бы рядом стояли подобные тепловая и атомная станции.
Первым секретарем Запорожского обкома КПСС долгие годы был Михаил Всеволожский. Его бывший помощник-референт Владлен Пихаленко вспоминает, что однажды Всеволожскому позвонил министр энергетики СССР и поинтересовался, как он смотрит на то, что на территории области построят мощную атомную электростанцию на 12 блоков, по миллиону киловатт каждый? Первый секретарь попросил пять минут на обдумывание, посоветовался с референтом, находившимся в кабинете, после чего снял трубку правительственной связи и сказал: "Товарищ министр, мы согласны!".
Есть другая версия начала давних событий. Начальник строительства ГРЭС, а затем и АЭС Рэм Хенох в своей книге "Стройка, которая была" пишет, что первый разговор о Запорожской атомной состоялся с зампредом Совета Министров СССР Дымшицем и министром энергетики Непорожним во время их приезда в Энергодар в период строительства последнего блока тепловой станции. Понимая, что большой коллектив специалистов останется без работы, Хеноха спросили, не хочет ли он заняться строительством "Запорожстали"? На что начальник стройки ответил, что с его точки зрения, учитывая наличие строительной базы и квалифицированных кадров, целесообразней заняться сооружением атомной станции. "В 1978 году строительство Запорожской атомной станции было уже решенным делом, а в 1979 году мы начали готовить территорию", - пишет Хенох. Первый куб бетона в нижнюю плиту первого реактора положили 1 апреля 1980 года.
- Еще при сооружении ГРЭС был создан и отработан новый технологический процесс скоростного поточного строительства, благодаря чему все энергоблоки освоили со значительным опережением нормативного графика. Эти же принципы применялись на атомной, - вспоминает первый директор Запорожской АЭС Леонид Прохоров.
- Но нужно было не только построить первый атомный блок, но и создать уникальный серийный образец энергоблока с реактором ВВЭР-1000. Предполагалось, что в европейской части СССР до 2010 года будет построено больше 200 атомных энергоблоков мощностью по 1 миллиону кВт и выше и ключевую роль в этом должна была сыграть Запорожская АЭС. Конечно, опыт строительства Нововоронежской и Южно-Украинской атомных станций существовал, но в нашем проекте было много новшеств. Чтобы внедрить их требовались и новые технические и технологические решения. Не без труда, при поддержке Минэнерго, Госплана и Госстроя СССР, Хеноху удалось консолидировать сторонников поточного метода возведения блоков с шагом ввода в один год. То есть одновременно нужно было строить как минимум четыре энергоблока.
Для выпуска комплектов нового оборудования серийных блоков атомных станций в стране увеличили мощности существующих предприятий, а в Волгодонске построили специализированный завод "Атоммаш".
За границей тогда использовалась модельная форма проектирования. Это когда в специальных лабораториях создается модель блока АЭС, а затем все, включая даже мелкие трубопроводы, переносится на бумагу. У нас на первом блоке было что-то похожее, только лабораторией стал реальный объект, один к одному: сначала строили, потом "рисовали" чертежи. Конечно, это случалось не всегда, но все же довольно часто. Приходилось сталкиваться со многими сложными техническими задачами, и на их решение отводились считанные дни. К примеру, на первом блоке до начала горячей обкатки было внесено в проект только зарегистрированных свыше 2500 изменений.
В конечном счете, продолжительность строительства блока от закладки первого бетона мы снизили вдвое против шести - семи лет, достигнутых во Франции, которая была мировым лидером по вводу мощностей АЭС. Французы, кстати, использовали американский апробированный проект блока и не имели проблем ни с проектированием, ни с поставками оборудования.
Для воплощения задуманного нужно было привлечь на новостройку более 10 тысяч человек. От использования в качестве рабочих рук военнослужащих и "химиков" (осужденных, отбывающих наказание вне "зоны") решительно отказались. Спустя годы Рэм Хенох признается, что, разворачивая строительство, не был до конца уверен, удастся ли собрать коллектив, по количеству и качеству удовлетворявший задаче. Он пишет: "Иногда даже появлялся холодок в груди: не окажется ли вся наша деятельность блефом. Тем более что коллеги, начальники строек АЭС посмеивались: "Почему ты решил строить по блоку в год? Брался бы сразу по два". В Министерстве отношение к потоку тоже было скорее скептическое, чем серьезное".
Но коллектив собрали. В 1979 году стали приезжать люди со всех концов страны, бывало, в день до 100 человек. Специально построенный ДСК вводил в год по 1000-1200 квартир, а в первые пиковые годы и больше. В то время жилье в Энергодаре спокойно менялось на равноценное в Запорожье.
Отдельно стоит сказать о дисциплине. Еще до атомной, когда Хеноха только назначили начальником строительства Запорожской ГРЭС, он собрал всех работающих и их жен на общее собрание и задал вопрос: "Как быть? Идти обычной дорогой с пьянством и хулиганством, или увольнять безжалостно всех, независимо от должности, квалификации и стажа, кто появится на работе в нетрезвом виде?". Расчет оказался правильным: женщины и значительная часть мужчин поддержали идею о недопустимости пьянства в рабочее время. Этого решения придерживались свято, увольняли, не взирая на лица. Так было потом и на атомной. Круглосуточная напряженная работа отвергала лодырей, остальных подчиняла своему ритму. Стройку вообще отличала высокая культура труда. Едва ли не первым объектом, выросшим среди бескрайних барханов, стал большой, выложенный кафелем стационарный туалет. Позже, когда газетчики стали активно интересоваться строительством, их удивляло отсутствие на уже сданных и обжитых объектах мусора и окурков.
Самые точные слова для описания царившей на строительстве ЗапАЭС атмосферы - горячий энтузиазм. Людям нравилось создавать новое, нигде в мире до того не опробованное. Журналисты, употребляя в публикациях о Запорожской АЭС слова "эталонная", "уникальная" не противоречили истине - в Энергодаре внедрялась новаторская идея скоростного поточного строительства энергоблоков.
На строительство защитной оболочки реактора уходило, по опыту Нововоронежской и Южно-Украинской АЭС, не менее года. В Запорожье пошли по совершенно новому пути, решив собрать цилиндрическую часть оболочки из 12 вертикальных полос - лепестков. Размеры каждого "лепестка" были - 12 метров в ширину и 36 в длину. Проектирование и прочая подготовительная работа заняла все лето. Монтировать оболочку должны были с помощью башенного крана грузоподъемностью 240 тонн. Этот кран, приобретенный у датской фирмы "Croll", открыл перспективы, о которых даже мечтать не могли, имея привычные механизмы.
"И вот наступил день, когда первый "лепесток" пошел в монтаж, - пишет Рэм Хенох в книге "Стройка, которая была". - Мы боялись, не сломается ли эта конструкция при подъеме, удастся ли её точно поставить на место, не опрокинет ли ветер огромный парус. Подъем прошел безукоризненно, все удалось, как хотели. Это был наш праздник. Двадцать суток шел монтаж оболочки, и двадцать суток мы с замиранием сердца слушали сводки погоды - не поднимется ли ветер. Я приезжал на каждый подъем - не потому, что был нужен (подъемом командовал бригадир монтажников), а потому, что это было волнующее зрелище. Двадцать суток ушло на непрерывное бетонирование цилиндра... Нас гнало вперед не стремление удивить кого-либо, а ритм работы и прозаическое желание попасть в список объектов, комплектующихся технологическим оборудованием. Недоверие к нашей работе еще существовало. В последних числах 1982 года мы подняли защитный купол оболочки".
Параллельно с реакторным отделением сооружался машинный зал. К концу того же 1982-го он был практически закончен. Наступил новый этап стройки - монтаж оборудования. В начале следующего года строители одновременно работали уже на нескольких блоках, и это выглядело внушительно. Бригады переходили с блока на блок, работа повторялась, операции совершенствовались. Это позволяло уменьшать сроки строительства, сокращать трудозатраты. Приехавший в Энергодар заместитель председателя Совета Министров СССР А. Антонов, ведавший промышленностью, поставлявшей оборудование, сказал Хеноху: "Мы хотим проверить у вас на площадке, на что способна промышленность".
Первый блок возвели менее чем за четыре года, его пуск назначили на начало 84-го. Событие готовились отметить с помпой. Кое-кто заслуженно ожидал присвоения звания Героя Соцтруда. Но 27 января 1984 года на энергоблоке возник пожар.
Двое наладчиков, войдя в техническое помещение на отметке 13 метров, увидели, что из шкаф-стойки идет дым, а снизу пробиваются языки пламени. Когда огонь не удалось погасить собственными силами, вызвали подкрепление: 21 автомобиль и более сотни работников пожарной охраны. Во время эвакуации персонала выяснилось, что на одном из этажей остался рабочий. Поиски в густом дыму заняли полтора часа. Когда живого, но обезумевшего от дыма человека обнаружили, он бросился убегать.
По словам очевидцев, зрелище было эффектным и жутким: полихлорвиниловая изоляция воспламенялась, плавилась и, обрываясь, поджигала пучки кабелей на нижних отметках. По пятидесятиметровой вертикальной шахте метался сплошной вал огня, перехватить его на других этажах не удавалось. На полную ликвидацию пожара ушло 18 часов. Выгорела вся "начинка" шахты с 13 до 41 отметки: свыше четырех тысяч блоков управления, 41 электродвигатель, 700 километров различных кабелей. Только прямой убыток составил полтора миллиона рублей. Ядерного топлива в момент пожара в реакторе не было. Но если бы оно и было, уверял в свое время автора этих строк замдиректора АЭС по безопасности, ничего бы страшного не произошло.
Хенох пишет: "В самое тяжелое время после пожара мы не поссорились. Никто не "спасал свою шкуру", ссылаясь на других. У нас был коллектив единомышленников... Пожар заставил всех взглянуть на атомную энергетику другими глазами. Появились кабели с негорючей оболочкой, проект противопожарной защиты претерпел коренные изменения, стали применяться новые материалы для заделки проходов кабеля через стены и перекрытия. Но все это было потом. А в то время нам с директором станции Леонидом Васильевичем Прохоровым казалось, что ничего нельзя исправить, что наступил конец. Стройка оцепенела: все понимали, что случилось что-то непоправимое. Работа шла кое-как, казалось, уже никогда не удастся снова вселить в людей уверенность".
Областная прокуратура возбудила уголовное дело, свое расследование провел Комитет государственной безопасности. Версию умышленного поджога отбросили сразу. Было очевидно, что причина пожара - самовозгорание одного из блоков-реле. Директора АЭС Прохорова понизили в должности. Через некоторое время, когда шум утих, главного инженера управления строительства Анатолия Кочергу перевели на работу в Москву. Через пару лет уехал в Грецию на должность главного инженера строительно-монтажного управления Леонид Прохоров.
На пострадавшем объекте постепенно разобрали сгоревшее оборудование, завезли и смонтировали новое. При этом работы на втором блоке не прекращались. О том, что причиной задержки строительства стала ликвидация последствий пожара, общественность тогда не узнала. Это стало возможным спустя шесть лет, когда начался период перестройки и гласности.
21 декабря 1984 года первый энергоблок Запорожской атомной сдали в эксплуатацию. Второй, третий и четвертый блоки были пущены с высокой готовностью с интервалом в один год. В августе 89-го заработал пятый энергоблок-миллионник, спустя еще несколько лет, в конце 1995 года, встал в строй шестой блок, последний. Долгий перерыв в строительстве связан с тем, что после Чернобыля в стране на сооружение объектов атомной энергетики на какое-то время был введен мораторий
В октябре 1980-го сооружение Запорожской АЭС объявили республиканской ударной комсомольской стройкой. Областная молодежка "Комсомолець Запор1жжя", в которой работал автор этих строк, в соответствии с тогдашней идеологической установкой взяла над стройкой шефство. Мне поручили шефство осуществлять, - готовить "атомные" спецвыпуски. Пять лет (сначала ежемесячно, потом реже) я ездил на атомную, и до сих пор с удовольствием вспоминаю эти командировки.
Было потрясающе интересно видеть, как буквально из песка растут гигантские корпуса реакторов, как на глазах преображается город. Масштабы строительства восхищали, в разных местах одновременно сооружалось более сотни больших объектов. Руководители стройки охотно рассказывали, какой мощной и уникальной будет строящаяся электростанция. Не греша против истины, я с удовольствием рассказывал в своих репортажах об увиденном и услышанном, восхищаясь могуществом "мирного атома". Помню, с каким искренним пафосом призывал комсомольцев ехать в Энергодар: "Хочешь иметь в жизни свою АЭС"?
Энергодар был по-настоящему городом молодежным. И энтузиазм, с которым трудились парни и девушки, был не показной. Никто тогда и в страшном сне не предполагал, что "мирный атом" однажды может вырваться из упряжки. Последний, 37-й по счету, спецвыпуск с АЭС я подготовил в октябре 1985-го. После того, как в апреле 86-го грохнул Чернобыль, "атомная" тема со страниц "КоЗы" надолго исчезла.
- Мое поколение воспитывалось на трудовых легендах Днепрогэса, а нынешняя молодежь может воспитываться на легендах, которые творили уже мы сами. Ведь мы создавали энергетическую мощь страны и гордились этим. Очень обидно, что тот накопленный коллективный опыт оказался никому не нужным. Это значит, что тем, кто будет после нас, придется учиться заново, - говорит Леонид Васильевич Прохоров, ныне пенсионер, работающий заместителем начальника учебно-тренировочного центра ЗапАЭС.
Когда стройка в Энергодаре только разворачивалась, Рэм Хенох в составе делегации поехал в командировку во Францию. Авторитетные тамошние специалисты его доклад об идее скоростного потока всерьез не восприняли. Один из больших "энергетических" начальников предложил даже поспорить на ящик французского коньяка, что в Энергодаре не удастся обеспечить ежегодный ввод атомных блоков. Жаль, Рэму Германовичу Хеноху не пришлось больше увидеть француза. Тот бы наверняка рассчитался за свой проигрыш.