Аннотация: Записки современника Шекспира, в которых рассказывается, кто был подлинным автором великих пьес.
Б. Галимов
Эмилия. Она же Уильям Шекспир
'Вот я сижу в маленькой пристройке своего дома и пишу. В пристройке - оттого что её окна выходят на задний двор, подальше от соседей. Они считают меня сумасшедшим, потому что я живу один, ни с кем не общаюсь и не интересуюсь новостями. Дураки! Стану я общаться с этими безмозглыми скотами, которые злы, завистливы, жадны и похотливы! Всё, чего я прошу, - оставьте меня в покое, не лезьте ко мне со своими идиотскими разговорами и пошлыми новостями. Я вас не трогаю и вы меня не трогайте, - не такая уж большая просьба... Но нет, меня ненавидят за моё одиночество, - каждый раз уезжая по необходимости в Лондон, я боюсь, что в моё отсутствие кто-нибудь залезет в мой дом, - не столько, чтобы поживиться, сколько из нездорового любопытства, - а то и подожгут от злости.
Но я хотел писать не об этом; чёрт с ними, с этими самовлюблёнными тупицами! Недавно я купил в Лондоне книгу с сочинениями Уильяма Шекспира, - если бы соседи узнали, сколько я заплатил за неё, это подтвердило бы их мнение о моём сумасшествии. Книга отлично издана и включает почти всё, что было написано Шекспиром для сцены. В предисловии сказано: 'Признаем, было бы желательно, чтобы сам автор дожил до этого времени и мог наблюдать за печатанием своих произведений, но так как суждено было иначе и смерть лишила его этой возможности, то мы просим не завидовать нам, его друзьям, принявшим на себя заботу и труд собирания и напечатания его пьес'. Далее возносится хвала Шекспиру, он без обиняков объявляется величайшим поэтом и драматургом Англии.
Эти пафосные напыщенные строки вызвали у меня такой прилив желчи, такой сарказм, что я просто обязан был излить свои чувства на бумаге. Нет, это не зависть, я давно ни к кому не испытываю её, но во имя справедливости я должен сказать правду об Уильяме Шекспире. Я не боюсь, что меня обвинят в клевете, ибо никто не увидит моих записок, пока я жив, а после моей смерти пусть болтают что угодно.
Начну с главного - Уильям Шекспир не написал ни одной пьесы, ни одного стихотворения. Вы хоть видели этого Шекспира? А я видел: полуобразованный сын галантерейщика из провинциального городка, едва закончивший грамматическую школу, он не способен был связно изложить свои мысли. Да ему это было и не надо, - всю жизнь он заботился исключительно об увеличении своего состояния, занимался спекуляцией землёй и сдавал дома в аренду. Забыл упомянуть о торговле шерстью, которая тоже приносила ему неплохой доход, - вот почему на надгробии Шекспира изобразили сидящим на мешке с шерстью.
Господи, да у него и вид-то был заурядный: одутловатое лицо, ранняя лысина, маленькие глазки, которые так и впивались в вас, пытаясь определить, можно ли получить здесь какую-нибудь выгоду? Единственно, в чём он поднимался над толпой, - в своей ненасытной похоти. Такие типы обычно сладострастны, но Шекспир был сладострастнее прочих: свою жену он обрюхатил ещё до свадьбы и вряд ли вообще женился бы на ней, если бы её родные не устроили скандал. Впрочем, несмотря на то, что она родила ему двух дочерей, Шекспир редко бывал дома, - проживая в Лондоне, он предавался гнусному разврату в самых отвратительных кварталах города.
Помилуй боже, как этот ничтожный человек мог стать 'величайшим поэтом и драматургом Англии'? Но если не он, то кто же? - спросят меня читатели, если мои записки когда-нибудь выйдут в свет. Я вам открою тайну: все пьесы, написанные под его именем, принадлежали перу необыкновенной женщины, о которой я и хочу рассказать. По определённым причинам, которых я коснусь ниже, она не могла признаться в своём авторстве, но я не давал клятву хранить молчание. Я расскажу, как было, - тем более что этой удивительной женщины уже нет среди живых, а скоро не будет и меня.
***
Итак, автором всех произведений Уильяма Шекспира была женщина. Она была пятью годами моложе его, а звали её Эмилия, - Эмилия Ланье. Вот её портрет в стихах, которые тоже приписывают Шекспиру, но на самом деле они были сочинением некоего знатного господина, большого поклонника Эмилии:
Ее глаза на звёзды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И чёрной проволокой вьется прядь.
Ты не найдёшь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
Как хорошо написано! И это, по-вашему, тоже произведение Шекспира, дельца и скряги, мало понимающего в искусстве?..
Но не буду отвлекаться. Отец Эмилии был музыкантом; он приехал в Англию из Венеции по приглашению королевы Елизаветы. Он умер, когда девочке едва минул седьмой год, и тогда её взяла в свой дом вдовствующая графиня Кентская, - вот уж поистине: не было бы счастья, да несчастье помогло! Графиня души не чаяла в юной воспитаннице и не жалела денег на её образование: Эмилию выучили риторике, французскому, латинскому и греческому языкам (итальянский она и без того знала), игре на клавесине и танцам.
Пришло время, и вслед за отцом Эмилии в мир иной отправилась её матушка; вдобавок ко всему старая графиня также скончалась. Эмилия осталась одна, без родных и без денег, но родственники графини не посмели выставить её на улицу. Девочка к тому времени уже созрела, - ей исполнилось тринадцать, - и они решили найти для неё подходящую партию. Однако поскольку никто не взял бы в жены незнатную бесприданницу, они нашли для Эмилии не мужа, но... как бы это сказать... опекуна. Им стал Генри Хансдон - лорд-камергер и кузен её величества королевы Елизаветы. Несмотря на почтенный возраст, лорд Хансдон был большим любителем женщин, особенно тех, кто помоложе; он часто вспоминал турецкую пословицу: 'Гранат хорош перезрелый, а женщина - недозрелая'. Не удивительно, что он охотно взял на содержание Эмилию.
Она жила в его доме, ни в чём не зная отказа, и так продолжалось довольно долго, пока природа не заявила о своих правах: Эмилия призналась старому джентльмену, что носит его ребёнка под сердцем. Нянчиться с детьми лорду Хадсону, конечно же, не хотелось, - он отпустил Эмилию восвояси, напоследок щедро вознаградив её и назначив ежегодное пособие в сорок фунтов. Более того, этот благородный господин выдал Эмилию замуж за её двоюродного брата Альфонсо, - таким образом, именно Альфонсо был признан отцом мальчика, коего вскоре родила Эмилия. Мальчика назвали Генри.
Впрочем, с мужем ей не повезло: Альфонсо оказался расточителем и пьяницей. Он тратил деньги без счёта, устраивая роскошные пирушки для своих друзей и покупая ненужные дорогие вещи. Приданное Эмилии быстро растаяло; видя, что она находится на грани полного разорения, добрый лорд Хансдон произвёл мужа Эмилии в капитаны с приличным жалованием, но и это не спасло несчастную женщину от нищеты, - Альфонсо погряз в долгах и жалованья не хватало даже на то, чтобы покрыть хотя бы часть из них.
Тогда-то Эмилии пришла в голову мысль зарабатывать сочинительством, а лорд Хансдон и здесь помог ей. Второй его страстью, следующей за страстью к женщинам, был театр, - собственно, лорду Хансдону мы обязаны основанием первого театра в Англии: он стал патроном театральной труппы 'Слуги лорда-камергера', и, благодаря ему, Эмилия познакомилась с театральным искусством. Он же свёл её с нашим прославленным гением, - увы, рано погибшим! - Кристофером Марло. Вот, кто действительно был 'величайшим поэтом и драматургом Англии', а не этот Шекспир! Не странно ли, что Марло уже начали забывать, а слава Шекспира всё растёт и растёт...
Но я опять отвлёкся. Кристофер Марло оказал неизгладимое впечатление на Эмилию, как она сама потом мне признавалась. Не знаю, была ли между ними любовь, но не подлежит сомнению, что Эмилия питала к Марло сильное чувство. Рискну сделать предположение, что как раз это чувство, вместе с уроками мастерства, полученными от Марло, подвигли её к творчеству. Можно сказать, что в какой-то степени талант Кристофера Марло был унаследован Эмилией; во всяком случае, под влиянием Марло она поверила в свои силы и решила заняться драматургией.
Однако почему же, всё-таки, Эмилия начала писать под именем Уильяма Шекспира, что связывало её с этим человеком? - спросите вы меня. О, здесь нет никакой загадки! Расчётливый делец Шекспир вкладывал деньги в театр, ведь это приносило солидную прибыль: представления 'Слуг лорда-камергера' всегда собирали много зрителей. Но, как выяснилось, Шекспир был ещё и тщеславен, что свойственно маленьким людям, - а он был маленьким человеком, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Ему нужна была слава, а Эмилии нужны были деньги, - знакомая ситуация, не правда ли?
Между ними было заключено тайное соглашение: Эмилия стала ставить на своих произведениях имя Шекспира, а он выплачивал ей условленное вознаграждение. Так родился драматург Уильям Шекспир.
***
Первые же пьесы Эмилии вызвали восторг зрителей, а когда была поставлена драма 'Ромео и Джульетта', публика едва не разнесла театр. Есть ли на свете более поэтичная, более возвышенная и трогательная история о любви! Добавлю, что ни у кого не вызывала сомнений подлинность этой истории, - город Верона, обычаи итальянцев были показаны столь достоверно, что нельзя было не поверить в неё. В семействе Ланье часто вспоминали Италию, рассказывали девочке о далёкой родине, так что Эмилия будто бы сама провёла в Италии своё детство. Странно, однако, что никому не пришло в голову, как это Шекспир, никогда не бывавший в этой стране и вряд ли имеющий представления об итальянской жизни, мог так точно описать её.
Зрители бывают наивными в таких вопросах, но мы, знавшие Эмилию, понимали, что она пишет о себе и своей семье. Тринадцатилетняя Джульетта, полюбившая Ромео, - разве это не Эмилия в тринадцать лет, мечтавшая о прекрасном юноше, который полюбит её и которого будет любить она? Роковые обстоятельства привели к гибели возлюбленных, - разве это не гибель мечты самой Эмилии, вынужденной стать содержанкой богатого старика? Джульетта погибла в тринадцать лет, - разве не так же погибла в свои тринадцать лет Эмилия, ведь прежней наивной девочки уже не было...
Затем последовала 'Двенадцатая ночь', самая светлая пьеса Эмилии. В то время я уже был достаточно хорошо знаком с этой удивительной женщиной и она доверяла мне свои секреты. Она была влюблена, - не станем осуждать её за это. Её муж Альфонсо окончательно опустился: неряшливый и грязный он целыми днями слонялся по улицам, пытаясь найти собутыльников, готовых оплатить выпивку. Он был мужем Эмилии по закону, но не являлся таковым по сути, - он даже не был отцом её ребёнка. А Эмилия была молода и красива, она была умна и талантлива, - она была достойна любви настоящего мужчины.
И такой мужчина встретился ей: если я решился говорить правду, я открою его имя - это был Уильям Стэнли, шестой граф Дерби. В ту пору он был в расцвете сил, необыкновенно привлекательный джентльмен, к тому же, отмеченный многими талантами. Вместе со своим тестем Эдуардом де Вером, семнадцатым графом Оксфордским, он покровительствовал труппе 'Слуг лорда-камергера' после смерти лорда Хансдона, - именно в театре состоялась первая встреча Эмилии с графом Дерби. Вначале их отношения были чисто дружескими, Эмилия была не ровня графу, к тому же, он был женат, - как она могла пойти на большее? Но сердцу неведомы различия, установленные в людском обществе, - и Эмилия полюбила графа.
Вначале она старалась ничем не выдать себя, однако человек, служащий искусству, не может иметь от него никаких тайн. Искусство лучше королевского прокурора сумеет вывести на чистую воду того, кто служит ему, - так появились поразительные откровения из 'Двенадцатой ночи'. В этой пьесе сердце графа Орсино занято леди Оливией, что служит препятствием для Виолы, полюбившей Орсино, - в жизни граф Дерби был женат на Элизабет де Вер, что служило главным препятствием для Эмилии. Нетрудно догадаться, что Виола из 'Двенадцатой ночи' - это и есть сама Эмилия.
Интересно, что в пьесе у неё появляется двойник - брат-близнец Себастьян, которому удаётся завоевать любовь леди Оливии. Не было ли в этом скрытой надежды, что любовный треугольник в жизни разрешится счастливым образом, - появится некто четвёртый, в результате образуются две пары и существующие препятствия будут устранены? А может быть, брат-близнец был напоминанием о том, что Эмилии приходится играть двойную роль - она, женщина, должна скрывается под мужским именем, должна думать как мужчина, сочинять пьесы как мужчина.
Последнее - исключительно мои догадки, можете списать их на моё старческое слабоумие, если хотите. Одно несомненно - светлая любовь Эмилии озарила 'Двенадцатую ночь' и сделала эту пьесу лучезарной повестью о любви...
Не могу удержаться от улыбки, вспомнив и другого джентльмена из этой пьесы, - я говорю о сэре Эндрю Эгюйчике, любителе развлечений и выпивки, промотавшем своё состояние и оставшегося ни с чем. Так Эмилия изобразила своего непутёвого мужа, - счастлив тот, кто со смехом расстаётся со своим прошлым!
***
Не буду распространяться, как развивались отношения Эмилии и графа Дерби, - такие подробности обожают мои соседи, их хлебом не корми, дай покопаться в чужом белье, - я же умолчу об этом. Коротко скажу, что скоро граф и дня не мог прожить без Эмилии, - а какие сонеты он ей посвящал! Большая часть из них ныне приписывается Шекспиру и считается 'наследием нашего великого поэта'. Боже праведный, видели бы вы его бумаги, корявые записи в его счётных книгах, - а тут сонеты! Да он просто не знал, что это такое!..
Но я снова ушёл в сторону. Возвращаюсь к своему повествованию. Может ли женщина быть вполне счастлива, если она делит любимого мужчину с другой женщиной? Священники учат нас, что грех прелюбодеяния - страшный грех и он будет наказан, нельзя жить с чужим мужем или с чужой женой. Но есть и иное наказание, уже в этой жизни, - ревность, одна из самых сильных и гибельных человеческих страстей. За 'Двенадцатой ночью' последовал 'Отелло', - ещё один рассказ Эмилии о себе.
Если я сообщу вам, что ревнивый мавр - это она, а хрупкая Дездемона - это граф Дерби, вы решите, что мои соседи правы: я свихнулся. Думайте, что хотите, но за хитрым сплетением этой пьесы проглядывает ревность, завладевшая душой Эмилии. Граф же был безвинен, подобно Дездемоне, - он не предавал свою возлюбленную, она знала, на что шла. Своей ревностью Эмилия душила его, как Отелло душит жену, с запоздалым раскаянием в содеянном.
Много позже Эмилия призналась мне, что пыталась убить Дерби, след от этого покушения навсегда остался на его теле. Дело не получило огласки, однако потрясённый граф стал относиться к Эмилии с известным опасением. Бурные объяснения между ними продолжались ещё около года, затем наступило охлаждение. Они встречались всё реже и реже, - в конце концов, перестали видеться совсем. Это была первая и последняя любовь в жизни Эмилии, после были только ни к чему не обязывающие связи.
В среднем возрасте она настолько охладела к мужчинам, что они стали казаться ей бесчувственными тиранами. Она обвиняла всю мужскую половину рода человеческого в порабощении женщин и писала в поэме, которую издала уже под своим именем (привожу эти стихи по памяти, без рифмы; у Эмилии они звучали бесподобно):
Женщины, вернём себе нашу свободу
И бросим вызов господству мужчин!
Они приходят в мир только через наши муки,
Но это не уменьшает мужскую жестокость;
Они творят зло в мире, но считают себя
Выше нас и не освобождают от тирании.
Эта поэма вызвала осуждение в Лондоне, даже архиепископ вынес порицание столь дерзкой женщине.
***
Но довольно мне раскрывать её личные тайны. Перехожу к пьесе, которая была написана по принуждению Шекспира. Я говорю о 'Венецианском купце', - о пьесе, где предубеждения против евреев выражены так резко. Эмилия не хотела писать её, потому что сама была еврейкой. Да, не пугайтесь, - её отец Баптиста (в переводе с итальянского это означает 'Крещённый'), был из евреев-сефардов, также как её мать. Приехав в Лондон, они жили в еврейском квартале, где силён был иудаизм; я слыхал, что при её величестве королеве Елизавете несколько десятков евреев из этого квартала были посажены в тюрьму за проповедь их религии.
Да, Эмилия была еврейкой, - ну и что? Мои тупые и злобные соседи считают, что евреи повинны во всех бедах на земле: евреи, де, разоряют христиан, пьют кровь наших младенцев; евреи распяли нашего Господа Иисуса Христа. Я сказал им как-то: 'Христос был приговорён к смерти римлянином, вели его на казнь римляне, распинали его тоже римляне и заколол его копьём римлянин, - кто же казнил Христа? - Евреи, - ответили мне, - они всегда делают это чужими руками'.
Послушать их, так хуже евреев нет никого на свете, - господи, на себя бы посмотрели! Лгут, кляузничают, лжесвидетельствуют, крадут, ненавидят друг друга лютой ненавистью, готовы убить за пустяки и убивают; не знают ни чести, ни совести, одержимы корыстью, могут пойти на преступление из-за медного гроша; ни имеют милосердия, кроме показного, жестоки, равнодушны; пьянствуют, развратничают, подвержены всем смертным грехам - вот каковы они! Но зато гордо называют себя истинными христианами, говорят о великом национальном духе, о сплочении нации перед внешними и внутренними врагами. Я плюю на их национальный дух, национальный дух негодяев, - и не нужна мне нация, если она состоит из таких мерзавцев!
Если на то пошло, я преклоняюсь перед евреями, перед этим древним народом, который жил тогда, когда о наших предках и слышно не было. Я преклоняюсь перед этим народом, отмеченным Богом и вдохновленным им на создание Библии, величайшей книги на земле. Я преклоняюсь перед народом, женщина которого выносила и родила нашего Спасителя; я преклоняюсь перед народом, среди которого он жил и проповедовал. Я преклоняюсь перед стойкостью этого народа, который пережил страшные гонения, но сохранил себя, - и, насколько я могу судить, этот народ так богат талантами, как никакой другой в мире.
А еврейские женщины? Где вы ещё найдёте таких? Вспомните об Эсфирь, которую Артаксеркс предпочёл гордой царице из своего народа; вспомните о Юдифь, которая сумела избавить евреев от жестокого завоевателя Олоферна! Еврейские женщины преданны своему народу и готовы на подвиг во имя его; они красивы, в семейной жизни скромны, хозяйственны, бережливы и высоко ценят своего мужа. Может быть, и в наших женщинах есть нечто подобное, но не настолько и не всё сразу, - недаром еврейки считаются наилучшими жёнами. У меня есть несколько друзей в Лондоне, которые женились на крещёных еврейках, и ни от кого я не слышал жалоб на свою жену, - напротив, все были довольны сделанным выбором...
Так почему же Эмилия согласилась написать 'Венецианского купца'? Да уж не за тем, чтобы польстить предубеждениям против евреев! Не напиши она эту пьесу, её написал бы кто-нибудь другой, - Эмилия, по крайней мере, постаралась смягчить нападки на евреев, которых от неё требовали. Ведь даже великий Марло не смог устоять перед предрассудками и в своём 'Мальтийском еврее' показал еврея с самой отвратительной стороны. А в пьесе Эмилии 'отвратительные качества еврея' доведены до полной бессмыслицы. Вы когда-нибудь слышали, чтобы еврей требовал от своего должника фунт мяса из тела, если должник не вернёт долг? Что это, если не насмешка над злобными и надуманными обвинениями против евреев?
А вот как еврей Шейлок из 'Венецианского купца' обличает своего врага (читаю из книги, что лежит передо мною): 'Он меня опозорил... поносил мой народ. А какая у него для этого была причина? То, что я еврей. Да разве у еврея нет глаз? Разве у еврея нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей?.. Если нас уколоть, разве у нас не идет кровь?.. Если нас отравить, разве мы не умираем? А если нас оскорбляют, разве мы не должны мстить?'. Какую смелость надо было иметь, чтобы написать такое, когда даже на улицах просвещённого Лондона ни один еврей до сих пор не защищён от оскорблений и издевательств!
А окончание пьесы? У Марло подлый еврей попадает в котёл с кипящей водой и умирает в муках; в пьесе Эмилии суд дарует жизнь Шейлоку, хотя по условиям помилования он должен принять христианство (не забывайте, что Эмилия и сама была из крещёных евреев).
Шекспир и лондонские обыватели увидели в 'Венецианском купце' обличение евреев, но на деле это был призыв к милосердию, - к тому, что французы называют 'гуманизмом', то есть человеколюбием.
***
В то время я должен был уехать из Лондона на несколько лет, а когда вернулся, не узнал Эмилию. От её былой жизнерадостности не осталось и следа, она была задумчива и печальна, иногда мрачная тень пробегала по её лицу. 'Вам не кажется, что мир становится только хуже?' - спросила она меня как-то. Я ответил, что удивляться нечему: надежды, которые мы питали ещё десять лет назад, рухнули. Прошедший век дал нам столько славных имён, столько великих деяний, что мы были вправе рассчитывать на улучшение человеческого рода, но этого не произошло. Боюсь, что впереди нас ждут тяжёлые испытания, сказал я. 'И я так думаю, - кивнула Эмилия. - Знаете, я больше не могу писать весёлые пьесы'.
Теперь её пьесы и впрямь трудно было назвать весёлыми. 'Гамлет', 'Король Лир' - это подлинные трагедии. Подобно Эмилии, принц Датский задаёт себе мучительные вопросы о смысле жизни и не находит на них ответа, а вокруг него торжествуют зло, низость и предательство. Вступив с ними в борьбу, Гамлет погибает, а до этого гибнут все, кого он любил: его отец, его мать, его возлюбленная. Хоровод смертей сопровождает эту пьесу и конец её никак нельзя назвать счастливым.
А когда я смотрел 'Короля Лира', моя душа сжималась от боли. Что может быть более трагическим, чем история о старом отце, которого дочери выгнали из дома? Упаси Господи пережить такое! Любовь отца к дочери крепче и нежнее, чем его любовь к жене, - это один из столпов мира и когда этот столп разрушается, то и мир рушится. Во мраке пустыни король Лир в отчаянии вопрошает небо, есть ли предел несправедливости на земле? Нет такого предела - последний проблеск света, последнее утешение несчастного отца, - его младшая дочь, не бросившая отца, задушена. Король не выдерживает страшной потери, - он сходит с ума, ибо лишь безумец может жить в этом безумном мире.
Все пьесы Эмилии я смотрел много раз, но 'Короля Лира' - только один. Это была отходная молитва Эмилии, её реквием, она уходила от прежней жизни и прощалась с ней...
К сожалению, Эмилия не ошиблась. Шекспиру надоел театр, больше он не хотел этой суеты. Он добился своего, получил деньги и славу, - и теперь хотел, как добропорядочный обыватель, закончить свои дни на покое. Закончив театральные дела, Шекспир уехал в свой Стратфорд. Там он продолжал заниматься торговлей шерстью и земельными спекуляциями, пока не скончался от горячки. В завещании он безграмотно и подробно расписал, кому что достанется после его смерти, не забыв домашнюю утварь и старую кровать. Он умер как настоящий мещанин.
Потеряв заработок, Эмилия пыталась заняться обучением детей - она открыла школу, вновь поразив весь Лондон, потому что доселе ни одна женщина в Англии не открывала школ. Однако дело не пошло, поскольку она рассорилась со своей компаньонкой. Попытка борьбы за женское равноправие также закончилась ничем.
В это время Эмилии было уже около пятидесяти, а в таком возрасте сложно начать что-то новое. Она замкнулась, сидела одна в своём маленьком домике, единственными её друзьями были две кошки - серая в пятнах и рыжая. Сын почти забыл её, крайне редко навещал, - да и то для того, чтобы вытянуть немного денег.
Накопления Эмилии таяли; я и два-три её приятеля хлопотали о пенсии для неё, но трудно было объяснить, за что ей полагается пенсия? Кое-кто знал, что она автор самых знаменитых, самых прославленных пьес в Англии, но официальное авторство принадлежало Уильяму Шекспиру. Впрочем, года за три до смерти Эмилии нам всё же удалось добиться для неё небольшого ежегодного пособия, которое так мало соответствовало её заслугам. Умерла она в полном одиночестве, в последний путь её сопровождало не больше пяти человек.
Между тем, слава Шекспира достигла небывалых размеров. Через самое непродолжительное время после его смерти стали появляться сборники его произведений, составленные якобы его друзьями. Уверен, что большинство этих джентльменов даже не были знакомы с ним, а те, кто его действительно знали, просто мошенники, потому что ни один человек, знавший его, не посмел бы правдиво утверждать, будто Шекспир был великим поэтом и драматургом.
Но это уже не важно, - имя Шекспира приносит деньги, поэтому его всячески прославляют и создают легенды об этом человеке. Ничего не поделаешь, - такова жизнь, таковы люди. Но если мои записки когда-нибудь выйдут в свет и откроют правду об Уильяме Шекспире и Эмилии Ланье хотя бы десятку человек, я не зря написал всё это.
Я не прошу вас мне верить, - можете посмеяться над бреднями старого идиота, мне всё равно. Я выполнил свой долг, а вы думайте, что хотите'.
Приписка внизу рукописи: 'Нашёл эти записки в кладовке среди старых счетов. Кто писал, не знаю, за тридцать лет дом несколько раз перепродавался. Прочёл с неудовольствием. Враки, клевета на нашего великого Шекспира. Хотел выбросить, потом оставил в назидание сыновьям. Пусть видят, до чего доводят зависть и высокомерие'.