Обмотав руку липковатой тряпкой, я снял вскипевший чайник, поставил на стол, изрезанный ножом.
Стрелок по имени Николай терпеливо ждал: серое равнодушное лицо, тусклые глаза.
-Зови.
Николай отодвинул заскрежетавшую дверь - из вагона устремился густой пар. Спрыгнул на скрипнувший снег.
Поезд остановился на ночь посреди Джунглей. Я требовал от машиниста продолжать путь, но тот не поддался ни уговорам, ни угрозам.
-Как хочешь, конунг, - сказал он, глядя мне в глаза. - Ночью не могу - не ровен час, угодим в яму.
Пришлось отступиться, чтоб не терять время.
-Конунг?
Я обернулся.
-Присядь, Шрам.
Он, конечно, остался стоять, здоровенный игрок, продавшийся стрелкам за то единственное, что так необходимо ему, и что невозможно достать в Джунглях, - за кокаин.
-Хочешь чайку? - спросил я.
Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.
Я отпил из алюминиевой кружки.
-Что имеешь сказать?
Шрам взмок: непривычно находиться в помещении, тем более - в жарко натопленном.
-Неподалеку поляна, конунг. Там игроки, - сообщил он, косясь на потолок.-
Кажется, они думают, что твой поезд - Последний.
-Это всё?
-Все.
Я откинулся на спинку стула, несильно ударившись затылком о стенку вагона, и засмеялся.
-За такой пустяк ты надеешься получить дурь?
Прищуренные глаза Шрама вспыхнули. Почему я в одиночку принимаю это чудовище? Рано или поздно он бросится на меня, чтобы задушить, - и я могу не успеть выхватить пистолет...
-Ну?
Шрам потоптался на месте, нехотя промычал:
-Там, куда ты направляешься, - питеры.
Я локтем задел кружку, которая тут же опрокинулась. Кипяток пролился на стол, закапал на пол.
-Что?
-Питеры, конунг, - Шрам сыто ухмыльнулся. - Похоже, они собираются
организовать в Твери базу.
Я встал со стула, прошел в угол к ведру. Помочился. Шрам терпеливо ждал.
-Сколько их?
-Больше тебя, конунг.
-Насколько?
-Самое малое - вдвое, - Шрам, прищурившись, смотрел на меня. Нет, этот игрок только с виду - громадный дурак...
-Техника?
-Три вертушки и поезд.
Я подошел к сейфу, набрал код замка.
За железной дверцей - горка белых пакетиков. Мое плечо обожгло горячим дыханьем, я обернулся - глаза склонившегося Шрама жадно засверкали.
-Неплохой у тебя запасец, конунг.
-Убери рыло.
Он отстранился. Я запер сейф, протянул игроку пакетик.
Шрам схватил дурь дрожащими руками, тут же надорвал целлофан, всыпал порошок в огромные ноздри. Шумно втянул воздух.
Как только он притворил за собой дверь вагона, я прилег на накрытую шкурой твари кровать.
Информация Шрама была неожиданной.
Мой отряд направлялся в Тверь для проведения зачистки, а не для битвы с питерами. Да и не слышал я, чтобы когда-нибудь стрелки - москвиты нос к носу сталкивались с питерами... Кажется, Христо упоминал, что когда-то к Отцу Никодиму приезжал из Питера Отец Афанасий. Но откуда Христо мог знать наверняка? Он возрожденец, а не стрелок.
Операция в Ярославле основательно пощипала отряд: тамошние игроки здорово метали заточки. Я не готов к столкновению с питерами. И УАМР ничего не говорит на этот счет...
Так что, поворачивать обратно?
"Шанс обязательно выпадет - главное, не упустить его", - женский голос. На мгновение я будто наяву увидел ее, вспомнил запах волос, наивные, неосуществимые мечты, которые я начертал на флаге своей души и тайно понес через Русские Джунгли. Серебристая Рыбка, плыви...
-Значит, шанс, - прошептал я, глядя, как в печи мечется огонь.
Решение было принято. Чтобы не терзаться понапрасну новыми сомнениями, я поднялся с постели, снял с гвоздя зеленую куртку с нашивкой на рукаве в виде серпика луны.
Серпик луны сверкал и на холодном небе, но смотрел он в другую сторону. Джунгли шумели, где-то выла тварь. Там же бродит Шрам, а может, забрался на дерево и уснул, - улетел в лживо-прекрасный сон. Интересно, что он видит под дурью? Что прекрасно для Шрама? Зеленая долина, пересеченная голубой речушкой, вытекающей, кажется, из самого неба? Едва ли. Красивая женщина? Это уж точно - нет. Скорее всего, он видит себя не Шрамом, а кем-то другим. Может быть, конунгом.
Я пошел вдоль поезда. За приоткрытыми дверями вагонов храпели, стонали, ругались вполголоса; из печных труб летели искры - некоторые поднимались выше деревьев и только там, в вышине, гасли.
В хвосте поезда, на платформе, - вертолет, лопасти свисают чуть не до земли. Единственная вертушка, доверенная моему отряду. Да я особо и не настаивал на большем, полагаясь на пехоту и мощь станкового пулемета.
Посмотрев на блестящий под луной снег, повернул обратно.
Из продвагона доносились приглушенные стоны, звуки ударов: эта сволочь, Машенька, опять избивал Николая. Я остановился у двери, едва сдерживаясь, чтоб не вмешаться.
-Гад, - тонким голосом крикнул Николай и тут же захрипел: должно быть, Машенька схватил его за горло.
Быстрым шагом я направился к своему вагону: помочь Николаю я не в силах, даром что конунг. В отряде, как и в Джунглях, - каждый сам за себя.
Отворив дверь, я замер: в мое краткое отсутствие кто-то побывал в вагоне.
Сердце гадко заныло: на месте сейфа раскуроченные доски с хищно торчащими гвоздями - похоже, сейф отодрали от пола одним рывком.
-Шрам! Е...ть его душу, это Шрам!
Поднимать общую тревогу я не решился, хотя соблазн был.
Переоценить потерю невозможно: без кокаина отряд неуправляем. Каждое удачное действие, каждое попадание в цель должно оплачиваться дозой - таков неписаный закон. Кокаин - бог и демон отряда, мерило всего и вся...
Несколько темных фигур маячили передо мной в поднимаемой ветром снежной свистопляске. Стрелки, вырванные приказом из жарко натопленных вагонов, свирепо матерились, то и дело посылая в "молоко" очереди из автоматов.
-Хер мы его найдем, - грубый голос справа от меня, кажется, Осама. - Вспорхнул, гнида, на дерево.
-Смотри, а то сядет на шею - простужено отозвался кто-то.
Черт подери, какой ветрище, даже здесь, в лесу, продувает. Шрам, будь он неладен. Впрочем, и сам молодец - угораздило же не запереть вагон с кокаином...
-Конунг!
Я побежал на голос, придерживая автомат у бедра. Ноги утопали в снегу, деревья, баюкая, раскачивали черноту ночи.
-Сюда, конунг, - облепленный снегом силуэт возник передо мной.
-Ты, Николай?- я узнал слабосильного, нерасторопного работника продвагона. Узнав, удивился: на зов положено явиться Машеньке.
-Конунг?
-Да?
-Посмотри.
В голосе Николая звенело торжество. И было отчего.
На дне кустистой ложбинки, распластав руки и ноги, навзничь лежал Шрам. Неподалеку от его головы чернел сейф.
Я бросился со склона по сугробам, проваливаясь по колено.
На сейфе вмятины от яростных ударов, но дверца цела. Этому ублюдку не удалось добраться до моего кокаина.
Я выругался, пнув лохматую голову Шрама. Кожица на виске лопнула, закапала кровь. Игрок застонал, но не очнулся, и глаза его остались все такими же застывшими.
-Молодчага, Николай. Дурь заработал.
Я вытер лоб комком снега.
-Где запропастились эти долб..бы? Ну-ка, свистни.
Николай не торопился снять с шеи алюминиевый свисток и созвать группу.
-Слышишь ты?
Он вдруг заговорил - прерывающимся зябким голосом.
-Конунг, мне не нужна дурь. Я, это самое, хотел бы... Ну... уволиться из продвагона.
Я посмотрел в лицо Николая - ни синяка, ни кровоподтека. Машенька умеет бить так, что следы побоев видны лишь жертве.
-Хорошо, я подумаю, - выдавил я. - Свисти!
Николай поднес к губам свисток.
Спустя какое-то время шесть облепленных снегом фигур - Осама, Надим, Джон, Киряк, Сергей, Якши - спустились с разных сторон в ложбинку.
-Где вы шляетесь, мать вашу?
-Заплутали, конунг, - равнодушным голосом ответил за всех Киряк, растирая снегом красную рожу и с интересом косясь на Шрама.
Шрам возвращался, поскуливая и клацая зубами, - за мгновения неземного блаженства расплачивался мучением.
Мало-помалу глаза игрока обрели подобие мысли. Шрам сел.
-Мудак, - не выдержал Осама.
Приклад врезался Шраму в подбородок - тот словно не почувствовал, и вдруг рассмеялся, вызвав ярость у Осамы. Приклад замелькал в морозном воздухе, описывая равные полукружья. Шрам и не думал защищаться.
Осама утомился и отступил, кивнув Джону: "Теперь ты".
Шрам смотрел на меня.
Стрелки по очереди избивали его, соревнуясь в силе, а Шрам все смотрел на меня.
-Сказано - стой, - отчеканил я, ленивым жестом сбивая наледь с серпика луны на рукаве. - Убери автомат и бери сейф. Вы все, помогите ему!
Стрелки поволокли сейф к заносимому снегом поезду. Чувствуя себя разбитым, я побрел следом.
Шрам остался лежать на дне ложбинки.
Над поездом клубился пар. Стрелки, переругиваясь и кряхтя, покидали натопленные вагоны.
-Ну и морозище, - проговорил Белка, стрелок-альбинос, которого командование навязало мне в адъютанты. Отбежав в сторону, он стал мочиться, выжигая в сугробе желтую пещеру.
-Белка, хрен не отморозь, - крикнули из толпы, тут же грохнувшей смехом.
-А ты че так за мой хрен беспокоишься, Джон?- Белка, лыбясь, натянул штаны.
-Довольно ржать,- морщась от гуда в висках, сказал я.- Белка, давай построение.
-Слушаюсь, конунг. Стро-о-йсь!
Луженая глотка. Лесное эхо многократно повторило приказ. Стрелки вытянулись в неровный ряд. Двадцать девять человек, двадцать девять комплектов хаки, двадцать девять АКМ, двадцать девять пар глаз, горящих предвкушением бойни. Нет, только двадцать восемь горящих пар глаз. Я остановился напротив Николая, глаза которого просто смотрели на меня, в них таилась тусклая мольба.
-Два шага вперед.
Николай повиновался.
-Конунг?
-Ты переводишься из продвагона в первый.
-Так точно,- голос Николая едва заметно дрогнул. Он вернулся в строй, в котором зашумело: "Кастрата - в первый".
Опасаясь, что шум увеличится, я кивнул Белке:
"Раздавай!".
Жестяная коробка заставила отряд на время позабыть обо всем. Драгоценные пакетики с белоснежным порошком замелькали в заскорузлых пальцах.
-Слава конунгу!- громыхнуло над лесом.
Я повернулся и побрел к локомотиву, обходя желтые ледники, выросшие за одну ночевку поезда. Слава конунгу. Чтобы бы вы орали, если б ночью Николай не нашел в Джунглях Шрама?
-Спасибо, конунг.
За моей спиной - дыхание сбивчивое. Тебе спасибо, Николай.
Я вскочил на ступеньку локомотива.
В кабине машиниста - запах концентрата, тварки, поджаренных при сушке валенок.
Машинист лежал на кровати, втиснутой в узкую щель между двигателем и печкой. Увидев меня, он откинул в сторону рваную телогрейку, обнажив ноги с желтыми ступнями и грязными толстыми ногтями.
-Конунг? Чтой-то рано.
-Где там рано, Олегыч, - уже построение прошло.
Охнув, Олегыч сел, суетливо натянул валенки и бросился к печке. Погремев заслонкой, достал закопченный котелок.
-Олегыч, время!
-Минуту, конунг,- стуча ложкой, отозвался машинист, - на пустой желудок жизнь не мила. Счас, поем, тронемся.
Я сделал строгое лицо и покинул кабину.
Поезд протяжно взвыл. В форточку под самым потолком ворвался снежный вихрь.
Печка загудела, выплюнув на пол несколько угольков. Сгорбленная спина сидящего у печки человека пришла в движение, рука потянулась к щипцам.
Жарковато - я привык к прохладе, но одергивать Николая не хотелось. Пусть старается.
Я отхлебнул кипятка, надкусил сухарь.
Николай заскрежетал заслонкой.
-Протопил?
-Да, конунг.
-Не угорим?
-Обижаешь, конунг,- лицо Николая порозовело.
Чудно встретить в Джунглях человека, способного смутиться от пустяка.
-Присядь, - я кивнул на стоящее у стола полено.
-Конунг?
-Садись.
Николай неловко примостился за столом.
-Держи тварки, Николай.
Стрелок отшатнулся от протянутой руки.
-Слушай, - поморщился я. - Ты сам просил перевести тебя из продвагона, разве нет? Или желаешь обратно к Машеньке?
Николай взял тварку тонкой рукой.
-Спасибо, конунг.
Ну, то-то же.
Что сверкает в головах игроков, которых холод и ожидание терзают на Поляне сильнее стаи свирепых тварей, когда, завидев в снежном мареве набыченную голову локомотива, вдруг понимают, что это не спасительный Последний Поезд, а транспорт стрелков?
Скорее всего, ими просто завладевает страх. Страх за Теплую Птицу.
Ни голод, ни холод, ни ядовитая вода, ни твари не отняли у игроков любви к Теплой Птице; и страх за то, что отличает живую тварь от камня, заставляет их метаться по Поляне. Продираться через хищный кустарник в Джунгли - прочь! Вы-жить!
Олегыч, как и положено, начал сбрасывать скорость заблаговременно, так, чтобы поезд остановился как можно ближе к Поляне.
Командир зачгруппы Самир, крупный стрелок с клокастой бородой и блестящими злыми глазами, поприветствовал меня кивком головы.
Я закрыл за собой дверь, связывающую первый вагон с вагоном группы зачистки. Здесь удушливо воняло портянками (вон, развешены у печки); на стене - большая перепачканная фотография голой девки, в углу - бак для мочи.
Бойцы - Осама, Богдан, Сергей, Джон - нестройно протянули:
-Слава конунгу.
Никто не удивился моему приходу, совсем не обязательному. Зачгруппа - стрелки матерые, не нуждающиеся в напутствии конунга.
Самир сел на кровать и принялся зашнуровывать ботинок.
Сергей вертел в руках автомат, Джон подкреплялся тваркой. Богдан, белобрысый стрелок с оторванным ухом, сжимал и разжимал кулаки.
-Знаю я, отчего ему не терпится, - вставил Сергей, отрываясь от оружия. -
Надеется, что на Поляне найдется что-нибудь получше этого.
Он кивнул на фотографию голой самки на стене.
-А то тебе не надоело дрочить,- ухмыльнулся Богдан.
Стрелки засмеялись, кто громче, кто тише.
-Заткнитесь.
Самир поднялся. Мощный торс закован в куртку цвета хаки, взгляд из-под шлема цепок и суров, автомат висит так, что ясно: когда надо, мгновенно соскользнет с плеча.
-Зачгруппа готова, конунг.
Сейчас я скажу это. Иначе, зачем я пришел сюда?
Самир смотрел на меня. Скрежет колес вызвал неприятный холодок в деснах.
Если я отдам приказ не убивать диких на Поляне, в отряде начнется брожение, которое не вытравить кокаином... Убийство для стрелков - тот же кокаин.
-Поезд стоит, конунг, - сообщил Самир.
-На выход.
Я смотрел, как стрелки выпрыгивают на рыхлый снег, как мечутся в лесу смутные тени: прочь! Жить!
Когда послышались первые автоматные очереди, я повернулся к двери.
Скоро должен придти с докладом Самир...
2
КОСТЕР
В вагон постучались.
Николай, даром что храпел на соломенном тюфяке в углу, мигом вскочил, откинул задвижку.
Самир. Лицо красное от мороза, на плечах - снег; дышит тяжело, в глазах - огоньки непрошедшего возбуждения. Того особого возбуждения, что испытывает лишь охотник за человеком.
-Конунг, зачистка прошла успешно.
Кто бы сомневался?
-Сколько, Самир?
-Двенадцать диких.
Двенадцать! Многовато...
-Спасибо, Самир, - я отвернулся, давая понять, что доклад окончен.
Но стрелок не торопился покинуть вагон.
-Конунг, бойцы ...
-Самир? - я взглянул на стрелка.
-Конунг, бойцы просят...
-Что? - подчиняясь неведомому порыву, я вскочил, глядя в темные, с желтыми точками глаза. - Что просят бойцы?
Самир отвел взгляд, проговорил:
-Удвоить дозу.
Злость овладела мной.
-Удвоить дозу, ядри твою душу? За что? За то, что ты выполнил свою работу?
-Но конунг...
-Вон!
Пятясь, Самир покинул вагон. Я опустился на стул. Рука нащупала нож и с силой вогнала в столешницу.
-Сволочь.
Я тщетно пытался вытащить нож, застрявший в плотной доске. Подняв глаза, увидел окаменевшее от страха лицо Николая.
-Привыкай жить с конунгом.
Истопник вздрогнул, теребя в руках кусок бересты.
Свечерело.
Поглазеть на костер собралось немного бойцов, большинство предпочло теплые вагоны и горячий концентрат. Поезд замер у Поляны, бледная луна посеребрила кроны деревьев.
Я подумал о той, что осталась далеко позади, но вместе с тем, будет со мной до конца. Шум Джунглей зазвучал приглушенно. Стало дико и жутко: рядом со мной темнела горка убитых.
"Трупы во избежание увеличения популяции тварей, надлежит сжигать вместе с одеждой".
Приказ за номером 12 инструктивного приложения "Конунг" к Уставу Армии Московской Резервации (УАМР) строго обязателен для исполнения.
-Старуха пыталась на дерево взлезть, - неторопливая речь Богдана, рассказывающего стрелкам о зачистке, оттеняла мои мысли. - Только тощими крюками за кору хер удержишься. Я ее пригвоздил к дереву, целую обойму в спину всадил. А она, прикиньте, лежит на снегу и на меня так смотрит, и шевелит, б...дь, руками. Сука! Я ей - в башку...