Гелетайтис Витаутас : другие произведения.

Мечущиеся души

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

 []
  Он не знал, что умер, но понял это сразу, как только увидел себя со стороны. Не смотря на остроту момента, он даже не удивился. Ведь сколько слышал и читал о светящемся тоннеле, всяких там лучах но, в первые минуты, ничего этого не было. Вокруг его тела суетились медики. Его раздражало, что сквозь него, стоящего посреди комнаты, проходят, передают предметы, да и просто смотрят. Едва он подумал, что неплохо бы пристроиться где-то в сторонке, как оказался на запыленной антресоли, чему удивился. На некоторое время удивление его сменилось весельем, если не сказать радостью - на антресоли лежал кончик от испанского удилища, который он год с лишним искал и, не мог вспомнить, куда засунул. А тут - вот же он, закатился под самую стену. Рука непроизвольно потянулась к углепластиковой тонкостенной трубочке, но взять ее он не смог и именно это вернуло его к действительности. Он оглядел комнату. Над его телом склонился врач неотложки, рядом фельдшер или как его там. Молодой, мордастый парень в темно зеленом костюме, наполнял шприц с длинной иглой. За спиной молодого стояла жена, закусив уголок воротника домашнего халата. По ее бледной щеке текли слезы. Они слились в единую мокрую дорожку, исчезавшую в воротнике "водолазки", поверх которой был одет халат.
   Сын стоял в дверях комнаты и нервно теребил не прикуренную сигарету. Мысли парня все еще носились внизу, у подъезда, где ждали его друзья и подружки. Дочь чем-то звякнула на кухне. Он посмотрел на стену в направлении кухни и, следующее открытие его поразило - он видел все, что происходит за стеной, хотя ... он и сам уже стоял напротив газовой плиты и не понимал, как тут оказался. Чайник закипал. Девушка стояла спиной к нему и с усилием разминала изящными пальцами шею и затылок. Это он обучил ее элементарному массажу, снимающему головные боли и снижающему давление. Автоматически руки легли на ее плечи и тут же провалились сквозь тело. Он отпрянул. Вернее это не руки прошли сквозь дочь, а совсем наоборот ...
   "Дерьмо ... Совсем запутался" - подумал он и вдруг не то чтобы почувствовал, а скорее осознал, как в грудь вошла игла. Вернувшись к собственным ощущениям, он тут же вернулся на свое прежнее место на антресоли. Звуки плыли, размазывались в нетопленной квартире. Каждый звук, шелест, каждое слово многократно повторялось и отпечатывалось, словно припев попсовой песенки, пропущенной через ревербератор. И в миг, когда опустошенный шприц брякнулся в лоток, он на фоне размытого звука услышал отчетливые слова:
  - А ты молодец - держишься, не паникуешь.
   Он повернул голову на голос и увидел силуэт, развалившийся на антресолях. Это действительно был силуэт, хотя деталями напоминал тело пожилого, обрюзгшего мужчины.
  - Кто ты?
  - Какая разница?... Не отвлекайся, смотри.
  - Но ... Как?
  - Что ты все расКТОкался и расКАКкался? Смотри, потом будешь жалеть, что пропустил завершающую сцену.
  - Я умер.
  - Яумер, яумер ... - зло передразнил его силуэт, приподнимаясь на силуэте собственного локтя, - кончай скулить. Вот уж, чего ненавижу.
   Ему показалось, что сейчас из глаз брызнут слезы, и он отвернулся. Медбригада скорой помощи собирала свои бесполезные цацки в алюминиевый чемоданчик. Жена теперь склонилась над его бездыханным телом и, все так же, не выпуская ткани халата изо рта, издавала слабый и протяжный звук, что-то среднее между воем и писком. Наконец ее плечи вздрогнули, по спине пробежала заметная волна сокращаемых мышц, и вой превратился в рыдание. Он при жизни своей, еще совсем недавней, терпеть не мог скулежа, вот и теперь решил просто уйти от этого. Уже проходя мимо сына, увидел его глаза - заполненные прозрачной влагой. Губы его были плотно сжаты. Идя на кухню, он столкнулся с дочерью и был просто ошарашен, как внезапно и легко она прошла сквозь него. Он оглянулся и подошел к плите. Прислонил руку к чайнику - должно быть снова удивление изменило мимику его лица. Рука вошла в чайник но, не смотря на подымавшийся из отверстия носика пар, температуры кипятка он так и не почувствовал.
   - Все. Убедился? - голос сзади заставил его обернуться, - пошли уже.
   - К.. куда?
   - Шляться. Вижу, что тебя не торопятся забирать.
   - К ...
   - Да задрал, ты. Куда, куда? Узнаешь. Ты ведь не собираешься выслушивать все причитания сейчас, я это вижу. Пошли ...
   Он провел рукой сквозь чайник еще раз и отрешенно последовал за призраком.
   В прихожей несколько замешкался, пропуская выходящих из квартиры медиков, и не сразу заметил знакомый уже силуэт на лестничной площадке.
   - Давай уже, смелее. Иди сквозь них. Они тебя ни видеть, ни ощущать не могут.
   - И не слышат ... - в этот миг врач обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.
   - Ха ... А дохтер - не так прост. Видать на тот свет многих спровадил.
   - Неужели услышал?
   - Нет. Вряд ли. Скорее почувствовал что-то. Так бывает.
  Они спускались по лестнице чуть впереди медработников. Звонким эхом в ночном подъезде отдавались лишь шаги живых. Где-то между третьим и вторым этажом он остановился.
   - Ты чего? Только не говори, что забыл что-то, - через них как раз проходили двое.
   - Нет. Я подумал - если удавалось переходить из комнаты в кухню сквозь стену, то почему мы идем по лестнице?
   - Браво! Начинаешь соображать, - силуэт на секунду слился и со стеной.
  Он последовал за ним, стена будто растворилась и оба оказались сразу в двух квартирах соседей. Ноги были в пустой, неосвещенной комнате, жилец которой был в отъезде. А та часть силуэта, которая выше пояса, оказалась прямо перед диваном рыжей Женьки, которая сидела в обнимку со смуглым рыночным торгашом. На передвижном столике перед ними стояла начатая бутылка коньяка. Рядом развернутый изломанный шоколад и нарезанные цитрусовые на надколотом блюдечке. Как он не пытался ощутить запах, у него ничего не получилось.
   - Да, да ... - силуэт пришельца как раз находился между парочкой и головой вклинился между их голов, - ни запаха, ни температуры, ни ощущения твердости предметов. Ты можешь только двигаться, слышать и видеть. Хотя ...
   В этот момент азиат сжал волосатыми пальцами Женькину коленку и впился колючей небритой рожей в пухлую мордашку соседки.
   - Мвах, вах, вах ... Как сладко, - силуэт язвительно причмокивал, крутя головой в самом центре соприкосновения двух ртов, - сволочь. Мало того, что на рынке обвешивает, так еще и наших баб имеет. Сейчас я тебе выдам.
   После этой фразы Женька вдруг с силой обхватила мужчину за голову и так рьяно присосалась к его губам, что через некоторое время, ее партнер стал дрыгать ногами и, упираясь руками, попытался высвободиться из объятий. Но Женька, с невероятной силой высасывающая воздух из легких торгаша, тяжко навалилась на него своим пышным бюстом, и вдобавок воткнула свою идеально круглую коленку ему в пах. Мужчина, пытаясь освободиться от внезапного порыва страсти партнерши, стал рвать ткань ее домашнего халатика, но пальцы его делали все более слабые движения, неухоженные ногти с мерзким скрипом скользили по шелку. Вскоре движения рук и ног азиата стали бессильными и перешли в конвульсии.
   - Ну, вот и ладушки. Отползай родная, - силуэт выпрямился над все еще слитыми в единый клубок телами.
   Рядом с ним, словно из ниоткуда возник еще один такой же силуэт. Он беспорядочно размахивал руками, голова его по-дурацки заглядывала Женьке в затылок. Секундой спустя раздалось протяжное: "Ваааай..."
   - Да пошел ты... Иди к своему, как там его, - силуэт его собеседника проник сквозь диван и уже приближался, когда вдруг случилось то, о чем раньше он мог лишь фантазировать под впечатлением прочитанного.
   Откуда-то из верхнего угла Женькиной комнаты возник яркий свет, который разгорался все сильнее и сильнее. Но это не был жар, как от костра, а скорее похожий на луч прожектора, ослепляющий, и в то же время манящий к себе столб ярчайшего свечения.
   - А ... Вот теперь подальше. Конечно, если все еще не захочешь уйти, - они слились с наружной стеной дома и как ни пытались, так и не смогли разглядеть весь процесс исчезновения призрака только что умершего человека.
   Комната внезапно приобрела все прежние цвета и оттенки, свет исчез и Женька, с трудом переводя дыхание, откинулась на спинку дивана, даже не пытаясь смахнуть пряди рыжих волос с лица. Где-то на десятом вдохе она повернула раскрасневшееся, потное лицо к своему ухажеру. Усталая отрешенность сменилась недоумением, пока она какие-то мгновения наблюдала синюшное лицо на диване. Затем вскочила, зажала потрескавшиеся до крови губы пальцами, окольцованными щедрыми подарками своего, уже мертвого хахаля. В следующий миг с каким-то ревоподобным визгом ее преломило пополам, она уперлась коленками в край дивана и все затряслась.
   - Дело сделано. Пошли, - силуэт встал между ним и диваном, - две смерти на один подъезд за одну ночь - более чем достаточно.
   Они уходили сквозь стену, оставив позади растрепанную, в изодранном халате, скулящую Женьку.
  
   - Я все понимаю. Я даже больше понимаю, чем ты можешь себе представить, - силуэт шел, чуть выдаваясь вперед не резко очерченной головой, - да, ты пыхтел, из последних сил надрывался, копил в семью все то, что называется благополучием. И вот теперь нет тебя. Твоя оболочка - контейнер для того, что осталось, в сущности, от тебя. Это даже субстанцией не назовешь. Ты что, не можешь раз и навсегда понять, что то, что было с тобой до момента перехода в этот мир, осталось там? Это просто осознается, если трезво сесть и взвесить все "за" и "против". Так ты любил говорить? Но осознай для начала, что для тебя остались лишь эти отрицательные "против". А то, что могло бы уложиться в копилку "за" - осталось в мире из которого ты ушел. И заметь, ты всю свою жизнь сам себе помогал уйти, осознавая это и наплевательски относясь и к своему организму, и к тому положению, в которое ты попал на своей финишной прямой. Разве не так? Себе-то не лги.
   Они шли, какое-то время, молча. Он все еще пытался понять и осознать свой статус, роль ... черт, как же еще назвать?
   - Черта, даже в мыслях не вспоминай, - силуэт сбавил темп, и они двигались, сливаясь локтями.
   - Они есть?
   - Я не знаю. Но, кто-то же включает тот яркий луч, который торгаша уволок из квартиры твоей соседки.
   - А ты раньше видел такое?
   - Видел и не раз. Видел и другое. Есть еще тьма. Она тоже поглощает.
   - Тьма?
   - Да, такой сгусток без оттенков и теней. Я бы назвал это - антисвет. Когда это появляется, даже лампы уличных фонарей еле различимы.
   - И силуэты исчезают так же, как и в свете?
   - Примерно так же. Кричат только, как резаные, - собеседник рассмеялся.
   Через некоторое время, он остановился, глядя в сторону железнодорожной насыпи. Где-то там, в лесополосе горел костер. Яркое зарево от разожженного огня освещало стволы деревьев.
  - Ну? Чего стал?
  - Мне трудно тебе это объяснить, но хочется у огня посидеть.
  - Ох уж эти мне, романтики. Посидим. Сейчас придем и посидим. Пошли дальше, я тебя сейчас в такое место приведу, что и уходить не захочешь.
   - Там есть огонь?
  - Огонь? Не просто огонь. Камин, - силуэт многозначительно поднял руку, в которой угадывался вздернутый вверх указательный палец, - его жгут каждый день. Тебе ведь нравится камин. Жаль, только, что не всегда приятно сидеть возле него.
  - Почему?
  - Хозяин того дома часто привозит подружек на ночь. Они перед камином устраивают такую борьбу нанайских мальчиков, что меня начинает одолевать злость и дикая тоска. И все это в сочетании с разочарованием в теперешнем моем положении.
  - Ты много знаешь обо мне. Следил, что ли?
  - Не следил, - силуэт остановился и развернулся, - я наблюдал. Я долго наблюдал. Мне скучно одному шататься в этом мире духов. А ты .... Ты был интересен мне еще при жизни.
  - А ты знал меня при жизни?
  - При твоей жизни я уже давно был мертв.
  - Мертв при жизни. Я сейчас живу при своей смерти.
  - Ну, узнаю, - силуэт, наклонив голову к плечу, протяжно растягивал согласные, - понеслась - философствовать. Ты еще поплачь или попроси бумагу - записать мысль.
  - Ты злой. Почему ты все время разговариваешь с сарказмом и издевкой?
   Силуэт вновь остановился. Он стоял посреди моста, его очертания напоминали человека одетого в длинный плащ с поднятым воротником. Руки были опущены в большие карманы, ноги широко расставлены.
  - Пройдет совсем немного времени - ты тут пошастаешь и сам так станешь разговаривать. В том состоянии, в котором ты сейчас находишься, тебе много захочется переосмыслить.
  - Не знаю почему, но мне все время кажется, что ты похож на одного актера. И силуэт, и фигура, и голос.
  - Я буду для тебя таким, каким ты себе меня представишь. Мне проще - я видел тебя при твоей жизни, - силуэт вынул руку из кармана, провел по тому месту, где должно было находиться лицо, и стал в задумчивости чесать подбородок, - тебе все время хочется меня назвать по имени. Ты все не решаешься спросить - как обращаться ко мне.
  - Да, проскользнуло... Ты читаешь мои мысли?
  - Не только твои. Зови меня ...
   В этот миг на силуэте проступили глаза. Красивые, уставшие глаза старого человека. В них вместе со злобными зелеными огоньками соседствовали какие-то теплые оттенки. Такие видишь в глазах старого учителя, который боится упустить что-то важное. О таких типажах говорят - "Вкладывает душу".
  - Зови меня Мовин. Я же не стану обращаться к тебе по твоему настоящему имени. Я буду звать тебя Мосмер.
  - Чудные какие-то имена.
  - Может ... Мне так проще, - Мовин ответил резко, повернулся к нему спиной и медленно пошел вдоль ограды моста.
   За мостом вышли на автостраду по которой изредка проносились автомобили.
  - Сейчас я покажу тебе один финт. Тут не смотреть нужно, это нужно прочувствовать, - Мовин стоял у обочины, обволакивая своим силуэтом бетонный столбик со светоотражателем, - сейчас выйдем на дорогу прямо под колеса автомобиля. Если просто стоять, то он пронесется сквозь тебя. Но ты должен подумать о том, чтобы в доли секунды оказаться в салоне. Если получится, будешь кататься с ветерком.
  - А если не получится?
  - А тогда ноги или еще, какая часть тебя останутся на месте, а все остальное уедет, - Мовин засмеялся, - шучу. Ты чего боишься? Умереть снова? Давай, становись рядом.
  - Может попробовать с автобусом? Он все-таки медленнее едет.
  - Да не бзди ты. Вон смотри, несется буржуй. Педаль топит в пол - за полторы сотни точно бу ...
  - О... - в какой-то миг Мосмер пытался себя разглядеть уже внутри салона обитого черной кожей.
  - Ну, как ощущения? - Мовин уже сидел рядом с водителем, - придает остроты существованию? Располагайся рядом с толстяком.
   Мосмер осмотрелся. На заднем сидении спал упитанный мужчина в костюме. От него должно быть несло перегаром - рядом под рукой лежала металлическая фляга, в которой плескалась жидкость. Голова пассажира была запрокинута назад, рядом с подголовником.
  - В первый момент мне показалось, что ноги действительно где-то потерялись, - Мосмер наклонился и, пробуя утопить в жидкости нос и язык, пытался определить - какой именно напиток весело плещется в закупоренной металлической посудине.
  - Это потому, что ты так подумал. Кстати, а на какого актера я, по твоему мнению похож?
  - На Джигарханяна, даже голос такой же - поскрипывающий, но приятный.
  - Ххааа.... Хотел бы я посмотреть на себя со стороны, - Мовин вдруг воткнул свою руку в голову водителю.
  - Что ты делаешь?
  - Парня в сон клонит. Не хочу выбираться из обломков и идти пешком, - рука Мовина делала какие-то движения внутри головы и, по-видимому, результативно - водитель несколько раз встряхнул головой, одернул плечи, затем несколько изменил позу в кресле и кинул быстрый взгляд в зеркало заднего вида.
   Мосмер поймал взгляд молодого человека. Неожиданно прочел и слова, промелькнувшие в голове молодого человека: "Старый хрыч. Когда ты уже упьешься. Сидел бы дома с женой и детьми. Так нет, сучара - сауна, бабы. Что б у тебя отсох ..."
  - Ха, Мовин, ты слышал?
  - Слышал. При определенных обстоятельствах можно и помочь парню в осуществлении его желания.
  - Это как? Ты вообще, как все проделал с тем торгашом у Женьки?
  - Я попытаюсь тебе объяснить, но не знаю - поймешь ли? Понять - может, и поймешь, а вот сможешь ли так делать? Посмотрим ...
  - Скажи, а не ты ли меня ... ну сегодня ...
  - Хочешь получить на дурацкий вопрос дурацкий ответ?
  - Нет. Но как-то неожиданно я умер.
  - Ну, это не только для тебя неожиданно. Твои тоже думали, что завтра ты снова будешь метаться от одного работодателя к другому и все это с целью, что бы всем семейством спустить заработанное в унитаз сутками позже.
  - Ну, такова жизнь.
  - Да. Жизнь такая, а вот теперь у тебя ее нет. Не будут нужны тебе больше ни одежда, ни еда. Не нужно ломать себе голову над тем, как заработать. Нет необходимости разрываться между двумя работами, не спать по ночам, теряя зрение за чертежами. Нет надобности больше садить сердце крепкими чаем и кофе, высасывать по две пачки сигарет в сутки.
  - Да, сигареты. Курить все же хочется.
  - Это привычка. Привычка занять себя чем-то, пока мозг занят поиском решения над проблемой, отчасти тобой же созданной. Скорее это даже ритуал. Рука сама тянется к пачке, ты достаешь тугой, в бумаге утрамбованный столбик сухой травы. Затем огонь ...
   Мовин вдруг резко обернулся. На Мосмера и впрямь смотрело лицо Армена Борисовича.
   - Я вот все не мог понять, - он смотрел в глаза собеседника пристально, будто гипнотизировал, - объясни мне, почему ты почти всегда прикуривал от спичек? Давно уже зажигалки в ходу. Вон их, сколько китайцы наштамповали. А ты вместе с сигаретами всегда клал в карман и зажигалку, и коробок спичек. Что это? Поклонение огню или элементарное жлобство?
   - Не знаю. Спички - всегда видно, сколько их осталось в коробке. А зажигалка может сломаться, лопнуть ... да и потеряться. Наверное, это у меня привычка от увлечения рыбалкой. Рыбачил то я почти всегда один. Остаться без огня на природе - дело невеселое.
  - Понятно. Практицизм и рациональность. - Мовин помолчал какое-то время. Сквозь него как раз ударил луч фар встречного автомобиля. - Зря ты тогда в воду вошел.
  - Когда?
  - Да тогда, когда карпа пытался выудить. Леску рыба за рогулину зацепила, а ты схватил подсак и в воду вошел. Оступился, подсак выронил, а когда рыба вышла на чистую воду, брать ее было уже нечем.
  - Да помню. А ты, что все время был рядом и все видел?
  - Тогда - да. Тогда был.
  - И как долго ты наблюдаешь за мной.
  - Давно. Не помню уже ...
  - Может ты видел того, кто у нас лодку увел?
  - Видел. То были такие же рыбаки, как и вы. Они стояли чуть дальше, у дамбы. Ночью один из них вплавь обогнул камышом поросший выступ на берегу, отвязал лодку и оттащил к своей прогалине. А к утру, они сдутую лодку утопили, привязав к ней камни. Вернулись за ней после вашего отъезда.
  - Намучились мы тогда. Сеть вынимали - запутались и чуть не утонули.
  - Тогда еще не судьба была. А спросить о том, кто тебя бутылкой по голове в баре огрел - не хочешь?
  - Ты и про это знаешь? Интересно, конечно, но разве это не Макс был?
  - Нет. Ты зря тогда с ним дрался. Бутылку запустила пьяная баба и целилась она не в тебя. Случайно все вышло.
  - Подожди, выходит Макс дрался из-за Светланы?
  - Точно. Не мог тебе простить вашу поездку в лес. - Мовин наклонился к лобовому стеклу, пытаясь разглядеть что-то, - Знаешь, давай выйдем. Только по нормальному. Мне из машины выпрыгивать никогда не нравилось.
   После этих слов рука его вновь проникла под густую шевелюру водителя. Через несколько секунд парень сбросил газ, автомобиль медленно стал сбавлять скорость и плавным пируэтом припарковался у обочины. Они отходили от автомобиля, когда водитель, на ходу расстегивая молнию на брюках, забегал за ближайший куст.
  - Я вот еще не понял одной вещи ...
  - Стоп! Давай договоримся. Вещи - это осталось там. Раз уж мы не можем их ни потрогать ни передвинуть, значит для нас их просто нет.
  - Хорошо, но мне не понятно. Мы проходим сквозь стены, взлетаем на антресоли, впрыгиваем в автомобиль на ходу. А летать то мы можем?
  - Конечно, но если без особой надобности, то это не очень интересно. Надоедает.
  - А шляться ночью не надоедает?
  - Ну, сам посуди: тебе ни холодно, ни жарко от того, когда ты идешь или бежишь. Ты не устаешь и тебе некуда спешить. Наслаждайся легкостью и беззаботностью, только не забывай, что глупо в такой ситуации восклицать: "Вот это жизнь!" Хочешь полететь? Я тебе направление задам, а там уж поглядим - кто первый доберется. Вон видишь огни трехэтажного особняка в центре поселка? Представь себе, что ты уже там ...
  
  - Что-то ты долго добирался. Еще и собак разбудил, - Мовин сидел у камина в огромном мягком кресле. Полыхающий огонь освещал силуэт актера, в то же время делал вполне различимым кожаную обивку под мутноватыми очертаниями устало развалившегося тела.
  - Я не ожидал, что собаки кинутся.
  - И с переполоху запрыгнул на забор, - Мовин скрипуче засмеялся.
   От насмешек собеседника Мосмеру вдруг расхотелось разговаривать, и он стал рассматривать каминный зал. Шикарные ковры с увешаны оружием. Картины, шкафы со статуэтками, несколько шкур животных на полу, тигровая шкура на стене и много чучел зверей и птиц. Все было со вкусом подобрано, развешено и расставлено. Из каминного зала вели четыре двери. Одна, огромная двустворчатая и застекленная витражами ручной работы вела в просторную бильярдную. Напротив, в приоткрытую дверь с узким длинным стеклом были видны ступени, ведущие на верхний этаж. Третья, так же распахнутая вела в неосвещенное помещение кухни. Четвертая была прикрыта, она завершала длинный, ярко освещенный коридор со множеством дверей.
  - Как тебе - обстановочка?
  - Богато и не налеплено. По всему видно, что у хозяина с эстетическим вкусом все в порядке.
  - У хозяина денег прорва. Нифига не работает - лишь пожинает плоды от вложенных его супругой капиталов.
  - А где супруга? Ты же говорил, что он сюда девчонок привозит.
  - Умерла три месяца назад. Крутилась в доходном бизнесе, куча банковских счетов. Он и при жизни ее бездельничал - беспредельничал, а как ее не стало, так и вовсе с поводка сорвался и в такой блуд ударился ... О, слышишь?
  Где-то наверху раздались смех и выкрики, затем все утонуло в грохоте музыки. Мосмер подошел к камину и протянул руки к огню.
  - Не обожгись, - с ехидцей подколол Мовин и засмеялся.
  - Тебе смешно, - Мосмер вдруг вспомнил жену и детей, себя лежащего на диване, и в эту минуту, скорее всего накрытого белой простыней.
  - Не суетись, - Мовин, заложив руки за голову, завис над креслом и вытянул ноги к огню, - завтра твое тело отвезут в морг, в течение дня вскроют. А может и послезавтра - все зависит, сколько жмуриков на очереди. Потом будут похороны. Вот на кладбище тебе стоит побывать, посмотреть в лица тех, кто в этот момент будет думать о тебе. Это пригодится - такого наслушаешься. В морг на вскрытие, тебя самого потянет - тут уж я удерживать тебя не стану. А вот вся эта возня в промежутке между холодным столом в прозекторской и погребением - такая суета. Лучше не видеть и не слышать.
   Они долго молчали. Мосмер старался ни о чем не думать, он уже несколько минут держал руки в пламени, периодически поднося их к глазам, убеждаясь, что огонь никак не воздействует на него.
  - А если стать в костер? Что будет?
  - Не знаю, не было желания.
  -А собаки? Они нас видят или чувствуют?
  - Об этом у собак спроси. Думаю, чувствуют, хотя ... Они ведь прыгают и пролетают сквозь нас.
  - А ты как в этот дом попал?
  - Я на похоронах хозяйки был. Шлялся по кладбищу. Вижу, женщина невероятной красоты в гробу. Остановился, прислушался. И ты знаешь, народ там кто - о чем думал. Одни ждали и не могли дождаться завершения процедуры. Тем лишь бы поскорее за стол поминальный и водки хлопнуть. Одни вспоминали долги покойной, ссоры с ней. Третьи матом крыли - скорее всего, это были те, кто работал в ее офисе. По-настоящему горевала сестра. У нее в голове, как кадры кинохроники проносились картинки из детства и юности. Красивая женщина, но на сестру не похожа.
  - А муж?
  - Гад. Она из-за него прежде времени ласты склеила.
  - Как? Он убил ее? - Мосмер повернулся к Мовину, уже лежащему на полу.
  - Можно и так сказать. Вернее будет сказать - помог. На кладбище, да и после в голове у него часто мысли о каких-то ампулах, беседах с адвокатом и следователем. Такое ассорти, такой мозготрах - лучше не слышать. Вот увидишь его и сам поймешь, что это не святоша.
  - Мне бы ее увидеть. Фотография, где-то висит?
  - Висела. На второй день после похорон он ее снял и положил стеклом в низ на шкафу в большой комнате.
  - А тебе не хотелось его ... Ну это ... как Женькиного?
  - Мне нравится ход твоих мыслей. С тобой разговариваешь - хочешь или нет, вспоминаешь фразы из кинофильмов. Поначалу было такое желание, а держит меня только эта комната. Здесь уютно. Мысли отдыхают. А еще бывает - хозяин включит телевизор и забывает выключить. Новости, фильмы - мне этого не хватает. С новостей смеюсь, от некоторых фильмов просто тащусь. Тоже, привычки знаешь ли ...
  - Мне так курить хочется.
  - Ой, не смеши ... - Мовин вновь залился хохотом, - скажи, что удавиться готов за сигарету.
  - Ты жесток.
  - Я тебе говорил - ты станешь таким же. Дали бы только срок.
  - Срок. Ты что-то знаешь? Сколько в таком состоянии можно находиться?
  - Это для меня самая большая непонятка. Но я даже мыслью такой, себя не озадачиваю. Поверь, хуже не будет, - с новым взрывом хохота Мовин переместился к сервировочному столику на блестящих колесиках.
   Среди скопления бутылок Мосмер увидел свой любимый Баллантайн. Его собеседник с клоунскими гримасами шарил носом внутри бутылок, пытался зачерпнуть прозрачным языком жидкость.
  - И вот этого мне не хватает, - Мовин выпрямился, стоя над выпивкой, - этого, даже больше, чем сигарет. Вот как от этого отказаться? Да, хозяин сволочь. Но помоги я ему отправится к праотцам - неизвестно, кто после него станет владельцем и будут ли здесь топить камин. Прямых наследников у него нет. Может ее сестра? Хотя вряд ли.
  - Почему не она?
  - А она отказалась от своей доли еще на поминках, - Мовин уже склонился над прогоравшим камином, - где он там лазит? Камин уже прогорает, а этот олух даже газ не открыл для поддержания огня.
   Словно прочитав мысли призрака, по ступеням спустился хозяин дома. Это был молодой, но уже давно потерявший спортивную форму мужчина. Полы его распахнутого махрового халата открывали неприличных размеров пивной живот. Неприятно чавкая шлепанцами на кривых волосатых ногах, он подошел к камину и включил газ. Синеватые языки пламени появились из кучки почти прогоревших дров. К великой радости Мовина в камин были подброшены несколько березовых поленьев. По всему было видно, что хозяину нравилось топить камин. Он с удовольствием потер над огнем руки и подошел к столику с выпивкой. Прямо из горлышка сделал несколько глотков, при этом бутылку он схватил наугад, не разбирая надписи на этикетке. Затем громко и смачно почавкивая мясистыми губами, бормоча нечто напоминавшее мелодию, быстро пересек комнату и поднялся по ступенькам.
   - Видел везунчика? - Мовин рассматривал колышущийся в бутылке коньяк, - Никаких забот, сплошное наслаждение жизнью. Эх, мне бы так в свое время пожить, хотя бы год - другой.
   - Зависть.
   - Что? Кто бы говорил? Ты себя вспомни, когда ты "кипятком сцался" при виде хорошего спиннинга у приятеля. Или напомнить тебе, как ты порвал отношения с другом после того, как тот купил новенький автомобиль? А тот случай на рыбалке, когда ты незаметно подбросил к поплавкам мужика кусок ваты смоченной жидкостью от комаров?
  - Хотелось - да, но я не завидовал ...
  - Это и есть зависть, - Мовин кричал, выставив голову вперед и размахивая рукой перед глазами Мосмера, - завистливы все. Такова сущность человека. Независтлив разве что душевно больной. Зависть движет людьми, побуждает к прогрессивным действиям.
  - Не кричи. Мне не хочется тебя слушать.
   Мовин отвернулся к камину, какое-то время покачивался из стороны в сторону, затем пройдясь по комнате, остановился перед Мосмером.
  - Ладно, проехали ... Я всегда был вспыльчив, но и остывал быстро.
  - Я понимаю. Кстати, иметь автомобиль мне никогда не хотелось. Я боюсь ездить.
  - Я водителем был. Дорога для меня была, как магнит. Помню, день два не за рулем и ходил, как больной.
  - Мовин, я спросить хочу ...
  - Знаю, хочешь знать - когда я умер? Давно, ты еще пацаном был. К чему тебе это?
  - Ты столько знаешь обо мне. А еще есть такие, за которыми ты наблюдал?
  - Были и есть. Некоторые уже ушли по лучу, другие еще топчут землю.
  - А так, как мы сейчас? Есть такие?
  - Есть. Увидишь скоро - их в морге и на кладбище полный ассортимент. Каких хочешь - на выбор, все как в жизни. Один вообще примечательный тип. Счастлив он безмерно теперешним своим положением.
  - В чем же его счастье то - призраком быть.
  - Это для людей мы может и призраки. А так, по сути, мы блуждающе души.
   Мосмер хотел еще что-то спросить, но Мовин сделал предупреждающий жест:
  - Подожди, потом. Кажется, представление начинается. Слышишь?
   На лестнице раздался топот и смех. Гогочущий раскрасневшийся хозяин внес на руках полуобнаженную девицу, держащую в руках недопитую бутылку шампанского и два пузатых бокала. Ее наготу прикрывал лишь легкий, расстегивающийся по бокам, короткий пеньюар. Мужчина опустил подружку на пол. Она была красива, длинные светлые волосы рассыпались по лежащей перед камином медвежьей шкуре. Хоззяин запустил под тонкую ткань свои пухлые, волосатые руки и слюнявыми губами начал елозить по ее аккуратному и красивому животику. Мосмер при виде этой сцены развернулся и пошел бродить по дому.
  
   В прозекторской он встретил еще один силуэт. Но старая бабка несла какую-то чушь, ему совсем не хотелось выслушивать ее причитания, и Мосмер пошел бродить между столами. На столах его не было. Он заглядывал под простыни, рассматривал лежащих и не накрытых покойников. Сначала не увидев своего тела, даже шевельнулась в нем какая-то призрачная (вот уж точное слово) надежда. Он даже попытался мысленно сострить, но вовремя спохватился. Уже подходя к холодильникам, он столкнулся с одним из работников морга, и эта встреча даже испугала его. Мужчина, уже пройдя сквозь Мосмера, вдруг остановился и очень медленно повернулся, внимательно сканируя взглядом помещение. Когда же взгляд его остановился на глазах призрака, Мосмеру стало жутко. Он направил взгляд в пол и посмотрел, уже в след ушедшему медиуму, только минутой позже. Теперь он стал вести себя осторожнее, держался все больше ближе к стенам и закоулкам. Заглядывая в камеры, Мосмер наконец таки увидел себя. Вернее он увидел бирку, привязанную к пальцу ноги. Он уже хотел пробираться в глубь камеры, что бы взглянуть на свое лицо, как его внимание привлек звук в конце помещения. Он оглянулся. Два человека катили каталку с накрытым телом. Какое-то ощущение дискомфорта пронзило его, когда каталка прошла сквозь него. Он резко отскочил в сторону и тут же услышал:
   - Что тебя так кидает? Сядь уже, где то. Сядь и смотри.
   Мосмер оглянулся на голос, но никого не увидел, рядом стояла каталка с телом, покрытым посеревшей от частого использования простыней.
  - Что ты вертишь своей пустой башкой? Здесь я - под простыней.
  Только по интонации он узнал Мовина.
  - Давай, представляй скорее Джигарханяна, а то так и будешь в непонятках пребывать.
  Последние слова уже начали приобретать знакомый, скрипучий оттенок.
  - А зачем ты под простыню забрался? - шепотом произнес Мосмер, косясь по сторонам.
  - А ... Тебе пока не понять, - слишком мало времени тебя носит в таком образе, - силуэт появился над каталкой.
  - Боишься встретить знакомых?
  - Ну, ты, даешь, - Мовин искренне смеялся, стараясь приглушить голос, прикрывая рот руками, - какие у меня здесь знакомые? Скорее у меня опасения завести новые знакомства. Мосмер осмотрелся по сторонам - отовсюду, изо всех щелей появлялись силуэты. Одни неодобрительно кивали очертаниями голов, другие панически махали руками, третьи просто смотрели в их сторону. Неожиданно откуда-то из-за холодильника или из дальней двери, Мосмер не успел рассмотреть, появился еще один силуэт, резво подскочил к ним и уши разрезал неприятный с подвизгиваниями голос:
  - Эй, вы - ТЕНИ. А ну прикрыли вякалки. Забыли, где находитесь? Чмырье непогребенное. Ша обоим!
   Мосмер вопросительно посмотрел на Мовина. Тот, перестав смеяться, сделал жест рукой и они, покинув помещение, пошли по коридору.
   - Кто это?
   - А! - Мовин отмахнулся, - Ну его к бесам. Местный маньяк. Постоянно здесь торчит и пялится на процесс вскрытия жмуриков.
   - Мерзость какая. Как можно на это постоянно смотреть.
   - Как?! Мне кажется, что он работал в морге или был садистом-насильником. Я часто вижу его здесь.
  - А тебя сюда, что тянет?
  - Не знаю. Мне трудно ответить. Вот ты сам, тебе ведь хочется посмотреть, как тебя будут потрошить?
  - И да, и нет. И тянет, и останавливает. Не знаю.
  - Ты для начала взгляни, как вскрывают кого-то, а там решишь - оставаться тебе или нет. Вот ты подумай, а я посмотрю вокруг, может какую симпампульку призрачную встречу. Очень знаешь ли не хватает мне женского общества, - и Мовин заржал, как конь.
  
   Они стояли перед фонтаном, во дворике. Звук падающих струй воды был приятен, хотя говорить приходилось громко.
  - Ты спросил - почему я сюда прихожу. Я отвечу тебе. Я как-то слонялся по городу, по окрестностям. Мне было жуть как одиноко, - Мовин усмехнулся, протянул руку к фонтану и стал рассматривать, как струя воды пролетает сквозь ладонь, - это должно быть смешно, слышать в откровениях призрака такие признания. Но было так, как я и говорю. Да мне было тоскливо. Мне надоело шляться по кладбищам. Надоело заглядывать в глаза прохожих, читать их мысли. Мне просто захотелось с кем-то поговорить. Принесло меня сюда непонятной силой, а уж тут .... Их здесь всегда много таких, как я, таких, как ты ...
  В тот раз я познакомился с только что умершей молодой женщиной. Она все не могла отойти от своего тела. Смотрела на себя и тщетно пыталась поправить свои скомканные волосы. Мы тогда долго разговаривали. Я все пытался понять - что заставило ее принять яд. Тогда мы просидели на шкафу в коридоре морга всю ночь. А утром ее вскрыли. Она все видела. Изумлялась, возмущалась, ругалась. А после мы долго стояли в струях этого фонтана ... К вечеру она ушла. Тьма поглотила ее, и мы даже не попрощались. Позже, я часто приходил, разговаривал с такими же, оставшимися. Но новые знакомства были какими-то несуразными. Бестолковая, и бессмысленная болтовня стала мне надоедать.
   - Я не опоздаю? Когда моя очередь?
   - Ты почувствуешь это. Не опоздаешь. Кстати, вспомнил, ты чего вчера потерялся? Я понял, что тебя нет в доме лишь под утро.
  - Как ты понять не можешь? Меня еще не похоронили, а я буду пялиться на оргии.
  - Ты ничего не потерял. Они мне через час надоели, и я их в бильярдную спровадил.
  - Снова в мозгах поковырялся?
  - Ага, - Мовин хихикнул.
  
   Мосмер был в шоке, если можно применить этот термин к призраку. Процедура вскрытия его словно загипнотизировала. Он от начала и до конца не сводил взгляда с патологоанатома, который отработанными, привычными движениями кромсал его оболочку различными инструментами. Отошел он от стола лишь после того, как его внутренности и мозг, разложенные в лотки с отверстиями для стока жидкости, унесли, и работник морга стал зашивать его брюшную полость. Он медленно двигался вдоль стены в полумраке коридора, когда перед ним возник силуэт, который недавно накричал на него и Мовина.
   - Смотри не грохнись тут. Нашатырь тебе никто не принесет.
   Мосмер застыл, вжимаясь в стену, не в состоянии о чем-то думать и уж тем более говорить.
   - Шляются тут ... - силуэт хамовитого призрака быстро прошаркал мимо и удалился в сторону прозекторской.
  - Не обращай на него внимания, он на всех орет, - голос Мовина звучал приятно, почти, как родной, - пошли, я тебя в такое место отведу, там быстро в себя придешь.
  Они перешли парк, вошли в какую-то дверь, затем коридорами, переходами и вскоре вошли в душевую. Это была женская душевая.
  - Здесь я всегда отхожу после такого, - Мовин оценивающе рассматривал моющихся в открытых кабинках женщин, - я вон к той. Ты тоже стань под струи воды. Саму воду не почувствуешь, но что-то остается после этого, не знаю, увидишь.
   Мосмер вошел в одну из кабинок. Женщина приятной внешности, взбивая пену из мочалки, доливала прямо на тело гель для душа. Она стояла чуть в стороне, пучок падающих струек горячей воды был свободен. Он, как ни пытался, но так ничего и не ощутил. Ни влаги, ни температуры, даже скользкий на вид кафель поглощал протянутые пальцы. Он, как раз отвернулся и не заметил, как намыленная женщина вошла под струи воды и слилась с ним. Было непривычно и в то же время интересно. А еще что-то напомнило. Но от воспоминаний его отвлек голос Мовина.
   - Твоя тоже хороша, - его руки скользили по гладкой мокрой коже женщины.
   - Да ну тебя, - Мосмер выскочил из кабинки и быстро пересек помещение.
  
   - В нашем с тобой состоянии наибольшие терзания происходят при виде еды, женщин, выпивки и курева. Вот одна из причин не поддаваться вредным привычкам при жизни. И еще одно - старайся не появляться у себя дома.
  - Почему?
  - Почему .... - Мовин остановился, они брели по аллее парка, листья поднятые ветром пролетали сквозь ноги, тонувшие в толстом ковре опавшей листвы, - тебя ждет столько разочарований, особенно, когда увидишь, кого на твое место приведет жена ...
   Дослушать реплику Мовина уже не получилось. Мосмер так усердно задумался, что в несколько мгновений уже стоял перед дверью своей квартиры.
  
   - Ну что? Убедился? - Мовин встретил его у подъезда на лавочке, сидя между старухой опирающейся на палочку и молодой мамочкой, которая совмещала покачивание коляски и чтение журнала.
   - Ничего такого не было.
   - Себе не лги! Скандал сына с дочкой - это уже не ничего. Это только начало. Они всегда грызлись между собой. Сын хамил матери, пока ты пропадал днями на работе. Дочь заступалась за мать, но в его отсутствие, ей же и устраивала нервотрепку. Не уживаются взрослые дети с родителями - закон бетонных джунглей.
  - Пожалуй, ты прав - мне не стоит сюда приходить.
  - Не стоит, но приходить будешь. Думаешь, меня не тянет? Только сдерживаю себя и стараюсь бывать все реже.
   Заплакал ребенок, молодая мамочка стала скрипеть коляской и, они отошли в сторону. - Куда сейчас?
  - Пошли, по скверу пройдемся.
  Они долго молча ходили по дорожкам, время от времени сквозь них пролетали воробьи, проезжали мальчишки на велосипедах. Было непривычно, но все же забавлял тот факт, что прохожие, подходя к ним лицом к лицу даже не пытались остановиться или хотя бы замедлить шаг, затем, словно бы растворившись на миг, уже возникали позади - спиной к спине.
  - Я спросить хотел ...
  - Знаю. Но ты все равно спрашивай, - скрипучим, бархатным голосом Мовин действовал на Мосмера успокаивающе.
  - Луч. Ну, те, кто по лучу уходят ... там, что?
  - Никто не знает. Оттуда не возвращаются.
  - А как же рассказы в газетах и по "ящику"?
  - А никак. Все это болтовня. Газеты пишут живые люди, а не призраки. Я таких возвращенцев не видел. Не знаю я и того, что меня оставило в таком состоянии, как я теперь. Не знаю и того сколько кому отведено быть призраком. Я уж многих повидал. Одни совсем недавно мечутся. Другие, и таких немало, по две - три жизни человеческие маются, а что и кто ищет - так у каждого свое. Да и не все хотят об этом исповедоваться.
  - Ты так мне и не ответил тогда. Я спрашивал о дате твоей смерти, но ты ушел от ответа.
  - Я помню. Не скажу тебе и теперь ничего. Не сейчас. Должно быть когда-нибудь узнаешь.
  
   На своих похоронах Мосмер стоял в стороне. Многих пришедших он видел лишь со спины и не всех узнавал. Некоторые отходили на время в сторону и курили. Женщины шептались. Но самым удивительным и досадным было то, о чем его предупреждал Мовин. Тягостно было слышать не те слова, которые слетали с губ живых, а то, что было слышно призракам, но не было в слух произнесено. Чего только не услышал Мосмер. Они думали и о нем, и о вещах совсем далеких от события, собравшего их на кладбище. Ему трудно было воспринять все это и, наверное, ушел бы, если бы не стоявший за спиной Мовин.
   - Ты слушай, запоминай и впитывай. Запомни и день, и людей, и место. Знай, что с этого дня тебя хоть и будут помнить, но уже начнут забывать. И будут тебя вспоминать все реже. А когда и вспомнят, то все чаще в суете, в перерывах между делами рутинными.
  
   Уже приготовлена крышка гроба и гробовщик нетерпеливо перебирает в пальцах с тихим скрежетом три гвоздя, но к краю гроба подошла дочь. Наклонилась, придерживая края черного платка трясущейся рукой и, спрятала в складки ткани под правой рукой длинный тонкий сверток. Мосмер, едва успел задуматься, над увиденным, как услышал чьи-то слова: "Это кисти его. Да разве ж будет он еще рисовать?" Он окинул взглядом толпу, но так и не понял, кто сказал это.
  
   - Пойдем отсюда, Мовин.
  Они побрели среди могил, старых и свежих, ухоженных и поросших сорняками. И только теперь стал замечать Мосмер, что вокруг много тех, кого он называл силуэтами. Отовсюду, из-за памятников, под деревьями, за кустами одичавших роз были видны полупрозрачные белесые фигуры. Он осознавал, что они смотрят на него, хотя лиц представить не мог. Вместе с Мовином они проходили мимо молчаливых призраков, а за спиной раздавались удары молотка, забивающего погребальные гвозди.
  
  - Ооооо ...!!! Мой друг! Вы нашли себе собеседника?! Чудно! Чудно! - силуэт, в котором угадывалась бородатая полупрозрачная фигура, отделился от старого клена и вышел на дорожку перед ними, - рад видеть вас в компании и добром здравии.
   Мосмер опешил. Какое может быть доброе здравие у призрака? Что за полоумный несет столь маразматические речи?
   - Знакомься, - Мовин встал между призраком старика и Мосмером, - это тот, о ком я тебе вчера рассказывал - один из немногих призраков, который доволен своим теперешним состоянием.
   - Я Мосмер, - его что-то удержало от слова "здравствуйте" и порыва протянуть руку.
   - Знаю, знаю ...
   Голос старика был сиплым, в голове Мосмера сразу же начал рисоваться образ говорящего. Тяжелые, поросшие седыми волосами, брови нависли над глазами, выражающими многолетнюю усталость от работы связанной с напряжением зрения. Морщины в уголках глаз и по краям рта говорили о высоком чувстве юмора - человек, привык чаще смеяться, нежели грустить.
  - О, да! Великолепно, юный друг! Мне нравится. Но я бы еще несколько поправил нос. Пусть будет он с горбинкой, чуть подлиннее и, заострен к низу и ... подбородок. Да, пусть подбородок будет широк и со складкой. Вот. То, что нужно. Как, по-вашему? Хорош?
   Мосмер в недоумении посмотрел на Мовина, который загадочно улыбался и мотал головой из стороны в сторону.
   - Но, как? Я думал, но думал, словно рисовал. Как вы могли увидеть образ в моей голове?
  - А я и не заглядывал в вашу голову. Я лишь прислушивался к вашим словам, которых почти не было слышно. Я читал мысли вашего собеседника, которого, вы почему-то зовете Мовин. А у него образ читался в литературном описании. Результат мне понравился.
   - Невероятно. Какие способности, - теперь старик шел посредине, между двух приятелей. Мосмер внимательно пытался рассмотреть мимику на лице, им же придуманном, - вы должно быть тоже художник?
  - Да нет, но все же, - продолжал старик, держа Мосмера за локоть, хотя прикосновения ни тот, ни другой не ощущали, - на кого я, по-вашему, похож? Я уже видел Мовина в образе, вами придуманном. А в чьем обличии я пребываю?
   - Благодаря вашим коррективам, вы стали похожи на великого Леонардо.
   - Вот. Это достойнее похвалы. Я так и думал, но хотел лишь убедиться.
  Они вышли к сектору, на краю которого так же хоронили кого-то. Мовин быстро прошел вперед и пробрался сквозь немногочисленных присутствующих к гробу.
   - Мне кажется, что это и ваш знакомый. Пройдите вперед, может и вам нужно с ним проститься?
   - Мой знакомый? - Мосмер в который раз удивился, но все же сделал несколько шагов вперед, затем вдруг обернулся и увидел, что Старик в облике Да Винчи следует за ним.
   Они прошли сквозь стоящих у отрытой могилы людей и Мосмер, еще не видя человека лежащего в гробу, в миг понял, на чьи похороны попал. Ближе всех к покойному стояла Женька, его соседка. Она растирала кулаком левой руки слезы по щеке, правую ее руку сковывал наручник, которым она была прикована к рослому, лысоватому парню - должно быть, сотруднику МВД. На ситцевой простенькой подушечке застыла в глупой ухмылке голова рыночного торговца. Мосмер не стал рассматривать лица людей столпившихся у гроба, к тому же, подошедший Мовин и вовсе отвлек его внимание:
   - Ты пройдись со стариком, а мне здесь нужно задержаться. Я позже найду вас.
  После этих слов он вновь растворился в толпе.
  
   - Бытие определяет сознание, - старика уже около получаса несло по дебрям философии, - и бытие, как понятие может быть применимо и к нам, к призракам. Хотя я таковым себя не считаю.
   - А кем же? - если бы Мосмер мог видеть свое лицо в зеркале, наверное, оно выражало бы постоянную мину удивления, с тех пор, как он познакомился со стариком.
   - Сущность наша, пусть и не видима этим, пока еще живым, но она есть. Мы передвигаемся, общаемся, а значит - мы существуем. Стало быть, сущность наша для нас уже доказуема. Другой вопрос, это дать определение нашей сущности. Упрощенным понятием наше состояние можно, конечно характеризовать, как призрачность. Тут уж - кому как нравится. Нас можно называть духами, душами, но это все в понимании опять же людей, живущих непосредственно в данный момент. То есть, существующих параллельно с нами. Я же усматриваю наше состояние, как следующий этап бытия. Назовем его, к примеру, вторым этапом. Есть ли третий? Должно быть есть, раз уж переносит нас неведомая сила, или воля, тут уж как кому угодно. А то, что переносимы мы в третий мир, убедиться смог каждый из здесь задержавшихся.
   - Мовин сказал, что вас вполне устраивает то состояние, в котором вы пребываете.
   - Мовин ... почему Мовин? Не понятно, ну да ладно.
   - Он так представился мне.
   - Значит так ему удобнее. Пусть. Вернемся к вашему вопросу. Вполне устраивает - это мягко сказано. Я просто счастлив, как никогда. Мне, старику, в конце своего жизненного пути, так страдавшего от неизлечимой и мучительной болезни при жизни, с первых минут моей кончины стало чрезвычайно легко. Наверняка и вам, такое облегчение пришло, так как я знаю, что все испытывают эту эйфорию.
   - Да, верно. Необычайная легкость с первых мгновений. И особенно, меня это даже обрадовало, что не было этой постоянной ноющей боли в груди.
   - А, вот признайтесь, умирать то было очень страшно.
   - Естественно, насколько я знаю, сердечники все очень боятся.
   - Вот, вот. И не только сердечники. Человек видно так устроен. Даже самоубийца, решившийся сунуть голову в петлю, так же боится и молится о приходе быстрой и не мучительной кончины. Ну да про них отдельный разговор. Я в первые секунды, видя свое неподвижное тело, готов был плясать и петь - так мне было легко и радостно. Что же я получил в результате своей кончины? Я привык раскладывать по полочкам и сортировать, откладывая явно негативные позиции отдельно от положительных моментов. И минусов, должен отметить, было проставлено при анализе немало. Я потерял возможность пользоваться приятными ощущениями, такими как тепло, вкус пищи и крепость напитков, разностороннее общение с живыми женщинами, наконец, и общение с родными и близкими мне людьми, хотя частично.
   Должно быть, в образе представлявшемся старику Мосмер выглядел крайне удивленным. Это следовало из продолжения:
   - Вижу, что вы удивлены, но об этом позже. Так вот, - старик с легкостью, свойственной разве только призракам перемахнул через двухметровый кладбищенский забор, - список негативных последствий моей смерти для меня на этом и закончился.
   Мосмер, помня о своих новых возможностях, не стал упражняться в преодолении препятствий и прошел сквозь стену.
   - Ах, ну да, - старик артистично развел руками, - я мог бы соврать, что постоянно забываю о способности проникать сквозь препятствия, но знаете ли, в этом молодежном кураже я так же усматриваю положительные стороны своего теперешнего бытия. Но не будем отвлекаться. Положительного, в собственной кончине, оказалось гораздо больше. Я почувствовал себя молодым и способным на многие поступки, о которых ранее, то есть до умерщвления плоти, и подумать не смел. Я к великой радости больше не знаю ни боли, ни болезней. С утратой многих ощущений я более не боюсь холода и голода, мне не нужна одежда и постоянное жилье. А вместе с тем я больше не озабочен проблемой безденежья. Еще китайский мудрец Лао Цзы говорил, что бедному нечего бояться, так как нечего терять. В данный момент я беднее всех бедняков, но в то же время могу восхищаться и пользоваться богатством других, при чем они даже не подозревают об этом. Но если в такой способ я удовлетворяю свои алчные запросы, то в других потребностях я превзошел самые смелые свои фантазии при бренной жизни.
   - Хм, - Мосмер улыбнулся, - к примеру?
   - К примеру, я, как мужчина любуюсь самыми изысканными представительницами противоположного пола. Да, да. Не нужно корчить из себя скромняшку - первоклашку. Все мужчины одинаковы и головы сворачивают на проходящих мимо красоток. И пусть свойство это никак не материализовано, но оно у меня есть и это я считаю плюсом.
   Они вышли к железнодорожной насыпи. Вновь непривычное ощущение бытия в небытие - не раздавалось ранее привычного скрежета крупной щебенки.
   - Не стесняйтесь, любезный Мосмер, можете ругать меня хоть последними словами. Теперь я терпелив, как никогда, - старик рассмеялся громко и заливисто, - да, я услышал вашу реплику по поводу "старого извращенца".
   - Извините ...
   - Да полно вам, можете в мыслях и на словах быть абсолютно свободны. Именно свобода нам дарована после кончины и до перехода в третью стадию. И кто знает, может, и там мы будем свободны. К стати о свободе - теперь у меня есть все свободы, о которых только можно иметь понятие. Я всегда мечтал путешествовать и, теперь моя мечта сбылась. Я столько видел за время пребывания в эфирном состоянии, бывал в стольких местах, что ранее, если бы кто сказал мне, что я легко увижу все, о чем мечтал - я бы рассмеялся ему в лицо.
   Диалог со стариком протекал в несколько необычной форме. Достаточно было Мосмеру только подумать о том, что хотел он спросить, как собеседник тут же давал ответ. Это облегчало и ускоряло процесс общения.
   - Лишь спустя годы я обрел еще два качества, описанные разве что самыми безбашенными, как теперь говорят, фантастами. А именно - я могу воздействовать на людей. Вернее на их мысли. Во-первых - для чего это мне? Отвечаю: путем воздействия на мозг живого человека, я дивным образом смог влиять на события, заставляя делать подверженных моему влиянию те или иные поступки.
  - А второе качество?
  - Оооо !!! Это было великим моим достижением и открытием. Научившись влиять на поступки, я смог передвигать предметы.
   Мосмер ошарашено остановился. Образ старика, придуманный им менее часа назад, теперь особенно был близок к историческим изображениям Великого Леонардо.
   - Ну, что вы? Как раз тот пример, когда второе вытекает из первого. К примеру, я вот недавно совсем вмешался в события наблюдаемых мною людей совершенно невероятным образом.
   Их путь теперь пролегал через заросли тернвника.
   - Есть у меня знакомый художник, - продолжал старик, - его вы, скорее всего, не знали раньше. Живет он в одном очаровательном месте со своей дочерью. Девушка красива и талантлива, часто позирует отцу. А вот с продажей картин у него совсем плохо продвигается дело. Живут они ее заработками, пока он пишет, пишет много и хорошо. Ему бы мецената или выставку персональную, да вот проблемка - он не верит в собственные силы. Ему все кажется, что работы его слабы, никому не нужны, а остановиться не может. В его творческом запале отчасти я ему помог. Как - расскажу позже. Дочь его, работая на трех работах, обеспечивает отца пищей и красками, изредка покупает ему кое-что из одежды, хотя новое он почти не носит - он не выходит из жилища. Причина банальна - парализованы ноги. Его редкие прогулки по свежему воздуху возможны лишь в компании с ней. И вот девушка заболела - жар, лихорадка, сил не было подняться с постели. Отец подручными средствами, которые были под рукой, пытался как-то ухаживать за ней. А ей все хуже становилось с каждым днем.
   - А вызвать врача?
   - Нет у него возможности. Телефона у них нет, гости у них бывают крайне редко. Те их знакомые, с которыми они видятся на прогулках, никогда не бывали у них в гостях. Жалкая ситуация. Проблема естественно в деньгах - их то я и начал искать.
   - Нашли?
   - Да, нашел. Молодой человек, один из тех, кто попадался мне часто - не совсем еще испорченный парень, хотя вольностей себе позволяет чрезмерно много. Казино, девицы, банька с друзьями. Одним словом повеса тот еще.
   - Повеса - какое старое слово.
   - Так ведь и я не мальчик, - старик усмехнулся, - так вот - застал я парня в тяжелейшем расположении духа. Знаете, есть такие моменты у людей совесть еще не потерявших. Парень, как раз повздорил со своим отцом. Папенька в резких тонах обругал сына, обвинив в транжирстве и абсолютной бесполезности, как субъекта. Помешать парню напиться я не смог. Выпивка была слишком близко, а желание его было настолько стремительным и целеустремленным, что мне лишь оставалось наблюдать, как дорогой коньяк туманит его разум. Может оно и к лучшему - с пьяными, с наркоманами, с людьми ослабленными болезнью проще работать. Я поковырялся немного в его мозгах и направил парня в его любимое казино. Там помог выиграть, подглядывая карты у его соперников за столом. Оставалось лишь заставлять его делать правильные ходы. Оказавшись с выигранной суммой на свежем воздухе, он вновь потянулся к Бахусову зелью - и тут я ему не мешал. А после погнал его в почти параноидальном состоянии дорогой, мне уже известной. Легкое безумство, обуявшее молодым человеком, сделало его послушным инструментом в моих невидимых руках. Войдя к больной девушке в комнату, он довольно быстро пришел в себя, да и протрезвел сам. А потом я его уже и не подталкивал ни к чему. В девушку он влюбился сам, почти сразу, тут же вызвал врача по мобильной связи.
   - Что, может и образ жизни изменил?
   - Почти кардинально. Он теперь все свободное время с ней проводит. Помогает весомо, купил несколько картин. Это почти все портреты возлюбленной. Правда, через подставных покупателей - отец девушки настаивал на низких ценах, а парню очень хотелось помочь. И в живописи парень разбирается - у них дома хорошая коллекция.
  
   - Вот мы и пришли, - собеседник перепрыгнул ров с грязной водой, в которой копошились лягушки.
   Они подошли к старой водонапорной башне. Входом служила новенькая металлическая дверь с кодовым замком. Старик исчез в кладке красного кирпича, Мосмер последовал за ним. Наверх вела крутая винтовая лестница, но они не стали утруждать себя пересчетом ступенек и, быстро оказались в просторном круглом помещении.
  - Когда тяжело заболела мать девочки, им пришлось продать машину дачу и квартиру. Но денег все равно не хватило, да и несвоевременной была помощь. После смерти супруги отец с дочерью поселились здесь. Эту башню он давно купил по бросовой цене - повезло, знаете ли. Три с лишним года ушло на благоустройство. Все было бы у них хорошо, если бы не внезапная болезнь мастера. Впрочем, пойдем, я познакомлю вас.
   Они пошли вдоль длинного стола, тянущегося по окружности всего помещения.
   Это была мастерская. Часть помещения была отгорожена для санузла и кухоньки. Повсюду на стенах висели картины, в рамах и просто на подрамниках. Опытным взглядом Мосмер сразу определил и руку профессионала, и красоту позировавшей модели. На верхний этаж вела лестница, а рядом с ней находился большой люк - своеобразный лифт. Сквозь отверстие в межэтажном перекрытии инвалидную коляску поднимали наверх обычным грузовым тельфером. Верхнее, такое же круглое помещение было разделено на три сектора. Две спальные комнаты и зал. За столом оригинальной конструкции сидела девушка с портрета, и что-то быстро писала в толстой тетради. Мужчина в инвалидном кресле перебирал книги на книжной полке. В этом помещении, переоборудованном из емкости для воды, на стенах так же висели картины, но портретов здесь было всего два. Пейзажи удивили Мосмера, вернее разнообразие мест изображенных на них. Он узнал улочки Каира и рыбацкие причалы юга Франции. На многих холстах художник изобразил древние заброшенные города. Легко узнаваемый Коринфский канал был показан в несколько необычном ракурсе - с верхней точки моста. Один пейзаж настолько привлек внимание Мосмера, что он, позабыв обо всем, застыл посреди комнаты, и словно растворился в нежнейших оттенках рассвета над уютной бухточкой, окаймленной скалами. Место ему было совершенно не знакомо, но казалось каким-то близким, навевающим ностальгию. "Неужели ..." - зародившаяся мысль была оборвана внезапно.
   - Да, да, молодой человек, в наблюдательности и проницательности вам не откажешь. Вы правильно подумали - все эти пейзажи написаны этим человеком, - старик взмахнул рукой в сторону инвалида, - и написано все это с моих слов и с переданных ему моих ощущений.
   Мосмер, в который раз за день, удивленно посмотрел на необычного собеседника.
  - Но как?
  - Я общаюсь с ним в его снах. Иначе информацию ему не передать. Можно заставить человека, ковыряясь в его голове, делать то, что нужно призраку. Но заставить увидеть - такого еще не получалось.
  - Расскажите, как это возможно. Я ведь и сам рисовал, работал маслом и тушью. Но, как можно описать пейзаж человеку, который он не видел в таких подробностях? Ведь многие места я узнаю, хотя видел их на фотографиях и по телевизору.
  - Вот это мне трудно вам объяснить. Увы. В первый раз это произошло само собой и, было полной неожиданностью для меня. Я тогда подошел к спящей жене и просто стал рассуждать вслух. И я готов был провалиться вернее, раствориться в воздухе, когда она стала мне отвечать. При чем, отвечала она вслух, негромко, но четко. Я стал задавать ей вопросы, она стала отвечать на них. Я буду помнить ту ночь столько, сколько буду способен соображать и давать оценку происходящему.
  - А я так смогу?
  - Я не знаю. Вам просто нужно попробовать. И скорее всего вашим ночным собеседником будет кто-то из вашей семьи.
  - Да. Я попробую.
  - Хочу вам показать еще одну работу этого мастера и услышать ваш отзыв, - старик указал на одну из комнат, - она здесь. Пройдемте.
   Они вошли в спальню хозяина. Картина висела напротив кровати, где спал мужчина. По всему видно было, что часто художник смотрит на портрет, отходя ко сну - по обе стороны рамы стояли два светильника. Но сам портрет, вернее человек, изображенный на нем, ввел Мосмера в шок. С портрета на него смотрел именно тот старик, который уже больше часа занимал все его внимание и казался старым знакомым, знающим, понимающим, рассудительным. Сходство с Леонардо да Винчи было неимоверным и, лишь одна деталь не соответствовала образу древнего мастера - очки. Хоть и старого образца, с круглыми стеклами, но все же они, именно они давали понять зрителю, что на портрете современный человек.
   - Теперь, учитывая вашу способность логически мыслить, вы можете понять, что нас сблизило.
   Мосмер посмотрел на старика - теперь призрак стоял в очках, именно в таких, как на портрете.
   Их разговор был прерван шагами по лестнице - уж точно, это не мог быть Мовин - это были торопливые шаги живого человека. В комнату вошел Максим, человек, которого Мосмер хорошо знал, так как рос парень на его глазах. Его отец, руководитель крупного предприятия, купил с десяток картин и заказывал Мосмеру эскизы интерьера. Глядя на молодого человека, Мосмер отметил про себя перемены в облике и поведении Максима. Куда-то испарились снобизм и показная вальяжность. В манерах и жестах больше не просматривались замашки папенькиного сынка, разбалованного вседозволенностью и безнаказанностью. Парень подошел к столу и, наклонившись, поцеловал девушку. Трудно передать словами выражение ее глаз и лучезарное выражение красивого лица. Тут же не мешкая, Максим подошел к художнику, крепко пожал его руку. Видя, что влюбленный юноша ищет глазами, куда бы присесть, мужчина жестом указал на диван и направил туда инвалидное кресло. Они присели и говорили в полголоса. Мосмер приблизился и стал прислушиваться, рядом в напряженной позе застыл старик. Разговор шел о болезни мужчины - Максим договорился с какими-то врачами, уже назначен был день, когда отца девушки нужно было показать специалистам. Мужчина возражал, уверяя, что не питает надежд на свое исцеление, к тому же его смущала материальная сторона вопроса - парень брал все расходы на себя.
   - Вот, видите, как все повернулось, - старик прошел между Мосмером и сидящими собеседниками к окну, - вот вам и еще один плюс нашего положения. Ведь не ради тщеславия я сделал доброе дело и мне за него никогда, должно быть, не воздастся.
   - Но ведь таким способом можно приносить и вред, - Мосмер вспомнил манипуляции Мовина с Женькой.
   - И приносят, и творят зло, должен вам заметить. Я неоднократно наблюдал, как оказавшись в нашем состоянии, обиженные мстили, маньяки и извращенцы подталкивали людей на преступления. Помнится, был даже один вор, который будучи призраком, склонял людей к разного рода хищениям и получал от этого неимоверное наслаждение. Скорее всего, он пытался таким образом реализовать несостоявшиеся свои преступные деяния.
   - Вы сказали - был?
   - Да, вы не ослышались. Его год тому поглотила черная бездна. Она, как мне кажется, сродни космической черной дыре. Думается, туда так же, как и по лучу исчезают безвозвратно.
   - Мне раньше представлялось, что душа после смерти скорее должна попасть в некое чистилище, соответствующее канонам католическим. Вижу, что ошибался.
   - Может, и нет. Кто знает, может это и есть чистилище. Каждый попавший в теперешнее наше состояние либо подтверждает грешность своего бытия в прежней жизни, либо старается исправиться, либо опровергает. Мне не известно это, но чувствую я себя довольно комфортно, - старик усмехнулся и бодро хлопнул себя ладонями в грудь.
   Их разговор неожиданно прервал Мовин появившийся откуда-то с потолка.
  - Занимаетесь просвещением, любезнейший? - и уже к Мосмеру, - ну, как тебе старик? Попробуй скажи, что в прошлой жизни он был картежным шулером и заядлым бильярдистом?
   От удивления Мосмер не мог даже в мыслях произнести ни слова. Старику при его жизни он отводил роль с более положительными пристрастиями.
  - Да полно вам. Когда это было, - старик принял вальяжную позу и стал накручивать ус на палец.
  - В узком кругу любителей погонять шары звали его Сенька - Две Лузы.
  - Ха, чего вспомнил. Были времена, но теперь, - старик прищурился, хитро заглядывая в глаза Мосмера, - хочу попросить, теперь меня если и окликаете, то уж будьте любезны - Семен Аркадиевич.
  - Больно длинно, любезнейший, - передразнивая старика, и делая ударение на слове "любезнейший", сказал Мовин, - проще, как прежде - Аркадич. Пойдет?
  - Ах, что с вами поделать? Зовите, как хотите. Я и не в праве ничего запрещать, - старик улыбался, ему видно было приятно, что внимание сосредоточено на нем.
  - Отпустили вашу соседку, - обращаясь к Мосмеру, шепотом произнес Мовин, - совсем я закрутил мозги следователю. Он отпустил ее по подписке. А как только она вышла, то напилась водки до таких ч... ну, этих - рогатых с хвостами. До дома не дошла, ее машина сбила. Насмерть.
   - А не переусердствовали? - Мосмер был ошеломлен известием, он уже представил себе окровавленную Женьку на обочине, - вы так легко, играючи, вершите суд над судьбами людей. Может и мне помогли?
  - Да, брось фантазировать, - по интонации чувствовалось, что Мовин закипает, - клянусь, что ни к вашей смерти, ни к Женькиной я отношения не имею. Дура сама выскочила из-за автобуса под колеса едущего навстречу автомобиля.
  - Позвольте, но как мне видится, - с некоторым азартом произнес подошедший к ним старик, - в судьбе несчастной Женьки вы приняли весомое участие. Не толкни вы ее в тот вечер на похороненного сегодня торговца ...
  - Ах, ну да, согласен. Это если брать с того времени отсчет. Хотя, считаю поделом ей - путалась со всякими.
  - Да кто же вам дал право ... ?
  - Право? Какое право? Здесь правами и обязанностями никто, никого не обязывает и не ограничивает. Не думаю, что будь мои действия неугодны тому, кто удерживает меня в промежуточном состоянии, меня стали бы здесь держать.
  - Ох, ох ... - выдохнул раздосадовано Аркадич, и на его возглас вдруг обернулись все присутствующие - и духи, и живые.
  - Пойдемте, пожалуй. Не подходящее место для подобного разговора, - Мосмер уже стоя на первой ступеньке лестницы еще раз обернулся, что бы увидеть лицо девушки.
   "Как же она хороша!" - с этой мыслью он спустился в мастерскую. Проходя мимо мольберта с неоконченной работой на подрамнике, Мосмер на минуту задержался и не удержался, что бы не попробовать ощутить запах красок на палитре. Напрасно он наклонился, почти уткнувшись носом в разноцветную мазню - запаха он не почувствовал и, от этого ему вдруг стало невероятно тоскливо. По-видимому, Мовин с Аркадичем избрали более простой способ покинуть башню, в мастерской они так и не появились. Когда же Мосмер вышел сквозь стену внизу, рядом с металлической дверью, то увидел два удаляющихся по железнодорожной насыпи силуэта. Оба горячо размахивали руками - наверное, их спор достиг апогея. Не спешно идя сзади собеседников, Мосмер постепенно возвращался в реальность произошедшего с ним за последние дни. Смерть, морг, похороны - все это касалось непосредственно его самого, но в то же время находились эти события на некоторой своеобразной дистанции, позволявшей не только наблюдать за происходящим глазами постороннего, но и позволявшей отвлекаться и переключать внимание на события, его совершенно не касающиеся.
  
   Сумерки сгущались стремительно, возможно такое впечатление складывалось из-за туч, гонимых прохладным северным ветром. Деревья потрескивали качающимися ветками, сбрасывая все больше пожелтевшей до ржавого оттенка листвы. Где-то вдали зажигались огни частных подворий, лаяли собаки на мелькавшую среди несущихся облаков луну. Вот спугнутые каким-то зверем, дорогу перелетели куропатки. Одна птица из стаи пролетела настолько близко, что зацепила отчаянно трепещущими крыльями Мосмера по лицу. Это изменило ход мыслей и он, подергивая плечами, зябко поежился, хотя холода по-прежнему не ощущал. "Горел бы, где костер, не согрелся бы, так хоть настроение себе приподнял" - эту мысль он должно быть очень отчетливо и громко сказал про себя. Идущие впереди спорщики разом остановились и одновременно обернулись.
   - Вполне человеческое желание, - громко крикнул навстречу ветру Мовин, - я тоже не прочь посидеть у камина.
   "Раз уж так, - Мосмер решил общаться с ним, не произнося ни слова, - пусть читает мои мысли. Разговаривать что-то совсем нет желания".
   - Да я и не против, - Мовин развернулся, ответил и продолжил путь. Следующие его слова, хоть и воспринимались Мосмером, как прежде, но он уже не мог понять - произнесены они в слух или продиктованы ему мысленно:
   - В такую погоду хозяин загородного особнячка любит посидеть у очага, нагреть вина и тупо смотреть на языки пламени. Особенно приятно, что каверзы погоды сильно влияют на его настроение, и он в такие дни засыпает в кресле перед камином в одиночестве. Тогда камин горит всю ночь.
   - Вы говорите: "Тупо смотрит", - Аркадич в задумчивости поднял палец вверх, - и что, в эти моменты в его голове совсем пусто?
   - Абсолютный вакуум, - Мовин широко шагал, делая вид, что держит руки в воображаемых карманах, - иногда выходит из своего оцепенения, но в такие минуты лучше не слышать его мыслей.
   - А все же, интересно ...
   - Скорее всего, такие проблески его сознания можно назвать муками совести. Отрывочно он вспоминает умершую супругу, а остальное - сплошная какофония из фрагментов его беспутной жизни.
  
   Вопреки их ожиданиям, перед камином творилось нечто невероятное. Хорошо принявшие "на грудь" хозяин с приятелем развлекались сразу с тремя, также изрядно подвыпившими, девицами. Все уже были раскрасневшимися, потными и испачканы помадой трех оттенков. Вокруг, прямо на полу валялись разбросанные вещи - халаты, полотенца, обувь. Ближе к камину, поблескивая острыми гранями, расстилалось битое стекло, в котором угадывались остатки бутылки и как минимум двух бокалов.
   При виде такой картины Мосмеру тут же захотелось уйти, схожие мысли излучали и Мовин со стариком. Немного постояв, все трое дружно покинули ранее гостеприимный дом.
   - Взгляните, вон там, освещена часть лесополосы, - Аркадич протягивал руку к силуэтам деревьев, слабо различимых, на фоне ночного неба, - я знаю там одно место. Если там горит огонь, то там мои старые знакомые. Пойдемте, я покажу вам интересных собеседников.
   Они двинулись в сторону указанную стариком. Внезапно Аркадич исчез. Мовин лишь хмыкнул и, точно так же без предисловий испарился.
   "Я то, чем хуже?" - Мосмер включил воображение и через мгновение уже был в прежней компании.
  
   Старик расположился у самого огня и рассматривал присутствующих. Собственно огонь разожгли и поддерживали два бомжа - мужчина и женщина. Они сидели под небольшим навесом, сооруженным на остатках будки путевого обходчика. Давно заброшенное строение не имело ни оконных рам, ни дверной коробки. От крыши осталось несколько балок, на которые были брошены несколько старых шиферных листов. Поверх всего этого неустойчивого сооружения было настлано несколько слоев полиэтиленовой пленки и куски брезента. Все это крепилось, связанными из кусков разной толщины, веревками и крепилось за все, за что можно было привязаться. Женщина следила за котелком с каким-то булькающим варевом, в то время, как мужчина, периодически прикладываясь к бутылке вина, пытался при помощи стальной проволоки починить сильно изношенные ботинки.
   Но не этих людей имел в виду старик, говоря о знакомых. С десяток, а может и больше, полупрозрачных силуэтов окружили костер. Они все были молчаливы и задумчивы. В самих позах призраков чувствовалась какая-то скорбь. На молчаливый вопрос Аркадича от общей массы скопления духов отделился один, подойдя вплотную к троим подошедшим, он стоял какое-то время, словно изучая пришельцев. Затем, протянув руку к старику, словно хотел положить ее на плечо, сказал:
   - Пополнение у нас. Из тех, которые не часто встречаются.
   - Вижу, что приветствовать всех присутствующих обычным приветствием было бы неловко, - ответил Аркадич, - что же случилось?
   - Вот, она, - силуэт, в представлении Мосмера постепенно принимавший очертания схожие с разбойничьим атаманом, указал рукой в направлении костра.
   Будто, повинуясь приказу старшего, призраки стали раздвигаться. Затем перешли в менее освещенные места. Вскоре Мосмер увидел женщину, сидевшую на корточках. Она, повинуясь какому-то внутреннему ритму покачивалась вперед и назад, лицо ее касалось языков пламени, но черт различить Мосмер пока не мог. Во всей ее позе виделась трагическая отрешенность. Присмотревшись, Мосмер заметил, что женщина прижимает к груди некое очертание свертка. "Неужели ребенок?" - колющая мысль пронзила сознание. Подошедший силуэт, видимо прочитав догадку, утвердительно кивнул:
  - Сегодня выбросилась из окна вместе с младенцем. В ней сама пустота - ни мысли, ни слова. Так вот и просидела весь день.
   - А в чем причина? - Мосмер всматривался в силуэт самоубийцы, и его фантазия дорисовывала черты лица и детали фигуры.
   - Здесь не спрашивают. Хотя о причинах можно и догадаться - ЖИЗНЬ довела, -
  дух на слове ЖИЗНЬ сделал многозначительное ударение.
   - Пойдем и мы к огню, - Мовин прошел между ними и его силуэт перекрыл мутной пеленой полыхающий костер.
   Сидя у костра, Мосмер все время всматривался в лицо женщины. Но ее отрешенность проявилась даже в нарисованном им образе. Она лишь синхронно покачивалась и больше ничего - ни единого жеста, ни эмоций на придуманном лице. Мосмеру стало жутко.
   - Дочь художника несколько раз подумывала о том, что бы выброситься из окна башни, - призрак старика- путешественника сидел рядом и так же, как Мосмер всматривался в облик женщины.
   - Я подозревал, но скорее думал, что такое желание могло возникнуть у отца.
   - О! С отцом мне пришлось поработать в свое время. Конечно, и его посещали греховные мысли. Можно сказать, что я его вовремя останавливал.
   - Значит, это было и не единожды?
   - Отчаявшийся человек, - Аркадич покачал головой, - больше всего в жизни боится быть обузой, потому и работает по ночам. Сейчас, если вернуться туда, я более чем уверен, что не спит - жжет в буржуйке дрова и работает.
   - Я еще хотел спросить ...
   - Слышу. Но все равно спрашивайте.
   - Тот пейзаж ...
   - А, бухта? Да-а-а, - Аркадич задумчиво глядя куда-то поверх пламени, на минуту замер, словно вспоминая что-то, - это райское место. Это на островах в Тихом океане. Представляете, там вокруг ни одного живого человека. Цвет моря настолько волшебный в любую погоду, что глаз оторвать невозможно. Растительность невероятная в своем ассортименте, звери и птицы необычно яркой окраски. Рыбы - огромные, губастые. Они всплывают к самой поверхности, жадно хватают упавших насекомых и лениво возвращаются на глубину.
   - Прямо райское место, судя из вашего описания.
   - Возможно, что похоже - я то в раю не был, не знаю, - Аркадич улыбнулся.
   - Почему бы вам там не остаться?
   - Я уже подумывал было над этим ... Да вот, знаете, тоска по родным местам все же наплывает временами. Где я только ни был - всюду одно и то же. Побудешь, некоторое время и все равно хочется увидеть наши березки, листву осеннюю, могилу супруги ... Когда я молод был, то считал, что человек везде прижиться может, а поди ж ты. Вы себе представьте, там - на острове нет воробьев. Растения все чужие - вроде все зелено, а глазу непривычно ...
   Старик смолк, застыл в напряженной позе - обхватив колени. Мосмер понял, что говорить сейчас что-либо, было неуместным. В повисшей тишине лишь трещали дрова в костре, да женщина готовившая стряпню, бряцала ложкой о край котелка.
   Какое-то еле заметное движение вывело старика из оцепенения. Он повернулся и увидел, что силуэты один за другим начинают подниматься и медленно уходить в темноту.
   - Куда это они? - спросил Мосмер.
   - Оооо... - протяжно вздохнул Аркадич.
   - Сейчас увидишь, если за ними пойдешь, - Мовин поднялся и, его словно потянуло что-то в след, за уходящими призраками.
   Все двигались молча. Чуть впереди Мовина брела женщина с ребенком. Аркадич понуро склонив голову, следовал позади Мосмера. Уходили вдоль лесополосы, затем вошли в лес. Уже давно остались позади деревья освещенные заревом костра, но выглянувшая из-за облаков луна освещала каждый куст, каждую ветку. В жутком голубоватом свете идущие призраки должно быть должны смотреться устрашающе жутко, но не в глазах самих духов. Вскоре лес поредел. За идущими впереди, угадывалось что-то, похожее на поляну. Там силуэты останавливались и сливались в плотную стену, теперь уже похожую на туман. Мосмер вошел в эту пелену и увидел впереди глубокий овраг, поперек которого лежал ствол огромного дерева. Сколько он ни всматривался, а так и ничего не разглядел под стволом - сплошная тьма. И вдруг эта тьма, это темное пятно стало увеличиваться, вот уже и ветви, и обвисшая кора поваленного дерева стали еле различимы. И стало происходить то, что бурная фантазия живого человека с трудом смогла бы описать словами. От общей массы слившихся силуэтов стали отделяться отдельные, как расплывчатые пятна, призраки и, медленно продвигаясь к центру темной бездны. Они не делали никаких движений, от них не исходило ни звука. Они просто растворялись в черной антимассе. Это было похоже на летающие пылинки, втягиваемые вентилятором - другого сравнения Мосмеру на тот момент не могло прийти на ум. Неожиданно Мовин горячо зашептал ему на ухо:
   - Отойдем, срочно ... Слушай, запоминай и не перебивай. У меня мало времени. Я тоже сейчас уйду.
  Мосмер оглянулся на Аркадича, тот стоял ссутулившись, с поникшей головой и, лишь полуоборот головы выказывал, что старик все слышит.
   - Я не знал тебя в жизни, но мы однажды встретились. Вспомни себя маленьким, стоящим на мосту над дорогой. Тебе тогда еще пяти лет, наверное, не было. У тебя в руках был кирпич завернутый в какую-то тряпку, обвязанный бельевой веревкой. Тебя все время тянуло на разные эксперименты, я это позже понял. То ты вечно что-то поджигал, то ломал или разбивал, то чуть не утонул. Но в тот раз, тебе приспичило бросить кирпич на проезжавший внизу автомобиль. Вспомнил? А-а... Вижу. Вспомнил. В той машине был я. Ты сразу же убежал и даже не видел, что автомобиль слетел с дороги и врезался в дерево. Погиб только водитель. Только я. Понимаешь, это я погиб от твоей шалости.
   Картина вдруг ясно нарисовалась перед Мосмером. Он вспомнил все до мельчайших подробностей. Он даже помнил жуткую череду звуков. В начале - удар, сминающий кузов автомобиля, затем звонкий шорох разбитого стекла, и уже позже, он отчетливо вспомнил шипение пробитого радиатора и секундой спустя, включившийся сигнал клаксона. Все эти звуки он слышал, когда был еще несмышленым пацаном, но сейчас ... Сейчас, все встало перед глазами так живо, будто произошло совсем недавно. Ах, как ему вдруг стало стыдно и захотелось, куда бы то ни было, но спрятаться. А жаркий голос Мовина все не умолкал:
  - Поначалу мне очень хотелось тебе отомстить и у меня, поверь, не возникло бы жалости к ребенку. Но что-то всякий раз меня останавливало. Я, став твоим ангелом - хранителем, всякий раз откладывал, а позже и вовсе не мог решиться завершить твое существование. Всякий раз, когда тебе грозила смертельная опасность, я вмешивался, заставлял мозг лихорадочно работать. Ты помнишь тот день, когда волна накрыла тебя, и ты, захлебывающийся соленой водой, из последних сил оттолкнулся от дна? Тот глоток воздуха уже на поверхности ты можешь считать своим первым вздохом во второй своей жизни.
   Вспомни взрыв и осколки, чудом пронесшиеся мимо тебя в другой раз. А все лишь потому, что ты сделал единственный шаг в сторону. От того, что ногой угодил в грязь, потерял равновесие и упал - только потому ты и остался жив.
   Вспомни случай на пожаре, когда что-то заставило тебя оглянуться - тогда ты не сделал единственный шаг вперед, и горящая балка рухнула в сантиметрах перед тобой. Ты удивился моему имени, и тому, как я назвал тебя? Я вынашивал эти имена всю твою жизнь. Мовин - МОя ВИНа. Мосмер - МОя СМЕРть. Мне так хотелось, что бы ты узнал и меня, и обо всем. Нет, я не виню тебя и не говорю, что прощаю тебя. Узнав тебя в твоей жизни, я понял, что тебе будет достаточно лишь знать ... Я, не требую покаяния, не хочу расплаты и слов благодарности. Все эти годы я только и хотел, что бы ты узнал то, что одним непродуманным движением ты можешь оборвать целую цепочку событий. Что, заставив сделать кого-то один шаг, ты можешь изменить целую жизнь. Я ухожу - видно пришло время. Я лишь, напоследок, хочу сказать ...
  
   Последние слова Мовина оборвались вместе с растаявшим силуэтом. Стоя на краю оврага, Мосмер загипнотизированно смотрел вслед плавно исчезнувшей белесой дымке. То, что оставалось от человека снова исчезло, и теперь это вновь случилось на его глазах. Он стоял, магнетически глядя во тьму, и не мог оторвать взгляд от неведомой пустоты, поглотившей его собеседника. Это продолжалось до тех пор, пока сама чернота, принимавшая призраков, не стала стремительно сжиматься, пока и вовсе не исчезла. Из оцепенения его вывел голос Аркадича:
   - Достаточно. Пойдем уже ...
   Мосмер оглянулся. Они лишь вдвоем стояли на краю обрыва. Рваные клочья облаков то и дело заслоняли лунный свет, наполняя окружающий ночной пейзаж жуткими движениями теней.
   "Что хотел сказать он? Он - МОЯ ВИНА. Неужели мне не узнать теперь, последних слов души человека, в смерти которого я повинен?" - мысли терзали его, пока он плелся следом за стариком. Он даже не пытался уклоняться от встречающихся на пути ветвей и кустов терна. И они проходили сквозь него. Или он проходил сквозь них ...
   "Снова запутался" - поймал он себя на мысли и в то же время мысленно задал вопрос старику, но ответа не последовало. Аркадич даже не оглянулся. Казалось, старик и сам был под впечатлением от увиденного, и услышанного. События этой ночи терзали эфирный мозг неприкаянного призрака. Так длилось до тех пор, пока они не подошли к уже знакомой ему башне.
  
   Парализованный художник растирал уставшие глаза, пытаясь бороться с наплывающими приступами сна. Ему то и дело приходилось отвлекаться, отъезжать от мольберта, что бы подбросить свежие дрова в узкую дверцу печки - буржуйки. Мосмер и старик присели у чугунного раскаленного цилиндра. От одной только мысли, что источник тепла находится прямо перед ними, в сознании зарождалось ощущение комфорта и домашнего тепла.
   - Мне думается, что находясь в теперешнем состоянии нам дан шанс если не искупить, то загладить, компенсировать что ли, вину за содеянное в прошлой жизни, - старик озвучил мысль, которая плавно обретала законченную формулировку в голове Мосмера, - ведь каждый из нас грешен, если не по религиозным канонам, то уж перед собственной совестью, обязательно. Я не верю в абсолютно честных и кристально чистых, в своих поступках, людей. Ведь обязательно каждый из нас, за исключением младенцев, преступал ту грань, которая может считаться Рубиконом в делах добродетельных. Конечно, не каждый сознается, даже себе, не говоря уже о признании тем, кто может или в праве осудить поступок согрешившего.
   - Как по мне, то лгать себе это последнее дело, - Мосмер всматривался в глаза Аркадича, пытаясь в его проницательном, им же самим придуманном взгляде, найти ответ на терзавший его вопрос.
   Старик отвел глаза. Они долго сидели, телепатически обмениваясь лавиной мыслей, накатывавшей внутри каждого. Две яркие лампы, освещавшие мастерскую, несколько раз мигнули и погасли. Во внезапно наступившей темноте чиркнула спичка, осветив склонившегося над подсвечником человека. Видно, неполадки с электричеством в башне случались часто - повсюду в мастерской были расставлены самодельные приспособления, предназначенные для аварийного освещения. Следом за свечой художник зажег две керосиновые лампы и, поставив их по обе стороны неоконченного полотна, попытался продолжить работу. Но полутона сливались, приходилось напрягать глаза, чтобы не наделать ошибок.
   - А ведь у него лишь два выхода, - проявляя живой интерес к мастеру, вдумчиво заметил старик, - или разбудить дочь, что бы помогла подняться без подъемника наверх. Или продолжать работать при свете свечей.
   Мосмер поднялся и подошел к мольберту. На первый взгляд, там прорисовывалось хаотичное нагромождение камней. Скорее всего эта работа так же делалась под диктовку Аркадича. Какие-то неизвестные Мосмеру растения и плети лиан вплетались в расщелины камней, побегами цеплялись за малейшие выступы и неровности. Осматривая работу, Мосмер предположительно знал, как бы он построил сюжет картины. Ведь каждый видит по-своему.
   - Неплохо. Я бы сказал, что это интереснее, чем копировать природу, - старик, уже воспринял задумку художника-призрака и, стоя рядом, пристально вглядывался в полотно, - а вы попробуйте. Нет, правда, у вас должно получиться. Мне ваша задумка понравилась.
   - Ну, не знаю. Вряд ли у меня что-либо получится. Вы бы хоть рассказали, как это делаете.
   - Да разве ж меня кто учил этому? - старик протянул руки к голове хозяина мастерской, слабо очерченные силуэты пальцев скрылись в седеющих волосах, - я просто пытаюсь предать таким своеобразным контактом свои пожелания. Конечно, не сразу и не всегда получается. Но, если пред этим, мне удается прямой диалог с ним - со спящим, то результат вы уже видели на готовых холстах.
   - Человек во сне осознает, что общается? Он видит, того с кем говорит?
   - Кто ж его знает, видит ли. А вот осознание, скорее всего, присутствует. Зачастую, проснувшись утром, он долго лежит и смотрит в потолок, переваривая информацию, полученную во время сна. Это читаемо в его мыслях. К тому же он нетерпелив, и чаще всего, отказав себе в завтраке, стремится к рабочему месту. В такие моменты мне даже удается увидеть то, что ляжет на холст еще до того, как кисть начнет смешивать краски на палитре.
   - Интересно было бы попробовать.
   - А я о чем? - Аркадич отошел от увлеченного работой художника, - и не стесняйтесь в эмоциях. У меня это первый раз получилось после сильных душевных переживаний. Мне кажется, что последние события и вас подтолкнут к удачному воздействию. Пробуйте ...
   Мосмер несмело приблизился к работающему художнику. Преодолевая страх смешанный с неловкостью, он погрузил свои руки в голову человека, увлеченно смешивающего краски на куске стекла, служившем ему палитрой. Как ни пробовал он как-то повлиять на движения живописца, у него ничего не получалось.
   - Не стоит отчаиваться, - Аркадич наблюдал за их экспериментом, - мне вот кажется, что при таком слабом освещении ему проще было бы работать всего двумя цветами, делая акцент на оттенках, не находите? Я думаю черный и белый.
   Мосмер выдавил из себя улыбку, у него как раз закралось подозрение, что художник, сидящий перед ним, несколько растерянно смотрит на палитру красок.
   - Вы пока пробуйте, не отвлекайтесь. Я же буду благодарен, если вы выслушаете болтливого и навязчивого старика.
   - Что, есть идеи?
   - Мне кажется, что я знаю, о чем хотел сказать Мовин перед уходом.
   - Интересно, - Мосмер был так увлечен попыткой управлять умом художника, что и сам не знал, что ему интереснее - проводить опыт с живописью или выслушать версию Аркадича.
   - Мне думается, что он хотел дать вам совет. Стать кому-либо ангелом хранителем и приложить всяческих усилий, для свершения добрых поступков. Может ему как раз и не хватало этого. Изрядно грешивший в жизни, он снизошел до греховных деяний и после смерти.
   - А вы знали его раньше?
   - Когда вы впервые назвали его имя - Мовин, я удивился. Припоминаете? - Мосмер молча кивнул, - он при жизни носил имя Яков. Работал таксистом и вне салона автомобиля вообще себя не представлял. Не лестная о нем ходила репутация. В определенных кругах ему дали прозвище Яшка - таксист. А прославился он и приобрел репутацию тем, что подставлял подсевших в его автомобиль курортников под карточных катал. Нужно сказать, что снискал он себе своеобразную славу на этом поприще. Ну, да ладно о нем. Он припомнил ваш детский проступок. Всю вашу жизнь он носил в себе желание если не отомстить, то хоть напомнить. А зло накопленное годами все равно выплескивал, правда на других. Вот и думается мне, что не стоит носить в себе зло. Будьте хранителем тому, кто нуждается в помощи. Для нас, в нашем состоянии, это особо важно. Я уверен, что и вы испытаете огромное удовлетворение от добрых деяний... Гляди-ка, получается ...
   Аркадич перестал расхаживать по мастерской и вновь стоял за спиной Мосмера.
  - Не знаю, что получается, но центр холста он покрыл черным. Все-таки, у него созрела идея. Он спешит, хочет тут же, по черному маслу работать другим цветом.
  - А с чего это видно?
  - Он добавил в черную краску сиккатив, для быстрого высыхания, а теперь действительно делает то, что видится мне - плавно переходит от черного к уже прописанным камням.
  - Напоминает вход в пещеру.
  - Вроде того. Трудно ему подсказывать - он все же взял охру и мешает ее с марсом коричневым ...
  - По-моему, вы уже задали ему верное направление, - старик снова отошел, - давайте посмотрим со стороны, что у него получится.
   Они присели у буржуйки. Дрова почти прогорели. Наблюдая издали, было видно, что про печку художник забыл - работа поглотила его полностью. Заскрипели ступени, Мосмер и старик обернулись. Со свечой в руке по лестнице спускалась девушка. Из-под длинного домашнего халата видна была ночная рубашка, кудри волос водопадами спускались на плечи. Она подошла к отцу.
   - Тебе не темно?
   - Еще бы несколько свечей не помешало.
   - О, новое видение? - она склонилась к холсту, несколько секунд смотрела, затем отошла на пару шагов, все еще рассматривая картину, - чаю хочешь.
   - Да, неплохо бы. И печку глянь - наверное, прогорела.
  Девушка присела у открытой чугунной дверцы. Глядя на ее идеально красивое лицо в свете угасающего огня, Аркадич тихо произнес:
   - Господи, какая красота!
   - Неудивительно, что Максим сразу же на нее глаз положил.
   - "Глаз положил" - это неправильная формулировка. Вернее будет сказать - она покорила его сердце.
   - Пусть так, - Мосмер наблюдал, как дочь художника наполняет чайник водой из фляги, - вы говорите необычными словами, словно забытым, устаревшим языком, хотя все понятно.
   _ А разве плохо звучит?
   - Весьма недурственно, - улыбнулся Мосмер.
   - Нет, не так, - Аркадич засмеялся, - скажите: "Отнюдь, весьма недурно". Чувствуете, как звучит? Сразу исчезает вульгарный привкус и появляется некий романтический оттенок.
   Мосмер хотел ответить, но не успел.
  - Отнюдь, весьма не дурно, - эти слова произнесла девушка.
   Призраки застыли в полном недоумении.
  - Что ты сказала, доча?
  - А, нет, ничего. Так ... видение, - она поставила две чашки прямо на раскаленную плиту рядом с чайником.
   Мосмер и сам так делал, в нагретой чашке чай всегда лучше заваривался.
   - У меня тоже видение. Вот нахлынуло, теперь не успокоюсь ...
   - Знаете, пожалуй, нам стоит уйти. Что-то наша телепатия начинает переходить грань.
   Уже подходя к лестнице, Мосмер оглянулся. На холсте, в центре размытого темного пятна художник изобразил фигуру обнаженного человека. В позе, повернутой к зрителю уже с первых мазков ощущалось сильное напряжение, части рук и верх головы были расплывчаты, словно фигура начала сливаться чернотой расщелины в камнях. К моменту ухода призраков художник как раз первыми мазками обозначил ствол поваленного бурей дерева, лежащего поперек расщелины.
   Мосмер одобрительно кивнул и стал спускаться в след уходящему Аркадичу.
  Они шли по тропинке, навстречу разгорающемуся рассвету. Старик что-то напевал в полголоса, Мосмер по-детски пинал кучки опавшей листвы, остававшиеся после удара неподвижными. Внезапно старик смолк и остановился:
   - Послушайте, у меня есть предложение. А не махнуть ли нам на острова? Представьте - лазурный океан, девственный лес, сахарный песок пляжа и вокруг девственный лес. Поедемте, после потрясений последних дней вам стоит отвлечься.
   Мосмер пристально посмотрел на старика, затем перевел взгляд на зарево над лесом - там всходило солнце:
   - Почему бы и нет? Всю жизнь мечтал побывать на островах. Махнем ... Два, громко смеющихся призрака оторвались от земли и пролетев сквозь кроны деревьев исчезли в темном ночном небе.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"