Вёсла бьют по черной воде - шлёп, шлёп... - и она разлетается ядовитыми блестящими брызгами. В лодке фонарь. Вокруг темнота. И брызги в туманном свете фонаря сверкают холодно и равнодушно.
Лодочник устал. Он настолько стар, что забыл, когда начал заниматься своим нехитрым ремеслом. Порой ему кажется, что работа его вечна, и нет ей начала, и нет конца. Как нет начала и конца потоку глупцов, снующих через чёрную реку туда и обратно. Правда, всё больше туда...
Постоянный туман и вечная сырость терзают его лёгкие. Река мозолит ему глаза своей непрозрачностью. Он хотел бы её с чем-нибудь сравнить, но не помнит ничего, кроме неё самой, старой лодки, тусклого, но никогда не гаснущего фонаря и своего косматого отражения в реке.
И он сравнил её с собой. Река не текла, она плескалась. Если перестать работать вёслами, лодка никуда не плыла, а просто тихо качалась на волнах. А с ней и лодочник, который тоже не может никуда уплыть. Река темна и непрозрачна, и о нём тоже никто ничего не знает. Даже он сам. Зато река понимает его без слов и отражает именно таким, какой он есть, и сама отражается в его влажных туманных глазах - таких же чёрных, непрозрачных, сверкающих холодно и равнодушно.