С этой фразы я уже начинал один свой рассказ, и мне приятно написать её еще раз. Это хорошая фраза. С неё хорошо начинать рассказ, или даже повесть, или роман. Или стихотворение. В каждом из этих случаев она прозвучит по-разному, но все равно - прочно и удобно. Хорошее начало для зимнего рассказа.
Да. Итак:
"Сейчас зима.
Я возвращаюсь домой с работы обычно поздно, около полуночи или даже еще позже.
На улицах темно. Светят фонари и холодно; и тихо. Ночью выпадает свежий снег, и черный дневной асфальт становится белым ночным. Я думаю - это баланс, баланс дня и ночи: днём светло, но ночью белый снег. Мало кто видел этот белый снег - утром его девственную белизну разрушают спешащие на работу горожане; где-то его счищают дворники. Вечерний снег похож на скатерть после неопрятного пьяного застолья - весь в пятнах. Но ночью выпадает новый, и всё повторяется.
Единственный, кто не спит ночью в городе - это река. По дороге домой я проезжаю по мостику с небольшим водопадом. Черная вода пенится белой пеной и шумит. На приколе стоят два белых прогулочных пароходика. Летом ты можешь сесть на один из них - на два сразу не выйдет при всём желании - и поплыть по реке вниз, к озеру, заросшему водорослями.
Тебя будут встречать салюты разводных мостов и замершие рыболовы, их поплавки будут покачиваться на волнах, а может быть - ты будешь встречать рыболовов и мосты, а может быть - вы будете втречаться: ты - и рыболовы, ты - и мосты. А может - ты не сядешь на пароходик и не поплывешь по реке вниз, к озеру, заросшему водорослями, а наоборот, придешь домой и напьёшься в дрянь, и уснешь до завтра. Проснешься далеко за полдень, с пересохшим ртом и тяжелой головой. И солнце будет бесстыдно светить в окно, уже давно как будет светить в окно.
Но сейчас зима, и на пароходик билетов нет, даже контора, их продающая - закрыта: не сезон. Это, впрочем, совсем не означает, что остается только второй вариант - напиться. Совсем нет. Есть еще куча других интересных и важных дел.
Например - можно пойти на работу.
Или - наоборот - пойти с работы домой. А можно не пойти, а поехать, на велосипеде. Черными шинами по белому снегу, крутить педали, вращать колёса, наматывать цепь.
Каждый день, когда я приезжаю домой, я встречаю у дверей соседнего подьезда черепаховую кошку. Это не просто кошка, это чья-то кошка, просто ночью её выпускают на улицу. На шее у кошки медальон, на нем написано: Ботвитсгатан 8 В, Апрель 2002. Апрель - я так её и зову. Эту кошку зовут Апрель. Хотя она, наверное, не знает, что её так зовут. Забавно - в Швеции кошки не понимают слова "кис-кис". Все кошки кроме кошки Апрель. Я её научил.
Когда я приезжаю домой, Апрель сидит у дверей подъезда. Она очень рада меня видеть. Я слезаю с велосипеда, запираю его на замок, чтобы не украли, и присаживаюсь на корточки. Я говорю: "кис-кис, Апрель, я рад тебя видеть." Она подбегает ко мне, радостно мяукая. У меня всегда для неё что-то есть, например - мясной тефтель, или - что еще лучше - два мясных тефтеля. У Апрель отменный аппетит. Холодно. Она запрыгивает мне на колено, устраивается там, вцепившись когтями мне в джинсы. Я кормлю её тефтелем с руки, при этом почесывая её спину и голову свободной рукой. Апрель очень громко мурлыкает. На улице тихо.
Сьев тефтели, Апрель лезет ко мне целоваться. От неё пахнет тефтелем, она ужасно глупая и дружелюбная. Её круглые глаза блестят при свете фонарей. Я чешу её за ухом, по спине, шекочу мохнатое горлышко; Апрель мурлыкает.
Потом я встаю и иду домой.
Мой адрес - Ботвитсгатан 8 С. Это соседний подьезд с Ботвитсгатан 8 В. Аперль очень хочет в гости. Но я не могу взять её к себе домой, ведь это не мой дом, я просто снимаю комнату, и она - не моя кошка. Ты знаешь, Апрель - это всегда так: те, кто нам очень-очень нравятся, живут в соседнем подьезде, а то и дальше.
Я понимаю, что тебе очень обидно, Апрель, но не я это так придумал.
2. Стон второй : рождественские свечи
Сейчас зима.
Скоро Рождество и Новый Год.
В Швеции есть традиция - наверное, не только в Швеции, во всей Европе наверное тоже, но я не знаю, просто не знаю - традиция ожидать приход Рождества.
За четыре недели до его наступления в специальном подсвечнике на четыре свечи зажигают первую. Подсвечник ставят на окно. За три недели - зажигают первую и вторую, за две - к ним присоединяют еще одну, а вот за неделю до обычно ничего не зажигают: слишком заняты предрождественскими хлопотами.
Когда едешь в один из таких дней ночью домой на велосипеде, то просто поражаешься: в каждом окне горит подсвечник. Обычно он электрический, эрзац, но это не важно. Забавно: каждый зажигает свечу для себя, один, а для того, кто едет домой ночью - зажигают все. Наверное, в этом и суть. Я думаю, свечи зажигают именно для того, кто снаружи, для того, кто еще не дома, для того, кто в пути.
Чтобы он, придя домой тоже зажег свечу.
Для того, кто в пути.
3. Стон третий : кровь из носу
Сейчас зима, первая её треть.
Я еду домой не велосипеде, как обычно: ночью, черными шинами по белому снегу, кручу педали, вращаю колёса, наматываю цепь.
Сначала я еду от Лаборотории до Города: это длинный спуск в лесу, потом - прямо-прямо вдоль парка, потом - свернуть налево, проехать мимо пруда и Крепости на холме, переехать Реку по мостику и ты в Городе.
Мой велосипед зовут Honey Crunch - именно такой звук он издает, когда я кручу педали: honey crunch, honey crunch, honey crunch. По случайности так же зовут кукурузные хлопья, которые я ем на завтрак. Велосипед я собрал сам, из отдельных частей брошенных велосипедов. Он не то чтобы очень хорош, но ездить можно.
Сейчас я спускаюсь вниз по прямой в лесу. Крутить педали не нужно, велосипед едет сам. Можно просто сидеть на велосипеде и смотреть по сторонам.
Встречный ветер обдувает моё лицо. Тихо. Из черного неба падают одинокие снежинки. Летом это, наверное, был бы моросящий дождь. Можно высунуть язык и ловить снежинки тёплым языком.
Я выезжаю из леса и вьезжаю в парк. На границе мой путь пересекает дорога - или мой путь пересекает её - и я останавливаюсь, чтобы высморкаться. Отличный повод. Мне давно хотелось высморкаться, но велосипед так замечательно ехал сам, и мне совсем не хотелось его останавливать.
Я сдираю перчатки, вынимаю из кармана куртки платок и сморкаюсь. Убираю платок обратно и замечаю, что из носа пошла кровь. Я задираю голову вверх. Сверху черное небо: никаких ориентиров, даже кружится голова. Во рту противный привкус крови, стекающий через нос в гортань. Я чувствую, как она тягуче течет вниз, в желудок.
Я натягиваю перчатки и неловко трогаюсь, сначала медленнне, потом быстрее, потом размерянно. honey crunch, honey crunch, honey crunch.
Кровь течет из носа, и я чувствую, как она скапливается в уголках губ, как прочерчивает липкую черную дорожку по подбородку и капает вниз.
Я гляжу под себя, на несущщуюся назад заснеженную землю. Иногда с моего лица срываются капли крови и падают вниз, на снег, иногда они падают на раму моего велосипеда.
Я сплёвываю накопившуюся во рту кровь; очень неудачно попадаю себе на ботинок. Это очень неприятно. Остонавливаюсь, обтираю ботинок о снег и прдолжаю путь.
Влажный снег липнет к шинам. Ехать тяжело и неудобно.
Я проезжаю насквозь парк и сворачиваю налево, еду мимо замерзшего пруда и Крепости, в крепости горит несколькот окон электрического света.
Пруд замерз, и на нём темной кучей стоят утки. Очень много неподвижных уток. Иногда они смутно шевелятся. Наверное, они спят. Подо льдом, под утками, спят в пруду рыбы. Они висят в черной воде, невидимые друг для друга, невидимые для самих себя, невидимые вообще; зимой, в темноте и холоде, они, наверное, забывают о своём существовании, даже, может быть, лёд кристаллизуется в их маленьких, с булавочную головку, мозгах. Может быть, зимой их нет вообще, этих рыб. Может быть, на зиму они становятся ласточками и улетают на юг. Я не знаю, может быть, может быть.
Кровь продолжает течь.
На встречу попадается одинокий ночной велосипедист. Я приветственно улыбаюсь мне, он неловко виляет в сторону. Наверное, его немного ошарашил вид стекающей по моему лицу крови. Кровь застывает, противно стягивая кожу.
"Апрель всё равно будет рада мне" - думаю я, сплёвывая на снег.
4. Стон четвертый : железнодорожный переезд
Сейчас зима.
Каждое утро, по дороге на работу и каждую ночь, возвращаясь, я прересекаю железнодорожные пути.
Каждый раз, пересекая их, я гляжу на станцию: утром она слева, ночью - справа. Ночью она горит россыпью огоньков, это очень красиво. Это зрелище мне не надоедает, благо вижу я его только два раза в день. Россыпь огоньков - это красиво. Когда я еду домой, я жду этого момента - когда я увижу станцию. Десять секунд красоты - и вот, уже проехал. Главное - не останавливаться. Иначе очень быстро надоест ждать огоньков станции, когда ты едешь домой.
Кроме того - это в некотором роде гимнастика: поворачивать шею.
На железнодорожном переезде нет будки, зато есть два шлагбаума, с двух сторон от путей. Поезда часто ходят.
Закрытый переезд видно издалека. Он моргает красными фонарями. Подьехав, ты занимаешь своё место в рядах таких же ждущих: велосипедистов и пеших. Вы стоите и скучаете. Смотрите по сторнам, ждете поезда, разглядываете людей с той стороны переезда. Они тоже ждут поезда. Стоят и скучают, ждут. Разглядывают вас.
Это как две армии, построившиеся на поле перед боем.
И вот он приходит, поезд. Он идёт долго, его отмашка длится десять пятнадцать двадцать вагонов, снег падает с ресcор на рельсы, под колёса, ты читаешь названия фирм на контейнерах: DANZAS: LOGISTICS NETWORK. И многие другие. Проходит, отгромыхав на стрелках.
Отмашка качнувшихся желтых шлагбаумов.
Две армии сходятся: кто пеший, кто ведя велосипед за руль, кто в седле, протекают друг через друга и паутиной оплетают весь город, начинаясь от переезда.
Переезд открыт, переезд пуст. Шлагбаумы салютуют.
5. Стон пятый : очень хорошо сесть на поезд
Сейчас зима, первая её треть.
Очень хорошо сесть на поезд.
В один из туманных дней, посередине недели сесть на поезд. В один из дней, когда оттепель и когда природа нерештельно топчется, не зная, куда двинуться - назад, к лету, или вперёд, к лету.
Купить билет, сесть на поезд на станции Города. Кинуть рюкзак наверх, сесть к окну, проводник подойдет и глянет на билет.
За окном заснеженные поля и черные мокрые деревья, снег рыхлый и влажный, грязно-белое земли переходит в муть неба, границу не уловить, перспективы почти нет.
Мир - цилиндр вокруг поезда, колбаса. Вокруг колбасы - белёсая муть. Если ты уехал из Города, то его больше нет, на его месте теперь белёсая муть, и возврашаться уже некуда. Едешь вперёд, городки, поля, железнодорожные переезды и просто лес возникают в окне и проподают в белёсой мути. Это отучает от привязонностей.