Во время пребывания в Наньюки я получила переднюю ногу теленка, который умер от неинфекционной болезни. В надежде избавить Пенни от привычки есть мясо маленькими кусочками я дала ей ногу целиком, но на следующее утро она все еще не прикоснулась к ней. Мы отправились с Пенни на прогулку и, вернувшись домой к ленчу, оставили ее в лавовой местности, где все же росло много деревьев, дающих укрытие для сиесты. Когда мы вернулись туда, Пенни уже не было, и мы некоторое время следовали за радиосигналом от ее ошейника; пересекли следы множества бабуинов и обнаружили ее спрятавшейся в густом буше. Когда мы направились к лагерю, она последовала за нами, но постоянно оглядывалась. Под конец она вернулась немного назад, как будто ждала кого-то. Македде сказал, что несколько дней назад видел поблизости свежие следы леопарда. Мы обыскали местность, но не нашли никаких признаков его пребывания здесь.
Когда мы добрались до лагеря, Пенни догнала нас, и я снова предложила ей ногу теленка Она затащила ее на свою платформу, но только облизывала. Свое молоко она не выпила, и мы заперли ее в боме, ожидая, что она проголодается. Это привело Пенни в бешенство, она принялась царапать дверь, а затем влезать по сетке вольера. Я скормила ей три маленьких кусочка мяса через сетку и открыла дверь. Она моментально скрылась в темноте. Мы пошли за ней с прожектором, но видели только зеленые вспышки глаз водяных козлов.
Перед рассветом рядом с лагерем послышался топот крупных животных. При свете дня мы обнаружили следы ориксов, явно напуганных крупным леопардом или львицей.
Пенни мы заметили на дереве в сотне метров от нас. Она была очень довольна и не желала спускаться. Хотя она должна была проголодаться, потребовалось полчаса, чтобы заставить ее спуститься, поесть нарубленного мяса и выпить немного молока. Ее шкура, обычно такая шелковистая, была липкой, особенно вокруг ушей. Это подсказывало, что какое-то животное облизывало ее. Радио-ошейник оказался испачкан грязью.
Зевая, Пенни забралась в колючий кустарник под деревом, на котором мы нашли ее. Я проползла туда за ней и предложила еще мяса. Она неохотно съела три кусочка, словно бы только чтобы порадовать меня, а затем отвернулась. Было 7.30 утра. Обычно в это время Пенни была наиболее активна, и я задавалась вопросом, не значит ли это все, что она встретила самца. Сейчас ей было 13 месяцев - обычный срок для наступления половой зрелости. Позже мы нашли ее в зарослях, всматривающейся во что-то на болоте. За ней наблюдали одиннадцать буйволов, которые практически всегда держались возле лагеря.
Слишком утомленная для игр, Пенни, казалось, ждала кого-то. Медленно и неохотно она последовала за нами к боме. Там она снова отказалась от телячьей ноги, но с жадностью набросилась на кусочки мяса верблюда в молоке. Покончив с ним, Пенни утащила ногу к зарослям. К тому моменту было уже слишком темно, чтобы проследить ее действия.
В шесть часов утра следующего дня меня разбудило тявканье шакалов за лагерем. Позже мы нашли Пенни в том месте, где прошлой ночью она скрылась с ногой теленка. Мы тщательно обыскали территорию вокруг, не нашли никаких следов мяса, но заметили трех шакалов, удирающих к болоту.
Затем Пенни перебралась к краю зарослей и расположилась там на дневной сон. Заросли простирались на 100 метров в ширину и 400 в длину и состояли из практически непроходимого буша, поэтому было бы непросто отыскать в них ногу теленка. Несмотря на это я была полна решимости найти хотя бы кости и отослала Македде проверить отдаленную часть зарослей, а сама занялась ближней.
Как это часто случается в буше, кто-то отправляется на поиски определенной вещи, но не находит ее, зато открывает нечто гораздо более увлекательное. В данном случае Македде вернулся с улыбкой, чтобы сообщить о недавно убитой газели Гранта. Она лежала всего в 150 метрах от жилища слуг. Македде добавил, что на рассвете видел уходящую оттуда Пенни в сопровождении трех шакалов. Мы отправились на разведку и обнаружили на земле отпечатки лап леопарда и нескольких шакалов. Они вели к лагерю.
Живот туши не был выеден, и вся она оказалась нетронута, за исключением царапин на шее и плечах, которые могли быть нанесены только острыми, как бритвы, когтями леопарда.
Я недоумевала, потому что это было очень крупное животное для первой добычи Пении. Если это все же ее работа, почему она не защищала газель от шакалов, а оставила ее без присмотра, пока вела нас к зарослям? Вечером Пенни съела много верблюжьего мяса, после чего утащила ногу в кусты. Не странно ли было бы бросить ее и пойти охотиться на газель? Странным также выглядело отсутствие следов крови на ней. С другой стороны, если газель убил дикий леопард, почему он не охранял ее от шакалов или хотя бы не затащил на дерево, где они не могли бы достать ее? Возможно, добыча принадлежала леопарду, которого Македде заметил на рассвете, и тот мог уйти, будучи обнаруженным.
В надежде понять больше из реакции Пенни, мы вернулись к месту, где нашли газель, во время послеполуденной прогулки с ней. В это время Пенни была очень сонной, и пришлось подманивать ее к туше кроличьей шкуркой.
Мы остановились в двадцати метрах от газели, ожидая, что Пенни поведет нас к ней или же напротив не позволит к ней приблизиться. Но она шла с нами и как будто не подозревала о том, что поблизости находится добыча. В конце концов, мы подвели ее к туше. Завидев ее, она перепугалась и отпрыгнула, чтобы потом вернуться, осторожно ударить лапой по плечу газели и наброситься на нее, неистово разрывая шкуру. Она не предприняла попыток уволочь тушу и выглядела такой же удивленной этой находкой, как мы ее поведением. Вскоре она улеглась поблизости и выглядела заскучавшей.
Когда нам с Мартином удалось увлечь Пенни игрой на поваленном дереве, Македде поместил газель в бому, чтобы уберечь ее от падальщиков. Позже Пенни счастливо каталась в помете буйволов и пила из болота; она определенно вела себя так, словно это была не ее добыча.
Мы предполагали, что ночью она может съесть часть туши или, если добыча принадлежала дикому леопарду, тот мог вернуться, привлеченный запахом, и тогда мы нашли бы его следы рядом с бомой. Но утром вокруг не оказалось никаких новых следов, а Пенни не прикоснулась к газели, несмотря на то, что должна была быть очень голодна, судя по тому, как она набросилась на верблюжье мясо. В течение следующих нескольких дней она только перемещалась между лагерем, болотом и теми зарослями, где провела ночь.
Многие ученые отрицают способность животных мыслить, но я не согласна с этим. Более того, я считаю, что Пенни наделена также чувством юмора. Например, в тот день, когда Мартин поместил шкурку кролика высоко на дереве, но оставил цепочку, на которой она держалась, свисающей в пределах досягаемости Пенни, та потянула за нее и достала шкурку без лишних усилий. После этого она посмотрела прямо на Мартина с таким выражением, которое можно назвать только широкой ухмылкой. Отныне перетягивание цепочки стало одной из ее любимых игр, и чем больше мы смеялись, тем больше она ей нравилась.
Как Эльса и Пиппа, Пенни ненавидела фотографироваться. Я думала, это связано с тем, что, делая снимок, мы рассматриваем нашу модель отстраненно и не заботимся о выражении, отличном от того, с которым мы разговариваем и просто смотрим на животное. Я верю, что животные более чувствительны к таким переменам в отношении, чем люди. Они или уходят, или отворачиваются. Из-за этой реакции мы могли побудить Пенни двигаться, просто наводя на нее камеру, если хотели отправиться с ней на прогулку.
Когда Джордж был инспектором по охране природы в северной пограничной провинции Кении, мы часто оказывались вдали от цивилизации на месяцы и не видели других людей, кроме наших слуг. Жизнь в буше безвременна и, поскольку мне всегда было чем занять себя, я часто не осознавала, какой сейчас месяц или даже день недели -- для меня каждый день был воскресеньем; по крайней мере, так я себе представляла святой день. Теперь же я, поскольку отвечала за всех в лагере, должна была придумывать что-то для разнообразия в ежедневной рутине, иначе люди могли начать страдать от одиночества в труднодоступной местности.
Нам повезло найти очаровательный водопад в десяти километрах от лагеря, где кристально-чистый ручей впадал в поток Васо-Ньиро24 до того, как тот достигал полной крокодилов реки. Здесь был бассейн, образованный естественной дамбой. Чтобы добраться до него, нам приходилось карабкаться на практически отвесную скалу, но затем мы попадали на песчаный пляж. Мужчины могли купаться в бассейне или ловить рыбу, в то время как я стояла под водопадом, получая отличный массаж. Это стало нашим воскресным развлечением, но иногда я оставалась в лагере, поскольку рыбалка не была моим хобби и я не всегда нуждалась в массаже.
Наблюдая за уходящими рыбаками, я считала несправедливым то, что Македде и повар должны быть вооружены одними самодельными удочками из прутьев и бечевки, тогда как Джок и Мартин располагали гораздо более сложным снаряжением. Несмотря на это, по возвращении часто оказывалось, что Македде и Кифоша поймали восхитительных усачей25, а те двое остались без рыбы и только теряли крючок за крючком.
Однажды вечером, когда мы сидели под открытым небом после ужина, за пределами лагеря послышался шум. В свете фонариков мы увидели зеленые отсветы глаз примерно тридцати коз и сомалийца, вооруженного копьем. Когда мы спросили его, что он делает в столь поздний час в заповеднике, он пробормотал, что заблудился в темноте, увидел наши огни и подумал, что идет к сомалийской маньятте. Это была явная ложь, поскольку граница пролегала далеко отсюда, и сомалийцу пришлось бы пересечь ее со своими козами утром, чтобы добраться до лагеря к вечеру. К тому же он должен был знать, что Шаба уже год закрыт для хозяйственной деятельности. Поскольку мы были в курсе пограничных споров между Кенией и Сомали и знали о присутствии сомалийских партизан в тридцати километрах от границы внутри заповедника, мы выслушали его историю с сомнением. Пенни появилась как раз в тот момент, когда мы обсуждали, что делать дальше. Раньше она никогда не оказывалась рядом с целым стадом животных. Она припала к земле и поползла к ограде, как будто готовилась броситься на коз. Я попросила Македде забрать у сомалийца копье, чтобы он не метнул его в Пенни, после чего мы вынуждены были приютить его с козами на ночь в лагере.
Позже было решено с первыми лучами солнца отправить Джока к въезду в Шабу и привезти несколько смотрителей заповедника, чтобы арестовать сомалийца. Он уехал еще до рассвета, но к тому времени, как проснулись остальные, сомалиец и его козы уже испарились. Пенни мы нашли спрятавшейся в зарослях. Все попытки заставить ее присоединиться к нам не увенчались успехом, что нас удивляло, пока мы не заметили двоих смотрителей, которые шли по следам коз. Пенни, должно быть, почувствовала их присутствие задолго до того, как мы их заметили; поэтому она не двигалась с места. Я радовалась тому, что она боится незнакомцев и позволяет быть ее друзьями только мне и Мартину, а к Македде и Джоку терпима на расстоянии. Если мы сможем сохранить такое исключительное положение для нас четверых, она скоро сможет жить совершенно дикой жизнью.
Надеясь побудить ее охотиться по ночам, мы поменяли расписание кормежек и стали давать ей обильный завтрак после утренних прогулок. Его Пенни хватало на дневное время, когда она была сонной. Вечером мы кормили ее только лакомствами, чтобы она оставалась голодной после наступления темноты.
К сожалению, теперь Пенни редко покидала лабиринты облюбованных зарослей возле лагеря. Каждый день она выбирала там новое место, возможно, чтобы нам было сложнее найти ее. Эльса и Пиппа всегда отвечали на зов низким урчанием, но Пенни позволяла нам пройти в метре от нее, не издавая ни звука. Даже зная, что она где-то поблизости, мы часто не могли обнаружить ее местонахождение без телеметрического оборудования.
Пенни явно чувствовала себя в безопасности в зарослях, даже после того, как однажды совсем близко прошли львы. Меня удивляло ее непонимание того, что она гораздо уязвимее для хищников в таком укрытии, чем была бы на ветке дерева. Чтобы избавить Пенни от этой привычки, как-то утром мы уговорили ее пойти с нами в слоновью лаггу26 и далее в ущелье, которое переходило в узкую тропу между скалами. Там Пенни открыла для себя несколько маленьких пещер. Судя по найденным внутри крупным костям антилопы, там обосновались гиены, а иглы на полу указывали на то, что здесь также обитал дикобраз.
Глядя, как Пенни резво перепрыгивает с камня на камень и обследует каждую расщелину, я поняла, сколь важны скалы для хорошего состояния леопарда. Теперь мы играли с ней в новую игру с кроличьей шкуркой: помещали ее в недоступном месте на скалах, а Пенни сначала внимательно следила за нами, а затем непринужденно прыгала на отвесную стену и тенью карабкалась по любым неровностям, за которые могла зацепиться. Добравшись до шкурки, она хватала ее и возвращала нам, чтобы немедленно повторить игру.
Здесь Пенни была в своей стихии, но Мартин в попытках поместить шкуру в новое место вынужден был карабкаться по скалам, которые леопард преодолевал с легкостью, однако человек на них подвергался опасности. Пенни наблюдала за его передвижениями с живым интересом и иногда, словно желая подразнить, не возвращала шкурку нам, а уносила ее в пещеру, как правило, скрытую колючим кустарником, через который Мартину приходилось продираться. Затем, когда он преодолевал рискованный путь вниз, Пенни подскакивала к нему и хватала его за пятую точку. Я не завидовала Мартину, но было похоже, что он наслаждается этой игрой так же, как и Пенни, поэтому они продолжали, пока не настала жара и Пенни не скрылась в пещере. Надеясь, что она останется там, мы тихонько ушли, но как бы ей ни понравилась ее новая площадка для игр, она не планировала остаться тут в одиночестве, так что вскоре мы заметили ее идущей по нашим следам, пока она не скрылась в своих зарослях. Я была полна решимости расширить ее территорию, поэтому вечером задумала отвести утомленную дневными упражнениями Пенни к болоту.
Мы провели там спокойный вечер, Пенни каталась перед нами, приглашая погладить, и блаженно жмурилась, когда я ласкала ее. Это была совершенно безмятежная картина: леопард, лежащий между нами, наблюдающими за стадом газелей Гранта, страусом, четырьмя зебрами и нашими друзьями буйволами, которые паслись под небом невероятной синевы.
Я подумала, что это отличная возможность измерить Пенни, которой теперь было 14 месяцев. К счастью, у меня в кармане нашлась бечевка, достаточно длинная, чтобы послужить рулеткой. Пока я сосредоточенно измеряла Пенни от носа до кончика хвоста, буйволы незаметно оказались на расстоянии около 50 метров и учуяли наш запах. Неожиданно Пенни села и тут же мгновенно испарилась. Мы последовали за ней, а буйволы повернули в другую сторону.
Конечно же, это должно было случиться именно в тот день, когда наш верный защитник Македде был в Исиоло. Я считаю, что стадо буйволов далеко не так опасно, как одиночный буйвол, но Пенни перепугалась и не покидала зарослей. Следующим утром она все еще отказывалась выходить. Чтобы оказать ей моральную поддержку и заодно сделать несколько зарисовок, я пробралась к ней туда с художественными принадлежностями.
Пенни я нашла в отдаленной тенистой ложбине. Она смотрела на меня с подозрением, пока я расчищала себе место от колючек. Когда же я достала материалы для рисования, это уже было слишком для нее. Я едва успела подняться на ноги, когда она налетела на меня. Чтобы защитить себя от ее когтей и не имея пространства для маневра, я облила Пенни водой, которую принесла для рисования. Это переменило ее настрой, и она вернулась в свое убежище. Я пробыла рядом с ней три часа, а затем ушла.
На следующее утро мы нашли Пенни на ветке дерева и принесли ей воду в том же бидоне, с каким приходили к Эльсе и Пиппе. Пенни так страдала от жажды, что не могла дождаться, пока мы нальем ей воду, и лизала бидон. Хотя она потеряла в весе с тех пор, как мы приехали в Шабу, и не ела уже сутки, она не прикоснулась к принесенному мясу.
В 9 часов утра мы вернулись в лагерь, оставив ей воду и дневную порцию мяса. Она вдоволь наигралась с Мартином и казалась сонной. Придя еще раз к вечернему чаю, мы нашли мясо нетронутым. Несмотря на это Пенни была полна энергии, и Мартин оказался полностью поглощен игрой в прятки с ней.
Когда стемнело, Пенни прошла с нами ко входу в ущелье так, словно она была хорошей хозяйкой, провожающей гостей до парадной двери. Конечно, на самом деле она могла хотеть убедиться в том, что мы действительно ушли и не собираемся шпионить за ней ночью.
На последующие семь дней она сделала ущелье своим домом. Мы часто находили ее растянувшейся на дереве прямо над входом в него, где ей было нежарко.
Однажды ночью явился шакал, чтобы утолить жажду водой Пенни. Возможно, он считал, что под защитой ограждения безопаснее, чем у болота. Каждую ночь я слышала, как он лакает, и каждое утро видела его следы, пока однажды ночью звук лакания не изменился. Я включила фонарь и увидела Пенни у поилки. Меня это порадовало, поскольку позже я заметила, что ее радио-ошейник затянут слишком туго, и беспокоилась о том, как смогу ослабить его в буше. Теперь, когда она вернулась в лагерь за водой, мы могли отрегулировать ошейник во время полуденной жары, не усыпляя ее. Но вопреки моим планам на следующий день ничто не могло заставить ее войти в бому, а потом она отправилась пить на болото, прежде чем вернуться в свои заросли.
Вечером мы взяли ее на необычно долгую прогулку подальше от болота. Пенни трусила за нами, тяжело дыша, и я чувствовала себя предательницей, но зато, когда мы вернулись домой, она зашла в бому и долго пила. Измученная жарой и переходом, Пенни не заметила, как мы проследовали за ней и закрыли дверь. Обнаружив себя пленницей, она пришла в ярость. Всю ночь она ходила вдоль заграждения и даже пыталась выкопать себе выход. К счастью, сетка была вкопана на глубину в 1 фут. Это остановило Пенни, но не улучшило ей настроения. Придя к ней на рассвете, я поняла, что попала в немилость. Я пыталась успокоить ее ласковыми словами, но она только больше металась перед сеткой, отказывалась от мяса и молока и игнорировала меня. Мне было необходимо держать ее взаперти до полудня, когда становилось слишком жарко. Тогда она заснула, и мы улучили момент, чтобы ослабить ошейник, не разбудив ее.
В дальнейшем Пенни избегала лагеря и держалась у зарослей. Когда мы хотели взять ее на прогулку, она шла за нами недалеко. На третью ночь после того, как она покинула бому, мы услышали поблизости львов и утром увидели их метки по всей ограде. Это дало мне понять, что Пенни, должно быть, почувствовала их приближение задолго до того, как мы узнали о нем, и принимала меры предосторожности.
Мы знаем, что чувства животных во многих отношениях развиты лучше, чем наши собственные. Разумеется, у меня нет точных данных об остроте слуха леопардов, но мне известно, что львы способны слышать звуки с расстояния вдвое большего, чем способно уловить человеческое ухо. Случай, доказавший мне это, произошел возле озера Наиваша, которое простирается на 13 километров до границы нашего сада на другом берегу. Там наши друзья держали двух ручных львов. Это было как раз в то время, когда Бой - лев, участвовавший в съемках "Рожденной свободной" - находился в Эльсамере, оправляясь от ран после стычки с буйволом. Те два льва на другом берегу ревели без умолку, к удивлению хозяина, потому что до этого они были довольно молчаливыми. Мы в свою очередь недоумевали из-за того, что Бой постоянно всматривался в противоположный берег, ревел и выглядел очень взволнованным. Все попытки успокоить его ни к чему не привели. Прояснить ситуацию смогли наши друзья, когда рыбачили на середине озера на выходных: они слышали оживленное общение львов между собой, но люди с каждой стороны не улавливали ни единого звука с другого берега. Это свидетельствует о том, что львы обладают намного лучшим слухом, чем мы.
В дополнение к превосходному слуху Пенни обладала неизвестной нам способностью чувствовать приближающуюся опасность. Мы заключили, что внимательное наблюдение за ней поможет нам избегать неприятностей.
Сноски
24 Uaso Nyiro, более распространенный вариант - Эвасо-Нгиро ( Ewaso Ng'iro)
25 Рыбы семейства карповых.
26 Сухое русло -- примечание автора из "Рожденной свободной".