Заговины, Филипповка находились среди наиболее употребляемых в нашей хате слов. Первое было рубежом, после которого начинался Рождественский пост. Родители прекращали есть скоромное. Меня в питании строго не ограничивали, хотя общий стол касался и детей. Мать готовила на Филипповку, учитывая ограничения.
Дни стояли студёные, носа не высунешь на улицу. Ранним утром затапливали печь. Как только за окном вечерело, разжигали огонь в грубке возле печки. Отходить от нагретых кирпичей не хотелось. Зимняя холодрыга благоприятствовала моему усердию в учёбе. И не только в школе, за партой первоклашки.
В хате, возле запека, я научился, глядя на строгие, потемневшие от времени лики икон, правильно креститься. Ничего мудрёного в этом не видел. Я и раньше крестился так, как делали взрослые. Подражание стало добрым примером. Батька познакомил меня с нетрудными правилами.
Сложить вместе средний, указательный и большой пальцы я смог легко. Пальчики оказались послушными. А вот прижать оставшиеся к ладони получилось не вдруг. В итоге же моё усердие удостоилось батькиной похвалы. И я узнал зимним вечером, что сложенные вместе пальцы означают Отца, и Сына, и Духа Святого. Это было для меня открытием великой тайны церковных символов.