... В тот день стоял невероятный холод. Зима словно собралась отомстить за все предыдущие безморозные зимы. Я только-только вернулась домой после года комы. Лучше б я этого не делала - не возвращалась в наше с Марком семейное гнездышко, и вообще не выходила из коматозного состояния.
Я мало походила на человека - я стала тенью, эхом самой себя. Каждая вещь в этой чертовой квартире просто кричала воспоминаниями, которые уверенно и неумолимо сводили меня с ума. Словно дикий зверь в тесной и запертой клетке я бродила по квартире, натыкаясь на стулья, столы, двери, диваны...
В тот момент я ненавидела все - эти книги, сломавшие мне жизнь (все содержимое книжных стеллажей полетело на пол), эти жуткие картины, которые Марк дарил мне, полагая, что такой кошмар может понравиться (я сдирала со стен картины и методично отправляла их в полет в другой конец комнаты), эти подарочные чайные сервизы с раздражающими розовыми цветочками (дзинь - и от них одни осколки), этот розовый мобильник и розовый ноутбук - тоже подарки Марка, считавшего, что все женщины планеты любят розовый цвет (шмяк о стену - и в разные стороны полетели никому ненужные запчасти)...
Все, что дарил Марк, я ненавидела, ни одна вещь мне по-настоящему не нравилась. К чувству тоски и одиночества присоединился ужас - неужели за пять лет супружеской жизни он обо мне вообще ничего не узнал? Ха, наивная! Да он и не хотел знать - ему, видимо, просто было наплевать. Все силы его уходили на игру в идеального любящего мужа перед широкой публикой знакомых и друзей.
Спросили б меня тогда, каким же был он - я бы не ответила. Я не знала... Совсем его не знала ... Или уже не помнила ... Или просто не хотела вспоминать...
Спустя два часа в квартире не осталось ничего целого и ничего того, что я бы хотела сберечь. Кроме одного - дневника Аделарда. Его я нашла случайно, среди вещей, которые забрала из больницы. Бережно упаковала в наполовину заполненную дорожную сумку, так и не прочитав ни строчки... На это у меня просто не было сил.
Впрочем, и слез тоже не было - только апатия и глубокое безразличие. Я сползла по стенке на пол, намереваясь больше никогда не вставать, но мой взгляд наткнулся на дверь, задрапированную тканью в тон обоям на стенах. Я недобро ухмыльнулась - рабочий кабинет Марка, его святая святых, куда мне вход был строжайше запрещен, кроме тех случаев, когда нужно было принести чай.
В груди с новой силой вспыхнуло пламя ненависти - он любил эту чертову комнату больше, чем меня!
Кое-как поднявшись на ноги, я, шатаясь, доплелась до двери и толкнула ее ногой. К моему огромному изумлению дверь тихо распахнулась, а ключ, которым Марк всегда запирал кабинет, одиноко торчал из замочной скважины.
Я медленно зашла в помещение, борясь с подкатывающими к горлу приступами тошноты, спровоцированными какофонией запахов женских духов. Я зажала нос пальцами и попыталась дышать через рот, но, тут же, возникло гадкое чувство, буд-то в горло запихнули сладкую липкую мягкую бумагу. Я поспешно убрала руку и через силу вдохнула полной грудью. Внезапно тошнота прошла, а запахи, до сих пор сливавшиеся в один единый невыносимый смрад, распались и стали прекрасно отличимы друг от друга. Словно они поделили все воздушное пространство комнаты на сегменты и заняли каждый - свой.
Шанель, Клима, Диор, Палома Пикасо, Кензо, Нина Риччи и ароматы прочих парфюмов зависли в воздухе густой удушливой пеленой. Абсолютно ясно откуда все они здесь появились. С вполне объяснимой яростью я подлетела к ужасающему старомодному шкафу из красного дерева, и принялась выворачивать одежду Марка, источающую приторно сладкую смесь женских духов. Вслед одежде полетело все содержимое книжных стеллажей, затем - различных небольших полочек с кучей уродских фарфоровых, стеклянных и глиняных статуэток. На последок, я прошлась по внутренностям письменного стола и покопалась в ноутбуке.
Еще около получаса назад я искренне считала, что хуже, чем есть, просто не может быть. Я ошибалась. Жестоко ошибалась.
Огромным усилием воли я вытащила свое жалкое тело в коридор и рухнула там, где сидела прежде. Внутри все горело и сводило судорогой. Я себя чувствовала пружиной, которую маленькая девочка (или может быть мальчик) ради забавы то резко растягивает, то, все так же резко, сжимает до упора. А в один прекрасный момент, жестокая девочка просто бросила свою игрушку, оставив сжатой и с погнутыми витками.
Мое тело с трудом повиновалось командам затуманенного мозга. Последнее, что я помнила перед тем, как вырубиться - это мои отчаянные попытки дотянутся до небольшой дорожной сумки, которую я наполняла на протяжении этого тяжелого дня только самыми необходимыми вещами, намереваясь чем поскорее съехать к чертовой бабушке. Огромными усилиями сумку таки удалось подтянуть к себе, и даже положить в нее вещи, изъятые из стола мужа - увесистую желтую папочку с пометкой "Для Кристин" и жалкий на вид, потрепанный ежедневник Марка, содержащий в себе крайне ценную информацию в виде перечня женских имен и краткой "аннотации" к каждой из этих женщин. Их было больше сотни. И все без исключения с вычурными именами.
Черт! Я то, наивная, полагала, что Марк изменил мне всего дважды, но 130!... Вернее, 130 женщин, а измен, вероятно, в два раза больше... 130...130... Перед глазами в абсолютном мраке горела синим пламенем эта цифра. 130...
Я почувствовала, как мою левую руку свело судорогой... Затем - правую... Спустя несколько десятков секунд оцепенели и мышцы ног. Мне не было страшно. Совсем нет. Я очень устала и с огромной надеждой, и даже в предвкушении избавления, терпеливо ждала, когда же спазмы доберутся до сердечной мышцу.
Перед глазами все поплыло... Я из последних сил пыталась удержать свое ускользающее сознание, что бы достойно встретить старушку с пустыми глазницами и косой, лихо переброшенной через сухенькое плечико в черном балахоне. Но мозг был со мной категорически не согласен и просто отключил питание в самый интересный момент...
*
... Чьи-то сильные руки бережно удерживали меня на весу, не давая окончательно поджариться до золотистой корочки на раскаленной до предела сковороде. Впрочем, все старания были бесполезны, потому что я горела. В самом деле - мое лицо, шея, руки, грудь, ноги адски болели, пекли и чесались. Сквозь заволакивающий туман боли в моем полубессознательном мозгу созрело дикое желание содрать с себя кожу и, наконец, избавиться от этого ужасного жжения.
Я попыталась набрать в легкие воздуха, но вместо этого мое тело резко дернулось от неожиданного болевого импульса. Я не могла дышать... Серьезно, вся моя дыхательная система горела плавилась, плавилась и горела, на отрез отказываясь выполнять свои прямые обязанности.
Господи, я в Аду. Точно! Не знаю чем я не угодила Господу Богу, что меня сослали сюда - это во первых. А во вторых - я просто очень надеялась, что хотя бы на том свете я не буду ощущать боли - ни физической, ни душевной. Но видимо у чертей было иное мнение по этому поводу, так что боль, вместо того, что бы исчезнуть, принялась терзать мое обессиленное тело с троекратным усилием..
Мне таки удалось сделать маааленький глоточек воздуха. Стало немного легче, совсем чуть-чуть, но зато появился слух. Теперь я четко слышала потрескивание дров в огне под адской сковородкой и ... чье-то сбитое дыхание. Нос уловил тяжелый и горячий запах дыма. Но вот глаза отказывались открываться, словно на мое лицо положили нечто тяжелое, густое и неосязаемое. Горячий дым... Все верно.
Пока я осознавала и боролась со своими ощущениями, те нежные руки, держащее меня, то встряхивали мое бедное тело, то колыхали... Ооо...и чувство невесомости - Да! - это чертовски приятное чувство.
Неожиданно в легкие ворвался поток свежего воздуха. Стало как-то хорошо и спокойно. Я судорожно вздохнула и недовольно поморщилась - чего-то не хватало. Чего-то необходимого и теплого... Ах, да, тех губ, которые секунду назад покрывали мои губы. Губы с изумительным вкусом лимона.
Я попыталась поднять тяжелые веки. Получилось. Но что-то было не так. Мир вокруг изменился. Не было ничего. Ничего кроме холодного блеска стали и трогательной не понятной заботы двух серых, словно грозовое осеннее небо, глаз, в обрамлении тяжелых черных ресниц...
...Эти глаза мне все время снились, пока я валялась без сознания в какой-то больнице. А когда я, наконец, пришла в себя - этих глаз не было рядом. И вообще никого, кто бы мог хоть в двух словах описать, что же, черт возьми, произошло.
Хотя нет, в двух словах мне все рассказал мой лечащий врач: пожар, обгорело 50% кожи, невероятная, просто фантастическая регенерация. А чудо-мужчина (со следами серьезных ожогов на коже и в обгоревшей одежде), который принес меня в отделение на руках, испарился прежде, чем его успели спросить, как он себя чувствует. Так что имя владельца притягательных серых глаз осталось для меня загадкой.
Выписалась я через 4 дня без единого рубца на коже. Врачи, естественно, сделали мне кучу анализов, снимков, уколов, исследований, но ничего сверхъестественного и подозрительного не обнаружили, поэтому после всяческих угроз с моей стороны, меня таки отпустили из четырех белых стен на волю.
Побродив по пепелищу своей бывшей квартиры и в сотый раз перечитав документы из желтой папочки (сюрприз правда? Сероглазый помимо меня доставил в больницу и мою сумку!), я решила протранжирить немного валюты из запасов Аделарда.
Да, вот именно. Этот гад молча ушел из моей жизни, но оставил умопомрачительное завещание и кучу дарственных. Так что теперь я располагала счетами в девяти банках разных стран, машинами, яхтой, недвижимостью в куче стран. Но самое приятное и неожиданное - я стала владелицей издательства, в котором трудилась под началом Остина Шепрада, как оказалось не только главного редактора, но и законного владельца.
На фоне такого подарка и воспоминаний о серых глазах, и вкуса лимона на губах, моя душевная боль перестала выплясывать лезгинку и закружилась в спокойном вальсе. Стало легче дышать, думать и существовать.
Я осталась без крыши над головой, поскольку в Лондоне Аделард не владел жильем, поэтому я решила устроить своей нервной системе передышку и поколесить по миру. Круиз на морском лайнере - именно то, что нужно.
И тут судьба приготовила мне очередной скользкий поворот - кораблекрушение. И снова чудом я осталась жива. Меня вытащили прямо из-под вращающихся лопастей винта. Кто вытащил? Никто не знает. Но все видели, как меня затягивает. И снова больница. На сей раз переломы, вывихи всевозможных суставов, внутренние кровотечения, куча операций... Но мне было все равно. Мое тело было резиновым, пока врачи колдовали над ранами, и только сознание было ясным, а воспоминания четкими.
Серые глаза. Там. Под водой. Сильные руки, выталкивающие меня на поверхность ... и лимонный вкус губ, дарующих мне спасительный вдох.
Кто он? Я не знала. Почему он оказывается рядом в тот момент, когда нужен мне? Я не знала. Но что я знала совершенно точно, так это то, что мне снова захотелось жить, хотя бы ради того, что бы встретить его...
Мои раны зажили, кости срослись, сухожилья снова функционировали ровно через четыре дня. И снова шок врачей, анализы, обследования, ученые... Только на этот раз меня выписали без угрожающих аргументов с моей стороны, так как волей судьбы я оказалась в чужой стране.
Америка. Именно сюда плыл лайнер, поэтому я не очень была расстроена фактом крушения. В конце концов, я живая и нахожусь там, куда ехала.
Чем я действительно была расстроена, так это автокатастрофой, в которую я попала спустя три дня после выписки из больницы. Нью-Йорк большой город, и аварии здесь случаются крупные. Хотя, может это только мне так повезло.
Крестообразный перекресток, один нарушитель, около двадцати машин, не избежавших столкновения и один огромный бензовоз. Взрыв был... ужасный. Магазинчикам, выходящим витринами на проезжую часть, не удалось отвертеться от капитального ремонта.
На этот, третий по счету, раз меня задело совсем чуть-чуть. Я успела, как и несколько других водителей и пассажиров, выбраться из машины и отбежать достаточно далеко. Вернее, успела бы отбежать достаточно далеко, если бы не Он.
Высокий, сильный мускулистый мужчина в майке, тренировочных брюках и с запутавшимися лучами солнца в золотистых волосах, мчался во весь опор прямо в сердце машинной свалки. Как в замедленной съемке я наблюдала, как он по крышам автомобилей в долю секунды добрался до моей машины и в панике начал оглядываться.
А бензовоз неумолимо приближался...
Три секунды...
Всего три секунды и от мужчины останется только воспоминание.
Я рванула назад, размахивая руками и крича, как безумная, привлекая внимание сумасшедшего героя. Не знаю, как так получилось, но в один миг я оказалась на краю свалки и встретилась с серьезными серыми глазами.
Теми самыми серыми глазами.
Еще миг - и вот он уже тянет меня за руку, увлекая за собой. И мы побежали. Быстро побежали, очень быстро. Сейчас я точно знаю, что человек ТАК бегать не умеет.
Но у судьбы на меня свои планы. В тот самый момент, когда бензовоз, отчаянно скрепя тормозами, столкнулся с почти опустевшими автомобилями, мужчина споткнулся и начал падать. Я бы упала вместе с ним, и вместе с ним меня потом бы или отдирали от асфальта, или госпитализировали. Но каким-то образом, и с какой-то нечеловеческой силой он умудрился толкнуть меня так, что я отлетела метров на 100 и влетела прямо в гостеприимно распахнутые двери сувенирного магазинчика.
За последние месяцы моей разрушенной жизни я привыкла к чудесам и устала задавать себе вопросы, на которые не знала ответов. Поэтому, не тратя время на "а как?", "а почему?" я, кое-как поднявшись на четвереньки, поползла в сторону аварии, надеясь найти хотя бы полутруп мужчины. Это было не геройство - это был долг.
Он, вполне живой, но раненый во все места, одиноко лежал на тротуаре с вытянутой над головой рукой. Одежда превратилась в обгоревшие лохмотья, кожа вздулась и обуглилась. Из угла рта и откуда-то из- под затылка вытекала темно красная кровь. Но он был жив.
... Я не бросила его в больнице так, как он бросил меня. Я не только хотела убедиться, что с ним все в порядке, задать пару вопросов и поблагодарить. Я до потери пульса хотела взглянуть еще раз в эти серые глаза.
Его раны заживали медленно, но уверенно. Вернее, медленно они заживали по сравнению с моими, а вот как для обычного человека - так на удивление оперативно. Была куча вопросов, но меня не интересовали ответы. Я сидела на краю кровати, неосознанно поглаживая его руку, когда...
- Привет.
Мягкий бархатный голос с искушающей хрипотцой разлился по телу расслабляющим бальзамом.
Я дернулась и подняла голову. Серые глаза, те самые стальные серые глаза, внимательно смотрели на меня из-под прикрытых век. И они улыбались...
***
Да, всегда, когда он смотрит на меня его холодные глаза улыбаются и из арктических превращаются в тропические. Как сейчас.
Анри поднялся со стула и направился ко мне. С невероятным облегчением я вернулась из путешествия по своей памяти и с радостью поняла, что больше никто не сует мне книги на подпись.
Теплая рука легла мне на плечо.
- С тобой все в порядке? - мягкий голос Анри звучал несколько обеспокоенно.
- Просто задумалась, - я положила свою руку поверх его. - Спасибо, - прошептала я.
- За что? - в голосе угадывалась улыбка.
- За ... все, - еще тише прохрипела я.
Он опустился рядом со мной на колени и заглянул в глаза. Анри не задал ни одного вопроса, он и так прекрасно понял, о чем я думала и что имела в виду. Его взгляд излучал столько тепла, что мне стало неловко.
- И так, наш вечер подошел к концу. Мы благодарны всем за ваше внимание, присутствие здесь сегодня, за вашу любовь, за ваши вопросы и за интерес к книгам автора. - Слова Сары доносились до моего слуха откуда-то издалека. - Если у вас появятся какие либо пожелания, замечания и вопросы относительно "Наследия Короля Вампиров", то Мэри Энн Райн вы сможете найти здесь...
- Прошу прощения, - легкое покашливание заставило Сару замолчать, а меня вздрогнуть. - Я понимаю, что все устали, но у меня есть один малюсенький вопросик. Если позволите.
Я подняла уставшие глаза на темноволосого щупленького журналиста, молчавшего до сих пор, и вежливо кивнула, выдавив жалкое подобие улыбки. А что мне еще оставалось делать?
Журналюга плотоядно улыбнулся, зажав между зубами отнюдь не дешевую перьевую ручку фирмы "Паркер". Я вдруг поняла, что совсем не хочу слышать его вопрос. Каким-то шестым чувством я уже догадалась, что он хочет узнать.
- Так, что вы хотели спросить, мистер...? - я опустила руки на колени и принялась перебрасывать шариковую ручку через пальцы, пытаясь скрыть раздражение. Анри, все еще сидящий на корточках подле меня. Ободряюще положил свою руку мне на колено.
- Мистер Юнг. Да, Томас Юнг, - с лица мужчины не сходила приторная улыбка. - Я представляю "Хроники недели". А вопрос вот какой. Читателей нашей газеты обязательно заинтересует тот факт, что по какой-то причине эта книга, - он потряс экземпляром "Наследия", - никому конкретному не посвящена, в отличие от предыдущих двух. Связано ли это как то с тем, что в сборник вошел рассказ "Неизбежность", который совершенно очевидно, посвящен вашему мужу, трагически погибшему при загадочных обстоятельствах? - Этот мелкий проныра самодовольно улыбнулся и выжидающе уставился на меня.
Рука Анри на моем колене дернулась. Я мельком взглянула на него, пытаясь понять, о чем он думает, но его лицо окаменело, а взгляд стал стеклянным. Серые глаза источали холод и готовую к бою сталь клинка.
Ну да, все правильно. Я из всех сил пыталась убежать от нагоняющего меня прошлого: сменила имя, фамилию, лечащего врача, вычеркнула из записной книжки всех знакомых и каждое утро начинала с самовнушения, что я теперь другой человек. Даже Анри - ха! - тем более Анри не должен был ничего знать. Ведь, хоть прошлое и не возвращается, но порой очень больно кусает. Я просто хотела забыть все... Очень хотела. И вот теперь, в день официального прощания с прошлой жизнью, какой-то не в меру любопытный пигмей, с отвратительными глазками бусинками цвета сгнившего листья, вынимает весь этот пепел на солнечный свет.
Я оторвала взгляд от каменного Анри и холодно посмотрела на Юнга. Что-либо отрицать глупо - ему все обо мне известно. А вот откуда - это другой вопрос.
- Вы правы практически во всем, кроме одного. - Мой голос был на удивление тверд и уверен. - "Неизбежность" не посвящение - это прощание.
Рука Анри дернулась и свернулась в кулак. Радовало одно - он все еще не держал руку на моей ноге.
- Прощание? - легкое удивление Юнга смешалось с замешательством.
Я кивнула:
- Прощание с событиями прошлой жизни.
Журналюга оценивающе посмотрел на меня, определяя сколько из его слов я готова подтвердить.
- Тоесть, вы признаете, что автобиография, написанная вами, исключительно по просьбе ваших почитателей, - вымысел?
Мда, это не звучало, как вопрос. До сих пор притихшая аудитория заволновалась. Я сверлила взглядом противного Юнга, пытаясь не замечать лица Анри, вытянувшейся физиономии Сары, которая застыла изваянием, и сочувственно-растеряных взглядов остальных присутствующих.
- Нет-нет, что вы! Изданная биография - это не вымысел, а просто укороченная версия моей жизни.
- Скажите, а что вам известно о смерти мужа?
Я, как можно небрежнее, пожала плечами:
- Загрызли собаки.
Юнг поморщился - правильно в этот бред даже я не верила.
- Извините за крайне деликатный вопрос, но ... Не считаете ли вы, что к смерти мистера Сомерса, причастен ... ммм...мистер Шепрад, в обществе которого вы провели весь тот злополучный день ... и ночь... Совсем не скучные, я полагаю. .. и исчезновение которого, совпадает с днем смерти вашего мужа?
Ого! Да он настоящий гребаный проныра. Интересно, ему нос когда-то уже ломали?
- Я не понимаю, к чему вы ведете, - я добавила в голос металлических ноток. - И мне кажется, вы забываетесь. Еще шаг и вы переступите ту черту, за которой с вами будет разговаривать мой адвокат.
- Искренне прошу прощения. Я не учел, что пребывание в психиатрической лечебнице не всегда положительно сказывается на психике.
Послышался коллективный "ах". Анри резко дернулся, намереваясь подняться, но я удержала его. На его лице теперь читалась такая ярость, что еще одно гадкое слово мистера Юнга и эта самая ярость останется следом от кулака на физиономии длинноносого коротышки.
Да и мое терпение было на исходе, нужно срочно прекращать подачу кислорода в мышиные мозги этого... этого не очень хорошего журналиста.
А тот, как ни в чем не бывало, продолжал дальше рушить мою более менее налаженную жизнь.
- Просто мне показалось не много странным, что любящая супруга, не присутствовала на похоронах. Хотя с другой стороны, действительно, какой толк стоять у пустого гроба и плакать в пустое пространство ящика...
- Что? - я резко перебила его.
- Что? - он, как идиот, захлопал ресницами.
Я глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Хотя сделать это было не просто сложно, а невозможно.
- Что вы имели ввиду, говоря о пустом гробе?
- О! Так вы разве не знали? - Юнг пришел в полный восторг (он отличный актер и это мне чертовски не нравилось). - Труп пропал прямо из морга, несколько минут спустя после доставки.
Господи, этот мудак говорил о теле умершего человека, как о пицце. Мне вдруг до зуда в кулаках захотелось его ударить.
- Значит так, - медленно произнесла я низким злым голосом, - вы прекращаете копаться в моей жизни и идете домой отдыхать. Еще раз вас увижу поблизости... - угроза зависла в воздухе. - И кстати, кома. Год комы, а не психбольница. Выметайтесь!
Юнг нахально ухмыльнулся и прошагал к выходу.
- Мы еще обязательно увидимся, миссис Кристин Соммерс.
При звуках моего настоящего имени сердце вдруг сжалось в тугой кровоточащий комок и пропустило удар. Кулак Анри разжался, и пальцы со всей силы впились мне в бедро, причиняя боль и, наверняка, оставляя синяки.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
1.
Я сидела в своем автомобиле на пассажирском сидении и зябко куталась в теплый и уютный пиджак Анри. Светло бежевая ткань мягко обволакивала замерзшее тело, а аромат мужского парфюма внушал чувство защищенности и беззаботности. Я б с удовольствием уснула вот так, согретая руками мнимого любовника, но тревожные мысли в голове все время ударялись о черепную коробку, создавая невыносимый звон. Словно неумелый звонарь у меня в голове никак не мог совладать со злосчастными и непослушными колоколами.
Я сидела в абсолютной темноте и практически идеальной тишине. Ночь уже давным-давно укрыла город своим темным покрывалом и рассыпала над уставшими за день людьми свое чудодейственное сонное зелье. А проливной дождь, неистово барабанивший по крышам и без стеснения заглядывающий в окна, вот уже несколько часов напевал свою заунывную колыбель, стараясь прокрасться в сны измотанных людей.
Как долго я уже вот так сижу и наблюдаю, как холодные небесные капли прокладывают себе дорожки сверху вниз по ветровому стеклу автомобиля?..
Очень хотелось плакать или хотя бы закричать. Но состояние онемения, в которое я себя намеренно загоняла последние три года, никуда не делось, и все, на что я была способна - это, молча, с каким-то отстраненным безразличием наблюдать за танцем дождевых капель. Наблюдать и пытаться найти ответ хотя бы на один из многочисленных вопросов.
Кто та странная девушка, в самом начале презентации берущая у меня автограф? Откуда она знает, что "Неизбежность" - не вымысел? Что книжный герой Карлос - не кто иной, как Аделард? И о жестокости наказаний Ордена? Неужели она одна из вампиров? Или это только игра моего воображения? Тогда каким образом ей удалось прервать контакт, когда я пыталась прочесть ее мысли? Хотя вполне может быть, что это я напортачила и что-то пошло не так. Я ведь еще пока не мастер в бродилках по чужим мыслям, я только учусь. Методом проб и ошибок, но все же ...
Непонятная девчонка - это не самая большая моя проблема. Больше всего меня взволновал журналист. И на повестке дня не вопрос: "Откуда он все знает", ведь я в принципе и не старалась исчезнуть с лица земли.
Волнует другое - а репортер ли он вообще? Что-то было в нем неуловимо странное. Этот испытующий взгляд, словно детектор лжи. Странные вопросы и вообще пугающе правдоподобная логическая цепочка предположений. И, самое непонятное - сведенья о пропаже тела Марка. Неужели, это правда?...
Этот Юнг явно знал больше, чем говорил. Я была практически уверенна, что если б у него было еще несколько минут, он бы обязательно поинтересовался моими "странностями" - бегаю быстрее обычного, мало сплю, ем, как десять здоровых мужиков, явно стала физически сильнее... Что еще можно заметить со стороны при тщательном наблюдении?... А, да. Мои пристрастия к новой тематике в научной литературе, и посещения совсем особенных интернет ресурсов. И совсем никакого труда не составить хакернуть мою почту или вообще полазить по компу в мое отсутствие...
Уж больно я сомневаюсь, что этот Юнг (если это вообще его настоящая фамилия) на самом деле журналист... Что автоматически делает этого опасным для меня. С его энтузиазмом и отнюдь не куриными мозгами он может узнать кто я... Впрочем, когда он доберется до этой сверхсекретной информации, я обязательно попрошу поделиться ею со мной - как ни крути, а чертовски интересно знать кто же я, черт побери, такая...
Я вздохнула и помотала головой, пытаясь разбросать путающиеся мысли по полочкам в моей гудящей голове, но стало только хуже. Сплошние загадки - вот из чего состоят последние четыре-пять лет моей жизни. Поэтому появление еще двух загадок совершенно никак меня не взволновало. Я закрыла глаза и уже привычными штрихами нарисовала в своем воображении огромную шухляду с биркой "Непонятное", куда не спеша утрамбовала последнее поступление "непонятного". Потом как нибудь поищу оветы на все риторичиские вопросы из шухлядки, а пока есть другие поводы для волнения.
Анри... Куда, к чертям собачим, он делся? Словно сумашедший он пулей вылетел из книжного магазина вслед за наглым журналистом и подлетел к машине, волоча меня за собой. Его лицо не выражало ни единой эмоции - холодная пугающая отсраненность. Он забросил меня (именно забросил!) в авто, прстегнул ремень безопасности и, сев за руль, стартанул с третьей передачи. Он носился по вечернему Лондону с ужасающей скоростью, словно это был не город, напичканый камерами слежения, а какая нибудь компьютерная гонка. Его сильные ладони с длинными пальцами сжимали руль до тех пор, пока не побелели костяшки. Холодные глаза опасно сверкали в свете фонарей и фар проезжающих машин. Он, казалось, даже не дышал. Молчание. Тяжелая укоризненная тишина. Он до сих пор не сказал ни слова.
Не в силах смотреть на это каменное изваяние, я отвернулась к окну, пытаясь совладать с непрошенными эмоциями. Да, я ничего не рассказывала Анри о себе. Он даже не знает какой мой любимый цвет. Но на это у меня есть свои причины. Он не имеет никакого, соврешнно никакого права упрекать меня в чем либо, обижаться и устраивать подобные демонстрации плохого настроения!
Эта гнетущая тишина и самоубийственная гонка начали меня доставать. Но я все равно первая с ним не заговорю!
Совсем стемнело. Мы оказались где-то за Лондоном, на опушке какого-то леса. Анри (молча!) выключил зажигание, укутал меня, уже совсем околевшую от осеннего холода, в свой теплый пиджак и скрылся за деревьями, нвпрвляясь куда- то в гулбь леса.
И вот я сижу совершенно одна, черт знает где и жду спятившего мужчину, который решил прогулятся под ливнем в темном и трудно проходимом лесу. И зачем, спрашивается жду?
Я приоткрыла окно и всмотрелась в темень. Никого. Будь у меня мое прежнее, обычное зрение, я бы не увидела ничего дальше своего носа, но с улучшеным его вариантом я смогла разглядеть даже деревья, растущие на опушке.
Я не понимала, что случилось с Анри, а он даже не попытался объяснить. И это бесило, ужасно бесило. Но в то же время где-то глубоко внутри было немного обидно от того, что он ничего не сказал и не поддержал меня. Ведь мало кто совершенно спокойно переживает смерть члена своей семьи.
Но мне не дожно быть обидно. Анри просто друг, очень хороший друг. Он единственный на всем белом свете человек, который не задает вопросов, не пытатеся изменить меня, а просто понимает.
Понмание - это та драгоценность, владельцем которой стать практически не возможно.
Друг, да просто друг. Привлекательный, обаятельный, сексуальный, заботливый, нежный, опаснй, странный мужчина, без которого я уже не представляю свою жизнь. Марк, Аделард, Анри... Господи, разве такое возможно? Не хочу никого любить... больше нет. Я не могу пустить его и любовь или привязанность в свое сердце, иначе вакуум, который я создавала вокруг себя все эти годы, рухнет, и все эмоции - боль потери, агония, разочарование, обида, ненависть - обрушаться на меня единым горным потом и я просто сойду с ума. Нельзя, нельзя беспокоится об Анри, нельзя...
Черт... И где же он? Может ... волки? Может ... О Гоподи! ...он не вернется? Может он оставил меня?!
Внутри все перевернулось и ... изменилось. Я представила, что нахожу тело Анри, разодраное волками, и вдруг четко осознала простую истину - я без него теперь не смогу жить. К горлу подкатил ком, а глаза заволокло туманом слез.
Я недоверчиво подняла руку и провела по глазам - слезы. Точно. Это слезы. Я плачу... Плачу! Впервые за последние четыре года!
Анри! Ну где же ты? Я вытерла слезы и уставилась на кромку леса. Беспокойство просто сжигало меня изнутри. Это будет чертовски не справедливо, если я потеряю моего мужчину сейчас, когда , наконец, готова принять его чувства. Я достаточно страдала и имею право быть счастливой!
Внезапно что-то мелькнуло между деревьями. Я интутитвно подалась вперед и прищурилась. И вправду, в сторону машины от лесной опушки двигался неясный силует, странно как-то двигался - зигзаками и рывками. Два шага пройдет - остановится, следуйщих два шага - опять остановка. Я нахмурилась. Может человеку плохо стало? Но тут же отдернула себя: ага, поздним вечером в лесу под проливным дождем решил выкурить сигаретку. Не все такие бесшабашные, как Анри.
Человек подошел еще ближе. Теперь я четко увидела одну странную деталь: его одежда - рубашка и брюки - были хаотично разорваны и свисали безобразными лохмотьями. С ног до головы человек был покрыт непонятными темными пятнами.
Я протянула руку и заблокировала дверцы машины - мало ли кто это. Нет, я не испугалась, мне скорее было интересно, чем страшно. И если б я не знала, что с минуты на минуту появится Анри я б обязательно подошла к странному незнакомцу.
Мужчина был уже практически возле автомобиля. Что-то знакомое было в ширине этих плеч, длинне ног и сексуальности бедер... О Боже! Нет! Липкий страх разползся по телу, сковывая каждую мышцу. Но нет времени для паники, нужно помочь ему.
Я, сбросив с себя оцепинение, пулей выскочила из машины и подбежала к Анри. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от шатающегося мужчины, я с ужасом осознала, что темные пятна - это кровь. Она была повсюду: на лице, руках, груди, в волосах - и продолжала течь из рваных ран на шее и бедре, смешиваясь с потоками дождя. Я замерла, не в силах пошевелиться и пытаясь осознать величину катастрофы.
- Привет! - прохрипел Анри и кулем рухнул на промокшую траву.
- Анри! - я опустилась возле него на колени перевернула на спину. - Ты меня слышишь? - я положила свои ладони на его горячее лицо, пытаясь достучатся до него. Нужно... Что нужно? В больницу, да в больницу. Но сперва - первая помощь. Я тщательно осмотрела ранения и еще нашла точно такие же раны на руке, икре и животе. Максимум, что я могу сделать - это остановить кровотечение.
Сделав несколько глубоких вдохов, я принялась рвать на полоски остатки его рубашки. Не было времени для глупых мыслей и вопросов типа "что случилось" - все это совершенно неважно. Важно только одно - жизнь. Жизнь очень важного и, как ни страшно себе в этом признаться, любимого человека.
Дождь заливал глаза и нос, мешая работать. Мокрая ткань с трудом поддавалась моим онемевшим от холода пальцам. Я не смогу ему помочь - эта мысль настойчиво пробивалась сквозь стену самообладания и собранности.
Я не смогу ему помочь - раны слишком глубокие и кровопотеря уже невосполнима. Я стиснула зубы, пытаясь сдержать стон. Повязки и жгуты кое как наложены, осталось дотащить его до машины. Господи, прошу, пусть у него ничего не будет сломано, чтоб я не навредила ему еще больше.
С холодной решимостью я встала у его головы и обхватила плечи руками. Приложить усилие сдвинуть тело с места.
- Уходи.
То ли это даждь прошептал то ли ...
- Уходи.
... То ли Анри.
Я отпустила его плечи и присела возле него.
- Я никуда не уйду. Ты серьезно ранен, тебя необходимо госпитализировать. Твоя главная задача - продержаться до больницы.
Я изо все сил старалась выглядеть невозмутимой и спокойной.
Анри попытался поднять голову и застонал. Из угла губ скатилась капля крови.
- Мне ... там ... не... помогут, - слова давались ему с трудом.
- Помогут! - со злостью отрезала я - категоричность всегда была моей сильной стороной.
- Мне ... нельзя ... туда... Уходи... Прошу...
Он со странным свистом втянул воздух и застонал.
Я молча сидела на мокрой траве, промокшая и замерзшая и не могла поверить, что все закончится вот так. Это не честно! Да я была глупой, эгоистичной и слепой, ведь рядом был тот, кто хотел стать для меня большим, чем просто друг, а я его отвергла. Но он не ушел, он остался рядом, а я наивно полагала, что так будет всегда.
И вот теперь, я снова теряю того, кого практически люблю. Если б не я он был все эти четыре года счастливым человеком и в его глазах не было б той грусти, которую я не раз замечала.
Из груди вырвался всхлып, а из глаз покотились слезы. Я подползла к Анри еще ближе, положила его голову к себе на колени и низко склонилась, закрывая собой его лицо от дождя.
- Анри... Милый ... Прости меня! Пожалуйста прости! Я была глупой и слепой! Я... - слова давались с огромным трудом, а ожившая боль внутри меня стремительно заполняла каждую клеточку моего тела. Эмоциональный вакуум исчез. - Ты мне нужен, слишишь?
Рыдания сдавили горло, а руки судорожно вцепились в его плечи.
- Нужен? ... - удивленно прохрипел он.
Я лихорадочно закивала головой.
- Нужен, очень очень нужен! Пожалуйста не оставляй меня! - и я зарыдала уже не таясь.
Кажется я говорила еще какие-то глупости и много много раз умоляла его остаться со мной. Но блеск его глаз медленно угасал, а веки становились все тяжелее и тяжелее. Он лежал совершенно неподвижно, такой сильный и такой беззащитный. А безжалостный дождь издевательски танцевал по его телу.
Соврешенно не контролируя себя, я спутанными движениями рамазывала по лицу дождь и слезы, вглядываясь в каждую черточку его лица, пытаясь впитать их в себя или хотя бы запомнить. Его глаза медленно закрылись.
Вот и все. Я не хотела его отпускать. Я пойду за ним, куда б он ни ушел. Мне надоела такая жизнь, вопросы без ответов и Боль. Я аккуратно положила его голову на землю, а сама лягля рядом, прижившись всем телом к холодному телу Анри. Я ни о чем не хотела думать, не хотела вспоминать - я сегодня стала другой. Вот только жаль, что слишком поздно.
Из груди вырвался очередной всхлып.
- Ты плачешь ...
Он еще жив? На долго ли?..
- Я люблю тебя! - прошептала я в ответ, зная, что сказав эти три слова я нажала на спусковой курок. Умрет Анри - умру и я.
- Не чувствую тела... Не ... могу ... обнять тебя.
- Я люблю тебя...
Пускай это будут последние слова, которые он услышыт.
- Ты мне можешь помочь...
Что?! Я резко села и посомтрела на Анри.
- Как? - слишком резко спросила я.
Анри приоткрыл глаза.
- У меня есть ... тайна... - Анри провел языком по губам, слизывая кровь, - но, узнав ... ты не захочешь ... меня.
Что за бред? Он это серьезно?
- Говори!
- Но ...
- Я приму тебя любым!
Анри открыл, потом снова закрыл глаза. Его молчание выводило меня из себя. Быстрее, ведь времени совсем не осталось!
- Я люблю тебя... - прошептал он и снова замолчал. Мне вдруг захотелось громко закричать.
- Ты можешь мне помочь потому, что ... потому... Вообщем, я, - он резко выдохнул, - вампир. И ... и мне необходима кровь...
Его темные глаза впились в меня, сливаясь с окружающей темнотой, так что сложно было понять, что они выражали в тот момент.
Я сидела молча, вглядываясь в глубину ночи и переваривая неожиданный факт, но внутри меня уже все ликовало!
Я медленно приблизила свое улыбащееся лицо к его и, обхватив ладонями, нежно поцеловала его губы. Неожиданно для себя я рассмеялась. Искренним, счастливым смехом. Впервые за четыре года.
Маска напряжения покинула лицо моего мужчины и он, превознемогая боль, улыбнулся.
- Спасибо тебе, - прошептала я и прижала свое запястье к его остывшим губам.
2.
Заря. Новый день. Новая жизнь. Дождь, наконец, кончился, оставив в память о себе прозрачные капельки воды на листьях, траве, домах. Осенний дождь - холодный, колючий, нежеланный. Но только для людей. Природе абсолютно все равно какой температуры вода льется с неба, она радуется и с благодарностью принимает благосклонность хмурого неба.
Я сидела за рулем автомобиля, направлясь домой и сверяясь с правильностью маршрута по GPS. Я никогда особо не пытала симпатии к осени, но эта осень была особенной и была безгранично влюблена в нее.
Почему-то никогда прежде не замечала, как чудно и красиво лучи воходящего солнца преломляются на капельках дождя.
Но ведь теперь я другая. Я свободна! Свободна от воспоминаний, от боли, от потерь и от самой себя. Я - счастлива!
Я бросила взгляд в зеркало заднего вида на спящего Анри. Стоит ли упоминать, как я испугалась - действительно испугалась - когда Анри, сделав несколько глотков моей крови, вдруг зарычал и резко распахнул свои серые глаза, в которых плескалось бескарйнее удивление. Его рот оторвался от моей руки, а тело выгнулось невероятной дугой. Руки и ноги начали хаотично биться о землю, а голова мотаться из стороны в сторону. Я отползла от извивающегося тела и с опаской ожидала конца ... хм... представления. Наконец, тело обмякло и неподвижно застыло, а немигающий взгляд уперся прямо в меня.
Не в силах сдержывать панику я подползла к Анри и попыталась нащупать пульс. Есть ли он вообще у вампиров? Да есть. Ровный, сильный и учащенный.
Я от облегчения откинулась на траву и вопреки желанию уснула. Проснулась я на удивление бодрой, вот только не просто замерзла, а околела. На негнущихся ногах добралась до машины, попутно обследовав "пациента", и включила печку на полную.
Интересно, вампиры не чувствуют холода? Потому что абсолютно точно, Анри не чувствовал никого дискомфорта от лежания на мокрой, холодной земле, чего не могу сказать о себе.
Кое как отогрев руки, я с не маленьким трудом (и это при моей то удвоенной физической силе) затащила вампира в машину и укрыла с головой пледом. Я не знала боятся ли современные вампиры золотистых лучей небесного светила, но лучше не рисковать.
Найдя в бардачке непочатую пачку сигарет (я вообще не курю, но иногда хочеться!) я опустошила сразу половину и с легким головокружением села за руль.
Хвала тем, кто придумал GPS!
Спустя два часа я припарковалась на подьезной дорожке своего особняка и оставив Анри и дальше отдыхать на заднем сидении автомобиля, потопала к дому.
Нужно загнать авто в гараж, иначе вампир сжарится на солнце. Нет, солнечный свет ему не вредил, но кожа все таки как-то странно покраснела. Дотащить же Анри хотя бы до софы в гостинной просто не было сил. Я сама еле на ногах держалась.
Поставив машину в гараж и поцеловав спящего вампира, я, даже не умываясь, рухнула на первый попавшийся по пути диван.
Тяжелый сон накатывал волнами, а уставшее сознание услужливо перетасовывало образы из колоды воспоминаний... Горящяя кввртира... Губы Анри с лимонным вкусом... Измученый и какой-то оборваный Марк, за спиной которого маячила голая девица с издевательской улыбкой на смазливом личике... Поцелуй Аделарда... Притягательная сила и мощь его натренерованного тела...
На один короткий миг мне показалось, что я слышу его голос...
Кристин...
И его, израненого и не дышащего, летящего в глубокую бездну морского царства, в объятия вспышки белого света...
3.
Я без милого жить теперь не смогу,
Пусть вороны и люд пророчат беду,
На рассветную казнь с ним за руку пойду,
Там, где он упадет - и я упаду.
И пусть слезы навеки застынут в глазах
Тех жестоких людей, что смотрели на нас,
Тех, кто кричал: "Для любви умереть
Ни один на Земле не рожден человек!".
Темно... Холодно... Одиноко... Где-то капает вода. Под ногами перекатываются мелкие камешки - я то и дело о них спотыкаюсь.
Иду медленно.
Аккуратно нащупываю каменную стену и со вздохом прислоняюсь - хоть какое-то подобие опоры. Медленно двигаюсь вперед, цепляясь все за ту же стену. Несколько раз ударяюсь головой о слишком низкий свод туннеля. По лбу стекает что-то горячее - расцарапала себе кожу.
Темнота абсолютная - в ту ли сторону я двигаюсь? Не знаю. Но остановится - это значит поддаться панике. Я уже два раза проходила этим путем - пройду и третий. Только теперь от моей стойкости зависит жизнь... Наверное... Если я вообще смогу чем-то помочь.