С самого детства В. привык к обычности мира вокруг. Старые сказки, рассказанные стариком отцом его не пугали, но и к приключениям совсем не толкали. Что там он мог рассказать? О лодочнике-призраке, объявлявшемся каждое новолуние. О жителях болот, страшных людоедах из позабытого племени. О краске из человеческой крови, привезённой в новый свет загадочным торговцем. О людях, способных взглядом завораживать жертву. Все эти рассказы представлялись на фоне обыденного уныния таким же унылым фарсом, пусть чуть и разбавляли его полную серость. Вряд ли могла хоть какая-то фантастика появиться в скудном городишке на устье столь же скудной полу засохшей речки. Здесь думалось больше о выпасе коров, о запоздалом урожае и других неинтересных житейских проблемах.
Годы шли. Старик отдал душу Господу, хозяйство перешло к сыну. Городишко потихоньку ширился, наполнялся новыми людьми, событиями. Новые времена непреклонно и стремительно врывались в жизни горожан, вырывая их из покрытых паутиной и плесенью полок сырого погреба застоя. И, неудивительно, что с новизной приходило и необъяснимое. Так, когда В. исполнился третий десяток, появился слушок: приехал к ним какой-то зажиточный Барон, построил богатую дачу, да не простую, а летучую. Говорили, что его хоромы, взмывая в воздух, кружились под облаками денно и нощно. В них не прекращались танцы, на которые приглашал Барон самых утончённых юношей и девушек. Поверить в этот, казалось бы, сумасшедший бред В. не мог. Он, гордо размахивая руками, втаптывая в землю гальку, решительно направился сам взглянуть на дачу Барона.
- Ах, - причитал В., - Как же глупы и невежественны мои сограждане. Неужели, прожив здесь столько лет, они ещё не осознали полной и безоговорочной победы нормальности над фантазией? Неужели, в здравом уме, хоть кто-то поверит в небылицу столь вульгарную и пошлую?!
В. пришёл к месту назначения. Сказать, что его глаза широко открылись от возбуждения и страха - ничего не сказать. Перед ним предстало самое настоящее чудо: отражая солнечный свет, лившийся потоками сквозь заволоченное тучками небо, висел в воздухе золотой дворец. Его колонны длинными лучами впивались из крыши в летучий фундамент, а вырезанные в них фигуры по-античному прекрасных юношей робко улыбались. Окна и врата, обрамлённые многочисленными кристаллами самых разных цветов, так и манили заглянуть внутрь. Стены, белые как снег, по краям оборачивались золотыми рамами, как будто были не камнем, а полотном известного мастера. К порогу с земли тянулась такая же золотая лестница, на перилах которой расположились купидончики, старшие ангелы и фигуры святых. На первой же ступени стояли два изжелта-чёрных доспеха, вооруженных расписными алебардами. Вокруг всего этого собралась толпа зевак, ровно обогнувших тень особняка. Никто не смел вставать в неё, ведь страх стать раздавленным держал всех в узде.
В., не в силах выдержать абсурда, кинулся на утёк. Он заперся в доме и не выходил оттуда несколько дней. Лишь иногда он выглядывал в окно, чтобы заприметить за небольшим леском силуэт злосчастного дома. На его балконе, бывало, возникала и фигура владельца. В. не мог полностью разглядеть её, но по очертаниям составил для себя описание: прекрасный юноша с воронёно-чёрными волосами до плеч, в красном сюртуке с золотой вышивкой, в желтых ситцевых брюках и высоких сапогах, в столь же длинных парадных перчатках. Иными словами, представлял он себе самого дьявола во плоти.
- Что же это за напасть? Если не могу я больше жить в привычном мне мире, то лучше умереть. Да, пусть это чудо убьёт меня, - подумал вслух В.
Он выбрал лунную ночь, когда большинство горожан спало, и приблизился к особняку. Тень под ним, создаваемая белёсым светом луны, была глубокой и мрачной. Своим видом она скорее напоминала спуск в колодец, куда можно упасть и разбить там голову о каменную кладку. В. собирался ступить в неё и ждать, но... Он не смог. Нет, мужчина был полон решимости, но что-то физическое, твёрдое преградило ему путь. Перед ним была стена. Стена, выглядевшая как поляна, как примятая трава, как лунная тень и камни в ней. В. прижался к стене и пошёл вдоль неё, пока наконец не нащупал щель, тонкую как лезвие ножа. Это была дверь. За ней стоял запах гниения, воздух вязал, слышался гул мушиного жужжания. Все пространство за дверью оказалось завалено трупами. Вон в углу безжизненно сидело тело дочери мясника. А вон, на стене, прибитый массивными свинцовыми гвоздями, барахтался от сквозняка мальчишка разносчик газет. Красавцы и красавицы, растерзанные и забитые, все лежали, сидели, висели в своей крови. Кровью были измазанные и стены изнутри. "Краска из человеческой крови," - аукнулась стариковская сказка в задворках разума. Как там говорилось? Эта краска делала всякого, кто обольётся ей, невидимым. Она даже создавала иллюзию света и тени - нагревалась с одной из сторон и мрачнела. В панике В. выскочил наружу. Дом Барона совсем не висел в воздухе, а зиждился на фундаменте из кровавой краски. Внутри всё так же гремел бал, и, наверняка, его участники должны были бы стать следующими жертвами безумства властителя-художника. В. считал долгом спасти их, а потому непоколебимо вступил на лестницу. Доспехи любезно подняли алебарды, купидоны и ангелы приветливо ухмыльнулись, фигуры святых печально взглянули вслед. В. с силой толкнул двери и увидел во всю идущие танцы. Девушки в красивых платьях из дорогой материи кружились в руках молодых людей. Костюмы тех не отставали по роскоши, а то и опережали прекрасный пол. Все они заливались радостным смехом, а громче всех смеялась З., тайная любовь В. Он хотел крикнуть ей что-то, но заметил, как под руку ту подхватил сам Барон. Его образ оказался таким, как его и представлял герой. Одно лишь различие взбудоражило с новой силой - дьявольского в его облике не ощущалось. Оглянувшись ещё раз, В. утонул в море смеха и улыбок, погрузился в радость бала и не смог открыть рта. В бессилии он вышел обратно во двор, спустился и ушёл домой. Ещё долго его преследовали видения белых зуб З., сложенных в счастливый оскал безумного блаженства, но эти кошмары в конце концов прекратил затяжной прыжок с моста в почти просохшую реку. Он казался бесконечным, но в этой бесконечности и виделся сам конец.