Аннотация: душный рассказ о тупиках, в которые попадают и люди (глупцы, глупцы!), и авторы...
I.
Автор смотрит на своих героев сверху, находясь где-то на уровне лампочки, поэтому и судьбы их ему до этой самой лампочки, а прошлое, настоящее, будущее и вечность -- всего лишь четыре угла одной и той же комнаты. Четыре угла, по которым можно расставить непослушных детишек...
Сухопарая биологичка в старомодной кофте что-то там вещала, стоя у доски, но девочки -- светлокудрая курноска и русая, с длинной, растрепанной косой -- пригнувшись к парте, чуть ли не утыкаясь лицами в стол, тихонько переговаривались.
-- Прикинь, Натк, -- сказала кудряшка, -- одну тетку растение изнасиловало!
-- Чего? -- сдавленно фыркнув смехом, вторая девочка чуть носом в парту не уперлась.
-- Короче, одна тетка поехала в Бразилию...
-- Вы чего там? -- сидевшая за спиной Наташи темноволосая, коротко стриженная девочка ткнула Наташу ручкой в спину. -- Э-эй!
-- Гуль, Лиля говорит, что в Бр... Бр... -- Наташа подавилась смехом.
-- Короче, тетку изнасиловало растение. -- Лиля повернулась к Гуле и быстро зашептала:
-- Тетка приехала в Бразилию и пошла в джунгли... Шла, шла... Споткнулась о лиану... упала, а тут ее эта лиана как обовьет по рукам и ногам... -- Лиля сделала паузу для усиления драматического эффекта. -- Ну, короче, она домой приехала, заболела и умерла... а когда ее... того, вскрыли... у нее по всему телу из одного места шли ко-орни...
-- Бред. -- Гуля как ракеткой мячик отбила.
-- Я в газете читала.
-- Типа вранья не пишут в газете. Не бывает таких растений.
Лиля полистала учебник, нашла в нем картинку и ткнула под нос Гуле.
-- А такие -- бывают? Вот, смотри: бешеный огурец!
Наташу скрючило от смеха.
-- Кузнецова! Чижова! -- Биологичке надоело игнорировать безобразие. -- Что вы там такое смешное обсуждаете?
Этот вопрос заставил девочек хохотать еще сильнее: каждая так и представляла, что ответит на вопрос биологички: бешеный огурец.
-- Дневники на стол! Вон из класса!
-- Ну, пожалуйста, ну... мы больше не будем, -- начала Лиля.
-- Вон из класса!
Наташа и Лиля вышли, а Гуля осталась. Она была сердита и на девочек, и на учительницу. "Под лестницей засядут! А может, улизнут из школы на больничку..." -- у Гули во рту стало кисло. Ей тоже хотелось приключений!
Эти двое там, в школьном коридоре, будут идти и хохотать, и этот смех будем особенным, за него ведь плачено замечанием в дневнике -- и поэтому он будет сиять как солнечный свет на снегу.
Газету рисовали дома у Лильки.
Расстелив на полу лист ватмана и ползая среди рассыпанных карандашей, Лиля, Наташа и Гуля (она присоединилась по собственной инициативе) предавались коллективному творчеству.
-- Ма-акс, Ма-акс! Нарисуешь нам тут ботинок, здоровенный такой... Нам биологичка газету задала нарисовать, чтобы двойки за поведение закрыть...
Макс, Лилькин старший брат, одиннадцатиклассник, с головой ушел в решение задачи по алгебре:
-- Я занят.
-- Ну пожалуйста!
Поскольку задача никак не давалась, Макс рад был отвлечься, да и рисовать он любил, но стоило еще немного повыделываться: сразу уступать малой было чревато потерей авторитета.
-- У меня тут с ответом не сходится, блин, а вы со своей газетой.
-- Да спишешь у кого-нибудь! Вон у Лехи!
-- Это у Легачева, который сам ни бум-бум? Он скорее у меня спишет, чем я у него.
-- У Гули папка строгий, а Наташке ехать пять остановок до дома! А уже семь часов! Ну Ма-аксик, ну пожа-алуйста!
-- Ну что тут у вас? -- Макс сел на пол, раздвинув руками россыпи карандашей.
-- Внизу трава, а сверху нога в ботинке. В траве всякие насекомые: муравей, божья коровка. Сбоку надпись: "Смотри под ноги!" -- объяснила Лиля.
-- Типа смотри, куда идешь, не дави всех подряд?
-- Ну да. Это Наташка придумала.
На самом деле Наташина мысль была несколько другого плана: "Множество крохотных существ живет в траве, присмотрись к ним -- это целый мир!" Но пояснять свою идею, как истинный художник, она не считала нужным.
-- Я кроссач нарисую, пойдет?
-- Макс, а Макс, вот скажи: зачем ты вообще дружишь с этим Легачевым? -- Лилька разбила недолгую тишину, установившуюся после того, как Макс принялся рисовать. -- Он же тупой. И страшный. И вечно в коридоре девчонок щемит. Специально идет и щемит тебя к стенке. И типа такой "Я че, я ниче".
-- Спермотоксикозник, -- брезгливо сказала Гуля.
-- Про него стишок есть, -- не унималась Лиля. -- Вот:
Легачев кащей безмозглый,
Кожа еле на костях
Как покажет свою рожу
Дети плачут не унять
Девочки дружно захохотали.
-- Дуры, -- совершенно беззлобно бросил Макс. Он увлекся рисованием, и теперь чувствовал прилив счастья, как бывает, когда после мучительного дела берешься за легкий и радостный труд. -- Лилька, включи магнитофон, веселее будет!
Под грохот электрогитар и рев музыкантов девчонки рисовали сидящих в траве жучков-паучков, а Макс старательно выводил на кроссовке надпись Adidas.
До театра, еще посветлу, девочки добрались сами, а после спектакля их должен был встретить и развести по домам Макс.
Давали историю о вечной и всепобеждающей любви. В трех актах. В стихах.
Пока Лиля и Наташа с интересом смотрели на сцену, Гуля скучала. С ее точки зрения, стихи годились только для песен и поздравительных открыток. К тому же ее тошнило: перед спектаклем она купила в палатке на улице чебурек. Отец строго-настрого запрещал Гуле покупать уличную еду, но в этот раз она схитрила: зайцем проехала в автобусе до театра, вот и хватило на чебурек. Однако, отец, похоже, был прав: в начинку для него пошли то ли кошки, то ли крысы.
-- М... м-мне нехорошо! -- шепнула Гуля Лиле.
-- Что совсем?
-- Угу.
-- Только не блевани! -- хихикнула Лилька.
-- Да ну тебя!
-- Совсем плохо? -- Наташа отвлеклась от спектакля.
-- Может, в антракте таблетку у кого попросим? Наверняка кто-то даст... -- предложила Наташа.
У Гули во внутренностях как будто провернулся нож -- и взгляд, который она метнула в подруг, тоже был ножом.
-- Ну давайте вместе уйдем! -- предложила Лиля. -- Втроем не так страшно.
Наташа бросила взгляд на сцену:
-- Я досмотреть хочу...
Когда Лиля и Гуля, притопывая, стояли на продуваемой злыми весенними ветрами автобусной остановке (а Гулька притопывала и потому, что ей нестерпимо хотелось в туалет), Лилька заметила:
-- И дался ей этот спектакль...
Гуля же, скрежетнув зубами от боли, злобно бросила:
-- Ей и не тако-ое нравится... Нам не понять. Она мне как-то сказала...
Лилька только ресницами хлопнула.
На подоконнике в стаканчике с водой стояла луковица, пустившая острый зеленый побег.
На этот побег охотились кошки -- их в доме было три, -- но бабушка умудрялась его защитить и сберечь, хотя все комнатные цветы животные уничтожили.
-- Баб, там такая история... сначала все были против, что король решил на ней жениться, но он все равно женился... а потом она умерла, ее отравили...
-- Кш-ш, мерзавка! Не смотри так, не смотри! Ничего, ничего не получишь...
-- Баб, ты слушаешь?
-- Слушаю, слушаю...
-- Она была такая красивая! И приходила к нему в виде привидения...
-- Все обои ободрали, паршивцы. Все ободрали!
Обои в мелкий цветочек снизу были ободраны клочьями. Бабушка, сама похожая на старенький цветочек (седину красила в розовый), суетилась вокруг внучки:
-- Еще котлетку? Салатик доедай, доедай!
Наташины родители умерли очень давно, сама девочка их едва помнила. Бабушка растила ее одна.
-- Спасибо, бабуль, я наелась! Я еще немножко посижу... уроки доделаю, хорошо?
Бабушка ушла смотреть телевизор, а Наташа открыла заветную тетрадку с Backstreet boys на обложке -- дневник -- и под бубнеж корреспондентов "Новостей", доносившийся из комнаты, записала: "Почему мы не говорим стихами?! Не сможем подобрать рифму. Я пробовала, это трудно. Но как бы было здорово, если бы в любви можно было объясниться только стихами. Думаю про Макса. Он такой красивый! У него такие глаза! Голубые-голубые. И волосы красивые. И нос. Он совсем меня не замечает".
Наташин взгляд бродил и бродил среди цветочков на обоях, как среди звезд, между которыми люди протянули невидимые нити, объединив в созвездия.
II
Автор смотрит на своих героев сверху, из-под потолка, находясь где-то на уровне лампочки, поэтому и судьбы их ему до этой самой лампочки, но иногда в нем просыпается милосердие и он дарует им открытый финал. Дверь открыта, идите.
Нет, боятся.
Макс считал, что у него одна проблема: поступить в универ. Он очень не хотел идти в армию.
Это Лехе Легачеву армия не грозила по состоянию здоровья: врожденная астма. Может, поэтому Лехе было почти плевать на учебу, и оценки выше тройки были ему не нужны, а может, просто Лехе вообще было плевать на все на свете, кроме порножурналов.
Макс не имел привычки задавать самому себе какие-то вопросы, но если бы он и спросил себя, почему дружит с Легачевым, то вряд ли бы нашелся что ответить. Леха просто как-то приклеился к нему, вот и все. При этом он всегда выдерживал какую-то дистанцию, например, приходя к Максу домой за тетрадкой или книжкой, никогда не заходил в квартиру, скромно ожидая в предбаннике.
-- Не, не хочу разбуваться... -- всегда говорил он. -- Носки дырявые.
Макс пожимал плечами и выносил ему тетрадку или книжку. Однажды Леха даже скатал у Макса пару примеров -- тут же, в предбаннике, встав коленками на грязный пол. Тогда Максу стало противно, как будто в Лехином поведении было что-то мерзкое.
Вот и сейчас, зайдя за тетрадкой для лабораторных по физике, он остался ждать, пока Макс, не слишком склонный к порядку, найдет в ворохе книг и тетрадок нужную.
-- Чего дверь открыта? -- Лиля вышла из ванной с полотенцем на голове. -- Холодом несет.
-- Леха пришел.
-- А, Леха... Леха, Леха, Леха, ты так похож на лоха! -- пропела Лилька, пройдя в комнату, где Макс занимался поисками тетради.
-- Не ори так, он слышит!
-- Прикинь, Наташка так помешалась на всяких таких темах, что сказала, типа хоть бы кто в меня влюбился и трахнул, хоть бы даже Легачев!
Макс презрительно дернул щекой:
-- Это та с косой, что с бабкой живет? Дура ты, и подружки твои. А, вот!
Радостно шлепая тапками, Макс кинулся к двери. Леха, стоявший, прислонясь к стене, протянул руку:
-- Давай, давай! Тебя только за смертью посылать!
-- Ты график лучше не перерисовывай, мне кажется, я его неправильно начертил...
-- Сойдет...
Потом выяснилось, что не только график, но и вообще всю лабу Макс оформил неверно.
Была апрельская, остро пахнущая молодой травой и каникулами, пятница, родители уехали на дачу, но Макс и Лиля учились в субботу, поэтому оставались в городе.
-- Наташа не у вас, нет? -- внезапный телефонный звонок от Наташиной бабушки. -- Она не приходила из школы. Не приходила!
-- Нет, ее у нас нет... -- ответил Макс. -- Может, она зашла к Гуле?
-- Нет, там ее нет. Нет! Не знаю, что и делать...
Макс спросил сестру:
-- Ты когда Наташу в последний раз видела?
-- Она матешку сачковала. У нас была проверочная. Романовна больная с этими проверочными. После матешки было ИЗО. На ИЗО она должна была прийти, но не пришла. Ну я подумала, что она не стала под лестницей сидеть, а просто домой ушла.
-- И куда она могла пойти?
-- На больничку, может.
Старая, заброшенная больница на окраине города была излюбленным местом тусовок подростков. Место это взрослым казалось каким-то диким наркоманским притоном, но на самом деле ничего ужасного в больнице на памяти многих поколений школьников так и не произошло. Разумеется, ходили байки о том, что там проводили свои ритуалы сатанисты, но единственной реальной опасностью, с которой там рисковали столкнуться, была какая-нибудь бродячая псина или бомж.
-- Я поеду, поищу ее, -- вскинулся Макс.
-- Я с тобой!
-- Еще чего! Чтоб и тебя потерять?!
-- Ну Ма-аксик, ну пожалуйста! Наташка же моя подру-уга!
Лилька, конечно, больше хотела приключения, чем переживала за Наташу, поэтому Макс, сам не отдавая себе отчета, скривился.
-- Сиди дома и жди.
-- А я... а я... тогда маме скажу, что ты...
-- Слушай, у меня репетитор завтра. Задач знаешь сколько надо решить? А тут эта Наташка и ее бабка... и ты еще... не лезь, я тебя прошу! Сиди дома, учи уроки!
Максу было страшновато тащиться в такое заброшенное место вечером. Он опасался, что придется вступать в драку, и не был уверен в своих силах, против, к примеру, человек эдак двух-трех. Да и против одного, если честно, тоже...
"На больничке", как говорили сами подростки, народ мирно тусовался, употребляя для души портвейн и песню про репетицию школьного ансамбля. Макс увидел несколько знакомых лиц, приветственно кивнул, но в беседу вступать не стал. Наташа сидела на углу, на матрасе. В руках у нее был стаканчик с вином, который Макс безапелляционно отобрал:
-- Бабка тебя ищет, а ты... -- Макс заметил, что ее как-то передернуло, когда он к ней прикоснулся.
-- Я не хочу... я не хотела... это неправда, что он сказал... я не хотела...
Ее одежда была в пыли, которой здесь было немерено, а юбка разорвана по шву, она ее придерживала рукой, видимо стеснялась.
Максу хотелось поскорее разделаться с этой историей.
-- Домой идем! Не хотела она. Не хотела б, не пила. Малолетки тупые.
На автобусной остановке, пока они ждали троллейбуса, Наташа молча чертила носком туфли линии по стыкам тротуарной плитки, а Макс думал о том, что отдал бы сейчас полжизни за то, чтобы остаться там, с ребятами, пить портвейн, орать песни, а не решать задачи.
-- И с тобой тоже говорить не хочет? Вот чего так, а?
Гуле Лилин голос по телефону казался каким-то противным. Отчего-то расстояние вымывало из него звонкость, превращало в блеянье.
-- Слушай, я не знаю.
-- Может, она обижается на что-то? -- не унималась Лилька.
-- На что? Что мы ей сделали?
-- Ну не знаю... Может, она придумала чего?
-- Раз придумала, значит сама дура.
-- Ну не зна-аю, -- затянула Лилька. -- Ма-ало ли... Я вот думаю, -- она быстро-быстро зашептала, -- вдруг у нее что-то было такое, ну и она теперь, ну понимаешь...
-- Угу. И она понимает, что мы догадываемся, и теперь ей тупо стыдно, -- подвела итог Гуля.
Отец отвлекся от книги и бросил на Гулю сердитый взгляд. Она знала, что пора закругляться, дальше последует наказание.
-- Гулюшка, ты уроки выучила? -- Мимо по коридору, полыхнув сладкими духами, пролетела мама. -- Тебе взять йогуртик?
-- Прости, Ренатик! Я в магазин. Хотела пирог испечь, а муки нет. Ой, кошелек не взяла!
-- На подзеркальнике посмотри, растяпа! А ты чего висишь на телефоне? Заняться нечем? Гуля! Ты задачу решила?
-- Завтра поговорим. -- Гуля положила трубку. -- Я все решила, пап. Ты же знаешь: я никогда не вру.
Отец вышел из комнаты и в упор смотрел на нее. Гуля умела выдерживать его взгляд. Взгляд, который любого заставлял чувствовать себя виноватым. Но Гуля научилась не бояться отца и ничего не бояться вообще.
Когда через пару недель Наташина бабушка забрала ее документы из школы, Гуля только поморщилась: трусиха она и есть трусиха.
Лилька предложила подкараулить ее как-нибудь возле дома (ну выходит же она хоть иногда!), чтобы поговорить, но Гуля только презрительно бросила:
-- Она нас предала, а мы за ней теперь бегать должны?
Лиля не любила что-либо делать в одиночку, поэтому отбросила эту идею. К тому же что-то подсказывало ей, что с Наташей теперь не получится так же смеяться, как раньше.
Макс был на втором курсе, когда Леха Легачев попал в больницу. К стыду своему, Макс даже не навестил друга. И времени не было, и не хотелось как-то... Как говорили, Леха подкатил к какой-то девке, у которой был то ли брат, то ли парень боксер, который и вломил Легачу по самое не балуй. Потом даже суд был и этого парня посадили. После выхода из больницы Леха пропал с радаров, уехал куда-то в другой город, что ли. Вроде бы он остался инвалидом, так что неудивительно, что не захотел попадаться на глаза прежним знакомым. Макс его не искал, оправдываясь перед собой занятостью по учебе. (Он-то, дурак, думал, что самое главное -- поступить! Ничего подобного: каждую сессию перед ним вставал во весь рост призрак отчисления и армии, и Макс всякий раз с трудом и ужасом перебирался из семестра в семестр.)
Впрочем, загруженность учебой не помешала ему наладить личную жизнь. Зато тем же летом между первым и вторым курсом Макс внезапно понял, что Лилькина-то подружка Гуля -- ничего такая девица, стройная, но грудь отчетливо видна. Глаза раскосые, темные. Как-то он провожал Гулю до подъезда ее дома и там, внезапно решившись, поцеловал. Гуля целовалась неуверенно, но старательно. Потом, когда они отстранились друг от друга, его взгляд, скользнув по окружающей остановке, зацепился за что-то серое, лежащее на асфальте. Мышь! Это была обыкновенная дохлая мышь. И Макс, предчувствуя торжество победителя, относящегося к высшей, мужской расе, шепнул Гуле:
-- Смотри, крыса!
И Гуля обернулась. А затем ловким движением туфельки с заостренным носком пнула крысу. Из ее брюха вывалились внутренности. Гуля захохотала. Макса едва не стошнило.
-- Какая ты... -- только и мог сказать он.
Гуля повела бровью.
-- Какая?
-- Офигенная!..
Гуля знала, что она такая. Ей хотелось понравиться Максу. По Гулиным понятиям, Макс был классным парнем -- красивым, умным (учился на программиста!), а встречаться с классным парнем -- цель любой девчонки. Гулины мысли, плоские и ровные, как стены, сходились углом в слове "я": "я хочу" -- "я получу". Отец запрещал ей встречаться с парнями, и она решила, что будет. Она сказала себе, что этим летом у нее случится первый секс. Ей хотелось бы, чтоб это произошло с классным парнем вроде Макса. Она тщательно подготовилась, взяв у Лильки кипу пестрых, похабных журналов и проштудировав их под лестницей, во время прогуливания уроков. Пришло лето, и она стала носить обтягивающие синие джинсы и короткие топики. Она знала, что в такой одежде выглядит сексуально: отец бесновался, мама прицокивала языком и смеялась.
И все получилось.
Машину вела Гуля. Гнала как на пожар. Когда она ездила куда-то с мужем, ее почему-то так и тянуло нарушить правила, превысить скорость, хотя вообще она была осторожным водителем, особенно если в машине был Маратик. Гуле хотелось, чтоб Макс одернул ее, но он всегда молчал, хотя она прекрасно понимала, что у него кишки в узел скручивались от быстрой езды по ухабистым дорогам.
-- Не заводи больше при папе разговоров про эмиграцию.
-- Не понимаю, почему он не понимает очевидных вещей! -- Макс был зол на тестя, который относился к нему с презрением, хотя почему -- было совершенно непонятно. Как многие люди, работающие на нелюбимой, но престижной работе, Макс добирал недостающий душевный комфорт, впитывая уважение и даже зависть окружающих. Тестю же его заработки были безразличны, и это бесило Макса. Раздражала его и теща -- постоянно сюсюкающая женщина, неумолчно звенящая серьгами.
-- Ну а Маратик? -- Макс достал главный козырь в споре по поводу эмиграции. -- Неужели твой папа не понимает, что за границей Маратику будет гораздо лучше...
-- Маратик перерастет.
Они поженились после того, как Гуля забеременела. Они не были к этому готовы, все получилось случайно. Гуле пришлось брать академический отпуск, а потом, когда родился Маратик -- слабенький, с кучей болячек, она решила, что восстанавливаться не будет: к тому моменту уже было ясно, что заработки мужа могут позволить ей жить, не работая. Гуля моталась с сыном по больницам, но никогда не ныла и не жаловалась, а на ее лице застыло выражение жестокой мадонны.
-- Твой папа слишком резкий человек.
-- Какой есть.
В этих словах жены Макс отчетливо услышал: "А ты рохля".
У Гули пиликнул телефон. Когда они остановились на светофоре, она глянула сообщение.
-- Что там? -- спросил Макс.
-- Лилька. Опять накидалась. Хахаль ее бросил. Ноет, как обычно: скоро стану старой девой с кошками, как Наташка. Ну, помнишь, может, училась с нами... с бабкой жила... сейчас ни с кем не общается... Лилька по пьяни вечно ее вспоминает...
Макс вздохнул.
Наташка Чижова. Апрельский вечер, когда он забрал ее из "больнички".
Они ехали в автобусе, Наташа сидела рядом, замершая, как ребенок, играющий прятки. В какой-то момент она прислонилась к его плечу. На секунду. Сомкнула ресницы.
Макс не знал, что в тот миг, когда ее голова коснулась его плеча, когда секундный сон смежил ее веки, сон этот, как вирус, проник в его голову. И до сих пор он ума не мог приложить, почему ему иногда снится стена с обоями в мелкий цветочек и почему от этой стены исходит такая непонятная мучительная тревога, как будто вот-вот должно случиться что-то ужасное.
Автор смотрит на своих героев сверху, из-под потолка, находясь где-то на уровне лампочки, он должен бы знать все, но нет -- и вопросы вьются вокруг него роем, мельтеша перед глазами и сводя с ума: кто виноват? что делать? зачем все это?