Утренние лучи проникли в мастерскую, прикоснулись к белым оштукатуренным стенам, прошлись по паркету с пятнами засохшей краски и, наткнувшись на обнаженную натурщицу в шёлковых драпировках, раскрасили бледную кожу девушки розовым золотом.

  - Видишь, Ларка? Что я тебе говорил - третий свет. Теперь не дыши...

  У Вадима горели глаза, и он с воодушевлением водил кистью по холсту.

  Лариса замерла, боясь пошевелиться и прогнать художнику вдохновение.

  - Видела бы ты себя со стороны, Ларка. Какой тон! Фея!

  Лариса вздрогнула. Она чуточку замерзла, но внутри у неё все таяло - таких слов ей никто не говорил. Ради этого стоило тащиться ночью из Ивантеевки на другой конец Москвы.

  - Это Возрождение, Ларка! Верроккьо бы слюной подавился, поимей он тебя в натурщицы!

  - Кто подавился? - заволновалась Лариса на слове "поимей".

  - Итальянский художник, Верроккьо... Учитель Леонардо. Всю жизнь искал "третий свет" - мягкий, богатый на оттенки... Такой, как на тебе.

  От восторженных слов Вадима полыхнуло жаром деревенской печи. Лариса облизнула пересохшие губы и скосила глаза к настенным часам - пять сорок утра.

  - Не вертись, лицо пишу. Ещё минут двадцать, и будет тебе шампанское на завтрак.

  

  - Лар, очнись!

  Лариса открыла глаза. Первые секунды не понимала, где находится, но голос преподавателя выдернул её из воздушного шара и шмякнул о землю:

  - ...Курочкина после семинара остаётся сдавать тему! Да, Курочкина?

  - Я не могу, у меня сеанс, - начала бормотать Лариса, но увидев круглые глаза соседки Нади, замолчала.

  Аудитория гоготала.

  - Позвольте поинтересоваться, какие-такие сеансы вы проповедуете? - склонилась над Ларисой седая голова профессора.

  - Извините, мне что-то нехорошо... Можно, я выйду?

  

  Надя нашла подругу в столовой.

  - Лар, ты бы завязывала со своим художником. Он хотя бы платит?

  - Зачем это? Я же сама хотела, - покраснела Лариса. - Ему ещё за мастерскую, вот я и...

  - ...согласилась за бесплатно, безотказная дура? - поморщилась Надя, глотнув из стакана светло-коричневой жидкости. - Помойка, а не чай!

  Лариса вздохнула, вспомнив пузырьки шампанского и коралловые суши в лучах утреннего солнца.

   - Вздыхает она... Ещё раз спящую поймают - выпрут из института, несмотря на твой эксгибиционизм!

  - Тише, - зашипела Лариса. - Я не виновата, что у меня образ подходящий.

  

  - Ларка, я доволен! Центральной фигурой пойдёшь на "Вечер куртизанок".

  Вадим запустил кончик кисти в свои густые тёмные кудри и задумался, чуть приоткрыв рот.

  Какой красавчик, повела плечами Лариса. Хоть в кино на главную роль. Я ему быт организую, пока он свои шедевры пишет. И моделью поработаю. Ничего, что у него день с ночью перепутан - в мастерской время по другому плывет: небо над городом каждую секунду меняется, а от картин на стенах свечение вечером. Вадим говорит, что так искусство со зрителем разговаривает. Столько интересного узнаёшь, пока позируешь. Мир художника яркий, эмоциональный, не то что у неё: мама с папой всю жизнь на заводе, сама в Москву случайно попала, когда в Социальном недобор был, не сравнить с мастерской Вадима - живешь будто заграницей. Запахи кофе и сигарет, сдобренные густым духом масляных красок, поначалу кружили ей голову, въедаясь под кожу, первое время она даже мылась без геля, чтобы возвращаясь в свою Ивантеевку, чувствовать себя Белоснежкой в изгнании.

  Лариса вспомнила фильм, где на художественной выставке восторженные поклонники аплодировали не только автору картин, но и его жене, и представила себя в роли музы. Ей бы только подучиться немного. Вадим - богема, ему нужно соответствовать. И не настаивать на штампе в паспорте - творческие люди не любят давления...

  - Ну всё, Ларка, я закончил! По шампусику? Отметим наше недолгое сотрудничество. Вечером я занят - начинаю новую картину. Придут две студентки из театрального. Они не совсем в образе, но девчонки свои, что-нибудь придумаем!