Лёля Гайдай
Молодая вдова
Глава 1
В этот день жизнь в поместье Шератон била ключом, и, как бы удивительно это не звучало, причиной невероятному оживлению послужило достаточно прискорбное событие - смерть. Умер не кто иной, как хозяин поместья - герцог Сомерсет, всем известный филантроп и меценат, чрезвычайно неоднозначный член Палаты Лордов, обладатель самого завидного состояния в Южной Англии, происхождение которого было сплетней номер один в лондонском обществе. Уход герцога из жизни, хотя и был фактом прискорбным для всех искренне любящих его людей, однако не был полной неожиданностью. Сомерсет уже последние пять лет был не в силах подняться с кровати, скованный и мучимый недугом, потому смерть стала для него скорее избавлением, нежели катастрофой. Ему вот-вот должно было исполниться шестьдесят восемь лет, возраст не совсем преклонный, но за свою жизнь успевший повидать и пережить многое, он не потратил ни одного мгновения, отведенное на этом свете, зря, потому покидал его со спокойным сердцем.
Многочисленные родственники, друзья, компаньоны и просто соседи съезжались в Шератон, дабы выказать сочувствие вдовствующей герцогине Сомерсет. Но основной причиной, которая так тянула большинство из них сюда - желание присутствовать на оглашении завещания, назначенном в этот же день. У многих в душе теплилась надежда, что обладающий весьма непредсказуемым характером герцог мог вспомнить о них в момент составления документа.
Сомерсет, не смотря на дворянский титул, который располагает к праздному безделью и жизни на ренту, значительно преуспел в финансовых делах. Он активно участвовал в играх на бирже, был совладельцем нескольких судоходных компаний и, кроме своего родового поместья, приобрел Шератон и прилегающие к нему земли. Хотя Сомерсетхолл превосходил только что купленное поместье и по размерам и по богатству оформления, герцог лишь изредка навещал его, поскольку связывал с ним неприятные воспоминания. Именно Шератон сделал он своей резиденцией на склоне лет, прожив в нем последние годы жизни.
Мартиника, двадцативосьмилетняя вдова герцога, оглядывала всю эту разношерстную толпу "близких людей" с плохо скрываемым презрением, поскольку большую ее часть она видела либо впервые, либо же по истечении долгих лет. Никто из них не был здесь в поистине трудные минуты, когда его светлость лежал прикованный к кровати более чем пять лет. Никто не интересовался, каким образом его молодая супруга будет существовать, если герцог настолько слаб, что не в состоянии обслужить самого себя, не говоря уже об управлении двумя поместьями и участие в делах компаний, акциями которых располагал его светлость. Каким образом сохранилось бы его состояние, если бы никто не присматривал за пронырливыми управляющими и не выплатил бы долги, которые образовались моментально после первого апоплексического удара, в результате нестабильности ситуации на бирже. Мартинике на тот момент было всего двадцать два года, старший сын герцога, Эммет, был полностью под каблуком своей жены и носа не показывал в поместье отца, опасаясь ее гнева. Супруга считала, что герцог Сомерсет пошел на оскорбительный для себя мезальянс, женившись во второй раз. Младший сын, Джаспер, находился на военной службе, ну а дочери, Мэри, на тот момент уже год пребывающей в статусе леди Кентервиль, сам Бог велел заниматься своими близнецами, которые вот-вот должны были появиться на свет. Да и чем Мэри могла помочь? Хоть и была она единственной близкой душей для своей мачехи, ее верной подругой, однако она была старше Мартиники всего на два года: в ее голове гулял ветер, представления о мире у нее были радужные и далекие от реальности, казалось, она видит все в розовом свете. Ее супруг Грегори, лорд Кентервиль, продолжил дело отца Мэри, и старался всячески ограждать ее от суровости окружающего мира, в надежде сохранить детскую непосредственность жены на долгое время.
Но Мартинике, пережившей в своей жизни многое, не составило труда взять на себя управление поместьем, и даже тот факт, что она всего лишь женщина, забывался управляющими, арендаторами и юристами моментально, стоило только ей обратить на них взгляд холодных стальных глаз. Эти глаза были какими-то чужеродными во всем облике герцогини. Она обладала смуглой кожей, которая даже в отсутствие летнего солнца не бледнела, волосы, цвета вороного крыла волнистыми прядями окутывали б ее лицо, если бы она не закалывала их в пучок у затылка. Благодаря имени, данному ей матерью, все считали, что в ней течет южная кровь, возможно, потомков самих испанских конкистадоров, которым представилась возможность вернуться в Старый Свет. Но глаза, серые в свете пасмурного дня или в случае плохого настроения хозяйки, и цвета неба во время раннего рассвета, если на душе у нее было радостно, вступали в контраст со всей остальной ее внешностью, неизменно привлекая к себе внимание. Взгляд этих глаз притягивал и манил, либо же хлестал не хуже плетки, в зависимости от пожеланий хозяйки. Кроме того Мартиника не была хрупкой барышней, поскольку обладала достаточно высоким ростом для женщины, а жизнь в поместье помогла развить ее физическую форму. На многих ей приходилось смотреть свысока, что часто воспринималось проявлением ее гордыни, но на самом деле было последствием безупречной осанки. Герцогиня сторонилась изнурительных диет, которые набирали все больше сторонников в обществе. Болезненная худоба была в моде, угловатость и бледность - эталонами красоты. Потому смуглая кожа Мартиники, высокий рост и фигура, с положенными женщине округлостями, хоть и лишенная лишней тучности, но недостаточно хрупкая, выделяла ее из толпы. Этот факт раньше был частым поводом для расстройства герцогини, но после замужества просто перестал ее беспокоить.
В общении с людьми статус герцогини давал ощутимые преимущества, но Мартиника старалась не сильно полгаться на них, а чаще всего применяла природное обаяние. Она не жеманничала, не робела перед мужчинами, при необходимости могла повести себя с истинно христианской теплотой, но если ее интересы пытались ущемить, вся ее мягкость исчезала в мгновение и люди видели пред собой расчётливого и холодного дельца, пусть и в женском платье. Именно благодаря своему твердому характеру молодая герцогиня смогла удержать дела поместий на плаву, расплатиться с долгами и даже в скором времени снова получать прибыль.
Она отнюдь не рассчитывала на состояние Сомерсета после его смерти. Герцог все это время находился в пограничном состоянии, и каждый следующий день его жизни мог стать последним, сразу же после этого - его титул, Сомерсетхолл и прилегающие к нему земли отойдут старшему сыну Эммету. Кроме того есть еще Мэри, Джаспер и уйма других менее близких родственников, потому герцогиня могла надеяться лишь на то, что дорогой супруг не забудет оставить ей обещанное содержание, поскольку никакой личной собственностью она не обладала и была лишена родственников, которые могли бы взять ее под опеку. Герцог взял Мартинику в жены не из-за приданого, связей, и уж точно не из-за положения в обществе, но молодость и темпераментная красота тут также были не при чем. Истинная причина этого брака была известна немногим и хранилась в строжайшем секрете. Благо, никто им не интересовался, поскольку выдуманные сплетни были гораздо интересней правды. Просто, не в характере Мартиники было сидеть, сложа руки, наблюдая, как некогда прекрасное поместье приходит в упадок, потому она полностью взяла управление Шератоном на свои плечи. В Сомерсетхолл ей посчастливилось найти хорошего управляющего, который заменил старого пройдоху, ведавшего делами до него. Это несколько облегчило участь герцогини, поскольку за предшественником требовался тотальный контроль, новый же работник прекрасно справлялся с поставленными задачами самостоятельно, не предпринимая попыток обмануть хозяина. Однако участие в делах компаний, паями которых располагал Сомерсет, потребовало от нее намного больше усилий. Именно из-за них Мартинике приходилось регулярно наведываться в Лондон, поскольку не все компаньоны герцога обладали кристально чистыми намерениями, и ей приходилось держать многие вопросы под своим неусыпным контролем. Молодая герцогиня постоянно самообразовывалась, и в какой-то момент нашла лазейку оставить себе немного из заработанных денег на случай, если ее забудут включить в завещание.
Однако шли дни, недели, герцог все чаще страдал от судорожных припадков, невыносимых болей, слабел и чахнул день ото дня, но смерть не желала избавлять его от терзаний в течение долгих пяти лет. Мартинике сложно было наблюдать за его муками, всеми силами она пыталась облегчить их, три раза в неделю сменяла на ночь сиделку и сама занималась больным, если только дела не требовали от нее большего участия, чем обычно. Она любила Стивена Джорджа Дункана Фаррела, герцога Сомерсета, любила всеми фибрами своей души, но характер этого чувства был не тем, что женщина испытывает к мужчине, это было сродни тому, как прилежная дочь любит своего отца. И герцог отвечал ей тем же - бескорыстной отеческой любовью, хоть Мартиника и не была его родной дочерью, она была постоянным напоминанием о том, какой могла бы стать его жизнь, если бы однажды он сделал другой выбор. Мало кто знал истинную природу их брака, лишь Мэри и старая горничная Пруденс были в курсе настоящего положения дел. Для всего общества картина была таковой: престарелый развратник герцог Сомерсет женился на своей подопечной, безродной компаньонке дочери, польстившись на ее девичью красоту. Либо другая версия - наглая авантюристка соблазнила бедного герцога, на старости лет выжившего из ума, и женила его на себе обманом.
Клотильда, жена Эммета и, следовательно, новоиспеченная герцогиня Сомерсет, склонялась как раз ко второму варианту и считала, что смазливая девчонка околдовала своего престарелого опекуна, воспользовавшись его старческим слабоумием. И искренне недоумевала, видя сердечную привязанность Мэри к этой прохвостке, которая теперь будет претендовать на их наследство!
Все остальное высшее общество, обсудив всласть все варианты сплетен о Сомерсете и его молодой жене, быстро успокоилось и забыло о них, поскольку герцогиня, ссылаясь на плохое здоровье мужа, отклоняла все приглашения на официальные приемы, куда не пригласить столь знатную чету было бы дурным тоном. В Лондон она ездила не так часто, и только ради деловых переговоров с компаньонами мужа. Подобная ситуация устраивала всех: Мартиника не будоражила общество своим присутствием, и общество забыло про нее.
Вдовствующая герцогиня Сомерсет отогнала от себя воспоминания, нацепила на лицо приветственную грустную улыбку, и продолжила встречать гостей.
- Ваша светлость, позвольте...- обратилась к ней подошедшая сзади леди Кентервиль.
- Мэри, сейчас же перестань меня так называть! Ты же знаешь, я терпеть не могу все этой великосветской чепухи! - сердито глянула на свою ближайшую подругу девушка, - Тем более, мне казалось, что мы с тобой уже лет двадцать как перешли на ты.
- Успокойся, родная. Я просто хотела тебя отвлечь от грустных мыслей, а сделать это проще всего, если тебя разозлить. Благо, закипаешь ты так же легко, как и много лет назад. Но признайся, приятно, когда Клотильде приходиться обращаться к тебе подобным образом? - поддела ее Мэри и продолжила, как ни в чем не бывало: - Ты еще не устала от этих бесчисленных неискренних соболезнований?
На краткий миг взгляд Мартиники потеплел, она повернулась к леди Кентервиль так, чтоб другим не было видно ее лица, и выразительно закатила глаза ко лбу, давая понять, как именно она "не устала".
Мэри с пониманием глянула на нее, и чуть помедлив добавила:
- Я тебе сочувствую. Мне безусловно грустно от того что папа умер, но ведь он ушел в лучший из миров? Не так ли? Тем более ты говорила, что он очень страдал..., - бормотала она дальше в замешательстве, поскольку не знала насколько допустимо испытывать облегчение от смерти собственного отца. Надо лбом Мэри, обрамленном светлыми локонами, пролегло несколько морщин, а светло-голубые глаза потемнели, что означало сильные внутренние переживания. Чтобы не ощущала леди Кентервиль внутри - это сразу становилось достоянием общественности, поскольку ее лицо было зеркалом ее души, и сразу же отображало всю гамму чувств и эмоций, которые испытывала хозяйка.
- Успокойся, дорогая! Если бы ты видела его страдания, у тебя не возникло бы сомнений, что в данный момент отец скорее рад сложившимся обстоятельствам, - сказав это, Мартиника вздохнула.
Мэри была одной из немногих, кто здесь искренне соболезновал молодой вдове и переживал из-за смерти герцога Сомерсета. Но, будучи второй раз беременной, имея двух сыновей-близнецов, у нее было мало времени, которое она могла бы уделить герцогу, потому чувствовала себя немного виноватой за тот факт, что Мартиника сама все это время ухаживала за ним. Она лишь изредка навещала дом, в котором провела свои последние годы перед замужеством и с трудом узнавала в высохшей фигуре, лежавшей в кровати, своего любимого отца. Справедливости ради надо признать, что и герцог не всегда был в состоянии узнать Мэри, поскольку разум его, видимо не выдерживая страданий, очень часто отлучался, и в эти моменты он полностью погружался в себя, никак не реагируя на внешние раздражители.
Леди Кентервиль сложно было воспринимать герцогиню, как свою мачеху. Она привыкла считать ее своей сестрой. В детстве, когда будущей герцогине было десять, а ей двенадцать, они поклялись друг другу "кровью" в вечной дружбе (кровь заменил плевок в ладони). Это было всего спустя две недели, как отец привел Мартинику в Сомерсетхолл и объявил, что отныне является ее опекуном. Мэри сразу прониклась к ней симпатией, делилась с ней всем сокровенным, поскольку росла без матери с двумя старшими братьями и, не считая гувернантки, долгое время была лишена женского общества. Она так мечтала о сестре, и, о чудо! Бог послал ей эту девочку!
Поначалу недоверчивая и замкнутая Мартиника сторонилась Мэри, которая с присущей ей открытостью, не оставляла ее ни на миг, следовала по пятам и постоянно что-то щебетала. Однако со временем будущая герцогиня прониклась искренней ответной любовью. Им казалось, что они на самом деле сестры, просто в небесной канцелярии немного напутали с их родителями. Женитьба герцога стала для Мэри неприятным сюрпризом вначале, однако узнав истинную причину, она хоть в силу своих романтических представлений не поняла ее до конца, но смирилась.
Мартиника устала настолько, что с трудом стояла на ногах возле парадного входа. Большинство родственников уже собралось возле маленькой часовни в Шератоне, где должны были отпевать покойного. Ей осталось дождаться лишь преподобного Престона, который проведет заупокойную церемонию, а после погребения состоится оглашение завещания и добрая половина пришедших растворится за горизонтом. Герцог, в те редкие минуты, когда его сознание пребывало с ним, настаивал, чтобы отпевание состоялось именно в Шератоне, хотя прекрасно знал как много людей соберется проводить его в последний путь, но, видимо, он хотел оградить себя от этой толпы, потому и выбрал маленькую часовню усадьбы, которая внутри могла уместить не больше двадцати человек. Всем остальным приходилось топтаться снаружи, в ожидании, когда гроб вынесут и процессия отправиться к месту погребения.
Глава 2
Только лишь вступив на порог Шератона, Клотильда всячески старалась дать понять этой несносной особе, что теперь она здесь хозяйка. Однако никто из слуг не слышал ее замечаний, и все ее распоряжения исполнялись лишь после согласования с вдовствующей герцогиней, что очень досаждало ей.
- Как эта женщина смеет так обращаться со мной! - шипела в сердцах Клотильда, оставшись с мужем наедине.
- Но дорогая, как именно? - проблеял Эммет, недоумевая, что так могло разозлить его благоверную.
- Как будто я никто в этом доме!
- Но, дорогая, вы преувеличиваете! Подумаешь, нас разместили в голубой комнате, поскольку китайскую уже заняли Мэри и Грегори с близнецами. Охотничья комната приготовлена была для Джаспера, да и вам бы не понравилось спать, когда на вас смотрят глаза ни в чем неповинных оленей. А леди Базель нужно было разместить по соседству с ее сыном, чтобы она могла присмотреть за ним. Вы же знаете, что лорд Лесли Базель несколько глуповат от рождения. Хотя его мать никогда и не признает этого, но она следит, чтоб он не попал в нелепую ситуацию, потому и не отпускает его от себя ни на шаг. Да, как я мог забыть! Конечно же, граф и графиня Кентервиль с дочерьми, приехав раньше нас, заняли остальные комнаты для гостей. Из тех же покоев, что остались, голубая комната самая светлая и просторная, и лично я предпочел бы ее изначально. Не могла же ее светлость заявить, что кому-либо из гостей необходимо оставить свои покои, поскольку нынешняя герцогиня требует их себе?!..
- Нет, вы не понимаете! Эта женщина не имеет права быть здесь хозяйкой!
- Почему? Думаю, вполне логично, что отец оставит Шератон своей супруге в наследство. В конце концов, она столько сделала и для него, и для Шератона, пока мы занимались своими делами...
- Что? Вы считаете вполне логичным, что какая-то вертихвостка получит то, что по праву должно принадлежать вам?!!! - провизжала герцогиня, поскольку не понимала, как ее муж может быть таким простофилей.
- Клотильда, дорогая... Не злитесь, - Эммет начал моментально обхаживать свою женушку, поскольку не мог выносить, когда она переходила на визг, - но я хотел бы вам напомнить, что кроме меня в семье имеется еще как минимум два наследника, которым Шератон может принадлежать по праву. Я итак получил Сомерсетхолл, потому считаю, что претендовать на что-либо еще - несправедливо. Мэри и Джаспер также нуждаются в своей доле, и леди Базель приходится мне троюродной теткой и находится в весьма щекотливом положении, кроме того есть еще целый штат верной герцогу прислуги...
- Мэри ни в чем не нуждается, лорд Кентервиль до неприличия богат, и никакие волнения на бирже не смогут помешать ему стать еще богаче! - безапелляционно заявила герцогиня, и продолжила свой недовольный монолог дальше. Ее муж, обладая с рождения мягким характером, не мог устоять перед натиском жены, потому чаще всего в конце всех их разговоров он просто умолкал, делая вид, что внимательно слушает свою супругу. На самом деле он придумывал себе занятие на следующий день, или вспоминал последнюю театральную постановку, или выбирал собак для следующей охотничьей травли... Главное не забывать кивать, во время вопросительных интонаций супруги.
Клотильда продолжала мерить жесткими шагами ту самую голубую комнату, что имела несчастье стать пристанищем нынешнему герцогу Сомерсету и его супруге, пока не взглянула на часы, пробившие в углу двенадцать ударов.
- Мы опаздываем! - вскликнула она, и, схватив супруга, устремилась по направлению к часовне. Однако пробраться сквозь толпу людей, которые пришли отдать последнюю честь покойному, было не так-то просто. Хотя все расступались перед герцогом и его супругой, но народу собралось слишком много, вход в часовню был очень узким, и чем ближе к нему, тем гуще было столпотворение, и, не смотря на глубокое уважение перед его и ее светлостью, отступить простым людям было некуда. Так и вышло, что отпевание началось и полностью прошло без герцогской четы Сомерсетов. Клотильда не могла позволить себе опуститься до того, чтобы начать топтаться по ногам и расталкивать людей локтями, всю церемонию они наблюдали поверх голов всех остальных присутствующих, зажатые между арендаторами, деловыми компаньонами и дальними родственниками герцога, которые не уместились в часовне.
В двенадцать часов пополудни внутри часовни собрались: преподобный Престон и его помощники, вдовствующая герцогиня Сомерсет, лорд и леди Кентервиль с близнецами, лорд Джаспер Фаррел, родители лорда Кентервиля с дочерьми Маргаритой и Софией, которые после женитьбы сына считали себя также членами семьи, и леди Базель с лордом Лесли. Отсутствие новоиспеченной герцогской четы Сомерсетов в тесном пространстве вначале не заметили, потому отпевание начали вовремя, прерывать же службу в самом разгаре сочли неприличным. Клотильда, зажатая со всех сторон в толпе у входа, с неприкрытой злобой взирала на Мартинику, склонившуюся над покойным, и даже слезы, катившиеся по щекам вдовствующей герцогини, не тронули ее сердце.
Глава 3
Оглашение завещания было назначено на три часа пополудни того же дня в бальном зале, таково было пожелание умершего, он не хотел затягивать день своей смерти. А в виду известных обстоятельств, у герцога было достаточно времени, чтобы спланировать свои похороны.
Для знати внутри в несколько рядов были расставлены стулья, слуги и простолюдины-арендаторы, скромно стояли по углам и у дверей. Мартиника, державшая под руку Мэри, прошествовала в зал с гордо поднятой головой. Возможно, уже спустя какое-то время, ей придется покинуть Шератон, возможно, покойный супруг не успел сменить завещание и забыл оставить ей хоть какое-то содержание...
- Не волнуйся, Марти! - прошептала ей на ухо Мэри, назвав детским прозвищем, - Я тебя не оставлю на произвол судьбы, будешь жить с нами. Близнецы тебя обожают, да и Грегори не против твоего общества.
- О! Грегори не против моего общества, пока знает что это временно. Он мастерски организовывает мое присутствие в то время, когда не грозят визиты графини Кентервиль. Ты же знаешь, что матушка Грегори очень слабо переваривает мою персону. И лорд, как прилежный сын, не может служить причиной несварения матери.
- Да ты что! Графиня уже давно забыла ту давнюю историю, Мартиника! - воскликнула Мэри, она искренне в это верила.
Поверенный герцога Сомерсета, хорошо знакомый вдовствующей герцогине, мистер Пибоди, лысый, низенький и пухленький человечек, ужасно похожий на шар, прошел на центральное место к столу. Из тяжелого саквояжа он достал несколько листов с гербовой печатью Сомерсетов. Мартиника хорошо различила единорога, придавленного весом щита, поскольку сидела в первом ряду, ее сердце ухнуло в пятки. Нет! Отнюдь не корыстные мотивы преследовала она своим браком, ею тогда руководило отчаянье, и герцог Сомерсет, ее опекун, предложил наилучший выход из ситуации. По крайней мере, на тот момент им обоим это казалось идеальным решением. Но что если болезнь помешала ему оставить обещанное ей содержание? Что если он так и не успел добраться до мистера Пибоди, пока еще сохранял хоть какие-то остатки разума? В течение этих пяти лет Мартиника часто сталкивалась с поверенным герцога, он помогал ей в решении многих деловых вопросов. Герцогиня сама прониклась доверием к этому человеку, хотя и неприятному снаружи, но кристально честному внутри. Однако спросить Пибоди напрямую о содержании завещания девушка считала кощунством. Кроме того, это была юридическая тайна, которую поверенный обязан был сохранять. Герцогиня не стала злоупотреблять своими возможностями, хотя и знала, что при желании могла добиться от Пибоди любой информации, ей пришлось бы для этого приложить минимум усилий. Чтобы ни было в завещании, она сможет себя обеспечить! В конце концов, на имя некоей миссис Фаррел оставлен трастовый фонд, и документы на имя этой самой миссис Фаррел лежат у нее в шкатулке - единственной вещи, которая в этом доме может считаться по праву ее. Она осталась у нее в память о матери и тех временах, когда Мартиника жила с ней. У герцогини неизменно пробегали по коже мурашки, стоило ей увидеть эту шкатулку, поскольку воспоминания, которые она будила, были совсем не радужными. Однако более надежного места, чем старая щербатая шкатулка с изображением фавна и нимф, танцующих под звуки его флейты, во всем поместье Шератон не существовало. Вещь настолько не бросалась в глаза, была до тошноты будничной и старой, что на нее не покусился бы никто из воров, а наличие двойного дна делало ее идеальным тайником. Денег из трастового фонда было немного, но их хватило бы при должной экономии, чтобы тихо и спокойно прожить остаток жизни в английской глуши, не побираясь по родственникам мужа. У самой Мартиники не осталось во всем мире никого, мать давно умерла, сестер и братьев у нее не было, отец... О! Об этом человеке она прекратила вспоминать еще будучи совсем ребенком, ее отец - это герцог Сомерсет... благодетель, опекун, отец, муж, близкий друг... как спутались его роли в ее жизни.
Тем временем мистер Пибоди приступил к оглашению последней воли покойного. Как обычно, первыми озвучивались самые незначимые суммы и вещи, но постепенно стоимость завещанного имущества возрастала, если только у покойного не возникало каких-либо других мотивов поменять порядок. Шло монотонное перечисление, из него Мартиника узнала, что гардероб Сомерсет завещал своему камердинеру, малый был ошарашен не меньше ее, видимо он никак не ожидал, что и после смерти герцога ему не отделаться от костюмов его светлости.
"Ну, ничего, продаст камзолы и рубашки моего мужа, и неплохо заработает, поскольку покойный одевался исключительно у лучших лондонских портных, пусть фасон значительно устарел, но качество ткани останется на высоте долгие годы".
Миссис Пруденс получила маленькое содержание, которого вполне хватило бы на жизнь, реши она удалиться от дел.
"Зная старушку Пруденс, она продолжит мести полы в этом доме, пока в состоянии встать с постели и пройти хоть несколько шагов".
Лорд Джаспер получил в наследство приличную денежную сумму и лучшего арабского скакуна, которого герцог приобрел незадолго до первого апоплексического удара, пока еще был в состоянии увлекаться лошадьми и верховой ездой.
"Что ж, лучшего хозяина, чем Джаспер, для Бонифация трудно пожелать".
Мэри были завещаны драгоценности ее матери, первой жены герцога Сомерсета.
"Правильно! Я все равно к ним даже не прикасалась, и вряд ли бы прикоснулась, останься они в моем распоряжении, скорее всего, подарила бы их Мэри".
Не забыл покойный герцог и о леди Базель с ее младшим сыном, оставив им вполне приличную сумму, так что та даже крякнула от удовольствия, услышав этот факт. Сыночек ее, лишь непонятливо улыбнулся, взирая на дражайшую матушку. Старшие ее сыновья в завещании упомянуты не были, но ее беспокоила судьба лорда Лесли. Природа не одарила его умом, а родившись в семье шестым сыном, у него не было никаких шансов получить родовое наследство. Отец не оставил Лесли ничего, считая его "ошибкой", потому все это время леди Базель с сыном жили за счет родственников, которые с каждым годом терпели их все менее охотно.
- Нынешней герцогине Сомерсет, Клотильде, в девичестве леди Уэльс, завещаю кота Отелло, проживающего в кухне имения Шератон... - монотонно бубнил мистер Пибоди. Но при этих словах Мэри прыснула от смеха, а Мартиника еле сдержалась, чтоб не последовать ее примеру. Отелло был приблудным котом, с очень вредным характером. Постоянно стаскивал с кухни лучшие куски мяса или ветчины, как бы хорошо их не спрятали, при этом полностью отказывался охотиться на мышей, которые уничтожали то, на что сам кот не позарился. При появлении животного в поместье было предпринято множество попыток отвадить его, но ни одна из них не увенчалась успехом, на убийство кота идти не хотелось. В итоге, Отелло стал визитной карточкой кухни Шератона, его решили кормить, дабы уменьшить наносимый им урон. Будучи сытым, Отелло не растаскивал продукты. Видимо герцог, решил предпринять последнюю попытку избавиться от хвостатого чудовища, и выбрал достойную его по вредности хозяйку. Сама Клотильда при этих словах стала пунцово-красного цвета, но сдержалась и ничего не сказала вслух.
"Видимо вечером в голубой комнате разразиться скандал", - подумалось Мартинике. Она чувствовала негативное отношение к ней жены Эммета, хотя та ни разу не позволила себе вольностей в ее присутствии. Однако сплетни, распускаемые Клотильдой за спиной герцогини, порой доходили до ее ведома, и только подтверждали уверенность Мартиники в том, что не зря она невзлюбила свою будущую невестку с первого взгляда.
- Моему старшему сыну, Эммету, нынешнему герцогу Сомерсету, итак досталось родовое поместье с прилегающими землями, потому считаю его достаточно богатым человеком, способным обеспечить себя, жену и как минимум десятерых ребятишек. В память обо мне оставляю ему свой золотой перстень с рубином и всех охотничьих борзых. Мне рассказывали, что после женитьбы мой сын все чаще стал пропадать на охоте, потому я хотел бы поддержать его рвение как можно реже бывать дома, - все тем же монотонным голосом читал вслух поверенный. На этих словах голос его сорвался, и он сделал паузу, потянувшись за стаканом с водой. Мартиника же представила в каком расположении духа находился покойный, когда диктовал завещание мистеру Пибоди. Она видела чертиков, которые плясали в глазах пожилого герцога, который так же не одобрял выбор своего старшего сына, как и вся остальная семья, даже наивная Мэри чувствовала себя неуютно в обществе леди Уэльс. Но Эммет был молод, Клотильда красива и безупречна во всех отношениях. Достойная невеста, которая в итоге оказалась весьма сварливой женой, и к тому же никак не могла произвести на свет наследника. Последнее, возможно, и было главной причиной склочного характера новоиспеченной герцогини Сомерсет.
Клотильда стала еще более пунцовой, чем минутой ранее, хотя казалось, что это невозможно. На месте ее удерживал лишь тот факт, что до сих пор неизвестно, кому в итоге останется львиная доля доходов от акций герцога и Шератон. Но, так как в завещании все еще не была упомянута только Мартиника, она, сцепив зубы, ждала, подтвердятся ли самые страшные ее опасения.
Мэри спокойно вздохнула и, наклонив к Мартинике голову, прошептала:
- Вот видишь, отец оставил Шератон тебе! Нечего было бояться, глупенькая.
- Этого еще не объявили, Мэри.
- Ну и что? Из близких не упомянута только ты, а из нераспределенного наследства Шератон и какие-то акции. Я уверена, что отец не мог оставить это кому-либо другому.
- Тише! Сейчас все узнаем, - перебила Мартиника, видя, что поверенный снова протянул руку к завещанию.
Мистер Пибоди, сделал глубокий вдох, и бросил извиняющийся взгляд в сторону Мартиники. Или ей это показалось?
- Моей супруге, вдовствующей герцогине Сомерсет, я оставляю все мои акции и паи в коммерческих проектах, а так же Шератон со всеми прилегающими землями... - и не успела Мартиника выдохнуть от облегчения, как поверенный продолжил далее:
- Но только в случае, если по истечении трех месяцев с момента моей смерти она обручится, и в последствие выйдет замуж, причем мужем ее должен стать человек, не старше тридцати пяти лет от роду. Я знаю, как вы мучились со мною, моя дорогая, немощным и больным. Знаю, что слишком долго я продержал вас в своих оковах. Потому хочу, чтобы вы были счастливы и узнали, как хорошо быть молодой и полной сил. Я не желаю, чтобы вам досаждали престарелые прощелыги, которые гоняться за молодостью исключительно для того, чтоб посадить ее под замок своей старости, не в силах предложить взамен то, чего вы были лишены все эти годы жизни со мной. В виду условий своего завещания, я обязую свою семью соблюдать траур по мне не более недели, ровно столько нужно, чтобы мое самолюбие не было посмертно ущемлено, а так же я считаю, что черный цвет ужасно не идет моим дражайшим дамам, и Мэри не выдержит дольше без своих небесно-голубых платьев. В случае невыполнения вышеуказанного условия, вдовствующая герцогиня Сомерсет лишается права на какое-либо наследство. Акции, паи и Шератон будут проданы с торгов, а вырученные деньги переданы в фонд сестер милосердия. Я знаю, моя дорогая Мартиника, что вы довольно несговорчивый человек, потому мне не остается другого выхода, как просто не оставить вам выбора.
После этих слов краска схлынула с лица вдовствующей герцогини, а в зале повисла гробовая тишина.
"По истине, если бы мой дражайший супруг был жив, он насладился бы эффектом, который произвели его слова", - пронеслось у девушки в голове, прежде чем она потеряла сознание.
Глава 4
- Это уму непостижимо! - воскликнула Клотильда, меряя своими жесткими шагами на этот раз пространство главной гостиной, где собрались на семейный совет ближайшие родственники покойного герцога. В виду женитьбы ее сына на леди Мэри, графиня Кентервиль также была допущена к обсуждению, хотя ее супруг и дочери предпочли удалиться и никого не смущать своим присутствием. Леди Базель и всюду следующий за ней по пятам лорд Лесли, увязались за остальными, и никто не нашел в себе сил воспрепятствовать им.
Впервые за многие годы все остальные члены семьи были согласны с Клотильдой.
- Как отец мог на такое решиться? Неужели нет никаких других вариантов, мистер Пибоди? - обратилась к присутствующему тут же поверенному Мэри.
- Леди Кентервиль, я сам многократно пытался переубедить его светлость, объяснял всю необдуманность и даже жестокость этого решения, но, к сожалению, герцог прекрасно осознавал, что делает. Потому, с юридической точки зрения вдовствующей герцогине не остается другого выхода. К тому же, замужество - это не такой уж и страшный шаг, и, ради своего благополучия, на него можно решиться. Никто не посмеет осуждать ее светлость за столь ранний повторный брак, учитывая обстоятельства. Как видите, покойный герцог Сомерсет оставил большую свободу действий относительно выбора кандидата в мужья. Он не оговорил ничего кроме возраста, то есть - ни материальное благополучие, ни происхождение его не волновало...
- Достаточно! Мы все итак поняли, - прервал его речь Грегори - Я думаю, что ее светлость достаточно богата и определенно занимает высокое положение в обществе теперь, чтобы самой решить, кто будет достоин составить ей партию!
- Да, да... конечно же вы правы, милорд, - пробормотал извиняющимся тоном мистер Пибоди.
Клотильду же в это время волновала другое:
- А что если ее светлость откажется пойти на этот шаг? Ведь всем известен отнюдь не кроткий нрав вдовствующей герцогини. Неужели, поместье и все остальное действительно будут проданы с торгов?! - при виде денег, которые уплывали из семьи, ее глаза наполняло отчаяние.
- К сожалению, да, - ответил безапелляционным тоном мистер Пибоди.
- Но это несправедливо! - в один голос воскликнули Мэри и Клотильда, но значение этого окрика у них кардинально отличалось.
Мэри считала, что отец поступил безответственно, когда женился на Мартинике. Тогда он объяснил ей это тем фактом, что перед лицом общества она всегда будет оставаться безродной подопечной, компаньонкой его дочери, в жилах которой течет кровь неясного происхождения. Даже если герцог обеспечит ей достаточное приданое - никто из благородных джентльменов не запятнает честь своей семьи узами брака с ней, лишь жадные охотники за деньгами могут попытать счастья, а он не желает Мартинике участи нелюбимой жены при недостойном ее муже. И поскольку на этом свете, по словам шарлатана доктора, ему осталось жить не так много, Сомерсет нашел наилучший выход из положения - герцог решил сам жениться на своей подопечной. После этого никто из высокородных джентльменов не сможет заявить, что у Мартиники недостаточно высокое положение в обществе. Кроме того, он оставит ей щедрое содержание, соответственно в деньгах она также не будет нуждаться, и сразу после траура по нему вознесется в списке желанных невест, тем более что, ко всему прочему, обладает еще и весьма привлекательной внешностью. - Вот тогда пусть выбирает сама с кем дальше ей шагать по жизни, - заявлял покойный.
Во всем это плане был только один изъян: по всей видимости, доктор не был таким уж шарлатаном, каким считал его герцог, поскольку именно его заботами, в комплексе с уходом сиделки и Мартиники, его светлость прожил на пять лет дольше, чем ему было обещано.
Теперь же вместо обещанного содержания, ее отец решил пойти на шантаж! Разве можно сделать выбор, от которого будет зависеть вся твоя последующая жизнь столь скоропалительно? Что если Мартиника не в состоянии еще открыть свое сердце кому бы то ни было? Возможно, ее прошлые сердечные раны все еще не зажили... Мэри надеялась устроить будущее своей подруги-мачехи, но не так скоропалительно! Не удивительно, что Мартиника лишилась чувств, видимо, она считает эти условия предательством со стороны человека, который долгое время заменял ей отца.
Клотильда же думала о том, как несправедливо позволять имуществу уходить за пределы семьи. Теперь ей не было так обидно, что Шератон и акции могут достаться Мартинике. Нет, гораздо ужаснее, если они будут проданы с торгов, как будто ее семья превратилась в полнейших банкротов! Какой позор! Тем более, что эти деньги должны были принадлежать Эммету... Ну, на худой конец Мэри или Джасперу. Ведь эта несносная особа, того глядишь, вздумает проявить неслыханную в этой ситуации гордость и отказаться выходить за кого-либо замуж. Как же мог этот старый хрыч герцог поступить так безответственно!
- О, боюсь, дамы, в своем пылу вы не заметили куда большей несправедливости, чем само условие завещания! - вступил в беседу Эммет. Все взоры в комнате моментально обратились в его сторону: - Лондонский светский сезон не успеет открыться по истечении этих трех месяцев. Отец явно не рассчитывал, что умрет в такой не подходящий момент.
- Боже, нет! Вдовствующая герцогиня не сможет найти себе мужа, сидя дома! Наша семья будет опозорена, когда имущество пустят с молотка! О нас не будет судачить только глухонемой! - возопила в отчаянии Клотильда.
При этих словах в беседу вмешалась графиня Кентервиль, которая до сих пор пребывала в роли немой наблюдательницы.
- Для того чтоб заключить брачный союз, не обязательно ехать в Лондон, - заявила она расчетливым тоном.
- Что вы имеете в виду? - воззрилась на нее Клотильда, не понимающим взглядом. Графиня выдержала эффектную паузу, но не успела она открыть рот, как раздался тонкий, немного заикающийся, почти детский голосок со стороны леди Базель:
- Я мог-гу жениться на Мартинике... Е-е-если это позволит ей сохранить с-свое состояние, я готов пойти на это... Б-безусловно, если она с-са-сама з-за-захочет... Мне только т-трид-дцать...
Все головы повернулись в это момент в сторону говорящего, поскольку это был не кто иной, как лорд Лесли Базель, никогда не открывающий рта без разрешения дорогой матушки. Однако в это раз, судя по краске, которая заливала его круглое лицо, и виноватому выражению на лице леди Базель, это была его собственная инициатива.
Графиня Кентервиль, с трудом скрывая раздражение в своем голосе, прервала тишину, повисшую вслед за этим заявлением:
- Безусловно, лорд Лесли. Вы в состоянии это сделать. Однако я хотела предложить более подходящую кандидатуру на эту роль - виконта Ландмана.
Взоры всех присутствующих обратились в сторону графини, и она продолжила, дабы пояснить:
- Я имею в виду, что для поисков мужа необязательно отправляться в столицу. Тем более, что оказавшись там, ее светлость будет осаждаться толпой женихов, намерения которых будут не самыми благовидными. Мы, как сопереживающие ей люди, просто обязаны подобрать наиболее лучших кандидатов.
- Под наиболее подходящим кандидатом вы имеете в виду своего племянника? - прервала ее леди Базель.
- Да, я имею в виду именно Эдуарда, виконта Ландмана, своего племянника, - твердым голосом ответила графиня Кентервиль, - ему только исполнилось тридцать два и он как раз находиться в поиске подходящей невесты. Кроме того, он искренне сопереживает ее светлости...
- Но, осмелюсь спросить, - продолжила леди Базель, на этот раз в ее голосе появились стальные нотки: - почему вы считаете, что ваш племянник более подходящая кандидатура в мужья, чем мой сын?
Прежде чем графиня Кентервиль нашла, что ответить, в разговор вступил Грегори:
- Насколько я помню, дорогая матушка. Еще семь-восемь лет назад вы не считали Мартинику подходящей партией для моего кузена. Неужели нынешнее ее положение в обществе и будущее богатство заставили вас пересмотреть ваши взгляды?
Графиня никак не ожидала подобного подвоха со стороны собственного сына, пришлось выкручиваться из сложившейся ситуации, пока окружающие не заинтересовались подробностями давней истории.
- Я тогда несколько заблуждалась, что свойственно каждому человеку. Кроме того, на тот момент виконт был слишком молод для женитьбы.
- Именно поэтому вы настояли на его помолвке с леди Оруэлл. Да, матушка? - не унимался Грегори, которому изрядно надоели закулисные интриги матери, - Более того, если судить по положению в обществе, ни лорд Лесли Базель, ни виконт Ландман явно не дотягивают до статуса вдовствующей герцогини Сомерсет. Почему вы не желаете присмотреть для нее более родовитого жениха?
- Грегори, перестань! - перебила его Мэри, вмешавшись в разговор, - Мартиника никогда не согласиться стать женой надутого индюка, которому просто посчастливилось родиться в правильной семье. А вот с Эдуардом ее столько связывало... Они выглядели такими счастливыми вместе раньше.
Ее муж воззрился на леди Кентервиль с неодобрением, Мэри заметив это продолжила: - Ну и что же, ты смотришь на меня с таким осуждением? Неужели из присутствующих кому-либо не известно, что ее светлость до замужества была помолвлена с лордом Ландманом, пусть и неофициально?
При этих словах Мистер Пибоди и леди Базель одновременно неловко кашлянули. Поверенный, тот час же обратившись к Эммету, произнес:
- С разрешения вашей светлости, я покину вас. Мне сегодня предстоит еще много работы.
Не получив возражений, мистер Пибоди покинул гостиную, а лицо Мэри залила краска смущения, опять она проболталась о том, что лучше держать в секрете.
Леди Базель же, с выражением явного недовольства начала тираду, превозносившую достоинства ее сына. Чем больше она говорила, тем больше сгибалась спина лорда Лесли, а лицо его приобретало насыщенный бордовый оттенок. Казалось, он с большим удовольствием провалился бы на месте, если бы это было возможным.
Внимательно слушая окружающих, Клотильда сохраняла молчание, но в голове у нее уже родилась замечательнейшая идея, от которой она невольно расплылась в улыбке. "Ну, конечно же! Как она могла забыть! Если все выйдет так, как она придумала - будет просто замечательно. Деньги останутся в семье, причем в ее семье! А эта невозможная особа станет менее несносной". Не обращая внимания на болтовню леди Базель, которую оскорбило замечание графини о более подходящей кандидатуре, герцогиня Сомерсет вмешалась в беседу:
- Миледи, мы все в восторге от талантов лорда Лесли. Но думаю, ваш спор с графиней не имеет никакого смысла. Ведь окончательное решение будет оставаться за ее светлостью. Мы все переживаем за будущее нашей дорогой вдовствующей герцогини, потому готовы сделать все необходимое, чтобы ее светлость вышла замуж. К сожалению, в наших силах, лишь предложить как можно больше достойных женихов. Пусть графиня приглашает своего племянника, лорд Лесли итак уже находиться здесь, я же приглашу своего дорогого брата, лорда Уэльса. Он недавно овдовел, траур уже прошел, от первого брака у него осталось трое детей, которые нуждаются в материнской ласке, и ему пока еще тридцать пять лет, что не противоречит условиям завещания. Кроме того, он старший и единственный сын в нашей семье, и в будущем унаследует титул маркиза Уэльса. Вдовствующая герцогиня сама выберет достойного ее мужа.
Эммет с удивлением уставился на свою супругу, он был потрясен, что ее волнует судьба Мартиники. "Еще пару часов назад она называла ее несносной особой, претендующей на наследство, а сейчас готова выдать замуж за собственного брата. Кричала, что его отец унизил их, женившись на этой безродной авантюристке, теперь же хочет найти ей достойного жениха?! Ну, конечно же, все дело в деньгах.... Ну и ладно, главное, чтобы она не трогала его своими бесконечными жалобами. Слава Богу, что у нее теперь появилось занятие, значит, муж ей ближайшее время будет безразличен, можно заняться охотой, проверить отцовских борзых на деле".
Глава 5
В это время, пока в гостиной родственники покойного герцога Сомерсет пытались оценить перспективы завещания его светлости, Мартиника, давно пришедшая в себя от резкого запаха нюхательной соли, лежала в своей постели. Солнце еще не село, но в комнате давно уже царил полумрак, из-за плотно сдвинутых портьер. Девушка присела на кровати, спустив ноги на пол.
"Никогда не думала, что способна упасть в обморок. Всегда казалось, что это всего лишь уловки, к которым прибегают некоторые дамы!"
Но, тем не менее, это с ней произошло. Что ж, герцог сыграл над ней свою последнюю шутку.
"Дорогой муж-опекун решил и после смерти позаботиться обо мне, но в свойственной ему манере. Когда именно он задумал свой план?"
Она так часто видела, как разум покидал его тело, отправляясь в скитания по невидимой стране призраков, возможно, кто-либо из них шепнул ему идею? В те избранные моменты, когда Сомерсет был в состоянии здраво мыслить и рассуждать, он неизменно твердил, что ей необходимо будет снова выйти замуж. Как можно быстрее, пока молодость не ушла безвозвратно, пока она способна радоваться простым вещам. Что ей необходимо познать настоящую любовь и счастье материнства.
Мартиника слушала эти речи вполуха, считая, что она будет иметь возможность поступить по-своему. С обещанным содержанием, она продолжит участвовать в некоторых коммерческих проектах, автором которых был ее супруг. При должной удаче, герцогиня станет еще богаче, и тогда ей не нужно будет заключать непонятную сделку, именуемую браком. Обеспечить себя она способна, защищать научилась давно, положение в обществе ей обеспечил нынешний брак, зачем повторно идти в кабалу к неизвестно кому?
Раньше, будучи восемнадцатилетней, в ней играл огонь, бурлила страсть - тогда ей казалось, что браки заключаются на небесах. Любовь - это смысл жизни, ради нее Мартиника была готова все бросить на алтарь. Такие понятия, как деньги, власть, положение в обществе для нее были пустым звуком, если играли фанфары любви, а значит, избранник также не будет обращать на них внимания. Мартиника считала, если ее полюбят, мужчине не будет никакого дела до ее происхождения и статуса. Ведь и она согласна влюбиться не только в дворянина, но и в просто честного работящего человека. Щемящий душу цинизм ей был еще не знаком.
Выбор ее сердца пал на замечательнейшего кузена лорда Кентервиля. Высокий, красивый молодой человек с изумрудно-зелеными глазами и пепельно-русыми волосами, который в Лондоне неизменно сопровождал Грегори, будущего жениха Мэри, привлек ее внимание с первого взгляда:
- Разрешите пригласить вас на танец, мисс Житан!
И Мартинка растаяла под его взглядом, тем более что чаще всего на приемах ей приходилось подпирать стены и скучать в одиночестве, пока все танцы Мэри были расписаны от начала и до конца, что неизменно приводило Грегори в замешательство.
Впечатление дополнил шарм виконта, его непревзойденное чувство юмора и галантность. Он единственный, кроме пары тройки пожилых джентльменов, оказывал Мартинике внимание на лондонских приемах, которые она посещала исключительно по требованию подруги, и всегда танцевал позволенных два танца с нею. Вначале Мартиника принимала это за простую учтивость, но спустя какое-то время она увидела неподдельный интерес в его глазах.
Сердце пускалось в пляс при его виде, наедине же Мартиника грезила наяву, постоянно повторяя вслух имя Эдуарда. Она уже видела себя в белом подвенечном платье рядом с Мэри, они, безусловно, проведут двойную церемонию. Теперь ей не нужно никакое приданое, виконт Ландман уже два года как вступил в права владения, поскольку он полный сирота. Его с детства опекала чета Кентервиль, потому как родители погибли, когда он был совсем ребенком. И он любит меня! Эдуард признался в этом Мартинике вскоре после того, как Мэри и лорд Кентервиль назначили дату венчания, и спросил ее согласия на брак. Счастье было беспредельным! Но прежде чем попросить ее руки по всем правилам и поговорить с опекуном девушки, виконт попросил подождать: он должен испросить благословения на брак у своей тетушки, заменившей ему мать. Мартиника не видела в этом никакого подвоха, графиня Кентервиль казалась ей приятным человеком, и всегда с теплотой относилась к ней в то время, когда она с Мэри гостила у них в поместье.
Мартиника проболталась о предложении молодого человека не только своей названной сестре, но также и Сомерсету, который заменил ей отца. Герцог искренне радовался, видя счастье Мартиники, но душу его грыз червь сомнения.
Виконт Ландман уехал из Лондона в поместье Кентервиль, чтобы утрясти все необходимые формальности, Мартиника с нетерпением ждала его возвращения, поскольку боялась только одного - что они не успеют, и им не будет разрешено пожениться достаточно быстро, чтобы можно было провести двойную церемонию венчания. Она и Мэри распланировали все до мелочей, заказали у портнихи платье для Мартиники, составили все цветочные композиции, три раза согласовали список приглашенных, и переписали его в четвертый. Проходили недели, но от Эдуарда не приходило никаких вестей. Лондонский сезон подходил к концу, да и в связи с подготовкой к свадьбе, Мэри принимала не так много приглашений, потому возвращение виконта Ландмана в столицу для них осталось неизвестным фактом.
Удар настиг Мартинику незаметно: однажды утром к ней прибежала Мэри с газетой, в которой было напечатано объявление о помолвке.
- Читай, читай быстрее! - и ткнула ей пальцем: - состоялась помолвка виконта Ландмана...
Мартника внимательно посмотрела, и продолжила читать указанную строчку:
- в прошлую пятницу состоялась помолвка виконта Ландмана... - прочла Мартиника вслух, сердце ее забилось быстрее, слезы застилали глаза, но она прочла заметку до конца: - ... виконта Ландмана и леди Оруэлл...
- Я не понимаю, как они могли допустить такую оплошность? - возмутилась Мэри, - надо немедленно подать в газету жалобу, что они располагают неверными сведениями!
Но Мартинике в эту секунду стало все ясно, почему уже больше месяца от Эдуарда не было ни одной весточки, почему все ее письма возвращались нераспечатанными по причине отсутствия адресата... Почему ее терзала смутная тревога в глазах Эдуарда, когда он прощался с ней, готовясь к отъезду. Предполагалось, что он сообщит новость графине Кентервиль. "Она должна дать свое благословение, Мартиника. Ведь она заменила мне мать!" - говорил он.
- Мэри, ты, правда, ничего не понимаешь?! - взревела Мартиника, - Это не путаница! Виконт Ландман официально обручился с другой!!!
Обладая взрывным темпераментом, Мартиника потребовала заложить экипаж, и, в ту же минуту, помчалась к дому Эдуарда. Не обращая внимание на протесты дворецкого, она влетела в гостиную, где виконт Ландман как раз принимал гостей, среди которых были его официальная невеста и графиня Кентервиль. Ей нужно было посмотреть ему в глаза! Полная растерянность и ужас, который она в них увидела, были несомненными доказательствами его вины перед ней. Эдуард пытался вывести ее в другую комнату, дабы поговорить без свидетелей, но она устроила настоящий скандал, влепила ему пощёчину:
- Вы трус и бесхребетный негодяй! Никогда в жизни я не прощу вам вашего обмана!
После чего тот час же покинула его дом. Ему не нужно было ничего объяснять, в глазах графини Кентервиль она увидела все ответы: ее положение в обществе недостаточно высоко, чтобы стать женой Эдуарду. Графиня не дала своего благословения, а виконт Ландман не стал идти против ее мнения, и сделал предложение наиболее подходящей, по мнению его тетки, девушке.
Она могла пережить отказ жениться на ней, ничего, сердце ее бы выдержало подобное предательство. Хоть Мартиника и загоняла все мысли на эту тему поглубже, но подсознание иногда выбрасывало порцию яда в ее мозг: не просто так все разговоры престарелых матрон на приемах затихают, стоит ей оказаться поблизости, не из-за отсутствия привлекательности она все чаще стоит у стены... Лондонское общество отторгает девушку, никто не считает ее персону достойной партией для себя либо своего сына... И это они еще не знают всей настоящей подноготной происхождения Мартиники! Вежливость графини Кентервиль всего лишь проявление такта по отношению к ее опекуну, но в качестве невесты для своего племянника видеть Мартинику та не пожелает, даже если Сомерсет даст девушке приличное приданое. В современном обществе брак до сих пор остается сделкой, которую заключают либо родители и опекуны, либо сами брачующиеся. Никто не интересуется чувствами, в учет берутся только деньги, связи и, конечно же, положение в обществе. А его то, как раз, у мисс Житан нет никакого. Кто она? Просто подопечная герцога Сомерсета, доброго человека, который сжалился над бедной сироткой и приютил в своем доме. А если бы они узнали хоть крупицу об истинном происхождении Мартиники, то даже влияние Сомерсета не заставило бы общество удержаться в рамках приличия и не исторгнуть проклятий в ее адрес.
Но почему Эдуард хотя бы не поставил ее в известность?! Нанести удар исподтишка - этой трусости Мартиника не простит ему никогда!
После скандала, учиненного у виконта Ландмана, Мартиника вернулась в лондонский дом Сомерсета, и три дня провела, не выходя из комнаты, отказываясь от еды, поливая свою подушку слезами. Даже тот факт, что из-за ее вторжения леди Оруэлл расторгла помолвку, не стал для нее утешением. А когда в дом доставили, заказанное ею ранее подвенечное платье, она впала в еще более глубокую депрессию.
Страдания Мартиники отразились на здоровье ее опекуна, и он слег от сердечного приступа. Это немного вернуло ее к жизни, потому как, ухаживая за больным, она забывала о себе. Именно тогда Сомерсету и пришла в голову идея самому жениться на Мартинике, потому что доктор, занимавшийся лечением герцога, постоянно повторял, что жить его светлости осталось от силы несколько лет. Мартиника долго обдумывала предложение человека, которого привыкла считать своим отцом, но видя, какие страдания он терпит и как с каждым днем угасает, решила покориться его воле. В конце концов, должна же она отплатить старику за свою новую жизнь, почему бы не скрасить ему последние годы?
Девушка знала, что никогда бы ей не ступить даже на порог лондонского общества, останься она жить с матерью. Лишь герцог знал неприглядную правду о происхождении Мартиники, но он поклялся не проговориться об этом ни одной живой душе. Мартиника, в свою очередь, знала, что заставило Сомерсета взять над ней опеку, но также оберегала тайну его сердца.
Сомерсет и мисс Житан сыграли тихую скромную свадьбу, и, благодаря уходу молодой супруги герцог быстро пошел на поправку. Он даже испугался этому факту, считал, что судьба подшутила над ним. Но спустя чуть больше года после свадьбы с Сомерсетом случился апоплексический удар, который надолго приковал его светлость к кровати.
Отмахнувшись от непрошенных воспоминаний, вдовствующая герцогиня поднялась с кровати, привела себя в порядок и решила пойти отдать распоряжения, относительно ужина.
Глава 6
Клотильда завершила писать письмо лорду Уэльсу. Как это мысль о Колине сразу не пришла ей в голову! Ведь это так разумно, выдать эту несносную особу замуж за своего брата. Учитывая стоимость наследства, которое может вот-вот уплыть из семьи, можно забыть о семейных дрязгах и неприязни к выскочке.
Колин, лорд Уэльс не отличался покладистым характером, был склонен к азартным играм и несколько грубоват, последствие его армейской службы. Он принимал участие в погашении восстания сипаев в Индии, получил несколько боевых ран, которые с успехом зажили, однако лишился супруги, которая мужественно последовала за ним в эту далекую страну, оставив детей на попечении своих родителей. С тех пор, он так и не оправился, и те немногие деньги, что появлялись в его карманах, он спускал в казино, неизменно влезая в долги и живя в ожидании, когда ему достанется отцовское наследство. При этом он обладал весьма привлекательной наружностью, которая служила причиной его успехов среди дам: подтянутый, крупный, темноволосый мужчина неизменно привлекал их внимание. Лорд Уэльс побывал в постели многих благородных англичанок, неизменно выбирая женщин побогаче, дабы восполнить недостаток средств. Дети продолжали проживать с родителями его покойной жены, и нерадивый отец лишь изредка навещал их, потому что сердце его обливалось кровью от одного только взгляда на их детские лица, которые были точной копией покойной матери. В своей семье он считался кем-то вроде паршивой овцы, потому контактировал с родными крайне редко. Каково же было его удивление, когда Уэльс получил письмо от дражайшей сестры, умолявшей его приехать к ней в имение Шератон, где она сейчас имела счастье находиться.
- Что вас так удивило, мой друг? - обратился к нему мистер Уорнер.
Не так давно лорд Уэльс уберег этого малого от самого большого шулера Лондона, вовремя подсказав не ввязываться в игру. В качестве благодарности, мистер Уорнер угостил его выпивкой, а узнав, что Колину негде остановиться, пригласил разделить его пространство своей лондонской квартиры, которая, по его словам, была слишком огромной для него одного. В итоге, уже в течение полугода лорд Уэльс проживал там, пользуясь расточительностью хозяина, и не собирался никуда съезжать.
- Моя сестра прислала письмо. Я не общался с ней уже более пяти лет, и вдруг, она приглашает меня за город.
- Куда именно?
- Имение, где она остановилась, находиться недалеко от Кентербери. Но я, право, не знаю, стоит ли принять ее приглашение.
- Мой дорогой друг! Конечно же, стоит! Я так устал от этой городской суеты, что с удовольствием провел бы денек-другой в провинции. Ведь вы же возьмете своего приятеля с собой? Естественно, я имею в виду себя, и никого другого. В случае чего, имение, где имеет счастье пребывать ваша сестра, находиться не так далеко от Лондона, и в любой момент, когда нам надоест однообразие сельской жизни, мы сможем убежать обратно.
Паркер Уорнер был самым большим занудой, с которым когда-либо был знаком Колин, но при этом располагал, по-видимому, значительными средствами, если судить по необъятным просторам квартиры, которую он снимал не в самом бедном районе столицы. Если бы Колин не нуждался так отчаянно в деньгах, он не терпел бы общество столь скучного типа так долго. Уорнеру был чужд азарт, карты, скачки, тотализатор не заставляли его сердце биться быстрее, ему незнаком был адреналин игрока, который вот-вот выиграет значительную сумму, неприятное послевкусие тотального поражения, так же обошло его стороной. С проститутками Паркер предпочитал вести беседы, нежели кувыркаться в постели, и он всегда знал сколько нужно выпить и когда остановиться, чтобы оставаться в трезвом уме и доброй памяти. Он не позволял себе сквернословить, самым лучшим времяпрепровождением считал книги, а библиотеку - храмом. Тот раз, когда они встретились в казино, был первым и последним визитом Паркера в игорные заведения. По его словам - он удовлетворил свое любопытство и его больше не привлекает однообразная математика азартных игр. Лорд Уэльс почти ненавидел своего, так называемого, друга за безупречность, которой был лишен сам. Один раз он, перебрав спиртного, ввязался с ним в драку и был повержен с первого удара - оказалось, что Паркер развивал не только интеллект, но и физическую форму - и по выходным занимался кулачным боем, тренируясь в рабочих районах Лондона, где поединки проводились не скованные рамками приличия.
Какое-то время лорд Уэльс подозревал Уорнера в нездоровом интересе к своей персоне, ведь с чего бы тому терпеть его присутствие в своей квартире, когда в их характере нет никаких общих черт? Его аристократическая манера поведения при отсутствии какого-либо титула, чопорность в одежде, прилизанность прически и некоторая внешняя худоба не раз наталкивали Колина на мысли о любовных предпочтениях своего сожителя. Однако опасения Уэльса развеялись в скором времени, после того как Паркер на его глазах соблазнил хозяйку музыкального салона, особу крайне высокомерную и неприступную. К удивлению Колина, Уорнер смог провернуть все дело так, что, даже расставшись со своей любовницей, сохранил с ней теплые и дружеские отношения.
Чем больше времени проводил Уэльс рядом со своим новым другом, тем больше проникался к нему уважением. И все больше подозрений, относительно особы мистера Уорнера возникало у него в голове, но будучи человеком нелюбопытным, он не спешил раскрыть тайны своего приятеля и с большим удовольствием пользовался его безграничной щедростью. Потому сейчас, когда ему представился шанс хоть чем-то отплатить своему дражайшему другу, Колин не мог отказать в его просьбе. "Если Паркер желает поехать за город, что ж, я устрою ему эту поездку".
Глава 7
Виконт Ландман находился у себя дома в Лондоне, когда получил письмо своей тетушки, которая требовала немедленно отправиться в Шератон. От упоминания названия поместья, он поежился от воспоминаний, которые были связаны с некоей молодой особой, ставшей в последствие женой герцога Сомерсета. "Что она хочет? Неужели тетушка забыла, что мою персону в этом месте пожелают видеть в последнюю очередь?"
Но неясное чувство тревоги не отпускало его целый день. Пока его отвлекали повседневные заботы, бороться с ним было легко. Но вечером, оставшись один на один с собой, виконт Ландман позволил себе предаться хандре. Когда-то, поддавшись юношеской слабости характера, он сделал предложение хорошенькой девушке, которая была безумно в него влюблена. И он, признаться, испытывал к ней сердечную склонность, но был по природе слишком легкомысленным и не способным на более глубокие чувства. К несчастью, его выбор не был одобрен, и поскольку он еще не делал официального заявления, тетушка мигом нашла ему более подходящую кандидатуру, и, уладив все формальности, тайком от него подала объявление в светскую хронику.
Эдуард хотел сам сообщить Мартинике новости, позже, когда соберется с силами признаться, что отказывается от нее, но увидев девушку у себя в гостиной - был потрясен не на шутку.
Сколько вызова было в ее глазах! Он думал, она расплачется, начнет умолять его одуматься. Но никак не ожидал рукоприкладства с ее стороны и оскорблений в свой адрес, пусть он их и заслужил. Его взгляду открылась необузданная сторона характера этой тихой и скромной все остальное время девушки, и он потерял покой.
Леди Оруэлл тот час же расторгла помолвку, ее пугал даже намек на скандал, что говорить о разъяренной амазонке в гостиной его дома. Хотя он и был несказанно рад этому факту, но старался не выказывать слишком большого счастья в присутствии графини Кентервиль, которая искренне переживала из-за несостоявшейся партии.
Эдуард нравился дамам, благодаря манерам и внешности, многие считали его подходящей кандидатурой для своих дочерей, а в некоторых вопросах и для себя. Но он перебирал невестами, вводя свою тетушку в исступление, надеясь на то, что рано или поздно графиня Кентервиль оставит все попытки женить его и предоставит сделать самостоятельный выбор. Тогда он снова направится к Мартинике, упадет перед ней на колени и будет слезно умолять простить его, что она, безусловно, сделает. Чем дольше он с этим затягивает, тем меньше в ней останется гнева и тем быстрее он получит ее назад. В глубине души его посещали тщеславные мысли, что можно, конечно, выбрать невесту по вкусу графини, а мисс Житан, при правильном подходе с его стороны, удовлетворилась бы ролью любовницы. Препятствием для этого служил только ее опекун, который не позволил бы девушке опуститься так низко. Но Сомерсет не вечен, и рано или поздно, мисс Житан останется один на один с лондонским обществом, которое после смерти герцога окончательно отвергнет ее. Вот тогда на сцену выступит виконт Ландман, и Мартиника упадет в его объятия.
Но его планам не суждено было осуществиться: спустя всего лишь пару месяцев после скандала, учиненного его бывшей невестой, в светской хронике появилась заметка о женитьбе герцога Сомерсета на своей подопечной Мартинике Житан. "Она снова нанесла мне пощечину, пусть в этот раз воображаемую".
С тех пор виконт так и не нашел себе супругу по вкусу, он все время скучал по проникновенным серым глазам, цвет которых менялся в зависимости от настроения. Ему не хватало прямого, не подобострастного взгляда женщины, которая считает себя равной ему. Любовь Мартиники пусть и была по-девичьи наивной, но не слепой. Мисс Житан требовала всего его шарма и обаяния, чтобы увлечь себя. Она не плыла послушно к нему в руки, а отдавала в награду за затраченные усилия. Он уже в который раз корил себя, что недооценил ситуацию, и в этот раз время не сыграло ему на руку.
Надо было все-таки жениться на Мартинике! Она была бы кроткой и послушной, благодарной за тот факт, что он взял ее в жены без приданого, не обладающую каким-либо положением в обществе. Если бы не вмешательство тетушки, которая долгое время заменяла ему мать, он был бы самым счастливым мужем в Великобритании! Мужчиной, у которого получилось укротить пожар, облечь его в согревающее пламя очага. Теперь же, благодаря замужеству с герцогом, положение девушки стало намного выше его собственного. После смерти мужа, Мартиника станет самой желанной невестой, если только Сомерсет не проживет так долго, что красота ее молодости успеет увянуть.
Виконт Ландман редко читал некрологи, поэтому на момент получения письма факт смерти герцога Сомерсета оставался вне его ведома. Эдуард не спешил выполнять требование тетушки и остался в Лондоне, позволяя воспоминаниям захватить себя. Но вечером, за игрой в карты в джентльменском клубе, он услышал последние сплетни, гуляющие светскими кулуарами.
- Послушайте, виконт! Что вы знаете о скандальном завещании герцога Сомерсета? - обратился к нему его знакомый барон Вальдес.
- Это тот пожилой развратник, который растлил молоденькую девочку и неожиданно для всех женился на ней? - вмешался в разговор молоденький лорд Чарльз.
- Да, нет! Это наоборот, девочка выросла и соблазнила своего престарелого наставника! Говорят, она заставляла его по пять раз в день выполнять супружеский долг, пока беднягу не хватил удар, - вмешался в разговор кто-то еще. История, обрастая все новыми подробностями, продолжила свое путешествие лондонским обществом. Но Эдуард не слышал больше ничего из происходящего вокруг, его мозг все никак не мог понять, что именно такого важного было в обращенном к нему вопросе, раз сердце его забилось в предвкушении авантюры. "Точно! Он сказал завещание! Раз оно оглашено, значит, герцог умер. Как хорошо, что его светлость решил не затягивать с пребыванием на этом свете - еще чуть-чуть, и вдовствующая герцогиня не была бы столь соблазнительной. Теперь Мартиника превратилась в молодую вдову, и у меня появился второй шанс. Спасибо тебе, Господи!"
В тот же вечер он приказал собрать свой чемодан и заложить экипаж, до Шератона не так много ехать, если повезет с погодой, еще до утра он будет на месте.
Глава 8
Неделя траура, оговоренная Сомерсетом, подходила к концу. Мэри с нетерпением ждала, когда она может снять это жуткое черное платье.
- Я выгляжу в нем страшилищем! - восклицала она, и в ее словах была доля правды. Черный цвет превращал ее благородную белизну в ужасающую бледность, отбрасывал тени на кукольное лицо леди Кентервиль, создавая ощущение изможденности и синяков под глазами.
- Что ж, отец был прав - ты не смогла бы соблюдать траур дольше недели, - ответил ей Эммет.
Почти все обитатели Шератона собрались вечером в гостиной, и как обычно, предавались праздному безделью. Вдовствующей герцогине их общество уже успело порядком надоесть, на протяжении почти семи лет она жила одна со своим мужем, лишь изредка принимая гостей, и не в таком количестве. Девушка привыкла к уединению, и терпеть не могла поддерживать ничего не значащие разговоры с людьми, которые долгое время не проявляли к ней интереса. Нет, она с удовольствием бы поболтала с Мэри, обсудила бы проблемы близнецов, расспросила бы все подробности их с Грегори супружеской жизни - но это было невозможно в присутствие самого лорда Кентервиля, его матери и других родственников ее мужа. С Эмметом или Джаспером Мартиника никогда не была особенно дружна, сказывалась значительная разница в возрасте, а графиня Кентервиль слишком долгое время находилась с ней в недоброжелательных отношениях, не в силах простить учиненный когда-то скандал. Грегори требовалась вся его врожденная дипломатия, чтобы визиты Мартиники, не совпадали во времени с пребыванием в его поместье матери. Софии и Маргарите, его сестрам-двойняшкам, недавно исполнилось семнадцать, они очень сильно напоминали Мэри в этом возрасте, только вытерпеть всю девичью болтовню о шляпках, лентах и прочем в двойном объеме у молодой вдовы не хватало сил.
Она пыталась найти уединение на природе, но лорд Лесли постоянно навязывал ей свое общество, оказываясь рядом каждый раз, как только Мартиника выходила за пределы дома. Он был по-детски трогателен, и у девушки не находилось мужества отказать ему. Молодую вдову начинал раздражать тот факт, что у нее нет возможности, даже прогуляться в одиночестве. Единственное место, где никто не мог помешать насладиться своим собственным обществом, были спальня и деловой кабинет покойного мужа. Существовало еще ее убежище в библиотеке, но у вдовствующей герцогини сейчас хватало дел, требующих немедленного решения, и она не могла себе позволить расслабиться в уютной комнатке, спрятанной за одной из книжных полок. Мартиника весь день проводила за работой. Она не желала думать о завещании герцога, предпочитала забыть о нем хоть ненадолго, и тогда, быть может, проблема разрешиться сама собой.
В тот вечер вдовствующая герцогиня как раз приводила в порядок учетные книги, когда услышала на лестнице недовольный голос Клотильды, вычитывающий экономку. Вначале Мартиника решила не отрываться от своего занятия, но когда услышала, что невестка практически перешла на крик, решила выяснить, что происходит в ее доме.
- Я не могу понять, почему вы не слушаете меня миссис Даутфайер! Приготовьте две комнаты для гостей немедленно!
- Но хозяйка не сообщала о гостях, ваша светлость, и единственные свободные комнаты в доме сейчас - это комната покойного и соседние с ней покои, в которых еще недавно проживала сиделка его светлости. Правда есть еще чулан на чердаке, который переделали по настоянию хозяйки, но он настолько мал, что я не знаю, удобно ли будет поселить в нем гостя, - лепетала экономка.
- Позвольте спросить, что здесь происходит? - вмешалась в разговор Мартиника. Она с непониманием взирала на плотную фигуру мужчины, которая возвышалась рядом с новоиспеченной герцогиней Сомерсет. Черты лица гостя, чем то походили на саму Клотильду, только в мужском варианте. Смотрелся он грубо, но эта грубость имела какой-то чувственный характер. Взгляд его глаз был уставшим, в темных волосах уже появилась проседь, хотя выглядел он моложаво.
Мартинике никто так и не сообщил итог переговоров, произошедших в день после похорон, потому слова новоиспеченной герцогини Сомерсет стали для нее сюрпризом.
- Ваша светлость, учитывая некоторые, известные вам обстоятельства, мы взяли на себя смелость пригласить в Шератон некоторых гостей. Только что прибыл мой брат, лорд Уэльс - при этих словах Клотильда сделала жест рукой в сторону рядом стоящего мужчины, который учтиво поклонился, - и его друг. Я просила вашу экономку приготовить им комнаты, но она утверждает, что ей негде поселить гостей.
- Почему меня никто не поставил в известность? - почти прошипела Мартиника, с трудом сдерживая ярость. "Так вот, что задумали мои дорогие родственнички - выставить меня как корову на ярмарке, в моем собственном доме!"
- Милые дамы, осмелюсь вмешаться в ваш разговор, - из темноты холла донесся вкрадчивый голос, и Мартиника увидела высокий силуэт худощавого мужчины. Голос приблизился, и очень скоро, гость вступил в полосу света, отбрасываемого свечами, и хозяйка Шератона получила возможность рассмотреть его более внимательно. Светлые волосы мужчины были аккуратно зачесаны назад, одет он был в бежевый костюм, сшитый по последней моде, в правой руке держал трость, хотя не было заметно, чтобы гость имел проблемы с походкой. Черты лица в неясном свете прихожей казались излишне острыми, придавая несколько хищное выражение. Он казался более худым, чем был на самом деле благодаря своему выдающемуся росту. Но, не смотря ни на что, производил благоприятное впечатление. Облик гостя казался знакомым, но кого он ей напоминал, девушка не могла разобрать. Мартиника привыкла смотреть на многих людей свысока, тут же ей самой пришлось задрать голову, чтобы встретиться с взглядом насмешливых карих глаз.
- Позвольте представиться, раз уж мы все равно нарушили некоторые правила приличия, явившись в дом без приглашения хозяйки: меня зовут мистер Паркер Уорнер, - при этом он учтиво поклонился, и продолжал, - получив приглашение, соблазн провести пару недель вдали от лондонской суеты был слишком велик, чтобы им не воспользоваться. Поверьте, если бы я и мой дорогой друг знали, что вашу светлость не поставили в известность, то не переступили бы и порога этого дома. Но сейчас, поскольку мы приехали издалека, прошу вас простить нашу наглость, и хотя бы накормить бедных скитальцев. Обещаю, мы покинем вашу обитель сразу же после этого.
- Весьма приятно познакомиться, мистер Уорнер. Буду только рада, если вы согласитесь провести в Шератоне какое-то время на правах моего гостя, - понимая, насколько невежливым будет выставить гостей на ночь глядя, Мартиника подала гостю руку, которую тот поцеловал с некоторой манерностью, - Мое приглашение распространяется и на вас, лорд Уэльс.
Клотильда при этих словах лишь довольно хмыкнула.
- Прошу, господа, пройдите в гостиную, пока прислуга приготовит ваши комнаты. К сожалению, на данный момент в имении гостит много людей, потому выбор остался невелик, - продолжила Мартиника, провожая мужчин к остальным гостям, на ходу придумывая выход из сложившейся ситуации.
"Что ж, дорогой муж, вы хотели, чтобы я как можно быстрее вышла замуж. Посмотрим, как вам понравиться наличие мужчины в вашей спальне, спустя всего неделю после вашей смерти". Раздумывая кого именно поселить рядом с собой, огромного увальня, брата Клотильды, или обходительного мистера Уорнера, Мартиника пришла к выводу, что последний вызывает у нее меньше опасений.
Глава 9
Наутро, спускаясь к завтраку, Мартиника уже ожидала гостей, потому не сильно удивилась смутно знакомой фигуре, маячившей на пороге Шератона. "Я была права, графиня Кентервиль тоже вступила в борьбу за наследство", - подумала вдовствующая герцогиня, но вслух произнесла:
- Доброе утро, виконт Ландман. Соскучились по захолустным пейзажам? - и лицо ее озарила натянутая улыбка. Поскольку Эдуард приходился Грегори кузеном, Мартинике изредка приходилось с ним сталкиваться, но надо отдать должное лорду Кентервилю, он свел эти встречи к минимуму. Сегодняшний же визит не был случайностью, и Мартиника, подготовленная приездом брата Клотильды, ожидала, что рано или поздно бывший возлюбленный появится на пороге ее дома.
От неожиданности виконт вздрогнул. Обернувшись, он встретил взгляд цвета холодной стали. "Она явно не в духе", - отметил Эдуард машинально, а вслух произнес:
- Я приехал, как только узнал последние новости. Ваша светлость, разрешите принести свои соболезнования. Уход вашего супруга из жизни, безусловно, большая потеря для всех нас.
После этих слов виконт учтиво поклонился, взял Мартинику за руку и поднес ее к своим губам. Сердце девушки пропустило удар, и она почти утонула в таких знакомых ей изумрудно-зеленых глазах. Тряхнув головой, вдовствующая герцогиня отогнала от себя это наваждение и, наклонившись к нему, чуть ближе, чем позволяли правила приличия, Мартиника произнесла шепотом:
- На большее чем чердачная комната, можешь не рассчитывать!
При этих словах она резко развернулась, и направилась в сторону столовой, чуть не столкнувшись с мистером Уорнером, как раз спустившимся с лестницы и двигающимся в том же направлении.
"Неужели Уорнер все видел?.. Ну и ладно, он все равно не в курсе того, что происходит в этом доме. Вряд ли лорд Уэльс привез бы с собой конкурента" - пронеслось в голове Мартиники. Озабоченная своими мыслями, она не видела довольной улыбки виконта Ландмана: "Она меня не забыла! Ей Богу, я еще что-то значу для нее".
Распорядившись поставить к столу еще один прибор, Мартиника присоединилась к гостям.
- Кто-то еще приехал? - поинтересовался в замешательстве Джаспер, который, по-видимому, единственный не присутствовал на семейном совете после похорон. Он как раз развлекал дочерей графини Кентервиль историями времен своей учебы в военном училище, естественно, опуская из виду все грязные подробности. В итоге, курсанты выходили у него эдакими белыми и пушистыми ангелочками, страдающими от переменчивого характера госпожи Фортуны.
- Виконт Ландман решил почтить нас своим присутствием, - безразлично ответила ему Мартиника. Пока Джаспер пребывал в замешательстве, переваривая информацию, Мэри радостно воскликнула и бросилась на шею, только что вошедшему в столовую мужчине:
- Эдуард! Как я рада тебя видеть!
Мартиника не могла осуждать леди Кентервиль за сердечную привязанность к виконту, в конце концов - он был кузеном ее мужа, близнецы его обожали. К тому же, Мэри не в состоянии была помнить плохое, в ее доброй душе не было места для старых обид и злости, она могла оправдать любой неприглядный поступок, когда-либо совершенный человеком.
- Дорогая, осторожней, не то я приревную тебя и буду вынужден вызвать виконта на дуэль. Все знают, какой плохой я стрелок, он наверняка меня пристрелит. Ты останешься вдовой, и всю оставшуюся жизнь тебя будет мучить совесть.
После смеха, последующего за этими словами Грегори, раздался голос графини.
- А почему вы пришли за стол в дорожном платье, дорогой племянник? - возмутилась она.
- Вообще-то меня даже не приглашали за стол, - ответил Эдуард, беззастенчиво, взирая на Мартинику. Под этим взглядом она покрылась пунцовой краской, - единственное, что было мне сообщено, что разместить меня могут в чердачной комнате. Я ждал в холле, когда же кто-нибудь покажет мне, где именно она находиться, но никто так и не появился.
- Какой ужас, ваша светлость! - возмутилась графиня, - Вам стоит отчитать своих слуг за столь халатное поведение.
При этих ее словах Мартиника покраснела еще больше, поскольку кроме тарелки к завтраку никаких других распоряжений относительно приезда Ландмана она не давала - забыла или предпочла забыть?
Глава 10
Погода в этот день выдалась на редкость солнечная, и гости Шератона, не сговариваясь, отправились на прогулку. Поместье занимало достаточно большую территорию, особой гордостью его был огромный английский парк, примыкающий с другой своей стороны к густому лесу, в сердце которого разлеглось прекрасное озеро.
Все разбрелись в разные стороны, не упуская, тем не менее, друг друга из виду. Мистер Уорнер предпочел уединение, потому устроился на скамейке у вяза, читая книгу. София и Маргарита наперебой спорили, пытаясь привлечь внимание лорда Джаспера. Грегори носился по лужайке с сыновьями, играя в догонялки, в то время как Мэри, взяв Мартинику под руку, совершала свой ежедневный моцион, им в компанию навязался лорд Лесли, оставив свою матушку в одиночестве греться на солнышке вместе с графом Кентервиль. Графиня Кентервиль, взяв под руку своего племянника, увлекала его в самый дальний угол парка, в то же самое время, Клотильда, вынудившая своего брата сопровождать себя, двигалась в обратном направлении.
- Дорогой брат, понимаете ли вы, почему я пригласила вас в Шератон? - спросила она Колина.
- Не полностью, но предполагаю, что это как то связано с последними сплетнями о завещания Сомерсета? - до лорда Уэльса дошли кое-какие слухи, но он предпочитал узнавать информацию из первоисточников.
- Именно! Понимаете ли, наша семья оказалась под ударом, потому как ее честь зависит от поведения достаточно взбалмошной особы.
- Вы имеете в виду герцогиню? - удивился Колин, удивившись словам сестры, - я не назвал бы ее взбалмошной, скорее угрюмой и зажатой.
- Я имею в виду ее светлость собственной персоной. До сих пор не могу понять, каким образом ей удалось заставить старика герцога жениться на ней! Но опустим это, известно ли вам о скандале, который она учинила в молодости, ворвавшись в дом виконта Ландмана и оскорбив его в присутствии невесты, после чего та разорвала помолвку? Знаете ли вы, что эта особа не гнушается вести коммерческие переговоры? Про ее участие в делах поместья я вообще молчу: она считает абсолютно необходимым самолично проверять дела на пашне, в загоне для скота и общаться с арендаторами. Как-будто не для этого нужны управляющие?!
- Ладно, ладно. Я вас понял. В чем дальнейший подвох относительно завещания?
- Вдовствующая герцогиня должна выйти замуж за человека не старше тридцати пяти лет, только тогда имение, паи в коммерческих проектах и акции Сомерсета достанутся ей, в противном случае - все будет продано с молотка, и деньги пойду на благотворительность.
- Ого! Это идея Сомерсета? Как можно быстрее выдать замуж свою молодую супругу? Что ж, она будет сенсацией номер один, когда начнется лондонский сезон.
- Не будет.
- Что вы хотите этим сказать?
- Срок на выполнение требований завещания - три месяца. Полторы недели уже прошло.
- Так, так. Теперь в моей голове начало хоть что-то проясняться. Сестрица, вы просто кладезь полезной информации! Как хорошо, что вы пригласили меня погостить в таком замечательном месте, где имеются столь завидные невесты - Колин плотоядно усмехнулся.
В последнее время ему слишком часто не везло в азартных играх, карточные долги увеличивались с молниеносной скоростью, ему нечем было расплатиться даже за жилье, а щедрость мистера Уорнера рано или поздно могла закончиться. Уэльсу надо было задуматься о будущем. Поскольку его батюшка отличался достаточно крепким здоровьем, ожидание наследства обещало быть долгим. Что ж, женитьба на богатой невесте помогла бы решить многие финансовые проблемы Колина.
- Но я хочу предупредить вас, это будет сложнее, чем кажется на первый взгляд.
- В смысле? Вдовствующая герцогиня не интересуется мужчинами? Я думаю, она давно соскучилась по мужской ласке, если жила с практически трупом на протяжении пяти лет.
- Как грубо вы выражаетесь! Следите за речью! Нет, я хочу предупредить, что скандал у виконта Ландмана в доме не был безоснователен. Они были помолвлены, хотя и неофициально - он разорвал помолвку, даже не сообщив ей об этом. Если у нее остались чувства к виконту, это может усложнить вашу задачу.
В это же время графиня Кентервиль, увлекшая за собой виконта Ландмана, начала свой монолог:
- Эдуард, я до сих пор чувствую вину за тот случай с Мартиникой. Сейчас у вас появился шанс все исправить, не совершите ошибку во второй раз.
- Что вы имеете в виду, тетушка?
- Мартиника теперь имеет достаточно высокое положение в обществе, статус вдовствующей герцогини дает ей большие преимущества. Кроме того, она вскоре станет обладательницей огромного состояния, но это только в том случае, если найдет себе мужа не позднее этих трех месяцев. Я решила загладить свою вину перед вами обоими, и пригласить тебя в Шератон, чтоб вы попытались снова наладить между собой мосты. А также, чтобы помочь ее светлости не остаться у разбитого корыта.
- Боже мой, тетушка! Вы перегрелись на солнце, - воскликнул виконт Ландман, обеспокоено глядя на графиню.
- Что за вздор вы несете, молодой человек?
- Миледи, вы начали больше думать об интересах других, нежели о семейных... Определенно, это следствие солнечного удара. По-другому я не в состоянии объяснить эти перемены! - сказав это, Эдуард расплылся в самой обворожительной из своих улыбок.
- Ах вы, шутник негодный! По-моему, этот случай один из немногих, когда семейные и ваши личные интересы пересекаются. Было бы глупостью не воспользоваться этим.