Аннотация: Посвящается с благодарностью моим бабушкам, а также преподавателю музыки Марине Ф., которая рассказала мне о своем талантливом ученике :)
Да, сдала баб Поля, конечно... Ну так возраст, уже к девяностолетию подбирается. Мы к себе ее взяли, а то одной ей не прожить - видит плохо, слышит плохо, да и разум уже не тот. Сидит целыми днями в кресле, ноги пледом укутаны. Телевизор смотрит. Уж не знаю, понимает она то, что видит, или нет - может, просто шум и мельтешение картинок ей нравятся. На жизнь похоже...
А была бабуля...
Помню, сижу, учу уроки, а баб Поля кастрюлями на кухне гремит. И все поет. А когда приходила к нам баб Катя, теперь уж покойная... Баб Поля доставала из буфета свою бутылочку с рябиновой настойкой, баб Катя приносила угощения - что с дачи привезла: яблоки (такие желтые, а на боках как будто карандашные красные штрихи), огурчики-помидорчики в банке. Сядут бабки пить да калякать. А потом как запоют!
- Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?
Так мне эта рябина в душу запала. Стоит, тоненькая, качается перед глазами. В красных гроздьях, нелепая, как маминой помадой накрасившаяся школьница. Пришла на дискотеку и надеется, что мальчик, который ей нравится, сам ее заметит и на танец пригласит.
Баб Поля и баб Катя были категорически не согласны с тем, чтоб рябина просто стояла и качалась. Они были женщины старой закалки - верили в то, что всякий человек (ну или дерево) создан для счастья, как птица для полета, а огурец - для засолки. У бабуль было припасено оптимистичное окончание истории:
- Но однажды ночью
Буря разыгралась,
И тогда рябина
К дубу перебралась!
А поскольку отношения должны развиваться закономерно, то у этой связи оказались последствия:
После этой ночи
Клен у них родился
Даже сам Мичурин
Очень удивился!
Баб Поля и баб Катя, организовав тонкой рябине простое женское счастье и обсудив все перипетии очередной телевизионной "Просто Марии", заканчивали свои посиделки и расходились по домам.
Когда я влюбилась в Сашу, может быть, именно история тонкой рябины вдохновила меня воспользоваться белым танцем и пригласить его. Так или иначе, а с того танца и стало у нас складываться - и общение, и не только...
На нашу свадьбу баб Поля надела нарядное темно-синее платье в огромных алых розах и в последний раз выкрасила в ярко-рыжий цвет седые кудри.
Потом Петька родился. Я хотела дочку (думала: девочки тихие, послушные), а родился он. Орун! Орал, как будто за нескольких младенцев сразу. Кто-то родится, чтоб есть, кто-то чтоб спать, а Петька - орать. Мы как-то быстро поняли: ребенок-звук. Ненастроенный, громкий, буйный. Разрушитель тишины. (Пока маленький - только тишины, но то ли еще будет...) Как подрос, отправили учиться в музыкальную школу.
Скрипку ему баб Поля купила. Деньги, что на свои похороны откладывала, отдала на такое дело. То ли со смертью решила повременить, то ли рассудила, что музыка важнее.
Вечера у нас... Петька скрипку пилит, телевизор орет (Саша футбол смотрит или баб Поля сериал какой), соседи в стену стучат, я не знаю, куда спрятаться. А Петька как без ошибок отыграет, так, бывает, скрипку в избытке чувств поцелует. Зато если не получается... До слез доходит. А недавно прочел мне - с надрывом, временами рыча для усиления драматизма:
- Стр-руны р-руки р-ранят,
Звуки - сер-рдце;
Музыканту от стр-раданья
Никуда не деться!
Сам маленький, взъерошенный, а глазки прям сверкают. Артист!
Вчера забрала его из музыкалки, а по пути домой решила зайти в магазин, прикупить кое-что для себя (тонкая рябина должна думать о том, как себя приукрасить, а то дуб не ровен час заглядится на какую осину). Была в тот день распродажа в магазине женской одежды. Я Петьку оставила у касс, стой, говорю, жди, сама набрала ворох тряпок и в примерочную. Одно платье примерила, второе... Третье натягиваю, слышу: играет! Штору отодвигаю, вижу: стоит и наяривает! И так задорно, так радостно! Тетки полуголые из других кабинок повысовывались, слушают, кивают на него. Продавщицы смеются. А он играет! Счастливый! Господи, как мало надо для счастья - отдать людям музыку, если она у тебя есть, и взять ее, если ее у тебя нет...
Пока шли домой, я все думала: ну в кого он такой? Саша - серьезный, иногда даже угрюмый. От музыки далек - технарь технарем, инженер на мотороремонтном заводе. Я тихая, замкнутая. В школе у доски запиналась, даже если предмет назубок знала. Выучилась на бухгалтера, и рада: уж лучше отчетность, чем заметность. Родители ни мои, ни Сашины никакими талантами не отмечены. Только вот баб Поля... по молодости она в самодеятельности пела, но я тех времен не застала. Помню только ее кухонные концерты с баб Катей, тонкую рябину... А еще помню, как я готовилась к последнему, самому трудному выпускному экзамену. Сижу, учу, а потом как заплачу:
- Не могу больше, голова лопается...
А баб Поля выглядывает из кухни - рыжая, в цветастом переднике, с половником в руках:
- Ну давай! Соберись! - Поет: - Э-это наш последний и решительный бой! - и половником дирижирует. Вот в кого пошел Петька! Вот где корни таланта!
...А мой музыкант шел рядом, нес скрипку, и для него, наверное, все еще не смолкали аплодисменты теток из примерочных кабин.