На реке ночь. Серебряной монетой на черном бархате небес блестит луна. Воздух покоен. Клочьями бледной призрачной шали неподвижно висит над темной водой пар. Пейзаж вокруг печален и дик.
Не крикнет птица, не зашумит в деревьях ветер. Тишина. И лишь негромко плещет за бортом вода да скрипит в уключине весло.
Мой хмурый лодочник молча делает свою работу. Его хват крепок, взмахи скупы и точны. Упрямо двигает он наш челн дальше, в самую глубину этой ночи.
Я тоже молчу. Зачарованный четким ритмом движений гребца, я впадаю в какое-то необычное оцепенение. И вдруг все вокруг становится мне странным. И эта река, и туман над ней, и мой молчаливый паромщик. А особенно - тишина. Разве бывает на свете такая тишина? Ватная, глухая, будто бы весь мир заснул смертным сном.
От этой тишины мне становится жутко. В голову лезут какие-то глупые мысли. И вот уже что-то мифическое чудится мне в темной фигуре моего кормчего. Куда везет он меня? К какому берегу? Не к тому ли, куда заказана дорога тем, чья кровь еще горяча?
Я гоню прочь эти абсурдные мысли, но все же какая-то непонятная тревога охватывает меня.
Плещет вода. Скрипит весло. Туман своими бледными и холодными щупальцами заползает к нам в лодку.
Я пытаюсь заговорить с моим перевозчиком, но он не дает ответа. Хмурый, молчаливый, он бросает на меня лишь один короткий взгляд, а затем вновь устремляет его мимо. И от этого охватившее меня наваждение лишь крепнет.
Между тем туман над рекой все растет. Сгущается. Расползается, жадно проглатывая пространство. Так что скоро все вокруг уже затянуто молочно-бледной мглой. В густом белом дыму едва ли можно разглядеть пальцы вытянутой руки.
Но, несмотря на это, лодка не сбавляет хода. Все так же, в прежнем ритме ударяется о воду весло. Все так же скрипит уключина.