Видов взглянул ещё раз в окно. Серые коробки многоэтажек с тёмными окнами.
Озябшие голые ветви деревьев, обволакиваемые сыростью. Бездонные дыры луж, ско-
ванные ночным морозом. Труба котельной, подпирающая небо с дырой в виде полной
луны, спала, и ей снилось, что она - готовый к дальнему полёту космический корабль
"Прогресс-ТМ".
- Пора! - отдал распоряжение незнакомец.
Сеня был готов нажать на поршень шприца, но, в последний миг, его внимание
привлёк человек, проявившийся из тени деревьев в грязновато-белом свете фонаря
котельной. Мужчина, пошатываясь, постоял в самом центре выхваченного из ночи
светлого пятна, шагнул по-ленински - шаг вперёд, два шага назад, затем его разверну-
ло на сто восемьдесят градусов, и, наконец, споткнувшись о несуществующую прегра-
ду, он упал лицом вниз. Сеня вытащил иглу из вены, согнул руку в локте, оттянув ко-
жу в сторону от прокола, чтобы остановить кровь, постарался сосредоточиться на ув-
денном и понять, что происходит.
- Зачем тебе нужен этот несчастный пьяница? - теряя силу, прошипел за спиной
голос неизвестного и - растворился.
Некоторое время человек внизу лежал неподвижно. Признаков жизни - никаких.
- Надо было так набраться! - отчего-то искренне радуясь за пьяного мужика, не-
ожиданно для себя, бодро проговорил Видов вслух.
- Чему ты радуешься? Может быть, у человека с сердцем плохо! - обозначился
человеколюбивый, рассудительный двойник.
Человеку плохо... Сеня накручивал стучал по телефонным кнопкам. "02", "03".
Кто быстрее доберётся. Человеку плохо! Интересно, а какой номер телефона в конторе
Всевышнего? Человеку плохо...
Сеня вернулся к окну. Машины "скорой помощи" и наряда милиции приехали
быстрее, чем он ожидал. И почти одновременно. После короткого межведомственного
совещания полуночный прохожий достался медикам. По всей видимости, двойник ока-
зался прав. Улица снова опустела. Но теперь она выглядела несколько по-иному. Дома
казались не такими серыми и безжизненными. В некоторых из окон горел свет, и там
тоже не спали. Деревья старались согреться, делая наклоны в разные стороны. Труба-
ракетоноситель была уверена в мягком приземлении. Он поднял глаза к луне. Её цвет
поменялся на нежно-серебристый, а рядом, в верхнем углу оконного стекла отражалось
залитое светом из прихожей, озеро. Озеро на картине, нарисованной Сильваной.
- 87 -
Ему вспомнились его собственные, казавшиеся тогда умными, где-то даже муд-
рыми, слова про театр по-шекспировски и почему люди сами решают, когда им нужно
умирать. Он считал, что этот спектакль под названием "Жизнь" надо доигрывать до конца. Но это было в прошлой жизни. Как многого он тогда ещё не знал. Сейчас он ска-
зал бы, что сюжет пьесы бывает на столько отвратителен, что не все актёры способны
доиграть его до конца, и самовольно покидают сцену, не дожидаясь естественного фи-
нала. И кто вправе из сидящих в зале их осуждать? Ведь ответ за свой поступок они
станут держать перед Главным Режиссёром.
Знал Видов теперь и ещё одно - умирать по собственному желанию ему больше
что-то не хочется.
- ... мама, давай не будем говорить об этом по телефону. Нет, ничего особенного
не случилось. Приезжай, мне необходимо решить с тобой некоторые вопросы, - врал
в трубку Видов.
Приехавшую маму Сеня усадил на диван, предложил заварить для неё чаю, но
Анна Андреевна отказалась. Она с болью смотрела на своего сына, по-бабьи поджав
кулаком щеку. Анна Андреевна поняла, что произошло, едва переступив порог кварти-
ры. Стараясь избавить сына от ненужного возврата к происшедшему, Анна Андреевна
попыталась убедить Сеню в том, чему сама не верила.
- Сеня, не надо так переживать. Может, оно и к лучшему. Я ждала этого каждый
день. Таких случаев - тысячи. Бывает, что жёны в больницу и то не приходят. А Алина
прожила с тобой почти год. Ухаживала за тобой, лекарства доставала.. Пойми и её. Мы
не должны её осуждать. Поедем домой, Сеня. А там будет видно.
Сеня отрешённо молчал.
- Хорошо. Что ты предлагаешь? - спросила Анна Андреевна. - Не молчи.
- Я хочу жить один. Совсем один, - твёрдо проговорил Семён.
- Но как ты будешь жить один? Кто будет тебе готовить, убирать, ухаживать за
тобой?
- А кто готовил, убирал и ухаживал за мной в то время, когда Али... когда я был
целыми днями дома один?
- Я понимаю тебя.
- Я рад, что ты меня понимаешь.
- Но ты умрёшь со скуки, - Анна Андреевна сделала ещё одну бесполезную попы-
тку уговорить сына пожить вместе.
- Мам, я не хочу тебя обижать, но сейчас я не хочу никого видеть. Да и не гоню
я тебя от себя. Ты будешь приходить ко мне в любое время, когда захочешь. Я никуда
от тебя не денусь, с собой ничего не сделаю. А что касается скуки, то весело я уже жил.
Думаю, справлюсь как-нибудь и с этим.
Убедившись, что переубедить сына, по крайней мере, теперь, ей не удастся, Анне
Андреевне ничего не оставалось, как согласиться с сыном.
- Ну, что ж, если тебе так будет лучше...
- Мне так будет легче, - уточнил Сеня.
- ... если тебе так будет легче, как только немного подсохнет я переберусь в наш
домик за город, к своим огурцам-помидорам. Пусть он и небольшой, зато в нём есть
всё необходимое для жизни. Ты знаешь, как я не люблю наш город летом. Так что, кры-
ша над головой у тебя имеется, и оставаться здесь больше нет смысла.
Перед уходом Сеня позвонил Вике и попросил передать Алине, что её жилпло-
щадь свободна, ключи - у соседей. В общем, хлеб на столе, щи в печах, а голова на пле-
чах. Этого Вике он, само собой, говорить не стал.
Как железнодорожный состав из серых, одинаково безликих, пустых цистерн,
коим не видно ни начала, ни конца, тянулись друг за другом дни. Менялся только пей-
заж за окнами кабины с одиноким машинистом. Его верный помощник отстал где-то
в пути. Он устал. Но пока ещё были хоть какие-то силы, ничего не оставалось, как
двигаться вперёд.
- 88 -
Завершая рейс, поезд подходил к рубежной станции "Весна-Лето". Здесь весна
соперничала с летом свежестью красок, манила дурманящими запахами, влекла чару-
ющей интимной красотой прихорашивающейся природы.
Менялись и люди. Особенно женщины. Сменив бесформенные одежды, оберегав-
шие их от зимних холодов, они облачились (или разоблачились?) в воздушные ткани,
и, открывая наиболее уязвимые для мужского любопытства места, перешли на них в
наступление. Как после хорошо проведённой подготовки, деморализованный против-
ник особого сопротивления не оказывал. Более того, сам поскорее стремился сдаться
на милость победителя, преподнося ему в виде контрибуции букеты, милые дамскому
сердцу побрякушки из жёлтого металла, конфеты и шампанское. Кое кому позже при-
дётся в виде аннексий выделить часть своей жилплощади.
На лавочках у подъездов грелись старики - зиму пережили, значит, ещё поживём
Детвора перекапывала в песочницах спрессовавшийся за зиму песок. Новой поколение
выбирало, по не ими заведённой привычке, затемнённые аллеи, пустеющие с сумерка-
ми; подъезды, исписанные хрестоматийными надписями и рисунками, древними, как
наскальная живопись; музыку, которая, как всегда, трудно переваривается предками,
выросшими на цеппелинах и пёрплах. Чью музыку, в свою очередь, не могли понять
их родители, воспитанные на Утёсове, Баяновой, Вертинском.
"Летний дождь, летний дождь
Начался сегодня рано,
Летний дождь, летний дождь
Моей души омоет раны.
Мы погрустим с ним вдвоём
У слепого окна..."
Пел, оставленным на память о себе этой грешной земле, хрипловатый голос Талькова. Певца, застреленного на концерте, посвящённом дню Конституции, не за-
щитившей его жизни.
Сеня слушал песню вперемежку с шелестом капель, падающих с неба, залетаю-
щих к нему в комнату через открытую форточку. Он пытался осознать то, что сказала
ему только что по телефону, пропавшая на всё это время и вновь появившаяся в его
жизни на мгновенье, Алина.
- Видов, - говорила трубка её искажённым голосом, - я развелась с тобой. Не хо-
чу, чтобы ты мучил себя надеждами на то, что всё ещё можно исправить.
- Это окончательно? - задал Сеня совершенно неуместный вопрос.
Это было в её стиле - рубить все концы разом. И если его теперь уже бывшая
жена что-то решила, переубеждать её было бесполезно. Он достаточно хорошо знал
Алину, а отсюда и неуместность его вопроса.
Сейчас она мстила всему белому свету. Алина относилась к тому типу людей,
которые постоянно ищут смысл жизни, и не понимают, что, как только начинаешь
задавать себе подобные вопросы и устраивать поиски, никогда не найдёшь ни того,
что искал, ни ответа на вопросы. Потому что для них смысл жизни потерян раз и на-
всегда. Ибо в процессе своих поисков они думают только о себе. А все их поступки,
добрые или дурные, призваны служить единой цели - удовлетворению собственных
прихотей и дутых амбиций, как правило, ничем не подтвержденных, основанных на
завышенной самооценке.
- Каким образом это тебе так скоро удалось? - Сеня явно был не в себе, и вновь
задавал ненужный вопрос.
- Не просто и не скоро, - не согласилась с ним Алина, - не без проблем. Детей
у нас нет. Имущество, надеюсь, мы делить до драки не будем. Можешь взять всё, что
посчитаешь нужным. Ты говорил мне, что я свободна. Вот друзья мне и помогли.
- Судя по всему, верные друзья, - ввернул-таки своё Видов-второй.
- Зря ты так, Видов. Если тебе понадобится помощь...
- ... то ты будешь последним человеком на этой земле, к кому я за ней обращусь.
Короткие гудки. Отбой. Занято. Занята.
- 89 -
Сеня поймал себя на том, как он спокойно воспринял известие о разводе. Дурной
знак. Да, он был не против. Но Алина, в очередной раз, била наотмашь. И этот "очеред-
ной раз" он принял со стойкостью психосадомазохиста. Его спокойствие превращалось
в апатию - высшую степень безнадёжного безразличия. Струны души, инструмента,
на котором судьба играет так, как ей заблагорассудится, были перетянуты, но не окон-
чательно расстроены. И чтобы пару аккордов тоски или радости зазвучали вновь, про-
стого телефонного звонка теперь было мало.
Он осмотрелся, как ему думалось, совершенно позабыв о произошедшем. Его
взгляд остановился на тренажёре. Сеня подъехал к этой груде железа, более походя-
щим на средневековую дыбу, применявшуюся некогда святой инквизицией для наибо-
лее изощрённых пыток, нежели на конструкцию, призванную облегчать страдания,
привычным движением пересел на каретку, закрепил ремнями ступни ног, и стал ис-
тязать наполовину непослушное тело, стачивая зубы, когда боль старалась помешать
ему, обдавая расплавленным свинцом неуправляемые ноги.
Всё. Сил осталось ровно столько, чтобы доползти до кровати.
Следующее утро разбудило его позвякиванием посуды на кухне и запахом мами-
ных блинчиков. Сеня не без труда пересел в коляску. Его знобило. "Меньше надо ку-
рить под открытой форточкой", - сделал ему выговор правильный двойник. И пусть
его руки вяло крутили колёса, но он старался казаться бодрым, выезжая на кухню.
- Так могут пахнуть только твои блинчики! - пытаясь скрыть всё более нака-