Гейл Александра : другие произведения.

Заставь меня ошибиться

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Он - единственный человек, который за меня заступался, но самым неожиданным образом, и когда я того не желала.
    Он - тот, кто сделал меня такой, какая и есть и какой себе не нравлюсь.
    Он - велел мне никогда не ошибаться, если об этом не просит он сам. Но я ошиблась. И это стало началом конца...
    Пристегнитесь и отбросьте стереотипы. Я собираюсь рассказать вам о том, что все имеет свою цену.

Читать

   Пролог

Месяц назад

Вашингтон, округ Колумбия

   Обмануть манипулятора -- вот настоящее искусство. И он освоил эту науку в совершенстве. Годами жил окруженный людьми, которым нельзя верить и заставлял их слушаться. Ни один не сумел дать ему отпор, но сегодня... сегодня он вышел на новый уровень. Решил обыграть самых опасных тварей из всех ему известных. А он, поверьте, знал таковых немало.
   Пока он шел по коридору, звонко цокая каблуками туфель из змеиной кожи, члены комиссии поправляли безупречно скучные прически, нитки жемчугов и запонки на манжетах, затем обменивались колкими любезностями и, наконец, скрещивали ноги в защитных жестах. Понимали, что придется держать удар, ведь их гость давно играл в их же лиге -- лиге профессиональных интриганов.
   Визитер толкнул дверь широким, раскованным жестом, свидетельствовавшем об отсутствии страха, ведь бояться предстояло не ему. Ослепленные брезгливостью, его кураторы когда-то слишком отпустили поводья, позволив подчиненному обрести непозволительную власть... Теперь были вынуждены пожинать плоды.
   Члены комиссии, по обыкновению, сидели за длинным столом, словно на пресс-конференции. Трое мужчин и женщина. Их гость еще помнил, что некогда ему зрелище сильных мира сего внушало страх, теперь же лишь лениво отметил, что даже искусные пластические хирурги не сумели скрыть то, насколько сильно постарели его давние знакомые. Однако недооценивать их было нельзя. Как бы не сдали эти люди, они оставались опасными серыми кардиналами.
   В помещении было темно, все окна занавешены, свет приглушен, никаких камер. Если бы кто-нибудь узнал о происходящем за дверями небольшого конференц-зала, скандала было бы не избежать, и уровень секретности зашкаливал. Никто не должен был обладать уликами, способными доказать, что деятельность гостя как-то связана с этими людьми.
   -- Гастон, -- поприветствовал сухонький, седовласый мужчина, но прозвучало почти разочарованно.
   Встреча с визитером по праву являлась одной из самых неприятных обязанностей присутствующих. Гастон это знал и очень рассчитывал, что, благодаря стремлению побыстрее закрыть вопрос, члены комиссии согласятся на все его условия.
   -- Джентльмены, леди, -- почтительно склонил Гастон голову, но даже самый придирчивый критик не нашел бы в жесте и намека на подобострастие.
   -- И вам хорошего дня, Гастон. Но перейдем сразу к делу, -- взяла инициативу женщина, явно спеша отделаться от гостя как можно скорее. -- Надеюсь, вы посмотрели материалы?
   -- Разумеется. Очень занимательная информация.
   -- Занимательная? -- недоверчиво переспросила дама. -- Надеюсь, это значит, что вы согласны заняться проектом лично.
   -- Кажется, я сообщил об этом еще два дня назад. Мое решение не изменилось, -- напомнил он.
   -- Но не поспешили ли вы с ответом? Вы никогда не участвовали в подобных... мероприятиях, -- напомнила она. При этом, последнее слово прозвучало откровенно пренебрежительно.
   -- Вы сомневаетесь в моей компетентности? -- искренне изумился Гастон. -- После стольких лет?
   -- Не сомневаемся, -- поспешил осадить уже успевшую открыть рот даму один из мужчин. Та раздраженно поджала тонкие, покрытые сеточкой морщин, губы. -- Мы уже говорили и продолжаем повторять, что вы нас крайне обяжете своим участием. Сегодня наш вопрос другой: нужен соисполнитель женского пола. Кого вы порекомендуете?
   -- Элизабет Дженнсен, -- без заминки ответил Гастон.
   При этих словах на лицах членов комиссии узнавания, разумеется, не проступило, поэтому, смущенно кашлянув, они полезли в толстые папки с подшитыми в них резюме. Нашли, пробежали глазами.
   -- Это невозможно! -- снова возопила седовласая дама, а остальные склонились ближе к папкам, пытаясь поскорее обнаружить причину столь бурной реакции. -- Эта... женщина уже провалила одно задание!
   -- Строго говоря, провала не было, -- подметил Гастон. -- То, что входило в ее обязанности, было сделано, а результат -- достигнут. Оспаривать методы можно долго, но...
   -- Она нашла недостающую информацию слишком поздно и чуть не сорвала многомесячный проект!
   И вот тут был его выход. Теперь все зависело от того, насколько убедительно он сыграет свою роль. Благо, Гастон прекрасно просчитывал людей, а профдеформация закалила нервы до состояния стали...
   -- Осознав происходящее, она бросилась под колеса машины. Разве это не доказательство ее надежности? К тому же, вы не учли, что из всей нашей команды она единственная обладает достаточной квалификацией, чтобы возглавить масштабный архитектурный проект. Просто дайте ей еще один шанс. Я прослежу за всем лично.
   Члены комиссии недоверчиво переглянулись.
   -- Должна быть еще причина, -- прищурился один из мужчин, проявляя нечеловеческую проницательность вкупе с подозрительностью. -- Почему именно она? 
   -- Она была моей первой личной ученицей. Ее провал я воспринимаю как свой собственный. 
   -- Постойте-ка, -- всполошился собеседник. -- Так это та самая девушка? 
   Итак, наживку заглотили. И зашелестели листы бумаги -- присутствующие начали искать в подшивке фотографии многолетней давности. 
   -- Ее совсем не узнать. Славно вы над ней потрудились, -- негромко и почти примирительно подметил говоривший. И, спохватившись: -- И вы абсолютно уверены в ней? В том, что ее часть работы будет выполнена безупречно?
   -- Безусловно, -- ответил он смиренно. -- Вы правы, я очень много над ней работал, и это позволяет мне судить о компетенции Элизабет. Я знаю ее лучше, чем кого-либо из команды.
   -- Ох, Гастон, головой отвечаете! -- прошипела женщина и снова уставилась в папку, сравнивая результаты "до" и "после" -- особую гордость Гастона.
   -- Разумеется, -- ответил он без запинки. 
   А про себя усмехнулся. Члены комиссии повели себя в точности как задумывалось. И не впервые. Отсутствие в их методах гибкости раз за разом развязывало ему руки. Ну хоть бы что-нибудь новенькое придумали...
   Он вышел из зала, испытывая очень противоречивые чувства: разочарование, триумф, но больше всего -- предвкушение отличной игры в кошки-мышки.
  
   Глава 1

Северный Мичиган

   Как давно я перестала смотреться в зеркало? Как давно не ассоциирую ту, которую в нем вижу, с самой собой? Хочется думать, что последний год, но, скорее всего, это длится намного дольше.
   Поспешно отворачиваюсь от зеркала бокового обзора и впиваюсь взглядом в дорогу. Стрелка часов едва переползла отметку двенадцать, и осеннее солнце держится высоко. Оно обливает лучами кроны деревьев, путаясь в ветвях и рассеиваясь вокруг золотистыми ореолами. Листва все еще такая густая, что свет через нее почти не проникает, и кажется, будто машина мчится по туннелю.
   Я никогда раньше не бывала в Мичигане и не видела роскоши здешней природы, а ведь еще неделю назад кривилась при мысли, что, по-видимому, придется зимовать в одном из самых северных штатов Америки. Хотя, жаловаться было бы глупо. Мое новое назначение -- огромная удача. Шанс, который выпадает не каждому. Ни зной, ни холод не заставят меня ныть или сетовать на выбор комиссии.
   -- Ты снова сняла кольца, -- раздается в тишине салона.
   Вздрогнув, отрываю взгляд от проносящихся за окном пейзажей и смотрю на свои ладони. В одной из них покоятся два золотых ободка. Помолвочное кольцо и обручальное. Натягиваю их на безымянный палец снова. Интересно, сколько грамм они весят? Почему кажется, что тонну?
   -- Чем быстрее привыкнешь -- тем лучше, -- не позволяет мне утонуть в собственных мыслях Лео.
   -- Сейчас двадцать первый век, не все носят кольца. Почему нельзя было ограничиться префиксом миссис? -- задаю я вопрос, на который, разумеется, не получу ответа.
   -- Прости, -- пожимает плечами Лео, даже не пытаясь изобразить раскаяние. Но заметив мою усмешку при последней мысли, раздраженно добавляет: -- Слушай, Тай, не я это придумал.
   Поспешно увожу тему в другое русло, пока в столь тесном пространстве не прозвучало имя человека, который настоял на соблюдении формальностей:
   -- Расскажи о проекте, -- прошу, откидывая волосы с глаз.
   Однако Лео не горит энтузиазмом, лишь скучающим тоном тянет нараспев:
   -- Мы едем в маленький провинциальный городок штата Мичиган, чтобы отреставрировать концертный зал. -- И уже куда быстрее: -- Это все, что мне известно.
   -- То есть? -- переспрашиваю в недоумении. И уже с возмущением: -- А как же подробности? Детали? Как мы будем координировать работы?
   -- С этим проблем не возникнет... Тая, ты снова теребишь кольца. Я понимаю, что непривычно, но, если Гастон это заметит, он тебя убьет.
   Причем немедленно. И будет прав. Но все же Лео зря о Гастоне. Нет более простого и безотказного способа испортить мне настроение, нежели упомянуть имя этого человека всуе.
   Вздохнув, от греха подальше прячу руки в карманы толстовки. Откуда только взялась привычка теребить пальцы? Я же столько усилий приложила, чтобы избавиться от жестов-манипуляторов... Или, может, я давно уже начала их использовать снова, просто рядом не было Лео, который бы на них указал? Нет, не может быть. Все дело в том, что я переживаю из-за прошлого провала. Целый год бездействия, ожидания. Я думала, что сойду с ума без работы, и вдруг новое задание. Если в Мичигане -- пусть, лишь бы только не отсиживать попу на диване в ожидании страшного перевода в никуда.
   Бросив очередной короткий взгляд на навигатор, я удостоверяюсь, что ехать еще около часа. Пусть эта дорога и сказочно красивая, я скоро сойду с ума. Пробовала спать -- не вышло, разгадывать кроссворд -- голова закружилась, и мы уже переслушали все радиостанции в поисках треков, которые бы устроили нас обоих. Выяснилось, что вкусы у нас с Лео диаметрально противоположные и безопаснее отключить аудио вовсе.
   -- Дай мне повести машину, -- прошу у Лео.
   -- Нет, Тай, так не пойдет, -- качает он головой. -- Пока врачи не скажут, что ты полностью восстановилась после операции, я рисковать не стану. Что случись...
   Он не договаривает, потому что мы оба знаем продолжение: голов нам не сносить. Вообще-то, мне уже месяцев пять назад разрешили управлять автомобилем, просто мы живем в мире, полном перестраховок. Кольца носим, машины не водим, пока не получим пятьдесят разрешений от всех возможных врачей...
   -- Ты, наверное, устала, -- вдруг соображает Лео. -- Сейчас, заедем в какое-нибудь придорожное кафе.
   -- Лео, так мы не доедем никогда! -- стонаю в голос.
   -- Спешишь приступить к работе? -- усмехается он.
   -- Мы уже пять часов в пути. И, в отличие от тебя, я только пейзажи разглядываю. Первые два часа они казались мне красивыми, а теперь уже -- порядочно раздражают.
   Лео смеется:
   -- Тем более надо сделать привал и размять ноги.
   Через несколько минут мы останавливаемся на одной из полуобустроенных, даже не претендующих на современность, заправок. На пятачке рядом с ней видавшее виды кафе -- обшарпанное приземистое одноэтажное здание, вытянутое и неказистое. Доверия оно не внушает, но до следующего места отдыха несколько миль, и глупо жаловаться.
   То, что Лео был прав, я понимаю, едва выхожу из машины. Ноги отекли и отказываются подчиняться. Но меня торопят:
   -- Тая, надо идти. Здесь небезопасно.
   Я поднимаю глаза на Лео и вижу перед собой совсем другого человека: вместо обычного, растрепанного соседского мальчика передо мной предстает собранный, немало дряни повидавший мужчина. И вот вам урок от Таи номер один: все совсем не то, чем кажется с первого взгляда. Суть -- в деталях.
  
   Не знаю, кто обставлял это кафе, но гением он явно не был. Интерьер выполнен в светлых тонах, однако грязные окна и обилие деревьев вокруг не позволяют свету проникать внутрь, отчего в помещении царит атмосфера вечного полумрака. Должно быть, некогда столики были белыми, но теперь исцарапаны, в зазубринах и несмываемых разноцветных пятнах. Но, хоть и трудно представить что-либо более неприглядное, чем грязный желтоватый пластик столешниц, оформителям этого места оно удалось: дешевый, блестящий черно-белый линолеум. В самой по себе шахматной клетке нет ничего плохого, но истертое, местами пузырящееся покрытие, щедро сдобренное отпечатками дамских каблуков, впечатление производит удручающее. Профессиональное, наверное, но мысленно я уже готова все здесь переделать.
   -- Я буду вафли с кленовым сиропом, -- радостно объявляет Лео, плюхаясь за ближайший столик, отрывая меня от исследования интерьера и вынуждая последовать своему примеру.
   -- Ты что-то путаешь, их едят на завтрак, -- подмечаю, усаживаясь рядом.
   -- А разница какая?
   -- Никакой. За исключением того, что к часу дня они, вероятно, уже размокли и стали противными.
   -- Черт... -- своеобразно признает он мою правоту. -- А сама что будешь?
   -- Пожалуй, исполню давнюю мечту о бургере.
   Лео тут же мрачнеет.
   -- Не думаю, что это хорошая идея, -- неохотно произносит он.
   Признаться, мной овладевает недоумение. То есть теперь одобрение на то, что мне можно есть дает... Лео? Мальчишка Лео?
   -- Прости?
   -- Тебе сделали операцию, рекомендовали воздерживаться от соленого и жирного. Не надо искушать судьбу.
   -- И? -- спрашиваю раздраженно.
   -- Тая, ты обойдешься без бургера. И не заставляй меня это озвучивать.
   -- Не уж, давай! -- настаиваю, подавляя нехорошие предчувствия.
   Он молча барабанит пальцами по столу, глядя на меня исподлобья, и я впервые начинаю подозревать, что его волосы подстрижены короче, чем у других, не просто так. Под футболкой цвета хаки выпирают совсем не игрушечные мышцы, взгляд острый внимательный, следование приказам абсолютное. Военное прошлое? Этим он занимался до того, как объявился у меня на пороге три недели назад, сгреб в свои медвежьи объятия, а затем велел собираться? Или все было еще раньше и въелось под корку мозга еще глубже?
   -- В прошлый раз ты допустила ошибку, поэтому теперь мне поручено за тобой следить.
   -- И за моим рационом?
   -- Дьявол, Тая, на этом задании каждый твой шаг будет проверяться! -- восклицает Лео. -- Я просто пытаюсь свести риск к минимуму. Не есть бургеры, не снимать кольца. Такие вещи помогают... Слушай, это не личное. Просто второй шанс тебе дали только благодаря Гастону, он взял на себя полную ответственность, но его рядом нет, и это перепоручили мне.
   -- Не поняла, то есть ты собираешься докладывать Гастону обо всем, что я делаю? -- уточняю, вмиг осипнув.
   -- Точно. И, если понадобится, не только Гастону. Ты уже однажды прокололась, а мне неприятности ни к чему!
   -- Пойду умоюсь, -- выдавливаю улыбку и поднимаюсь с места.
   Холодная вода стекает по моим пальцам, исчезая в сливе потрескавшейся раковины, и я представляю, что вместе с ней мое тело покидает гнев. Гастон. Человек, чувства к которому настолько двоякие, что можно сойти с ума.
   Человек, который заступался за меня всегда, причем самым неожиданным образом из возможных. И когда я того вовсе не желала. Человек, который сделал меня такой, какая я есть, и какой я себе не нравлюсь. Мне нельзя об этом думать. Команда, значит, команда. Всего лишь час, и мы окажемся в богом забытой провинции штата Мичиган, где я смогу приступить к делам. Погрузиться в работу, ни о чем больше не думать. Я получу набор распоряжений от Гастона и забуду о нем на долгие месяцы. Как всегда.
  
   Наконец убаюканная обидой, головной болью, мерным покачиванием амортизирующей системы и тихим шелестом колес, я просыпаюсь уже на подъезде к местечку, где мы намереваемся обосноваться.
   Я с шестнадцати лет не жила в маленьких городках. Много переезжала, но всегда по дышащим мощью мегаполисам. Из Лос-Анжелеса в Чикаго, Финикс, Сиэтл и им подобные места. Потому вид проржавевшей, покосившейся таблички с названием приводит меня в некий трепет, заставив вспомнить о доме и родителях... и еще о фильмах ужасов. Чистенькие, пустынные улицы, аккуратные домики с подстриженными газонами за свежепокрашенными заборами. Привет из одноэтажной Америки.
   Мы с Лео так и не заговорили, и теперь я отсчитываю минуты до того момента, когда смогу покинуть салон машины, внезапно ставший слишком тесным. Но не выпрыгиваю из автомобиля, стоит нам остановиться в пункте назначения. Не стоит показывать, насколько я недовольна сложившимися обстоятельствами.
   Наш новый дом старый. Серый камень местами покрылся мхом -- от влажности здешних мест. Перила и колонны террасы потускнели, пошли пятнами. И сад тоже в запущенном состоянии... но тропинка не заросла, и это лишь первый звоночек. Если присмотреться, то пятнистая крыша не выгорела, а всего лишь выложена черепицей разных оттенков. Занятное дизайнерское решение. Наигранно старый, ветхий особняк для архитектора-реставратора. Такой тонкий юмор приводит меня в восторг, и я начинаю жалеть, что такая забавная идея посетила не мою голову.
   От размышлений отвлекает звук открываемого багажника. Лео к архитектурным шедеврам равнодушен. Он спешит укрыться за стенами. Слишком очевидно, что мое общество ему опостылело. Что ж, мы никогда не были друзьями, а теперь он и вовсе мой конвоир. Очередной, как ни печально.
   Я могла бы рассказать о неправильных решениях больше, чем кто-либо. Вернее, об их последствиях.
   Дверь распахивается еще до того, как я успеваю взяться за перила, и на пороге появляется поседевшая дородная женщина в фартуке. Экономка. Создается впечатление, будто я попала в прошлое. Этот дом, прислуга... Очевидно, что декорации выбирал отнюдь не Лео, а человек с безупречным вкусом и чутьем на ситуацию. Гастон, видно, вздумал проследить не только за мной, но и вообще за всем ходом проекта. Поэтому лично позаботился о приготовлениях. Значит, заставит меня вывернуться наизнанку, но выполнить работу идеально. Как в самом начале... Добро пожаловать в тест на профпригодность.
   -- Здравствуйте, миссис Сайтен, -- улыбается женщина, протягивая мне обе руки. -- Я Мэгги, ваша экономка.
   -- Мне очень приятно, Мэгги, -- отвечаю ей как можно теплее и тоже протягиваю руку. Я должна подружиться с этой женщиной, сплетни никогда не бывают лишними, а кто их знает лучше прислуги? -- Дом меня очаровал.
   В этот миг рядом появляется Лео, несет с собой первую партию чемоданов. После произошедшей размолвки мне приходится сделать над собой усилие, чтобы представить его со все той же мягкой улыбкой:
   -- Это Лео. Мой брат, -- говорю, указывая на парня, который красноречиво плюхает рядом со мной чемодан, намекая, что могла бы и помочь.
   -- Ох, как это здорово! Вы очень похожи.
   Ну конечно! Разве что цветом волос, которые у Лео можно разглядеть только при наличии хорошей фантазии.
   -- Я ему помогу с вещами, а вы пока проходите в дом, миссис Сайтен, ни о чем не переживайте, -- велит Мэгги, отступая в сторону и давая мне возможность увидеть убранство особняка изнутри.
   Как я и предполагала, интерьер дома совершенно невообразимый. Темно-коричневый, натертый до блеска паркет, светлые стены, лестница с коваными перилами, огромная хрустальная люстра, повсюду полотна... Дорого, броско, с неоднозначным фасадом. От этой иронии губы сами собой изгибаются в улыбке.
   Занятая своими мыслями, я начинаю осмотр помещений с гостиной, но только вхожу в двери -- застываю столбом. Потому что обнаруживаю внутри аристократичного высокого блондина, который вписывается в интерьер до кончиков мизинцев.
   Откуда здесь он?!
   Вот моя единственная мысль. Самообладание изменяет, и я стою и осоловело таращу глаза на Гастона, которого ожидала увидеть здесь меньше, чем самого Иисуса. Но разгадать загадку появления лишних персонажей не успеваю, поскольку меня хватают в объятия и прижимают к себе.
   Не в состоянии оправиться от шока даже под напором мужских губ, я из-под ресниц кошу глазами в дверной проем, где стоит растроганная теплой встречей экономка.
   -- Подыграй! -- едва отрываясь, шипит Гастон.
   Так, Тая! Действительно, возьми себя в руки! Это продлится секунд тридцать максимум, а потом отпустят. Я, усилием воли, закрываю глаза, и старательно изображаю поцелуй, как в учебнике: движения губ, наклоны головы. А еще вымерзаю изнутри от мысли, что это, судя по всему, далеко не последний раз проявления "пылких чувств" на публике.
   -- Простите нас. Мы увлеклись, -- обаятельно улыбается Гастон Мэгги, с очевидным неудовольствием отрываясь от моих губ и демонстрируя ямочку на одной щеке. На второй у него нет... Господи, ну зачем я помню такие вещи?!
   Вздохнув, выдавливаю улыбку и поворачиваюсь ко входу. Смущение даже разыгрывать не нужно. За свою реакцию на появление Гастона мне ужасно неловко. Он только что впервые видел воочию, как я к нему отношусь. Все эти годы я старательно прикрывалась стерильно равнодушным профессионализмом, не позволяя себе даже глаза закатывать, а тут все маски сорвало...
   Мэгги уверяет нас, что все в порядке, что наше воссоединение просто чудо какое-то, поскольку нынче мало кто из супругов столь трогательно привязан друг к другу.
   -- Милая, ты уже познакомилась с Мэгги? Она будет приходить каждый день, помогать нам с этим огромным домом, -- с плохо скрытым злорадством объявляет Гастон.
   Если вы еще не поняли, его до крайности веселит то, что, благодаря постороннему человеку, нашей маленькой, тесной компашке придется придерживаться ролей не только за стенами дома. Это, поверьте, стократ сложнее. Никаких записей, оставленных мобильных телефонов, реквизита, ну и, конечно, фильтр на слова. Все наши терки должны остаться за пределами этого городка...
   -- Отличная идея! -- восклицаю, явно переигрывая. -- А то я даже успела испугаться, когда увидела особняк. Однако... дорогой, -- произношу через силу, поскольку не имею представления о подставном имени Гастона. -- Вкус тебе не изменил. Он великолепен!
   -- Спасибо, -- улыбается он моей заминке по Фрейду, а уж никак не комплименту. Гастон о себе и без того высочайшего мнения: сколько ни добавляй, дальше просто некуда! -- Надеюсь, вы нас извините, Тая устала, я провожу ее наверх и спущусь -- помогу разобраться с вещами. А вы, Мэгги, покажите, пожалуйста, Лео его комнату.
   Спальня расположена на втором этаже в конце коридора, и я добираюсь туда на ватных ногах, не обращая внимания на убранство. А затем и вовсе падаю в кресло. Гастон, напротив, садиться не спешит -- возвышается надо мной, словно темный ангел возмездия.
   Некоторое время мы устраиваем соревнование взглядов. Разумеется, я сдаюсь первой, наивно оправдывая себя тем, что долго с запрокинутой головой все равно не просидеть, а Гастон все равно отыграется. Так или иначе.
   Да плевать. Только бы уехал! Должен. Ведь с таким количеством проектов, требующих внимания, он просто не может себе позволить роль страстно влюбленного муженька в Мичиганской глуши. Наверное, возникли проблемы, ведь Лео ничего не знает. Сейчас он расскажет нам о задании, продемонстрирует, что мистер Сайтен жив-здоров, и свалит в свой ненаглядный Новый Орлеан...
   -- Золотая малина была бы твоей, -- иронично подмечает Гастон, окончательно сбрасывая маски.
   От скучавшего супруга не остается и следа. Передо мной разгневанный начальник, который всего лишь слишком хорошо держит себя в руках, чтобы сорваться.
   -- В чем дело, Тая? Настолько удивлена меня видеть?
   -- Я рассчитывала на встречу в окошке вайбера -- как всегда, поэтому -- да, удивилась. На заметку: о таких кардинальных изменениях в правилах обычно предупреждают! Но ты велел Лео молчать.
   -- Это не имеет значения. Ты не должна была так реагировать ни при каких обстоятельствах! Это первое, чему вас учили. А если бы Мэгги осталась в комнате?
   Серьезно? Поиграем в "что, если"?
   -- Гастон, не придумывай. Ты разработал план задолго до того, как я переступила порог, потому что прекрасно знал, как я себя поведу. Кстати, как тебя теперь зовут?
   Он смотрит на меня светлыми до прозрачности, но абсолютно непроницаемыми глазами и говорит:
   -- Я не меняю имя.
   Слава богу, мне больше не придется его звать "дорогим", "милым" или "любимым". Игра игрой, но это чересчур! Хотя, может, мне вообще не придется с ним общаться. Если, конечно, он уедет.
   -- Ты участвуешь в проекте? -- спрашиваю, стараясь не выдать своего искреннего желания спровадить его отсюда как можно скорее.
   -- Да.
   Так и тянет выругаться. Теперь понятно, благодаря чему комиссия допустила меня до задания. И вот что он им посулил: абсолютный и безграничный контроль над каждым действием неудачливой подопечной.
   -- Чтобы следить за мной? -- уточняю желчно, уже готовясь высыпать ему на голову десять фунтов причин, по которым я хорошая...
   Однако Гастон меня удивляет, впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я никогда не угадываю его манеру поведения.
   -- Вообще-то, нет. Я не сомневаюсь, что с ролью ты справишься. Но комиссии об этом знать незачем.
   Урок номер два: напор концентрированной истины может выбить почву из-под ног твоего собеседника.
  
   Его появление в моей жизни началось с лязга металлических решеток, отдавшегося в теле ощутимой болью. На протяжении некоторого, к счастью, непродолжительного времени, он был для меня и самым ненавистным звуком в мире, и самым долгожданным. Он означал, что меня могли хотя бы ненадолго выпустить из камеры... Но в тот день время прогулок еще не настало, и я решила, что снова схожу с ума. Даже не попробовала повернуться на звук.
   Некоторое время назад меня перевели в отдельную камеру. Причин не называли, просто сослались на приказ начальства, и если сначала я обрадовалась избавлению от намеренной жестокости соседок, то затем поняла, что одной в заточении еще хуже. Молчание прессом сдавливало мой мозг, пустота заполнялась несуществующими звуками и голосами. Чтобы от них избавиться, приходилось мурлыкать под нос какое-то нелепые детские песенки.
   Но, хоть я и отрицала существование визитеров до последнего, когда рядом с нарами замерли шаги, а в камере зазвучал мужской голос, стало очевидно, что это не иллюзия и не сон.
   -- Элизабет Кетрин Дженнсен?
   Подскочив на кровати, я осмелилась поднять глаза на мужчину.
   Он был красив, как ангел. Высокий, светловолосый, с безупречным, аристократичным лицом и умными светлыми глазами. Я приняла его за адвоката, но, конечно, не своего. У меня не могло быть такого дорогого защитника. А это значило, что он ошибся, обознался. Мало ли на свете Элизабет Дженнсен? Со мной ни единого раза в жизни не случалось и намека на подобное волшебство...
   -- Я вас не обижу, -- наконец, добавил мужчина. Но поняв, что все эти слова для меня пустой звук, присел на корточки рядом, жадно (и неспроста) вглядываясь в лицо. -- Меня зовут Гастон. Я хотел бы с вами кое-что обсудить.
   Он говорил так мягко и уважительно, будто я не была преступницей. За долгие-долгие недели внезапный гость стал первым, кто общался со мной нормально: как с человеком, практически как с равной, практически как со своей. Потребовалось очень много времени, чтобы понять, что он просто нашел мое слабое место и надавил со всей силы. Девочка, которой нет прощения. Девочка, которая никому не нужна.
   Элизабет Кетрин Дженнсен родилась в маленьком городишке в штате Вирджиния. Звезд с неба не хватала, считалась симпатичной девушкой, но ничем выдающимся не обладала. Учиться она не стремилась, рассчитывала на должность официантки в местной забегаловке и приличные чаевые, коими посетители охотно награждают не в меру кокетливых работниц. Но, к несчастью, с Бетси случилась та же беда, что и со многими шестнадцатилетними девушками по всему свету: она влюбилась в плохого парня. Это событие разукрасило ее жизнь яркими красками, а мир перевернулся, подчиняясь единственной цели: произвести на Рика впечатление. Поэтому Элизабет Кетрин Дженнсен ночи напролет гуляла в неподходящей компании, притворяясь веселой и доступной, а по утрам выслушивала арии разгневанной матери. Но это дурочку не волновало, в отличие от плохого парня Рика, который курил марихуану, носил кожаную куртку, смеялся, не вынимая из зуб сигарету, и предпочитал дрянное пиво любому напитку. Глупышку не смутило даже когда Рик с другом, накурившись травки, полезли в дом какой-то молодой семьи, якобы пребывавшей на курорте. Она искренне верила, что надо лишь чуть-чуть потерпеть, и объект грез обратит на нее внимание, и больше не придется делать неприятные, опасные вещи... А вот головой совсем не думала! Как выяснилось, пара уже вернулась, и, чтобы не попасться полиции на ограблении, или не получить пулю за вторжение на частную собственность, плохишу Рику "пришлось" пырнуть ножом хозяина дома. А затем и его беременную жену, которая спустя два дня скончалась в местном госпитале. Последнее Элизабет Кетрин Дженнсен узнала уже на суде, приговорившем ее к пожизненному заключению. Если бы не беременность женщины и не беспрецедентно жестокий случай в столь маленьком городке, возможно, суд не был бы так строг, но все случилось, как случилось. И трое беспечных подростков стали легендой криминальных хроник Вирджинии.
   Вспоминая те события, я даже сейчас хочу плакать, а уж тогда, во времена знакомства с Гастоном, и вовсе находилась на самом дне самоуничижения -- считала себя по-настоящему плохим человеком. Самым презираемым никем. Но Гастон отнесся ко мне с сочувствием, поманил надеждой на искупление грехов благими делами. Да во всем мире не существует лучшего способа завоевать человеческую привязанность!
   Как выяснилось, Гастон не был адвокатом. И угадать его род деятельности не представлялось возможным практически никому.
   На самом деле этот человек состоит на службе правительственных организаций по типу Бюро или ЦРУ (точно не скажу -- такую информацию осужденной не доверят), но, в отличие от других, на него работают люди, преступившие закон. Зачем, спросите вы, верно? А все просто. Не стоит думать, что в фильмах показывают правду: службы никогда не станут заключать сделку с осужденным, вводить его в штат или давать доступ к своим данным. Но иногда, когда законные меры не работают, в игру вступает секретная команда Гастона, которая состоит именно из таких, как я. Под его началом есть как актеры-солисты, так и служебный персонал. Мы -- вечные агенты под прикрытием, главной задачей которых является нахождение обличающих улик и обеспечение возможности их обнаружить. Полезно и действенно. Но нас не ценят, за нас не держатся. А, самое главное, если нас поймают -- ни слову не поверят. Из этой петли нет выхода. Я не видела ни единого человека, которому удалось бы уволиться и вернуться к нормальной жизни. Все рано или поздно погибают на заданиях. Если преступил закон, ты больше не человек -- расходный материал. Даже в колонию не вернуться, ведь ты знаешь грязный секрет государства, который не должен быть известен никому.
   Как нетрудно догадаться, Элизабет Кетрин Дженнсен охотно стала частью команды. Они с Гастоном покинули тюрьму на рассвете того же дня. Официальной версией исчезновения узницы стала смерть от пневмонии, случившейся во время пребывания в холодной одиночной камере. Где-то даже, спорю, есть могила, подписанная ее именем. Вот только на ней никто не бывает. И о той девушке никто не плачет. Особенно я.
  
  
   Глава 2
   -- ...булочки миссис Марвелл просто великолепны. Тая, вы обязаны как-нибудь наведаться в ее лавочку и попробовать знаменитую сдобу. Прямо из печи, а запах... не передать словами. Заодно перезнакомитесь со всеми женщинами городка. Мы предпочитаем покупать хлеб для завтрака именно у миссис Марвелл. Конечно, я могла бы взять на вашу долю сама, но по уговору с мистером Сайтеном мой рабочий день начинается в десять утра -- к тому времени булочки уже потеряют свою привлекательность.
   Как и предполагалось, в лице скучающей экономки Гастон нашел редкий источник информации о местных нравах и обычаях. Я уже почти жалею, что не взяла какой-нибудь блокнот, чтобы все записать.
   -- Обязательно наведаюсь туда завтра же, -- обещаю Мэгги как можно более искренне. И не кривлю душой -- сплетни необходимы! -- Но я хотела у вас спросить еще кое-что: где мне найти концертный зал?
   -- О, не переживайте. Здесь недалеко. Через квартал. Давайте я вам нарисую...
   Мэгги, разумеется, одним лишь концертным залом не ограничивается, и я узнаю, что наш особняк расположен в старой части города, неподалеку от мэрии, костела и других построек конца девятнадцатого века. В те времена в городке обосновался некий аристократ, полюбивший местную природу, и вложил средства в строительство города. К сожалению, концертный зал пострадал от торнадо, и долгое время вопрос о том, стоит ли восстанавливать памятник архитектуры, не решался из-за нехватки финансов. Однако в прошлом году произошло частичное обрушение крыши, и проблема встала особенно остро. Но при том, что зал стоял без внимания почти десять лет, жители проявили удивительное единодушие, пожелав сохранить достопримечательность.
   Когда Гастон появляется в кухне, Мэгги все еще трещит без умолку, выводя на бумаге карту домов и улиц. Разумеется, район, где располагается концертный зал, уже давно себя исчерпал, но общительную женщину это не останавливает. Она болтает себе, ничего вокруг не замечая, хотя, едва Гастон появляется на кухне, я отключаюсь от обильного информационного потолка и
   краем глаза наблюдаю за ним. Он движется по кухне практически бесшумно, заходит из-за спины. И, кажется, слегка улыбается, прекрасно понимая, как нервирует меня его близость.
   -- Спешишь приступить к работе, Тая? -- спрашивает он, кладя руки на мои плечи и наклоняясь вперед, якобы чтобы рассмотреть лист бумаги со схемой города и обведенным в кружок концертным залом. -- Может быть, начнем завтра, а сегодня просто прогуляемся по берегу? Ты же еще ничего не видела, а места здесь чудесные.
   Его мягкие интонации более не способны меня обмануть. Предложение может выглядеть сколь угодно вежливым, но, по сути, является приказом. И спустя пару минут Гастон натягивает на меня свою бесформенную куртку, которая закрывает мне ноги аж до колен. Вещица теплая и уютная настолько, что хочется забыть о том, кому она принадлежит.
   Мы выходим на улицу через полукруглую террасу дома. От ее ступеней убегает тропинка: через дворик при доме в пролесок. Картинка мрачноватая, но настолько живописная, что так и тянет примоститься где-нибудь рядом, взять карандаш и набросать эскиз.
   -- Как ты себя чувствуешь? -- спрашивает Гастон уже совсем другим тоном -- деловым, но не забывает обхватить мою ладошку своей лапищей. Хочется обернуться, чтобы проверить, не смотрит ли Мэгги из окон.
   -- Хорошо. С тех пор, как я вернулась домой, проблем не было.
   -- Это замечательно. Я беспокоился.
   -- Позвонил бы и справился самочувствием, -- отрезаю.
   -- В этом не было нужды, -- в тон мне отвечает он. -- А где нет нужды -- там подозрения.
   Он по-своему прав. Такой жизни не позавидуешь. Стоит появиться рядом с ним, и ты тут же оказываешься в лучах огромного прожектора комиссии. Поэтому мы позволяем себе всего несколько звонков в год -- по мере необходимости. За исключением окончания заданий, конечно, но это не считается. И Гастон еще удивляется, что я странно отреагировала на его появление...
   -- До озера далеко? -- спрашиваю, не видя смысла продолжать тему.
   -- Оно совсем рядом.
   Его спокойствие вкупе с тишиной мест приносит странное умиротворение, и дальнейшие расспросы я откладываю на потом.
   Оказывается, озеро расположено сразу за узкой полосой деревьев за нашим особняком, и я застываю. Несмотря на мрачноватую, в отсутствие солнца, картинку, пейзаж завораживает. Верхнее -- самое северное из Великих озер раскинулось на многие мили -- насколько хватает взгляда. Оно настолько огромно, что под действием пронизывающего ветра на его поверхности набегают бугорки, как волны в море. Для меня это оказывается настолько неожиданным открытием, что я подхожу к кромке берега и долгое время просто смотрю на разбивающуюся о песчаный берег воду, на белые пенные барашки вдалеке, на раскачивающиеся на поверхности листья. Вода такая чистая, что видно, как их тени скользят по неровному, песчаному дну.
   Пока я изучаю красоты природы, зябко кутаясь в безразмерную куртку Гастона, тот отвязывает небольшую моторную лодку. У него так ловко получается, будто он всю жизнь только и делал, что вязал всевозможные рыбацкие узлы. Хотя, он и вязал... только не рыбацкие. Как ни странно, несмотря на внушительный рост и отсутствие опыта провинциальной жизни, смотрится он здесь на редкость органично. Темная куртка, потертые джинсы, свитер под горло. А ведь тот же год назад я и не подозревала, что он способен высунуть нос из облака выхлопных газов Нового Орлеана...
   -- Залезай, -- велит мне Гастон, подавая руку.
   Я осторожно ступаю с деревянного настила в раскачивающееся судно. Удержать равновесие оказывается отнюдь не просто, и, чтобы устоять, я цепляюсь за плечо своего спутника свободной рукой. От такой близости немного неловко, но, кажется, он даже не замечает. Все, что в рамках необходимости, -- можно. Плавали, знаем.
   -- Мы находимся на полуострове. Девять миль до границы с Канадой, двадцать до противоположного берега, -- сообщает Гастон подобно справочному попугаю. Осталось отгадать, что он имеет в виду на самом деле.
   -- Не самое узкое место, но можно преодолеть на лодке? -- интересуюсь, опасливо. Один тест (на актерское мастерство) я уже провалила, теперь надо быть поаккуратнее.
   -- Именно, -- отвечает Гастон.
   Выдыхаем.
   Он предлагает мне присесть, но, признаться, не очень хочется. Сидение наверняка не только холодное, но и мокрое. Угадав по кислому выражению лица мои мысли, Гастон усмехается, усаживается первым и заводит мотор.
   -- Надеюсь, ты не в Канаду собрался меня везти? -- кричу, наклоняясь к нему в попытке перекрыть гул. На автомате пытаюсь спрятать в карманах руки, но обнаруживаю там вещи Гастона и, смутившись, вместо этого запихиваю ладони в противоположные рукава.
   -- Нет, -- кричит Гастон прямо мне в ухо. -- Мы поплывем на запад и обогнем полуостров.
   -- Далеко?
   -- Чуть меньше двадцати миль.
   Признаться, перспектива не приводит в восторг. Погода для водных прогулок не слишком подходящая. Ветер, брызги, лодка и Гастон... Компания мечты. Мужества придает только одна мысль: затейщику специфического путешествия еще хуже, потому что придется управлять лодкой вне зависимости от степени обморожения. Но он не жалуется.
   -- Интересный здесь край, Тая, -- снова кричит Гастон, вынуждая меня наклониться ближе. Его дыхание обжигает мне щеку, и я инстинктивно закрываю ту рукой, делая вид, что заправляю выбившиеся из хвоста волосы в капюшон. -- Мечта любого мужчины: охота, рыбная ловля, туризм и, как ни странно, покер. Так и есть, кроме прочего, этот полуостров знаменит своим ежегодным турниром между крупными дельцами Америки и Канады. Несколько месяцев назад внушительными суммами выигрышей заинтересовались спецслужбы, и появилось подозрение, что на самом деле игра -- лишь прикрытие для отмывания грязных денег.
   -- Контрабанда? -- уточняю, припомнив слова про границу.
   -- Именно.
   -- То есть нужно найти доказательства, что покер -- на самом деле и не покер вовсе? Твоя задача -- попасть на турнир?
   В ответ он кивает. Вот и определилась роль Гастона во всей этой операции. Не странно. В игорном бизнесе женщины неуместны. Красавица в мехах и бриллиантах, разгуливающая по казино с видом самоуверенный королевы, привлекает слишком много внимания. Естественно, под нее тут же начнут копать, а там... даже если и чисто, все равно не избежать подозрений. Вера в мужскую любовь к азартным играм куда выше. К тому же, готова спорить, что Гастон отлично играет в покер. Он тот еще хитрец.
   -- Но, как ты понимаешь, мэр никогда не пригласит человека, в котором не уверен, разве что супруга архитектора, взявшегося за реставрацию местной достопримечательности... Тем более если тот не будет против вложить в строительство определенную сумму, продемонстрировав свою заинтересованность в благосостоянии края.
   Некоторое время я молчу, не зная, что сказать, а потом вспоминаю сбивчивую болтовню экономки:
   -- Мэгги говорит, что мэр уже порывался пригласить нас для знакомства. Собираешься попытаться с ним сблизиться?
   -- Наш особняк недвусмысленно намекает на платежеспособность арендатора, а так как мэр заинтересован в минимизации трат городского бюджета, полагаю, этот человек сам будет обхаживать нас и так, и эдак. Сделаем вид, что понемногу поддаемся. Не быстро. Поэтому, чем раньше начнем -- тем лучше.
   Гастон глушит мотор совершенно внезапно. Не около берега, а прямо посреди озера. И наступившая тишина заставляет меня поежиться.
   -- Вот это место, -- указывает мой спутник на едва заметное строение на берегу и передает заранее припасенный бинокль. -- Загородный клуб, в котором проходит покерный турнир.
   -- Для клуба слишком далеко от города, -- подмечаю, рассматривая здание в окуляр. Оно обвито каким-то растением и почти сливается с деревьями. Если бы не бордовая черепица, его было бы невозможно заметить.
   -- Верно, -- кивает Гастон. -- Но туда и приглашаются единицы. Избранные. Попробуй запомнить, где мы.
   Я честно пытаюсь, но на протяжении всех двадцати миль видела берег и кусты, и тут пейзаж ничем не отличается. Я понятия не имею, как Гастон ухитрился его заметить при такой скорости лодки.
   -- Каковы наши дальнейшие действия?
   -- Пока все идет по плану: ты начинаешь работу, мэр подбивает клинья под кошелек четы Сайтен.
   -- И кто же может себе позволить такие траты?
   -- Фанатичный скульптор, -- скромно представляется мой благоверный.
   -- Скульптор, -- повторяю эхом. Ну, можно сказать и так. Лепит он прекрасно. К несчастью, не из глины...
   Кажется, эта фраза цепляет не только меня, поскольку Гастон уже смотрит в мое лицо, изучая каждую черточку на предмет безупречности. Напускное спокойствие слетает с его облика в момент, напоминая мне о причинах, по которым я не доверяю этому человеку. А, тем временем, он опускает взгляд ниже -- на обтянутые, черными штанами ноги, армейские ботинки...
   -- Мне встать, чтобы тебе было удобнее изучать собственный... шедевр? Ну, теперь, когда ты обтесал все лишнее, он достаточно идеален?
   -- Да, -- без стеснения отвечает Гастон.
   -- Невероятно. Ты хоть представляешь, как это отвратительно? -- шиплю, не сдержавшись.
   -- С чего бы? -- совершенно невозмутимо спрашивает он. -- Из простушки с плохо прокрашенными волосами и пухлыми щечками ты превратилась в красавицу. Чем ты недовольна?
   -- Может, тем, что ты нашел эту простушку и, в угоду собственному вкусу, искромсал ее хирургическим ножом до неузнаваемости? Кстати, зачем? Гастон, ты не оставил от меня ничего. В этом лице и теле изменено вообще все. Даже костная структура!
   -- Я бы не решился на такие радикальные изменения, но ты засветилась, -- говорит он жестко, без обиняков. -- Когда ты бросилась под колеса машины, тебя запомнили все и каждый. Пришлось постараться сделать тебя совершенно неузнаваемой. Знаешь, Тая, ради других девочек-солисток я бы не стал выворачиваться наизнанку. Пусть списывают в обслугу, и все, но мне стало жалко потраченных сил. Я всегда верю в то, что делаю, и я сделал тебя. Это единственная причина, по которой ты все еще здесь.
   Его слова вызывают двойственные чувства. Приятного в них мало, но такова моя зона комфорта: я привыкла, что Гастон по тем или иным причинам за меня заступается. Хороша такая своеобразная забота или нет, можно рассуждать вечность, но навряд ли меня бы стали слушать, даже если бы я вдруг решила озвучить свое мнение...
   Сначала я этого не знала, но обещания, которые мне дал Гастон еще в камере, были несколько преждевременными. Как выяснилось, людей в команду принимал не он. Да, занимался отбором, но не утверждал. Этим и раньше, и сейчас, занималась комиссия. Не знаю, эти ли люди являлись инициатором создания команды Гастона, но они стоят выше спецслужб. Как будущей солистке, мне пришлось встретиться с ними лично. И тот день стал одним из худших за всю мою жизнь.
   Их было четверо, и они втоптали меня в грязь по самые уши. Как я поняла уже позже, эти люди ожидали увидеть перед собой какую-нибудь королеву красоты, плеснувшую в лицо сопернице кислотой (у нас в команде таковых целый набор, и уж они содеянного не стесняются), а я оказалась просто симпатичной девчушкой из глубинки, сломленной и подавленной. Очень скучной. Так они и посчитали, сначала перечислив все недостатки, а затем и вовсе назвав "бесполезной". Как вещь, негодный материал. Но Гастон с ними не согласился, сказал, что знающие себе цену красавицы слишком строптивы и норовисты, что они подводят, а подправить внешность не составляет труда. Нужен лишь скальпель. Он обещал сам заняться моим обучением, эксперимента ради.
   Обучение занято три очень болезненных года, затем наступили одиннадцать лет безупречной работы... и одна ошибка, в результате которой око комиссии обратилось на меня вновь. И не похоже, что меня оставят в покое... Я не вынесу постоянных проверок на прочность, я уже не горю желанием сделать мир лучше любой ценой и уже не считаю, что несу заслуженное наказание. Просто хочу исчезнуть и начать новую жизнь, в которой будет любящий мужчина и много детей. Не меньше трех! Но я всегда за стеклом, смотрю на свою мечту за чужими окнами и не имею возможности сама там оказаться. Не осталось сил притворяться, как раньше.
   Комиссия дала мне последний шанс на реабилитацию, но я его рассматриваю исключительно как возможность сбежать.
   -- Что ж, с этим заданием мне все ясно, но что дальше? Я слышала, как ты сказал, что следующая операция навряд ли станет возможной. То есть еще одно задание, ну или два... а дальше во мне не останется надобности.
   Не выдержав, я присаживаюсь на корточки рядом с Гастоном и беру его за руку.
   -- Помоги мне сбежать. Ты же можешь. Комиссия никогда не узнает, я уеду на край света, никогда никого не потревожу, даже не перейду улицу в неположенном месте. Никому не скажу, кем была... Я очень прошу! -- Мне некого больше просить.
   Он смотрит на меня своими светлыми глазами, а затем отвечает:
   -- То, что ты об этом думаешь -- заметно. Забудь о побеге, Тая, или проблемы начнутся куда раньше.
   Я до скрипа сжимаю зубы и резко отталкиваю его руку. Всегда полагала, что он не похож на представителей комиссии, иначе с чего бы ему носиться с преступниками? Но что я знаю об этом человеке? Решительно ничего.
   -- Я тебе не угрожаю, -- заметив перемену в моем настроении, качает головой Гастон. -- Просто я не знаю ни одного человека, которому удалось бы сбежать. У всех нас есть только это. -- Он обводит рукой озеро, словно символ свободы. Поверьте, побывав в камере даже непродолжительное время, такие вещи начинаешь замечать. -- И это лучше многих вариантов.
  
   Если бы пятнадцать минут назад я не вернулась с жутковатой водной прогулки, где насквозь промокла, замерзла и наслушалась приятностей, навряд ли приняла бы волевое решение плеснуть себе в кофе ликер. Я не очень люблю такой напиток, но сейчас его согревающие свойства как нельзя кстати. Был вариант погреться в душе, но там, полагаю, сейчас Гастон, а караулить его под дверью нет никакого желания. Я понимаю, что придется делить с ним и кровать, и ванную комнату, но одно дело необходимость, и совсем другое -- по собственному желанию.
   Я стою с чашкой около окна и лениво потягиваю полуостывший напиток, наблюдая за двумя девушками, которые остановились якобы поговорить, но уж слишком часто поглядывают на окна дома. Простое любопытство или нет? Обе миловидные, причесаны и накрашены, одеты в стиле отчаянных домохозяек. Можно сказать, при полном параде, но скучны до зевоты. Даже мой пропахший дорожной пылью костюм, который кричит: "вертела я ваше мнение, красивой завтра побуду", говорит о владелице больше, чем наглаженные яркие плиссированные юбки.
   Шаги за спиной заставляют вздрогнуть и обернуться. Видимо, это станет частым симптомом, поскольку я постоянно жду появления Гастона из-за угла. Он меня нервирует. Во времена обучения я уже жила с ним под одной крышей -- в штабе в Новом Орлеане, но и десяток других девиц того же положения -- тоже. А тут нас трое, и как-то не по себе.
   Кстати, явился не Гастон. Топает, как слон, у нас Лео.
   -- Что там? -- спрашивает он, выглядывая в окно. -- Ах, первый дружеский визит Степфордских женушек, -- хмыкает, а затем абсолютно по-мужски добавляет: -- А они очень даже.
   С недоумением оглядываюсь на коллегу. Серьезно? Ему по нраву подобные куклы?
   -- Эти дамочки уже минуты три тычут пальцем в дом и шушукаются. По-моему, они жуткие.
   -- Думаешь пальнуть серебром, если нарушат границы частной собственности?
   Его слова напоминают мне о Рике, и я с трудом сохраняю невозмутимость. Но Лео не может знать. Мы не обсуждаем причины, по которым оказались в команде Гастона. Это полезно для психики. Насколько мне известно, отъявленных убийц-психопатов к нам не берут -- только истекающих раскаянием соучастниц вроде меня,-- но все равно комфортнее не знать, что Лео, скажем, похищал девиц для перепродажи в бордели третьего мира.
   Знает только Гастон. И иногда я задаюсь вопросом: а так ли уж часто нашему координатору команды везет на Бетси Дженнсен? Разве может он знать, что направляется в камеру к безвольной неудачнице? Ориентируясь по сводкам СМИ, невозможно определить, психопат тебя поджидает по ту сторону решетки, или нет... Но он никогда об этом не говорит, я ни слова недовольства от него не слышала. Иногда создается впечатление, что он руководит осужденными играючи, будто именно в этом его призвание. Или, что еще более вероятно, он получает от своей работы удовольствие. Любит сложные задачи. Недаром ведь он так вцепился в меня. Я была самой некрасивой, неказистой и безграмотной из всех девочек-солисток, но, посмотрите, -- именно меня он выбрал на роль своей жены.
   -- Тая, смирись, единственные монстры здесь -- мы, -- напоминает Лео о своем присутствии.
   Надо сказать, что-то в его словах есть. Мы не замышляем зла, но приехали, чтобы вмешаться в уклад жизни местных жителей и перевернуть его вверх дном.
   В этот момент, пока мы меланхолично молчим, раздается отчетливый хлопок двери, и по ступенькам крыльца спускается Гастон. В вязаной кофте, с зачесанными назад мокрыми волосами. Но это еще не все, дальше -- больше: дамочки, едва завидев его, оживляются и начинают напропалую кокетничать. Причем ведут себя так, будто знакомы. С другой стороны, почему бы нет? Они вполне могли здесь бывать. Мы не знаем, чем занимался Гастон до нашего приезда.
   Кажется, мне пора позабыть о своем недовольстве и допросить его с пристрастием.
   -- Что он делает? -- спрашиваю у Лео, наблюдая, как гостьи смеются над шутками нашего босса.
   -- Флиртует с девицами. Видимо, его они не пугают, -- посмеивается Лео.
   Одна из девушек -- брюнетка -- вдруг ахает и тянется рукой к волосам Гастона, видимо, догадавшись, что для прогулок с мокрыми волосами погода неподходящая. Обалдеть мне муженек достался. Приехать не успела, а уже впору рога спиливать.
   -- Кхм, подержи-ка, -- передаю Лео свою чашку и направляюсь к кофеварке с уже изрядно остывшими остатками кофе.
   -- Ты что задумала? -- удивляется Лео.
   -- Пойду устрою сцену ревности, что ж еще?
   -- Ты серьезно? -- Он аж прыскает от смеха, чуть не проливая мой кофе. Видимо, мысль о том, что я могу ревновать человека, от которого шарахаюсь, точно от чумы, кажется ему по-настоящему абсурдной.
   -- Ну, знаешь, Гастон сам в мужья напросился!
   Последние слова заставляют Лео хохотать пуще прежнего. Что ж, рада, что хоть кто-то находит происходящее забавным.
   -- Не забудь расстегнуть пару пуговиц блузки, -- кричит он напоследок.
   Кстати, совет отличный! Посмотревшись в зеркало, я стягиваю толстовку и, вместо нее, накидываю на плечи куртку. Но на улице так ветрено, что, стоит выйти на крыльцо, как я начинаю жалеть об уютном тепле. А, тем временем, завидев меня, гостьи удивленно замолкают. Одна из них -- та, что трогала волосы Гастона -- и вовсе в лице меняется. Значит, не показалось, эта пришла ради моего благоверного, а вторая -- за компанию. Хм, иногда я забываю то, какое впечатление производит Гастон. А он не из тех, кого пропустишь на улице. Как ни стыдно признаваться, когда-то глупенькая и влюбчивая Бетси охотно поменяла злодея Рика на принца Гастона. И это длилось ровно до тех пор, пока он не узнала, что загадочный координатор сверхсекретных проектов совершенно осознанно обрек меня на участь Маты Хари, и пути назад уже нет...
   Подойдя ближе, кладу руку на плечо своего муженька, а затем и вовсе сую ему в руки кофе и негромко говорю:
   -- Не простудись.
   Он берет чашку так, будто полагает, что та горячая, но, обнаружив, что содержимое безнадежно остыло, а беспокойством о его здоровье и не пахнет, с трудом сдерживает улыбку.
   -- Познакомьтесь, дамы, это моя заботливая Тая.
   Гениально, шпилька заметна только мне, но выходку не спустили, и это не может не восхищать.
   -- Тая, это Кили Андерсон, -- сперва указывает он на рыженькую, которая подружка, и затем переходит к заинтересованной: -- И Донна Праер.
   Хороший знак. Любой другой на его месте начал бы представлять с последней, но поскольку мы имеем дело с человеком, который умеет кидаться подводными камнями, фокус на рыжую. Что же в ней такого? Девушки передо мной, как я уже говорила, очень похожи, и дело не только в манере одеваться и укладывать волосы. Они примерно одного социального статуса и достатка, одинаково себя держат. Приходится напрячь память, чтобы понять, в чем дело. Андерсон -- довольно распространенная фамилия, но, кажется, именно за такой подписью шло предложение о строительстве, а это значит, что Кили -- дочь мэра города.
   Уверяя их в приятности знакомства, тоже протягиваю руку Кили первой. Донну оставим на десерт...
   -- Девушки были столь любезны, что нашли для нас Мэгги, милая.
   После такого обращения у меня начинают болеть зубы. Может, это со мной расплатились за "дорогого"? Интересно, Гастону тоже ножом по сердцу подобные словечки?
   -- Она чудо, мои искренние вам благодарности! -- восклицаю, старательно делая вид, что все в порядке.
   -- Не стоит, миссис Сайтен, -- скупо говорит Донна.
   -- Зовите меня Таей, -- прошу со всей возможной искренностью. -- Может быть, зайдете в дом на чай? -- предлагаю.
   -- Вы же только приехали, -- напоминает Кили и едва заметно толкает подругу, пока та не успела согласиться. -- Давайте в другой раз!
   -- Ну тогда увидимся, -- улыбаюсь не без облегчения. В конце концов, я тоже не в восторге от мысли принимать нежданных гостей.
   Кили подхватывает подругу под локоть и настойчиво тащит прочь. А она мне нравится. Тактичная, понимает уместность тех или иных действий. Мне это на руку: прежде чем любоваться флиртом девицы, положившей глаз на моего, вроде как, мужа, неплохо бы выяснить, почему он ей это позволяет. А он, поверьте, позволяет. В противном случае уже поставил бы на место.
   -- Прекрасное пойло, -- фыркает Гастон, закрывая за нами дверь.
   Не сдержавшись, усмехаюсь.
   -- Подумала, что тебя нужно спасать, а из подручных средств было только это. Но если тебе предстоит роль заправского жиголо, ты предупреди. Я стану устраивать громкие домашние сцены и краситься на манер жертвы домашнего насилия.
   Гастон посмеивается и приглаживает растрепанные ветром волосы:
   -- Прости, но по роли я примерный семьянин, и тебе придется соответствовать. Относиться ласково, уважительно...
   -- На публике -- сколько угодно, но за этими стенами...
   -- Чашка холодного кофе и вязанка колкостей. Я понял, -- и, пока я не успела  возразить: -- Кстати, Кили Андерсон -- младшая дочь мэра. Она не замужем, после колледжа по глупости вернулась сюда, да так и застряла, но ужасно скучает по цивилизации и немножко задирает нос над местной публикой. Держись к ней поближе. Она, полагаю, захочет подружиться.
   -- Сделаем, -- пожимаю плечами. -- А Донна кто?
   -- Дочь судьи. Пока у меня нет доказательств его причастности, но она тоже может быть полезна.
   Ясно, Гастон не собирается обрубать интерес девушки. Пора готовиться к сплетням и колкостям местных жителей.
   -- Кстати, это тебе. Почитаешь на ночь.
   Гастон протягивает мне толстенную папку с материалами по проекту. Обычно они вдвое тоньше, но, видимо, раз за дело взялся начальник, команда аналитиков вывернулась наизнанку. Там сидят толковые ребята, и важное они, обычно, не опускают, но здесь, видимо, раскопали все родословные до седьмого колена.
   -- Будут вопросы -- не стесняйся. Ну или если вдруг понадобится краткий пересказ, -- издевательски подмигивает, явно осознавая, что все написанное и за год не выучить, но я все равно его словам не поверю и буду упираться до последнего.
   -- Есть, босс, -- ехидничаю, не сдержавшись, и ухожу.
  
   Для архитектурного планирования мне выделили целую студию, оснащенную всем, что может пожелать душа. Там я и прячусь от навязчивого мужского надзора, а еще пытаюсь вникнуть в материалы по грядущему проекту. Они ужасно подробные. Так и подмывает, широко распахнув глаза и притворившись дурочкой, сообщить, что раз роль первойа скрипки перешла к Гастону, а я -- блестящая отвлекалочка при маэстро, то пусть он и отдувается. Но в моей жизни уже давно остался только один критерий для принятия решений: соображения безопасности.
   Лезть в чужой дом -- небезопасно, принимать сомнительные предложения -- небезопасно... и верить шикарным блондинам -- небезопасно. Тру глаза пальцами. Да, Гастон вытащил меня из тюрьмы, научил искусству быть женщиной, едва увидел мои рисунки -- нашел мне учителя-архитектора, но, как только я начинала доверяться -- отталкивал. Никогда не был груб, не превышал полномочий, но этого и не требовалось -- он знает, как заставить человека действовать правильным образом и без этого. И теперь, спустя годы, стоит кому-то заикнуться о Гастоне, у меня сразу срабатывает стоп-кран: ему доверять нельзя, он может сделать больно.
   А это значит, что придется штудировать огромную папку от корки до корки.
   Оказывается, мэр города -- Харви Андерсон -- является крупным прохиндеем. Ему чуть за шестьдесят, но он вполне себе в форме. Энтузиазму, который проявляет этот мужчина, стоит только позавидовать. Харви Андерсон держит целую сеть охотничьих магазинов по всему Мичигану. В них продается очень-очень многое: от ружей, спиннингов и кемпинг-инвентаря до трофеев в виде меха и чучел... Иными словами, он выходец здешних мест до мозга костей, свое дело любит и сам никогда не откажется пострелять на досуге да промочить горло виски. Разумеется, с таким послужным списком он подозревается в браконьерстве: охоте в заповедниках и торговле мехом редких животных, которые добываются уж точно не на его подведомственных землях.
   Крайне живой и общительный мужчина наладил великолепные отношениями с жителями Канады, и организовал для друзей еще одно очень мужское увлечение -- покер. То, что под видом веселого времяпрепровождения "настоящих мужчин" скрывается нечто больше -- не более чем слухи, но приведенные суммы выигрышей мэра впечатляют. Как и их стабильность. Доказательств нет, а руководствуясь одними лишь подозрениями, ордер не получить. Вот и прислали по душу мэра хитреца Гастона.
   Кстати, что примечательно, лет десять назад -- после смерти первой жены -- Харви женился повторно, против обыкновения, не на какой-нибудь девчонке, а на женщине всего лет на пять его младше. Имоджин. Имя холодное, как и сама миссис мэр. Но я все это к тому, что именно второй брак вдохнул в Андерсона новую жизнь. А точнее, в его хитроумные махинации... Возможно, это неспроста. Судя по фото, новая супруга не из глупышек. Цепкий, взгляд не скрывает даже статика фотопленки.
   Но, как бы то ни было, отношения в семье Андерсон отличные. Даже у Имоджин с дочерями мэра, которые у него от первого брака. Старшая из них -- Пэтти -- замужем за финансистом из Чикаго, ныне домохозяйка с дипломом магистра изящных искусств. А Кили, как и говорил Гастон, училась в Бостоне, на юриста, но вернулась домой к любимому папе под крылышко. Вроде и не собиралась задерживаться, но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Интересно, что несколько лет назад у девушки случился бурный роман с помощником отца, но тот, разорвав помолвку, сделал ноги в более перспективные края, и теперь на личном фронте рыженькой штиль, разбавленный вялыми ухаживаниями начальника полиции. Такая вот Санта-Барбара.
   Отложив в сторону наскучившую папку, подхожу к картине, которую заприметила, едва зашла в студию. Я уже видела ее раньше. Это картина Арчи -- человека, который обучил меня ремеслу архитектора. За что Гастону стоит сказать безоговорочное спасибо, так это за знакомство с пожилым мужчиной, который всю жизнь грезил о холсте и масле, но не сумел написать ни одного шедевра. Честно? Картины у Арчи не очень и никакой ценности не представляют... но проектировал он как Бог. А еще он был одним из самых достойных людей из всех, кого я знала.
   Арчи умер год назад. В тот день я была на задании и не смогла приехать на похороны. Наверное, никогда не прощу себе этого. Надо было вырваться любой ценой, но я не посмела ослушаться. А ведь этот человек был мне другом. Возможно, единственным за всю жизнь.
   Между прочим, читая в толстенной папке историю четы Сайтен, я обнаружила там художника, познакомившего будущих супругов... И легенда стала как-то роднее, потому что в насквозь фальшивой истории внеземной любви липовых супругов появился родной и близкий Арчи -- человек, который был дорог нам обоим.
   На картине Арчи изображено вечное лето, маки, небо, солнце. Все выполнено настолько академически правильно, что даже взгляду не за что зацепиться. Видно, что мастер вложил в свое творение очень много сил, но... не в то. Иногда, если что-то не срослось, то можно перешагнуть и идти дальше, главное, чтобы картинка жила и дышала, заставляла чувствовать, рассказывала о чем-то своем, о чем-то важном... Арчи, видимо, не был с этим согласен. Возможно, именно поэтому он так хорошо и вдумчиво проектировал и плохо рисовал.
   Но я рада видеть здесь эти маки. Они заставляют улыбаться, потому что иметь у себя кусочек друга безумно приятно.
   На часах одиннадцать вечера, и я поднимаюсь вверх по лестнице. В доме темно и тихо, все уже разошлись по комнатам, и это немножко жутко. В промежутках между заданиями я всегда жила одна, но в маленькой квартирке, а не огромном пустынном доме... Поэтому, заметив свет под дверью нашей с Гастоном спальни, я испытываю двойственные чувства: вроде, и рада, что не останусь в одиночестве в незнакомом месте, а, с другой, Гастон уже лежит в нашей общей постели, и даже заикаться о том, чтобы спать на кушетке рядом, не стоит. Только проблемы себе наживать.
   Решительно толкаю дверь, и тут же вижу Гастона без рубашки, читающего в кровати при свете ночника. От этой картинки становится чуточку больно... Я столько времени мечтаю, чтобы это стало правдой! О том, что войду в спальню, где меня будет ждать не чужой мужчина, не объект задания; но здесь и сейчас Гастон. С одной стороны, разница невелика -- ведь не я его выбирала, -- а, с другой, мы знакомы многие годы, и нас связывает куча личных вещей. Он как раз не чужой.
   -- Я видела картину Арчи, -- говорю негромко, подходя к шкафу и доставая из него белье и банный халат. Я очень сомневалась, стоит ли брать последний -- ведь он занимает в чемодане столько места, -- но решилась, потому что в Мичигане, как известно, прохладно. А сейчас просто счастлива: не хотелось бы разгуливать перед Гастоном в заманчивых шелках... -- Спасибо за нее.
   -- Не за что. У меня есть другие -- эту можешь оставить себе, -- отвечает он ровно. -- Подумал, ты оценишь картину больше, чем парень, который собирается закрыть ею трещину в стене, -- бормочет.
   Губы сами собой растягиваются в улыбке.
   -- Ну, если уж совсем честно, -- усмехаюсь, поддавшись порыву. -- Мало кто оценил бы работы Арчи.
   -- Есть такое, -- кивает Гастон. -- Но мне показалось, что обсуждать это на похоронах, не скрываясь, не слишком этично. Поэтому, пока он приценивался, я просто снял картину со стены и унес в машину. Никто не возразил.
   Я бы с удовольствием посмотрела на самоубийцу, рискнувшего помешать Гастону. Так или иначе, безобидным мой босс не выглядит. Роста в нем сильно за шесть футов [под два метра], такому много претензий не предъявишь... Интересно, сам-то он это понимает?
   Я ухожу в ванную комнату, не переставая посмеиваться, потому что перед глазами так и стоит картинка, как щуплый владелец потрескавшихся стен пытается отобрать у Гастона единственный способ придать жилищу благородства.
   Но веселье быстро сходит на нет, когда я вспоминаю, что впереди бессонная ночь. Сами посудите: рядом с вами, меньше чем на расстоянии вытянутой руки находится человек, который что-то замышляет... Уснешь тут, пожалуй. В рамках заданий я этот период адаптации проходила целых шесть раз. Ложилась в постель с мужчинами, которые подозревались в неприятных делах... и мне нужно было им довериться! Серийные убийцы, конечно, не попадались, но это слабое утешение. Ведь если человек днем продает наркотики подросткам, а ночью спит без кошмаров, то опасения полностью обоснованны.
   Я все еще переживаю тот день, когда Рик покалечил мужчину и убил женщину.
   Интересно, а что за страшный секрет привел в команду самого Гастона? Не жажда же добрых дел! Есть куда более простые методы. Может, и он приторговывал наркотиками по рецептам?
   Помню, когда я впервые узнала о том, что мне придется против своей воли спать с нечистыми на руку мужчинами, то попыталась сбежать. Меня поймали уже на границе Нового Орлеана и вернули в штаб. Не буду рассказывать, что было после, но больше я самоуправством не занималась. А еще выяснила, что Гастон вживляет "своим" людям маячки -- под волосы, рядом с позвоночником -- чтобы не вытащить... Мне это сделали во время первой пластической операции, я тогда еще недоумевала, откуда боли в шее, но не спросила -- испугалась, что вернут в камеру.
   У меня много причин не любить свою работу, но факт остается фактом: я по собственной воле нарушила закон и поплатилась. Винить в этом некого. Все, что случилось со мной дальше -- огромная удача. Хотя бы потому, что сбежать из-под надзора комиссии и Гастона намного проще, чем из колонии. На то и надеюсь.
   Простыни уже нагреты чужим телом, когда я забираюсь под одеяло. В комнате очень тихо, слышится только шорох перелистываемых страниц книги Гастона. Нервы натягиваются, как гитарные струны при повороте колков. Еще чуть-чуть, и раздастся скрип металлической обмотки.
   -- Ты дочитала материалы? -- спрашивает Гастон, нарушая молчание.
   -- Ты сам знаешь, что нет, -- отвечаю как можно спокойнее.
   -- А планируешь?
   -- Разумеется!
   -- Разумеется, -- хмыкает Гастон, захлопывает книжку и тянется к лампе.
   Деловые разговоры в постели. А что будет дальше? Устав команды гласит, что интимная близость допускается, если это не противоречит легенде. Вы не ослышались: комиссия определяет даже то, с кем мы можем спать. А учитывая, что у меня под боком "супруг"...
   -- Тебе нужно научиться пугаться не так явно, -- хмыкает Гастон. -- Иначе желание из вредности прищемить тебе хвост дверью становится почти непреодолимым. Сладких снов, Тая.
   К моему облегчению, он поворачивается ко мне спиной и больше общаться не пытается.
  
   Глава 3
   Утренний поход в такое милое место, как булочная миссис Марвелл, что удивительно, становится для меня испытанием на прочность. И начинается с того, что сама владелица оказывается вовсе не добродушной пышкой, вроде Мэгги, какой я ее себе представляла. Дама за прилавком -- маленькая, сухонькая, прямая, как жердь, женщина в черном платье до горла (без малейших следов муки на рукавах!), с цепким, умным взглядом и скупой улыбкой. Эдакая увядающая роза. Не болтлива, но одинаково сухо приветлива с каждой из посетительниц, коих в маленьком помещении предостаточно.
   К изобилию оценивающих взглядов я, однако, готовилась. После слов Мэгги о том, что в булочной будут все, одевалась, как на смотрины, приехала на сверкающем новеньком внедорожнике Гастона... а попала в царство женщин, которые всего лишь спешат собрать своим мужчинам завтрак. С тем же успехом можно было растянуть транспарант: "здравствуй, глубинка, я твоя новая Нью-Йоркская с*чка"...
   Опасность, здесь вам не Старбакс!
   И только я успеваю сделать себе мысленный выговор за прокол, как на горизонте появляются первые стервятники.
   -- А вы, наверное, миссис Сайтен, -- говорит одна из женщин, критически осматривая мой наряд, состоящий из черных кожаных брюк, текстурированной блузки и лихо подпоясанной жилетки.
   -- Просто Тая, -- говорю не вежливости, но спасения ради и протягиваю ей руку. Пожимают мою ладонь не без осторожности, а представляться в ответ не спешат.
   -- Так откуда, говорите, вы приехали?
   Что ж, на этот вопрос правильного ответа у меня нет. По легенде мы с Гастоном из Нового Орлеана, но, учитывая мои шпильки против домашних сланцев некоторых местных матрон, такой ответ навряд ли безопасен.
   Помощь приходит из ниоткуда. Точнее из толпы людей, в которой я поначалу не разглядела знакомых лиц...
   -- Они с мистером Сайтеном из Луизианы, миссис Хастингс. С самого юга, представляете? Кстати, я надеюсь, что ваша леди Макбет чувствует себя прекрасно, -- говорит Кили Андерсон, улыбаясь во все тридцать два зуба и лихо жонглируя вниманием дамы.
   -- Она в порядке, милочка, -- отмахивается миссис Хастингс. -- Это моя кошка, -- поясняют для меня.
   -- Самая красивая кошка в округе, уж поверьте. Она выиграла не один конкурс!
   Признаться, я никогда не держала животных (из-за работы) и слабо представляю, что о них можно спросить, но этого и не требуется, потому что Кили, якобы испугавшись пропустить свою очередь в такой давке, обещает навестить именитую кошку в другое время и велит мне следовать за ней, ведь я нуждаюсь в экскурсе по сдобе.
   -- Ох, Тая, иногда с местными жителями тяжело, -- вздыхает рыженькая. -- В маленьких городах к чужакам, порой, нетерпимы. Но все славные, стоит их узнать поближе.
   -- Да, разумеется, -- киваю, старательно контролируя выражение лица.
   Судя по тому, что я знаю об этом местечке, здесь навряд ли наберется с десяток положительных персонажей. Слишком далеко от цивилизации, слишком далеко от контроля, и граница поблизости. Полное самоуправство, проникшее на все уровни. Покерный турнир, сдается мне, лишь верхушка айсберга.
   Кстати, дочка мэра здесь тоже как белая ворона. В алой блузке, юбке-карандаш, с жемчугами на шее. Собрана и накрашена, видимо, спешит на работу. Но ее никто не задирает, потому что она из своих. Местная.
   -- Я... я, наверное, должна извиниться перед вами за вчерашнее, -- помявшись, вдруг выпаливает Кили. -- За Донну. Нельзя было отпускать к вам домой снова, но ее разве что к стулу привязать оставалось. -- Она вздыхает, закатывает глаза и продолжает: -- Вообще-то Донна милая, но с тех пор, как разошлась с мужем, помешалась на идее найти себе крепкое мужское плечо снова. Она не привыкла заботиться о себе сама. А мистер Сайтен... произвел на нее впечатление.
   Слова Кили, конечно, не объясняют то, по какой причине ее подругу не интересует наличие у Гастона такой мелочи, как законная жена, однако раскаяние в голосе подкупает. И то, что у нее все милые и славные, скорее всего означает, что девушка старательно закрывает глаза на неприятные поступки окружающих, отчаянно пытаясь казаться хорошей. Интересно, почему? Такое качество на пустом месте произрастает очень редко. Я, например, ищу другим оправданий, потому что, в первую очередь, хочу простить себя...
   -- Не переживайте, я лучше всех знаю, какое впечатление производит на окружающих Гастон, -- отмахиваюсь, не соврав ни словом.
   Гамельнский крысолов -- вот кто он. Стоит ему подуть в свою дудочку, и люди готовы на что угодно. Даже продаться в пожизненное рабство, как это случилось со мной.
   -- Я так не думаю, -- мягко улыбается Кили. -- Здешним жителям вы интересны вдвойне. Это нормально. Мы так привыкли видеть одни и те же лица, что появление каждого нового человека -- событие года. А когда такие высокие птицы... Вам-то это наверняка непонятно... Просто не переживайте, Донна вас больше не потревожит.
   -- Вы сказали, что не стоило идти к нам домой снова... То есть вы были у нас не один раз?
   Ай да Гастон!
   -- Папа -- он мэр, вы, наверное, уже знаете -- попросил меня передать мистеру Сайтену ключ от особняка, поскольку сам задержался на охоте. А Донна из любопытства увязалась за мной. Так и познакомились.
   Потом они пришли, чтобы справиться, как проходит адаптация к месту, а затем, чтобы порекомендовать Мэгги... Это интересно. То есть Гастон вовсю общается с какими-то девицами, пока его очаровательная молодая жена держит пусть к своему благоверному. И он примерный семьянин. Как-то не очень вяжется.
   Вопрос политика: как поступить? Припрятать информацию или спросить у моего ненаглядного о том, что он затеял, в лоб? Пожалуй, повременю. Раз у него есть секреты, то отчего бы моим не быть?
   Пока я перебираю в памяти все моменты, когда Гастон ухитрился меня обмануть, потому что так было "правильно", Кили Андерсон просвещает меня на тему булочек миссис Марвелл. Коротко, но деловито. Без лишних сантиментов, характерных для Мэгги, но то, что она знает состав каждой, заставляет меня с завистью покоситься на ее плоский живот.
   -- А вы, судя по всему, ведьма. Рыжие волосы, выпечка при такой фигуре...
   Кили аж прыскает со смеху:
   -- Неверный вывод! Взгляните на часы: сейчас всего половина восьмого, а я одета в деловой костюм, -- не перестает она широко улыбаться. -- Дело в том, что папа на протяжении вот уже двух лет по утрам ест только сдобу миссис Марвелл, терзая домашних невероятными ароматами. Поэтому я беру булочки ему, а кофе себе... и позорно сбегаю из дома на работу, позволяя Имоджин -- моей мачехе -- мучиться в одиночестве. Вот так.
   Слова Кили заставляют рассмеяться и меня тоже. И она, чуть расслабившись, рассказывает мне о своей работе. Оказывается, она помощница судьи Праера (отца Донны), дел у них немало, но край здесь скучный -- ничего не происходит. Разве что землю делят да соседских питомцев травят. Вот и весь криминал.
   Услышав это, я подавляю улыбку. Даже если предположить, что спецслужбы неким мистическим образом ошиблись, дав Гастону не тот след, то очень скоро тот все равно переполошит весь городок. Иначе мы не работаем. Когда в воду бросаешь камень, всплывает вся-вся грязь. И здесь так тоже будет.
   В общем, скоро Кили еще припомнит этот утренний денек, когда жаловалась своей новой знакомой на скуку...
  
   Этим утром, будто мне было мало запахов ароматной выпечки, Лео пожарил бекон. Стоило переступить порог, как я чуть не захлебнулась слюной. И, самое печальное, что у меня не было ни шанса попробовать вкусности. Война с лишним весом -- мой персональный бич. Никогда не была толстой, но у каждого тела есть свой идеальный вес, и мой -- на десять фунтов больше, чем сейчас. К нему организм и стремится. Из-за этого я годами считаю калории, изнуряю себя физическими нагрузками и снова и снова проклинаю свою специфическую работу.
   Иными словами, все лучшее, как обычно, досталось бесстыжим мужчинам. И пока я запихивала в себя натуральный йогурт, запивая его дурно сваренным кофе, они восхваляли выпечку, аж причмокивая от восторга. Мне кажется, они это специально... Может, в отместку за холодный кофе, может, просто потому, что могут, но я точно знаю, что придумал это Гастон! Как и любой пластический хирург, он мечтает посадить всех женщин мира на диету, сделав нас несчастными и озлобленными. Но если раньше я лишь подозревала, что сам он лицемерно лопает, что под руку попадется, то сегодня в этом убедилась. Представьте себе, он не только приговорил три булочки и пару кусков бекона, но и облизал пальцы! Даже то, что предварительно извинился за свое поведение, его не оправдывает.
   Так, останавливаемся и успокаиваемся. Гастон не виноват в том, что я лишена радостей жизни, он не запихивал меня в чужой дом, где погибла невинная женщина. Напротив, помог, как сумел. Лишил нормальной пищи, возможности выйти замуж и родить детей, но уж после того, что я сама с собой сделала, это лучше четырех стен камеры... Нечего его демонизировать!
   Просто сегодня мне очень обидно, ведь несколько лет назад я стала отчаянно мечтать о такой жизни, какую мы сейчас разыгрываем перед местными жителями. За последний год я десятки раз представляла, как, не открывая глаз, повернусь в кровати и наткнусь рукой на мужчину, не являющегося объектом задания. Сегодня это случилось. И хоть знаю, что ничего не изменилось и винить некого -- отчего-то я ни разу за все утро не взглянула в глаза Гастона, предпочитая мысленно проклинать его всеми возможными способами.
   Я сижу на полу спальни и перекладываю из чемодана в рюкзак вещи, которые могут пригодиться при первом осмотре концертного зала. Надо будет перенести их в студию, но для этого надо попросить о помощи, а мне совсем не хочется соваться к мужчинам со своими мелкими проблемами... даже меньше, чем таскать это полдня одной.
   -- Ты на нервах, -- раздается голос от дверей, и я подпрыгиваю, лишь подтверждая сказанное.
   -- Немного, -- отвечаю уклончиво.
   Гастон закрывает дверь, подходит ближе и усаживается рядом, намереваясь слушать. Эдакий заботливый психотерапевт.
   -- В чем дело?
   -- Гастон, я сама разберусь, хорошо? Я знаю, что ты считаешь, будто после прокола на прошлом задании я нуждаюсь в пристальном внимании, но это бред. Нельзя все предусмотреть. Ладно комиссия, но почему этого не понимаешь ты?
   Казалось бы, я все делала правильно, даже лучше, чем всегда. Ни разу не попалась на шпионаже, все успевала в срок, ни разу даже подозрительного взгляда не удостоилась... И сейчас, когда мне говорят, что я облажалась, я начинаю подозревать себя в шизофрении. Чего же я, по всеобщему мнению, не заметила?
   -- На прошлом задании не было прокола, -- внезапно огорошивает меня он.
   -- Но ты... ты же... -- задыхаюсь. -- Вчера ты мне сказал, что это моя ошибка, и комиссия...
   -- Комиссии нужен виноватый, потому что они никогда не считаются с человеческим фактором. Но то, что ты была подругой мужчины, который не рассказывал тебе о своих криминальных делах означает одну из двух вещей: либо он тебе не доверял, либо дорожил. -- Опешив, пытаюсь подобрать челюсть или хотя бы оторвать взгляд от светлых, до прозрачности, глаз Гастона. -- Я долго копался в материалах, пытаясь понять, что мы упустили, но выяснил, что подвоха нет. Просто твой объект не был бессердечным придурком. Ты бросилась под колеса машины, чтобы задержать отъезд наркодельцов до прибытия команды перехвата. Выдала себя, но он все равно внес бешеный залог, чтобы присутствовать на инсценированных похоронах.
   Подробности окончания прошлого проекта становятся для меня полной неожиданностью. Да, меня сбила машина, я отключилась, а проснулась в Новом Орлеане в знакомой реанимационной палате тайного медцентра, где заправляет Гастон. Мое внимание виртуозно переключили на другое: на состояние здоровья и проблемы с комиссией. Я знала, что задание выполнено, но как именно все закончилось, мне никто не сказал. Совместимые с жизнью травмы, эвакуация на вертолете, максимальные изменения внешности, неопределенное будущее. Таких потрясений хватило, чтобы забыть о человеке, с которым я провела целых восемь месяцев. И, кажется, сегодня впервые испытала к нему хоть какие-то чувства. Когда осознала, что являлась для него не просто игрушкой.
   -- Что ж, спасибо за вторую точку зрения, -- отвечаю, стараясь не выдать, как удивлена собственной черствостью.
   -- Обращайся, у меня их всегда много.
   С этими словами Гастон встает с пола и протягивает руку, помогая подняться мне.
  
   Концертный зал стоит немного в стороне от остальных городских построек, видимо, чтобы любители декаданса сполна оценили мрачное великолепие его одиночества. Окружающая темная зелень оттеняет стены из темно-серого камня, местами даже вползает по ним и забирается в разбитые окна. По площади здание небольшое, но устремленное ввысь этажа на три, немножко готическое... При таких габаритах, должно быть, оно некогда было очень уютным, но нынче в плохом состоянии. То, что не сделало с ним торнадо, завершили годы бездействия. Однако страшным оно все равно не кажется. Напротив, вылезая из машины и закидывая на плечи рюкзак, я чувствую себя кем-то вроде Лары Крофт -- человеком, посвященным в некую тайну.
   Разумеется, ощущение длится недолго, поскольку у меня двое спутников, которые вовсе не склонны к ностальгическим настроениям. Они обмениваются короткими репликами, доставая из багажника вещи. Этого достаточно, чтобы нарушить зыбкую дымку романтики, окутывающую это место.
   В помещении концертного зала темно и пахнет сыростью, но, судя по тому, что мне удается разглядеть, строили его с любовью. Не совсем понимаю, для чего потребовалось сохранять постройку (ведь сюда навряд ли часто ездят разного рода оркестры и труппы), но мне, как архитектору, эта мысль по душе. Было бы кощунственно оставить зал в таком виде. Лепнины и мозаики, витражи на окнах... Когда-то зал был очень красив. В попытке рассмотреть помещение получше, протягиваю руку к выключателю, но Лео перехватывает мое запястье.
   -- Решила нас всех угробить одним махом? -- ехидно спрашивает он, указывая на дырявую крышу, а затем -- на лужи на полу.
   Да, говоря о том, что здание разрушено, люди не преувеличивали. Восстановительные работы займут несколько лет. Как бы не пришлось заниматься укреплением конструкции... С другой стороны, наша команда не задержится здесь на весь срок. Менять на полпути архитектора, конечно, задача не из приятных, но раз часть работ собирается спонсировать достопочтенный мистер Сайтен -- моя совесть помалкивает.
   Признаться, мне немного страшно: я пять лет не имела дела непосредственно с архитектурой и строительством. В рамках других проектов занималась вещами смежными, но сейчас -- бесполезными. Дизайн, декор... даже художницей средней руки побывать успела. Будь Арчи жив, я бы обязательно ему позвонила, дабы посоветоваться, но его нет. И, возможно, к лучшему, что мы в маленьком городке, где никто никуда не спешит и мне не придется каждый день отчитываться о проделанной работе.
   При свете фонариков, мы продвигаемся вглубь очень осторожно, стараясь избегать зон повышенной опасности. Направляемся в зал, пересекая вестибюль, хоть это и тянет на безумие, учитывая обломки крыши под ногами. Мы уже почти достигаем дверей одной из лож, как вдруг я замечаю на полу мел и резко останавливаюсь.
   -- С ума сойти, здесь играют дети, -- бормочу, обводя фонариком классики.
   -- Такие места для них очень привлекательны, -- отзывается Лео, хотя говорила я скорее с собой. -- Надо оцепить территорию, причем как можно скорее, пока никто не пострадал.
   -- Думаешь, только мы сделаем запрос, нам пришлют квалифицированную бригаду? -- спрашиваю с насмешкой. -- Очнись, это ленивый маленький городок, где каждое изменение называют прецедентом, а жители готовы сделать что угодно, лишь бы уклад их жизни не менялся никогда.
   -- Ты предлагаешь пустить все на самотек? -- слишком уже рьяно огрызается парень.
   -- У тебя есть дети? -- догадываюсь внезапно, инстинктивно переводя фонарик на лицо Лео и заставляя его зашипеть. -- Прости.
   -- Дочка, -- бурчит раздраженно.
   Мне стыдно за жгучую ревность, испытанную при этих словах.
   -- Философский вопрос: что лучше, не иметь, но потерять или не иметь вовсе, -- декламирую, делая вид, что заинтересована исключительно орнаментом на потолке.
   -- Я сейчас расплачусь, -- сухо отвечает Лео. -- Ради общего блага, сделай вид, что стрелки твоих биологических часов не сходят с ума от паники.
   -- Вот козел, -- бурчу себе под нос.
   -- Иногда я всерьез жалею, что некоторым нельзя зашивать рты, -- с намеком говорит Гастон, заставляя нас раздраженно засопеть от недовольства.
   Но, справедливости ради надо заметить, что это он крайне вовремя, потому что внезапно позади раздается ужасный грохот, и все, перепугавшись, оборачиваются. Я тут же совершаю мысленный подсчет того, как долго нас может слушать пришедший и едва не хлопаю себя по лбу. Нам нужно быть намного аккуратнее!
   Три фонарика разом, будто лучи прожектора направляются на незваного гостя, который только что распинал в разные стороны обломки одной из колонн.
   -- Добрый денек, очень добрый, -- пыхтит незнакомый мужчина, размахивая руками в попытке разогнать висящую в воздухе пыль, а потом и вовсе смачно чихает.
   Присмотревшись повнимательнее, узнаю гостя. Сам мэр Андерсон пожаловал. Наш главный злодей, который пока ничего, кроме улыбки, у меня не вызывает. Для мужчины он невысок и уже немного расплылся в талии (на булочках миссис Марвелл, не иначе), но располагает к себе в момент. Интересно, сколько жизней мне нужно прожить, чтобы привыкнуть к мысли: мерзавцы, зачастую, безбожно обаятельны?
   -- Мэр Андерсон, -- весело приветствует его Гастон, мигом забывая о перепалке... а еще о том, что пришел сюда не один.
   Вот вам и примерный семьянин. У Лео даже смешок вырывается. А вы, наверное, после утренней сцены успели подумать, что Гастон у нас чуткий парень, да?
   -- Решили посетить нас? -- спрашивает он и, наконец, вспомнив, что мы топчемся в паре футов позади, оборачивается, чтобы подозвать.
   -- Подумал, что вам не помешает провожатый, но Мэгги сообщила, что я, как обычно, опоздал, -- посмеивается мэр. -- А это, как я понимаю, миссис Сайтен и мистер Эверс?
   -- Совершенно верно. Моя Тая и ее брат Лео.
   Моя Тая. Еще бы не его, если сам придумывал и имя, и внешность...
   Гастон обхватывает рукой мои плечи и прижимает к себе, заставляя непритворно смущенно поморщиться. Ведем себя как солдаты: только кто-нибудь появляется на горизонте -- смирно, а как наедине -- вольно. То приторная сладость, то вагон иронии в отместку. Через пару дней Гастон втянется в игру, как и все, и сообразит, что в глазах посторонних подшучивание друг над другом не превращает женатых в притворно женатых, и процент розового счастья поубавится, но пока остается разве что терпеть чрезмерные нежности.
   К счастью, мэр наших терзаний не замечает. Пожав руку Лео, он с почти детским любопытством принимается разглядывать мое лицо. Будто в такой темноте можно увидеть хоть что-то. Сама я с уверенностью готова утверждать только одно: Харви Андерсону больше пошли бы смешные штаны на подтяжках и курительная трубка, чем деловой костюм.
   -- Теперь я понял, почему моя дочь с таким восторгом о вас отзывается, миссис Сайтен, -- рассеянно бормочет мэр, грозя мне пальцем, и без малейших плавных переходов переключается на совершенно иную тему: -- Какая огромная удача, что вы согласились нам помочь! Мы уже и не чаяли кого-нибудь найти. Работы много, а вознаграждение скромное, но это все, что у нас есть. В администрации никак не ожидали, что весь город единодушно проголосует за восстановление зала. Думали уже снести, чтобы дети не пострадали -- им здесь как медом намазано! -- но встретили такой бурный протест, что выбора не осталось.
   Я кошу глазом на Гастона, который кивает с самым невозмутимым видом. Молчит. Значит, слово за мной.
   -- Поработать над таким проектом -- редчайшая возможность, -- говорю, не кривя душой. -- Руки чешутся приступить.
   А мэр Андерсон причмокивает губами:
   -- Похвально-похвально, -- и похлопывает себя пальцем по щеке, будто размышляя, под каким соусом подать неприятные новости. -- Но дело в том, что существуют некоторые сложности со сбором строительной команды, и всерьез можно будет заняться помещением только на следующей неделе... Вам ведь понадобятся дополнительные руки, не так ли? -- и, не дожидаясь ответа: -- Кстати сказать, я пришел за тем, чтобы пригласить вас на ужин к нам домой. Никаких особых приготовлений не нужно. Просто дружеские посиделки в тесной компании "своих". В восемь. Заодно и обсудим все, что вам может понадобиться.
   -- Конечно, -- соглашаюсь. -- С огромным удовольствием.
   -- В восемь, -- напоминает он еще раз, указывая на свое запястье с часами. -- Отказы не принимаются!
   И он уходит. А я в очередной раз задаюсь вопросом: как такой рассеянный добряк может быть нашим вселенским злом? Хотя, может это маска? Мэр действительно пытается втереться в доверие, возможно, Гастон прав, и это не из вежливости, а ради денег?
   -- Сюда, -- кричит Лео. -- Я нашел распределительную коробку. Судя по ее виду, здесь все замкнули еще до нас!
  
   Глава 4
   Тот год, что я провела без работы дома, пытаясь залечить раны на своем теле и самолюбии, был очень нервным и беспокойным. В слезах и самобичевании. Сейчас же, на берегу северного озера, в тесном городишке и после слов Гастона о том, что все было сделано правильно, я впервые за долгое время чувствую себя легко и правильно. Я на задании, все идет по плану, на голове у меня воронье гнездо из мокрых волос, руки чешутся взяться за карандаш, а вокруг хлопочет говорливая экономка. Странно думать, что мое спокойствие выглядит так, но факт остается фактом.
   -- Расскажите мне о миссис Марвелл, Мэгги, -- прошу я экономку, которая накрывает на стол.
   После посещения концертного зала мы вернулись грязные, как черти. Гастон по-джентльменски уступил мне душ первой, а сейчас занял его сам, и пока он временно нейтрализован, я пользуюсь моментом: расспрашиваю экономку о том, что действительно интересно.
   -- Она замечательная женщина, миссис Сайтен. Не знаю никого, кто бы ее не любил. -- Как-то не очень сочетается с образом женщины, застегнутой на все пуговицы, но разве поспоришь? -- А почему вы спрашиваете?
   -- Мне показалось, что она не из местных, -- говорю как можно мягче.
   -- А вы наблюдательны! -- неподдельно восхищается Мэгги. -- Хотя, не совсем правы. Миссис Марвелл здесь родилась, но не жила. От ее родителей остался дом, и долгое время он пустовал, а затем -- года четыре назад -- супруг миссис Марвелл умер, она продала свою кофейню в Бостоне и вернулась сюда. Говорит, что в мегаполисе ей стало очень одиноко, что люди там совсем другие. Равнодушные.
   -- Наверное, вы правы. Но они меня не пугают, в отличие от некоторых здешних обитателей.
   -- Не говорите ерунды, Тая! -- восклицает Мэгги, отмахиваясь полотенцем. -- Конечно, если вы начнете печь булочки, то придетесь по нраву быстрее, -- сама смеется над своей шуткой. -- Но вас здесь обязательно полюбят. Не переживайте. Вы что, из-за миссис Хастингс расстроились? -- вдруг спрашивает она, подтверждая мою догадку о том, что в этом городе ничего не скрыть. -- О, все пустое. Она только с виду злюка. Просто мы здесь не привыкли к таким красивым и успешным людям, как вы с мистером Сайтеном.
   Смущенно благодарю Мэгги за комплимент, а она отмахивается, уверяя, что сказала чистую правду. С другой стороны, почему нет? Гастон всегда была редким красавчиком. Очень высокий, с шикарной фигурой, лицо у него умное, приятное. Да он весь такой: воспитанный, вежливый, обольстительный... Заметный, одним словом. А я... а что я? Была простой девчонкой, но он сделал меня себе под стать. Разумеется, я ему "подхожу", тут даже сомнений быть не может. Вопрос в другом: почему именно я? Не помню другой девушки, которую бы он так дотошно подгонял под некий одному ему известный шаблон.
   Кроме миссис Марвелл есть еще представительница слабой половины человечества, интересующая меня. Но спрашивать о Донне Праер слишком опасно.
   С одной стороны, Гастон прекрасно понимает, что я собираюсь перепроверять каждое его слово по десять раз, а с другой -- ему не стоит знать, в какую именно сторону я решила копнуть. К тому же, часики тикают, и скоро он спустится сюда, чтобы бдеть. На сегодня игры в Шерлока закончены. Сдается мне, так и поведется: только Гастон за порог комнаты -- я разнюхиваю секреты, а возвращается -- снова делаю вид, что ничего не происходит. Надо сказать, эта игра уже доставляет мне удовольствие.
   -- Вы накрываете на двоих? -- удивляюсь, подмечая количество приборов на столе..
   -- Так ведь Лео ушел ловить рыбу!
   От этой новости у меня аж рот раскрывается.
   -- Осталось три часа до ужина у мэра. Какая рыба?!
   -- Ну не переживайте так, Тая, ваш брат просто не смог противостоять соблазну. Он ведь человек обязательный. Непременно вернется к установленному часу.
   Не обязательный, а исполнительный. Он военный. Охотник. Иногда внезапно деспотичен и не видит проблемы в жестокости. Последнее нервирует больше остального. Например вчера вечером, когда я выходила из студии, чтобы выпить молока, он напугал меня до смерти. Совершенно недвижимо стоял на руках в гостиной -- в темноте! -- и внезапно решил закончить упражнение, когда я проходила мимо. Я завизжала, как маленькая девчонка. Ну еще бы: незнакомый, огромный дом, и тут какой-то страшный грохот... Я думала, что скончаюсь на месте от испуга, а он хохотал, как законченный психопат, и только.
   Пока я вспоминаю дела былые, Мэгги не перестает болтать, но из потока ее слов я выхватываю только пару фраз:
   -- ... если бы вы вдруг решили остаться здесь, он бы прижился идеально. Хотя, может это и плохая идея. Что в нашей глуши делать такому утонченному мужчине, как мистер Сайтен?
   Я, конечно, вслух ничего не говорю, но, учитывая, что Гастон столько лет безбедно сосуществует с комиссией, он и в аквариуме с пираньями обоснуется! И, кстати, легок на помине. Появляется на кухне, еду пытается требовать, и Мэгги тут же снимает с плиты пасту.
   Он так же, как я, не стал сушить волосы, а еще надел мокасины на босу ногу. Как бы я ни старалась это все игнорировать, домашняя атмосфера давит на меня прессом, заставляя замечать вещи, на которые я раньше не позволяла себе обращать внимания: виднеющиеся в вырезе светлого, уютного свитера, ключицы, и сильные руки под закатанными рукавами... Сегодня ночью мне казалось, что стоит двинуться на миллиметр назад, и я коснусь его тела. Из-за этого я сумела заснуть только под утро. Не могла избавиться от чувства, что, если бы позволила себе эту маленькую слабость, он бы не оттолкнул.
   -- Ты знал, что Лео ушел ловить рыбу? -- спрашиваю Гастона, пытаясь переключить мысли с его мягкого (я уверена, что мягкого) свитера на что-то более приземленное.
   -- Рыбу... -- не без удивления повторяет мой лжемуж.
   -- Рыбу, Гастон. Нанизываешь на крючок червяка и ждешь. Долго ждешь, пока не опоздаешь к мэру.
   -- Лео не опоздает к мэру, Тая. Не беспокойся.
   Не беспокойся.
   -- Ты, кстати, пробовала рыбачить? -- продолжает он, улыбаясь в ответ на мою кислую мину, которую я корчу для него одного, тщательно следя, чтобы Мэгги не заметила.
   -- Да, -- отвечаю кратко.
   -- А не дуться? -- шутит Гастон беззлобно, заставляя Мэгги рассмеяться. -- Не переживай, Лео в этом не новичок. Кстати, кто научил тебя рыбачить?
   Не выдержав, опускаю взгляд в тарелку, стараясь не вспоминать прошлое.
   -- Отец.
   Больше он ни о чем не спрашивает.
  
   Несмотря на мои опасения, Лео все-таки пришел вовремя, с двумя здоровыми рыбинами в ведре, полном воды. И если одна их них убилась, напоровшись на крючок, то вторая -- нет, и нам пришлось решать, что с ней делать.
   Казалось бы, что такого, ну рыба и рыба, все равно ее пожарим, но мы с Лео не сумели прийти к общему мнению даже по такому плевому вопросу. Я предложила выпустить рыбу в ванную (не к Лео -- нет, предложила пожертвовать нашей, и Гастон не сказал ни слова против), но мой "братец" все равно посчитал это абсурдом. Зачем, спросил он, заниматься глупостями, если ее все равно придется убить и разделать? А в следующий миг схватил и приложил головой о раковину. Кажется, я закричала и уткнулась носом в грудь Гастона, но это не точно. Помню только, что мне стало не очень хорошо.
   С тех пор прошло минут сорок, а я все никак не успокоюсь.
   -- Напомни, почему ты решил взять его сюда? -- кричу Гастону из ванной, стряхивая с кисточки излишки пудры.
   -- Он мне подходит, -- лаконично отвечает тот. Из спальни доносится шарканье щетки по дорогой змеиной коже его ботинок.
   -- Подходит? Да он же конченный психопат! Зря ты его выбрал!
   Не знаю, почему Гастон все еще разговаривает со мной об этом. Наверное, поддерживает иллюзию общности, которая образовалась, когда я бросилась к нему на кухне. Кстати, я об этом я жалею. Меня очень смущает, что в стрессовой ситуации слабость проявилась именно таким образом.
   -- А он считает, что я зря выбрал тебя. Вы квиты, -- ровно отвечает Гастон.
   Так и вижу привычно невозмутимую мину Гастона -- даже голову поворачивать не нужно.
   -- Это другое!
   -- Нет, это то же самое. И точно так же не имеет значения, потому что я не собираюсь разводить демократию и интересоваться мнением всех и каждого.
   Заметьте, он все еще не кричит. Со вздохом откладываю пудру и берусь за тюбик с тушью. Обмакивая кисточку в краску, я пытаюсь вспомнить хоть раз, когда Гастон выходил из себя. Результат нулевой.
   -- Но я хотя бы никого не убиваю и никому не угрожаю! -- огрызаюсь, чтобы хоть что-то сказать и уже подношу кисточку к ресницам, как вдруг слышу стремительно приближающиеся шаги.
   -- Что ты сказала? -- шепотом спрашивает Гастон. -- Только тихо.
   Сначала я не понимаю причину для беспокойства, а потом догадываюсь, что Гастон понятия не имеет об угрозе Лео в придорожном кафе.
   -- Он сказал, что собирается следить и докладывать обо всех моих телодвижениях не только тебе, но и комиссии. Лишь бы у него самого не было неприятностей. Я думала, что ты знаешь или что сам ему это поручил.
   -- Да? -- спрашивает Гастон насмешливо. -- А с чего бы? Члены комиссии со мной поддерживают связь только потому, что не видят замены нашей команде. Если эти люди добьются изменения порядка представления улик в суде или хотя бы выдачи ордеров, и в нас не останется надобности, амнистии нам не подпишут. Всех в рядок посадят на электрические стулья. И меня, как самого осведомленного, -- первым.
   Его слова приводят меня в шок. Я как-то не задумывалась о том, каково приходится в команде самому Гастону, а результат не особо утешительный. Как я уже сказала, стоит появиться рядом с нашим куратором, как твои звонки, переписки, банковские операции -- все начинает проверяться. Я не параноик -- комиссия и не пытается скрывать свое вмешательство, -- но Гастон живет в этом постоянно. Интересно, он привык, или все еще сходит с ума? Контролировать каждое слово, фильтровать контакты... Я бы так не смогла. Да никто не смог бы. Наверное, Гастон здесь -- в Мичигане -- как в отпуске. Во время проекта хотя бы безопасный сценарий имеется. Не то, что в жизни...
   -- Значит, с Лео надо быть осторожнее. Я учту, -- говорю, на этот раз даже не пытаясь отвести глаз. -- Гастон, -- зову, решившись. -- Так ты все-таки из нас или нет?
   -- Из вас это из кого? -- уточняет он насмешливо. -- Если хочешь спросить, сделай это прямо.
   -- Ты из... осужденных?
   -- А ты как думаешь?
   А я еще -- дурочка -- надеялась, что он расскажет.
   -- Я думаю, -- отвечаю, разочарованно отворачиваясь к зеркалу и наклоняясь, чтобы, наконец, накрасить ресницы. -- Что комиссия не доверила бы осужденному и цирковых мышей!
   Однако, к моему удивлению, Гастон наклоняется к зеркалу тоже и шепчет мне в ухо:
   -- Правильно, Тая, но это не означает, что я не "из вас". Разночтения быть могут, и, возможно, в твоей загадочной терминологии я "другой", но уж точно играю не на стороне комиссии. Или я похож на человека, который будет десятилетиями мотивировать преступников работать на правительство из одного лишь человеколюбия?
   С этими словами слов он уходит, давая понять, что разговор себя исчерпал.
   Хоть мэр и сказал, что посиделки обещают быть скромными, ни один из нас не поверил, и я нарядилась в черное платье в пол -- строгое, но с открытой спиной, а на Гастоне красуется бабочка. Мистер и миссис Смит померли бы от зависти. Даже Лео нарядился в удивительно добротный костюм, но я стараюсь его не разглядывать. Как варвара ни прихорашивай -- натуру не спрячешь. Перед глазами так и стоит картинка, где Лео убивает беззащитную рыбину... Наверное, мне стоит умерить свое воображение и прекратить строить нездоровые ассоциативные цепочки, но в данный момент кажется, что под одной крышей со мной живет безжалостный палач!
   Залезая в машину, я стараюсь настроить себя на миролюбивый лад, но замечаю Лео на заднем сидении в зеркале бокового обзора и понимаю, что не собираюсь быть с ним сегодня милой.
   -- Если нам пора поменять легенду на "они были родственниками, но жили как кошка с собакой", предупредите заранее, -- насмехается Гастон, который уже вполне отошел от странного разговора. Хуже того: он вовсю наслаждается нашим с Лео противостоянием. Пока мы едем к дому мэра Андресона, он никак не может побороть улыбку. Чем безмерно раздражает.
   -- Тебе обязательно так сиять из-за наших разногласий? -- интересуюсь мрачно. -- Или твоя голубая мечта -- перессорить всех окружающих?
   -- Тая, смею напомнить, что вам удалось возненавидеть друг друга без моей скромной помощи, -- усмехается Гастон.
   А я бы поспорила. Расскажи мне Лео правду о проекте с самого начала, я бы доверяла ему теперь намного больше. Однако власть имущий координатор велел ему молчать, и, тем самым, автоматически настроил нас друг против друга. Я могла бы ему об этом рассказать, но, наверное, не при Лео. Процессу обучения учителя свидетели ни к чему. Тем более, что Гастон, дабы сгладить резкость слов, подхватывает мою ладонь и целует.
   От неожиданности мне не удается сдержать дрожь, и на коже проступают сотни мурашек, благо, скрытых длинными рукавами платья. Хочется закрыть лицо руками и застонать в голос. В этом жесте нет ничего особенного. Тогда почему мое тело реагирует столь неадекватно? За что мне все это?
   Супруги Андерсон встречают нас лично. К моему облегчению, они тоже при полном параде. Слава богу, а то у меня на счету уже есть один прокол с дресс-кодом.
   Пока нас по очереди представляют жене мэра Андсерсона -- Имоджин, -- та радушно улыбается, уверяя в приятности знакомства, но все равно кажется холодной и далекой. В ответ Гастон совершенно непринужденно целует ее руку, точно так же, как и мне в машине. Манеры он, должно быть, впитал с молоком матери. И, словно в насмешку, стоит мне об этом подумать, как он нее слишком уместно прижимает меня к своему бедру, да так тесно, что я чувствую движение мышц под тонкой шерстью его костюма. Наверное, будь мы действительно женаты, дели спальню годами, я бы и внимания не обратила, но, поскольку реальной близости между нами нет, хаос ощущений вышибает из реальности, не давая сосредоточиться на разговоре. Улавливаю лишь ничего не значащие обрывки фраз, а сама панически думаю о том, что не хочу хотеть Гастона! За период детской влюбленности в него мне до сих пор хочется хлопнуть себя по лбу. В особенности за то, что он о ней прекрасно знал...
   -- Вы позволите? -- вклинивается Гастон в обмен любезностями между мэром и Лео, указывая на картину напротив лестницы.
   -- Чувствуйте себя как дома, -- отмахивается Андерсон, явно не склонный к излишним расшаркиваниям.
   А Имоджин добавляет:
   -- Если желаете, мы можем показать вам и другие картины в доме. Но чуть позже.
   -- Мы с радостью, -- охотно соглашается Гастон за всех. -- Но вы не ждите, мы обязательно догоним.
   Он насильственно разворачивает меня лицом к картине и твердо кивает Лео, веля следовать в гостиную... Так на меня и нисходит озарение в виде рисунка операции. Симпатичный, компанейский парень, являющийся простоватым братом-электриком при молодом, но талантливом архитекторе дополняет нашу компанию неспроста. Как неспроста Гастон вздумал познакомиться поближе с единственное незамужней дочерью мэра -- Кили. Он надеялся, что скучающая, одинокая девушка клюнет на Лео. Но на горизонте нарисовалась мисс Праер, которой слишком понравился неудачливый сводник с обручальным кольцом на пальце, и перетянула все внимание на себя, спутав Гастону карты.
   -- Да ты же просчитался, -- шепчу я в ухо спутнику, хоть и понимаю, что умнее было бы промолчать. -- С Лео! Думал, что Кили на него клюнет, а вместо этого появилась Донна и прилипла, как банный лист, к тебе!
   -- Только сейчас это поняла? -- спрашивает он весело. -- Что-то ты витаешь в облаках! -- Но не злится, а лишь насмехается.
   -- Ну и что ты теперь собираешься делать? Возвращать события в нужное русло? -- спрашиваю.
   -- Как сказать, Тая. Первое впечатление, конечно, испорчено, однако надежду терять рано. Пусть Лео не самый обаятельный парень на свете, но он новенький в месте, где все друг друга знают с пеленок. Кили должна заинтересоваться.
   -- Кили -- божий одуванчик, а Лео попросту отталкивает. Зря ты возлагаешь на него все надежды.
   -- Не все, -- пожимает Гастон плечами. -- Я же просил тебя с ней подружиться. То есть у нас осталась всего одна проблема -- мисс Праер. И решить ее можно запросто: продемонстрировав, что ей не на что надеяться.
   И наклоняется ближе.
   -- Донны здесь нет, -- напоминаю тихо.
   -- Мы в маленьком городке, Тая. Здесь ничего не скроешь. Скоро сама убедишься.
   С этими словами он приподнимает мой подбородок для поцелуя. Намеренно сдержанного. Но не простого и целомудренного прикосновения теплых губ, а... ласки. Той, которую всегда хочется превратить в нечто большее. Чуть качнуться вперед и поддаться искушению, приоткрыть рот, почувствовать нечто более интимное, чем намеренно медленное движение губ. Ведь нет ничего привлекательнее слова "нельзя", а Гастон -- мое нельзя по множеству причин. Все, что с ним может случиться, никак не укладывается в разрешенное уставом бездушное снятие сексуального напряжения простым, как дважды два, способом. Комиссия на этот счет непреклонна. Наши главные упорно делают вид, что у преступившего закон человека не существует чувств, что все мы -- бездушные монстры. Я же считаю, что они судят по себе. Они черствые снобы, они забыли о том, что значит человечность, они поступают с нами как с разменными монетами. Имена и лица в досье -- вот кто мы для них. Уж точно не люди. И во всей этой четкой схеме есть только один огрех: Гастон. Он тот, кто и пользуется доверием, и нет, тот, кто воспитывает членов команды, руководит проектами, но сам находится под постоянным надзором. Не потому ли, что не укладывается ни в какие рамки? Профессиональный, но человечный. Воспитанный, но жесткий. Свободный, но живущий по уставу по собственному выбору... Слишком сложный, чтобы понять или контролировать.
   Когда-то давно я не смогла его понять и решила держаться как можно дальше, а затем годами прекрасно жила со своим выбором, пока Лео не затолкал меня в машину и не привез в Мичиган обманом. Так обидно об этом думать!
   Когда мы заходим в столовую -- последними -- все уже ведут непринужденную беседу. Лео подливает Кили вина, не забывая энергично кивать в ответ на реплики мэра, а Имоджин дает указания прислуге. Пытаюсь украдкой осмотреться. Комната выполнена в темном дереве, кругом массивная мебель, но обстановка весьма сдержанная, классическая. Будто жильцы, не совладав с собственным вкусом, пошли по проторенной дорожке. А я-то надеялась увидеть изобилие охотничьих трофеев и шкуру зверя на полу перед грубо сложенным камином (и тут бы мы с ходу уличили мэра в браконьерстве, а потом разъехались по домам, но мечты, как известно, так просто не сбываются). Единственное, за что во время беглого осмотра цепляется мой взгляд -- традиционная американская фотография с огромной рыбиной в руках мэра.
   -- Мистер Сайтен, -- зовет Харви Андресон, едва мы усаживаемся за стол. -- Лео рассказал мне славную историю о том, как загонял кабана в прошлом году. А вы охотитесь?
   Еще как. Да только не на дичь.
   -- К несчастью, очень редко, -- отвечает он.
   -- Тогда вы счастливчик! Пока вы с очаровательной миссис Сайтен любовались живописью, мы уже запланировали поход на следующие выходные. Присоединяйтесь. -- Не знаю, как, но в коротком промежутке времени между словами мэра наш ненаглядный куратор ухитряется испепелить Лео взглядом. Видимо потому, что у каждого из нас своя цель. И у Лео это Кили, а не мэр. -- Надеюсь, стрелять умеете?
   -- И отлично, -- насмешливо кланяется Гастон, с легкостью возвращая на лицо маску невозмутимости. А я очень настораживаюсь от этих слов. -- Хотя, предпочитаю по тарелкам. Некоторые даже полагают, что я излишне разборчив. Чистоплюй, проще говоря.
   От этих слов все присутствующие разражаются хохотом, а я, едва улыбнувшись, хватаюсь за бокал с вином. У меня очень сложные отношения с оружием. Я боюсь его до дрожи. И холодного, и огнестрельного -- всякого. Из-за Рика. И потому, что работаю с людьми, о прошлом которых лучше не спрашивать.
   -- А вы еще и юморист! Миссис Сайтен, вам просто чертовски повезло.
   -- Я знаю, -- кротко улыбаюсь. -- И зовите меня Таей, если можно.
   -- Отчего ж нет, -- воодушевляется мэр. -- Это только за.
   -- Папа, Тая от тебя скоро сбежит! -- вдруг вмешивается Кили, вызывая всеобщее недоумение, а затем обращается ко мне. -- Дело в том, что в нашей глуши полным-полно сексистов, и тон им всем задает именно мэр. Я бы на вашем месте точно сбежала.
   -- Ты это к чему, милая? -- уточняет Андерсон.
   -- К тому, что ты не предложил поохотиться Тае, конечно! -- всплескивает она руками.
   -- О, об этом не переживайте, -- отмахиваюсь. -- Не могу представить себя в лесу без намека на удобства.
   -- Правильно! Даме так и положено! -- восклицает мэр Андерсон, переключая на себя все внимание снова. -- Вот еще, женщина с ружьем. Как бы себя не пристрелила! -- и вдруг, просияв, указывает в сторону экономки, сервирующей стол разного рода яствами. -- Вы, Тая, вместо того, чтобы забивать голову феминистской ерундой, лучше научитесь запекать дичь так же, как Имоджин вот этого кролика.
   -- Ну будет тебе, Харви, -- гладит жена его по плечу. -- Давай лучше выпьем за знакомство, пока еда не остыла.
   -- Вот -- отличная идея, а не то, что женская охота, -- говорит мэр, поднимая бокал с вином. -- За знакомство!
   Кролик изумителен, и в течении минут пяти в комнате царит тишина, нарушаемая лишь звяканьем приборов о тарелки, да стуком бокалов о деревянную столешницу. Но вино такое терпкое, что с пары глотков (после целого года воздержания от алкоголя) в голове становится легко, и это развязывает мне язык.
   -- Мэр Андерсон, -- зову, промокнув губы салфеткой. -- Расскажите мне, пожалуйста, историю особняка.
   Едва я успеваю закончить фразу, как понимаю, что спросила что-то не то. По замершим слева от меня рукам Гастона... И хотя причину такой реакции понимаю практически сразу, слово не воробей. Спорю, мой мнимый супруг уже интересовался историей дома, когда договаривался об аренде. Он искал нечто особенное, и нашел. А точнее мы. Мы нашли. Ведь никто в здравом уме не подумает, что жилищным вопросом занимался один лишь муж, а жена впервые увидела новый дом из окна машины, уже остановившись на подъездной дорожке. Это даже более странно, чем раздельный переезд, который вызвал у местных жителей вроде Донны Праер кривотолки.
   -- А что вы хотите знать? -- спрашивает мэр, к счастью, не обратив на мою оплошность внимания.
   -- Такая богатая история просто обязана обрасти нигде не записанными легендами.
   Судя по тому, что руки Гастона снова приходят в движение, -- выкрутиться удалось. И Харви Андерсон, кстати сказать, доволен вопросом. Он охотно откладывает в сторону столовые приборы и откидывается на спинку стула, дабы расположиться поудобнее.
   -- В нашей местной библиотеке, Тая, конечно, как и везде, есть книги по краеведению, но скучнее них, пожалуй, только налоговый кодекс США. Наверное, это связано с тем, что мало кто приживается в таком суровом краю. Зимы здесь из самых суровых на всей территории Соединенных Штатов, лето холодное, а осенью много автомобильных аварий из-за туманов. Природа здесь красива, но край на блага не щедрый. И уклад жизни у нас старомодный. Мужчины увлекаются, в основном, охотой, а женщины домовиты. Так было тысячу лет назад, и есть в этом своеобразная романтика. То, что Оуэн Мюррей был из таких -- наше благословение.
   Он был одним из европейских переселенцев, владел определенными капиталами. И уж не знаю, каким именно ветром его занесло именно в Мичиган, но именно он решил вложить свои активы в развитие края. По поводу причины, по которой он здесь осел, спорят до сих пор. Некоторые полагают, что дело в девушке, другие -- в том, что он скрывался, но так ли это важно, если он по-настоящему полюбил наш край?
   Оуэн Мюррей был человеком образованным, высококультурным, но, как вы уже догадываетесь, не слишком дальновидным -- скорее сиюминутно увлекающимся. Он моментально женился на здешней красавице, построил себе дом (не тот, в котором живете вы) и стал активно участвовать в жизни города. Ему было интересно все: от искусства до методов добычи торфа. Он построил концертный зал и начал устраивать там праздники, приглашать музыкантов. Сам он играл на фортепиано, пытался создать камерный оркестр. Все понимали, что это абсурд, какой зал? Зачем он нам? Но нет, Мюррей строил некие грандиозные планы, собирался основать здесь уголок возвышенной культуры... В итоге зал он построил, и даже взялся за реставрацию костела, но во время игры в поло убился, упав с лошади.
   У него остались жена и маленькая дочь, которые не смогли жить в доме, полном воспоминаний, и построили свой, отдав прошлое жилище городу в качестве музея. Всего несколько вещей с собой забрали. Но они могли себе это позволить.
   -- Потомки их семьи до сих пор живут здесь? -- спрашиваю, заинтересовавшись. Не удивилась бы, узнав, что это Андерсоны. Мэр воспринимает историю Мюрреев очень лично.
   -- К несчастью, нет. Его дочь умерла в шестидесятых, она никогда не была замужем и не имела детей.
   -- Тем не менее, история очаровательная, -- говорю.
   -- Здешние маленькие девочки с пеленок слышат эту историю, и всю жизнь мечтают встретить Оуэна Мюррея, -- смеется Кили.
   А мне внезапно становится невесело, потому что именно этой сказочкой воспользовался Гастон. Богатый, образованный мужчина по непонятной причине селится в городе в глубинке, вкладывает деньги в восстановление памятника архитектуры... Но в руках у него палка, чтобы разворошить осиное гнездо. Он отнимает у города его волшебную сказочку. Возможно, и Оуэн Мюррей не был героем, но умер слишком рано, чтобы себя разоблачить...
   -- Харви, гости загрустили, -- вмешивается Имоджин.
   -- Действительно. Давайте позволим прислуге убрать со стола. Дамы, покажите, пожалуйста, Тае и Лео садик Кили, а мы с мистером Сайтеном пока потолкуем. Если, конечно, он очень интересуется ландшафтным дизайном. Я бы хотел познакомиться поближе.
   Ну еще бы. С Оуэном Мюрреем номер два есть что обсудить...
   -- Только если мисс Андерсон найдет время показать мне свои растения в следующий раз, -- улыбается Гастон так, что в комнате становится чуточку светлее, а затем покидает нашу скромную компанию.
  
   Мы достаточно долго прощаемся с Андерсонами на пороге их дома, чтобы смешанный с воздухом алкоголь перепутал все мысли. Тем досаднее, что мои спутники в абсолютной норме. Гастон из-за необходимости сесть за руль, едва пригубил вино, а Лео... видимо, он намного крепче меня по части выпивки. Даже после канадского виски, который мэр достал из закромов, вызвав у вынужденных трезвенников досадливое цоканье языком, мой лжебратец трезв, как стеклышко. Хотя, справедливости ради надо сказать, что его возмездие приняло иную форму:
   -- Лео, ты не мог бы напомнить мне суть своего задания? -- спрашивает Гастон, сильно сжимая пальцы на руле.
   -- Кили Андерсон, -- цедит тот сквозь зубы. Хотя суть не особенно просматривается.
   -- Тогда я не очень понимаю, почему ты весь вечер пытался произвести впечатление на ее отца, -- хоть голос нашего куратора, по обыкновению, ровный, я отодвигаюсь от него подальше.
   -- Она сторонилась меня, -- отвечает Лео. -- Я подумал, что хватать ее в обнимку и лобызать на глазах у всех -- не лучший вариант.
   Вздрагиваю, потому что пусть звучит и отвратительно, именно так мы с Гастоном себя и ведем. Сначала при Мэгги, а теперь в доме мэра... Не знаю, сколько видел Лео на этот раз, но мне совсем не нравится мысль, что он станет поглядывать за нами, когда вокруг нет иных свидетелей. Если бы не его угроза докладывать обо всем комиссии, я бы, может, не так переживала, ведь все делается с непосредственного благословения начальника, но не мешает помнить, что мое будущее зависит, в первую очередь, не от него, а от четырех бездушных политиков...
   -- Потребуется время, чтобы она доверилась! Не устраивай панику, -- бормочет парень.
   -- Лео, -- тем не менее, говорит Гастон, впиваясь в него взглядом через зеркало заднего вида. -- Ты в курсе, кто главный в этом проекте?
   -- Ты, -- цедит тот сквозь зубы.
   -- Верно. А ты в курсе, что случится, если задание под моим руководством будет провалено?
   -- Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не подвести себя, -- серьезно говорит Лео.
   И я прислоняюсь головой к стеклу машины, внезапно осознав простую истину: я не единственная, кого Гастон поднял с самого дна. Наверное, в нашей команде каждый испытывает к этому человеку нечто вроде подобострастия. Ему не наплевать на нас. Не знаю, почему, но это так.
   Я едва могу идти ровно, и поэтому, пока Гастон с Лео еще что-то обсуждают внизу, не желая выдавать своего состояния, быстро поднимаюсь в спальню. Собираюсь занять душ первой. Это мой новый пунктик: я не желаю оказываться в тесном помещении, пропитанном смесью жара и запаха своего куратора... Перебор интима. Спеша, бросаю на ходу туфли, усаживаюсь на кровать, чтобы снять украшения. Но замочки не поддаются неловким пальцам, и я закрываю глаза в попытке собраться, но в этот миг Гастон входит в комнату, разговаривая по телефону.
   Не успела.
   Увидев мои туфли, он замирает на полуслове, но уже через секунду продолжает.
   -- И свяжись с IT, пусть еще раз проверят мой счет...
   Договорив с менеджерами, Гастон кладет трубку и снова смотрит на мою обувь, слегка улыбаясь.
   -- Прекрасная эротическая картина: брошенные туфли, девушка на кровати...
   -- Перестань, -- прошу. -- Я слишком пьяная для того, чтобы отвечать остроумно. -- И меняю тему: -- Лучше скажи: Андерсон уже дал тебе номер счета для перечисления средств?
   -- Он не настолько спешит, мы обсуждали, преимущественно, всякую ерунду, но я готов спорить, что скоро он начнет интересоваться финансовой стороной моей жизни.
   -- Это ведь хорошо? -- спрашиваю, наконец, справившись с застежкой браслета.
   -- Да, хорошо.
   -- А что с Кили? Лео она не по зубам.
   -- Пусть старается, ему на пользу. Но ты права: я ставлю скорее на вашу дружбу, чем на их роман. Как ни странно, дочурка мэра удивительно благожелательно настроена по отношению к тебе.
   -- Это все из-за вас с Донной, -- фыркаю и пониманию, что в трезвом уме ни за что бы не сказала это...
   -- Прости? -- насмешливо изгибает бровь Гастон, наслаждаясь будто бы моей ревностью.
   Дабы не обольщался, поясняю:
   -- Мы с Кили разговаривали сегодня в булочной. Ей было за вас двоих очень неловко. А женская солидарность -- великая сила.
   -- Расскажешь? -- спрашивает Гастон, протягивая мне чехол для браслета.
   -- Зачем? Ты же сказал, что веришь мне, -- тут же настораживаюсь.
   -- Тая, тебе не надоело? -- бросает раздраженно, но тут же делает пару вздохов, восстанавливая самообладание. -- Если мы все не найдем способ нормально разговаривать, то так и будем допускать оплошности по типу истории особняка.
   -- Вот поэтому, мистер Оуэн Мюррей, на подготовку к заданию дается не два дня! -- парирую. -- Но, дабы уважить твою манию контроля: Кили просто осадила одну ретивую даму, извинилась за Донну и посоветовала мне, какую выпечку взять.
   -- И именно поэтому ты вернулась расстроенной, -- заканчивает он. -- И остервенело запихивала вещи в рюкзак, будто они виноваты. Я забыл напомнить, что отвечать нужно честно?
   -- Я ответила честно. Это не имеет к Кили отношения. Или вообще к операции.
   -- К тому, что ты все еще думаешь сбежать? -- интересуется он сухо и начинает развязывать бабочку.
   -- Ты спятил?! -- шиплю. -- А если этот убийца рыб услышит и доложит комиссии?
   -- Почему ты рассказала об этом мне, но беспокоишься за Лео? С комиссией у меня контакт прямее некуда. -- И пока я подыскиваю аргументы, сам подсказывает версию, которую хотел услышать: -- Ты прекрасно знаешь, что я не желаю тебе зла. Просто скажи это вслух.
   Он продолжает раздеваться прямо у меня на глазах, будто так и надо. Расстегивает пуговицы рубашки.
   -- Да не сомневаюсь я в том, что не желаешь, -- отворачиваюсь устало. Хотела бы пресечь вопросы и сказать, что это личное, но внезапно не могу. Я вообще ни с кем и никогда не разговаривала о том, чего хочу. Для таких, как я, это слово тайное, запретное. Мы стараемся его избегать в разговорах, будто потеряли на него право. И поэтому я выдавливаю улыбку и говорю о другом: -- Я пришла сегодня в булочную в кожаных брюках, на шпильках... А там дамы чуть не в бигудях... И на меня напала седовласая матрона, в прошлой жизни бывшая, видимо, бульдогом. Неприятно. Вот и все.
   Не знаю, верит ли Гастон моим словам, но он бросает на меня взгляд исподлобья и, стягивая рубашку, говорит:
   -- Мы сюда приехали для того, чтобы выделяться. Иначе зачем бы нам особняк и Новый Орлеан? Привыкнут. Главное -- ни с кем не порти отношения. Мало ли кто нам может понадобиться.
   После этого он уходит в душ, и я, мысленно застонав, падаю на кровать. Мне всегда было интересно, все ли актрисы чувствуют себя так паршиво? Сейчас часто можно услышать словосочетание "любимая работа", но с этим не ко мне. Я справляюсь с заданиями обычно неплохо, но иногда готова лезть на стенку. Как сейчас, например, когда приходится притворяться, что быть Таей Сайтен для меня достаточно.
  
  
   Читать продолжение


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"