Аннотация: Продолжение рассказа "Иисус и Магдалина". После гибели Иисуса прошло тридцать лет, его дети выросли. Им приходится нелегко - трудно быть детьми великого человека.
Дети Иисуса
(5 картинок 1-го века н.э.)
- Вина, вина, ещё вина! - кричал высокий молодой человек трактирщику. - И не думай, что мы пьяны и не разберём, что ты нам подаёшь. Мой отец завещал в конце трапезы подавать лучшее вино.
- Он превращал воду в вино, а этот бестия - вино в воду! - воскликнул его товарищ. - С каждым кувшином вино всё жиже и жиже.
- Господам угодно шутить, - осклабился трактирщик. - Я подаю вам отборное выдержанное вино, ни у кого вы не найдёте такое.
- Не осквернит в уста входящее, а осквернит из уст исходящее, - назидательно проговорил высокий молодой человек. - Твои слова так же лживы, как твоё вино. Ты не спорь, а пошевеливайся, - видишь, нас жажда мучит!
- Иосиф, а твой отец правда был святым? - спросила девица с полуоткрытой грудью и распущенным волосами, одна из тех, что была в этой весёлой компании.
- О нём много чего рассказывают, но я не могу этого ни подтвердить, ни опровергнуть, - высокий молодой человек пожал плечами. - Когда он погиб, мне и трёх лет не было.
- Ну, уж Иосиф-то у нас точно не святой! - захохотал его товарищ. - Если он и исполняет заповеди, так лишь о вине и любви.
- Может быть, это самое хорошее, что мой отец оставил нам, - улыбнулся Иосиф. - Моя мать вечно нудит: помни заповеди отца, помни заповеди отца! А как я могу помнить, если я ничего не помню? Иногда меня одолевают сомнения, а был ли он на самом деле? О нём ходят всякие небылицы: и по воде он ходил, и мёртвых воскрешал. Где вы видели такое?
- Говорят, он был Богом, - возразила девица с распущенными волосами.
- Все толкуют про богов - и египтяне, и греки, и римляне, и наши евреи, которые для удобства заменили множество богов единым богом; мы практичный народ, - сказал Иосиф. - Но ты когда-нибудь встречала Бога?.. Вот и я не встречал, и он, и она тоже, - Иосиф показал на своих товарищей и подружек. - Бывают такие, кто утверждает, что видел, но это лишь видения; когда я напьюсь, я чего только не вижу. На земле нет богов, но их нет и на небе: умные греки изучили небо и нашли там светила, подобные Солнцу, и планеты, подобные Земле, но богов не нашли.
- Тсс, тихо! - перебил Иосифа его товарищ. - За такие слова в два счёта предстанешь перед судом старейшин и вылетишь из общины.
- О, да, вера подкрепляется страхом, и есть люди, которые следят, чтобы он не ослабевал! - усмехнулся Иосиф.
- Хватит! - сказал его товарищ. - Тебя всё время заносит куда-то... Для чего мы собрались: разве, чтобы вести беседы о божественном?
- Это верно, - согласился Иосиф. - Но что поделаешь, если я сын своего отца, и стоит мне появиться где-нибудь, со мной тут же начинают говорить о нём? Кто бы знал, как мне это надоело - я хочу быть самим собой... Ну их, давайте пить и веселиться! In vino veritas - вот единственная истина, которую я признаю. Садись ко мне поближе, милая, - он обнял девицу с распущенными волосами. - Твои поцелуи сладки, как мёд, твои объятия горячи, как лучи июльского солнца... Вина, трактирщик!
***
- Ай, София! Неужели ты наденешь римское одеяние? - хлопнула себя по щекам маленькая черноволосая девушка, обращаясь к своей красивой подруге.
- Ещё как надену! - с вызовом ответила она. - Почему мы должны с головы до ног закутываться в наши нелепые одежды, разве нам нечего показать? Господь даровал женщине её прелести не для того, чтобы она прятала их. Римлянки молодцы, они выставляют напоказ всё что можно, и мужчины сходят от них с ума.
- Но если тебя увидит кто-нибудь из старейшин? - испуганно сказала маленькая девушка.
- Они меня не узнают: на голову я надену парик, а лицо накрашу, - ответила София. - Имя у меня греческое, и если кто-то обратится ко мне, все решат, что я гречанка, следующая римской моде.
- Кто-то! Знаю я этого "кого-то", - усмехнулась маленькая девушка. - Как тебя не надоедает менять поклонников - вот теперь римлянин. Но что скажет твоя мать?
- Она в молодости была блудницей, неужели тебе неизвестно? - София искоса взглянула на подругу. - О, нет, я не осуждаю её: она познала многих мужчин, прежде чем нашла своего единственного, любимого! Хорошо, когда он, этот единственный, встретится с первого раза, но такое редко случается - так не лучше ли искать и ошибаться, чтобы, в конце концов, найти его, чем всю жизнь маяться с нелюбимым человеком? Наша вера ни во что не ставит женщину, никому нет дела до её чувств, но у римлян всё по-другому: у них женщина может сама выбирать, кого любить, хотя тоже не без глупых ограничений.
- Всё равно твоей матери это вряд ли понравится - боже, как она ругала тебя, когда ты проводила время со своим прежним воздыхателем! - воскликнула маленькая девушка.
- Поэтому я и пришла к тебе, чтобы одеться подальше от её глаз, - улыбнулась София. - Мать вечно твердит о моём отце: "Он бы этого не одобрил, вспомни о его заповедях". Но он говорил: "Любите друг друга, бог есть любовь", - и был прав.
- Поговаривают, что он сам был Богом, - робко произнесла маленькая девушка.
- Ха, Богом! - засмеялась София. - Разве Бог мог вступить в связь с земной женщиной? Раввин рассказывал, что когда-то ангелы небесные вступали в связь с земными женщинами, и бог проклял ангелов за это и низверг с небес. Неужели Бог забыл об этом? Если мой отец был сыном Божьим, значит, моя бабушка переспала с Богом, а потом моя мать переспала с его сыном. Не слишком ли много для одной семьи?.. Нет, мой отец был земным мужчиной: у моей матери до сих пор прерывается дыхание и вздымается грудь, когда она вспоминает о нём.
- А ты совсем не помнишь его? - спросила маленькая девушка.
- Откуда? Когда его распяли, мне не было и двух лет, - вздохнула София. - Какая жестокость: он призывал к любви, а его заживо прибили гвоздями к кресту!
- Его распяли римляне, а ты теперь встречаешься с римлянином, хорошо ли это? - покачала головой маленькая девушка.
- Он был распят по приговору синедриона, римляне лишь исполнили приговор, - возразила София. - Да и какая разница: римляне, евреи?.. Если бы не они, так кто-нибудь другой; в людях много жестокости и злобы. А я не хочу быть жестокой и злобной: я хочу любить и быть любимой, - разве это преступление? Я-то как раз следую заветам отца, и если бы все поступали подобно мне, мир стал бы добрее... Ну, как? Идёт мне римское одеяние? Что скажешь?..
***
- Дети - наше наказание, - сидя на лавочке во дворе своего дома, говорила соседке Магдалина, мать Иосифа и Софии. - Каких страданий нам стоит выносить, родить, выкормить и вырастить их, а какая за это благодарность?.. Мать знать не хотят, мои слова для них ничего не значат. Был бы жив отец, такого не было бы.
- Да, да, да! И у меня так же, - кивала соседка. - Я тоже растила детей без мужа, он погиб на войне, - намучилась, ужас! А что получила? Дочери - отрезанный ломоть, вышли замуж и забыли про меня, но и сыновья не лучше, - помощи не допросишься.
- Твои хотя бы ведут себя прилично, а мои... - Магдалина поправила платок на голове. - Сын не желает работать, одни гулянки на уме, - и откуда он только берёт деньги, уж не ворует ли?.. Дочь помешалась на любви: сегодня один ухажёр, завтра другой, - мне перед людьми стыдно.
- Раввин давеча говорил об этом, - вставила соседка.
- Вот видишь! - всплеснула руками Магдалина. - Выгонят нас из общины, как будем жить?.. Будь жив их отец, они вели бы себя по-другому: одного его слова было бы достаточно. Если бы ты слышала его! Люди бросали свои дела и шли за ним, послушав, что он говорит; я сама пошла за ним и ни разу об этом не пожалела. Я любила его, он был моим единственным мужчиной... Да, единственным, - с вызовом сказала она, уловив иронический взгляд соседки, - потому что только его я любила. Я отдалась ему вся - и телом, и душой! - я согрела его своими ласками. Он был одинок до встречи со мной: даже родная мать была холодна с ним, предпочитая ему других своих детей, и отец был с ним суров. Ходили слухи, что мать родила Иисуса от какого-то римлянина, но это ерунда: она была слишком набожна, чтобы изменить мужу. К тому же, они жили в маленьком городке, где всё на виду.
- Нынче ходят слухи, что он - сын Божий, - сказала соседка.
- Если по духу, то да, - согласилась Магдалина. - Дух его был свят, но плотью и кровью мой Иисус был настоящим мужчиной, можешь мне поверить! Я была счастлива с ним как женщина, - ты меня понимаешь?
Соседка смущённо засмеялась:
- Мне ли не понять: сама была замужем, и мой муж тоже был неплох.
- Когда Иисус погиб, я едва не лишилась ума: такая тоска напала, что я хотела наложить на себя руки, - тяжело вздохнула Магдалина. - Лишь мысль о детях спасла меня, лишь для них я продолжала жить, но вот они выросли, и что? Позорят меня, позорят отцовское имя.
- В двенадцать лет Иисус ушёл из дома, жил своим трудом и тем малым, что давали ему добрые люди, слышавшие его проповеди. Он многого натерпелся, познал нужду, голод и холод, людскую несправедливость, но никогда не совершал дурного; он призывал к добру и любви, и сам был примером добра, - говорила Магдалина. - Его слова попадали в самую душу, за ним шли ученики. Но где они были, когда римляне схватили его? Все предали его, никто не попытался спасти - до сих пор не могу простить им этого!
- Но ты рассказывала, как они помогли тебе бежать из Иерусалима после казни твоего мужа и помогли устроиться здесь, в Галлии, - возразила соседка.
- Это было, - согласилась Магдалина, - но затем они повели себя странно: стали убеждать меня, что Иисус не был моим мужем, а мои дети - не его дети. Говорить это мне, его жене перед богом и людьми! Это было бы смешно, если бы не было так обидно.
- Мне это не понятно, - сморщила лоб соседка. - Мы знаем, что Моисей не был Богом, не был и сыном Божьим, но через него Бог передал свои заповеди. Зачем же твоего мужа называют Богом?
- Видимо, от недостатка веры, Те, кто называют себя его учениками, не способны поверить Иисусу-человеку, не способны поверить его заповедям. Им нужен Бог, им нужны чудеса, чтобы обрести веру, - подумав, ответила Магдалина. - Ты не поверишь, но они всё время толкуют о воскрешении Иисуса, а без этого не признали бы его учение. Они упиваются страданиями Иисуса - даже хотят сделать крест, на котором его распяли, символом своей веры. Какое кощунство, какое надругательство над памятью моего бедного мужа!
- Бедный Иисус, - загрустила соседка. - Терпел при жизни, терпит и после смерти.
- Бедный Иисус, - повторила Магдалина, вытирая слёзы. - Зачем ты избрал себе такую долю? На кого оставил жену и детей? Разве ты не знал, как жесток мир?..
***
В трапезном зале римского дома возлежали друг напротив друга София и её новый возлюбленный-римлянин. Раб принёс им еду и стал наливать вино, но споткнулся и пролил его на пол.
- Как ты неловок! Спотыкаешься на ровном месте! - вскричал римлянин. - Пойди к надсмотрщику и скажи, чтобы он тебя выпорол.
- Слушаюсь, господин, - склонился раб.
- Прости его, - сказала София. - Какие пустяки! Разве раб не такой же человек, как мы?
- Уходи! - приказал римлянин рабу. - На этот раз ты не будешь наказан, - и, когда он ушёл, спросил Софию: - Ты, верно, читала Сенеку? Он пишет, что рабы не другие существа, а наши товарищи. Они любуются тем же небом, дышат тем же воздухом, живут и умирают, как мы. Природа создала нас родными друг другу, поскольку она сотворила нас из одной и той же материи и для одних и тех же целей. Так говорит Сенека, но это опасные слова, рабы не должны их слышать.
- Я не читала Сенеку, но так же говорил мой отец, - улыбнувшись, сказала София. - Я его совсем не помню, но мне рассказывала мать. Все люди равны перед Богом, а если и есть различия, то только из-за того, плохой человек или хороший. Но и плохих людей нельзя отвергать, их надо жалеть и любить.
- Кем был твой отец? - спросил римлянин.
- Плотником, - ответила София. - В юности он обошёл много стран, побывал даже в Индии, и ему открылась истина. Он стал проповедником, у него были ученики. Правда, они предали его, когда он попал под суд и был приговорён к казни.
- Его казнили? - удивился римлянин. - За что?
- По ложному обвинению: будто бы он замышлял захватить власть и разрушить храмы. Это он-то? - горько усмехнулась София. - Мать говорила, что во всём мире не было человека добрее его.
- Как его звали? - спросил римлянин, начиная догадываться, о ком идёт речь.
- Иисус. В нашем народе много Иисусов, поэтому моего отца называли Иисусом из Назарета, - отвечала София.
- Уж не тот ли это Иисус, которого сейчас называют по-гречески "Христосом", то есть "помазанником"? - сказал римлянин.
- Да, его так сейчас называют, но это звучит как издевательство: чей он помазанник, кто его помазал? - София повела плечом. - Он нёс людям то, что сам пережил и прочувствовал, а они хотят видеть в нём что-то иное.
- А тебе известно, что его последователи создают тайные общества, нападают на священнослужителей, оскверняют наши храмы? - всё более мрачнея, спросил римлянин. - В Риме было уже несколько подобных случаев, были они и в других городах.
- Мой отец никогда не призывал к этому! - горячо сказала София. - Он был против какого-либо насилия, не допуская его даже в помыслах, - поэтому тот, кто хоть пальцем обидит другого человека, не может считаться последователем моего отца. И, конечно, отец не призывал создавать никакие общества во имя веры. Он, наоборот, говорил, что человек должен обращаться к Богу наедине. "Когда молишься, уйди в свою комнату, закрой за собой дверь и помолись Богу", - так передала мне мать его слова.
- Не удивительно, что ученики твоего отца предали его: такие проповеди не от мира сего, - язвительно заметил римлянин. - Люди это стадо, им нужен пастух и злые собаки, чтобы они не разбрелись кто куда и не погибли поодиночке. Мне жаль твоего отца, но, похоже, он был первым и последним, кто в точности следовал его идеям.
- Он и сам так сказал: "Я есть альфа и омега, первый и последний..." - вздохнула София.
- Твой отец мог быть трижды святым, но его последователи опасны; общение с ними запрещено наши законами, - нахмурился римлянин. - Извини, я забыл, меня ждут неотложные дела. Тебе придётся уйти.
- Я понимаю: неотложные дела, - избегая смотреть на него, София встала с лежанки и пошла к дверям.
- Прощай, - сказал римлянин.
- Прощай, - ответила она, не обернувшись, и проговорила про себя: - Не первый и не последний...
***
- Давай споём! Ну, давай споём! - уговаривал своего товарища Иосиф, привалившись к чьему-то забору на тёмной улице.
- Ты с ума сошёл, ночь уже, - отказывался товарищ. - Хочешь, чтобы нас забрала ночная стража?
- Нет, не хочу, - покачал головой Иосиф. - Я хочу петь.
- Выгонят тебя из общины, - укоризненно сказал его товарищ. - Помяни моё слово - выгонят!
- Ты глуп. Ты мой друг, я тебя люблю, - хочешь, я тебя поцелую?.. - но ты глуп, - криво улыбнулся Иосиф. - А наш раввин умён, и другие раввины умны. Не понимаешь? Всё просто: пока я, моя мать и сестра живём у всех на виду, кто поверит, что мой отец - сын Божий? Раввины готовы признать его пророком, но сыном Божьим - никогда! Но те, кто называют себя его учениками, только и твердят, что он Бог. Сейчас стали появляться писания, в которых сказано, что он Бог и сын Божий; я читал одно такое - мой отец в нём сам говорит это о себе. Вот бы он посмеялся, - а может, не посмеялся, - если бы прочёл! Нашего исчезновения - моей матери, и, особенно, моего с сестрой, - хотели бы как раз эти мнимые ученики отца, а раввины простят мне что угодно, и чем хуже я себя веду, тем лучше для них. Я их не осуждаю! Они пекутся о благе нашего народа, который погибнет, если отпадёт от своей старой веры.
- А тебе самому не стыдно вести себя так? - спросил его товарищ. - Перед памятью отца не стыдно?
- Ну, ты ещё будешь приставать ко мне с нравоучениями! Мать мне все уши прожужжала, и ты туда же? - Иосиф шутливо толкнул его в грудь. - Отвечу: мне не стыдно. Мой отец был нормальным мужчиной, любил женщин и вино, - и я нормальный мужчина. Когда я пью, когда меня видят пьяным, я напоминаю о том, что мы оба люди: я и он. Да, он был великим человеком, - может быть, лучшим на свете, - но человеком! Не надо делать из него Бога, примите, как от человека, учение моего отца; его заповеди человеческие, а не божественные. Я понятно говорю? Ты понял меня?
- Я понял, - сказал товарищ. - Давай, я отведу тебя домой, уже поздно.
- Не хочу домой! - оттолкнул его руку Иосиф. - Пойдём в трактир: в порту есть трактиры, которые не закрываются всю ночь. Вина, ещё вина!..