Вижу себя на натопленной печке. В трубе, то усиливаясь, то притихая, гудит ветер. Пушок занял самое тёплое место на запеке. Изредка он открывает глаза. Следит за шуршащим кончиком платка, в который завёрнут мягкий валенок. Батька катает его по гладкому деревянному столу. Звуки для нашего кота привычные. Пушок, шевельнув усами, опять дремлет.
Керосиновая лампа ярче всего освещает стол. Печку окутывает полумрак. Тут можно, подобно коту, легко уснуть. Но я бодрствую. Жду мать с родительского собрания в Старобобовичской восьмилетке. Что скажет Анна Павловна? Я только первоклашка. Одно получается лучше, другое хуже. Учёба не улица. За каждым углом строгость. Матери нет и нет. Пушок по-настоящему пригрелся и спит.
Смотрю на батькины руки, покрытые волосами. Они без устали вращают тугой свёрток. Ткань лоснится. В ней катались, вращались все валенки, изготовленные родителями. Где носок, там свёрток толще; где голенище, там уже, с хвостиком на конце. Пушок, будучи малышом, пытался хвостик ловить. Батька прогонял котёнка со стола. Я близок к тому, чтоб заснуть под однообразные зимние звуки печной трубы.
Колыхнулось, вздрогнуло пламя в лампе. Возвратилась мать, плотно закрыв за собой дверь. Щёки раскраснелись от мороза. В сетке принесла хлеб. Она ещё и в магазин заглянула. Сняла рукавицы, новую кухвайку. Я узнал: Анна Павловна меня хвалила. Переживал да волновался зря. Раз учительница довольна мной, то значит, надо и дальше стараться. От родителей, сказала она на собрании, требуется помощь. Нужно смотреть хотя бы раз в неделю дневник, расписаться в нём, следить за успеваемостью, поведением, прилежанием ребёнка, обеспечивать его тетрадками, карандашами, пластилином и писчими принадлежностями.