Разве есть в мире что-то более естественное, чем царю выложить собственную мозаику истории?
Законы психологии и власти вынуждают меняющихся правителей отбирать из того, что запомнено
и записано, выгодную себе информацию. Невыгодную - скрывать. Работа у царя и визирей такая -
составлять авторскую компиляцию истории. До этого додумался один молодой историк, который
в итоге решил:
"Раз мой труд заключается в том, чтобы преподавать историческую компиляцию-модерн,
слепленную из кусков предшествующих компиляций, которые, в свою очередь, разрезали на
фрагменты прошлые компиляции и с художественным вкусом монтировались в новой
композиции, то я стану неправдивым. Я люблю историю с детства, но сейчас не могу, ну, никак не
могу, полагаться на разноликую хронологию, разве что на ближайшее время, когда жил я, и когда
мои родители жили, и сколько-то еще. Но и в это недалекое время, оказывается, многое было по-
другому, а какие-то события, в которые все верили, теперь признаны миром неслучившимися в
реальности, оказавшимися фейками лжесвидетелей, блефом политиков и ученых".
Он заработал на погрузке вагонов деньги и, вручив другу Ивану ключи от квартиры, арендовал в
лайнере, направляющемся в Индию, комфортное местечко, заплатив и за питание. Друзья и его
единственная в жизни подруга Оля (она в настоящий период - замужем за основательным
мужчиной), - сказали на прощанье в порту:
"Ромка, ты наш, удачи тебе! Развейся эти три месяца, как школьник на каникулах. Это немало
времени, чтобы избрать себе новую тему, раз уж ты понял скрытую суть истории, с которой и мы
согласились, послушав тебя и других.
Гоа, Ришикеш, Раджастан, Пури, Вриндаван! Наснимаешь там привлекательных картинок!"
Он же, главным образом, рассчитывал поучиться йоге и философии на каких-то семинарах гуру, на
курсах випасан, надеясь на какой-то прорыв, который откроет новую перспективу для
деятельности.
В Индии он попал в коронное время и завис, подобно большой группе иностранцев, которые не
захотели возвращаться в родные страны. В августе двухдвадцатого, когда власти открыли
ненадолго дороги для пассажирского транспорта после несколькомесячного карантина с редко
работающими магазинами, комендантским часом и принудительным, не праздничным и не
художественным маскарадом, он уехал с равнины Индостана в Гималаи. В горах он мог избежать
грянувших ограничений свободы и нового эгрегора человечества, усилившего давление на
психику персоны и внедренного в коллективное сознание "революцией медиков".
За год с небольшим Рома сточил несколько кед, странствуя по живописному Южному Химачалу,
нередко выхватывающему зеркало красоты у океанской глубины. Хотелось ему лицом к лицу
встретить учителя, про которого он мог бы сказать друзьям:
"Даю вам слово! Он - реальный гуру, иерофант и мистик".
Приложив разум и вкус, этот тридцатилетний человек включил выбор, понимая, что в фильмах и
книгах сила мистиков зачастую преувеличена. Рома был не наивен, о нереале не мечтал, но все
же надеялся встретить такого мастера, который бы превосходил нормального человека чем-то
паранормальным. И обладал бы знанием лестницы истин, как можно более длинной, по которой
он бы сам персонально поднялся, освоив каждую ступень.
Как сопоставить эту лестницу с библиотекой Интернета? В сети, безусловно, представлено
множество истин, несравнимо больше, чем в свою память и характер может поместить человек.
Однако, без их реализации, активации, без прохождения человека через процесс, называемый
моментом истины или откровением, знания из библиотек остаются для него не осознанными.
Они, как осмотренная, но не купленная в магазине, вещь, не ставшая нашей собственностью. От
такого поверхностного осмотра знание в нас не вживается, не становится частью нашей личности.
А момент истины, то есть, один осознанный аспект Абсолюта, прирастает к нам, как ветка,
успешно привитая к дереву.
Наблюдая с другого ракурса это важнейшее гносеалогическое различие, можно регистрировать,
что в поверхностном режиме чувства человека не видят, не трогают истину. Они не дотягиваются
до идеи, представляющей истину в полном понимании, в концепции, освещенной лучом богини
знаний Сарасвати. А именно так это происходит в период откровения.
Молодой историк покинул кафедру университета по собственному желанию. Он преподавал и
написал несколько эссе, которые при ознакомлении с разноречивым материалом стали
динамитом, взорвавшим его веру. Редактор в итоге исключил из Роминых эссе какие-то факты и
концепции.
Рома ушел решительно, сжег мосты, нисколько не сомневаясь. Все таки в его глубине жила
зацепка за высшее знание. Он читал где-то, что момент истины - ничто иное, как покоренная в
понимании жизни вершина. Таких триумфальных восхождений у альпиниста может быть
несколько, десяток или сотня. И если тебе предложат взойти на пик Победы, подумай, кого из
этих трех смельчаков ты предпочтешь в проводники, если об оплате деньгами речь не пойдет? Не
знаю, как ты, а у Ромы был максималистский подход, недаром редактор, профессорствующий на
кафедре, кромсал его эссе. Профессор был "рамкистом", верил в одну концепцию истории много
лет, и, фильтруя информацию, ограничивал концептуальными рамками на кафедре темы, которые
отстаивал.
2. Языки
Однажды сама Удача подхватила этого путешественника, которому пришлось несколько раз
выбросить башмаки, чьи непрочные, резиновые подошвы были разорваны торчащими на
путников из жестких троп острыми сланцами и другими породами, фундаментирующими
гималайские долины Ганги и Куллу. Цепко зажав Рому и подняв, как автожуравлик, богиня
подняла его над текучей автострадой, над людьми, идущими по тротуарам или сидящими в
машинах ниже него. Удача, переключая по ходу на крестах запретные фонари на проходные,
понесла его над бетонной рекой, как белый цветок руты, пассажирствующий на зеленой волне.
Чем-то довольная, она подарила искателю встречу с наставником, который мог ответить на его
неясные вопросы. Так этому туристу предвиделось. И предвиделось оно не на гуще, оставившей
фальшивые узоры на стенках кружки, поскольку кофе был дешевый и не чистый, а с добавкой цикория. Прогнозу послужил глубочайший аппетит. Искатель почувствовал влечение к общению, в
уме пошла тяга к знаниям, и ветер дул в сторону этого наставника. В чувствах спонтанно возникло
притяжение к необычайным качествам и способностям, редко живущим в людях.
Например, встретившийся ему наставник, знал четыре языка. Из его речей Рома мог понять, что
старик учен и обладает способностью доходчиво и с долей ассимиляции передавать трактаты по
йоге, магии и философии. Также он ясно и детально выражал личные реализации и ощущения, что
для многих людей невозможно, ибо им мешают оковы страха и стыда, недостаток ума и косная
речь.
Мысли он выражал убедительно, словно звено за звеном связывая цепь, словно ступень за
ступенью возводя лестницу в ущелье, которая ведет вверх, но местами - вниз и петляет, как
сердцевиднолистная лоза амрита-гилой по дикой, тоже сердцевиднолистной, дикой гималайской
гречихе.
Эта замечательно налаженная связь языка старика с хорошими книгами и "купленными"
истинами, лежащими в его мыслетеке, а также его связь с чувствотекой и мистическим виденьем,
импонировала Роме. Она казалась находкой, с которой не хотелось расставаться и чем-то
походила на вай-фай.
Это означало, что все четыре уровня человеческого языка у этого деда хорошо сообщаются и
сотрудничают. Верхний - это звучащий язык, слышимый всеми. Ниже - язык, который слышится
только нам и на котором мы говорим внутри себя. Еще один - глубже - язык природы, животных,
растений. Информацию об еще одном уровне человеческого языка Ромина память, ко всеобщему
сожалению, запровалила и загромоздила хламом.
Но, главное, он был убежден, что проявился тот, кто опустошит мешок вопросов, который Рома
измотался носить. Должен же он, наконец, достичь цели; давно же мечтает он о Деде Морозе с
полным мешком подарков-ответов, которые, по мере опустошения вопросительного мешка
искателя, будут туда пересыпаться . Так это себе символизировал Рома, знавший два языка. Про
себя он стал называть нового знакомца именем Дададжи Мороз.
Этот дададжи, что на хинди значит дед с уважением, типа русско-узбекского слова деда-джан,
общался в местных кругах на трех языках. А на четвертом - нет, поскольку знающие его люди
встречались здесь редко.
3. Джексон, дададжи и прилипалы
Об этом старике, который был подвижником, Рома услышал от Джексона из Вильнюса, оптимиста
и отличного парня. Джексон разрезал год напополам и почти полжизни прилетал сюда на
полгода, как перелетный скворец, для которого Южный Химачал, как дача для горожанина.
Обожающий естественную жизнь, Джексон любил горы, любил спеющие друг за другом в этой
природе, абрикосы, яблоки, груши, гранаты, хурму и, наконец, кулльские кедры с их огромными
шишками, чей ариал не захватывает Литву. Образование Джексон имел экономическое и знал три
языка.
В среде русскоязычных он считался старожилом Куллумбии (долинах рек Парвати и Вьяс). Так в
последнее время стали называть этот регион некоторые русские, что начинает нравится местным
жителям. Свежее слово было рождено из двух: Куллу, как давно называют эту местность, и
Колумбия. Рома посчитал, что причина к новому нику - схожесть начальных слогов. А самыми
популярными приветствиями тут были: Намастэ, Ом Бхолинатх, Рам Рам, какой-нибудь Good и
просто Бум.
Рекомендация, которую дал Джексон, живший близ гейзерного поселка Маникаран, повлияла на
Рому, и он стал искать общения с Дададжи Морозом. Рома особо оценил, что среди других
учителей йоги и бабаджи, дающих знания богов и имеющих магическое влияние в Куллумбии,
Мороз выделялся аскетизмом.
Он ходил без обуви и зимой. Топал босиком даже по горам, хотя в декабре-феврале - меньше. В
это время он не собирал травы, хотя какие-то оставались расти в жухло-зеленом состоянии,
например, миниатюрные бархатцы, чай из которых содержит в себе вкусы, подобные анису,
бадьяну и мелиссе. А, с другой стороны, в это время свод нередко опускал на горы свою седую
бороду, морозец полировал лужи, а ветер с присвистом выдувал холодные раги, играя на
атмосферных флейтах. Дададжи не хотел одеваться и не хотел ходить на долгие прогулки босиком
в своей легкой одежде. Это требовало приличных затрат энергии, которую он вкладывал в пару
интересных ему проектов и деятельность, позволяющую духовно расти, к которой, скажем,
относится повторение мантр и чтение Вед. Он старался концентрироваться, как Арджуна, который
целясь в учебную цель, говорил учителю Дроне: "Я вижу лишь точку, вижу лишь глаз птицы". А
выход в общество человека, сконцентрированного на духовной или творческой работе, всегда в
некоторой мере рассредотачивает. Именно это было главной причиной того, что аскета по
несколько дней можно было увидеть иногда и лишь во дворе дома, где он снимал комнату.
И летом, и зимой, и в те сезоны, которые разъеденяют полярные времена года, но, между тем, и
соединяют.
Нередко поблизости от двора его дома, в радиусе пятидесяти метров, Рома обнаруживал
прилипал, иногда тех же самых людей, сидящих там часок-другой. И это несмотря на то, что горы
для человека такие необходимые! Жизни не хватит взойти на все перевалы и вершины, увидев
оттуда многочисленные водопады, валящиеся на стремительные реки и тихие озера и обойти все
ущелья.
Как-то Мороз пояснил ему насчет этих людей:
"Они чем-то притянуты, они тут по разным мотивам. Хотят почерпнуть энергии, и некоторые сидят
тихо, не желая прямого контакта или стесняясь. Кто-то хочет показать то, что он считает своими
достоинствами, например, свою красоту или модный смартфон. Другие могут вести себя
вызывающе и провокационно. Они по естеству, как все люди, вырабатывают агрессию, но им
трудно перегнать ее в позитивное дело, посему они выбирают объект для охоты. Обычно, это
маленькая группа с шакальей психологией, но без стремления физически атаковать.
Спровоцировать, чтобы ты вышел из равновесия, и напиться твоей энергии, - это да. Внушить что-
нибудь, это тоже да. Как правило, с их стороны - только психические атаки по методологии
ракшасов. Вибрации голосами такие, что европейский психиатр сказал бы: во, идиоты! Но им все
равно, что о них будут судить, как об идиотах. Они делают свое дело, знают, что в округе их никто
не осудит, многие ведь понимают, что они не идиоты, а дразнят психоатаками, проверяют,
провоцируют чужака. Такая манера. Разве, что кто-то очень добрый подумает, что они злы к
чужаку. А их козыри, по их разумению, таковы: мы местные, нас много, мы тут везде хозяева, мы
знаем и делаем свою магию: внушение и влияние. Мы сильней, и он сломится и уступит нашей
воле.
В какие-то дворы и отельчики каким-то низшим кастам войти невозможно, и они с расстояния
ведут калибровку, то есть, подстройку своего сознания, телесных жестов и поз под сознание и
характерные движения жертвы. Натягивают на жертву подобный жертве шаблон, но напичканный
собственной суггестией, в которую вложена та или иная идея. Иди туда, сделай то, купи у нас
гарик, возьми меня и покори, поори и подерись. Тактика: крики особыми до звериных тембрами,
которые нередко звучат в момент открытия чужаком входной двери, в момент появления им на крыше. И стуки, хлопки, петарды, посвистывания, окрики, кашли, чихи, беззастенчивый смех.
Часто их вызов вызван алкоголем, превращающих их типа в храбрецов.
Ждут появления часами. Оказываются рядом при выходе чужака из двора с каким-нибудь
символичным предметом, жестом или сценой. Стараются привлечь внимание и прибавить к
старательной калибровке свои образ и голос. Стараются явить какой-то запоминающийся,
пугающий эффект.
Все это за тем, чтобы навязать свою суггестию, то есть, внушение, тему, чужаку, который в итоге
поломается, подчинится, если несколько умов над ним поколдует.
Но я воспрнимаю это, как опеку шайтана. Он на моем левом плече и, согласно правилам игры,
делает свои ходы в игре, которую ведет с богом, сидящим на моем правом плече и в храме
сердца.
Реально психическое давление имеет тут приличную силу, поскольку в Гималаях существуют
древние храмы богов, которым подносят в жертву животных и много лет проводят ритуалы
поклонения. Тут храмы грозной матери Кали; зацикливающего всех существ в нашей вселенной в
кругах времени бога Шани; ракшаси Хидимбы, полуракшаса Гхатоткачи. Кому-то из них со
специально избранной целью подносят в жертву кур, баранов и козлов, что усиливает их
психосилы. Но в Гималаях - потрясающая рассеянность людей, и это славно.
Допустим, в Уттара Прадеше, где огромными центрами паломничества для туристов являются
Агра, Вриндаван и Варанаси, на один квадратный метр и двадцать сантиметров приходится один
человек. Хорошо, что высота не ограничена до звездного купола, и гипотетически каждому есть
место стоять, сидеть и лежать, поджав ноги. Конечно, многоэтажки и подвалы выручают людей, и
кровати в домах стоят. Но психическое давление людей с психологией ракшасов в Уттара Прадеше
несравнимо больше, чем в Химачале. Я давно не выезжал из Индии, не знаю, как дело - в других
странах, но мне кажется, по всему миру психоракшасизм распространился, люди стали его
проявлять, как оружие, впитав из фильмов и литературы. Это, лет пятнадцать здесь, и
усиливается".
4. Граница между общей и личной погодой.
Известно, что человек дышит не только легкими, но и кожей.
И бабаджи старался больше держать кожу открытой, чтобы она вбирала больше неухватываемой
глазом праны, усиливая потенцию носа. Он не доходил до степени старого итальяского стиля,
когда мужчины носили лосинки, чтобы устроить презентацию своей сексуальности. Тогда, во
времена Леонардо и Маккиавели, эстеты считали, что у мужчин сексуальность проявлена в
нижней половине тела, а у женщин - в верхней.
Он одевался иначе, но так, что это давало возможность переместиться, как можно полней, в
стихию незримого воздуха. Поэтому жил всегда без брюк и носков. Не одевал на прогулки иной
одежды, кроме двух хлопковых кусков ткани, а иногда, в декабре-январе - кашемировых. Нижние
два квадратных метра от пояса до ступней обертывали ноги, завязываясь узлом на поясе. А
верхние два квадрата, нередко сложенные полоской, прикрывали голое туловище. В таком виде
бабаджи мог находиться на улице или в неотапливаемой комнате по несколько часов, как уж
выпадал день. Бывало, что по восемь или десять, что кем-то принималось за невероятное, ибо
они ежились в искусственных шубках и шерстяных одеялах. И это кем-то воспринималось, как его
превосходство в силе воли или даже магии, непонятной и недоступной окружающим. Это
веселило, вдохновляло или пугало их. И вызывало восхищение или зависть.
Они носили рубашки, платья, брюки, свитера, куртки, шарфики, топочки и шапочки на головах и
обязательно ботинки с носками. Днем люди в куртках или, закрученные в одеяла, гуляли, сидели
или лежали на теплом индийском солнце, впитывая тепло. Когда щедрое на благотворительность,
золотое светило перекрывалось бежево-белыми, кустистыми облаками или темно-зеленой,
хвойной горкой, люди, схватив разноцветные одеяла и пластмассовые стулья, перемещались по
склонам и крышам туда, где было ясно. Гималайцы и пенджабцы, по большей части заселяющие
Маникаран, вместе с приезжими топили печки, жгли костры, ходили в горячие бассейны. Льнули к
горячим скалам, сидя близ или прислоняясь к ним. То есть, они охотились за теплом, старались
его бережно хранить, считая, что зимой нет ничего главнее.
И было легко понять, что немалое число их также грелось спиртным. Если бы это было ложью, то в
Куллумбии не говорили бы, что зимой у владельцев магазинов, продающих синий наркотик в
бутылках, доход выше, чем у местных гашишных баронов. И это не от дефицита, а сразу после
окончания гашишного сезона, когда у каждого из них килограммы и центнеры черного
пластилина и крема закопаны в горах в металлических емкостях.
Дададжи Мороз за теплом не гонялся. Погреется у костра или в гейзерном бассейне и пошел
босиком в холод на прогулку по соседним деревням и горам. Ночью в холодное время он одевал
свитер, водолазку, использовал одеяла, но к теплу относился, как к чаю в термосе. Он был уверен,
что долгое нахождение на холоде не сломит его иммунитет и оставит его здоровым.
Бабаджи многократно проходил это испытание и знал, чем ему придется заплатить потом за
такую аскезу. А придется, одевшись в свитер, чадар и одеяла, в своей неотапливаемой комнате
час-другой согреваться после прогулки. И двадцать пальцев, доходя до естественной теплоты,
могут побаливать, пощемивать, особенно после омовения холодной водой и стирки. Спина -
стальная дверь на сибирском подвале в январе-месяце - постепенно становится теплым тестом. А
потом, когда согреваются кости и производимый ими внутренний мозг, тогда он почувствует себя
нормально согретым и сможет заснуть или чем-то заняться.
Вдруг один знакомый к Новому Году подарил Дададжи Морозу электромат, и он стал его
использовать, поскольку можно было быстро согреваться и оставить одно одеяло.
Он отрешился от постоянной медитации на тепло, как не может масса людей, что делает их
зависимыми, отягощенными физически и психически. Бабаджи чувствовал, когда теплоты в теле
достаточно. Тогда можно с огнем внутри пойти на холодный ветер, когда окружающие сидят в
помещениях, топят дровами железные тандуры и включают электрокамины, а если ходят, то
быстрым шагом и закутавшись. У всех в округе - дрожь в таких условиях, а у него - нет.