- Извините, Анна, но я не могу позволить вам родить, - сказал Шувалов твердо и вернул бумагу, на которой должен был поставить подпись, девушке. - Ни я, ни Департамент.
Анна смотрит на него застывшими глазами, а в груди все каменеет. Ноги ватные, в горле болезненный комок.
- Но почему?
- Во-первых, нас смущает ваш партнер... вернее, отец ребенка. Если верить базе данных, за последний год он целых шесть раз привлекался за пьяные мордобои. Плюс ко всему он безработный.
Анна отмахнулась:
- Да плевать на этого козла! Он убежал от меня сразу же, как только я сказала, что беременна. Я рожу и воспитаю малыша сама.
- "Сама" уже лет десять не работает, - отрезал тот. - Нужно пройти отбор, получить письменное разрешение у Департамента. Потом, когда чиновники поверят, что родители надежные, толковые, то им, возможно, выдадут права. А вы, Анна, мне не кажетесь надежной.
Анна опустилась на стул, не отрывая взгляда от чиновника. И впрямь, на что она рассчитывала? Что он сжалится? Руководитель Департамента Рождаемости? Щаз! Она уже минут пятнадцать сидит у него в кабинете и унижается. Шувалов смотрит на нее с холодным равнодушием, непробиваемо-спокойный, в черном пиджаке, таком же черном, как его прогнившая душа. Лицо пластмассовое, бледно-серое, рука уже минут пятнадцать вертит ручку, выдавая раздражение. В глазах заметен тщательно скрываемый вопрос: когда же эта истеричка перестанет хныкать и пойдет делать аборт?
Но Анна и не думала сдаваться.
- Это только первая причина, - Шувалов положил ручку и загнул один палец, потом второй. - Во-вторых, у вас в Москве совсем нет родственников. Отец два года как умер, мама в Нижнем Новгороде. Кто будет сидеть с ребенком, пока вы работаете?
- Первое время поживу у мамы, а потом, возможно, найму няню. Господи, так раньше полстраны жило, и ничего - справлялись!
- Раньше - это раньше, - подчеркнул Шувалов и упрямо помотал головой. - Вспомните, сколько из тогдашних деток вырастало наркоманов, пьяниц и преступников, скольких выбрасывали на улицу, а многих - вспомнить страшно! - продавали. Тысячи, если не сотни тысяч!
Анна хотела возразить, но Шувалов прервал ее взмахом руки.
- А сейчас все хорошо. Рождаемость значительно понизилась, но хуже от этого не стало. Дети живут в благополучных семьях, развиваются, растут, выходят в люди. Кто-то более талантлив, кто-то менее, но в целом они счастливы. А вы... - Шувалов сделал паузу. - Вы просто поспешили.
- Петр Иванович, я мать, и я хочу его растить!
- В третьих, - перебил Шувалов жестко и загнул третий палец, - у вашего малыша дурная наследственность. Хотите, чтоб он пристрастился к алкоголю, как отец?
Анна растерялась и уткнулась взглядом в пол. Шувалов не пытался ее успокоить - он бил фактами, бил больно и нацелено, и возразить ей было нечего.
- Помните, что вы рожаете не для себя - для общества, - сказал чиновник с тем же беспощадным равнодушием. - А ваш сомнительный ребенок в него вряд ли впишется.
- Петр Иванович!
Анна смотрит умоляюще, губы дрожат, она готова разрыдаться и упасть к его ногам, все что угодно, лишь бы Шувалов подписал бумагу на рождение.
- Пожалуйста...
Он лишь спросил небрежно:
- Какой срок?
- Вторая неделя, - выдавила Анна с прозвучавшей в голосе надеждой, но Шувалов не смягчился.
- Значит, плод еще на стадии зародыша, мы его быстро "удалим", вы даже не заметите. - Его губы тронула фальшивая улыбка. - Анна, вам только двадцать три. Да вы еще раз пять родите, но уже с нормальным мужем и нормальным благосостоянием!
Позитивный тон, которым он это сказал, как будто надломил что-то внутри у Анны, и она расплакалась. Сквозь жалобное хныканье послышался голос Шувалова:
- Если не избавитесь от него сейчас, его потом отправят в интернат, а вас изолируют от ребенка, пока ему не стукнет восемнадцать. Хотите поломать жизнь и себе, и малышу?
Анна оторвала руки от лица и посмотрела на Шувалова. Он робот. Точно робот. И своих детей у него точно нет!
Чиновник наклонился к крошечному микрофону на столе и произнес:
- Игнат, зайди.
Дверь распахнулась так быстро, будто вызываемый стоял за дверью и покорно ждал приказа. Невысокий, с кроличьей губой и тонкой линией усов, в белой рубашке, брюках, подошел к столу и глянул вопрошающе на шефа.
- Отвези ее в больницу. - Шувалов указал на Анну. - Сегодня же гражданка Щербакова сделает аборт. Добра вам, Анна.
Только они вышли от Шувалова, Игнат, не отходя от кабинета шефа, обнял Анну. У нее внутри все сжалось, она сморщилась, но все-таки перетерпела вынужденные объятия. Когда он разомкнул их, Анна огляделась.
В коридоре шумно: тут и там снуют работники Департамента, скрипит паркет, звучат сухие голоса, но до Анны и Игната никому нет дела. Он отвел ее в сторонку, прошептал:
- Когда через два часа тебя не обнаружат в больнице, к тебе домой приедет полиция, - сказал Игнат, стараясь говорить как можно тише. - Тебя хватятся минимум через час, соберут патруль и приедут максимум через два. Начальству я скажу, что довез тебя до больницы, а оттуда ты сама сбежала.
Анна вздрогнула, как будто только что пришла в себя. Кивнула.
- В розыск тебя объявят только завтра, - продолжил Игнат. - В этот время ты уже должна сесть на самолет и лететь подальше из страны. В Париж, в Чикаго, в Мексику - куда угодно, лишь бы пересечь границу. Поняла?
Анна вновь кивнула и крепко обняла Игната. Тот аж вздрогнул, жаркая волна прошлась по нему вдоль и поперек, лицо стало пунцовым.
- Я у тебя в долгу на всю оставшуюся жизнь, - сказала Анна и поцеловала его в щеку.
- Да брось. Но лучше б ты тогда со мной осталась два года назад, а не с этим выродком, - с грустью сказал Игнат, и лицо его потускнело. - Возможно, сейчас мы бы были нормальной семьей, и тебе не пришлось бы прятаться от моего начальства.
Анна сморщилась от его слов, но спорить не стала. С Игнатом они учились вместе в универе; он ухаживал за ней до самых выпускных экзаменов, но Анна предпочла другого. И сейчас от этого "другого" ждет ребенка. Игнат же по счастливой случайности оказался помощником руководителя Департамента и сразу же примчался к ней на помощь, когда узнал, что ей грозит аборт.
- Ты чудо-человек, Игнат, - сказала Анна на прощание. - Спасибо!
***
Но как оказалось, возле дома Анну уже ждали. За ней приехала полиция, а с ними "скорая". Беглую мамашу сразу же скрутили, заковали в наручники и увезли в больницу. Полицейские как будто знали, что она хотела убежать, и сразу же ее перехватили.
Через час она уже лежит в пустой палате, привязанная к кровати толстыми ремнями. В палате душно, Анна тщится разорвать ремни, но не выходит.
Тут над ней возник знакомый силуэт: черный костюм, приглаженные волосы, не по-человечески спокойное лицо и полный укоризны взгляд.
- Анна, вы правда думали, что мы вас не поймаем? - произнес Шувалов. - Это преступление. Серьезное.
Анна перестала дергаться, взглянула с ненавистью на Шувалова. Как?! Как они узнали, что она сбежала, да еще так быстро? Игнат же обещал, что у нее будет минимум три часа форы!
- Отпусти меня, урод! Я не позволю...
- Несмотря на ваше бегство, я сегодня добрый. Другую бы после аборта за такое сразу же арестовали, но мы с вами представим, будто ничего "такого" не было. Я же понимаю: материнские чувства, нервы, все дела. К тому же, вы еще так молоды, зачем вам гробить жизнь в тюрьме?
Шувалов улыбнулся, думал, видимо, что Анну это успокоит, но глаза ее сверкнули гневом. Она харкнула ему в лицо - на переносице, глазах чиновника осталась жирная густая клякса, а с кончика носа закапала слюна.
Он с брезгливостью вытер лицо и отошел, отряхивая руку.
- В общем, через несколько часов вас выпустят, и вы...
- Убью тебя, клянусь! Плевать, меня посадят, но я лично придушу тебя!
- ...поедете домой, - сказал Шувалов, игнорируя угрозу. - А в следующий раз, когда решите забеременеть, надеюсь, подойдете к этому вопросу более серьезно.
Анна снова затрясла руками, чувствуя, как ярость наполняет все ее нутро. Кровать стала шататься и, скрипя, заездила по полу. Но Шувалов был по-прежнему спокоен: видимо, она не первая, кого он привозил в больницу и говорил эти слова. Не первая - и не последняя.
И самое ужасное, что ей никто здесь не поможет. Все их действия - законные и обязательные с точки зрения новой морали. А она одна. Одна против целого Департамента.
Слева донеслись шаги, кто-то легонько взял ее руку. Анна ощутила боль от быстрого укола, сморщилась и повернула голову. От кровати отходит медсестра с пустым шприцем. Очертания палаты тут же потеряли четкость и поплыли, как забрызганный водой рисунок на стекле. Веки начали смыкаться, тело словно налилось свинцом, и голова упала на подушку.
- Добра вам, Анна. Вы забудете это, как страшный сон.
Слова Шувалова утонули в вязкой тишине, и Анну накрыло мягкой усыпляющей волной.
***
- Странный ты человек, Игнат, - сказал Шувалов, после того как уехал из больницы и встретился с помощником у себя в кабинете. - Обманул меня, помог сбежать этой девице, а потом сам же натравил на нее ментов. Где логика?
Игнат молчит, сидя напротив шефа, удивительно спокойный. Шувалов нервно постукивает ручкой по столу.
- Нет, ты, конечно, молодец, что вовремя одумался, но почему? Не ты ли говорил, что любишь эту сумасшедшую?
Игнат сказал небрежно:
- Это было два года назад. Она бы все равно сбежала, помог бы я ей или нет. Моя "любовь", - он показал двумя пальцами кавычки, - была приманкой, чтобы Анна мне доверилась. Ну сами посудите: разве можно навредить девушке, в которую ты по уши влюблен? Я был ее последним шансом сохранить ребенка.
Брови Шувалова взлетели, он недолго смотрит на Игната удивленно, а потом в глазах возникло одобрение.
- Мне нравится такой подход. Все ради дела.
- Черт с ней, с этой Анной! Я хочу продвинуться по службе и вместе с вами вычищать гнилое общество от мусора. За этим ведь я пришел сюда работать.
Шувалов приподнялся из кресла, подошел, руки легли на плечи подчиненному. В первый раз руководитель позволял себе такое отношение к сотруднику. Обычно он держался холодно и соблюдал субординацию, а Игната чуть не задушил в объятиях, как сына.
- Молодец, - Шувалов постучал его по плечам. - Мы и работаем, чтоб все были счастливыми. А как этого добиться?
- Уничтожить несчастливых, - повторил Игнат непреложную заповедь Департамента. - Всех, кто может оказаться инвалидом, бедняком или другим несчастным, истребить еще в зародыше. А чтобы нас не называли душегубами, нужно эти убийства узаконить и незаметно приучить к ним общество. Вот увидите, еще несколько лет - и люди будут думать, что это прогресс, необходимость и "как мы вообще жили без Департамента?"
Одобрение в глазах Шувалова сменилось искренним восторгом.
- Чудно! Всего год работаешь, а я уже хочу тебя повысить.
- Правда?
- Ну а то! - сказал Шувалов, подмигнув. - Ведь ты теперь мой самый преданный сотрудник.