Аннотация: Рассказ об экспедиции в Оренбуржье двухлетней давности (август 2018), написанный по полевому дневнику и фотографиям от тоски по полю. Коронавирус, уходи.
В качестве преамбулы должна сказать, что все эти события имели место почти два года назад. Я тогда по горячим следам их не описала, спасибо научнику, и вряд ли вернулась бы к тому полевому дневнику, если бы не "заразная е*чая больная мышь летучая" (с). Поскольку теперь неизвестно, светит ли нам в этом году полевой сезон, я отправлюсь в небольшое путешествие по записям и фоткам последнего выезда. Оренбуржье также выбрано, потому что оно далеко и тепло, чего не скажешь о промерзающем окне моей студии в чумной Коммунарке.
День 1. Дорога через Башкортостан
В Оренбуржье мы отправились прямиком из Пермского края через Башкортостан. Дорога довольно быстро явила его специфику: вместо пермских мрачных лесов вокруг появились просторы с частыми нефтяными качалками и яркие поля подсолнухов, которые я каждый раз пыталась фотографировать, но редко удачно. Ближе к вечеру мы переехали ту самую реку Белую (Агидель) у Шевчука и побывали в Уфе, правда, очень ненадолго. Мне очень понравились знаки с куницей на светофорах, но особенно внезапен на дороге был Оренбург-Ырымбур.
Хотя в дальнейшем Оренбургская область явила много всего прекрасного моему взгляду, Башкортостан отметился наиболее разнообразными ландшафтами. Например, вскоре после выезда из Уфы я увидела маленькую, но отчетливо гору, прямо как на картинках. Википедия сообщает, что эти горы в Стерлитамакском районе называются шиханами и представляют собой остатки рифового массива палеозойского возраста. Тот, который мы проехали относительно рядом, более всего походил на Юрактау, но не поручусь.
Когда после очередного подсолнухового поля и за 307 километров до цели начало темнеть, мы остановились на трассе. Научник и Декстер ушли куда-то в поля за узкую полосу заградительного леса, но вскоре вернулись, залезли обратно в машины и переехали на другую сторону. По их словам, планы на ночевку разрушил неожиданно появившийся экскаватор, поэтому после шуточек на тему "не забыть, в какую сторону ехали" было принято решение остановиться на ночь в противоположном лесу.
После пермского карьера и целого дня дороги в машине место показалось мне прямо-таки целебным: трава там была мягкая, как перина, воздух пронзительно свежий, а звезды какие-то особенно яркие. Кроме того, после весьма прохладных вечеров под Куедой (Пермский край) там было тепло и приятно. Я попыталась направить образовавшееся от такой благости рвение на варку макарон, но Научник их раскритиковал, поэтому я решила ограничиться мытьем посуды на веки вечные или, по крайней мере, до тех пор, пока не заставят что-то кулинарно созидать.
Наутро решили разъехаться в разных направлениях: Декстер собирался на одну точку, а мы с Научником на другую. Встретиться предполагалось на общей третьей через пару дней.
С утра холодина была такая, что я с трудом выковыряла себе из спальника и тут же, к своему ужасу, обнаружила, что вся она покрыта крупной росой. Остальные из своих палаток еще не появились, поэтому я немного прогулялась от палатки, которую с вечера удачно поставила в заросшей колее на краю поля. Заросли его ограждали почти непролазные, но на самом поле растительность была низкая, и солнце хоть немного прогревало организм на открытом месте.
Научник порадовал нас историей про протекающую палатку когда-то в душераздирающие девяностые на Сухоне (Вологодская область), закончив ее достойным стоицизма умозаключением, что отвратные бытовые условия способствуют научным открытиям: в палатке настолько противно, что так и тянет выбраться из нее поскорее и пойти их делать.
Сам он во имя сокращения грязной посуды, которую пришлось бы мыть в ледяной воде в тазике, ел кашу половником из кастрюли. Это сфотографировал с ехидными комментариями Декстер и быстро уехал. Я разгоняла кровь горячим чаем, чтобы влезть в посудный тазик, но уже к нашему выезду около восьми утра, однако, температура поднялась до хождения в футболке. Палатка, разумеется, и не подумала высохнуть за время завтрака, поэтому пришлось запихать ее комом в пакет и засунуть на заднее сидение.
Далее путь лежал в Оренбург (Ырымбур). Снова в большом количестве нам встречались нефтяные качалки и подсолнухи, но вместе с ними попадались лес вышек электропередач, еще одна маленькая гора (шихан?) в тумане и прекрасные пейзажи.
Как будто из уважения к административным границам местность у трассы молниеносно изменилась после знака "Оренбургская область". Окружающая действительность выровнялась, словно растянувшись до горизонта, и сбавила яркость. Оренбургская область выглядела после пестрого Башкортостана пыльной, задумчивой и какой-то нелюдимой. Особенно меня впечатлила повсеместно красноватая земля, едва прикрытая низкой желтоватой растительностью. Современный грунт лежал на ней очень тонким слоем, и везде сквозь него проступали коренные породы (пермские и триасовые). Последовавшие за их формированием сотни миллионов лет как будто почти не оставили здесь своего следа.
2. Боевая гора
По таким умиротворяющим окрестностям мы докатили до Оренбурга. Достопримечательностей этот маршрут не подразумевал, поэтому только заехали в первую попавшуюся по дороге "Пятерочку" под сенью тихих и сонных панельных девятиэтажек.
Там я с энтузиазмом набрала всякой дряни в отрыве от Научника, который сначала зависал где-то в колбасном отделе, а потом пристал к кассирше на тему стоимости пачки чипсов. Выглядел он при этом наредкость бомжевато: весь пыльный, в полевых штанах с натянутыми на них носками (от клещей) и в пресловутых сандалиях на них. Кассирша брезгливо посмотрела на него и процедила: "Ну чипсы же недорого стоят...". В этот момент я даже немного посочувствовала ей, подумав, что она просто не знает, насколько хуже живет, чем этот "бомж" с пачкой чипсов, но по дороге далее из Оренбурга Научник попытался вызвать классовую ненависть уже у меня, сказав, что я со своей зарплатой не живу, а выживаю.
Далее от Оренбурга местность все более уплощалась и выцветала, местами появились обширные пятна выжженной степи. Выглядело это так, словно где-то впереди лежала пустыня, как в конце путешествия персонажей "Плутонии". Но вместо зловредных гигантских муравьев нам встретились только коровы, лениво переходившие дорогу.
В какой-то момент местность немного оживилась деревенькой на пяток домов, а вскоре за ней появился населенный пункт покрупнее. Там были на вид заброшенный "Дом культуры" с вывесками "Сбербанка" и "Почты России" и два магазина без молока. Во втором я купила две пары плохих носков, потому что после Куеды и единственной встречной реки (Донгуз) начала подозревать, что воды для стирки не будет и тут. Поскольку дальнейший путь лежал снова через первый магазин, я вторично туда ткнулась в поисках молока, но теперь там и вовсе никого не было. Я постучала и обежала магазин с тыла, но нашла только сушилку со штанами на ней. За ней, впрочем, открылась дверь в некую жилую комнату с диваном, из которой появился полуодетый мужик и сообщил, что молока все еще нет.
Из населенного пункта Научник повел машину в сторону каких-то холмов. Там обнаружился памятник природы под названием "Боевая гора". Табличка гласила, что тут запрещается любая деятельность, влекущая нарушение целостности природных комплексов. За табличкой обнаружилось озеро, у которого уже стояла машина. Возле машины была пара средних лет. Мужик прозаично отливал, а баба собирала вещи. Мы встали прямо за ними, и вскоре они уехали. Тогда Научник радостно подкатил прямо к озеру и вознамерился обедать в тени от машины. Перед обедом мы достали из пакетов по-прежнему мокрые тенты и палатки и разложили их на траве, прибив колышками, чтобы ветер не унес в далекие дали. Он вполне мог это сделать, потому что дуло там сильно и постоянно. К моему бурному восторгу, палатки и пакеты из-под них просохли буквально за несколько минут.
В озере на мелководье грелись лягушки. Я даже потыкала одну из них травинкой, чтобы они обратили на меня внимание (а то чего они меня игнорируют?). На берегу к нам приползла какая-то личинка, которая после того, как ее взяли в руки, так убедительно притворилась мертвой, что мы уверились в ее смерти. Научник, верный своей привычке обижать маленьких и слабых, предложил ее для гарантии утопить, так что пришлось напоминать ему про табличку на въезде в этот оазис. Тварюшка впоследствии оказалась личинкой мухи львинки.
От озера мы отъехали на некоторое расстояние и выгрузились в очень пушистую степь. Научник почему-то начал бояться клещей, хотя ни в Вологодской области, ни в Пермском крае ими особенно напуган не был. Он натянул носки повыше на штаны и зашагал куда-то к горизонту. Я впереди не видела абсолютно ничего примечательного, но вскоре перед нами внезапно разверзлась, как резаная рана, большая красная промоина.
Научник принялся отбирать остракод, а я спустилась на дно и некоторое время бродила там в поисках чего-нибудь, а потом заметила сверху выступ конгломератов. Решив, что конгломераты более перспективны, чем ничего, я попыталась подлезть к ним снизу, но горячий красный песок так щедро осыпался, что не только наполнил мои ботинки, но и грозил похоронить меня в себе целиком. Попытки подняться в других местах и осуществить траверс склона успехом также не увенчались, поэтому я вылезла на поверхность, дошла до уровня зловредных конгломератов и практически сверзилась вместе с ними на дно. Там мне с трудом удалось расколоть добычу, но там ничего не было. Порядком утомившись, я вылезла обратно на поверхность и некоторое время сидела и охлаждалась под непрекращающимся ветром. Форма моя была даже близко не так хороша, как хотелось бы.
Там, где промоина начиналась почти отвесными стенами, открывался прекрасный вид на озеро. Оно выделялось в центре долины яркими цветами воды и прибрежной растительности. Откуда-то из-за невысоких холмов в этот оазис посреди бледно-желтой, сероватой и бежевой бескрайности вторглись коровы и целенаправленно шли к озеру. Только сейчас сверху я заметила, что все прорехи в зарослях у воды облепили многочисленные рыбаки.
Научник объяснил, что сия достопримечательность образовалась из-за подъема на поверхность гипса, который в свою очередь поднял ввысь окружающие породы (известняк), а затем был размыт и, таким образом, образовал окружность высотой около 200 м с долиной и озером. Мы поднялись пешком на самую высокую точку этой окружности (229 м), чтобы посмотреть красоты. С одной стороны была видна ровная степь до горизонта, а с другой отмеченная зеленью леса цивилизация - железная дорога и село.
В село мы вернулись, чтобы пополнить запасы воды. Колонка не работала, но нашу возню с ней заметила пожилая женщина из ближайшего огорода и предложила свою воду оттуда. Она приняла нас за отдыхающих из Оренбурга. Научник упрямо набежал на магазин еще раз и добыл-таки себе вожделенное молоко, после чего мы выехали из цивилизации на поиски ночлега.
Окружающий мир сразу стал менее прекрасным: мы миновали отвратительную свалку и поле засохших подсолнухов, прежде чем приехать к точке, которую предполагалось поизучать завтра. Местность была совершенно открытая, за исключением, собственно, объекта изучения, но встать прямо в нем Научник не захотел и ограничился пятачком слабо пониженного куска степи. Оттуда нам видно было только железную дорогу, но я слышала, как вдалеке мычат коровы и лают собаки. Земля там была почти совсем голая, кирпично-красная. Я чувствовала себя прямо как Джой Адамсон в Африке. Научник же моего восторга не разделял, назвав столь милую моему сердцу степь "безжизненной".
Перед установкой лагеря мы спустились в овраг и немного побродили в нем. Я тут же нашла череп какого-то грызуна (рецентного) и плоский камешек в форме тероцефальего венечного отростка. Это была, как выяснилось потом, моя главная удача в этом месте.
3. Боевые огорчения
Вечером перед ужином Научник решительно выполол редкую кустообразную растительность, преграждавшую путь на пятачок для лагеря. С утра я встала раньше и принялась собирать вещички, наблюдая затянутое облаками небо. Потом вылез Научник и открыл машину с провиантом и снарягой для готовки. К счастью, свою неизбежную овсянку он взял на себя. Небо тем временем все светлело, а к концу завтрака совсем расчистилось. Мы погрузились в машину и отъехали к тому месту, где овраг уже почти заканчивался маленькой речкой, и пошли к ней пешком. Склоны становились все более пологими, а дно оврага - широким и плоским, как вдруг посреди этого высохшего "русла" появились крупные и уже непривычно зеленые деревья.
Пока я разглядывала этот неожиданный вид "как в Африке", Научник ушел вперед и прошел мимо стада гусей-подростков. Гуси почему-то от этого перевозбудились, заорали, подорвались и побежали за ним. Настигнув, они сгрудились вокруг него, потоптались, вытянув шеи, а затем обошли его справа и устремились к речке. Когда на место действия пришла я, гуси уже поплюхались в нее, немного поплавали, но вскоре успокоились, вышли на берег и разбрелись по устью оврага. Некоторые оказались настолько ленивыми, что щипали траву, прямо лежа на ней.
В "ста метрах от реки трехметровая линза конгломератов" не обнаружилась. Мы пошли вверх в точки 200, 400 и 700 (с чем могла быть перепутана цифра "1"). Там тоже ничего похожего на конгломераты не было, зато встретилось одинокое перекати-поле.
В какой-то момент Научник нашел и стал собирать остракод для нужд стратиграфии, а я обнаружила на ветке ближайшего куста повязанный пакет и решила, что это секретная метка. Так оно внезапно и оказалось, Научник сообщил, что до нас тут уже работали и Майкл (Бентон?), и казанцы. Они же расчистили полосу левого борта оврага, которая теперь смотрелась на осыпухе, как царапина. Мне это моментально испортило настроение, о чем я вяло ему сообщила. Он сказал, что я как мужик, который хочет девственницу.
Даже найденные поблизости косточка амфибии или рыбы, чешуйка и зуб рыбы не особенно меня порадовали. Мы вернулись с ними к машине, потому что не взяли с собой вату, а только многочисленные пакетики для остракод.
Остракоды в данном конкретном случае были мне поперек горла, потому что обычно иррациональный и шебутной Научник становился ну очень дотошным и медленным, когда дело касалось этих рачков и его любимой стратиграфии, а мне вокруг решительно нечего было делать. Уходить же одной далеко вперед я не хотела, хотя приходилось, потому что сидеть возле него на каждой точке сбора остракод было совсем бестолково.
Я не могу сказать, что формат "разведка" мне совсем не нравится, я уже участвовала в таких поисках неведомо чего во Владимирской области, но тогда было два принципиальных отличия: 1. Я передвигалась с другим коллегой в более быстром темпе; 2. Там обнажения дискретны, тогда как здесь, в Оренбуржье, вся местность вокруг была одним континуальным обнажением пермских и триасовых пород, поэтому я не могла сосредоточиться на чем-то конкретном.
С костями мне везло очень относительно: я нашла два позвонка и фрагмент кости конечности коровы, разумеется, очень современной. Поскольку все они лежали на пути водного потока в сезон, мне подумалось, что то место, где мы общались с маленькими гусями, наверняка содержит множество смытых туда остатков и в будущем могло бы стать местонахождением вроде Сундыря, если с этим не поспорят геологи.
На поверхности и в овраге постоянно дул такой сильный ветер, что я пожалела о том, что не купила гигиеническую помаду. Постепенно овраг становился все уже, а склоны его все круче, пока я не почувствовала себя в каком-то ущелье. Песок осыпи сменился на пласты песчаника, местами уложенные словно для образования водопада. В одном месте крупный пласт нависал над дном оврага на высоте человеческого роста. Научник опять нашел там остракод, и я, как честный человек, спросила, не желает ли он, чтобы я уронила на него кусок перми. Но он почему-то не захотел.
В очередной раз уйдя вперед от него, я в конечном счете пришла к тупику. Там было темно, потому что по краям вниз свешивалась обильная растительность. Вернувшись к более доступным склонам, я выбралась наверх и прошла до этого тупика сверху. От самого края обрыва там змеилась узкая поверхностная промоина, исчезавшая в траве через пару метров. Хотя овраг мне лично ничего не принес и даже не слишком порадовал, его столь непримечательный конец меня слегка огорчил.
Остракоды продолжались часов до 17, после чего мы вернулись к машине и съехали прямо к речке, с которой начали маршрут. Гуси куда-то пропали, но оставили после себя весьма засранный берег. Невзирая на результаты "выпаса всяких скотов" (с), мы постирали там носки и отправились в магазин за молоком, чтобы убить время, потому что на месте "лагеря" бродили овцы.
Путь в Боевую гору лежал мимо все той же помойки, где теперь веселились шумные сороки, но затем дорогу почему-то преградила река. Научник сначала подъехал к очень старому и очень ненадежному мосту из говна и веток над темными водами, но не решился на него заехать и поехал к другому мосту. Мне от вида разрухи стало грустно, и я сказала, что народ тут печально живет. "Да ладно, - возразил Научник. - Смотри, какая крутая "Мазда" навстречу едет". Когда же крутая "Мазда" поравнялась с нами, у нее оказались московские номера.
Вернувшись из магазина, мы обнаружили овец все еще вблизи от места для ночевки, но деваться было некуда, поэтому Научник поехал туда. Порубленные вчера кусты ему тут же отомстили - проткнули своими бренными останками колесо. Пока он выуживал из глубин машины запаску, овечий пастух пришел с нами пообщаться. Он тут же поведал Научнику, что до нас сюда весной приезжали "наши на белой Ниве". Я, "мужик, желающий девственницу", в это время угрюмо пряталась за машиной и наблюдала группу из четырех овец, которые каким-то образом оказались по другую сторону оврага и теперь жалобно блеяли, будучи не в силах его преодолеть. Пастух поехал на своем мотоцикле вниз к устью, подзывая бедолаг свистком, и стадо по нашу сторону убрело за ним. Мы остались с домкратом и заменой колеса.
Небо на горизонте опять потемнело, но с другой стороны садящееся солнце щедро расцвечивало степь и красное обнажение. Есть совсем не хотелось из-за жары и ветра, поэтому я выпила пива с сидром для поднятия настроения и заползла спать. Научник остался править перевод своей статьи на английский.
4. Блюменталь
На следующее утро Научник не появился из палатки в оговоренное время, поэтому около часа я бродила по степи, благо погода была хорошая, а отсутствие густой растительности и видимость на километры очень способствовали удовольствию от прогулки. Когда он все-таки показался, выяснилось, что в ночи он перенес время подъема на час, о чем сообщить мне не мог. Я на него не обиделась, но за завтраком он якобы увидел какую-то "муху-сентябрюху" и назвал злой вместе с "девкой-домовухой" и еще одним персонажем, которого вспомнить не смог. Это показалось мне подозрительным, но я не придала внимания его интересу к фольклорному элементу.
Следующей целью была точка возле села Блюменталь. Обычно я продолжаю следовать импринтинговой паранойе и не вдаваться в такие детали, но тут уж больно звучное название, к тому же это стратотип копанской свиты индского яруса (низы триаса), так что это не секрет. Название у села такое причудливое, потому что оно немецкое.
Однако с дырявым колесом и на запаске туда ехать было нельзя, поэтому после завтрака мы выдвинулись на трассу и нашли там крошечную шиномонтажку натурально посреди Ничего. Во все стороны от нее протиралась плоская пыльная степь до горизонта. Сзади к шиномонтажке примыкала кафешечка "Вета", в недрах которой нашелся излучатель вай-фая. Я сначала ждала Научника в машине, но потом не выдержала и пошла поближе к живительному источнику за информацией из внешнего мира. Внешний мир мне, разумеется, сразу же испортил настроение, но не слишком сильно. Пока я подпирала стенку с мыслями в мучительной застройке Новой Москвы, колесо починили и поставили обратно на машину.
По дороге нам попалась точка коллективной продажи арбузов. Научник бросился к первой же тележке с ними, с которой торговала девушка с настолько обгоревшими ногами, что они напоминали сухую корочку на пересушенной в духовке курице. Хотя арбузы дальше по площадке мне понравились больше, я вернулась в машину, решив, что он знает, что делает (ахахаха!). Арбузов он набрал 3 штуки по 5 рублей за килограмм. К арбузам приложились еще магазинные вкусняшки, купленные против собственной силы воли во время проезда через Оренбург.
Блюменталь имел типичный для Оренбуржья облик оазиса в открытой степи, но возвышался монументальным красным холмом над ней. Машину Декстера мы обнаружили в низине недалеко от зарослей, а сам нашелся у ручья в белой рубашке и такой же панамке, весь зарывшийся в костеносный слой. За ним через ручей и частично в нем лежала куча отвала: закапывался он явно очень активно.
Сначала мы извлекли его оттуда есть арбуз. Арбуз оказался немного недозрелым, но все равно вкусным. А потом, наконец, мне удалось влезть в очищенный и уже основательно погрызенный костеносный слой. Декстер сказал, что мы ищем "новый классный шипастый череп" пока не описанного, но уже с названием парейазавра и хорошей сохранности череп карпинскиозавра. Шипастый череп, как я поняла, у него уже был и находился в стадии препарирования, а она может растянуться очень надолго. Карпинскиозавр у него тоже был, но плохой, поскольку был получен еще в результате раскопок Амалицкого на Малой Северной Двине в начале прошлого века.
К вечеру небо стало холодно-синим и придало красному Блюменталю какой-то тревожный оттенок, а затем на вершине появилась группка детей, но, к счастью, общаться с нами они не пошли. При постановке палатки я обнаружила на своих ботинках под тентом гораздо более приятного гостя - зеленого богомола, очень беременную самку. Я посадила ее на руку и отфоткала со всех сторон, невзирая на попытки повернуться к объективу задом и к чему угодно другому передом. В природе я их никогда не видела, хотя слышала о находках в средней полосе; для меня это было почти как встретить инопланетную форму жизни, про которую я только в учебнике для космонавтов читала. Декстер, заметив мою возню с богомолом, сказал, что вчера к нему такой залез в палатку и вообще он к ним с недоверием относится в силу их привычки отгрызать голову самцам.
Генератор у нас не завелся, поэтому весь вечер пили сидр и обсуждали экспедиционные планы и достижения. Ночью пошел первый на моей памяти дождь в этих краях. Я даже проснулась от неожиданности и некоторое время слушала стук капель о тент палатки, гадая, помешает ли это работе. К утру дождь прекратился, но небо было затянуто серыми облаками. На завтрак наконец-то была не каша имени сэра Бэрримора за авторством Научника, а яичница, которую сотворила я. Научник не преминул высказаться, как удачно он спихнул на меня готовку, а потом остался в лагере чинить предавший нас генератор. Мы же с Декстером вернулись на раскоп и продолжили искать хороших парейазавра с карпинскиозавром.
Мне попались два позвонка, а затем мелкая квадратная кость (quadratum), которая Декстеру очень понравилась. Он с каким-то детским восторгом заявил, что "обожает мелочь". Сам он нашел от желаемого карпинскиозавра предчелюстную кость, а вскоре после этого вскрытый слой кончился. Мы вернулись в лагерь и съели там второй арбуз на обед.
Во время сборов лагеря для переезда на следующую точку Научник вспомнил запавших ему с прошлого утра в душу муху-сентябрюху с девкой-домовухой и принялся мне рассказывать про какую-то тетку у кого-то на работе, которая завела себе мужика и "ей стало ничего не нужно" (последнее было высказано с восхищением едва ли не бОльшим, чем у Декстера к "мелочи" ). Я попыталась противопоставить его вере в "священный член" идею социального влияния на человеческое поведение, но он стоял на своем, членовом. Я в то время пыталась понять, как он мыслит, чтобы можно было с ним дискутировать, но впоследствии я поняла, что он в этом плане не мыслит вообще. Традиционализм ему заменяет слаборазвитый эмоциональный интеллект, поэтому он цепляется за него, чтобы жить в простом и удобном мире, который весь для него. Мой же ресентимент в тот момент еще не получил должного развития, чтобы я обрушила на него все свое негодование им лично и его дебильным сексизмом в частности, поэтому я просто свела разговор на нет. На этой безрадостной ноте мы загрузились в машины и покинули Блюменталь.
5. Ядовитые пустоши, марсианские пейзажи и Газпром
Следующим пунктом программы были отвалы заброшенных медных шахт, в которых планировалось поискать какие-нибудь кости. Мне обрисовали что-то такое жуткое, токсичное и безжизненное, настоящую экологическую катастрофу, оставшуюся с былых времен.
У Ивана Антоновича Ефремова в рассказе "Путями старых горняков" подобные образования после знаменитых Каргалинских рудников описаны так:
"Рудники эти давно закрылись и ничего не осталось от их надземных построек. На степных просторах, на склонах и вершинах низких холмов выделяются красивыми голубовато-зелеными пятнами группы отвалов -- больших куч бракованной руды, окаймляющих широкие воронки, -- а кое-где видны провалы старых, засыпанных шахт. (...) Такая земля, по выражению местных хлеборобов, "порченая" запахивать ее нельзя, поэтому изрытые участки поросли ковылем или полынью, воронки шахт -- кустарником вишни. Даже в разгар лета, когда все кругом уже выгорело и степь лежит бурая в белесой дымке палящего зноя, холмы с остатками старых горных работ покрыты цветами, которые вместе с зелено-голубыми выпуклостями рудных отвалов, темной листвой вишни и золотистыми колышущимися оторочками ковыля представляют собой причудливое и красивое сочетание неярких тонов. Словно акварели талантливых художников, лежат эти маленькие степные островки на бурой равнине жнивья и паров".
Моему же взору явились не слишком обширные проплешины холодного серого цвета на фоне желтовато-бежевой степи, через которые, тем не менее, пробивались особо упрямые пучки чахлой растительности. На одной из проплешин нашелся провал, могущий быть засыпанным входом в шахту, но больше никаких признаков человеческой деятельности вокруг не сохранилось.
Вблизи проплешины оказались сухой потрескавшейся почвой, усыпанной голубыми, зеленоватыми и серыми кусочками твердой породы и такими же фрагментами костей пермских животных. Первую находку я опознала по россыпи голубых пятнышек на сломе, заполнивших ячейки губчатой костной ткани.
В результате ползания на четвереньках по всей проплешине у меня набралась горсть таких кусочков, обломков древесины, чешуек рыб и набитый ими копролит. Цвета они были от светло-бирюзового до насыщенно-синего. Ветер над ядовитыми отвалами дул такой, что у меня унесло в кепочку, и пришлось спускаться за ней в небольшую долину за холмами.
Машины мы оставили у "карьера", который я на пути к бывшим шахтам не разглядела, а теперь обнаружила ряд монументальных напластований слоистых конгломератов на совершенно красной, словно "марсианской" земле. Пока я на ходу доставала фотоаппарат, Научник-для-масштаба ушел из кадра, и сохранить эту эпичность на фото не получилось.
Возле машин мы разложили столик для перекуса бутербродами с тушенкой. С этой точки гордые "марсианские" скалы выглядели завалившимися набок, зато вокруг росла очень ароматная полынь. Дектер рассказывал о живности Оренбуржья, которая встречалась ему в глухих местах, где он вставал на ночь в своих одиночных выездах. За исключением прыгавших у входа в палатку мышей, истории были одна страшнее другой, главным образом, из-за неопределенности в видовой принадлежности гостей, которые шарахалось вокруг по ночам. Научник присовокупил к этому свою историю про неизвестное животное, которое пролезло в палатку и уселось ему на ноги, а он этими ногами отправил животное сначала в полет по палатке, а потом - в беготню по ней кругами в поисках выхода.
Ужасы дикой природы несколько померкли при очередном проезде через Оренбург, где на заправке Декстер облился бензином. Пока он переодевался, я нашла помойку и выбросила мусор и немного размялась.
Когда мы переезжали реку Урал, Научник сказал, что тут должен быть установлен некий знак, отмечающий границу между Европой и Азией, но ничего подобного мы не встретили. Интернеты докладывают, что такой знак в виде колонн есть на другом - пешеходном - мосту.
Дальше последовал бросок по почти пустым дорогам среди степей, который был скучным, пока едущий впереди Декстер не пропустил поворот и не усвистал куда-то вперед. Слава мобильной связи, его удалось вернуть на путь истинный, и мы съехали с асфальта на грунтовку в какие-то необитаемые дали. Там мы проехали мимо гнезда Газпрома, у которого что-то горело, и остановились у очередного совершенно незаметного со стороны оврага с отвесными бортами. Возле него местность понижалась, скрывая место стоянки от окружающего мира. Сначала туда очень осторожно, чтобы не свалиться в овраг, съехал на своем маленьком Suzuki Декстер, а потом и мы. Вскоре после этого взошла такая большая и яркая луна, что степь сверху осветилась, словно мощным прожектором.
В нашей темной яме генератор опять не завелся, поэтому обещанных Декстером "Боевых искусств Шаолиня" не случилось, зато он сварил нам кисель. Это было более чем кстати, потому что вечер выдался очень холодный. Под кисель товарищи поведали историю пня, погрызенного бобрами до вида "песочных часов", который стоит в холле Палеонтологического музея: его привез из экспедиции Научник в 2006 году. В заключение Декстер пообещал нам, что в этой точке будет парейазавр под названием таким-то, образованным от названия самой точки, которое, в свою очередь, получено опечаткой от названия ближайшей речки. Спать я ушла с мыслью, что хорошо бы тут были и те, кто их ел. Несколько раз я просыпалась, потому что Газпром по соседству издавал какие-то подозрительные звуки, и даже один раз вылезла прогуляться наверх. Газпром был скрыт от нас холмами, но в противоположную сторону степь расстилалась на многие километры. По ней пробегали волны от ветра, и вся она безмолвно сияла в тревожном лунном свете.
6. Могила парейазавров
Ночной выход в степь принес на штанах клеща. Я залила его клеем, но потом для верности сожгла зажигалкой. Утром я между делом сообщила о клеще Научнику, а тот - Декстеру, и рекомендовал ему закрыть палатку. Сунувшись к молнии на тенте, Декстер обнаружил, что членистоногий гость как раз уже планомерно лезет к нему. Стоило мне отойти к своей палатке, как я обнаружила на своих штанах еще одного клеща и начала подозревать, что сильно тут рискую. Старшие товарищи клещей так не привлекали, по их и Раутиана предположению - потому что они в силу возраста "уже рептилии". Эта идея обратного повторения филогенеза в онтогенезе не лишена была своей прелести, но я склоняюсь к тому, что благодарить нужно было отвратительную плодильную физиологию. Так или иначе, с этого момента мне пришлось удвоить бдительность и постоянно следить за охотниками до своей горячей крови.
Одновременно с этим я обнаружила, что телефон, который забыла выключить на ночь, за это время полностью разрядился в поисках сети. Поскольку генератор заработать не обещал, это могло быть грустно, но у меня, как у Уолтера Уайта, имелся второй.
За завтраком обсуждали животрепещущую тему каннибализма и трансгуманизма. Декстер предложил фантастическую идею мира, в котором запрещено все оружие и вообще убийства, а снимается этот блок только через голод: чтобы убить своего врага, нужно захотеть его съесть.
После завтрака товарищи начали делать вскрышу, стоя на вырубленных ступеньках, как горные козлы на скалах, а я пошла на разведку по оврагу-ущелью. Сразу же наткнулась на большой кусок песчаника, из которого торчала обломанная кость, но, поскольку это был не череп, бойцов лопатного фронта она не заинтересовала. Я оставила с ними рюкзак и пошла с одним молотком дальше в поисках чего-нибудь вымытого стихией. Стихия, к сожалению, мне здесь больше не благоволила, потому что, дойдя по окончания оврага и вернувшись, я ничего не нашла, кроме еще одного клеща на своем рюкзаке.
Когда вскрыша была закончена, я взобралась на самый верх, где Научник обнаружил, частично снес лопатой и оставил мне ребро. Над ребром тут же появилось что-то плоское и широкое. Я показала отломившийся фрагмент Декстеру и вернулась за продолжением на вершину. Оно оказалось в итоге трехлучевым, без заметных контактов, поэтому, видимо, посткраниальное (то есть не относящееся к черепу). Я эту кость с тех пор не определяла, но думаю, что то была межключица парейазавра, чей развал товарищи обсуждали на дне оврага.
Вопрос у них был слегка болезненный, поскольку таз парейазавра вывалился из склона и лежал теперь в обрамлении десятков килограммов твердого песчаника. Отпрепарировать его в полевых условиях было невозможно, а засунуть в уже перегруженные сборами из предыдущих мест машины - довольно проблематично.
У меня меж тем прямо под межключицей нашлась "круглая штука", которую на тот момент никто не опознал, но теперь я знаю, что это была нижняя челюсть парейазавра же. Загадочную "круглую штуку" трепетно упаковали, а межключицу я залила пропиткой и оставила сушиться на ветерке. На месте "круглой штуки" немного глубже выступило несколько ребер. Копать дальше становилось практически некуда, поскольку площадка представляла собой наклонный узкий выступ в склоне, сверху и снизу были отвесные стены, а за моей спиной угнездился Декстер. Там он выкопал несколько парейазавровых челюстей, но другого цвета и не похожих по скульптуре поверхности на "круглую штуку".
На обед мы перешли в лагерь, быстро съели последний арбуз и вернулись на раскоп. У меня, правда, там стало как-то пустенько, зато я вынула и запаковала межключицу. Декстер в паре метров от меня находил кость за костью, одних нижних челюстей он нашел три или четыре штуки. Минут сорок мы пытались пойти пить чай, но челюсти не давали нам это сделать.
После чая кости у меня наверху совсем исчезли, только уже в сумерках и спустившись (скопавшись?) ближе к Декстеру я разглядела одну мелкую косточку в песчанике. После этого Декстер сказал сворачиваться, я побросала копучий стафф в мешок и ушла в лагерь. Там меня ждало утешение в виде еще одного богомола, на этот раз серовато-бурого и стройного. Декстер, проходя мимо, осторожно заметил, что меня с них прет, что было чистой правдой. Сам он упаковал ребра, показав мне способ облегчить себе сборку костей в институте: провел через границу слома красным маркером, чтобы можно было легко установить, как они стыкуются.
7. Точка тихой истерики
На следующее утро я проснулась с заложенным ухом, зато клещ попался только один. После завтрака неизменной овсянкой мы с Научником оставили Декстера в его раскопе и уехали на точку, выбор которой нанудела я единолично. Из нее происходил фрагмент одного из моих, как выяснилось, "зверей", и было это в 1970 году. Выяснив точную привязку у знающего человека, я склонила Научника съездить туда на разведку.
Но сначала мы отправились в деревню по дороге, где набрали воды для обеда под писклявый лай мелкой собачки в соседнем дворе, а потом зашли в магазин по наводке дедушки, который рядом с ним протирал тряпочкой белые жигули. В магазине, правда, не было ничего из того, что нам было нужно, кроме хлеба и лука. Хлеб положили перед нами прямо на прилавок без какой-либо упаковки, а лук позволили выбрать самим. Мы перебрались в следующий магазин, возле которого тут же материализовались те же жигули с дедушкой, и там уже добрали нужное. Даже тушенку 2014 года выпуска нам заменили на 2018, а еще там нашлись квас "Букет Чувашии", ручки и сыр-косичка.
Теперь путь лежал в степь через еще одну деревню, от самой окраины которой тянулась стихийная помойка, широко растащенная ветром.
Миновав эту антропогенность, мы сначала подъехали к прелестной дубовой роще, будто из куртуазного романа, но проехать там к нужному месту не смогли. В результате разъезда по грунтовкам вдоль частокола ЛЭП, нам удалось приблизиться к точке на 365 метров. Дальше дороги не было никакой, поэтому пришлось оставить машину и идти пешком.
Точка в моем воображении находилась в симпатичном овраге с невысокими бортами, немного скрытая дружелюбной растительностью. Реальность вывела меня на заросшее лесом ущелье, по дну которого текла какая-то прямо почти непреодолимая река. Мы вышли к нему несколько ниже, чем нужно было, и пошли вверх по течению в поисках местонахождения и переправы. На меня немедленно напал очередной клещ, но вскоре переход нашелся в виде некоторого сужения реки до обещанного ручья. Практически сразу за ним поднималась отвесная стена пермских отложений, а нужный слой маячил в ней где-то в нескольких метрах над головой.
Куски того слоя валялись в ручье, но при попытке их разбить у меня, во-первых, совсем разболтался молоток, а во-вторых, они оказывались либо пустыми песчаниками внутри, либо не бились совсем. Разочарование мое было столь велико, что я тупо покрутилась вокруг Научника, пока он не послал меня "поискать еще что-нибудь". Я сделала два шага в сторону и схватила первый попавшийся кусок из бугрящейся ими розовато-красной стенки. На куске мне явились две чешуйки палеонисков - одна целая и пустующий рядом отпечаток, да таких размеров, каких я никогда не видела в том же Сундыре. В бурном восторге я вернулась, показала находку Научнику, и тут начался сущий бред.
Весь оставшийся день мы бегали туда-сюда по обнаженному борту оврага и искали место, откуда происходил кусок породы с чешуями и, как выяснилось потом, косточкой "сундырского типа сохранности". Мы пробовали сушить эту породу, сравнивали ее со всеми слоями по цвету, Научник даже выкопал ступеньки и расчистил стену до самого верха. При этом он закопал отвалами ценную лопату, которую мы еще какое-то время потом искали наперегонки (я победила). Но установить, откуда принесло такой прекрасный перспективный кусок, так и не получилось. Чтобы отвлечься, я предприняла еще одну попытку бороться с конгломератами и залезла к ним с помощью траверса склона и такой-то матери, но в итоге только свалилась на многострадальную лопату, ободрав руку.
К вечеру я основательно разочаровалась в жизни, а Научник заметил сверху еще одно небольшое обнажение и полез туда. Там ничего для меня примечательного не было, кроме красивых видов, а он набрал остракод в пакетик. Обратный путь до машины меня слегка утомил, зато порадовал картинами в стиле Дикого Запада с ковбоем при стаде коров. Поскольку еду на обед мы с собой не взяли, он случился по возвращении к машине. В довершение злоключений этого дня у нас не оказалось посуды: наивная я, как обычно, думала, что Научник знает, что делает, а сексист он думал, что я должна быть хозяйственной.
На пути к лагерю мы задержались набрать еще воды в том же месте с писклявой собачкой. Собачка прыгала на привязи и лаяла точно так же, как утром. Зато теперь туда пришли утки, за которыми вскоре явилась хозяйка, а вода из колонки еле-еле текла. К Декстеру мы приехали, когда он уже закончил рабочий день и упаковывал свои находки. Он сказал, что у него был "амфибийный день", а мы приехали "какие-то неадекватные".
Перед сном я обнаружила, что агрессивная растительность засохшим стволиком проколола мне дно палатки и толстую пенку насквозь, но у меня настолько болела голова, что я этим почти не озаботилась, а только выдрала обидчицу и завалилась спать.
8. Места чужой боевой славы
Ночью выяснилось, что Газпром умеет издавать не только звуки, но и запахи. К счастью, большей частью они перенаправлялись ветром в соседнюю деревню, а не к нашему временному пристанищу. Утром мы собрали лагерь, погрузили в машины все пожитки и только после этого спустились в овраг к тазу парейазавра, который так и ждал нас там на дне. Некоторое время товарищи толпились вокруг него, но потом предприняли попытку отбить хотя бы явно лишнюю породу. В результате валун с костями раскололся на много мелких фрагментов, и Научник вдруг очень захотел их собрать и увезти, словно у него сработал условный рефлекс на это печальное зрелище. Я взяла в машине газеток и долго заворачивала куски. Позитивного в этом было только то, что внутри кости поросли красивыми кристаллами кальцита.
Затем я настояла на том, чтобы и мою первую находку в этом славном месте тоже разбили и посмотрели, что там. Поскольку идти к ней никто не захотел, я частично приволокла, частично прикатила этот валун к месту разрушения предыдущего. В нем оказалось нецелое ребро, тоже с кальцитом внутри. Его я забрала себе на память.
После этого мы погрузились в машины и выехали в следующую точку мимо трех газпромовских скважин. Вскоре даже грунтовые дороги кончились, и мы затряслись по грейдеру, иногда пугаясь особенно громких рикошетов гравия от ветрового стекла. Путь лежал через небольшой город, в котором, согласно статусу, был один светофор, по-моему, не особенно там нужный. В городе мы заехали на заправку и зашли в вездесущую "Пятерочку". Там Научник обнаружил целых кур-гриль и купил одну, к некоторому моему удивлению, потому что я думала, что он такое вообще не ест. Видимо, грейдер довел его и Декстера до ручки, потому что на некотором расстоянии от городка мы съехали с дороги, разложили столик в траве и расчленили эту курицу руками, как дикие.
К точке мы приехали под вечер. Она спряталась в длинных неглубоких промоинах на величественных холмах. По фауне из нее Вьюшков защитил диссертацию в 1950 году, а у Декстера она вызывала ностальгические воспоминания из 90-х. Он тогда приезжал сюда в одиночестве и встретил по дороге через деревню пьяную женщину. Та поинтересовалась, откуда он такой здесь появился, и Декстер честно ей ответил, что палеонтолог из Москвы. Такое объяснение показалось женщине совершенно неубедительным, поэтому она пригласила его к себе на обед и заверила, что не выдаст армии, из которой он сбежал.
Теперь Декстер шурфил в поисках нужного слоя, а Научник прогнал меня поискать что-нибудь на поверхности, потому что когда-то у них водитель нашел таким образом крупную кость (затем погибшую из-за недостаточной пропитки). Я дважды прошла всю промоину туда-обратно и нашла только слабо присыпанные кости конечностей какого-то грызуна, свежий мосол от коровы (?) и скелет крыла птички, но ничего старше настоящего момента в геологическом смысле. "Сразу видно, что человек учился на биофаке, ? сказал Научник, ? потом приходится долго переучивать".
Некоторое время мы делали вскрышу на жаре, а к закату уехали в поисках места для лагеря. Стоять в соседней промоине, как это сделал Декстер когда-то со своим напарником, почему-то не стали, а выбрали открытую площадку в нескольких километрах. Вокруг возвышались такие же большие, как будто бархатистые издалека холмы, а непосредственно наш уголок с трех сторон прикрывал лес. Трава там была скошена на довольно обширном участке, что могло бы нас спасти от клещей.
Сразу по приезду в это очаровательное место мы достали тот же столик и порезали на нем арбуз. После него возникли сомнения в необходимости ужина, но Научник все же открыл банку тушенки. Когда я проходила мимо него с этой банкой, он спросил у меня, точно ли я не хочу есть, а то "потом скажешь, что тоже хотела". По голосу я догадалась, куда он клонит, и ответила, что ничего не скажу, но через год отомщу. Видимо, он испугался, потому что утром я нашла эту банку с недоеденным содержимым и немедленно этим воспользовалась.
Вечером же, когда Декстер уже ушел в свою палатку спать, а оставшиеся мы собирали со стола посуду и провиант, на грунтовой дороге послышался грохот мотора. Что там ехало, я не разглядела, потому что оно ехало с выключенными фарами, но впечатление было такое, словно вот-вот развалится. Научник велел мне выключить свет - фонарик на столе, - и гости из темноты приехали к совершенно темному же лагерю. Глупость этой сцены побудила их включить фары и вступить в диалог: они поинтересовались, что мы тут делаем, и представились охранниками местной природы. Услышав про геологию, они захотели обсудить в Научником прикаспийскую низменность, потом пожелали удачи и уехали, а я так и стояла за машиной с кружкой для чистки зубов в руках.
При попытке влезть в палатку я обнаружила клеща на кедине - скошенная трава им явно не мешала тут предаваться любимому занятию. Специально ради такого случая Научник-полуночник достал газовую горелку, чтобы сжечь моего обидчика.
Наутро у клещей настал их звездный час: все делились впечатлениями от них. Выиграл Декстер, которого клещ "деморализовал", пройдясь по экрану, когда владелец оного смотрел на нем кино в палатке. Правда, когда я принесла своих замотанных с ночи в скотч и злобно их сожгла, он их почему-то жалел. Я ему объяснила, что клещи меня обидели и явно хотят обидеть еще раз, поэтому не вижу никаких оснований им сочувствовать. Рядом нарисовался Научник и осторожно попытался выяснить, кто еще меня обидел, но я моментом не воспользовалась. Сам он при сборах лагеря убил "металлом об металл" трех супостатов - двух из своей палатки и одного со столика.
Собрав лагерь, мы переместились к точке. Машина Декстера впереди сновала по холмам, как маленький зеленый жучок.
Вскрышу доделали быстро, но потом меня выселили из основного раскопа в соседний ниже по склону. Из-за этого активного участия в общении я не принимала, только краем уха слышала восторженные рассуждения Научника про убийства, которые могут Декстеру понравиться, на что Декстер сказал потом про него и меня: "Не знаю, кого из вас я боюсь больше".
У меня сначала было интересно: я нашла кучу конхострак в одном слое, чешуек и даже кусок рыбы. Потом появилась неудачная челюсть хрониозуха, которая была целой до момента, когда я поняла, что это такое, но вскоре за ней последовала еще одна в качестве компенсации.
Обед над раскопом прошел как-то неудачно. Сначала я заметила, что к нам поднимаются медленно в гору местные жители в виде мужчины и ребенка. При встрече мужчина первым делом сообщил, что тут взорвали ядерную бомбу. Не сразу, но мы догадались спросить, когда это было (в 1954 году). А потом, когда посетители ушли, я попыталась выяснить у Научника судьбу находки вроде бы тероцефала из поездки по Оренбуржью 2009 года, но в результате заимела только невнятный срач. Я не знаю, почему. Иногда люди просто не хотят или не могут говорить словами через рот, что конкретно обидного они услышали в моих словах, и кто я, чтобы решать это за них. Но было довольно любопытно услышать от Научника, что троллинг с его стороны - это недовольство нами вместо ругани. Не сказала бы, что оно сколько-нибудь эффективно, но опять же свобода воли превыше всего.
После обеда нашла только три кости - поломанную чью-то ногу, кусок челюсти очередного хрониозуха и что-то неясное. Потом кости как-то пропали, работать без общения стало скучно, зато где-то за деревней что-то внушительно грохнуло. За грохотом ничего не последовало, и ядерных грибов на горизонте не появилось, поэтому мы продолжили копать. Вечером вернулись в то же клещевое место. Еще до постановки палатки убила трех клещей и впервые вживую видела, как они сидят на травинке в ожидании жертвы.
Утром я обнаружила клеща в палатке возле пенки, на которой спала. Клещ лежал с виду дохленький, но тут же ожил, стоило его взять в руки. На обуви меня ждали кузнечик и кобылка. Кузнечик был одноног и при попытке перенести его в траву за тентом свирепо меня покусал. Кобылка же ускакала без боя. За завтраком к списку окрестной живности добавилась косуля, которую увидел Декстер у кустов через дорогу. Мне не повезло, я неудачно сидела и косулю не видела.
Выехали в этот раз пораньше, но от раскопа Научник уехал за водой к колонке. Я сделала у себя на выселках небольшую дополнительную вскрышу, почти уничтожив стенку между основным раскопом и моим. Там оказалось только две хиленькие косточки, после чего начальство постановило, что нужный слой находится в их раскопе, и я переместилась туда на место Научника. Тот в свою очередь сел сверху писать дневник. У меня тут же поперли рыбы и некрупные тетраподы. Лежали они там хаотично, слой отковыривался точно так же, в каждом куске была мешанина из мелких костей и чешуй.
Жара при этом стояла такая, словно было за 30С, хотя новости по району сообщали только о 22С. Вчерашние взрывы участились, а к вечеру на горизонте в той стороне появились какие-то огоньки. Но мою идею о начале войны в деревне отвергли.
После обеда арбузом работа продолжилась в том же виде. Декстер тоже нашел много всего, в том числе и по своей части, но был огорчен "техникой сбора" и сказал, что ночью эти несчастные хрониозухи и микрофоны будут ему сниться и укорять за то, что он их поломал. Я лично потеряла надежду найти еще одного тероцефала, добытого Вьюшковым где-то поблизости. Судя по цвету породы и основному массиву найденных нами костей, череп тероцефала происходил из какой-то другой локации, а тут было кладбище для маленьких.
Научник тем временем снова изменил тетраподам с остракодами. Он нашел этих рачков для стратиграфии выше и ниже раскопа и долго-долго сидел и отбирал их в пакетик. Я же обнаружила в соседнем овраге только умершего ястреба-тетеревятника.
Вечером съездили в деревню к той же колонке - она там оказалась единственной работающей. Деревня вблизи произвела грустное впечатление, хотя было заметно, что многие жители пытаются ремонтировать дома. Но многие стояли ободранные, с выбитыми окнами и захваченные растительностью по самую крышу.
9. Возвращение
Встали пораньше, еще до рассвета. Росы внезапно и к счастью не было, потому что солнце добралось до нас только к отъезду. Зато раньше до нас добрались несколько агрессивные мужики на иномарке, которые оказались тоже охранниками, но уже не природы, а нефтепровода. Нефтепровод залегал где-то под нами, и мы его не трогали. Товарищи были слегка удивлены тем, что они так поздно появились, потому что обычно охрана ценной нефти приезжает раньше всех. Если это так, то хитрый план у вампиров в "30 дней ночи" с поджогом нефтепровода был нереалистичный.
Навигатор при отъезде сообщал, что ехать нам 1295 километров. Несколько раз я фотографировала знаки с эпичными числами, но тысячный то ли пропустила, то ли его не было. Ехали мы впереди, а Декстер за нами, потому что у него не работал навигатор.
На обед вставали где-то между Самарой и Тольятти, заехав в живописный лесок высоко над трассой, а затем еще сделали небольшую остановку у какой-то реки в густых зарослях. Стоило мне залезть в них на минуту, как я опять поймала клеща, и решила вернуться гулять на открытую местность. По дороге больше всего мне понравился указатель "КАМЫШИ ХВОЩИ МОСКВА", но я не успела его заснять.
К вечеру начались поиски места для ночевки. Первая попытка съехать на грунтовку и найти поблизости удобное место не удалась из-за обнаружения обширного то ли кладбища, то ли стоянки очень ветхой сельскохозяйственной техники. Вокруг никого не было, но Декстер сказал, что в таких обстоятельствах как-то нарвался на недружественных пользователей этих мирных тракторов и прочего. Вторая попытка была на территории, которая мне очень приглянулась, потому что там было сухо, ровно и росла очень низкая и редкая растительность. Но также были там и следы путешествий коров, поэтому это место тоже забраковали. Наконец, уже в сумерках мы приехали на лужок в окружении лесов в Пензенской области. Трава там была мне выше колена, поэтому я приготовилась к страшной клещевой смерти, но ни одного клеща мне там не попалось.
Я вытоптала себе под палатку небольшую площадку и отошла ненадолго, а когда вернулась, обнаружила, что Научник поставил туда машину. В парковочных войнах он был явно закаленнее меня, поэтому я установила палатку рядом прямо на траву и потом качалась на ней, как на волнах или очень толстой перине.
Вечером мне было грустно из-за окончания экспедиции и найденных в лесу желто-красных листьев, предвестников осени. Вдобавок меня напугали красные огни за лесом, которые оказались поднимающейся оттуда луной. Выйдя из-за деревьев, луна приобрела почти нормальную окраску, но все равно впечатляла своими размерами. Сам воздух как будто изменился, пах не так, как в степях Оренбуржья.
Дальнейший путь совсем вернул меня в привычный мир средней полосы, только на территории Мордовии был приметный населенный (?) пункт, состоящий целиком из забегаловок разного толка, и Рязань запомнилась огромной мусорной свалкой, мимо которой мы проезжали вместо достопримечательностей.
Зато на подъездах к Москве началось веселье. Опасаясь пробок на МКАДе, мы долго обсуждали, как лучше подъезжать, и выбрали Новую Москву и Калужское шоссе. Я очень обрадовалась и собралась смотреть свой будущий дом, но Научник решил еще до него испытать судьбу на прочность и нагло обгонял, проскакивал между машинами и всячески смущал ехавшего позади Декстера, настолько, что он даже позвонил мне и попросил передать Научнику-водителю, чтобы он так не делал.
Несмотря на возмутившие его ограничения скорости (Научник отказался признавать Новую Москву Москвой и требовал, чтоб скорость там была загородная), мы со свистом пролетели Калужку и подъехали к ПИНу. Там мы выгрузили из машин и перетаскали большую часть снаряги, провизию и сборы и разъехались по местам обитания обратно в обычную действительность.
