Авдотья Андреевна не в этом году приехала в Англию. Ей уже более или менее посчастливилось пообщаться с самыми разными представителями островной общественности. Так что, у меня нет права утверждать, что Дуня вообще не понимает англичан. Но вот чтобы их понимать в общем, - о, для этого надобно здесь родиться и вырасти! Разумеется, то же самое можно сказать и о любом другом народе мира. Но Дуне почему-то казалось, что многовековые правила игры, по которым строят свои жизни англичане, - особенно сложны. Во всяком случае, она не встречала таких незримых, но несомненных иерархий поведения в других странах Европы. Чего стоит одна только негативная вежливость, в которую здесь драпируют то, что хотело бы, но не смогло стать простым человеческим хамством! Горе тому чужаку, кто не распознает в елее английской вежливости - второго, а то и третьего дна!
А эта их почти патологическая фиксация на приваси? (Американцы не случайно называют его "прайвеси". Оно у них действительно другое.) Приваси - это не только завет не совать нос в чужие дела, и охранять свои личные - от чужих носов и носиков. Это ещё и некий флёр надменного, чванного превосходства, который незримо витает над каждым более или менее образованным англичанином. И из-за которого англичан нередко так не любят: не только в Европе, но и в Америке. Потому что иногда кажется, что в груди англичанин носит не сердце, но железный сейф. И чтО именно у него там за приваси - даже прокурор не обязательно выявит!
Ну, понять такое отношение к жизни - не сложно. Но ведь Дотти - не природная англичанка. И сколько бы она ни сталкивалась с патентованной индифферентностью туземцев к делам, которые лично их не касаются, - она никогда могла ни её понять, ни с ней смириться. Для среднестатистического англичанина проблема существует только когда, когда тот, кого она касается, сам о ней говорит. И - внятно артикулирует свои пожелания и нужды в этой связи. Лично к нему, англичанину, обращенные.
Поэтому даже такая отзывчивая и добрая натура, как Дженни, и не подумала поспешить на помощь Уэйну. Наоборот, увлеченно и с удовольствием занималась всякой ерундой: ведь её же никто не попросил о помощи! А то, очень даже возможное обстоятельство, что бедняга Уэйн тем временем, возможно, просто помер, - никак же Дженни не волновало. Увот кэн Ай дуу? Зэтс хиз проблем!
Эта черта так называемого английского национального характера особенно сильно затрудняла для Дунечки спокойное общение с местными уроженцами. Как следствие она начала так бояться типично английской мины дисгаста и недоумения из-за очередного вторжения чужеземцев в храм их священного приваси, - что перестала вообще просить о помощи кого бы то ни было. Нет уж: лучше сдохнуть, чем унижаться!
Ах, насколько же ей было проще за границей, - во Франции или в Италии! Стихийные, импульсивные реакции Дунечки вполне соотвествовали тамошней манере поведения. Однажды, когда они с Колином в жаркий день сидели в маленьком ресторанчике в каком-то пригороде Марселя, хозяину заведения - грузному, добродушному усачу - внезапно стало плохо. И пока Колин усиленно размышлял, в какой степени его как подданного Ее Величества касается этот досадный инцидент и что в такой случае положено делать джентльмену, и как это всё называется по-французски, - Дунечка просто бросилась на кухню, схватила за руку какого-то араба около плиты, жестами показала, чтобы он бежал за ней - и поспешила обратно к французу. Через пять минут за жизнь усача уже сражался весь квартал, - и Дунечка была в центре всеобщего внимания и уважения (в отличие - увы! - от Колина, который тем не менее посмел немного позже прочитать Дотти проповедь о её неадекватном поведении и дефициентном французском).
Вот и сейчас... Нет, Дунечка была просто была не в состоянии понять Дженни:
-Да... как же ты могла?! Что ж ты ни слова не сказала?! А что случилось-то?! - выпалила Дотти.
- Ну, он опасался, что у него сотрясение мозга...
-Да ты что?! Но почему?! И за что?! - перепугалась Дотти.
-А я откуда знаю? Сказал, что, наверно, фашисты. Но ведь ему вообще фашисты везде мерещатся...
-Так пойдем же к нему, немедленно! Может быть, ему помощь нужна!
-Пойдем! - обрадовалась Дженни.- Мы как раз в ту сторону пошли! Ох, Дот, - какая ты всё же умная! Я бы вот - ни за что не догадалась!
-У тебя есть его номер? Бери мой телефон и звони! Может быть, ему купить что-нибудь надо? Винограду? У вас же всегда больным виноград приносят...
-Нет, - замялась Дженни,- я ему ни разу не звонила, это он мне звонил.
-Ясно, - презрение Дотти не знало границ, - это опять не ваше дело, так?
И по тому, как Дженни пристыженно промолчала, Дунечка поняла, что ещё как угадала. На здешней незримой кастовой лестнице место Уэйна находилось определенно существенно ниже, чем ступенька Дженни.
* * *
Путь подруг лежал через район города, именуемый Томблэнд. Слово это - датского происхождения, и поначалу оно значило: пустое, глухое место.
Но в современном английском Томблэнд означает "Могильник". Эти кварталы действительно стали могилой для тысяч людей, - потом. Только вот своё мрачное название они приобрели задолго до страшных событий, с ними связанных. Очередной пример роковой силы слова и самосбывающихся предсказаний.
При датчанах (собственно: англах) здесь было нечто вроде армейского перевалочного пункта: для оснащения и формирования варяжской дружины перед её очередным боевым (или если угодно, - пиратским) рейдом. Затем на этой "пустоши" действовал городской рынок - вплоть до воцарения норманнов в двенадцатом веке. Незадолго до их прихода начал строиться и собор. Тогда Томблэнд превратился в обширную стройплощадку.
Сейчас Томблэндом называется побережная территория, прилегающая к стоящему на холме собору. Она начинается у построенного в 19 веке моста Святого Джорджа (у нас тут всё же - тоже Англия) и заходит за очень старый мост Святого Питера. Вообще говоря, коренные нустеровцы и по сю пору называют этот мост Гунхилд-бриджем, - по имени замученной здесь когда-то инглишменами сестры короля Свена.
Ах, только не спрашивайте меня о разнице между англичанами и инглишменами! Не только я, но и вряд ли кто-нибудь из местных знатоков вопроса сможет вам объяснить эти различия в двух словах.
А если всё же настаиваете, - то уж не обессудьте! Мне придётся в очередной раз испытать терпение моих дорогих читателей на прочность, - оставив Дотти и Дженни в пути и тревоге.
В общем, так. Давным-давно - ещё до организованных нашествий викингов (то есть приблизительно в пятом-шестом веках после Рождества Христова) в Норчестерских краях уже жили-были переселенцы из местности Ангельн, которая со временем отошла к Датскому Королевству. Племя ангельнов (или просто ангелов)- древнее и упоминается уже Тацитом, в первом веке. Если исходить из нынешних категорий, то ангелы были предками сразу трех народов: датчан, немцев - и англичан, конечно. Что отнюдь же не мешало этим братским народам при любой возможности вцепляться друг другу в глотки.
Занимались англы, прежде всего, рыболовством. Ну, и пиратством, - не без того. Потому как природа в тех местах не слишком способствует земледелию, - а мирно торговать там было вообще не с кем. По-немецки выражение "удить рыбу" и сейчас именуется тем же самым словом, - то есть ангельн. По-английски само-то слово пишется практически так же, - но произносится, в соответствии с местными криптическими традициями, как энгл.
Почему англы решили переправиться именно на британские острова , - я не знаю. Всё же морские расстояния от исконного Ангельна до новообретенной Англии - очень приличные. Но скандинавские племена и вообще мореходили по всему известному тогда миру...
Короче говоря, англы осели в Британии. Отсюда пошло и латинское название Англиа для значительного региона Объединенного Королевства, - хорошо прижившееся, например, в русском языке. К Британии в целом это слово в местных краях никогда не прилагалось. Потому что у Британии - совсем другая история, тесно связанная с Римом и Святым Престолом. А у англов были очень эмгм непростые отношения как с римскими властями, резиденции которых находились в южной части главного британского айленда, - так и с римскими государственными культами (сначала) и сменившей их католической религией (потом).
Что же до общераспространенного (и политически некорректного!) сейчас названия Инглэнд для Великобритании в целом, то это слово еще менее инглишменское, чем Англия. В современном английском оно и не значит-то ничего! В отличие от немецкого, в котором корень энг, с одной стороны, обозначает "узость", "тесноту" и "бедственность", - а с другой входит в слово "Энгель" (которое, в очередной раз, означает - "ангел"). Так что получается, что Инглэнд - это одновременно и бедствующая, и ангельская страна. И это очень подходящее для нее название!
Ирония истории состоит в том, что сейчас лишь немногие из инглишменов помнят обо всех этих сложных исторических связях. Если сильно обобщить и огрубить (для наглядности), то можно сказать, что в отличие от англичан, которые не забыли и ценят свои связи с Европой, историческое сознание инглишменов сфокусировано на эпохе Бритиш Эмпайр, - когда некогда бедственная, но ангельская страна превратилась в Мировую державу. Так, во всяком случае, считают инглишмены. И мне кажется, что у них есть основания для гордости.
Я не собираюсь здесь судить ни первых, ни вторых. Я просто пытаюсь объяснить, что различия между англианами (для удобосказуемости будем всё же звать их англичанами) и инглишменами - огого какие! Но вот объяснить их неместным - очень трудно. Вообще говоря, большие менталитетные расхождения и конфликты между историческими регионами характерны практически для всех стран мира. Но всё же мне кажется, что ни в какой другой стране (во всяком случае, в Европе) они не имеют такой запутанной и непрозрачной природы, как в Британии. Возможно, это объясняется тем, что все прочие страны Европы в разное время пережили более или менее трагические периоды оккупации заведомо чужими или недружественными народами. Как следствие старые противоречия между т.н. региональными элитами переставали играть прежнюю роль - перед лицом новой, сильной и всеобщей угрозы. Разные исторические области сближались друг с другом, а устаревшие причины для былых ссор - забывались.
Британия же не знала иностранной оккупации уже очень давно, чуть ли не тысячу лет. Конечно, и здесь были войны, иногда очень тяжелые. Но они почти всегда имели внутреннюю, междусобойную природу. К примеру, англичане захватывали шотландские или ирландские территории, - а через некоторое время уже шотландские или ирландские войска занимали часть Англии. Как следствие - резкой ломки старых традиций не происходило. Наоборот: казалось бы, злейшие враги внутри Британии очень часто создавали новые и прочные альянсы против сильного внешнего неприятеля. Но вот когда объединенные британские войска возвращались (зачастую с победою) на родину, - их старые внутренние распри продолжались как ни в чем не бывало.
В результате в местных краях не только все всех знают, но еще и руководствуются в своем общении с соседями некими многовековыми и таинственными принципами, давно утратившими связь с реалиями нынешней жизни и поэтому дико непонятными для чужаков. Уж очень обособлена эта земля, чтобы не сказать: диковата. И народ тут живёт не совсем обычный. Если верить здешней мифологии, врачи в историях болезни аборигенов даже ставят пометку: НДН. То есть, - "Нормально для Норчестера". А пришлецов, пусть даже из соседних графств, - здесь не очень жалуют и поныне. Не говоря уже: из Лондона!
Вот в этом-то смысле я и решила называть норчестерских старожилов англичанами, а так называемые элиты Лондона и Оксфорда - инглишменскими. Поэтому не пытайтесь найти толкований этих слов в словарях и энциклопедиях! Англичане вообще мало склонны объяснять закулисные стороны своей жизни чужакам, а тем более - иностранцам. Если в России зачастую достаточно родиться в том или ином городе, чтобы считаться "местным", то в Англии вас нередко - этак ненавязчиво, за чаем - порасспрашивают и о дедушке вашего дедушки, да откуда он был родом, да в каком именно полку воевал (или хотя бы числился), где и чему учился (если вообще), или чем и как торговал (и не обанкротился ли?!)...
Однако вернемся же в Томблэнд!
Так как Норчестер не знал недружественных оккупаций с 17 века (да и тогда он был покорен "всего лишь" лондонскими и эдинбургскими полками), то и весь Томблэнд за последние пять веков не сильно изменился. Бои здесь не велись начиная с Кромвеллевских гражданских войн, - но и тогда ни жилым домам, ни храмам особый ущерб нанесен не был.
А в начале 16 века (в это время традиционно запутанные внутри-британские отношения утратили логичность даже для старожилов) тут вообще была закрытая зона. Не то чтобы совсем гетто, - но вроде того. Потому что выселяли в Томблэнд не иудеев, - а наоборот, католиков. Был такой период в истории Норчестера, когда местная католическая община едва не разделила печальную судьбу парижских гугенотов. Сейчас об этом не любят вспоминать. Уже просто потому, что Лондону и с Северной Ирландией проблем - более, чем достаточно.
В общем, противоречия между папистами и англиканцами достигли в Норчестера такого накала, что Лондону пришлось отложить пряники и взяться за кнут. А при Лорде Протекторе шотландские гвардейцы устроили в Норчестере, - ну, не резню, конечно... Всё ж таки времена уже другие тогда пошли! Но всем заведомым папистам пришлось покинуть город, - подобру-поздорову. Слава Богу, что обошлось без погромов. Всё ж таки Лорд Протектор лично присматривал за порядком!
И нельзя сказать, чтобы у протестантских властей не было совсем уж никаких оснований для репрессий. Потому что с 14-го по 16-й век дела в Томблэнде и впрямь творились - страшные. Именно здесь располагался Оффисиум Святой Инквизиции, в котором расследовались и карались преступления против Веры, совершенные не только в Норчестере, но и в пяти соседних графствах - вплоть до Кембриджа. Сколько человек замучили инквизиторы - сказать трудно. Во всяком случае, - тысячи. Многих хоронили тайком, в лабиринтах старинных катакомб под собором. Редко кого - по христианскому обряду, на погосте. Да и тот довольно быстро закрыли. Так что репутация у этих кварталов - отвратительная. Они так и кишат неприкаянными да нечистыми силами...
(.............)
...А когда в 1503 году инквизиторы сжигали одну молодую ведьму по имени Джун Ларсен, то она родила прямо на костре. Её родственники бросились было в огонь, чтобы спасти дитя, но монахи в черных сутанах рубили топорами всех, кто приближался к пламени. И ребеночек - тоже сгорел. Такая вот у Святого Престола была - Справедливость. А следующую ночь не пережил ни один из этих монахов. Еще через ночь - пропал без вести и особо приближенный к Папе легат, главный инквизитор Норчестера. В общем, жизнь у отцов-следователей стала такой интересною, что Риму и Лондону приходилось их отзывать в Европу, самое позднее, через два года работы. А еще лучше - вообще переводить куда-нибудь в Китай или в Америку. А иначе - ну, пропадали они. Без вести.
Конфликты у ватиканщиков (которые, естественно, были сплошь "инглишменами" из Лондона, Кентербери или Оксфорда, то есть с Юго-Запада Британии) с местными англианами к середине 16-ого века достигли такой остроты, что центральные кварталы Норчестера превратились в настоящие крепости, со сложной системой подвальных и "закулисных" коммуникаций. И - с отдельными выходами к реке и к морю, где со временем образовались два независимых порта.
И нарушать в одиночку границы между сферами влияния - мягко говоря, не рекомендовалось. Каждый раз, когда инквизиторы вылавливали очередную "ведьму", пытками добивались от нее признания и раскаяния и устраивали ей костер перед собором, - в Норчестере начинались страшные месяцы. И продолжались - ровно до Рождества Христова. Днем, собственно, царила тишь да гладь. Рынки торговали, власти заседали, ремесленники ремесленничали...
Но вот ночью... Ночью в "английские" кварталы не рисковал заглядывать ни один из "инглишменов". А если всё же находился такой храбрец - то утром его аккуратно отрезанная и умытая голова красовалась на ступенях собора.
Такие у нас тут места.
Внешне, вроде бы, всё как у людей. Порядок и процветание. Но вот - за кулисами... Впрочем, Англия вся такая! Иногда просто диву даешься - как эта страна вообще может держаться! Вот уже почти четыре века она пребывает в ситуации пата. Не зря же говорят: временное решение - как правило, самое длительное.
Собственно, почему бы и нет? Внешний-то панцирь у Великой Британии очень крепкий, - вряд ли кто со стороны пробьет! Да вот только внутри... Стоит толкнуть в нужном месте несколько посильнее, - и маятник снова начнет раскачиваться из стороны в сторону, всё быстрее и быстрее, всё опасней и опасней...
Слава Богу, хотя бы Лорд Протектор это понимал. Потому что, похоже, это лично ему Норчестер обязан своим трехсотлетним миром, - не только в самом городе, но и во всей нашей Англии.
Хотя... Ведь даже и сегодня Томблэнд не угомонился. Время от времени - пошаливают!
* * *
Ну, вот и собор.
-Зайдем на минутку? - спросила Дженни, - мне в туалет надо! Ну, на полчасика раньше или позже придем, - какая разница?
-Пошли. Мне, пожалуй - тоже.
Эта особенность Норчестерского собора поначалу весьма забавляла Авдотью Андреевну, которая с детства ассоциировала церковь с православно- платочковой строгостью, сердитым шипением и шиканьем благоверных старушек, духотой и прочим дискомфортом бездушной материи. Поэтому Дунечка очень развеселилась, когда Колин в первый раз привел её к собору и махнул рукой в сторону симпатичной крытой галерейки, вплотную примыкавшей к боковому входу:
-Тебе - туда.
-В каком смысле? А тебе?
-Я не хочу в туалет. Я сразу в собор пойду. Потом подождешь меня наверху, на втором этаже, ладно? Кофе там выпей, или воды. Я недолго. Мне со священником поговорить надо.
Дотти там сразу очень понравилось. И в галерейке, и в самом храме. Выполненная в щеголеватом нео-монастырском стиле пристройка заботливо хранит одну из стен старого строения вплотную от собора. На первом этаже павильончика располагаются четыре туалетные комнаты (в том числе для инвалидов на колясках и для матерей с младенцами). А на втором - уютное кафе-самообслуживание, с великолепным видом на соборную площадь и на главный, торжественный вход с огромными массивными воротами, которые в будние дни обычно заперты.
Сам же собор оказался внутри таким огромным и таким несуразно-милым, что восхищена была даже комсомолка Варфоломеева, выросшая в твердой уверенности, что (после опиума) самое страшная штука для народа - это, конечно, религия.
Норчестеру всё же очень повезло. Вот уже семьсот лет с собором не случалось особых неприятностей: ни пожаров, ни погромов, ни бомбежек. Собственно, он сохранился практически в том же самом виде, как и был отстроен. Правда, многие эстеты от архитектуры находили стиль собора чрезмерно эклектичным, - одно крыло у него было-де в классическом норманнском стиле, главный фасад - готическим, а мощный каменный шпиль - вообще непонятно, кто и с какой целью выстроил в этакой грандиозной манере, совсем-де не согласующейся с неким исходным замыслом.
Но возможно, что именно эта стилевое "разгильдяйство" соборостроителей больше всего и нравилась Авдотье Андреевне. Потому что ей трудно давались ханжеские охи да ахи, которые принято испускать при виде "патентованных" архитектурных шедевров. И к тому же вокруг них, как правило, такие толпы туристов, что просто невозможно ничего ни понять, ни запомнить. В Норчестере же в этом смысле было просто замечательно. При всей своей громадности, неоспоримой древности и уникальности собор не очень-то привлекал к себе внимания заморских визитёров. Разумеется, время от времени разноцветные автобусы с гостями из Европы, Азии или Америки подъезжали и к нему.
Но пассажиры не всегда покидали свои места. Видимо, экскурсоводы зачитывали им стандартные фразы из путеводителей, что собор хотя и велик, но но особенно-де интересен в архитектурном отношении, - и очередная фотоаппаратная орда со спокойной совестью отбывала к более достойной кулисе, для запечатления своей личной уникальности на её преходящем фоне.
А между тем, внутри собора было так много интереснейших деталек, рисуночков, фигурок, нишек и могилок, - что Авдотья Андреевна каждый раз поражалась. Порой она пыталась добиться каких-либо объяснений от Колина, - но специалистом по истории он оказался сомнительным. Или просто - казался?
-Колин, - воскликнула однажды возмущенная в лучших чувствах Дотти, - ну, зачем тут свастика? Как можно терпеть такое хулиганство, - ведь это же храм!
-Ну, какая еще свастика? - Колин что-то заторопился и потащил Дотти к выходу.
-А вон - вон в той нишке, сам посмотри!
И комсомолка Варфоломеева всё же затащила заупиравшегося графа в этот уголок собора. Отрицать очевидное было бессмысленно. К тому же свастика была не одна. На стене ими был выложен странный, причудливый узор.
-Что это всё значит, Колин? - строго призвала мужа к ответу Дотти.
-Ээээ... Ну, это, наверно, такой эээ декоративный элемент был в средние века...
-Декоративный?! Но ведь это же фашистский знак!
-Ээээ... Ну, может быть, и не совсем декоративный... - начал было Колин организованный отход на заранее подготовленные позиции. Но не очень преуспел - и сорвался:
- Ну, при чем тут фашисты?! Это вообще 17-й век! Слушай, не лезь хоть ты в эти религиозные дрязги, ладно? А если уж лезешь, то тогда скажи: а почему это:
Не знаешь? Ну, и нечего тебе этого знать! Пойдем-ка лучше отсюда, это тебе не музей!
Тут, видимо, нужно сказать, что отношение графа д`Орффа к церкви представлялось Дотти, мягко говоря, причудливым.
Колин считал своим долгом посещать три службы в год: на Рождество, Пасху и Троицу (хотя Троица в Британии, в отличие от Европы, отмечается не особенно и даже не получила статуса нерабочего дня).
В остальное время особой религиозности Авдотья Андреевна в муже не замечала. Она не помнила, чтобы Колин молился: ни на ночь, ни перед едой. Пост он тоже не держал, - во всяком случае, в распространенном православном понимании этого слова. Хотя... Может, и держал. Ведь у гугенотов на этот счет собственные воззрения. Колин даже попытался было объяснять, но Дунечке всё это показалось - ну, несерьезным, что ли. Что-то в том смысле, что им каждый раз необходимо определять, какая именно пища им сейчас нравится - и именно от неё-то и отказываться. Ну, что это за детский сад, право?
* * *
-Послушай, Дженни, - спросила Дотти, когда они, в конце концов, снова вышли на улицу, - а что это подразумевала твоя мать, когда мы с Уэйном вчера к вам пришли?
-Не помню! А что?
-Ну, что-то про внука палача Джо...
-А, это! Ну, это длинная ис-те-ри-чес-кая стра-дик-ция!
-Как?! Знаешь что, Дженни, - взмолилась вечная отличница Варфоломеева, - если можно, говори со мною попроще, пожалуйста! (Чем весьма польстила Английской розе, в жизни не получавшей в школе оценки выше русской тройки.)
Чтобы не утруждать читателя новыми (и просто неминуемыми) баталиями Дженни с английским языком, я передам вам её речи в сжатой форме.
Как заверяла Дженни, Уэйн Коннор действительно происходил (по материнской линии) из старого норчестерского клана палачей. Первый Конор-Палач упоминался в хрониках уже в середине 13 века! Тогда в Норчестере произошла легендарная Соборная резня. Вспыхнула она из-за того, что кланы строителей, занятые в воздвижении храма, вошли в затяжной конфликт с властями города. Как священники, так и церковные мастера считали себя высшей кастой (каковой, собственно, и являлись) и обращались с прочими горожанами, мягко говоря, пренебрежительно. Дело осложнялось еще и тем, что христианство на инглишменский манер к тому времени приняли далеко не все коренные "английские" кланы. Некоторые упорно противились его распространению и сохраняли свои старые традиции.
Летом 1272 года конфликт перешёл из хронической формы - в погромную. Накануне открытия ежегодной ярмарки "соборяне" сцепились с английскими купцами, избили их и лишили товаров. Затем толпой двинулись по "англианским" пабам, где дебоширили и унижали хозяев. После чего устроили коллективный шабаш в подземельях Томблэнда.
Уже ночью, когда бишоп узнал о случившемся, он велел монахам запереть все выходы из катакомб и никого оттуда не выпускать. К рассвету снаружи начала собираться толпа мстителей. Официальные блюстители правопорядка не очень-то спешили появляться. Но вот от реки подтянулись морячки. Как лондонские, - так и местные ребятки.
В собор полетели горящие тряпки. С собором-то ничего не случилось, но вот крытые соломой крыши соседних домов загорелись. Через некоторое время пылал весь квартал. Монахи (а собор находился в центре большого монастырского комплекса) бросились тушить пламя, - и братва, вроде бы, начинала одумываться. Но в это время одной англичанке удалось перехитрить запершихся инглишменов - и они открыли ей лаз в подземелье. Туда мгновенно ворвалась толпа мстителей. Драка была страшной. Около сотни убитых. Досталось всем: и соборянам, и купцам, и монахам, и морякам. Разграблены или разгромлены монастырские и церковные ценности.
Ну, бишоп принял меры. Тридцать четыре бунтаря (естественно, - те, которые были избиты до такой степени, что уже не могли бежать) были арестованы явившимися аккурат к концу дискуссий стражниками и помещены в инквизиторские застенки. Доложили в Рим (и в Лондон, естественно). Святой Престол был взбешен и велел казнить всех до единого. Лондон пытался было выгородить хотя бы кого-нибудь из инглишменских джентльменов, - но не преуспел. Мучеников привязали к лошадям и волокли по Томблэнду, все жители были обязаны выйти из домов и побивать их камнями. Всех прочих бойцов и погромщиков, которых удалось поймать, принародно секли на рыночной площади. Причём инглишмены пороли англичан, - и наоборот. Надо ли удивляться, что и из них мало кто выжил?
А женщину, перехитрившую запершихся в катакомбах соборян (по особому приказу Папы!) привязал к столбу перед Собором и сжег заживо: Конор, палач.
* * *
-Ну, вот мы и пришли, - весело сказала Дженни, стукнув тяжёлым кольцом по внушительной двери, обитой кованым железом, - в этом доме Конноры и живут, уж не знаю, сколько лет.
-Привет, Стэнли! Сам -то дома? - обратилась она к молодому человеку с длинным растаманскими косичками, как раз подходившему к двери с другой стороны улицы.
-Хай, Дженни! Давно не виделись! - расплылся в улыбке гонец солнечной Джемейки. И повернулся к Дотти:
-Никак не узнаешь, лав? Мы ж с тобой вместе каждый третий день с работы ездим, на нашем чмонистом намбере фортиин!