Заметки врача: сорок лет в пустынях Казахстана. Глава 2
Давид Генис
Глава 2. Будни районного врача
Однако, что значат неприятности в сравнении с
радостью, которую я испытываю от того, что
нахожусь здесь, работаю, помогаю людям? Какими
бы ограниченными ни были наши средства, как
всё-таки много можно сделать с их помощью!
...Я могу сказать только, что врач здесь нужен, очень
нужен, и что с весьма незначительными средствами
врач может здесь сделать очень много добра. В нем
здесь есть настоятельная потребность.
Альберт Швейцер, врач, лауреат
Нобелевской премии, Африка
Мое послание "тараканам" на горячей сковородке
В 1955 году я окончил c отличием Свердловский государственный медицинский институт (ныне Уральский Государственный медицинский университет, Екатеринбург, Урал). Шесть лет учебы остались позади. Дипломы всему нашему курсу, а это было
более 400 выпускников, вручали в престижном городском Дворце культуры имени Дзержинского. Громадный зал, масса народу. Тут и родственники, и студенты других курсов. Обязательный президиум.
Вызывают пофамильно. И вдруг на весь зал: Давид Абрамович! Не понял. Да, я - Давид, но не Абрамович. Оглядываюсь, никто не встает больше. Фамилия тоже моя прозвучала. Значит, имеют в виду меня? Хорошо помню, с каким издевочным акцентом
на весь зал повторно прочитали мое имя при вручении диплома - Давиду Абрамовичу, хотя в дипломе было четко написано моё отчество - Ефимович. Это были слагаемые "морали"...
Попробуйтеподобным питекантропам-антисемитам объяснить, что имя Абрам и имя Иван происходят от одного имени - Авраам (Иоанн в старорусском). В любом случае, и имя Иван, и имя Абрам - древнееврейского происхождения. Так что пусть прыгают антисемиты как тараканы на горячей сковородке. И еще - прадеда А. С. Пушкина звали Абрам Петрович Ганнибал... А имя великого Авраама Линкольна тоже ничего не говорит тем, прыгающим на горячей сковородке? Или Авраам Руссо, известный и популярный в России певец?
Вот что пишет Л. В. Успенский (1962): "Имя Иван - не русское по происхождению. Древнееврейское имя... с распространением христианства проникло в Грецию и на греческом стало звучать как "Иоаннэс". От греков, через римлян, имя Иоаннэс распространилось по всей Европе и на разных языках стало звучать как Иоганн
(по-немецки), Хуан (по-испански), Джон (по-английски), Иван (по-русски), Ян (по-польски), Ованес (по-армянски) и т.д".
Вот такие дела, неуважаемые... Кроме квасного патриотизма и антисемитизма еще бы что-то в этом мире знать, понимать и ценить надобно... Но что делать, если антисемиты, как комары и гнус, неистребимы, и тупые, как их сибирский валенок... Им бы только в "Союз русского народа", своя там "братва". Очень метко о них написал известный поэт
Серебряного века Саша Черный (1880-1932):
Четыре нравственных урода,
Один шпион и три осла -
Назвались ради ремесла
"Союзом русского народа".
Исчерпывающая характеристика... Вспомнил стихи Е. Евтушенко, посвященные мне:
Ну, случилось несчастье,
Он родился евреем
В нашей издавна "нежной"
К евреям стране...
Хорошо написал и Борис Заходер:
Дебил евреев не любил.
Естественно, он был дебил.
Архиепископ Крымский и Симферопольский Лука
Да извинит меня читатель, но не могу не привести текст проповеди известного и авторитетного профессора-хирурга Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, принявшего сан Архиепископа Крымского и Симферопольского Луки (текст сокращен):
"О том, что Пресвятая Богородица была еврейкой (Проповедь 3 апреля 1947 года):
"...Недавно с крайним удивлением я услышал, что слова мои о Пресвятой Богородице в одной из проповедей моих, в которой я сказал, что Она была еврейкой, весьма неприятно поразили некоторых из вас. "Как, Еврейка - наша Пресвятая Богородица?".Что же, вы хотите, чтобы Она была русской? Но ведь русского народа тогда еще не существовало. Если так, то и французы захотят, чтобы Она была француженкой, и немцы захотят, чтобы она была немкой, итальянцы - итальянкой. А ведь она же была еврейкой. Говорят они: "Как, и Иисус Христос был евреем!? Что же, мы поклоняемся распятому на Кресте Еврею!?"
О, Господи Мой, Господи! Как поразили меня эти безумные слова, это полное незнание священной истории, это нечестивое рассуждение. Неужели вы не знаете, что праотец наш Авраам был родоначальником народа израильского, т.е. народа Еврейского! Неужели вы не знаете, что все пророки святые были евреями? Неужели никогда не читали в послании святого апостола Павла такие слова: "Известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина"? Что такое колено Иудино? Колено Иудино это одно из 12 колен, из 12 родов, на которые делился народ израильский, народ еврейский. Так что же, что Христос был Еврей, некоторым неприятно. Почему это может быть неприятно? Почему может быть неприятен тот народ, который был избран Богом, отмечен Богом, почему?
Потому, что у нас ещё держатся застарелые антипатии к евреям. Так надо вырвать с корнем эту антипатию. Если это Богом избранный народ, то мы должны относиться к нему с глубоким уважением и с любовью.Ведь христианство началось из недр народа еврейского, первые христиане были все евреями. Не должны ли мы поэтому любить тот народ, из которого воссиял Христос, из которого приняло начало и христианство наше?
...Да, будем, будем поклоняться, ибо этот Еврей был Сын Божий. Будем почитать всем сердцем Пресвятую Богородицу и не будем смущаться тем, что была Она Еврейкой. Восславим Бога за то, что из недр еврейского народа воссияла Пресвятая Дева Богородица".
Добавлю: эти слова произнес не просто архиепископ, что само по себе уже очень важно, но и врач-интеллигент, врач-специалист, автор монографии "Гнойная хирургия", за которую в 1948 году ему была присуждена высшая награда страны, Сталинская премия.
Итак, еду в Казахстан
1955-й... Окончен медицинский институт. Получил диплом. На руках большая солидная путевка-распределение: "На целинные земли Казахстана". Кто в те, 50-е, годы жил, помнит тот знаменитый посыл. Новый командир Советского Союза Никита Хрущев, великий знаток сельского хозяйства, распорядился в 1954 году освоить казахстанскую целину. Стране нужно было зерно. И пошли эшелоны с добровольцами в казахские степи, никогда не знавшие плуга... Так и я, туда же...
От Свердловска, с пересадкой в Оренбурге (тогда город назывался Чкалов, в честь знаменитого летчика), до Кзыл-Орды добирался в нескорых в те времена поездах несколько суток. Леса и холмы Урала постепенно сменились степными и песчаными ландшафтами. За окнами вагона уже начали появляться станции с названиями в казахском звучании. Днем становилось жарко. Ветер задувал в верхние открытые створки окна вагона, не принося прохлады. Здесь было уже казахстанское солнце, жаркое, яркое, всё прожигающее...
И от встречного ветерка в открытые окна несло только пылью, песком да паровозной гарью и копотью. Кто сейчас вспомнит тех трудяг-паровозов, котлы которых топились углем и на каждой очередной станции заправлялись водой? "Спешили" они медленно, периодически оповещая мир о своем существовании басовитыми паровозными гудками, которые сейчас услышать можно только в кино, захлебнувшись в ностальгических воспоминаниях юности.
Гордые верблюды на разъездах никак не реагировали на гудки паровоза, независимо посматривая на наш поезд. Ребятишки, глядя в окна вагона, радостно кричали:
- Ослик! Вон еще ослик!
А на многочисленных остановках на станциях и полустанках пассажиры, как ошпаренные, выскакивали из раскаленных безжалостным южным солнцем вагонов. Их уже ждали местные женщины с пиалами в руках. Перекрикивая друг друга, предлагали: "Айран! Жаксы айран!", "Шубат! Келениздер, жаксы шубат!" (Кисломолочные напитки из коровьего или верблюжьего молока). Кто-то кидался к тем пиалам. Другие удивленно озирались: и места эти, и постройки, и жители, видно, были им в новинку. Не один я ехал сюда на работу и жить...
...Очередная остановка поезда. Небольшой вокзал постройки еще царских времен. Роща вокруг. Вдали видны саманные домики поселка. Паровоз отцепился и подался на очередную заправку к высокой, кирпичной кладки, водонапорной башне. Забегали рабочие со шлангами, заливая воду в баки вагонов. А я смотрю на вокзальную вывеску "станция Саксаульская Ташкентской железной дороги". Значит, уже Кзыл-Ординская область. Там меня ждут работа и родители...
Пассажирский паровоз Коломенского завода (1950-1956 гг). Кто сейчас вспомнит
трудяг, котлы которых топились углем и на каждой очередной станции заправлялись водой? Музей Санкт-Петербурга. (С интернета).
До города Аральска и Аральского моря оставалось часа полтора-два езды. И уже со станции Саксаульская появились продавцы копченой рыбы. Проводники на них не обращали внимания. Молодые женщины и старушки, ребята всех возрастов и девчушки заполонили, кажется, все вагоны. Они шли и шли, и вновь возникали обратно. Позади оставались разъезды. А они, громко расхваливая свой товар, всё ходили по вагонам, потряхивали связками аппетитно пахнущих копчений. Это был аральский лещ, неповторимый, жирный, сувенирный.
Кто-то сразу брал связки. Знали, дальше, за Аральском, уже не будет такого. Это был лучший подарок для южных городов (Чимкент, Ташкент и прочие). Впервые едущие, сначала с недоверием встречавшие бесчисленных продавцов, шедших, кажется бесконечным караваном друг за другом, наглядевшись, как "знатоки" хватают эту рыбу, тоже начинали доставать кошельки... И уже на многих столиках нашего общего вагона золотились шкурки и чешуя аральских копченых лещей, и народ закусывал, выкладывая
к ним свои немудрённые дорожные припасы. И ахали, и охали от божественного вкуса и неповторимого аромата той невиданной в других местах копченой аральской рыбы.
Опытные проводники спешили разжигать титаны. Знали, скоро народ потянется за чаем, будут пить и пить. А для проводников по тем временам чай был неплохим "бизнесом", не были они еще сильно избалованы "нетрудовыми" доходами.
...Поели, чаю испили. А за окном пески и барханы, часами едем, и всё - пески и пески. И "бывалые" начинают рассказывать об этих местах.
- Вот соседа фаланга покусала, а у нее на челюстях, острых как бритва, говорят, трупный яд всегда. И пропал тот сосед ни за что... И бегают эти фаланги, и злющие до беспредела.
- Ну, а про скорпионов кто не слышал?
- А что, тоже полно?
- Конечно. Какие же пески без скорпионов. Ну, как же, ужалит, не спасешься. И в
дома залазят, и в постель залезут.
- Это что, - вмешался кто-то из "осведомленных". В этих местах каракурты как хозяева. Даром, что эти пауки мелкие. От их укуса лошади дохнут, не то, что человек...
Едущие сюда впервые, с удивлением и со страхом слушают, да с опаской в окна поглядывают. Вот, мол, в какие места судьба занесла. А кто-то привстал и на окне занавеску затянул. Скорпионы, конечно же, по воздуху не летают, но инстинкт сработал - захотелось отгородиться. Вот такие страсти-мордасти...
Итак, Казахстан.
Дурнее закона придумать не могли
И с августа 1955-го по июнь 1958 года я работал главным врачом Сырдарьинской районной санэпидстанции в Кзыл-Ординской области. Это - юг Казахстана, между Аральским морем и Ташкентом, в зоне реки Сыр-Дарьи. Территория была громадной. На весь район врачей - заведующий районным отделом здравоохранения Алексеев Алексей Семенович (он приехал на год раньше меня), да я. Был еще акушер-гинеколог, да перед моим приездом его арестовали и отправили "отдыхать" надолго в тюрьму. Почему?
В сороковые годы, точнее, 27 июня 1936-го, советская власть запретила и сделала уголовно наказуемыми искусственные аборты. Из чего она, эта власть, исходила, не буду сейчас голову ломать. Коммунистки и строительницы социализма-коммунизма аборты не делают! То, что большинство женщин близко коммунистками не были, моралистов мало интересовало. Издали закон - нельзя! И всё. Вообще-то, цель была как бы благородная - поднять рождаемость в стране. Но, как оказалось, не с той стороны взялись за действительно серьезную проблему.
Дурнее закона придумать не могли. Начальники да судьи решали, женщине рожать или не рожать. Начались по всей стране "подпольные" аборты. Объявились разные бабки, знахарки, умельцы местного розлива и т. д. Но этим же исподтишка начали заниматься и акушерки со акушерами. И хоть у последних не было трагических осложнений, но они же нарушали закон, шли против Советской власти. Как можно! И начали сажать. Вот и наш акушер-гинеколог загремел. А то, что райбольница и вообще район остались без врача, никого не интересовало. Только 23 ноября 1955 года, этот идиотский и античеловеческий закон отменили, но сколько же он жизней унес и сколько человеческих судеб сломал...
Одел я модный чесучовый костюм и...
Итак, одел я модный в те времена новый белый чесучовый костюм. Взял с собой лист бумаги c отпечатанным на нем приказом областного отдела здравоохранения о моем назначении главным врачом районной санитарно-эпидемиологической станции (райСЭС). И отправился с сей бумагой "в трудовую жизнь". Точнее, в Сыр-Дарьинский районный отдел здравоохранения (райздравотдел). Там меня уже ждали. Ждали приятно. Накрыли стол, развели по такому серьезному поводу спирт и потребовали моего вступительного слова.
Что я мог сказать такого весомого, открывая новую страницу своей жизни? Там, в Свердловске, мы проходили практику в санэпидстанциях. Большие учреждения, много персонала, кое-кто из которых важно проплывал мимо, не замечая нас. А тут три комнаты в старом доме, который еще до войны строили переселенные сюда с Дальнего Востока корейцы для своего колхоза. Кроме заведующего, в конторе еще инспектор-фельдшер Толоконникова Таисья, бухгалтер Ирина Ким и Люба, медицинский статистик. "Моя" теперь уже санэпидстанция - это Зоя Абдухасанова и Шура Сунчелеева, помощники эпидемиолога. Еще Ким Константин Михайлович, помощник санитарного врача. В штате также дезинфектор и санитарка. И "один на всех" водитель грузовой машины Саша (Александр) Филатов, бывший фронтовик.
Объединенными силами распили разведенный спирт, закусили, чем бог послал, потом показали мой "командирский" стол и стул, на коем восседать буду. К делам "великим" приступил с 10 августа 1955 года...
Не раз мне еще придется вспоминать о том, что видел и слышал "в студентах".
Комната, четыре канцелярских стола, шкаф для "имущества" и персонал, который до
меня уже не один год трудился здесь. Значит, смотрели с ожиданием, какого начальника на их голову прислали. Я принял дела у теперь уже бывшего главного врача Лебедевой, она меня коротко "просветила" и сказала, давай, доктор, вперед...
Сейчас сложно передать всю гамму впечатлений и ощущений тех первых дней. Был студент, в одночасье стал не просто "главным врачом", но и ответственным за здоровье населения немалого по местным масштабам сельского района. И тут тебе персонал, который смотрит и ждет ценных указаний, хотя в душе понимает, что ни черта-то я не знаю и мне еще долго придется постигать реалии местной жизни. И как я себя поведу - буду им тыкать на каждом шагу в нос, что я врач, и буду командовать, "не зная броду"? Или буду считаться с их мнением и опытом?
Все мои помощники окончили Кзыл-Ординскую фельдшерско-акушерскую школу, до этого успели поработать в медпунктах или больницах. В те годы у нас не было подготовки фельдшеров именно по специальности "эпидемиология и санитарное дело". Но все они были практики, работающие в санэпидстанции и набравшиеся с годами определенного профессионального и житейского опыта. А тут я, "профессионал" и юный командир... Рад, что за три последующих года нашей совместной работы не было ни конфликтов, ни обид. Думаю, шесть лет студенческой жизни всё же научили меня умению быть в коллективе и считаться с ним, но и о себе не забывать.
Поздно спохватился, очень многое ушло из моей памяти, и потому выплывают только отдельные эпизоды. И рассказы мои все последующие в основном и будут из них. Считаю главным для себя вспомнить хотя бы часть той трудной жизни, которой жило население нашей, в основном сельской, области на юге Казахстана, в зоне пустынь, в 50-80-е годы ХХ века. Считаю важным и нужным вспомнить добрым словом тех медиков и не медиков, с которыми пришлось делить тяготы службы и радости жизни.
К больному на... волах
...Утро первого рабочего дня. На столе папки с инструкциями и приказами. Их читать нет смысла. Всё равно не запомню. Приспичит, буду листать. Понимаю, что с этого дня для меня наступает второй этап обучения - практике жизни. Учебника по этой программе нет. Умнеть, мудреть и осваивать "программу жизни" мне придется на ходу. Такова была практика советских времен: выпускников вузов "распределяли" с обязанностью отработать не менее трех лет на назначенном месте. И называли нас "молодыми специалистами". Хороший термин, полностью "корректный". Молча предполагалось, что после трехлетнего самостоятельного "барахтания" в жизненном море, "пловец" станет, наконец, специалистом.
Первый же вопрос задаю сам себе. С чего начать? Сотрудники вкратце ввели меня в курс ситуации в районе. На это день ушел. Дальше? По идее, надо знакомиться с местной медициной. Главный медицинский объект - это районная больница, но она от административного центра района в 50-ти километрах. Договариваюсь с помощником и бухгалтером о командировке. Проблем нет, завтра едем туда. Так я замыслил свой первый шаг в незнакомую сферу местной сельской медицины.
Добрались до цели на поезде, ходу туда было около часа. На машине если, то потратили бы день. Поселок Соло-Тюбе (по-казахски - Сулутобе, или "красивая горка") встретил небольшим станционным зданием в окружении деревьев и пыли, саманными домиками и бродячими собаками. Почему назвали это место красивой горкой, не понял. Аул как аул, ничего особенного.
Здание райбольницы саманное и небольшое, скорее типа колхозной участковой больницы. Заведовал сим объектом фельдшер. Был здесь врач акушер-гинеколог, так провинился, почему его и отправили "отдыхать" в далекие края. Каким-то чудом ненадолго сюда занесло врача-рентгенолога, но и его почему-то посадили. Позже, через год, приехали две выпускницы из Киева: терапевт и педиатр.
День я провел в этой больничке. Несколько палат. Печки-голландки. Воду привозят во флягах с железнодорожной водокачки. Необходимая "радость" - во дворе. В общем, тот еще "санитарный режим". Беднота из всех углов... В одной из палат лежали двое стариков. Спросил, что болит, в ответ услышал: "белим аурады" (болит поясница). Скорее всего - бруцеллез, проба Бюрне положительная. По словам фельдшера, здесь это обычная патология, район ведь овцеводческий. Двое или трое пареньков, учеников местной школы механизации, составляли контингент "хирургических" больных с небольшими травмами. Было еще несколько женщин с какими-то "обычными" диагнозами. В отдельной палате лежала роженица. В общем, тишь да благодать. Посмотрел архив историй болезни. Случаев, похожих на возможно инфекционные заболевания, не нашел.
Рядом ничем не примечательное здание амбулатории. Народ приходит сюда на "уколы". Фельдшер, не помню уже его фамилию, честно ведет амбулаторный прием, он же лечит и стационарных больных. Да, были еще акушерка и несколько медсестер. Вот и весь набор специалистов. Завхоз, повариха, санитарки и пара конюхов в придачу.
Если поступал вызов на дом или из колхоза, в больнице на такой случай был транспорт скорой помощи: телега с двумя волами. Когда в первый раз нашему новому доктору, киевлянке Владилине Луста, пришлось к больному на вызов ехать в соседний колхоз
"1 Май" (до которого было километра три, мы туда всегда добирались пешком) на тех "резвых" волах, мы столько от нее потом услышали "восклицаний и впечатлений"... Cложно было нам на пальцах объяснить ей, что между аульным поселком и Киевом
все-таки проглядывалась кое-какая разница...
Хотя, при чем тут пальцы? Мы все сразу же окунулись в практическую жизнь сельского врача, в новую для себя среду, столкнулись с незнакомым языком, а в аулах казахи в большинстве своем на русском или не говорили или говорили по принципу "твоя-моя". Попробуй в таких условиях собрать анамнез болезни и выяснить жалобы больного. Да потом растолковать свои рекомендации...
Клиническая лаборантка той райбольницы могла проводить только самые простые анализы. Опять же - совсем даже не Киев и не Свердловск... Но доктора не испугались и не растерялись, не плакали и не ныли. Да, согласен, "прогулка" к больному на неспешных волах занятие допотопное, но это же были годы пятидесятые. Медики участковые даже в городе и райцентрах пешком ходили. А тут - волы, как-никак, транспорт... Были в райбольнице еще две лошади. Не подумайте плохо, телеги или какого-нибудь фаэтона не было. "Хошь" - садись на лошадь. "Не хошь" - иди пешком или на волах...
Райздравотдел в районе считался богатой организацией - у нас имелась грузовая машина марки ГАЗ-51. Этот дефицит достался только потому, что мы должны были своими силами заготавливать и завозить дрова в районную и две участковые больницы. Колхозные медпункты снабжались топливом силами местных органов власти. Да, топили печки дровами, вернее, саксаулом. О таких излишествах, как центральное отопление и водопровод, здесь и понятия не имели. В ближние поселки я ездил чаще всего на велосипеде. Иногда наш водитель Саша Филатов (звали его все по имени, хотя он прошел всю войну шофером и был гораздо старше нас) меня в недалёкие очаги на своем мотоцикле возил. Это были пятидесятые годы. Трудные годы. Но мы были молодые и всё воспринимали без трагедий...
И кобыла - транспорт!
Вскоре в один из очагов инфекции в животноводческом поселке Кумсуат за
семь километров от Соло-Тюбе и мне пришлось "скакать" на кобыле туда и обратно, причем всё за один день. За мной тогда в райбольницу приехали два колхозных фельдшера. Мне выделили кобылу. Во время поездки проводники все время пытались проверить меня на стойкость и храбрость, заставляя своих коней бежать быстрее. Кобыла, конечно, отставать не хотела и тоже убыстряла бег. Не скажу, чтобы я был в панике,
все-таки пытался хотя бы не слететь со своего седла.
Ребята потом шутили - оказывается, я всё время держался за луку седла, что в среде знатоков оценивается по самой низкой шкале. Но отнеслись с пониманием, все же я впервые в жизни начал осваивать новый вид транспорта, который им был знаком с детства. И при этом не слетел, не бледнел, не просил остановить мою кобылу. Главное - остался живой, без страха перед будущими подобными поездками...
"И такая дребедень целый день"...
Где моя беззаботная студенческая жизнь? Из участковой колхозной больницы звонят,
у них саксаул кончился. Значит, надо нашу грузовую машину туда послать на пару дней дрова возить. Но на неё уже лежит на столе еще заявка...
- Даке (это меня так в казахском вежливом варианте начали называть, всё же я для всех медиков района - бастык, начальник), моя акушерка скоро в декрет уйдет, что будем делать?
- Прикрепим акушерку соседнего колхоза. Она будет к вам ездить.
- Райздрав, райздрав... Меня слышите? Алло! Это Молдраимов, я из колхоза "Амангельды"... Аптека нам лекарства не дала, говорят, у нас денег нет на счету...
- Ладно, не паникуй, разберемся с аптекой. Перезвони завтра.
- Райздрав? Товарищ Генис? Это из облкомитета Красного Креста. Ваш район до сих пор взносы не заплатил. Вы срываете показатели по области...
- Хорошо, через неделю у нас совещание в райздраве. Соберем, вышлем.
- Из райисполкома. Сегодня в два часа заседание. Вам надо быть.
- Жаксы (Хорошо). Буду.
- Даке...Даке...Алло...
- Молдабай... алло... плохо слышу тебя... повтори, алло...
- Давид Ефимович, это из райаптеки. На следующий месяц дайте заявку, какие суммы вы выделяете для медпунктов, нам надо заказ на медикаменты в аптекоуправление сделать.
- Алло! Это зав. медпунктом Барабанова, из колхоза. У меня больная женщина, высокая температура, третий день болеет, похоже на инфекцию. Может, завтра приедете?
- Обязательно. Приеду сегодня. Вечером.
А до того колхоза два часа езды на нашей грузовой, которая, как старая утка, вперевалку по ухабистой сельской дороге будет нещадно пылить. И домой сходить некогда, так и уехал без ужина. Знаю, сельские медики, если уж вызывают врача, значит, дело худо...
И так весь день. И каждый день. Телефонная связь с колхозами очень плохая. Трудно дозвониться, причем телефоны только в конторах колхозов. В каждом медпункте, а их около тридцати в районе, что-то обязательно должно приспичить, не говоря уже о случаях заболеваний людей.
Райздрав и санэпидстанция занимали три комнаты. Заведующий райздравотделом, он же хирург, чаще всего спасался от всех звонков в хирургическом отделении областной больницы. Поневоле многие проблемы, совсем не для меня, попадали именно на меня: я же "второе лицо" в медицинском мире района. Правда, я тоже от звонков часто спасался... в командировках по аулам!
В институте - одно, здесь - другое...
Но что было для меня, как врача-эпидемиолога, важно и сложно - обилие инфекционных и паразитарных болезней. О некоторых из них даже в нашей республике зачастую врачи не слышали или только слышали. Да и в нашей области приходилось, например, сталкиваться со случаями, когда некоторые медработники с книгами в руках спорили: вот тут написано, что сыпной тиф в стране ликвидирован, хотя я ставил этот диагноз больным. Когда позже, в Москве, я рассказывал о случаях чумы, с которыми приходилось сталкиваться, даже профессора, крупные ученые, делали большие глаза. Информация ведь о серьезных инфекциях была закрытой...
Было очень важно разбираться с больными, выяснять и доказывать истинный диагноз. Не хотелось думать о статистике. Я знал твердо - с инфекциями нельзя шутить, спрячешь один случай, получишь в ответ десять. А ведь моя работа в том и состояла, чтобы "бороться" с заразными болезнями... И, главное, было интересно. И диагностика, и борьба с инфекциями - были в те времена для меня, молодого врача, настоящим медицинским детективом.
Однажды приехал в поселковую больницу (это было уже после моего перехода на работу в областной центр). Обычный мой вопрос в таких случаях местным докторам
был всегда "простым": были ли или есть температурящие больные? Молодой доктор, терапевт, подтвердил, да, мол, лежит тут один второй день. Цистит у него.
- И что, температурит?
- Да, в общем-то, тяжелый, температура на уровне 39-40 градусов.
- Странный цистит. Идем, вместе посмотрим.
Осмотрел я больного, говорю, у него не "острый цистит", а сыпной тиф. Очень похоже. Если читателю-врачу эта моя фраза сейчас на глаза попадет, скажет, что-то наш автор мудрит. Как можно сыпняк с циститом спутать. Нет, не мудрю. Не выдумал. Был у меня такой случай, запомнил его. Больной лет под сорок, лежит в постели почти пластом. Лицо красное, как после бани. Кожа сухая, горячая. Температура под сорок.
- Как дела, аксакал?
Даже не улыбнулся моей шутке. Значит, плохо ему. Только головой покачивает, да постанывает. Явно сильная головная боль.
- Голова сильно болит?
- Уй бай, вся голова болит, сейчас как арбуз треснет.
- Когда заболел?
- Позавчера днем. Жарко стало, голова сильно болела. Стоять не мог, слабый совсем стал. Тошнило даже. Вчера на работу не пошел, дома лежал. Вечером в больницу отвезли.
Послушал я легкие, ничего особенного, отдельные сухие хрипы не в счет. Ангины нет, живот мягкий. Язык сухой, весь белесый, так при высокой температуре бывает. Пульс частит, впереди температуры бежит. Не буду перечислять все детали, не суть они сейчас. Смотрю на доктора, почему в истории болезни диагноз цистита записал?
- Мочиться не может, низ живота болит. Пенициллин с вечера делаем.
- Ты же видишь, не жалуется. Говорит, голова сильно болит, а не низ живота. При высокой температуре, при сыпном тифе, может быть задержка. Пенициллин твой не действует, вон какая температура. У больного сыпной тиф. Цистита тут нет. Где он мог заразиться, вот что важно. Спроси по-казахски, где был за последние две недели? Вшей замечал? Пенициллин отмени, назначь левомицетин, он есть у тебя? И пошли вечером медсестру к нему домой, пусть наблюдает за членами семьи две недели. Могли тоже заразиться.
На мой диагноз врач удивленно заметил - но сыпи-то нет, какой же это сыпной тиф? Да, сыпи не было. Был всего третий день болезни. Сыпняк обычно начинается резко, как мы говорим, "остро", поэтому день, иногда даже и время заболевания можно достаточно точно установить. Остался я ночевать в том поселке, а на следующий день "звездное небо" начало усыпать кожу больного. Перевезли его в инфекционное отделение райбольницы.
Почему я такой "мудрый" оказался? Есть симптомы, характерные для этой болезни.
И еще - в те, пятидесятые-шестидесятые, годы больных сыпным тифом много было. И я всегда подчеркивал - если высокая температура, сначала подумайте, нет ли инфекции. Есть такое понятие - дифференциальный диагноз. Идешь, как по лесенке, один за другим учитывая имеющиеся или, наоборот, отсутствующие, симптомы и возможный диагноз исключая или ставя под сомнение. В итоге, может остаться совсем немного, вот
и наблюдай, и мудри.
Или, наоборот, диагноз сыпного тифа у больного в другой участковой больнице изменил на плеврит. То, что мне пришлось долго поездом до Аральска добираться, а потом еще машиной до участковой больницы, было не в счет. Фельдшера местного не ругал. Всё-таки проявил настороженность. Ведь фактически везде сидели фельдшера или молодые врачи, которым в институтах говорили, что сыпной тиф ликвидирован в СССР. Так что надо было всё им по всем деталям и полочкам разложить, объяснить и доказать.
А затем следовали трудные поиски "источника инфекции" или возможных обстоятельств заражения, дабы и другие люди не заболели. Детектив, да и только! Но это я уже забежал вперед, ибо подобное мне встречалось в моих поездках не только в моем районе, но и по области.
Конечно, работы в районе было много. Неделями мы "пропадали" в поездках по аулам. Надо было и к больным съездить, и в очередной очаг инфекции успеть. Да и в плановом порядке по оказанию медицинской помощи ездили в аулы, к чабанам и на фермы. К этому же - стоять стеной против инфекций. И еще задача - контроль санитарного состояния школ, ферм, магазинов. А эти "объекты" были в глинобитных небольших зданиях. О водопроводе там или канализации даже и вопрос не стоял. Зайдешь в школу или магазин, и думаешь, а что же здесь проверять и что им можно предложить? Все правила и требования к санитарному порядку и обустройству, которым нас учили в институте, и те объекты, с которыми мы знакомились в порядке учебной практики, тут воспринимались почти инородными телами в местной жизни.
Буквально в первые же дни работы мой помощник Ким Константин попросил проверить с ним летний пионерский лагерь в одном из колхозов с замечательным названием "Комсомол". До колхоза где-то два-три километра, добрались пешком. Конечно, термин "пионерский лагерь" тут "ни в какие ворота". Ночевали дети в аульных домишках, у себя дома. Какие там "пионеры" были, не помню, но ни красных галстуков, ни пионерских горнов я там не заметил.
В центре двора под навесом кипел большой котел, там что-то варилось на обед. Ни о какой калькуляции или меню-раскладке здесь понятия не имели. Когда я даже удивился этому, начальник лагеря удивился в свою очередь:
- Повар уже пожилая женщина, она же варить умеет. Она знает, что надо в суп ложить. Зачем ей на бумаге это писать?
- Детям надо же не просто суп сварить, а чтобы и витамины были...
- Да, конечно, вот видите, мы дыни привезли, так что все нормально...
А в центре двора, на протекающем здесь арыке, выкопана широкая яма, в которой арычная вода образовала небольшой пруд размером в три-четыре метра.
- Эта яма вам зачем здесь нужна?
- Это не яма, мы здесь воду берем для кухни, для супа, для чая.
- А где же колодец?
- Здесь близко нигде хорошего колодца нет, вода солёная, вот мы и пользуемся арычной водой.
Начальник лагеря, молодой парень, окончил пединститут, работает здесь же учителем, а на лето решил подработать в лагере. К замечаниям прислушивается весьма серьезно, но, чувствую, воспринимает меня как инопланетянина. Нет, всё же что-то я тогда пробил. Договорились с председателем колхоза, что будут привозить питьевую воду во флягах. Кроме неизменных макарон стали еще готовить для ребят и плов. Даже витаминную еду - морковь и картофель - где-то достали для лагеря. Да, чуть не забыл, наладили личную гигиену: установили рукомойники. Не очень смейтесь: рукомойники еще по магазинам в городе поискать надо было, да на них деньги в колхозе выпросить, да дефицитной воды напастись. Повара направили в город на медицинский осмотр...
Перечитал этот абзац, но без улыбки. До сих пор помню, сколько слов и времени, дипломатии и начальственной дикции пришлось затратить, чтобы во всем этом убедить местных деятелей. Уже много лет спустя, когда колхозы области перевели в категорию совхозов, там начали строить типовые школы и пионерские лагеря, бани и столовые,
даже больницы и жилые дома. А в годы моей работы в районе об этом и мечтать не приходилось, беднота была ужасная.
Дабы меня не обвинили в предвзятости, приведу цитату из автореферата диссертации А. Мукановой "Деятельность Кызылординского областного отдела здравоохранения и лечебных учреждений в 1946-1991 годы" (2010), где сказано: "Немаловажное значение имело также слабое материально-техническое снабжение со стороны государства". Так вежливо была названа наша тогдашняя бедность...
Быть врачом или инспектором?
Должен сделать отступление. Казалось бы, та антисанитария, которую я встретил с первых шагов своей работы в районе, да и позже, в поселках области, не произвела на меня впечатления убогости, безысходности и "опускания рук". Да, в Свердловске, во время наших посещений, например, пищевых объектов, мы принимали "цивилизацию" как само собой разумеющееся.
В районе я столкнулся с совсем другим уровнем. Но те знания и наблюдения еще студенческих лет послужили здесь как бы фонарем в темной пещере. Я понимал, куда надо идти и к чему стремиться. Знал, что бывает лучше.
Мои помощники пытались наводить санитарный и противоэпидемический порядок,
но они действовали на уровне отдельных объектов. Конечно, что-то получалось,
чего-то добивались, хоть "по капле", хоть "шаг за шагом". Бывая в колхозах или на чабанских стоянках, я обязательно заходил в местные больнички или медпункты (если они были), магазины с невеликим ассортиментом, которые тогда назывались "сельпо",
в школы, смотрел, откуда люди воду берут и т.д. Но я быстро понял, что ахать и охать бесполезно. Дошло - надо делать то, что получится хотя бы на первых порах. Как говорят, надо было сдвинуть воз с мертвой точки. Ведь местные жители воспринимали всё достаточно просто - так было и будет всегда, а разве может быть иначе?
Кстати, такой же примерно психологии придерживались и многие руководители местного масштаба. Они твердо знали, что "область" денег не даст больше утвержденного бюджета. Просить - областное начальство будет смотреть косо. Так и жили, что-то делая не спеша и без треволнений.
Вот тут и пригодились моя квалификация и знания санитарного врача. Именно врача.
И тот небольшой опыт, учебный опыт, бывшего студента. Я во время учебы видел другое, и знал, что может быть и по-другому. И свою точку зрения я пытался обосновывать. Наши данные обследования отдельных объектов я мог не просто проанализировать, но и на основе этого вывести какие-то выводы и предложения, доступные даже на уровне нашего тогдашнего состояния.