Вечный оркестр двадцати моих скрипок, вечерняя платформа номер девять. Закручены спиралью мост и струны проводов. Комары, и тихий чирк кремня зажигалки. Я привидение. На мне футболка из белого хлопка, а в сумраке темный загар моих рук усиливает ощущение прозрачности. Меня.
Скрипки. Ля минор. Но где-то на грани мажора. Это успокаивает.
Дорогая, больше не буду писать тебе в мыслях. Нужно поставить точку - пусть даже посредине слова, пусть даже навсегда-навсегда... А мысли - самое сильное, что есть у человека, самое нелинейное, пусть останутся в моей плоскости. Ты не захотела окунуться в темноту, думая о жизни в 220 вольт. Но тот, кто пропустил последнюю ночь лета, сам обрек себя на забвение!
А забвение - много больше, чем смерть.
Поэтому я стою здесь, опустив левую руку, отпуская теплый ветер скользить по рельсам. Ничего не понятно. Пора подытожить и признать, что ни черта не понятно. Как я очутился здесь? Все смотрели и делали ставки. Все ждали осени, а когда время сняло свой залатанный плащ с огромного стекла, за ним оказалось лето!
Пускай даже летняя ночь...
До сих пор я мыслю себя категорией настоящего времени. "Я иду", "я смотрю", "я говорю", "я думаю", но где-то здесь должен быть рубеж, перейдя который ты сам расслаиваешься натрое: теперь есть прошлое с будущим, а ты превращаешься в студень. Нет, вернее, в шарик - такой, как шарик ртути, который катится по поверхности, будто не оставляя следов. Если пустить его вдоль линейки, то получится то самое. Забавнее всего то, что ты знаешь, что за пятью идет шесть, за девятью - десять, а шарик не знает.
Умереть со смеху.
Это похоже на "зазеркалье" - то, о чем я подумал двумя мыслями раньше, перед тем, как подумать про линейку. Фух... душно что-то... Бомжи идут по маршруту. Еще не все бутыли собрали что-ли? Их черные тени...Я вспоминаю про духов, в моем буковом лесу, которые точь в точь, как они издали. Буковый лес - я еще скажу о нем. И почему буковый тоже скажу. А пока я мыслю себя в настоящем, хотя последняя ночь лета уже прошла, зима лепит снежинки в тяжелеющие пласты где-то там, на пять рисочек вперед по линейке... Оп-па! Вот он, рубеж. Теперь ясно, что тогда я действительно выжил. Я кладу лист с отчетом в папку с номером восемь. А почему именно восемь, я не скажу.
Я просто покинул вокзал.
Я сказал, что я просто покинул вокзал, а кто подумал, что вокзал - это мой телепорт, - просто идиот! Хотя я тоже сначала так подумал. Я знаю, что в последнюю ночь лета я окажусь на вокзале и увижу мост, провода и бомжей, а двадцать моих скрипок будут играть ля минор с комарами на пару. Если есть несколько совпадений, это обречено на тенденцию - так устроен человек. Я знаю, что он сделает такой вывод. Я могу это знать, поскольку сужу по себе, потому что я человек. Стоп. Я даже не знаю человек ли я.
Это не кокетство. Я действительно не знаю. И все равно никому не скажу.
Дневниковая запись 546:
Молодчина! Ты сумел дожить до 546 записи! А кто бы мог подумать! Хитер бобер. Это не значит, что ты прожил N=546 дней, а просто это мудрости классификатора, пусть там даже есть понедельник, вторник и среда. Время нельзя резать - это не сыр, пусть даже в нем дыры, как в сыре. Дыры-как-в-сыре. По-моему звучит. Дыры-как-в-сыре, не дважды четыре. Четыррррре... Теперь слушай сюда. У меня появились мысли о мраке. О том самом мраке, который можно пощупать рукой. Бог тебя миловал, если ты не жил у болота и не встречал ночь у его берегов. Живи подальше от подобных мест, иначе надумаешь то, о чем я скажу сейчас.
Все кончилось тем, что я стал бояться болот. Я стал видеть в нем скрытую угрозу. Болото - это образ ловушки, это символ неявной агрессии, нарастающей опасности, приближающейся смерти. Вот стоит зеленое дерево, но к нему подползает вода, вырастает камыш. Вода уже вряд ли уйдет. Ряске здорово, комарам здорово, дереву - плохо. Поэтому оно чахнет и падает. Из этого следует, что одно идёт на смену другому, а перелом через насилие - смерть.
А ведь раньше я любил их. Я любил болота, их коричневый полумрак, кружащихся стрекоз о желтые плеши растительности на воде. Нет, не любил! Меня затягивало. Подобно страсти смотреть в глубокие темные колодцы. Этот неявный танец теней, который я всегда видел словно краешком глаза - он завораживал. Но у меня была причина быть у болот и жить там. Послушай еще.
Когда идешь по лесу и вдруг чувствуешь, что земля идет вниз и чавкает, беги из этого места. Но сначала втяни носом воздух. Он сырой, тяжелый. Он даже, кажется, зеленый. А теперь закрой глаза, пусть свет через веки будет оранжевым. Спустя секунды три попрощайся со светом и включи зрение там, где вертикаль переносицы пересекается с линией глаз. Видишь? Свет сразу исчез, а пространство стало похожим на слоистый пирог - чем ниже, тем темнее. На самом дне, будто в иле, движутся темные слизни. Они - жители здешних мест. Они - хозяева котловин, тазиков и тарелочек земли, которые мы называем болотами. Помнишь тропинку у тебя за спиной? Она идет по верху оврага. Вчера там прошел человек и обронил мысль о потерянных днях, беспросветности жизни, о низкой зарплате - с жалостью к себе, с раздражением к людям, с ненавистью - к судьбе. Как много всего уложилось в плотный сверток, который выпал из его головы и скатился вниз по склону, где ожидал его голодный слизень! Помни: слизни пухнут от этих свертков. Неужели ты рождался лишь для того, чтобы кормить их?
Первая заповедь: не надо бояться слизней, ведь они питаются страхом. Среди них мало живчиков, которые настолько умны, чтобы пугая, наедаться. Но сама мысль о их существовании поначалу очень угнетает. Именно тогда, когда наступает ночь, их полчища выползают из своих убежищ и ползут вверх по склонам, подъедая обломки раскрошившихся мыслей. Полбеды, что этого никто не видит. Беда - что об этом никто не знает. Хотя сами по себе они не опасны, пока их не видишь, но вполне вероятно, что однажды нажравшися слизняк мутирует в настоящего монстра. Этого нельзя допустить. Конечно, ночь, равно как и день, таит в себе много всего, особенно, если место твоей дислокации лес, сложнее - если город. Но не об этом сейчас.
Каждый, кто идет к свету, неизбежно пройдет сквозь грязь и вонь. Помоек не избежать - это обычное условие любого пути. Это разные вещи: пройти сквозь помойку и жить на ней. Тот, кто сторонится мусорной кучи, скорей всего увязнет там. Не надо бояться того, чего не избежать. В моей голове было слишком много темноты, поэтому я жил на болоте - я хотел ее вытряхнуть, а обитатели болот помогали мне сделать это. Мы разбрасываем вокруг себя множество черных ментальных сгустков, но они сбиваются в кучи и волочатся за нами, как налипшая грязь на сапогах, затрудняя ходьбу. Поэтому мы сворачиваем к тем пиявкам, которые отсосут из нас плохую кровь. Кому-то понравится жить среди них, потому что потребность в пиявках не прекращается. Иной же принесет часть своего мрака невольным лекарям, а, ушедши, никогда не вернется, потому что незачем - теперь его голова навеки светла!
Если бы не было мрака, людям было бы тяжелей. Кто сказал, что утро - спасение? Спасение - ночь, если ты сам демон, но к утру думаешь стать человеком. В этом сила мрака, в этом его величие, его опасность и его причина.
Конец записи. Я выключил диктофон. Как странно слышать свой голос, да еще и по истечении лет, когда с ужасом осознаешь, что многое, актуальное еще тогда, реально и сейчас. Сначала страшно от резких перемен в жизни, потом - из-за их отсутствия. Эта запись - послание неизвестному. Возможно, тот неизвестный - это я сам, но я намеренно обращался к себе, как к старому другу. Я знал, что если и уйду от первого себя, то Я второй не забудет на него оглянуться. Я стоял на опустевшей площади. Последние огни машин проносились мимо, к радостям жизни в под лампами. И ты, дорогая, - вместе с ними. Я вижу твое зажженое окно. Я намеренно покинул освещенное фонарем место, чтобы стена мрака между нами казалась еще плотнее, чтобы пропасть, которую надо перепрыгнуть, была еще ощутимее, а значит, более видна. Но ты не прыгнешь никогда. Ведь здесь темно. Как странно: тебе нужно прыгнуть, а мне - всего лишь протянуть руку, чтобы взять тебя. Я уверен в этом расстоянии, но я не сделаю этого никогда.
Между нами есть третий. Это - добрая воля.
Я долго петлял по улицам - бесцельно и бездумно. Двадцать моих скрипок стали играть медленно. Цель моей бессюжетной прогулки была еще туманна. Я ловил телом теплый воздух, я удивлялся, что это может быть! Может быть так легко в конце коченеющего августа! Единственная мысль опьяняла меня: тепло развязывает руки и ноги. Я мог пойти по любой улице, зайти в любой переулок, не боясь, что внезапный порыв ветра сорвет вуаль очарования с бархатной августовской ночи. Только пара желтых листов из ближайшего парка выкатилась мне под ноги с отчаянием, трудно понимаемым в моём состоянии эйфории, но сознание четко отфиксировало эхо угасающего лета. Важно понять и держать в уме, почему я брожу в последнюю ночь лета, почему я говорю о ней сейчас. Все просто.
Последняя летняя ночь тепла, безопасна и проста, как схема.
Ворота смысла распахнуты наиболее широко, чем когда-либо, само мироздание сияет в темноте шарнирчиками, буковками и стрелочками, как вывеска рекламы с подсветкой или козырек ночного бара. Все структурировано, как в таблице Менделеева, а потому просто и понятно. Но такое увидит лишь тот, кто не побоится прыгнуть через пропасть и шагнуть в темноту - утверждение, выдвинутое двумя мыслями ранее.
Я решил идти до конца и потому принял решение.
Два часа я шел по глухим улицам. Но они пролетели, как полчаса! Мысль о том, что я снова пройду через буковый лес, вливала в меня силу. Хорошо, что я ничего не взял с собой - так свободно идти налегке, только двигаешь руками туда-сюда. Небо было синее и лунное. Но луна, правда, еще не высоко поднялась и светила как-то косо... А вдали уже темнела группа деревьев. Конечно, я безошибочно найду дорогу.
Я ступил в тень деревьев.
А они кронами почти сомкнулись наверху, оставляя узкую щель над тропой, по которой я шел. Тропинка сначала шла ровно, а потом резко поднималась вверх. Я взобрался по ней и оказался на небольшой возвышенности, поросшей низкими деревцами. Тропинка проходила прямо сквозь этот пролесок, состоящий из рябинок, березок и топольков с парой кустов смородины сбоку. Это и был мой буковый лес. А буковый потому, что нравилось название. Где-то вычитал, но, признаться, никогда не видел растущего бука. Я остановился в центре и стал вспоминать, как хорошо бывает здесь летним днем, когда резной шатер рябиновых листьев раскидывается над головой, а осенью становится огненным. Здесь очень свежо осенью и невыносимо красиво зимой, когда сюда можно добраться на лыжах, ведь лыжня проходит как раз в том месте, где проходит тропинка. Здесь очень спокойно, потому что это место было просто создано для того, чтобы уберегать и оберегать.
И сюда не проникнет ни один слизень! Ни один!
Потому что это место не может родить плохих мыслей. Здесь проходящие люди забывают ронять из голов свое страшное блудомыслие. Они забывают об этом! Темные духи низин обходят стороной это место. К тому же я развесил по периметру фонарики, которые гонят их прочь и маленький сигнальный маяк - во-о-он на той веточке. Если что случится, мне сразу станет известно. К тому же здесь охраняют меня два ореховых духа. Я никогда не видел их вблизи, но по ощущению, они также светлы теплы, как скорлупка грецкого ореха, хотя отсюда видны лишь их темные, неясные тени. Все равно они присланы мне в услужение.
И они никогда не предадут меня. Не то, что некоторые.
Я закрыл глаза и поздоровался с ними. Они что-то невнятно пробурчали в ответ. Как всегда. Здесь мне стало еще лучше, чем было раньше. Все-таки место, способное вылечить любого. Потоптавшись немного на месте, я решил двинуться дальше - тропинка должна вывести к конечному пункту. Вы думаете, сейчас мне было страшно идти по ночному лесу? Вовсе нет. Я ушел от друзей, я шел к друзьям. Было тихо, ничто не предвещало беды, ни даже малейшего присутствия опасности. Но все в округе замерло, будто ожидая удара, насыщая пространство тонким запахом предстоящей битвы, ползущим откуда-то спереди.
Тяжелым зеленым запахом.
Вскоре показались крыши дачного поселка, и в одном из горящих окон я пытался найти то, которое мне нужно. Подойдя к калитке, я сразу негромко крикнул, чтобы не напугать сидящих внутри, как мы обычно и делали. Но когда вошел внутрь, понял, что это было излишне. Все сидели на диване, растопленная печурка слегка подвывала, на столе высилась бутылка коньяка, быть может не одна, из кучек оберток и фантиков. В общем, все было расслаблено.
--
Вот и ты пришел! - сказали мне, и разговор поплыл дальше.
Я присел на диван. Тени почти не прыгали, а расплылись и застряли в углах, что было для них нехарактерно. Это меня не насторожило. Напротив! Не мешает немножко огня, хотя глаза за эти часы уже изрядно отвыкли от него.
--
Давайте выпьем за...
Мне поднесли стакан. Как смешно! Ни Влад, ни Миха, ни Игорь не были алкашами. Да и не похоже... Ну до чего расслаблено! И комфортно! Я знаю их чуть ли не полжизни, и, наверно, это судьба, что мы собрались здесь вместе в эту летнюю ночь. Я почти прикоснулся к стакану, почти взял его, а потом отпустил, памятуя, что от этой ночи всего можно ждать. А Миха чуть стакан не выронил.
--
Что ты... что ты! - сказал он, ловя стакан.
Несколько капель пролилось мне на брюки. Я поскреб их ноготком. Игорь сделал недовольную мину. Скрипки взметнулись экспрессивно и снова притихли. Все махнули на меня рукой.
Слишком расслабленно.
Я провел по лбу ладонью, сказав, что жарко здесь что-то. На улице такая теплынь! Зажгли печуру, понятно, для огня. Так что же делать теперь? Ответом мне было, что типа сейчас посидим и пойдем купаться. Купаться! Окунемся в черную воду. Но сначала Влад возьмет фонарик, Миха будет стучать своими шлепками по грунтовой дороге, я буду смотреть на луну, а Игорь рассказывать байки. Он всегда рассказывает эти свои несмешные анекдоты, над которыми задумываешься не по-детски...
--
А вот еще анекдот... Эй! Ты слушаешь?
Да-да... Мы кажется, хотели идти купаться? Игорю по-моему, больше не стоило наливать. Хотя вполне возможно, что мне это только кажется. Слишком уж я щепетилен сегодня что ли? Мы взяли полотенце и вышли на дорогу. Вопреки моим ожиданиям все только беспредметно смеялись и говорили бессвязно. Ну что ж. Обычные подвыпившие люди. Когда зашли в лес и стали спускаться, Миха, неровно застучал своими шлепками, а Игоря, видно, совсем развезло, потому что он пару раз запнулся о древесные корни и чуть кубарем не полетел вниз. Но я его удержал, слава Богу.
Всего лишь несколько минут, и мы вышли к небольшому озеру.
Влад посветил фонариком по поверхности воды, и плещущиеся мальки разлетелись в разные стороны. Озеро было спокойно, и ровно, будто залито бетоном. Игорь быстренько сорвал с себя одежду и плюхнулся вниз. За ним последовал и Влад. А Миха присел на корточки на берегу и уставился в темноту, но там все равно ничего не было видно. В полной тишине раздавались лишь плеск воды, да фырканье Игоря.
Они стремительно удалялись от берега.
Я бы не сказал, что озеро было шибко большое. Скорее, длинное, но противоположный берег, к которому плыли они, был стороной его ширины, а это - недостаточно далеко. Самое опасное, что могло быть у того берега, - это довольно обширные заросли подводных растений, выпускающие на поверхность воды, свои плоские лодочки-листья. Вскоре плески совсем затихли, и мне стало как-то неуютно. Я обратился к Михе:
--
Послушай, что-то они уже долго купаются...
Миха согласился со мной и посветил фонарем в сторону уплывших товарищей. Но все это, конечно, машинально. Что там можно было увидеть? Внезапно острое чувство страха пронзило мою грудь, и я почувствовал, что должно произойти нечто ужасное. Так предчувствие беды настигло меня.
Но, видимо, слишком поздно.
Пьяный Игорь, сволочь, как у него ума хватило купаться таким пьяным? У меня не было слов. Ну а Влад? Влад-то куда делся, черт его побери! Придурок. Спокойно! Я все равно вскочил и начал метаться по берегу. Но Миха шикнул на меня, что бы я не издавал лишних звуков. "Вполне возможно, - сказал он, - они просто выплыли метрах в десяти дальше по берегу. Все будет хорошо". Но на меня не действовали его утешения. Богатое воображение рисовало дикую картину смерти и создавало богатую почву для паники. В конце концов, я все-таки сел неподалеку на поваленное бревно и опустил голову в ладони. Бедные Игорь и Влад... Вот она. Вот она, смерть. Кто сказал, что она где-то там, далеко?
Она рядом. Она здесь. Она сейчас.
Внешне я выглядел достаточно спокойно, но я больше не мог унять свое зрение. Я не мог остановиться. Лес казался мне прозрачной субстанцией с бледными макетами деревьев, а меж ними тысячи различных существ... Но, увы, людей среди них не было.
Возможно, потому что я смотрел не там.
Это бульканье воды было таким неожиданным, что я чуть не подскочил на месте. Миха замельтешил фонариком, выясняя, откуда доносится звук. В итоге из-под прибрежных ив вылезли две полуголые фигуры с дурацкими улыбками на лицах. Они хотели нас напугать! Подплыли тихо, а потом вылезли сбоку. Идиоты! Глядя на Игоря, я остался при мнении, что он чудом остался жив, поскольку плавание ничуть не отрезвило его. И вообще, я ничуть не чувствовал облегчения.
--
Ребята, а вы-то чего не купаетесь? - сказал он невнятно.
Вот еще! Я подошел к довольно высокому берегу, снял обувь и коснулся ногой воды. Она показалась мне не столько холодной, сколько неприятной на ощупь. От одного её прикосновения пробирала дрожь. "Я не пойду" - решительно заявил я. Впрочем, я только для виду пробовал воду. После того, как "пропали" они, купаться я не хотел категорически - мне было хорошо и так. Миха вроде тоже не собирался.
--
Да ну же, смелей! - прикрикнул Игорь.
И в ту же секунду я ощутил толчок в спину. От неожиданности я свалился с обрывчика в воду, а там было уже глубоко - выше колена. Я однозначно замочил брюки. С возмущением я обернулся в сторону Игоря, но напоролся на свет от фонаря - остолбеневший Миха светил мне прямо в глаза. Зря он это делал.
Если ты боишься, я поплыву вместе с тобой! Ну давай же! - командовал Игорь
Он надавил мне на плечи, склоняя к воде, а когда я наклонился достаточно низко, пихнул меня сзади. Потеряв равновесие, я погрузился в воду, а моя белоснежная футболка накрылась мутной водой.
--
Ой! Я не хотел...
"Какой бред! Какой идиотизм!" - вертелось у меня в голове, и только мысли о несостоявшейся смерти Игоря, не давали мне вслух наградить его обидным эпитетом. Ну что ж, хорошо! Я поплыву! Благо, обувь снял.
И я поплыл, не оборачиваясь.
Первые минуты я чувствовал, Влад, выхвативший у Михи фонарик, светит мне в затылок, но потом, видимо, они его выключили. И все потонуло в тишине. Я греб очень тихо, а они, ошарашенные, примолкли и стояли на берегу. Скоро глаза привыкли к темноте, и в том пространстве, что оставлял темный лес над озером, проглянуло более светлое небо. Луна уже спустилась к горизонту, и розоватый свет ее, отсвечивал из-за верхушек деревьев впереди.
А я все плыл и плыл.
Не обида, - нет, - не тупое упрямство или гордыня толкнули и продолжали двигать меня вперед. В сердце была горечь смешанная с отчаянием. Привкус непонятной утраты чего-то и одновременно - леденящее спокойствие. Уверенность в том, что то, что я делаю сейчас - единственный выход из сложившейся ситуации. Я не знал, как далеко уже уплыл - я не оборачивался. Да даже если бы и обернулся, то увидел бы только мрак.
Они молчали.
Но потом кто-то из них приглушенно окрикнул меня и прислушался. Я не останавливался и не отвечал ничего, продолжая работать руками и ногами, чувствуя, как там, под водой развеваются мои майка и брюки.. Потом мне сказали, что хватит уже дурака валять. Хватит обижаться. Я остановился только тогда, когда почувствовал цепляющиеся за руки длинные подводные стебли и решил развернуться обратно, лицом к берегу.
--
Если ты сейчас не вылезешь, мы уходим, - сообщили мне оттуда.
Над водой все было очень хорошо слышно, и вырази я свое согласие, они тоже услышали бы. Более, того, закричи я, что тону, Миха однозначно кинулся бы мне на помощь. Но я просто промолчал. Быть может, потому, что был занят своими ногами. А именно - распутыванием их. При моем развороте, я принял достаточно вертикальное положение и вот теперь не мог всплыть обратно.
Ччччерт!...
А еще мне вспомнилось, что кроме травы, здесь могут быть и коряги, поскольку глубина здесь не более двух метров, а с противоположного берега, который уже давно осыпается, при сильном ветре раз в год падает в воду одно-два дерева. Конечно, здесь никто никогда не купался! Только бы не напороться. И трава эта... Пора обратно. Во что бы то ни стало пора обратно. Но противная трава жгутом обвилась вокруг моей ноги - чем больше я дрыгался и крутился на месте, тем сильнее она запутывалась. Говорила же мама!
Ха-ха! Не хватало еще, чтобы я здесь утонул! Как глупо!
Только сейчас я заметил, на сколько сильно все это время у меня колотилось сердце. Вокруг меня плавали травяные листья, и стебли их, как волосы, струились снизу повсюду. Ну давай же! Я опустил руки к ноге и попытался распутать клок. Но стоило мне окунуть голову, как на меня нахлынула паника. Раз-два плюнуть этим стеблям обвернуться вокруг моей шеи!! Я вынырнул, шумно дыша и в тот же момент противный слизистый сук больно поранил мне ногу. Коряга!!! С берега меня еще раз окликнули. Не услышав ответа, тихонько загомонили и сказали так же тихонько:
--
Мы уходим. Вылазь, мы ждем тебя дома.
Похоже, они все-таки протрезвели. На мгновение мне показалось, что они поднимаются обратно, вверх по склону. Так и есть. Они уходили! Прислушаться более тщательно сейчас у меня не было возможности. Я попытался закричать, но вместо крика, пустил лишь пузыри - над водой едва торчали лишь нос и глаза. Так можно утонуть. Нельзя кричать. Это - смерть. К тому же упругая корягина ветка зацепила меня за штанину второй ноги...
В отчаянии я взглянул на небо.
Луна зашла и перестала подсвечивать небо, поэтому в самом центре его - там, где находился я, - небольшим пятном выступили маленькие звезды. Больше не помню ничего. Когда я стараюсь думать о том, что случилось на озере в последнюю ночь лета, я вспоминаю лишь слабый толчок - едва уловимый толчок, который внезапно освободил меня от коряги и снял подводные путы. Он был настолько слабым, что любой другой даже не осознал бы его, сославшись на то, что ветка, пружиня, сама выскользнула из-под штанины, а трава наконец-то порвалась. Но для меня это было именно воздействие извне, и, если хотите, - воздействие снизу, из воды, с невидимого дна. Маленькая волна - чуть заметный трепет, как поток небольшого подводного течения, который будто холодной ладонью подтолкнул меня вверх. Подтолкнул и одновременно поверг меня в такой ужас, что стер из памяти все что касалось моего последующего спасения. Я не помню, как выбрался на берег, как быстро бежал вверх по склону, и догнал ли своих ребят... Но я помню сначала - очень мельком - вокзал, потом - серый потолок своей комнаты. Почти рассвет. Я лежу на диване не в силах пошевелиться, а если и делаю движение - все тело ломит. Настолько сильно болят мышцы.
Последняя ночь лета. Где ты там?
Я пытаюсь вспомнить что-то еще, но мне уже почти что все равно. Я очень устал. К тому же я забыл, что вспоминаю. Ах, да... Я вспоминаю музыку моей предсмертной борьбы. Скрипки не умолкали и тогда. Ни на минуту.
Ля минор. Но где-то на грани мажора. И это успокаивает.