Аннотация: Отрывок из дипломной работы Гайдуковой Л.А. "Ценностные ориентации в обществе Киевской Руси"
Отрывок из дипломной работы Гайдуковой Л.А. "Ценностные ориентации в обществе Киевской Руси"
Научные руководители: Присенко Г.П. и Краюшкина С.В.
ТГПУ им. Л.Н.Толстого, Тула, 2000 г.
План:
1. Расселение славян.
2. Образование государства у полян.
3. Соседи Киевской Руси и контакты с ними. Путь из варяг в греки.
4. Осознание русским народом своего места в мире.
5. "Повесть временных лет" и её центральные идеи.
6. Развитие идеи единения и патриотизма в сказаниях о княжеских усобицах.
7. Вывод: космополитизм в оценке событий мировой истории.
Славные дела и свершения великого русского народа, его богатейший жизненный и нравственный опыт, широта и глубина мировоззрения, склад мышления, философский оптимизм и вера в светлое завтра своей Родины получили яркое отражение в произведениях древнерусской литературы, произведениях монументальных и необычайно серьёзных.
Монументальность литературы Древней Руси усиливается тем, что её памятники посвящены главным образом историческим темам. В них меньше, чем в последующей литературе, выдуманного, воображённого, рассчитанного на развлечение, на занимательность. Серьёзность обусловлена ещё и тем, что главные произведения древнерусской литературы гражданственны в высшем смысле этого слова. Авторов той далёкой эпохи больше всего волнуют исторические судьбы их Родины, оборона Русской земли, исправление общественных недостатков, защита справедливости во взаимоотношениях людей. Древнерусская литература напоена патриотизмом. Превыше всего почитала она верность своей земле и беззаветную любовь к Родине, не раз встававшей на пути вражеских полчищ и самою дорогою ценой - ценой жизни своих сыновей и дочерей - спасая народы других стран от порабощения и уничтожения.
Древнерусские авторы большое внимание уделяли проблемам места Руси в мировой истории, пытаясь как можно чётче и детальнее представить его на страницах своих произведений. Это не было простой прихотью летописца, подобные задачи диктовались самой историей: молодое государство желало осознать себя среди множества других стран с разным уровнем экономического, политического и культурного развития. И, конечно же, русичам очень хотелось войти в систему народов не просто на равных, а стать провозвестниками нового мышления, указывающего дорогу в "царствие божие". Идея особой миссии Руси нашла широкое отражение в произведениях Киевского периода опять-таки не случайно: она была подсказана развивающимся самосознанием русских людей, а без этого качества, как известно, невозможно равноправное вхождение народа в систему мировой цивилизации.
Чтобы ответить на вопрос об истоках этого патриотизма, откуда у древнерусского писателя такая высокая оценка места Руси среди окружавших её государств, - мы должны хотя бы коротко рассмотреть, "откуда есть пошла Русская земля".
Монах Киево-Печерского монастыря Нестор задавался этим вопросом ещё в XII веке. И отвечал на него со всей серьёзностью средневекового учёного, привлекая все доступные ему материалы. Летописец совершенно точно определил, что славянство - это лишь часть общеевропейского потока народов. Опираясь на библейское сказание о том, что после "Великого потопа" сыновья Ноя разделили между собой землю, Нестор полагает, что один из них - Иафет - взял под своё покровительство "полунощные страны и западные", то есть страны Европы. В состав народов, которые сидят в "Афетовой части", вошли русь, чудь (прибалтийские народы), ляхи (поляки), прусы (исчезнувшее балтское племя, давшее название Пруссии), а также свеи (шведы), урмане (норвежцы), агняне (англичане), фряги и римляне (итальянцы), немцы и другие европейские народы.
Нестор рассказывает о расселении европейских народов и помещает славян на Дунае, там, где позднее стали жить венгры и болгары. И от тех славян, пишет он, "разошлись по земле и прозвались именем своим". Но летописец не вполне уверен в своей гипотезе. Он не исключает, что славяне, возможно, жили в земле скифов, которые в VI-IV вв. до н.э. занимали огромные пространства Восточной Европы, в том числе Поднепровья и Северного Причерноморья, или даже в земле хазар, которые осели в степях Приазовья и Нижнего Поволжья (1).
Два обстоятельства поражают своей реальностью в рассуждениях древнего автора: понимание славянства как древнейшей и неотъемлемой части всего европейского сообщества народов и представление о появлении славян на территории Поднепровья, междуречья Оки и Волги, в районе русского Севера в результате миграции из иных мест.
И ещё очень любопытное обстоятельство заметил Нестор: славяне в начале своей древнейшей истории, с самого времени появления на берегах Днепра, Днестра, Оки, Волги, озера Ильмень жили в окружении многочисленных народов, которые, как и они, осваивали эти земли. Летописец упоминает чудь, мерю, мурому, весь, мордву, пермь, печеру, ямь, югру (относившихся к угро-финской языковой и этнической группе народов) и литву, летголу и земиголу (предков нынешних литовцев, латышей), относившихся к балтским народам.
Во всех этих наблюдениях летописец был не далёк от истины. Современные исследования подтвердили, что славяне принадлежали к общей индоевропейской группе народов, расселявшихся в период неолита (VI-III тыс. до н.э.). Тогда по всей Европе был "род един и язык един", по выражению Нестора, то есть до III тыс. до н.э. индоевропейцы ещё представляли собой единое целое, говорили на одном языке, молились общим богам (2).
Установлено, что во II тыс. до н.э. предки славян, ещё не разделившихся на отдельные народы, обитали где-то между балтами, германцами, кельтами и иранцами. Праславянам принадлежала какая-то область в районе бассейна реки Вислы. В cер. II тыс. до н.э. мы застаём предков славян занимающими огромную территорию Восточной Европы. Их центром по-прежнему остаются земли по реке Висле, но их миграция простирается уже до реки Одер на западе и Днепра на востоке. Южная граница этого расселения упирается в Карпатские горы, Дунай, северная часть доходит до реки Припяти (3). Как видно, территория Прикарпатья, Подунавья уже появляется в виде далёкой славянской прародины, о чём знал Нестор.
К сер. II тыс. обозначился процесс консолидации осевших на своих местах родственных племён в большие этнические группы. Славянам пришлось отстаивать свою независимость, обороняясь от нашествия скифов, сарматов. Позднее, в V в. до н.э., часть славянских племён была увлечена мощным потоком двигавшихся на Запад гуннов (4). В это время происходит постоянное перемещение древних славян, освоение ими новых земель, смешение с ранее жившими здесь фино-угорскими и балтскими племенами, не вызывавшее жестоких войн и кровавых столкновений.
Чем же объяснить столь мирный характер славянской колонизации? Причина здесь не только в каких-то особенностях душевного склада славян и встреченных ими племён, сколько в условиях, в которых происходило расселение. Плотность населения в лесных чащобах была очень мала. Пришельцам не приходилось захватывать освоенные места. Поэтому и не было причин для кровавых конфликтов. Славяне принесли в этот таёжный край более высокую земледельческую культуру, выработанную на плодородном юге. Постепенно соседство, обмен опытом, заимствование достижений привели к взаимной ассимиляции угро-финнов и славян.
В "Повести временных лет" отмечается, что накануне объединения большинства восточнославянских племён под властью Киева здесь существовало, по крайней мере, пятнадцать крупных племенных союзов. В Среднем Поднепровье обитал мощный союз племён, объединённый именем "поляне", то есть жители полей. Центром полянских земель издавна был город Киев; красочная легенда о его основании братьями Кием, Щеком, Хоривом и их сестрой Лыбедью известна нам из той же "Повести временных лет". На севере от полян жили новгородские словене, группирующиеся вокруг городов Новгород, Ладога. К северо-западу располагались древляне, то есть жители лесов, главным городом которых был Искоростень. Далее в лесной зоне на территории современной Беларуси сформировался племенной союз дреговичей, то есть болотных жителей (от слова "дрягва" - болото, трясина). На северо-востоке, в лесных чащах междуречья Оки, Клязьмы и Волги, жили вятичи, в землях которых главными городами были Ростов и Суздаль. Между вятичами и полянами в верховьях Волги, Днепра и Западной Двины обитали кривичи, проникшие позднее в земли словен и вятичей. Их главным городом стал Смоленск. В бассейне реки Западной Двины обитали полочане, получившие имя от речки Полоты, впадающей в Западную Двину. Главным городом полочан позднее стал Полоцк. Племена, расселившиеся по рекам Десна, Сейм, Сула, и жившие к востоку от полян, прозвали северянами или обитателями северских земель, их главным городом со временем стал Чернигов. По рекам Сож и Сейм жили радимичи. К западу от полян, в бассейне реки Буг расселились волыняне и бужане; между Днестром и Дунаем обитали уличи и тиверцы, граничившие с землями Болгарии. В летописи упоминаются также племена хорватов и дулебов, обитавших в Подунавье и Прикарпатье (5).
Сильные и многолюдные восточнославянские союзы племён подчиняли своему влиянию окрестные малочисленные народы, облагали их данью. Между ними происходили столкновения, но отношения в основном были мирными и добрососедскими. Против внешнего врага славяне и их соседи - фино-угорские и балтские племена - зачастую выступали единым фронтом.
Собирая дань с окрестных племён, некоторые славяне сами находились в даннической зависимости от более сильных иноплеменных соседей. Так, поляне, северяне, радимичи, вятичи долгое время платили дань хазарам - по белке и горностаю от "дыма", новгородские словене и кривичи вместе с чудью и мерей платили дань варягам. Да и сами славяне, победив и подчинив какое-либо другое славянское племя, облагали его данью. Поляне, начав "собирать" под свою руку восточнославянские земли, обложили данью радимичей, северян, вятичей, которые раньше платили её хазарам. К кон.VIII - нач.IX в. полянское ядро восточных славян освобождается от власти хазар. В этот период начинает формироваться самостоятельное, независимое государство Киевская Русь.
Славяне не были изолированы от остальных народов. Экономические, политические и культурные связи между ними осуществлялись регулярно, и не последнюю роль в этом играли торговые пути. Ещё не став самостоятельным политическим целым, восточнославянские племенные союзы вели оживлённую торговлю со своими соседями. Именно в VIII-IX вв. зародился знаменитый путь "из варяг в греки", который способствовал не только разнообразным контактам славян с окружающим миром, но и связывал воедино сами восточнославянские земли. Вот как описывает "Повесть временных лет" этот путь: "из Грек [из Византии] по Днепру, а в верховьях Днепра - волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево [Ладожское озеро] и устье того озера входит в море Варяжское [Балтийское]. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море [Чёрное], в него же впадает Днепр река" (6).
Мы видим, что "путь из варяг в греки", замыкаясь кольцом, проходил по территории множества стран с отличным от славянского укладом жизни. Но кроме этого существовали и другие дороги. Прежде всего, это восточный торговый путь, осью которого были реки Волга и Дон. К северу от этого Волжско-Донского пути пролегали дороги из государства Булгар, располагавшегося на Средней Волге, через Воронежские леса на Киев, и вверх по Волге через Северную Русь в районы Прибалтики. Отсюда на юг к Дону и Азовскому морю вела Муравская дорога, названная так позднее. По ней шли как торговцы с севера из вятичских лесов, так и те, кто двигался на север, направляясь из стран Востока. Наконец, существовали западные и юго-западные торговые пути, которые давали восточным славянам прямой вход в сердце Европы (7).
Все эти пути покрывали своеобразной сетью земли восточных славян, перекрещивались друг с другом, и, по существу, накрепко привязывали восточнославянские земли к государствам Западной Европы, Балкан, Северного Причерноморья, Поволжья, Кавказа, Прикаспия, Передней и Средней Азии.
Нужно сказать ещё и о том, что страны, с которыми поддерживала связи Киевская Русь, находились на разных ступенях общественного развития, отчего взаимное влияние осуществлялось особенно интенсивно. В странах Европы, например, происходили явления великой важности (8).
Знаменитая роль франкского племени и его вождей закончилась в нач. XI в., когда оружием Карла Великого политические идеи Рима и римская церковь покорили себе окончательно варварский мир, и вождь франков был провозглашён императором римским. Духовное единство Западной Европы было скреплено окончательно с помощью Рима; теперь выступало вперёд другое, новое начало, принесённое варварами, германцами на почву империи, теперь начинается материальный распад Карловой монархии, начинают своё становление отдельные государства, члены западноевропейских конфедераций; IX век был веком образования государств как для Восточной, так и для Западной Европы, веком великих исторических определений, которые оставались действительными порой до Новейшего времени.
В то время, когда на Западе совершается трудный, болезненный процесс разложения Карловой монархии и образования новых государств, новых национальностей, Скандинавия, эта старинная колыбель народов, высылает многочисленные толпы своих пиратов, которым нет места на родной земле; но континент уже занят, и скандинавам нельзя двигаться к югу сухим путём, как двигались их предшественники, им открыто только море, они должны довольствоваться грабежами, опустошением морских и речных берегов.
В Византии происходит также важное явление: богословские споры, волновавшие её до сих пор, прекращаются; в 842 году, в год восшествия на престол императора Михаила III, с которого наш летописец начинает своё летосчисление, созван был последний, седьмой Вселенский собор для окончательного утверждения догмата, как будто бы для того, чтобы этот окончательно установленный догмат передать славянским народам, среди которых в то же самое время начинает распространяться христианство; тогда же, в помощь этому распространению, благодаря особой ревности Кирилла и Мефодия, является перевод священного писания на славянский язык.
Экономические и культурные связи с Византийской империей, усилившиеся после введения христианства, имели особое значение для культуры Киева и Руси. В Киеве развернулось строительство огромных культовых зданий, украшенных монументальными росписями - мозаиками и фресками, резным камнем. Новые дворцовые постройки, мощные фортификационные сооружения для защиты города - всё это испытало на себе влияние Византии. Успехи в области изучения древнерусской архитектуры показали, что к началу XII века византийские строительные принципы, приёмы и схемы, передовые в то время, подверглись на Руси значительному изменению и переосмыслению, в результате чего возникли новые оригинальные архитектурные решения, отвечавшие местным условиям и эстетическим вкусам. В духовной жизни древнерусского общества важное место заняла переводная литература, преимущественно византийская. В XI в. с иностранных языков были переведены произведения по всемирной истории, поучительная и развлекательная литература: Хроника Георгия Амартола, Хроника Синкелла, "История Иудейской войны" Иосифа Флавия, "Житие Василия Нового", "Христианская топография" Козьмы Индикоплова, "Александрия", "Повесть об Акире Премудром" и др. На Руси были известны сборники под названием "Пчела", в которые входили отрывки из произведений Аристотеля, Платона, Сократа, Эпикура, Плутарха, Софокла, Геродота и других античных авторов.
Итак, восточные славяне, в канун создания своей государственности, в канун, когда племенные союзы начали борьбу за первенство в славянских землях, занимали своё, не похожее ни на кого из окружающих соседей место в истории Европы. В то же время восточнославянское общество несло в себе черты, общие и для других стран и народов. Так, восточные славяне оказались по темпам хозяйственного, общественного, политического и культурного развития на среднем уровне. Они отставали от западных стран - Франции, Англии. Византийская империя и Арабский халифат с их развитой государственностью, высочайшей культурой, письменностью стояли для них на недосягаемой высоте, но восточные славяне шли вровень с землями чехов, поляков, скандинавов, значительно опережали ещё находившихся на кочевом уровне венгров, не говоря уже о кочевниках тюрках, фино-угорских лесных жителях или живущих изолированно и замкнуто литовцах.
Русский народ, находившийся на этапе формирования государственности, не мог не осознавать своего отличия от других стран, своей индивидуальности. Из поколения в поколение русичи бережно хранили память о прошлом, движимые естественным желанием не затеряться в огромном количестве народов, не утонуть в водовороте истории. Воспоминания о событиях русской истории носили героический характер и были связаны общим, единым представлением о славных делах своих предков.
Замечательные слова об исторических знаниях Древней Руси мы находим у Кирилла Туровского - русского писателя XII в. Он различает два типа хранителей исторической памяти - летописцев и песнотворцев, следовательно, творцов истории письменной и творцов истории устной, но у обоих находит одну и ту же цель их деятельности как историков: прославление героев и по преимуществу их военных подвигов. Кирилл предлагает прославлять "героев" церковных так же, как воспевает народ своих героев светских (9). В этой связи обратимся к замечательному произведению древнерусской литературы - "Слову о законе и благодати".
"Слово о законе и благодати" Илариона - одно из наиболее ранних, а возможно, и первое художественно-публицистическое произведение, созданное в киевской культурной среде.
Личность его автора ярка и неординарна, это видно даже из тех скудных сведений, что дошли до нас из глубины веков. Судя по летописным данным, Иларион происходил из богатого, знатного рода. Священник церкви княжеского села под Киевом, он играл видную роль при дворе великого князя Ярослава Мудрого. Широко начитанный в произведениях византийских отцов церкви и исторических трудах, Иларион был также переводчиком, писателем, мыслителем. В 1051 году по указу Ярослава был поставлен на Киевскую митрополию вопреки известному порядку, по которому требовалось посвящение от руки Константинопольского патриарха. Таким образом, он вошёл в историю ещё и как первый русский митрополит не грек. После того, как великий князь вынужден был заменить его ставленником Византии, чтобы не осложнять русско-византийских отношений, Иларион удалился в Киево-Печерский монастырь, где его следы теряются.
Однако в кругах исследователей древнерусской литературы существует версия, выдвинутая, в частности, Д.С.Лихачёвым, что Иларион и Никон - летописец, участвовавший в составлении "Повести временных лет" - одно и то же лицо. Это положение доказывается сходством стилей написания, тематикой и аргументацией при сравнении "Слова о законе и благодати" с восстановленным из "Повести временных лет" вторым летописным сводом до 1073 г. Но как бы ни завершил свою жизнь Иларион, его яркая, сильная натура не могла остаться незаметной для современников. Хороший пример тому - "Слово о законе и благодати", оказавшее большое влияние на стиль и форму написания последующих произведений подобного рода и, что самое главное, оставившее свой след в умах и сердцах русских людей.
"Слово о законе и благодати" условно можно отнести к памятникам церковной публицистики. В подобных произведениях форма изложения не менее значима, чем само содержание, насыщенное полемикой, пропитанное субъективными оценками автора и доносящее до нас его восприятие мира. Человек неотделим от своего времени, а потому идеология эпохи, уровень культуры общества - всё это, наряду с общеисторическими сведениями, нашло отражение в источнике. "Слово" Илариона - не только памятник литературы, но и произведение ораторского искусства. Из его содержания следует, что оно было произнесено перед представителями высшей киевской знати во главе с Ярославом Мудрым. В 1037-1051 гг. "Слово" читалось, вероятно, в Софийском соборе в связи с каким-то торжественным событием в присутствии княжеской семьи, бояр, "нарочитых мужей". Скорее всего, это был праздник, посвящённый окончанию строительства Софийского собора, т.е. освящение храма (10).
По форме изложения "Слово о законе и благодати и похвала кагану нашему Владимиру" представляет собой проповедь, по содержанию - историко-богословско-политический трактат, в котором с позиций христианского провиденциализма излагается история христианства и отношение его к иудаизму. В "Слове", отражающем борьбу религиозных и политических идей в Киеве ХI века, осмысливается крещение Руси, превозносится её государственная мощь и христианство (благодать) в противоположность иудаизму (закону), который был религией враждебного Руси Хазарского каганата. Иларион прославляет Русь, равную среди других "новых" народов, и возвеличивает её князей - покровителей христианства: Ольгу, Владимира и Ярослава. Тема "Слова" - тема равноправности народов, резко противостоящая средневековым теориям богоизбранничества лишь одного народа, теориям вселенской империи или вселенской церкви. Иларион указывает, что Евангелием и крещением "бог все народы спас", прославляет русичей среди народов всего мира и резко полемизирует с учением об исключительном праве на богоизбранничество только одного народа (11).
Композиционно "Слово" состоит из трёх частей. В первой части Иларион развивает идею о двух состояниях, которые проходит человечество в "сём веке" по пути к "будущему веку": состояние "идольского мрака" (язычества) и "благодати" (христианства). "Закон" (иудаизм) - промежуточный этап: он лишь подготавливал к "благодати", но с неизбежностью должен был уступить ей, так как только "благодать" ведёт народы к спасению в будущем веке. В этой части использованы аллегории, идущие из византийской христианской литературы. Во второй части речь идёт о преимуществе для Руси "благодати" перед "идольским мраком". В третьей части Иларион с ориентацией на канонизацию прославляет князя Владимира Святославича - первого просветителя Руси, приобщившего её к "благодати". Воздаёт он хвалу и Ярославу Мудрому, способствовавшему процветанию и просвещению Руси. Идеи и образы этой части "Слова" неоднократно использованы в произведениях более позднего времени.
А теперь проанализируем подробнее это замечательное произведение. По принятым тогда стандартам канонической литературы начинается "Слово" восславлением бога за то, что "посетил и дал избавление людям своим..., не дал погибнуть в служении бесам" (12).
С самого начала произведения мы можем проследить уважение автора к грамоте вообще и к слову в частности. Заметно, как он виртуозно владеет этим словом, как ясно и точно выражает свои мысли. Так же уважительно Иларион относится и к своим читателям (слушателям): "Излагать здесь то, что в других книгах написано и вам известно, было бы примером дерзости и честолюбия. Не невеждам ведь пишем, а обильно насытившимся книжной сладостью...". Далее впервые в произведении звучит мысль о единении всех православных перед лицом бога, которую автор позднее разовьёт и украсит яркими сравнениями.
Иларион настойчиво выдвигает вселенский, универсальный характер христианства ("благодати") сравнительно с национальной ограниченностью иудаизма ("закона"). Подзаконное состояние при Ветхом завете (иудаизме) сопровождалось рабством, а "благодать" (Новый завет) - свободой. "Закон" сопоставляется с тенью, светом луны, ночным холодом; "благодать" - с солнечным сиянием, теплотой. Время Ветхого завета символизирует образ рабыни Агари, время Нового завета - свободной Сарры. Подобная наглядность способствует лучшему пониманию достаточно сложной мысли автора. Она вносит художественный элемент в научные богословские изыскания, что делает произведение интересным и лёгким по восприятию. Но всё-таки это научно-философский труд, что подтверждают постоянные ссылки автора на Священное Писание.
Изначалие божьего промысла ("И Бог изначально хотел и думал сына своего послать в мир и тем явить благодать") перекликается у Илариона с понятием закономерности исторического процесса. Конфликт крещения "благодатного" и обрезания "законного" породил отделение христианской церкви от иудейской. "Благодать" сменила "закон" правомерно, и эту правомерность объясняют цели данных религиозных систем: "У иудеев - совершенствование, у христиан - спасение. Совершенствование - в этом мире, спасение - в будущей жизни". Отсюда неизбежно возникает мысль об объединяющей роли христианства. Иларион неоднократно повторяет её, как бы подготавливая читателя к той части своего произведения, где он будет говорить об истории христианства на Руси. "Спасение же у христиан, благое и щедрое, простирается на все края земли", "И Христова благодать всю землю обняла, покрыла её, как вода морская" и "Прежде в одном Иерусалиме кланялись Богу, ныне по всей земле".
Однако здесь немаловажное значение придаётся и национальному моменту. "Закон" имел временное и ограниченное значение, "благодать" же вводит всех людей в вечность. Ветхий завет был замкнут в еврейском народе, а Новый имеет всемирное распространение. Иларион приводит многочисленные доказательства того, что время замкнутости религии в одном народе прошло, что наступило время свободного приобщения к христианству всех народов без исключения; все народы равны в своём общении с богом.
Далее следует восхваление бога, неотъемлемая часть всех богословских трактатов. Иларион раскрывает и анализирует двойную сущность Христа-богочеловека ("... один из Троицы в двойном естестве - Бог и человек"). В деяниях Христа опять же усматривается проявление закономерного и справедливого конца "закона": "И сами напророчествовали свою погибель... Так и стало. Пришли римляне, пленили Иерусалим и разбили его до основания. Иудейство с тех пор пало, и закон, как вечерняя заря, угас, и рассеяны были иудеи по странам, чтобы зло не пребывало вместе". Эта достаточно своеобразная трактовка падения Иерусалима содержит также исторические сведения: завоевание его в 63 г. до н.э. Помпеем и разрушение римлянами в 66 г. н.э.
Мысль о том, что не народ израилев стал наследником новой веры, подкреплена цитатой из Библии: "Подобает благодати и истине сиять на новых людях, ибо "не вливают, - по слову Господню, - вина нового благодатного учения в мехи старые, в иудействе обветшавшие, - если прорвутся мехи, то вино прольётся"".
Переходя ко второй части своего произведения, Иларион в религиозном свете рисует исторический путь Руси, как та "спотыкалась" на пути язычества и как пришло к ней "человеколюбие Божие", т.е. христианство. Здесь звучат и патриотические настроения автора, гордость за свою родину: "Ведь не в слабой и безвестной земле владычествовали, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырёх концах земли". Это заявление отнюдь не было безосновательным. Выход Руси с принятием христианства на внешнеполитическую арену в качестве равного сильнейшим государства, активная внешняя политика Святослава и тонкая дипломатия Ярослава Мудрого действительно сделали Русь сильной страной и опасным соперником для соседей. Приближенный к княжескому двору Иларион не мог не знать всех политических тонкостей, но в задачу этого произведения не входило их описание, а потому он ограничился короткой, но уверенной похвалой.
Органическим переходом от второй части к третьей служит изложение средневековой богословской идеи, что каждая из стран мира имела своим просветителем одного из апостолов (13). Однако Руси не посчастливилось в этом отношении, ибо бог берёг её до последнего часа. Далее приводятся сведения о жизни Владимира - "внука старого Игоря, сына славного Святослава", и следует небольшой рассказ о Святославе. То, как Владимир пришёл к мысли о крещении, описывается с чисто канонических позиций: "и воссиял разум в сердце его, чтобы понять суетность идольской лжи и обрести единого Бога".
Факты о крещении Владимира и Руси достаточно достоверны: христианство пришло непосредственно из Византии - "Греческой земли"; Владимир выступил инициатором крещения всего народа: "... но ещё и потрудился, велев по всей земле креститься... быть всем христианами - незнатным и знатным, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простолюдинам, богатым и бедным". Здесь можно увидеть начавшееся расслоение русского общества, а также принципы этого расслоения. Ещё упоминается о том, что крещение производилось и не по доброй воле. Если об этом говорит такой заинтересованный человек, как Иларион, поставивший в качестве цели своего произведения возвеличивание достоинств Владимира, то значит, факт этот нельзя было ни скрыть, ни смягчить ввиду его массовости. "... а если кто и не по доброй воле крестился, то из-за страха перед повелевшим, поскольку благоверие того было соединено с властью".
Во всей своей динамичности показан процесс обновления страны в связи с принятием новой веры: "жертвенники были разрушены, а церкви поставлены, идолы сокрушены, а иконы святых предстали", далее: "монастыри на горах поднялись, монахи появились, мужчины и женщины, незнатные и знатные...". И после этого начинается непосредственно похвала Владимиру, в крещении Василию. Прославляется то, что он уверовал во Христа, не видя его, прославляются его милости: "кто поведает о твоих многочисленных милостях и увидит щедрости, которые денно и нощно оказывал ты бедным и сиротам, больным и должникам, вдовам и всем просящим сострадания".
Силу и могущество русских князей, славу Русской земли, "единодержавство" Владимира и его военные успехи Иларион описывает с нарочитой целью - показать, что принятие христианства не было вынужденным, что оно было результатом свободного выбора Владимира. Подчёркивая, что крещение Руси было личным делом одного только князя Владимира, в котором соединилось "благоверие с властью", Иларион явно полемизирует с точкой зрения греков, приписывавших себе инициативу крещения "варварского" народа (14).
Сравнение Владимира с Константином Великим приводится не просто ради наглядности. Этим подчёркивается особая миссия Руси в преемственности христианства от Византии: Русь является наследницей Византии во всех отношениях. "Он со Святыми отцами Никейского собора закон людям установил. Ты же с новыми нашими отцами-епископами часто собираясь, с великим смирением совет держал, как среди людей, только что познавших Господа, закон установить". Преемственность Владимира от Константина подчёркивается даже в сходных фактах биографии: "Тот у эллинов и римлян цесарство Богу подчинил, ты же - в Руси... Он с матерью своей Еленой крест из Иерусалима принёс, по всем владениям части его разослал, веру утвердили. Ты же с бабкою твоею Ольгою принёс крест из нового Иерусалима - града Константинова - по всей земле своей поставил и утвердил веру. Тебя, уподобившегося Константину, единой с ним славы и чести удостоил Господь". Тот факт, что Владимир был похоронен в "церкви Святой Богородицы Марии" стал известен нам из сочинения Илариона.
Следующая похвала адресована Ярославу Мудрому, в крещении Георгию. Содержатся упоминания о том, что он построил Киевскую Софию ("дом Божий великий Святой Премудрости его") и Благовещенскую церковь на Великих вратах. Воззвание к Владимиру содержит несколько традиционных обращений: "Встань, о честный муж, из гроба твоего...", "Радуйся..." и, наконец, "Помолись о сыне твоём...". Этот стандартный приём древнерусской литературы отражает крепкое патриархальное родство семьи: чтобы восставший из гроба отец возрадовался за сына, прославившего себя и свою семью (в данном случае - страну) благими делами. Обращение "Помолись о сыне твоём..." содержит также пожелания на царствование Ярослава.
Мы видим, что "Слово о законе и благодати" является не просто произведением канонической литературы, но и историческим источником, в котором можно почерпнуть фактические и идеологические сведения, а также сделать выводы о степени христианизации Руси и особенностях религиозного мышления русских людей.
Для произведения Илариона характерен широкий универсализм. История Руси и её крещение изображены как логическое следствие развития мировых событий. Чем больше сужает автор свою тему, переходя от общего к частному, тем выше становится его патриотическое воодушевление. Таким образом, всё "Слово" Илариона от начала до конца представляет собой стройное и органичное развитие единой патриотической мысли. И замечательно, что эта мысль отнюдь не отличается национальной ограниченностью. Автор всё время подчёркивает, что русский народ только часть человечества (15).
В "Слове" отразились не только мысли Илариона и пожелания княжеской семьи, соответствовавшие торжественности случая произнесения речи, в нём виден своеобразный духовный подъём, который был присущ людям той эпохи. Это была эпоха перелома, в ней ясно определились характерные черты феодализма, но ещё живы были и старые традиции времени начала образования государства. Уже отчётливо деление общества на феодальную верхушку и закабалённые низы городского и сельского населения, но ещё живо воспоминание о патриархально-общинных отношениях в рассказах о пирах Владимира, равно открытых для всех. Уже полной властью утвердилось в умах людей христианство, но со всей отчётливостью давало себя знать и языческое наследие. Русская культура уже развивается в областных границах, но ещё не замкнулась в них.
Феодальная раздробленность стала неизбежным этапом исторического развития Руси. Начиная с конца ХI в. распад Киевского государства был связан с ростом его отдельных частей, с развитием производительных сил на местах, с образованием новых областных центров, городов, с подъёмом активности городских масс населения. Этот процесс политического дробления Киевского государства и роста областных центров будет иметь первостепенное значение в интенсивном культурном развитии Руси ХII в. А пока, в середине ХI в., временное спокойствие общества таило в себе зачатки грядущих перемен. И если в политической области ещё держалось стабильное равновесие, то в области религии и идеологии уже проявляли себя тенденции будущей бури (16).
Немедленно после принятия новой веры мы видим среди советников князя епископов - истолкователей воли божией. Христианство принято от Византии; Русь составляет одну из епархий, подведомственных Константинопольскому патриарху, а молодая страна жаждет освободиться от политической и религиозной власти греков. Но вместе с этим стремлением к независимости, вместе с отрицанием ведущей роли Византии в принятии христианства на Руси для многих областей русской действительности характерны заимствования греческих порядков, как естественного образца для построения своего общества. Церковь по главной своей задаче - действовать на нравственность, должна была прежде всего обратить внимание на семейные отношения, которые и подчинились церковному суду. Духовенство вооружилось против всех прежних языческих обычаев. Церковь взяла женщину под своё покровительство и особенно наблюдала за её нравственностью, возвысила её значение, поставивши обязанности детей к матери наравне с обязанностями к отцу. Семья, до сих пор замкнутая и независимая, подчинилась надзору чужой власти и церковному суду. Это только один из примеров возросшего авторитета церкви, который активно содействовал переводу народонаселения от старых форм родового быта к новым, гражданским.
Таким образом, в социальных отношениях и идеологии людей происходили заметные сдвиги. Сознание единства Руси и общерусский размах идей, может быть, ещё интенсивнее давали себя чувствовать именно теперь, когда реальная социально-экономическая почва для этого единства уходила из-под ног. В этом соединении стремительного движения вперёд с сохранением лучших традиций прошлого - основа творческой мощи этого периода.
А теперь вернёмся к "Слову о законе и благодати" и посмотрим, как ещё проявили себя и свою неразрывную связь с эпохой идеи, провозглашённые Илларионом в произведении. Росписи Софии и, в частности, её хоров (где устраивались торжественные приёмы князя и где, по-видимому, была произнесена речь Илариона) представляют собой любопытный комментарий к "Слову" (17).
К Х и ХI вв. росписи храмов выработались в сложную систему изображения мира, всемирной истории и "невидимой церкви". Весь храм представлялся как бы микрокосмом, совмещавшим в себе все основные черты символического христианско-богословского строения мира. Фрески и мозаики Софии воплощают в себе весь божественный план мира, всю мировую историю человеческого рода. В средние века она давалась обычно как история Ветхого и Нового заветов. Противопоставление Ветхого и Нового заветов - основная тема росписей Софии. Оно же - исходная тема "Слова" Илариона. Следовательно, произнося свою проповедь, Иларион непосредственно исходил из темы окружающих его изображений. Фрески и мозаики Киевской Софии могли наглядно иллюстрировать проповедь. На хорах были те сцены Ветхого завета, персонажи которых подавали наибольший повод для размышлений: "встреча Авраамом трёх странников" и "гостеприимство Авраама".
Иларион, произнося эмоциональную речь с амвона Софийского собора, видел перед собой на хорах не только Ярослава, его супругу княгиню Ирину и княжичей, но и групповой портрет, на котором помимо князя и княжеской семьи были изображены другие лица, упомянутые им в "Слове" - князь Владимир и княгиня Ольга. По обычаю средних веков, в соборе изображался строитель храма - ктитор: император, князь, архиепископ и др. В Софийском соборе на стенах центрального нефа уцелели остатки подобной светской росписи. Идейное содержание фрески выходило далеко за рамки обычной ктиторской композиции. Цель её была не только прославить князя-строителя, но также подчеркнуть, что народ Руси получил христианство не из рук греков, а непосредственно от бога, по воле княгини Ольги и князя Владимира.
Рассмотрим ещё один важный вопрос, связанный с Софией Киевской. Учитывая натуралистическое смешение в те далёкие времена понятия церкви как организации с храмом, можно сказать, что строя храм Софии в Киеве, Ярослав Мудрый "строил" русскую митрополию, русскую самостоятельную церковь. Называя новый храм тем же именем, что и главный храм греческой церкви, Ярослав претендовал на равенство русской церкви греческой. Самые размеры и великолепие убранства Софии становились прямым "натуралистическим" свидетельством силы и могущества русской церкви, её прав на самостоятельное существование. А если принимать во внимание каноны архитектурного искусства, то отождествление любой русской церкви с храмом Софии Киевской вело к обязательному подкреплению архитектурой вновь отстраивавшегося храма идеи независимости русского народа, равноправности его народу греческому.
Обобщая всё ранее сказанное, мы подходим к выводу, что "Слово о законе и благодати" Илариона - выдающееся произведение древнерусской литературы I пол. ХI в. В нём в художественной форме воплощена патриотическая идея независимости Руси во всех сферах общественной и культурной жизни, прославляются её выдающиеся политические и культурные деятели: Владимир, Ольга, Ярослав. "Слово" вышло из культурного окружения Ярослава Мудрого, поэтому влияние идей, господствовавших в то время в киевском обществе, проводимых автором с большой настойчивостью, заметно не только в литературе ХI в. (в "Слове" и в древнейшей части "Повести временных лет"), но и в светской монументальной живописи, в частности, ктиторской фреске Софийского собора в Киеве.
История не стоит на месте. Новые и новые события требуют своего освещения. Русские святые вызывают необходимость в новых житиях. Повсеместно нужны проповеди и публицистические сочинения, посвящённые насущным явлениям местной действительности. Развивающееся национальное самосознание потребовало исторического самоопределения русского народа. Надо было найти себе место в той грандиозной картине всемирной истории, которую дали переводные хроники и возникшие на их основе компилятивные сочинения. Так рождалась летопись. Русская летопись широко пользовалась устной народной исторической памятью, и не только как историческим источником. "Повесть Временных Лет", например, во многом черпала отсюда же свои идеи, самое освещение прошлого русской земли.
Настало время подробнее поговорить об этом замечательном произведении, поскольку "Повесть Временных Лет" очень чётко определяет место славян и, в частности, русского народа среди народов мира, рисует происхождение славянской письменности, образование русского государства и т.д.
А.А.Шахматов, занимавшийся критическим анализом этого летописного памятника, выделяет несколько этапов его создания. В 1037-1039 гг. была составлена I русская летопись - Древнейший Киевский свод. С начала 60-х гг. XI в. игумен Киево-Печерского монастыря Никон продолжал ведение летописания и к 1073 г. составил II летописный свод. В 1093-1095 гг. в том же Киево-Печерском монастыре был составлен III летописный свод, условно называемый Начальным. Наконец, в начале XII в., не сразу, а в несколько приёмов, была составлена дошедшая до нас "Повесть Временных Лет" (18).
Творцом большой единой летописи принято считать Нестора, монаха Киево-Печерского монастыря, который довёл своё повествование до 1110 г. В 1113 г. в Киеве вспыхнуло народное восстание, после которого великим киевским князем стал Владимир Всеволодович Мономах. Он приказал изъять летописание из Печерского монастыря и передать в Выдубецкий, киевский "вотчий" монастырь рода Мономаха. Выдубецкий игумен Сильвестр в 1116 г. переработал "Повесть", а в 1118 г. её подредактировал сын Мономаха Мстислав или какое-то близкое к нему лицо. Цель переделки летописи заключалась в том, чтобы оттеснить Святополка и выдвинуть на первый план Владимира Мономаха, показав его мудрым, заботливым князем, защитником Руси от половцев (19). Таким образом, с каждой редакцией в "Повесть Временных Лет" вносилось что-то новое, однако её героический характер и патриотический пафос оставались неизменными.
Летопись начинается с обстоятельного историко-этнографического обзора. Сведения по мировой истории в значительной степени заимствованы Нестором из византийской "Хроники" Георгия Амартола и его продолжателя. Однако летописец, критически используя источник, дополняет его известными ему местными сведениями. В "Повесть Временных Лет" вошли оригинальные литературные произведения: "Поучение детям" и письмо к Олегу Святославичу Владимира Мономаха; повесть об ослеплении Василька Теребовльского; отрывки из произведений византийских авторов: "Хроники" Георгия Амартола, "Жития Василия Нового", "Летописца вскоре" Никифора; официальные государственные документы - договоры Руси с греками.
В "Повести Временных Лет" сделана попытка определить место Руси в общеисторическом процессе, связать русскую историю с мировой. Нестор последовательно проводит идею общерусского единства, защиты Русской земли от врагов, он осуждает раздоры и сепаратизм князей. В летописи сделано несколько главных выводов, касающихся представлений древнерусского человека о месте Руси в мире.
Во-первых, было осмыслено и утверждено понятие "русь". Русь - это совокупность разных восточнославянских племён, которая стала основой государства. Название "русь" пошло от названия варяжского племени, откуда были призваны новгородцами на княжение братья Рюрик, Синеус и Трувор. "И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а ещё иные готландцы, - вот так и эти прозывались" (20). Однако остатков племени русь в Скандинавии обнаружено не было, и Нестор делает вывод, что вся русь переселилась в славянские земли, а потом смешалась с местным населением. "И вызвались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам..." Но если появлению княжеской власти восточные славяне обязаны варягам, то не им летописец ставит в заслугу образование древнерусского государства: славяне постепенно объединились сами вокруг полян. Здесь мы чувствуем патриотизм автора, высокую оценку им заслуг своих далёких предков.
Во-вторых, было осмыслено и утверждено понятие о других народах, соседних с Русью и плативших ей дань. Это чудь, меря, весь, мурома, черемись, мордва, пермь, печора, ямь, литва и др. В основном это фино-угорские или балтские племена. Славяне часто вступали с ними в союз против общих врагов, оказывали помощь в борьбе с хазарами или варягами, а затем брали под своё покровительство, устанавливая для них дань.
В "Повести временных лет" у Нестора имеется описание нравов славянских племён, населяющих Русскую землю. Это описание подчинено единой идее: показать, что каждая народность и каждое племя имеет свой "закон" и свой "нрав", переданный им от отцов их. Это является лишним доказательством того, что славяне осознавали свою индивидуальность среди народов, так непохожих на них.
В-третьих, было осмыслено и утверждено начало русской истории. Все народы ведут своё начало от трёх сыновей Ноя - Сима, Хама и Иафета. Славяне принадлежат к потомкам Иафета: "В афетовой же части сидит русь, чудь и все народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печора, ямь, югра, литва, земигола, корсь, летьгола, любь". Подобные аргументы были очень убедительны для средневекового человека. Таким образом Нестор проповедовал идею равенства народов и доказал, что русичи - такой же исторический народ, как и все остальные.
В-четвёртых, основной политической мыслью летописи является мысль о том, что необходимо сохранить Русь, как единую территорию при ведущей роли Киева. Образованные люди чувствовали, что участившиеся усобицы князей, становящиеся всё более продолжительными и кровавыми, рано или поздно приведут к потере государством своей территориальной целостности. Княжеский летописец понимает это, как никто другой. Вся система его доказательств основательности единства строится с помощью изображения деятельности Рюриковичей по собиранию, укреплению и обеспечению единства Русской земли.
Итак, мы видим, что в "Повести временных лет" Нестор связал русскую историю с мировой и даже придал ей центральное значение в истории европейских стран. Показать Русскую землю в ряду других держав мира, доказать, что русский народ не без рода и племени, что он имеет свою историю, которой вправе гордиться, - эта замечательная по своему времени цель, которую поставил себе составитель "Повести временных лет", должна была напоминать князьям о славе и величии Родины, о мудрой политике их предшественников, об исконном единстве Русской земли.
А теперь стоит более подробно рассмотреть вопрос о том, как проявили себя идеи единения и патриотизма в произведениях, посвящённых тяжёлым годам испытаний для Руси - годам усобиц и борьбы с татарской агрессией. Своё писательское дело древнерусские авторы воспринимали как служение Родине. Чем выше были их идеалы, тем труднее они примирялись с недостатками действительности. Обличителями княжеской неправды выступают летописец Никон в XI в., некий Василий, составивший "Повесть об ослеплении Василька Теребовльского" в нач. XII в., автор "Слова о полку Игореве" в кон. XII в., неизвестные рязанские авторы в XIII в. и многие другие. Здесь мы коснёмся лишь некоторых из них.
"Слово о полку Игореве" (21) создавалось в годы, когда процесс феодального дробления Руси достиг своей наибольшей силы. Распад Киевского государства начался уже при сыне Владимира I Святославича - Ярославе Мудром в I пол. XI в., когда обособилась Полоцкая земля, оставшаяся во владении сына Владимира и его первой жены Рогнеды - Изяслава. Смерть Ярослава Мудрого привела к дальнейшему разделению Русской земли. По завещанию Ярослава, его старший сын Изяслав получил Киев; следующий, Святослав - Чернигов; Всеволод - Переяславль, Игорь - Владимир Волынский, Вячеслав - Смоленск. В конце XI в. Черниговское княжество окончательно закрепляется за сыном Святослава Ярославича Олегом и его потомством.
Обособление отдельных земель, как наследственных княжеских владений было признано при Владимире Мономахе на Любечском съезде князей в 1097 г., одно из решений которого гласило: "Каждо да держит отчину свою". Решения Любечского съезда, признававшего разделение Русской земли, но настаивавшего на добровольном объединении князей для её защиты, тем не менее, не привели хотя бы к временному соглашению князей: они были тотчас же нарушены. Один из князей - Василько Теребовльский - был вероломно схвачен двумя другими и ослеплён. Начались княжеские раздоры. Призывая к единению, народ киевский обратился к Владимиру Мономаху, однако его попытки воздействовать на князей идеологически в целом успеха не имели.
Галич, Рязань, Смоленск, Владимир Волынский, Ростов, Новгород и некоторые другие областные центры решительно стремятся к политической самостоятельности, уходят из орбиты влияния слабеющего киевского стола, замыкаются в своих эгоистических местных интересах, вступают в борьбу друг с другом. Отходят в прошлое времена политического единства и внешнего могущества Руси.
Междоусобная борьба князей была трагически осложнена нависшей над Русью половецкой опасностью. В своих распрях князья призывали в помощь половцев, расшатывая тем самым веками слагавшееся здание русской независимости.
В такой сложной политической обстановке и было написано "Слово о полку Игореве". От начала и до конца его пронизывает призыв к единению перед лицом внешней опасности. Необходимость этого единения автор доказывает на примере неудачного похода Игоря, доказывает многочисленными историческими сопоставлениями, изображением последствий княжеских усобиц, доказывает, рисуя широкий образ Русской земли, полный городов, рек и многочисленных обитателей, рисуя русскую природу, бескрайние просторы Родины.
Центральный образ "Слова" - образ Русской земли. Под Русской землёй и Русью в XII веке, в пору феодальной раздробленности, очень часто имелась в виду лишь Киевская земля и её ближайшие соседи. В противоположность этому для автора "Слова о полку Игореве" понятие Русской земли не ограничивается пределами Киевского княжества. Он включает сюда Владимиро-Суздальское и Владимиро-Волынское княжества, Новгород Великий и Тмуторокань. Интересно, что автор "Слова" включает в число русских земель и те, политическая самостоятельность которых была утрачена ко II пол. XII в. Так, например, река Дон, на которой находились кочевья половцев, но где имелись и многочисленные русские поселения, для автора "Слова" - русская река.
Как единое целое выступает в произведении и вся русская природа. При этом она не выключена из событий истории. Пейзаж "Слова" тесно связан с человеком. Русская природа принимает участие в радостях и печалях русского народа. Это объединение всей Русской земли в единый конкретный, живой и волнующий образ, широкие картины родной русской природы - один из самых существенных элементов призыва автора к единению.
Анализируя всё содержание произведения, мы можем заметить, что единство Руси мыслится его автором не в виде прекраснодушного идеала союзных отношений всех русских князей на основе их доброй воли, и не в виде летописной идеи необходимости соблюдения добрых родственных отношений между князьями. Идея единства Русской земли слагается им из представлений, свойственных эпохе феодальной раздробленности. Автор "Слова" не отрицает, например, феодальных отношений, но в них он постоянно настаивает на необходимости подчинения обстоятельствам, а не на правах самостоятельности феодалов. Он подчёркивает ослушание Игоря и Всеволода по отношению их "отцу" Святославу, и осуждает их за это. Он призывает к феодальной верности киевскому князю, но не во имя соблюдения феодальных принципов, а во имя интересов всей Русской земли в целом.
Ещё одним памятником, выражающим идею единения, является "Слово о погибели Русской земли". Этот отрывок из не дошедшего до нас произведения о судьбах Руси - одновременно плач и слава, полная патриотического и поэтического раздумья над былой славой и могуществом Русской земли. С гордостью автор описывает широкие границы страны, подчинённой Владимиру Мономаху, говорит о её высоком международном авторитете: "... половцы детей своих [Владимиром Мономахом] пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий князь Владимир не ходил войной. А немцы радовались, что они далеко за синим морем. ...И сам господин Мануил Цареградский, страх имея, затем и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Цареграда его не взял" (22).
В последних строках памятника звучит скорбь по поводу "беды христианам" после смерти Ярослава Мудрого. Вероятно, не дошедшая до нас заключительная часть "Слова" рассказывала о "погибели" северо-восточной Руси от татаро-монгольского нашествия. "Погибель" представлялась автору следствием княжеских раздоров и усобиц от Ярослава Мудрого (ум. В 1054 г.) до Ярослава Всеволодовича (ум. В 1246 г.).
Картины разорения Руси со всей чёткостью и грандиозностью предстают перед нами в сочинении Серапиона Владимирского "Слово Третье". Верный литературной традиции всего древнерусского периода, он связывает причины татаро-монгольского нашествия с прегрешениями людей, их маловерием и тем, что они не обращали внимания на божественные знамения. "Много знамений явил он, много страха послал, много поучал через рабов своих, но ничем не смог направить нас к лучшему" (23). Тогда-то разгневался бог, и пришли татары на землю Русскую: разрушили церкви, осквернили святыни, убили священников и разграбили могилы. Много русской крови было пролито. Ослабла княжеская власть, и разбежалось войско. Хозяйство пришло в запустение. Ничего не осталось от былого могущества Руси, от её славы и грозной силы: "...в позоре мы были для живущих окрест земли нашей, посмешищем были для врагов наших". Как это не похоже на картину сильного государства Ярослава Мудрого, нарисованную в "Слове о погибели Русской земли"!
Но наиболее полно, отчётливо, со всей возвышенностью и трагизмом идеи единения и патриотизма проявляются в "Повести о разорении Рязани Батыем" (24). На разорённой Рязанщине было создано произведение, в котором упрёки князьям за их "недоумение" умерены похвалой им и всему прошлому Рязанской земли, а публицистическая направленность повествования смешалась с плачем о погибших. Никогда до того ни одно произведение не было исполнено такой веры в моральную силу русских бойцов, в их удаль, отвагу, стойкость и преданность Родине, как то единственное, которое сохранилось от всей, очевидно, немалой рязанской литературы. Мужественные рязанские князья, безутешная вдова Евпраксия, княжеский вельможа Евпатий Коловрат - эти образы говорят о необходимости единения перед лицом опасности лучше, чем любые увещевания. И над общей кровавой картиной разорения звучит строгий голос неизвестного автора: "И было то всё за грехи наши".
История Рязанского княжества до его разорения ордами Батыя наполнена братоубийственными раздорами русских князей между собой и с их северными соседями - князьями владимирскими. Нашествие Батыя застало Рязанское княжество в тот момент, когда, казалось бы, приумолкли усобицы, когда сгладились отношения Рязани с соседним Владимирским княжеством. На рязанском столе сидел Юрий Ингваревич, шесть лет пробывший в заключении во Владимире при Всеволоде Юрьевиче, но уже давно отпущенный его сыном Юрием Всеволодовичем. Он был чист от обвинений в интригах против своих же младших рязанских князей и ничем не нарушил за последние годы добрых отношений с Владимирским княжеством. Но ни владимирские, ни черниговские князья не пришли ему на помощь, когда войска Батыя вошли в пределы Рязанского княжества. Сплочённому татарскому войску противостояли разрозненные дружины русских князей.
В "Повести о разорении Рязани Батыем" звучит упрёк, и даже обвинение русским князьям, противопоставившим татарам несогласованные действия русских дружин. Особенно это видно в описании отказа Юрия Владимирского помочь рязанцам.
Публицистическая нота в "Повести" выявлена значительно слабее, чем, скажем, в "Слове о полку Игореве". Автор "Слова" имел возможность обращаться к живым князьям - своим современникам, он звал их к единению перед лицом наступающей опасности. Автор же "Повести о разорении Рязани Батыем" обращается к мёртвым князьям, уже испившим общую "смертную чашу" и в последний момент искупившим своей кровью, пролитой за Русскую землю, преступления усобиц. И это различие особенно отчётливо выступает в заключительной похвале роду рязанских князей. Мы живо чувствуем в этой похвале тоску её автора по былой независимости Родины, по её былой славе и могуществу. Это же настроение скорби пронизывает и всю "Повесть" в целом. Вот почему и обличительная тема оказалась в ней слегка приглушена.
Несмотря на то, что отдельные произведения рязанского цикла создавались разными авторами и в разное время, они художественно неразъединимы. При разности литературных стилей, в которых они написаны, в них ощущается единое восприятие событий - как монументальных, грозных, роковых, охватывающих всю Русь. Первая повесть - о перенесении образа Николы из Корсуни - преисполнена острого предчувствия надвигающейся опасности для всей Русской земли. Она как бы обращена к будущему. Центральная повесть - о разорении Рязани - также не носит узко местного характера. Она рисует нашествие Батыя как нашествие на всю Русскую землю; Рязань - это только часть Русской земли. Она центральная в цикле потому, что события, изображённые в ней, - как бы кульминация русской истории. Это расплата за отсутствие единства у русских князей, за их свары и "непособие" друг другу. Это повесть о настоящем Русской земли. "Похвала роду рязанских князей" - это похвала прошлому, былому могуществу и процветанию не только Рязани, но и всей Русской земли. Но эта похвала прошлому есть одновременно и оплакивание этого прошлого, плач о случившемся, его оценка и забота о будущем Руси. Таким образом, центральная повесть рязанского цикла - "Повесть о разорении Рязани Батыем" - дана в окружении обращённых к ней произведений, помогающих понять значительность исторических событий нашествия.
* * *
Русский народ - великий народ, равный другим своей славой и могуществом, а в чём-то даже превосходящий их - таков вывод авторов героических произведений Древней Руси. После долгих лет сомнений и поисков Русь нашла своё место в мире и прочно утвердилась на завоёванных позициях. И никакие, даже самые тяжёлые, испытания не смогут лишить русского человека веры в то, что его милой Родине предопределено великое будущее.
Как видим, древнерусских писателей нельзя упрекнуть в недостатке патриотических настроений и боевого оптимизма. Немалую роль в этом сыграл космополитизм средневекового мировоззрения, рассматривающий события мировой истории как бы с высоты, в их единстве и взаимосвязи. И если Русь с её славной историей является частичкой общей грандиозной картины мироздания, то нет причин считать, что она чем-то уступает другим народам. Частое же обращение к делам предков, к истории закрепляло в сознании древнерусского человека эти истины. Непосредственное восприятие всего происходящего, во многом обусловленное религиозным взглядом на мир, сочеталось в нём с желанием бороться за лучшее будущее для своей страны. И любой подвиг во имя этого святого дела считался славным: будь то подвиг на поле брани или в келье монаха-летописца.
Примечания:
(1) Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времён до кон. XVII в. − М, 1995. - с. 15
(2) Там же, с. 17
(3) Там же, с. 18
(4) Подробнее см.: там же, гл. 1, ј 1
(5) Там же, с. 25
(6) "Повесть временных лет"/Библиотека Всемирной литературы. Том "Изборник". - М, 1969.
(7) Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времён до кон. XVII в. − М, 1995. - с. 30
(8) Об этом см.: Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. - М, 1989. - с. 163-164.
(9) Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
(10) История Киева в 3-х т. − Киев, 1984. − Т. 1, с. 160.
(11) Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
(12) "Слово о законе и благодати" Иллариона цит. по изд.: Хрестоматия по древнерусской литературе. - М, 1994.
(13) Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
(14) Там же.
(15) Там же.
(16) Об этом см.: Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. - М, 1989. - с. 183-184.
(17) При анализе росписей Софии Киевской использ.: Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975; История Киева в 3-х т. − Киев, 1984. − Т. 1, с. 178-179.
(18) Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
(19) История Киева в 3-х т. − Киев, 1984. − Т. 1, с. 159.
(20) В этой главе "Повесть временных лет" цит. по изд.: Библиотека Всемирной литературы. Том "Изборник". - М, 1969.
(21) Анализ "Слова о полку Игореве" по кн.: Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
(22) Цит. по изд.: Красноречие Древней Руси (IX-XVII вв.). - М, 1987.
(23) Цит. по изд.: там же.
(24) При анализе "Повести о разорении Рязани Батыем" использ.: Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
Источники и литература:
• "Повесть временных лет"/Библиотека Всемирной литературы. Том "Изборник". - М, 1969.
• "Повесть о разорении Рязани Батыем". - Там же.
• "Слово о погибели Русской земли". - Там же.
• С.Владимирский "Слово Третье"/В сборнике Красноречие Древней Руси (IX-XVII вв.). - М, 1987.
• "Слово о полку Игореве"/Древнерусские повести. - Тула: Приокское кн. изд-во, 1987.
• История Киева в 3-х т. − Киев, 1984. − Т. 1 Древний и средневековый Киев.
• Кацва Л.А., Юрганов А.Л. Истрия России VIII-XV вв. - М, 1995.
• Древнерусские повести. - Тула, Приокское кн. изд-во, 1987.
• Лихачев Д.С. Великое наследие. - М, 1975.
• Сахаров А.Н., Буганов В.И. История России с древнейших времён до кон. XVII в. − М, 1995.
• Соловьев С.М. Взгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого/В книге Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. - М, 1989.