И еще два года юной жизни, полной чудес, опасностей и приключений пролетели, оставив лишь воспоминания. В свой день рождения, в середине лета, я всегда шла к большой заводи Скалистой речки и долго сидела на берегу, перелистывая в памяти страницы своей жизни. Затем, когда солнце начинало клониться к верхушкам елей и вода становилась алой от закатных лучей, кидалась в прохладные волны реки и плавала до тех пор, пока не угасал летний вечер. В этот день старая ведьма рассказывала мне легенды магов, открывала тайны темной магии и Вуду. Вечером я зажигала столько свечек, вылепленных мною, сколько лет мне исполнялось и, распустив волосы, садилась читать толстенный древний фолиант "Агриста". Эту книгу писала сама Фелицата, ее мать и тетка, бабушка, прабабка (род у моей бабули был тот еще - все сильнейшие темные маги). Я погружалась в опасный, мрачный мир древней и опасной магии. Порой текст начинал исчезать, покрываться пятнами крови, буквы бегали по страницам, превращаясь в смертоносные руны, висельные петли и страшные глаза. Я поднималась, переводя дух, расспрашивала Фелицату о том, что мне было неясно, и снова садилась читать до полуночи. Перед сном я загадывала желание.
Мне не нужны были ни подарки, ни поздравления. Я знала, что с каждым годом во мне растет сила, и это было для меня важнее всего.
И сегодня, в свой день шестнадцатилетия, я поступила как прежде. Только вечером у нас с Фелицатой состоялся серьезный разговор.
- Ну, выросла ты уже. Как дальше жить думаешь? - осведомилась ведьма. Она была в приподнятом настроении и что-то писала при свете моих шестнадцати свечей. На узком подоконнике разлегся огненно-рыжий котяра Мольф - совсем недавно он пришел к нам, видимо, умирать, но я его вылечила, и теперь в нашей избушке поселился еще один живой. Потому что всяких домовых, мертвых гадюк и белок по углам было немерено.
- Как, как... Учиться, читать. Тренироваться, - ответила я, оторвавшись от "Агристы", которую я уже почти дочитала. - Хочу что-нибудь придумать свое, собственное.
Ведьма хитро взглянула на меня и обмакнула воронье перо в ядовитые чернила.
- Время пролетело-то... Уже шестнадцать годков тебе... Чай, погулять на свободе хочешь, друзей найти?
- Зачем? Главное, я и так свободна. Друзей еще успею найти. И потом, нужно мне это гулянье? Вон, в деревне, двенадцатилетние пацанята уже горькие пьяницы, а девчонки в пятнадцать лет - старухи.
- Хорошо ты училась, - тихо сказала ведьма, - уж и забыла забавы все. Скучно тебе с людьми будет... Один Мольф избушку мою сторожить станет.
Лохматый кот громко мурлыкнул и спрыгнул на пол, присев. Я удивленно подняла глаза на бабку.
- Почему это с людьми? Я вообще-то никуда сбегать не собираюсь.
- Придется. День настанет - уйдешь и не вернешься боле. Вольна будешь, а по рукам тебя запреты скуют. Веселиться станешь - тоска в груди жечь будет. Ты ведь не такая, как все...
Глаза ведьмы засияли белым, будто она заглядывала в будущее. Пламя свечей дрогнуло и стало приглушенным.
- Да уж, - усмехнулась я, - у меня было чудное детство. И расставаться с родной деревенькой будет грустно. А что, когда ты меня выучишь, я смогу уехать?
- Совсем скоро ты получишь мою силу. Знания, терпение, усердие - это у тебя есть. Если захочешь - заработаешь себе вечность, а в ближайшие сто лет никто тебя не сможет убить. Хорошо бы тебе здесь остаться.
Я напряглась. Фелицата говорила так, будто составляла завещание. Моя бабка очень сильная ведьма, и ошибаться она не может. Значит, она действительно чует свою смерть. Подумав об этом, я нахмурилась.
- Я и хочу здесь остаться...
- Нет уж, - Фелицата закрыла маленькую книжицу в кожаном переплете и задумчиво посмотрела на меня, - я другое вижу. Захочешь стать простым человеком, в большое селенье уедешь, и будут вокруг одни жалкие, серые людишки... Но потом... Остальное потом, - старуха поднялась из-за стола, отложив в сторону черную книжицу и перо. - Аккуратно! Та страница очень уж проклята. Дай-ка порчу сниму. То мать моя баловалась.
Через полчаса я захлопнула книгу. Махнула рукой - зачадили погасшие свечи. В темноте остро сверкнули глаза Мольфа. Зверек уютно устроился рядом со мной. Уже засыпая, я подумала: "Хочу стать Великой..." - и уснула.
***
Странный я человек. Могу не обращать на грязь никакого внимания, а могу через месяц рьяно наводить порядок.
Закончив выгребать кучи мусора, распугивать пауков, бороться с пылью и перемывать все в доме, я вышла из избушки только под вечер. Старая ведьма взялась колдовать, начитывая заговоры, а меня отправила восвояси, чему я была рада. В последнее время я редко бывала в лесу - слишком много проверок устраивала мне бабка.
Август царствовал над природой. Раскрашенный закатом вечер дышал теплом, янтарные облака торжественно замерли над темной тайгой. В темно-зеленых соснах прыгали рыжие белки, забегали в сделанные мною кормушки и удирали вновь. До ночи у меня оставалось еще много времени, и я направилась к речке по узкой, знакомой только мне тропинке.
Прохладная вода реки отражала багряное небо. Поставив пару защит от нежити, я скинула длинную юбку и топ и с разбега кинулась в волны. В заросшей заводи неподалеку мелькнула чья-то голова. Тут жила мирная утопленница Варька, любившая вечерами ныть и жаловаться на судьбу. Во время войны у Варьки убили мужа и сыновей, и она осталась без семьи и дома. Местный водяной не сделал русалкой сорокалетнюю женщину, но жить в реке разрешил. Я иногда носила Варьке хлеб и молоко и рассказывала о новостях из деревни. В общем, мы подружились.
Вынырнув на середине реки, я помахала старой знакомой. Варька выпучила глаза и завыла:
- Ой, горе-то-о-о!!! Поплавать не дают!
- Варь, ты чего? - удивилась я, - Чем я тебе мешаю?
- Да не ты!.. Вон кто-то ходит! Сорок распуга-а-ал! Воду намути-и-ил! И ты уходи от греха подальше! - Варька нырнула вглубь и замолкла.
"Ну и паникерша!" - подумала я и, расслабившись, легла на воду. Течение медленно понесло меня вдоль берега, и я закрыла глаза, забыв обо всем. Я очень люблю воду, люблю купаться и брать спокойную, родную мне силу воды.
Внезапно на крутом берегу кто-то появился... Это не было слышно, но в ауре воды, которую я ощущала, отразился чей-то образ. Встав на дно и открыв глаза, я обернулась... Тьфу, черт!
С берега на меня пялился высокий незнакомый парень. Сразу видно - городской: модный прикид, мелированные волосы... На вид ему было лет восемнадцать. Незнакомец подмигнул мне и ухмыльнулся. Наверное, я покраснела - купальником мне служила старая обрезанная майка да шорты, и это меня почему-то смутило.
- Эй, красотка, ты случайно не русалка? - крикнул парень с берега.
Рассвирепев, я сделала рукой легкое движение, шепнув простенькое заклинание, - и самодовольный горожанин с воплем полетел в воду.
Я расхохоталась:
- Нет, я просто ведьма!
Мокрый до нитки парень вынырнул, сердито отплевываясь, и поплыл ко мне, явно намереваясь меня утопить.
Я резко погребла назад:
- Эй, мокрая курица, догони меня! Или будешь звать мамочку?!
- Я тебе сейчас... - незнакомец выругался и в два мощных гребка достиг меня. Я запоздало сообразила, что надо было отфутболить этого типчика магией, но мелированный нахал вмиг схватил меня за талию. Хватка у него была железная.
- Не русалка, говоришь? Сейчас ею станешь! - прошипел он.
Я беззвучно проговорила заклинание простенькой трансформации и приблизилась к лицу парня. Мда, видимо, бедолаге не приходилось видеть девушку с волчьими клыками и вертикальными зрачками. Вдобавок с внешностью среднестатистической ведьмы...
От ужаса парень едва не захлебнулся, с головой уйдя под воду. Я схватила его за шиворот и подтолкнула вперед.
- Греби к бережку. И чтобы больше я тебя здесь больше не видела.
Горожанин выбрался на берег и побрел прочь, иногда со страхом оглядываясь.
Я самодовольно улыбнулась и вновь раскинулась на волнах в мягко сиявших сумерках.
Чуть позже, выйдя на берег, я развела костер (ну и что, что спичек нет - я же ведьма) и немного погрелась. В голове мелькнула мысль, что пора возвращаться - бабка обещала научить меня варить зелье великой силы, благодаря которому можно не есть, не пить и не спать неделями, не теряя при этом морального настроя. Это было довольно интересно, и я, потушив огонь и одевшись, зашагала обратно по темному лесу. Зверья тут бродило немало, да и всякие придурковатые деревенские бродили, пряча краденое добро. Но мне бояться было нечего - чему меня только бабуля не учила!
***
Это был замечательный урок. И он был последним. Теперь я могла управлять своей силой, могла созидать и разрушать. Древние заклятия были для меня игрушками, бело-голубые искры сквозили в моих тонких пальцах. Мольф недовольно фыркал и жался в углу - ему не нравилась большая концентрация магии.
- Ну вот и все... - вздохнула старая ведьма.
В ее старческом голосе, всегда решительном и властном, зазвучала грусть. Тысячелетняя тоска, тоска перед неумолимой смертью свойственна любому человеку, магу - все равно. Тот, кому рано или поздно приходится умирать, как бы он ни был храбр, всегда боится, отпирается от смерти... Потому что жизнь - она на то и жизнь, она лучше смерти, поэтому нам приходится утешать себя тем, что наша душа будет бессмертна и счастлива в другом мире. Если, конечно, постараться на земле.
- Завтра я нареку тебя своей истинной преемницей и отдам всю свою силу. Я скажу твое истинное имя, которое ты будешь хранить в тайне до самой смерти... И я надеюсь, она у тебя будет нескоро, - бабка судорожно закашляла.
- Спасибо тебе, Фелицата, - тихо сказала я. - Ты была замечательной наставницей.
- А ты - хорошей ученицей. Да и не благодари - ты очень хотела учиться, вот я и отдала тебе свои знания. Только помни, - Фелицата наклонилась вперед, - ни в коем случае не вздумай воротиться к своим родителям - забудешь все: и дар свой и науку колдовскую. Книги мои береги паче зеницы ока, не забывай их. И наплевать мне, что в мире ныне порядки другие. Ежели надо будет - хоть в лесу живи, так, как я. Ты пойми, нас, сильных немного осталось, вот и хотим мы учеников своих хоть вырастить.
- Хорошо, я все сберегу. Обещаю.
- Ну и ладно... Утро скоро. Иди спать.
Но уснуть я так и не смогла. Я глядела в низкий черный потолок и думала. О своем прошлом, о будущем... Я ненавидела Фелицату, когда умерла Ксения, когда ведьма заставляла меня руками давить огромных пауков и душить змей, которых я до смерти боялась, когда я не спала по ночам неделю и ходила на деревенское кладбище, ногтями разрывала могилы и когда местные вурдалаки исцарапали мне все лицо. В детстве у меня был ангельский характер, и я совершенно не могла делать зло, я любила солнце, день, лето, тепло... Но ведьма держала меня в темном сыром погребе, где кишели тараканы и черви. Уж не знаю, где в средней полосе России можно добыть скорпионов и тарантулов, но я и с ними имела дело. Это сейчас я благодарна своей наставнице за то, что она научила меня жить и выживать. Я стала суровее, умнее, сильней и морально, и физически. И самое главное, во мне осталось жива детская мечта - вера в волшебство. Пусть даже это волшебство оказалось некромагией.
Утром Фелицата уже не смогла подняться с постели. Кожа на лице ведьмы стянулась, сильней проступили скулы. Я остригла ей волосы - их надо было класть в гроб отдельно, чтобы колдунья не восстала. Под ее диктовку я дописала еще одну страницу "Агристы" - это было бабкино завещание. Весь день я не выходила из своей землянки. Под потолком воздух дрожал и рябил, отчего Мольф беспокойно урчал, сидя у ног ведьмы.
Стрелки маленьких дешевых часов, стоявших на столе, подползли к девяти. Стояла странная, тяжелая тишина, словно перед грозой. Вдруг Фелицата страшно захрипела и вскинула вверх костлявые руки. Мольф отпрыгнул в угол, прижав уши. Ведьма забилась в конвульсиях, судорожно двигая руками, и надрывно закричала:
- Забери!!! Возьми!.. Возьми!
Я осторожно приблизилась к смертному ложу колдуньи, протянула вперед руку и сказала:
- Беру. Отдай мне...
- Твое имя... - голос ведьмы совсем охрип. - Держи его в тайне... Ты- моя лучшая ученица... Прощай. Возьми... Отдаю...
Около меня взорвался сноп сумеречно-синего света, и я впитала его в себя до последней искорки. Тут же на моей шее засиял черный камешек - Талисман Тьмы, фамильная реликвия Фелицаты. Теперь она уходила в иной мир, на вечный покой, отдав всю свою мощь мне, ее единственной надежде в этом мире.
- Прощай, - шепнула я.
Все стихло. Лицо ведьмы замерло и побелело. Я сидела, прислонившись к постели своей бабки, и ощущала, как впервые за все шесть лет по щекам ползут маленькие холодные капли.
***
Потянулась еще одна бессонная ночь. Вообще-то некромаги ночью не спят, но я, видимо, какая-то неправильная, просто не могу без сна. Просто сегодня он так и не пришел. От нечего делать я принялась потихоньку собирать все свои вещи. Книги, колдовские амулеты, компоненты зелий, мои тетради с бесконечными заметками я бережно складывала, вещи своей бабки я сожгла в печи. Нашла в погребе свои детские вещи, в которых ведьма привезла меня сюда и, подумав, решила отдать их деревенским беднякам. Я убирала все, что раньше привычно было рядом со мной - больше недели я здесь не задержусь. Одна моя знакомая из деревни, сорокадвухлетняя Дигна пообещала взять меня с собой в город. Она переезжала в наш районный центр со своей дочерью Марфой. Я собиралась пожить у них немного и "очеловечиться"... Надеюсь, бабка не станет укорять меня на том свете.
Мой план был прост. Шесть лет в таежной глуши с демонической ведьмой мне хватило на всю жизнь. Я получила то, что мне нужно и теперь хотела просто реализовать себя. Интересно будет доучиться в обычной школе (в этом году я иду в одиннадцатый класс). Все время, что я жила с ведьмой, я не посещала школу, а брала задания у деревенских учителей и занималась самостоятельно. Десять классов я закончила с одними пятерками. Конечно, учителя не знали, что есть такая магия, которая делает домашнюю работу. Куда сложнее было справиться с заданиями Фелицаты, от которых зависела моя жизнь.
Я присела за стол с котом на руках. В тусклом свете керосиновой лампы я разглядывала покойницу. Лицо ведьмы было белым, точно восковым, морщины казались прорезанными лезвием. Худые узловатые пальцы старухи вцепились в край застиранного одеяла. Внезапно я увидела, что ведьма что-то сжимает в руке. Скинув с колен Мольфа, я подошла к лавке поближе. В кулаке у Фелицаты был зажат кусочек пергамента. Я осторожно вытащила его и развернула. Листок был покрыт узором рун; видимо, здесь они не имели магического значения, а служили алфавитом. С грехом пополам я перевела текст: " Ученица Фелицата есть сильная чародейка. Ангел превратить в свет, и она будет добро".
Вновь присев у стола, я медленно осмыслила написанное. По всей видимости, это пророчество, и явно про меня...
Странно, бабка никогда не говорила мне ни о чем подобном - она рьяно не верила никаким пророчествам. Наверняка это ничего не значит - в самом деле, разве можно превратить тьму в свет? И уж тем более сделать из меня ангела? Я на ангелочка-то и не очень похожа.
В лесу поднимался птичий гомон. Забрезжил рассвет. К этому времени я уложила бабкину ступу с метлой, огромный котел, ее тяжелую цепь с медными амулетами в погреб, вырытый в землянке под столом. Крышку погреба засыпала землей. Накрыв мертвую ведьму с головой, я вышла из землянки, заперла дверь заклятьем недосягаемости и отправилась в деревню.
Кто-то, кто назвал этот населенный пункт, был крайне остроумным человеком. Дранки у местного населения означает любой старый мусор - лохмотья одежды, битая посуда, сломанный инструмент. Деревня же Забытые Дранки представляла собой лабиринт узких дорог, состоящих из одной грязи, скопление деревенских домишек, похожих на собачью конуру или еще крепких (такие завистливые соседи нередко поджигали тайком). Большие запущенные огороды прямо упирались в темную тайгу, и наглые волки иногда утаскивали домашнюю скотину. Это было преунылое, серое место, навевавшее не самые лучшие мысли в адрес наших чиновников и сетования на русский характер и климат.
Когда я вошла в деревню, на улице было пустынно. Двое пацанят гнали стадо коз на выпас, да за косым забором седая бабушка вешала белье. Увидев меня, она поджала губы и, прихватив таз, скрылась в доме. Я дошла до соседней избы и толкнула калитку. Ленивый дворовый пес, такой же серый, как и все вокруг, равнодушно зевнул, будто говоря мне: "А, это ты, ведьма... Ну, иди, иди...". Хозяева пса, семья Горьевых, были рядовыми алкоголиками. Я поднялась на крыльцо и зашла в дом.
- Эй, есть кто живой?
Из глубины грязной до невозможности избы выполз толстый краснолицый дядя Вася.
- Иш-ш-ш... Все живы, не радуйся. Чего в такую рань приперлася?
- Здравствуйте! У меня к вам дело. Работа одна есть, я заплачу - начала я.
- Чем? - оживился мужик.
С трудом удерживаясь, чтобы не ляпнуть нечто неприличное, я вытащила из пакета два пузыря водки ( наколдованной мною из речной воды).
- О, фирменная! Радость-то какая! - воскликнул дядя Вася. - А что делать-то?
- Протрезветь за пять минут, привестись в нормальный вид и взять лопаты, - велела я. - Остальное скажу потом.
- Миха! Собирайся! - крикнул алкоголик и закосолапил к умывальнику. Я тем временем присела на лавку.
- Надо же, какие люди! Привет, - послышался голос из комнаты, и навстречу мне вышел пятнадцатилетний Мишка Горьев. Я неплохо знаю этого парня и общаюсь с ним, наверное, потому, что он еще не опустился до степени дегенерата, как его сверстники.
- Привет, Мишаня. Слушай, у меня горе.
- Какое? - поинтересовался Миша, натягивая футболку и садясь рядом.
- Бабушка померла... Только ты никому не говори, пожалуйста.
- Что? Померла? - удивился Миша.
Я едва кивнула и сжала зубы, чтобы не разреветься. Нет уж, Фелицата всегда говорила мне сдерживать эмоции.
- Послушай, значит, теперь ты переняла ее дар? И стала такой, как она? - Мишка пытливо глядел на меня.
Этот несчастный на свою беду много читает о магии, но у него нет ни капли дара. Я даже как-то пыталась его чему-нибудь научить, но все было бесполезно. Правда, Мишаня не завидует моей силе.
- И что, - продолжал он, - ты теперь уедешь отсюда?
- Да, я это планировала, - ответила я, мне здесь нечего делать, - увидев потускневшие Мишкины глаза, я добавила:
- Но я вернусь.
Тут в избу ввалился местный электрик. Заметив его, дядя Вася шустро засобирался, чтобы вожделенная водка досталась кому-то еще. Я уговорила Евсеича пойти помочь, и вскоре работники, прихватив лопаты, двинулись за мной.
Дядя Вася шел с мечтательной улыбочкой. Его сын, в отличие от папеньки, с хмурым видом шагал рядом со мной. У Мишки были странные глаза - большие, ясные, зеленого цвета. Когда он был счастлив, его глаза были изумрудные с золотыми искрами. Когда же он грустил его взгляд темнел.
- Эй, Горыныч, - весело позвала я его. На меня поднялся укоряющий взгляд цвета хвои. - Ты чего заскучал?
- Вот уедешь ты, и я без тебя совсем пропаду... Останусь один со своими тупыми одноклассниками, стану работать пастухом...
- Не дрейфь! Доучись хорошо, и дуй в город. Все не так уж и плохо.
Вообще-то, надо признать, Горьев-младший привязался ко мне неспроста. Года три назад я пошла на речку, чтобы сделать себе наговор на "милость" (красоту, то есть. Не подумайте, что у меня какие-то комплексы, это был чисто девчоночий интерес). Делать этого, конечно, не следовало, потому что меня увидел Миша. И влюбился в хрупкую миниатюрную "русалку" с длинной косой. О том, что я ведьма, Мишка узнал позже, когда я наслала порчу на взрослых ребят, которые его избили. С тех пор мы с ним подружились, и Мишкина дружба балансировала между любовью и страхом перед моим даром.
- Э-э-э... А мы вообще куда идем-то? - спросил электрик Евсеич, пугливо озираясь по сторонам.
- Объясняю. У меня умерла бабушка (вы помните, кто она). Ее надо похоронить. Без шума, мата и смеха, ясно?
Мужики спешно закивали. Я сняла охранные заклятья и вместе с Горьевыми вошла в избу.
- Не вздумайте креститься! - предупредила я.
- А где гроб? - осведомился дядя Вася.
- Вот он, - я указала на огромный резной ящик, стоявший в углу. Ведьма наколдовала покойственный ларец незадолго до своей смерти.
Гроб водрузили на стол и осторожно уложили в него бабку. Я скрестила ей руки на груди, положила рядом мешочек с ее волосами и полуистлевшую льняную косынку - насколько я знаю, эта вещь принадлежала еще матери моей наставницы. Горьев приколотил крышку, и гроб вынесли на улицу. То ли из почтения, то ли из суеверного страха мужики работали молча и быстро. Мишка впервые видел мое жилище и поэтому все время глазел по сторонам.
- Миха, не пялься, а работай. Сними рубаху, оболтус, измараешься весь! - тихо приказал дядя Вася.
Миша стянул с себя футболку и отчаянно покраснел. Его плечи и спина были испещрены шрамами от ожогов, и он всегда этого стеснялся. Я отвела глаза и присела рядом с гробом.
- Прощай, - шепнула я, - проведя ладонью по крышке. На ней были вырезаны изображения магических древних зверей. В растительном орнаменте выплетались затейливые руны.
- Не засыпайте землей, - велела я работникам, опустившим гроб в яму.
Подойдя к могиле, я бросила туда горсть сухой полыни с беленой и сон-травой, чтоб никто не потревожил тело ведьмы.
Когда все было сделано, я вручила дяде Васе и Евсеичу по бутылке водки. Мишаня недовольно пробурчал:
- Опять папаня нажрется до освинения. Ты ему чего-нибудь другого дать не могла?
- Не беспокойся. Она наколдованная. И учти, они после нее все забудут.
Горьев-младший усмехнулся и, попрощавшись, направился в деревню.
Я вошла в землянку. Все было убрано, передвинуто, непривычно чисто,.. за столом не сидела ведьма, не пахло могильной землей...
- Радуйся, что Фелицата тебе свою силу дала. И нечего реветь - ты не кисейная барышня, - сказала я себе.
Глава 3.
Приключения провинциалки.
Утром вставать отчаянно не хотелось. Три дня я прожила словно во сне, а всю сегодняшнюю ночь колдовала, повторяла заговоры, заклинания. Меня одолел какой-то страх, что со смертью наставницы-ведьмы ушла вся моя магия, и я стала обычным человеком. Заодно я сварила воротное зелье - оно ставит непреодолимые преграды там, где его оставить, на долгие годы. Вспомнив, что мне еще придется заговаривать все тропы, ведущие к землянке, я все же неохотно поднялась в седьмом часу.
За порогом избушки еще стоял свежий утренний полумрак. Я выгребла из очага всю золу и выбросила ее в кусты - сегодня же ночью злые темные домовики уйдут из дома. Окошки землянки я прикрыла досками и заклинаниями прочно заделала стены и потолок, чтобы земля не засыпала помещение. Вымела из углов мертвый мусор и пауков и сняла керосиновую лампу, которая почему-то горела безо всякого керосина.
Две сумки с моими вещами я вынесла на улицу, посадила рядом Мольфа (он тоже будет путешествовать, как багаж) и подошла к двери землянки. Нагнувшись к низкому порогу, я плеснула немного воротного зелья.
- Ой ты, гой еси, сила земная, сила великая! Сие место, мне, темной ведьме, родное, береги, паче зеницы ока хорони. Чтоб ни след звериный, ни путь людный здесь не пролег, ставлю я на сим месте замок, - говорила я, идя вокруг избы и разбрызгивая зелье. - Сие место бысть зверю не чуяно, твари не видано, люду не слыхано. Да будет так!
Безобидные словечки, не правда ли? А знаете, что они означают? Тот, кто ступит на это место, сгорит заживо - без криков, без спецэффектов, на память останется лишь горстка пепла. Русский ответ магии вуду - это вам не сказочки, как говорил моя бабуля.
Затем я прошлась по тропинкам: одна вела к землянке от речки, другая - от узкой просеки, где росли волшебные травы - и наставила заклятия. Дорожки зарастали непролазным колючим кустарником. А вот если кто-то вздумает продираться сюда с топором, зеленые друзья быстренько его придушат. Наконец, подхватив сумки (предварительно сделав их невесомыми) и в последний раз оглянувшись на маленький пятачок земли среди тайги, я зашагала к деревне. Кот в сумке был усыплен - шибко не нравился ему переезд. В последний раз любуясь таинственным и мрачным лесом, я медленно шла вперед, а за моей спиной уже смыкалась непроходимая чаща, надежно и навсегда скрывая путь к обители какой-то странной лесной колдуньи, о которой здесь уже триста лет ходили жуткие легенды...
В двенадцать часов дня Забытые Дранки точно вымирали на час. В это время все жители деревеньки от мала до велика вкушали полуденный сон, бросая все дела от уборки до выпивки. Вообще, у местного населения было множество прочных традиций. К примеру, ни в коем случае не работать по пятницам - это считалось грехом. В пятый день недели все аборигены сидели на завалинках, у ворот, в местном клубе и делились сплетнями и новостями. В выходные же слово "работа" вообще считалось неприличным. Ну а после хорошего отдыха, в понедельник, не рекомендовалось сильно утруждаться. В общем, отдыхать здесь явно любили.
Меня, по счастью, никто не замечал, а лишнего внимания к моей персоне я не люблю. По главной грязевой "трассе", перепрыгивая с кирпичей на дощечки, я добралась до дома Коровиной Дигны. Несмотря на разницу в возрасте, мы с ней были подругами и, может быть, потому, что я умела слушать о ее бесконечных горестях.
У Дигны была пятнадцатилетняя дочь Марфа. Мужчин в семье Коровиных не водилось: отец-алкоголик, никого долго не мучая, давно скончался. Для Дигны истинным горем было потерять двух старших сыновей, хороших, работящих парней - ребят зарезали по пьянке соседи-зэки. Я тогда как-то успокоила несчастную мать, посочувствовала и даже попросила бабку-ведьму чем-нибудь помочь. Но Фелицата сказала, что ребята уже отжили свой срок, и она ничего не может сделать. Дигна изо всех сил старалась уберечь дочь и выбраться из нищеты, и поэтому, скопив денег, решила отправиться в город и начать новую жизнь. Коровина уже купила небольшую квартирку, и сегодня должен был состояться переезд. В деревне это восприняли прохладно - здесь вообще не любили "убегающих".
Когда я вошла во двор дома, хозяйка уже суетилась вокруг чемоданов и ящиков. Нехитрую мебель, видимо, уже увезли вперед.
- Здравствуй, Дигна, - сказала я, опуская свои сумки рядом с общей кучей.
- Здорово! Все уже собрала? Иди-ка помоги Марфуше, а то она со своим добром все не сладит.
Я вошла в дом. Среди голых стен и затоптанных полов только в комнате Марфы еще оставались чемоданы.
- Ой! Привет, - Марфа выронила из рук пакет. - А я еще собираюсь...
- Давай я тебе помогу, - предложила я, укладывая ее немудреные пожитки аккуратными стопками. Пока Марфа растерянно стояла посреди комнаты, я подобрала оставшиеся вещи, сложила и вручила ей сумки.
Мы молча вышли из избы. Марфуша постояла на крыльце, вздохнула и, помахав обшарпанной двери рукой, спустилась по деревянным ступенькам.
- А что, - тихо спросила она, - Ты больше не будешь ворожить?
- Наверное, - я натянуто улыбнулась. Ненавижу бестолковые вопросы, но на Марфу сердиться невозможно. Недаром Дигна никогда ее не ругает - достаточно одной жалобной просьбы.
Это очень странный человек. Простая до святости, немного рассеянная, очень терпеливая, тугодумка - словом, деревенское дитя от папаши-алкоголика. Мне жаль Марфу, потому что в жизни ей придется нелегко, хоть и она беспрекословно исполняет любую работу и никогда не капризничает. Внешне она копия матери - пепельно-русые волосы, простое круглое лицо с крупными чертами, блеклые глаза и крепко сбитая фигура. Но, в отличие от самой Дигны, ее дочь не унаследовала неистощимого оптимизма и деятельной натуры.
Наконец, все сумки, узлы и ящики были погружены в грузовик, а мы на автобусе отправились на железнодорожную станцию - до города решили доехать на электричке. Аборигены небольшой толпой проводили нас прохладно и сухо.
- Как-никак, а сколько ужо живем, - сказал "староста" Никоныч, - Негоже без прощанья уезжать. Удачи вам там жить-то.
Одна старушка, баба Валя, всегда относившаяся ко мне с уважением, причитала:
- Вот горюшко-то! В каждой деревне всегда знахарка была, а таперича придется в Милявку за травами ходить. И ты от нас уезжаешь...
Молодой август провожал нас теплым запахом хвои. Стоя на раскаленном перроне в ожидании электрички, я улыбалась. Не знаю, почему. Но я твердо решила начать новую жизнь. А еще мне, вырвавшейся из-под опеки старой наставницы, больше всего на свете хотелось приключений. Я верила в свою трудолюбивую фортуну, я верила в себя.
А вот Марфа стояла пригорюнившись. Она тупо хмурила брови и кидала на мать вопрошающие взгляды, будто не верила, что ее везут в город. Немного помявшись, она спросила:
- А что, мать, я теперь в новую школу буду ходить?
Дигна ласково посмотрела на дочь:
- Да, Марфуша. И в новой квартире жить будем, как богачи.
Марфа отчего-то скривилась:
- Да в этих квартирах уборные прямо в хате. Как же мы так жить будем?
- Вот приедем - увидишь. Это очень удобно, - сказала я, стараясь не рассмеяться. Это было бы цинично. Никто не виноват, что Марфа никогда не была в городе и боится радио, бормочущего новости. Никто не виноват в том, что в двадцать первом веке у нас еще есть люди, живущие по досоветским традициям.
Подошла электричка. Пассажиров было немного, и мы легко отыскали свободные места. Я устроилась у окошка и снова улыбнулась солнечному дню. Аккуратно положила рядом потрепанный рюкзак (в нем было самое святое - "Агриста") и расстегнула спортивную сумку, в которой везла Мольфа. Кот воспринял поездку как всякий образцовый ведьминский кот - без воплей и истерик. Спокойный, как Будда, он улегся у меня на коленях. Дигна была не против того, что я беру с собой кота.
- Ну что, девочки, - весело сказала Дигна, - со всеми успели попрощаться?
Я улыбнулась. Вчера отнесла к речке полную банку молока и булку бело хлеба. Кормила Варьку, отчаянно рыдавшую непонятно от чего, мелких анчуток и томную русалку Прасковью. Только они пожелали мне счастливого пути и удачи. Приятно...
- Мне подружки сказали, что меня там обсмеют, - грустно сказала Марфа, - Я, мать, людям боюсь показаться.
- А за меня только Горьев печалится. Остальные радуются, наверное, что избавились от колдуньи, - усмехнулась я, почесывая Мольфа. - Надеюсь, никто не додумается искать мою избушку.
- Побоятся, - уверенно произнесла Дигна и тяжело вздохнула. - Я тебя попросить хочу... Ты девочка большая, сильная, себя в обиду не дашь, да и ума у тебя много. Присматривай за моей Марфой, я уж вас в одну школу определю.
Дигна погладила дочь по голове, но та только отмахнулась:
- Что ты, ма! Я же не дитя малое. Пусть попробуют меня обидеть, и им!.. - Марфуша сжала в кулаки грубые ладони. С семи лет она одна таскала ведра с водой, с тринадцати - копала огород и колола дрова.
Колеса мерно постукивали под полом. За окном проплывали бесконечные зеленые моря лесов, переходившие то в сопки, то в поля, и радостно-синее небо. Я ехала искать приключения.
***
Первое, что я увидела, - это огромная толпа, кипящая, будто в водовороте. Впервые за эти годы мне стало неуютно - слишком много людей, слишком много шуму, удивительно высокое здание вокзала...И всюду землю покрывал выцветший пыльный бугристый асфальт, сквозь который кое-где пробивалась чахлая травка. Тут же ностальгически вспомнились километровые пробежки по лесу босиком, мягкая сырая хвоя и теплая земля под ногами. По пути мне попадались огромные вороны и шустрые белки. А сейчас навстречу спешили, едва не сбивая меня с ног, тетки с огромными сумками, ноющие дети, гогочущие подростки, пьяные грязные бомжи... Я шла сквозь толпу, прижимая к груди рюкзак с книгой, боясь, что потеряю самое ценное. Вышла из ступора только тогда, когда устроилась на обшарпанном сиденье автобуса (такие динозавры о четырех колесах жили еще на заре моего детства).
Опять толпа... За окном проплывал скучный пейзаж обычного города. Серый мемориал кому-то рядом с полным мусорным баком, чей-то новенький коттедж, а рядом - длинный ветхий барак, пестрые вывески магазинов и автомобили... Все это казалось ненастоящим, будто бы это были лишь фальшивые декорации жизни. Люди смастерили их для какой-то плохой пьесы, а потом обжили и сказали: "Нам и этого хватит". Им незачем заглядывать глубже, чем этот жалкий материальный мир.
На каждой остановке входила и выходила толпа народа. Я привычно оглядывала их "косым глазом" (так называла моя бабка третий взгляд, видевший скрытые сущности), выявляя нечисть и магов. Все это были обычные люди, возвращавшиеся с работы усталые, голодные и злые.
Опаньки! Это уже интересно. Рядом со мной остановился высокий темноволосый парень. Внимательно посмотрел на меня и подмигнул. Вампир... На вид ему было около восемнадцати лет, лицо у него было красивое и оригинальное - с чуть узковатыми во внешних уголках глазами, с высокими скулами - и явно говорило о принадлежности к виду Nosferatu sapiens. Возможно, чересчур бледное лицо, но таким она казалось рядом с темными волосами и черным костюмом. Кстати, глаза юного вампира были густо-вишневые. Люди никогда этого не замечают. Для них он наверняка гордость школы и родителей и радость любой девчонки. Про себя я отметила, что подружиться с каким-нибудь местным темным будет нелишним.
Полупустой автобус тяжко притормозил рядом с трехэтажным домишком весьма непрезентабельного вида. Наша троица направилась во дворик, где, точно паруса, трепетали детские пеленки и штаны. Дигна подошла к стайке бабулек, восседавших на лавочке, и обратилась к одной из них:
- Здравствуйте, Евгения Матвеевна! Вот мы и есть новые жильцы.
- Как же, как же, помню! - закудахтала старушка, протягивая Дигне ключи, - Вещи ваши уже привезли, я проследила, чтобы все хорошо поставили.
Марфа вцепилась в руку матери, как ребенок, и исподлобья глядела вокруг. Мы вошли в полутемный грязный подъезд, разрисованный всем, чем можно и чем нельзя, и поднялись на второй этаж. Я невольно вспомнила свою землянку четыре на четыре метра, наполовину ушедшую в землю, и горько улыбнулась. Может, зря я переехала?
Дверь квартиры больше походила на бесцельно висящий кусок фанеры, нежели на защиту от холода и воров. Ничего, мои нехитрые руны и заговоры тут помогут. Наконец, мы торжественно, во главе с Мольфом, перешагнули порог квартиры. Узенький коридорчик, освещенный голой лампочкой, вел в крошечную кухню и две комнатки. Наши вещи были аккуратно сложены у порога. Дигна, чуть не плача от радости, тут же принялась все распаковывать, переносить и раскладывать. Я и Марфа тоже взялись ей помогать. Мольф вальяжно обошел помещение, обнюхивая все углы, и, по-видимому, остался доволен. Он присел около моего рюкзака с книгой и стал следить за нами.
К вечеру мы прибрали квартиру, придав ей жилой вид. Дигна долго извинялась за то, что мне придется спать на полу, но меня это не тревожило.
- Завтра же узнаю, какие тут есть школы, - говорила Дигна, когда мы вечером собрались на кухне, - А вы пойдете погуляете, подружитесь с кем-нибудь. Соседи говорят, тут молодежь спокойная, без закидонов.
- Такого не бывает, - уверенно сказала я, - Дигна, а ты где сейчас будешь работать?
- Да на заводе местном, деревоперерабатывающем. Пригодился им мой диплом инженера-технолога. Я на прошлой неделе заявление подала, меня уже приняли.
- Знаешь, я, наверное, тоже найду работу, хотя бы до школы.
- Что ты! - махнула рукой Дигна, - И не думай. Хватит нам, с голоду не умрем. Да и куда ты пойдешь?
- Ну... На базар торговать, за пожилыми приглядывать...
- А может быть гадалкой? - подала голос Марфа и засмеялась.
Чтобы не вскипать от злости, я мысленно опрокинула на улице мусорный бак. Из раскрытой форточки послышался грохот.
- Жить будем - не помрем, - вздохнула Дигна. - Ладно, девочки, давайте спать ложиться, поздно уже.
Я вызвалась помыть посуду после ужина, попутно сгребая в мыслях мусор обратно в контейнер. Не люблю беспорядок, мне еще здесь жить, и наверняка долго.
Я подошла к входной двери и пальцем начертила невидимую защитную руну (завтра придется ставить все как положено). Жильцы дома опасений пока не вызывали, все они были простыми людьми - это я уже успела проверить третьим взглядом, для которого не существовало стен.
***
Задумчиво тикающие часы показывали 5 часов. Для меня утро уже началось. Чернильная тьма за окном только начинала бледнеть. Я осторожно выпрыгнула из-под одеяла, чтобы не разбудить соню Мольфа, и на цыпочках пошла в ванную. Не включая свет, почему-то стала разглядывать себя в зеркале. Зеркало было большое. В нем я с удивлением обнаружила чье-то детское худое личико, обрамленное длинными черными локонами. У этого лица был какой-то отрешенной взгляд больших глаз, нахмуренные брови и легкая синева под глазами. Я дотронулась рукой до зеркала и с удивлением обнаружила, что это мое отражение. Нет, без него мне жилось лучше - не надо было волноваться из-за внешнего вида и тратить время на самолюбование. Все еще недоверчиво поглядывая на себя, я открыла кран, плеснула в лицо водой и тут же поморщилась - как же люди так живут?! Вода отвратительно пахла железом и была мутной от хлорки. Я очистила воду заклинанием очищения и с удивлением подумала, что раньше сама жила как все.
Ходила в школу, а не училась колдовать
Читала сказки Пушкина, а не "Некрономикон".
Стригла волосы под каре и опрятно одевалась, а не ходила, как оборванка с вокзала.
И жила в уютной квартире, а не в сырой полуземлянке.
Кстати, квартира Дигны была чуть побольше упомянутой избушенции. Но все равно мне было не по себе - слишком уж просторно, да и потолки казались мне высокими.
Я привыкну жить среди людей, пользовать благами цивилизации, не буду смахивать пыль со стола взглядом... Но я никогда не привыкну к этой обыденности, ущербности человеческого мира, зацикленного на жажде мести, наживы и лидерства. Наверное, я, как моя наставница, уйду подальше, если к тому времени на Земле останутся глухие места...
Поскорее отогнав тяжелые мысли, я подобрала свою постель с пола, навела порядок и стала делать гимнастику. Этой привычке я обязана бабке, которая заставляла меня наворачивать круги по лесу и кувыркаться через голову.
Через два часа я уже помогала на кухне Дигне готовить завтрак. Коровина уходила на работу, хмурая Марфа, по привычке вставшая рано, уселась перед телевизором. Воспользовавшись моментом, я направилась в коридор. Аккуратно обмела дверь и порог веничком сушеных трав, привезенных из деревни, и поставила пару сильных заклятий от воров и просто недоброжелателей. Немного подумав, повесила над дверью деревянный талисманчик доброго духа Дома - пускай у Дигны все ладиться. Мольф с интересом наблюдал за мной, видимо, ему вспомнилась старая хозяйка-колдунья. Я мутно почувствовала, что он чего-то хочет. Вообще, можно угадать мысли любого животного, кроме кошек - они сами любят открывать наше сознание.
Мольф подошел к входной двери и издал леденящий душу утробный звук, нечто среднее между высоким воем и рычанием. Мяукать его в детстве, видимо, не научили. И вдруг до меня дошло, что с рыжим зверем, оказывается, надо гулять, ведь он не привык к городу. Превратив щелчком пальцев какую-то веревку в изящный поводок, я нацепила его коту на шею.
- Ты ведь умный, правда? Потерпишь неволю?
Мольф презрительно глянул на меня, мол, так и быть, веди меня, как собачку.
Перед тем, как выскочить из квартиры, я глянула в большое зеркало, висевшее в прихожей. Откинула назад длинную черную прядь волос и, улыбнувшись, вышла в подъезд и спустилась на улицу. Дремавшая доселе интуиция встрепенулась в ожидании чего-то интересного.
***
Дворик был далек от оригинальности.
Вытоптанные клумбы, ряды бельевых веревок с тряпьем, несколько скамеек и столик. Я ностальгически вспомнила пору своего детства - в моем дворе перед рыжей пятиэтажкой тоже был побитый жизнью асфальт и скамейки с бабушками.
Мольфа я отвела подальше от детской песочницы и спустила с поводка. Царственно спокойный зверь понесся знакомиться с местной стаей облезлых котов, а я пошла к подъезду. У его дверей стояла компания скучающих подростков лет шестнадцати. Видимо, им не хватало сигарет и пива, непременной атрибутики молодежи, и они решили поприцепляться ко мне.
Одна из девчонок, выкрашенная в лисицу, смерила меня презрительным взглядом и, ухмыльнувшись, лениво протянул:
- А, вот она, новенькая...
Длинный крепкий парень, не очень нежно обнимавший ее сзади, недовольно процедил:
- Какая-то мелкая. Кто сказал, что ей шестнадцать?
- Да это моя бабка сказала! - пискляво отозвался другой, в черной футболке и с жуликоватыми глазами. - Мор, да она деревенщина! Ну давай ее побьем!
- Гансик, подожди, успеешь, - усмехнулась рыжая. - Че-то она мне не нравится...
Я спокойно молчала. Мне было интересно понаблюдать за ними, это, в конце концов, для меня не опасно. Между тем писклявый дистрофик обошел меня со всех сторон, подозрительно разглядывая, и заключил:
- Лохушка, что и говорить.
Его поддержали две девчонки в мини-юбках. Одна из них съехидничала:
- Слышь, убожество, ты чего под рэпершу косишь? Ишь, джинсики широкие нацепила и ходит тут!
- Заготовки кривые, - подала голос другая девица, чем-то смахивающая на нее.
Вся компания заржала. Больше всех сыпал бисерным смехом паренек в черном.
Сейчас из твоих глаз исчезнет наглость.
Теперь пора и мне выходить на арену.
- У меня ровные ноги. А вот ты зачем на свое колесо надела мини? - нагло улыбаясь, сказала я сахарным голосом.
Девчонка грязно выругалась. Ее поддержал дистрофик в черной футболке:
- Да ты че, совсем облезла?! Ты с кем разговариваешь?
- Я? С писклявой мелочью, которая прыгает тут и выслуживается. Не так ли?
Высокий парень засмеялся (его не поддержали) и произнес:
- В точку! Какие еще замечания по поводу моей свиты?
Я пригляделась к парню, читая его ауру. А он не так уж и прост - на нем меньше грязи, чем на остальных... Тут оскорбленная немочь вознамерилась пнуть меня сзади (ты думаешь, я не слышу твои мысли, дурак?). Резко развернувшись, я схватила парня за горло. Повалить его мускульной силой, конечно, не удастся...
Легким телепатическим посылом я повергла дистрофика к своим ногам. Брезгливо отряхнула руки и небрежно произнесла:
- Шут слишком самонадеян, а дамы далеки от аристократических манер. И дворец какой-то позорный...
- Ганс, ты слышал? Я давно метал окунуть тебя лицом в грязь, чтобы ты не зазнавался.
На меня злобно уставились три пары глаз. Девушкам явно не понравилось мое поведение. Решив немного пошутить, я раскрыла сознание одной из них и велела: "Иди домой, домой... Иди домой, сейчас, домой, иди, слышишь..." Сработано было слишком грубо. Лицо девушки одрябло, приобрело идиотическое выражение. Выпучив глаза, она взяла за руку подругу, потянула ее и глухо произнесла:
- Пошли, Света...
- Эй, эй, Женька, ты чего? - в ужасе взвизгнула та, которую звали Света. По- видимому, они были сестрами.
- Женя, ты же с нами собиралась идти, - растерянно произнесла рыжая девица.
- Нет, я домой, мне надо... Пошли...
Женя медленно поволокла Свету домой под удивленные взгляды друзей.
- Странный у вас тут народ, - сказала я, сделав изумленное лицо, - Ладно, приятно было с вами познакомиться. До встречи, я исчезаю, - жаль, что нельзя сделать это по-настоящему.
Высокий парень - "король" - оттолкнул от себя рыженькую и крикнул мне вдогонку:
- Как тебя звать-то?!
- Зови меня Фрося Чукоткина! Или Мэрилин Монро! В общем, прояви фантазию...
Похоже, мой кот скоро станет буржуем. Мало того, что с ним надо гулять, так еще и лапы мыть, да в мисочке кушать носить! В лесу Мольф охотился сам, мог по три дня пропадать в тайге, а сейчас, в городе, превращался в четвероногую проблему. Но, в общем-то, я люблю кошек, да и порядочным ведьмам полагается иметь такого зверя. Только, уважаемый, спать Вам придется на подстилке в прихожей, а не на моей и без того тесной постели.
Вечером мы сидели за ужином на кухне. Я невольно начала ощущать, что Коровины и я - это уже одна семья. Когда я рассказала Дигне про сегодняшнее знакомство с местными, она разволновалась не на шутку:
- А вдруг они вас не примут? Сейчас времена-то страшные, Бог знает, что они натворят...
- Не волнуйся, я за себя постою. Кстати, как твой первый день на работе?
- Хорошее место, - улыбнулась Дигна, - и люди хорошие. Я посоветовалась с работницами насчет школы. Говорят, неподалеку от нас самая хорошая школа в городе. Вот туда и пойдете.
Марфуша жалобно глядела на мать. Мысли о предстоящем походе в новую школу пугали ее. Придется с ней повозиться - успокоение, раскрепощение сознания... Подумаешь, несколько заговоренных отваров и амулеты!
***
Плата за школу оказалась не такой уж большой для зарплаты Дигны. Благодаря мне нас с Марфой записали в самый лучший класс - 11 "Г". Секретарь долго и придирчиво разглядывал личные дела деревенских девочек, выискивая причину отказа. Я немного воздействовала на его зачуханные мозги, чтобы он не думал о нас так плохо. Честно говоря, я все удивлялась, зачем мне нужна эта учеба, ведь у меня найдутся дела поважнее, чем бесполезная зубрежка.
Следующей моей целью было найти хотя бы самую дешевую работу. Решив не бегать по всему городу по объявлениям, я разложила в комнате на полу десяток газет и с закрытыми глазами водила над ними рукой. Методу астрального считывания я училась самостоятельно, это хорошо развивает интуицию и чувствительность. Правда, надо потратить большую связку нервов, килограмм терпения и кучу времени.
Тщательные поиски заняли полчаса, потом я начала звонить: кому-то требовался выгуливатель собак, в кафе - официантка, в какой-то модный магазин - разносчик заказов. Из всего предложенного я выбрала первое, наиболее удобное для меня. Я понимала, что Дигне будет нелегко работать на троих, и хотела ей чем-то помочь. Марать руки денежной магией я не хотела.
Последние дни лета стремительно исчезли, как вода сквозь пальцы. Самое первое утро сентября казалось типичным началом хорошего дня. Безоблачное золотисто-голубое небо ничуть не сожалело об окончании каникул, наоборот, солнце будто светило ярче, начавшие пестреть деревья красовались по краям тротуаров, а воздух был теплым и свежим. Все это я с тоской замечала, направляясь в свою новую школу. Марфа Коровина умудрилась простудиться аккурат к первому сентябрю и решила дня три не выходить из дому. Мне же никакие подбадривания Дигны, вроде "ты найдешь новых друзей", "тебе будет интересно в этой школе", "учись, пока есть возможность", не разогнали дурного настроения. Я грустно подумала, что нельзя взять с собой моего верного спутника Мольфа. Ведь когда-то он внимательно следил за мной, когда я зубрила ведьминские книги...
У здания школы, на небольшой площадке, уже собирались ученики. Я заметила возвышавшуюся над толпой табличку с надписью 11 "Г" и пробралась туда. Табличку держала в руках невысокая темноволосая женщина средних лет. У нее было очень живое и совсем не сердитое лицо, а серо-зеленые глаза незаметно смеялись. Жаль, что я не могу проверить ее ауру - в толпе это очень трудно.
- Так, чилдрены, собираемся ко мне! - весело сказала учительница. На ее бэйджике (кажется, так называется эта штучка?) я прочитала: "Шарова Ирина Сергеевна". Учитель английского, постоянно вставляет иностранные фразы, причем я заметила, что ничего не понимаю - с английским в деревне было туго. Да и времени его учить у меня не было.