Тарасов Геннадий Владимирович : другие произведения.

Секс-шоп "Шалунья"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Цикл рассказов о незадачливом продавце Секс-Шопа в одном небольшом курортном городке. Славик, так зовут моего героя, по профессии зоотехник, а в такой экзотический бизнес попал случайно, так что он своего рода попаданец. Личность, конечно, не бог весть какого масштаба, однако определенными моральными принципами обладает, что позволяет ему выжить в создавшихся условиях. Кроме того, он мало-помалу становится философом, со своим оригинальным взглядом на жизнь. Ну, а жизнь не дает ему скучать, подбрасывая в магазин разнообразных посетителей... Собрал под одной обложкой ранее публиковавшиеся здесь и новые рассказы.
  Секс-шоп 'Шалунья'
  Рассказы
  
  Это что-то мне напоминает...
  
  Входная дверь звякнула, скрипнула, стукнула, и на пороге, кашляя, сипя и отдуваясь, появилась посетительница. Положив руки на поясницу, она выпрямила спину, огляделась по сторонам и сказала: 'Батюшки! Что же мне все это напоминает?'
  Славик из-за прилавка посмотрел на вошедшую, задумчиво поскреб трехдневную щетину на подбородке и мысленно оценил: 'Да, этой девушке лет триста...' Покачал головой, вздохнул и, поднявшись, приступил к выполнению своих обязанностей продавца секс-шопа 'Шалунья', в число которых в том числе входили бесконечное терпение и приветливость ко всем. Но именно сегодня он не был склонен ни к тому, ни к другому.
  - Не представляю себе, что тут что может напоминать. По-моему, все предельно ясно. Что есть - то оно и есть.
  Голова его временами трещала, временами гудела, с женой вчера нехорошо получилось - да, можно сказать, совсем не получилось, потому что был не сильно, но крепко выпивши, так что сегодня он не был настроен любезничать и миндальничать ни с кем.
  -Да как же, - возразила старушка. - Здесь многое мне что-то напоминает. У меня сейчас даже возникло такое чувство, будто я с чем-то таким в свое время даже имела дело.
  - Да кто бы сомневался, - буркнул Славик.
  - Вот вы мне напрасно не верите, - загорячилась старушка.
  - Ну что вы... - попытался возразить Славик.
  - Нет-нет, я вижу, что вы переполнены скепсисом.
  - Это не скепсис... Скорей сепсис... Просто еще не отошел от вчерашнего.
  - От чего вчерашнего?
  - Ну, это... как... Не выспался... Не проспался...
  - Эх, молодежь, молодежь! - переполнилась восторгом посетительница. - Я в ваши годы тоже не спала до рассвета.
  - Вот, - кивнул головой Славик. - Значит, вы понимаете.
  - Нет! Не понимаю и никогда не понимала, как можно столь бездарно упускать все эти прекрасные мгновения!
  - Подумаешь, выпили немного лишнего!
  - Выпить немного лишнего можно и в старости. И даже немного больше лишнего - это я вам по секрету говорю.
  - Правда? - оживился Славик. Несмотря на тошноту и хотение пива, разговор начинал его забавлять. - Желаете поделиться опытом?
  - Глупый, глупый молодой человек. Опыт - что? Переживание. Переживания следует переживать, проживать лично, а не пускать слюни под чужие россказни. Только такой опыт останется с вами и в старости, и после... И все же, эта штучка определенно мне что-то напоминает.
  Старушка подошла к витрине и взяла с нее черный гелевый девятидюймовый вибратор. Оценивающе прикинула на руке массивную игрушку и в задумчивости протянула: - Однако...
  - Впечатляет? - вкрадчиво поинтересовался Славик.
  - Скорей забавляет. Но...
  - Что-то напоминает? - капнул иронии Славик.
  - Ну, вот в таком положении, - и она перевернула вибратор лихо задранной головкой книзу, - напоминает ваш нос. А вот в таком... - и она вновь запустила орла в небеса, - в таком положении оно мне что-то другое напоминает, но я никак не вспомню, что. Но, несмотря на это, в этом положении оно мне нравится значительно больше.
  - И не мудрено, - подытожил Славик. - Он и создан с таким расчетом, чтобы в этом положении нравиться больше.
  Он был немного обижен за свой нос, который на самом деле обвисал книзу небольшой сарделькой. Но старушка была столь беззлобной, так вся светилась добротой и детской радостью перед лицом удивительного чуда жизни, что Славик решил не таить обиды и не зацикливаться.
  - А он еще вот что может, - начал удивлять он и включил вибратор. Старушка, держа игрушку двумя руками, взвизгнула от восторга. Славик повернул крышечку-регулятор и увеличил вибрацию до максимума. Старушка залилась счастливым смехом.
  -Я поняла! - крикнула она. - Я вспомнила. Этой штучкой можно взбивать сливки!
  - Можно и сливки, - устало и как-то даже печально согласился Славик. - У нас еще много разных взбивалок есть. - И он быстро показал, каких взбивалок есть: и шарики, и плужки, и различные вибронасадки и виброкольца, и даже помпа с вибратором.
  А когда показ завершился, посетительница сказала:
  - Хорошо! Я рада, что случайно забрела к вам. Жизнь открыла мне удивительное место, и я обязательно зайду к вам еще. И, быть может, - да нет, наверняка - куплю себе вот эту замечательную черненькую взбивалку...
  - Скажите, мадам, - Славик учтиво склонил голову, - не сочтите мой вопрос дерзостью, но, мадам, сколько вам лет?
  - Вы, молодой человек, инстинктивный природный хам, - беззлобно сказала старушка. - На природу нельзя обижаться, поэтому я вам отвечу. И отвечу я вам так: меньше, чем вы думаете, но больше, чем мне хотелось бы. Адью...
  Когда седое видение растаяло в пространстве, оставив после себя сияние радости и флюиды счастья, Славик почувствовал прилив то ли вдохновения, то ли настроения. Он любовно почесал свой нос, после чего сбегал в соседний ларек за пивом. Жизнь явно посылала ему позитивные сигналы, и ни в коем случае нельзя было их игнорировать. Да он и не собирался их игнорировать, нет, нет!
  
  
  А нет ли чего поменьше?
  
  Дама вертела в руках вибратор-реалистик, выполненный в натуральную величину с мельчайшими, несколько идеализированными подробностями, вертела, придирчиво разглядывая, оценивая и примериваясь.
  - А нет ли чего поменьше? - спросила она, наконец.
  Славик, давно уже безучастно за ней наблюдавший, принял позу участника событий и спросил печально:
  - А зачем вам это?
  - Мне надо меньше! - отрезала посетительница.
  - Надо - значит надо, - вздохнув, согласился Славик и подал женщине латексного красавца несколько меньшего размера.
  Женщина, мельком взглянув на устройство, не притрагиваясь отмела его прочь категоричным движением загнутого маникюром ногтя.
  - Да нет же. Не то! Мне надо меньше!
  Славик покачал головой.
  - Так вам самый маленький, что ли? Дамский пальчик? Так бы сразу и сказали.
  Он сгреб с полки целую пригоршню веселых и веселящих безделушек и высыпал все это богатство на стекло перед глазами слегка ошеломленной покупательницы. Брови на ее лице поползли вверх, явно требуя объяснений.
  - Объясняю, - сказал Славик, - хотя, что тут, собственно, объяснять? Все предельно ясно и понятно, как и требуется для прекрасных дам. Вот металлические, вот латексные, пластмассовые, гелевые, в форме помады, в форме кисточки... Но, знаете, я думаю, что вы, женщины, слишком склонны преуменьшать, преувеличивая одновременно.
  Его собеседница на полшажка приблизилась к нему из своей отстраненности.
  - Что вы такое говорите? - спросила она. - Вы вообще о чем? С кем разговариваете? Я вас не понимаю.
  - Да тут и понимать нечего. Женщины любят окружать себя маленькими вещицами, что, наверное, в какой-то мере дает им возможность ощущать себя миниатюрными и легкими на подъем феями. Маленькая-маленькая шляпка, маленькая-маленькая сумочка, маленький-маленький зонтик, пакетик, коробочка... Маленький-маленький вибратор. Но при этом шляпка должна закрыть личико от солнца, зонтик должен защитить ее от бури, сумочка так и вовсе должна вместить вселенную... Ну, а маленький вибратор должен восхитить ее всю! А я скажу вам так: больше - не меньше. Всегда можно попридержать немного, а в случае необходимости - добавить. Что, согласитесь, совершенно невозможно при самом маленьком размере.
  - Вы с ума сошли... - выдохнула посетительница. Глаза ее округлились от ужаса, губки сложились в гузку, что в целом будило намек на строгость и целомудрие. И убила все, смела прочь единым движением ногтя: - Уберите! Уберите это немедленно!
  А когда пространство было расчищено от всяческого непотребства, она упрямо возобновила запрос:
  -Мне надо меньше!
  Славик с минуту молча смотрел на нее в упор, а потом изрек по слогам:
  - Женщина! Вы вставили меня в тупик. Я требую объяснений!
  Дама в легкой досаде передернула плечами.
  - Ну, как вам объяснить! Даже не знаю... Женщина меня поняла бы сразу. Но ведь вы не женщина, правда?
  Славик сохранял спокойствие и невозмутимость. Он знал, что с таким контингентом могут выручить только эти личностные качества.
  Женщина покачала головой.
  - О-о-о, как все запущено! - протянула она. - Тяжелый случай. Словом, слушайте, вы, недотепа, элементарного не понимающий... На прошлой неделе моей подруге подарили вибратор. Ну, там, один знакомый... Не важно. Вот такой, - она раскинула руки. - Она мне потом, вы понимаете, после этого, сказала, что ей было немного, чуточку неудобно. А мы с ней как сестры-близняшки. Теперь понимаете? Мне нужен такой же, - она кивнула на установленный вручную размер, - но чуточку, на самую малость поменьше!
  И, гордясь собой, довольная тем, что так удачно все объяснила и выкрутилась из неудобного положения, она победно посмотрела на Славика.
  Славик был восхищен. И не только ее объяснением. Он был восхищен самой женщиной, как неизменно восхищался клиентками, отважно выбиравшими такой размер.
  - Десять дюймов, - на глаз определил он и снял с полки солдата на полдюйма ниже ростом. - Вот, пожалуйста, кажется это то, что вам нужно.
  - А ну-ка, дайте... Вот-вот-вот... - осторожно, словно он был из стекла, она приняла бойца двумя руками. Глаза ее потеплели. - То, что нужно. Я же говорю вам - поменьше, а вы мне все какую-то ерунду подсовываете, понять не можете, о чем вас спрашивают.
  Уже уходя, расплатившись и спрятав покупку в свою маленькую бездонную сумочку, она неожиданно ласково потрепала Славика по щеке.
  -А вы не так безнадежны, как кажетесь на первый взгляд, мой мальчик!
  Славик смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью, прикидывая и так, и эдак, как же все-таки столь большое может помещаться в столь малом. 'Парадокс', - решил он про себя. Потом усилием воли изгнал прочь фривольные, явно навеянные кем-то мысли. Есть, есть в мире вещи, над которыми лучше вообще не задумываться. Понять их все равно невозможно, а внутренняя сбалансированность чувств запросто может быть нарушена.
  
  
  Дарите женщинам трусы
  
  - Меня сдувало с земли ветром одиночества... - так начал свой рассказ мужчина средних лет и среднего роста, показавшийся Славику стариком по причине его, Славика, молодости. Был он широк в плечах, и в своем кожаном пиджаке походил на широкое и удобное кожаное кресло. Он вошел сразу после открытия, подошел к прилавку, положил на него правую руку и без предисловий начал свой рассказ:
  - Меня срывало с земли ветром одиночества. Я проснулся внезапно, словно от сильного толчка или пинка, и тотчас ощутил, что кроме меня во вселенной нет ни единого человека. Я едва не закричал от ужаса. Я схватился за одеяло и попытался натянуть его на голову, но ледяной ветер вырвал его из моих рук. Потом он сдул с меня белье, а после содрал и мясо с костей. А потом, когда уже не было ни сил, ни возможности сопротивляться, зашвырнул и меня незнамо куда. И это было реальное падение в бездну, в пустоту, в некую трещину между различными уровнями пространства. Причем, это был не тот провал, который ощущаешь, падая на американских горках, потому что там, за страхом и трепетом душевным, все равно сохраняется знание, что - аттракцион, что - понарошку, что стоит еще немного поужасаться и потерпеть, как начнется обратное движение вверх или случится остановка. Нет, я испытывал совсем другое - то было падение в никуда, в прорву без дна, в бесконечность. И чувство падения, каждая секунда которого тянется минуты и часы, и ожидание удара, боли, катастрофы, и невозможность прервать падение, отвернуть, отменить - все это превратились в бесконечную пытку предчувствия чего-то ужасного, что должно было уже давно наступить, но по какой-то причине все откладывается, но вот-вот наступит все равно. Это ожидание пытки было страшней самой пытки, было самой пыткой, цепляло за живое и выворачивало наизнанку.
  Потом все внезапно прекратилось. То есть совсем все - что было, что не было - все сравнялось и перестало существовать. Тут я вдруг ощутил, что кончилось само время. Я ощутил, КАК оно перестало быть. Это очень странное и необычное чувство, его практически невозможно описать, но, испытав раз, запомнишь навсегда. Если переживешь, конечно. С чем можно это сравнить, чтобы вам было понятней? Даже не знаю...
  Он глубоко задумался, наморщив лоб, при этом лицо его потемнело, было видно, что мысли его тяжелы и малоприятны.
  - Не знаю... Ну вот, быть может, что-то отдаленное... Вообразите, что вы внезапно обнаруживаете в себе некую странность, еще мгновение назад странности не было, и вдруг вы понимаете, что она есть. Вы в одночасье понимаете, что ваше сердце по-прежнему живое - вы ощущаете, что оно живое, в нем есть и тепло, и эхо жизни - но оно не бьется, не вздрагивает, не замирает, оно неподвижно и практически мертво. И вы тоже фактически умерли: кровь не течет в ваших венах, ни одна жилка не бьется, не пульсирует; вы не дышите, а ваши легкие разрываются от жажды глотка воздуха. Но вы ведь не хотите умирать? И я не хотел, но я все это ощущал, переживал, я был почти трупом, я ощущал себя им - почти, но это 'почти' - это что-то в моем сознании, что не хотело, не соглашалось, сопротивлялось и потому - страдало... А когда я понял, что страдаю - наступило время страдания. Не было времени, ничего не было, ничего кроме страдания. Было страдание и его время. Огромный океан, целая вселенная страдания, и во всем этом - я, песчинка малая, которую снова, в который уж раз, подхватил жесткий вихрь и увлек за собой во все уголки и закоулки этого мира страданий, для того лишь, чтобы показать мне все их разнообразие, чтобы все-все я испытал на себе. И я испытал... Незабываемо, неизгладимо, неистребимо из памяти... Вы не понимаете, не можете понять и поверить, не можете вообразить и представить... Каждая мысль, малейшее движение, биение мысли обрушивали мое сознание, мое эго в бездну страданий, причем каждая мысль вызывала в ответ некий поворот, некий нюанс страдания, и было ясно, что тот, кто отвечал за постановку, мастер по страданиям, был неистощим на выдумку.
  Воспоминания... Это не совсем мысли, это нечто другое, иная субстанция души или сознания... Они сопровождались страданиями другого рода. Воспоминания всплывали из недр памяти, всплывало такое, о чем я давным-давно и думать забыл, прошлые страхи, потери и стыд, они вспучивались гигантским пенным пузырем и с размаху налетали на такой же пузырь мыслей, все это аннигилировало и адской мукой разносило, что там еще оставалось от меня, на атомы, на нейтрино... А когда все разлеталось в разные стороны, в центре, на месте взрыва, оставалась одна единственная мысль: 'А за что мне все это?' - и мысль эта причиняла особенные страдания.
  Хочу вам, однако же, заметить, что ни в коем случае не следует отождествлять страдания с болью. Страдания - удел душевный, боль перепахивает физику - совершенно разные вещи. Так вот, боль, настоящая боль началась тогда, когда мне показалось, что я нащупал ответ на главный вопрос - за что же мне все это? Боль пришла с вернувшимися в исходную точку нейтрино и вошла в меня, в мое воссоединившееся тело одновременно со всех сторон. Я умер бы вмиг от ее ярости, если был бы на это способен, и если бы так было запланировано мастером боли. Но он видимо преследовал совсем иные цели. Он посмеивался надо мной. Боль ворвалась в меня внезапно и сразу, и в то же время она продолжала просачиваться в меня медленно, капля за каплей, используя каждую щелочку, каждую складочку, клеточку моего тела, и мне, погребенному в мире страданий, такая дополнительная нагрузка совсем не понравилась.
  Боль и страдания уничтожили меня окончательно. Я потерял себя. Воспоминания, мысли, образы, чувства, ощущения - все исчезло без следа и безвозвратно. Не осталось даже воспоминаний о воспоминаниях, о том, что они вообще бывают, что собой представляют и как выглядят. Все превратилось, трансформировалось ни во что. Было все и вдруг-ничто. Ничто, до краев наполненное болью, страданием и прочим подобным дерьмом. За них-то, за боль и страдания, не знаю уж как, я и зацепился и, словно Мюнхгаузен за косу, вытянул себя из трясины ничто обратно.
  И тотчас обухом между глаз снова грохнул вопрос: За что мне все это? Все вспыхнуло, из глаз посыпались искры, и ослепительным факелом в возродившемся сознании загорелся ответ. Чтоб ничего не забыть и не потеряться вновь, я быстро вскочил с кровати, оделся и выбежал из дому. Там, за стенами, природа сырела и пучилась серым рассветом. В утренних сумерках медузами плавали силуэты людей, но мне все казалось, что не люди это вовсе, а такие же, хоть и облизанные туманом, осколки людей, как и я. Ночь прошла, осталась позади полосой препятствий, огненным рубежом, прихватив с собой мою боль, страдания и весь остальной кошмар... Но остался страх, что все может вернуться, поэтому я бежал и бежал вперед по пустынным улицам пока совсем не рассвело. И тогда я вошел в первую, попавшуюся на глаза открытую дверь... Куда, кстати, я попал, где оказался?
  - Это секс-шоп, - сказал Славик. - Милости просим.
  Мужчина, раскинув руки, огляделся по сторонам:
  - Ба! Надо же, как символично!
  - В чем, простите, символ? - полюбопытствовал Славик.
  - Все просто: смерть и рождение всегда рядом. Надо где-то умереть, чтобы где-то родиться, родившись же, все одно снова придется умирать. А где же еще рождаться, как ни в секс-шопе, а? Секс-шоп - символ рождения, ведь верно? Хотя... я все о своем, и это быть может не слишком понятно.
  Возникла пауза, во время которой Славик пыжился сообразить, как ответить достойно необычному посетителю, да и стоит ли отвечать, но так ничего и не успел, ни ответить, ни сообразить. Начавшую уже позвякивать напряжением тишину взломал бой колокола. Человек-кресло отодвинулся от прилавка и достал из заднего кармана брюк телефон.
  - Да, дорогая, - заговорил он. - В секс-шопе, где же я еще могу быть с утра пораньше? Не шучу... Ладно, не буду... Конечно, дорогая, помню. Да, не волнуйся... Скоро буду.
  Он сунул телефон в карман и снова обратился к Славику:
  - Жена, - он сделал неопределенный жест рукой - Спрашивает, не забыл ли я, что сегодня день свадьбы. Нашей свадьбы. Помолчал и добавил с нажимом: - Серебряной. Вы не знаете, почему женщины считают этот день праздником?
  Славик пожал плечами. Он считал себя еще молодоженом, и на этот счет собственных мыслей у него не было.
  - Вот и я не знаю. Но ощущение такое, что это их ежегодный День Победы, про который никто не вправе забывать. А тем более уж тот, кому эта победа всю жизнь выходит боком... Ну, что посоветуете в подарок по случаю дня бракосочетания?
  Славик сделал широкий охватывающий жест:
  - Да, что угодно! Белье, вот, красивое...
  - Белье? И трусы есть? Стринги? Очень хорошо! Давайте вот эти красные, триумфальные, с бабочкой.
  Славик потянулся за указанной вещью.
  - Понимаете, - начал он вкрадчиво, достав указанный раритет, - наши трусики - это скорей символ, чем белье. В этих, например, кроме бабочки и трех резинок ничего нет...
  - Символ? - неожиданная мысль захватила мужчину врасплох, но он был не из тех, кого можно было вот так, за здорово живешь обезоружить с налёта, и с мыслью он справился. - А ведь верно! Символ! Символ любви, победы, капитуляции - чего угодно! И чем меньше в них материи, тем более весом сам символ. Подарите женщине трусы, и она, по крайней мере, умолкнет на час-полтора, будет соображать, что бы это значило, что за символ?.. Заверните!
  Он расплатился и, сунув пакет в карман пиджака, направился к выходу, бормоча себе под нос: '...бабочка... хм... бабочка...'
  У самой двери Славик настиг его вопросом:
  - Простите, пожалуйста!
  - Да? - мужчина, тяжело развернув корпус, оглянулся, на сколько позволило достоинство и тело.
  - Ответ. Ответ на вопрос. Что вы узнали?
  - За что мне все это? А ни за что, в том-то все и дело! Нас, каждого, в любой момент вот так может взять в оборот за то лишь, что мы живем на белом свете. Каждого. И зачета за это испытание не бывает, то есть каждого может колбасить столько раз, насколько у него хватит сил и терпения. Хотя, быть может, я ошибаюсь. Может быть прав тот, кто утверждает, что наказания без вины не бывает. Тогда виной может служить лишь сама жизнь или способ ее проживания. Живешь - плати, страдай. И встряски нам устраивает мастер встрясок для того, чтобы мы поняли, осознали, наконец, для чего живем. Мы для того и живем, чтобы понять, для чего живем. Но я, кажется, еще не понял этого. Значит, не избежать мне другой веселой ночки. Так что - ждите в гости, не исключено, что наведаюсь к вам еще раз, дорогу теперь знаю.
  Славик кисло улыбнулся в ответ. Эта улыбка не сходила с его лица целый день. А вечером дома жена встретила его словами:
  - Ты чего это светишься, как надраенная пуговица? Снова налопался?
  - Нет еще, - отбился Славик, - но мысль твоя мне нравится. Правильная мыслишка.
  За ужином он налил себе стопку под пристальным, скорей неодобрительным, чем доброжелательным взглядом своей благоверной. Хлопнул и сразу почувствовал, как водка провалилась в ощущаемую им в себе внутреннюю пустоту, которая враз заполнилась теплым потоком искрящихся, как ему виделось, угольков.
  - Скажи, Лилька, - спросил обреченно Славик, - я сильно перед тобой виноват?
  - Конечно! - привычно ответила жена. - Ты мне всю жизнь перепахал. И по гроб жизни теперь мне обязан.
  Она, как показалось, странным образом улыбнулась и подмигнула ему.
  И тотчас вслед за этим из теплой только что пустоты потянуло холодом и ужасом неотвратимости.
  Славик торопливо перекрестился. Левой, с непривычки, рукой.
  
  
  Кое-что из практики тантрического секса
  
  Пластмассовый кролик без устали долбил свою пластмассовую подружку в догистайле. Большая красная морковка исправно погружалась в широкое гнездо, не требуя смазки или чего-нибудь возбуждающего - только подзавода. И Славик давал им этот подзавод. Желтыми мозолистыми пальцами, едва ощущающими маленькую белую пимпочку, он раз за разом накручивал заводную пружинку. Повинуясь движущей силе пружины, кролик - самец послушно покрывал свою подругу, и их остренькие ушки выражали готовность, и их остренькие мордочки выражали покорность... А, может быть, и ничего не выражали. Даже скорей всего им было все равно.
  - С подзаводом - каждый сможет, - уныло думал Славик, имея в виду, прежде всего, себя и свою вчерашнюю невнятную сессию.
  Он вздохнул почти надрывно и потянулся к игрушке, чтобы дать очередного пинка ожидающему его кролику, но рука зависла на полпути, поскольку взгляд его наткнулся на встречный взгляд некоего бородатого субъекта.
  По спине Славика прополз легкий, знаете ли, озноб. Он реально слегка испугался. Чуть-чуть. Потому что этого бородача не должно, не могло здесь быть. Еще миг назад магазин был пуст - только Славик и кролики. И - что же это? - колокольчик над дверью не звякнул, хотя, по идее, обязан был. И все же субъект был здесь со своей бородой в крошках от бублика, надгрызенный кусок которого торчал из кармана плаща. Он просто возник, материализовался из воздуха таинственным образом.
  Славик не поощрял подобные штучки.
  Их глаза встретились. Насчет своих Славик боялся ошибиться, а у этого они были голубыми. И через секунду между ними установился ментальный контакт. Тот - по ту сторону прилавка - раскрыл рот, и сквозь редкие, но целые его зубы до Славика донеслось:
  - А что у вас, уважаемый, имеется для тантрического секса?
  'Йог!' - сообразил Славик, выдохнул с облегчением и сразу успокоился.
  - А как это? - спросил он незнакомца с эдакой хитрецой в голосе.
  Йог внимательно и долго так посмотрел на Славика, склонив голову набок, и во взгляде его не было осуждения, только понимание и сочувствие. Он смотрел до тех пор, пока Славику невесть от чего не сделалось немного стыдно, хотя, как он прекрасно помнил, ничего стыдного в этот день не делал. Делал вчера, но где то вчера, и что про вчера мог знать этот бородатый дядька?
  - Я вижу, уважаемый, что вы не слишком обременены интеллектом, - изрек тот, наконец.
  Славик тут же запыхтел, как чайник на плите:
  - Это почему?.. Это что за?.. Да при чем здесь это? Я, между прочим, аграрный техникум...
  - Впрочем, - спокойно продолжал йог, - для чистых душой, с открытым сердцем людей, таких как вы, мой друг, это совсем не обязательно - даже вредит.
  Славик снова странным образом успокоился и перестал пыхтеть.
  - Оно конечно, - согласился он. - И все же?
  - Тантрический секс - это одна из мистических практик тантры, во время которой через сексуальные ощущения достигается духовное озарение.
  - Во-во, - радостно заржал Славик. - Всегда ощущал в этом что-то мистическое. Бывало, смотришь порнуху до онемения рук, в результате - ничего не помнишь, но на душе - светло. Мистика!
  - Онанизм это, а не мистика. Послушайте, юноша...
  - Я не юноша!
  - Девушка?
  - Нет... Нет!
  - Следовательно, юноша. (Славик промолчал) Так вот... коллега... что бы вы могли мне предложить в этом роде?
  Славик отчаянно поскреб затылок. Очевидно, что назревший момент требовал от него максимального проявления всех имеющихся в его распоряжении профессиональных способностей. Он постарался сконцентрироваться, даже перестал для этого дышать.
  -А в чем проблема, мастер... сэр? - спросил он официально, припомнив слышанную в каком-то фильме формулу обращения.
  - Ну, я не стал бы называть это проблемой. Проблема - это когда ничего нет, и даже пришить некуда. А здесь... Я бы охарактеризовал ситуацию иначе: ощущается некоторый энергетический дисбаланс. Да, дисбаланс энергий. Есть я, есть моя ... или мой Ян, но отсутствует ответная Инь... Понимаете?
  Славик понимал. Понимание проступило на его лице вместе с легкой испариной и легкой же, но глумливой ухмылкой.
  - А-а, - радостно протянул он, - я понял: на данный момент у вас нет подруги, что в свою очередь ведет - и привело уже - к застою кровей и энергий. Верно?
  - В наше время, в нашем месте найти достойную напарницу для тантрического ритуала нелегко...
  -А партнера не пробовали? Нет? - ненавязчиво отыгрался Славик.
  Йог яростно сверкнул глазами.
  - Коллега! Я черпаю энергию из космического источника. Это чистая сакральная энергия, и другой мне не надо... Напротив, я рад поделиться ей сам, я готов передать избыток сил достойной душе.
  - Их есть у нас! - воскликнул Славик. - Прошу вас, коллега, обратите внимание... - он подвел йога к витрине с резиновыми куклами. - Вот, пожалуйста, вполне подходящие души, на любой вкус.
  Красотки на коробках были прекрасны и вызывающе развязны.
  Йог выглядел несколько ошарашенным.
  - Что это? - спросил он, тыкая пальцем в витрину. При этом голос его пресекся.
  - Это женщины - в некотором роде. А точней - идеальные женщины. Никогда не скажут лишнего. Ничего не скажут - ни да, ни нет. Вам нужно лишь угадать свое желание, а, угадав его, вы предугадаете ее ответ.
  - А там, внутри, в коробке они такие же?
  - Ну что вы! Ведь это идеальные женщины, а идеальная женщина должна быть такой, чтобы в нее невозможно было влюбиться.
  - Почему же?
  - Любовь - отрава. Любовный яд проникает в нас незаметно, словно влага из воздуха, лишает рассудка, воли и сил...
  - Ах, вот вы какой, коллега... Вы - циник.
  - Я - старый циник.
  - На сколько же старый?
  - Лет десять... или тринадцать. Короче говоря - с тех пор, как женился. Но в этом пути у каждого свой опыт. Правда... Но, вернемся к нашим...
  - Баранам?
  - Козочкам. Словом, вы ее надуваете, и получаете идеальный объект для тантрического секса, готовый принять избыток вашей Ян во все свои три работающие чакры.
  - Семь.
  - Что - семь?
  - Чакр должно быть семь.
  - Значит - семь. Здесь три явные... Остальные откроются позже, по мере достижения гармонии, баланса энергий и духовного озарения.
  Входной колокольчик над дверью, одновременно являвшийся и выходным, прозвенел по ушедшему йогу, унесшему подмышкой рыжеволосую красотку в страну тантрических радостей. На этот раз он избрал вполне обычный путь перемещения в пространстве. Славик смотрел ему вслед, испытывая душевный подъем, едва ли не озарение. Он оказался на высоте, и там, на высоте, ему было хорошо и приятно. Он подумал, что, возможно, там ему удалось пригубить из космического источника. Он повернул пимпочку подзавода, и кролики завели свой нескончаемый тантрический танец любви. И были они упорны, старательны и сосредоточены в танце. И все ж таки до озарения и просветления им как всегда не хватало какой-то малости - то ли силы пружины, то ли маленькой, малюсенькой души.
  
  
  Котик
  
  Джип накатил, как лавина, бесшумно и неотвратимо, остановился внезапно, окутавшись облаком пыли. Он воткнулся в узкий проход в металлическом парапете как слива, как чернослив, как все они втыкаются. Хлопнула дверца, из джипа выбрался качек. Он обошел машину спереди, протиснулся между ней и парапетом и выбрался на узкую дорожку, брошенную через газон к калитке как мостик. Навстречу ему выкатил инвалид на коляске, но, увидев, что проход закрыт, что-то пробубнил себе под нос, развернулся и заколесил в объезд. Качек, слегка подсев, раскинул руки в стороны, сделав ими такой жест, что, мол, извиняй, братан, занято... Потом побоксировал воздух вслед удаляющемуся калеке: хук, хук, хук... Воздух загудел, кулаки были не маленькими. Примерно раза в три больше, чем просто немаленькими. Был он одет в черный спортивный костюм с лампасами, кроссовки и бейсболку - как все они, качки, одеваются, обычная униформа. Славик даже подумал, что это новый национальный костюм украинцев - известных любителей шаровар. Но, подумав немного еще, решил, что, пожалуй, не для одних только украинцев этот костюм родной, и тогда определил его как наднациональный национальный костюм украинского народа. А это уже попахивало покушением на суверенитет и самостийность, и с этим шутить не следовало.
  Качок был не высок и не низок, не толст и не тощ. Просто было видно, что в спортивном костюме сосредоточилась масса, близкая к критической и склонная к постоянному зашкаливанию за критическую отметку от малейшего внешнего воздействия - физического, ментального, звукового, визуального или еще какого, сущность которого и предугадать невозможно. После любого из перечисленных видов воздействия сразу же происходил выброс энергии вовне, качек начинал пениться, плеваться и боксировать.
  В настоящий момент джентльмен в спортивном костюме был относительно спокоен, но вид его источал угрозу.
  'Только бы не к нам! Пусть его мимо, Господи!' - как молитву повторял Славик.
  Когда пыль вокруг джипа осела, бесшумно опустилось правое переднее тонированное стекло, и в образовавшийся проем выглянула болонка. Качки любят, чтобы рядом с ними в джипаре сидела крутая болонка, а болонки просто обожают прокатиться на джипаре рядом с каким-нибудь качком. Хотя, если нет, вместо джипа сойдет любая другая тачка, а роль качка может временно сыграть любой другой мужик. Потому что когда сквозь ветровое стекло маячит болонка, кто вообще обращает внимание на то, кто на самом деле управляет транспортным средством? Тут еще важно, чтобы на болонке были темные очки побольше, отсутствие какого-либо выражения осознанности под очками, и, как непременный завершающий штрих - жвачка за пухлой губой или сигарета в тонких пальцах, а лучше - то и другое.
  Нашей болонке повезло: у нее был джип, у нее был настоящий качек, на ней сидели очки размером с гермошлем, она, конечно же, курила длинную тонкую сигарету и при этом еще умудрялась что-то жевать.
  Болонка высунулась в окно, сплюнула на красную плитку дорожки и низко томно протянула:
  - Котик, посмотри там что-нить прикольное...
  Она пошевелила пальцами в воздухе, как бы пытаясь обрисовать, чего такого прикольного ей хотелось. При этом она - нечаянно! - зацепила накладным ногтем за дверцу, ноготь отщелкнулся и упал ей под ноги.
  - Б..дь, ноготь отвалился! - подтвердила она неисправность. Набрала в грудь воздуха и нырнула за ногтем. Темные очки помешали скоординированности этого движения, вследствие чего она врубилась лбом в бардачок на передней панели джипа.
  - Су...а! - сказала она, вернувшись в исходное положение. Закинула очки, как забрало, на темечко, потерла ушибленный лоб и вновь ушла за ногтем.
  На слова подруги Котик слегка оглянулся, на лице его промелькнуло выражение понимания задачи, он буркнул - ладно - и, пнув дверь магазина, вошел в него.
  В магазине сделалось сумеречно.
  Славик, пригнувшись за прилавком, потер глаза, но яркости изображения это не добавило. Тогда он просто затаил дыхание, и некоторое время наблюдал за посетителем сквозь витрину стойки. В сумерках, как казалось Славику, тот кружил по торговому залу, словно крупная и опасная рыба. Лихие девяностые, конечно, прошли, но Славику вдруг отчетливо почудилось, что нет, не прошли они. Тогда что, интересно, он тут делает? Почему не сидит там, где ему положено было сидеть тогда: за своим столом в холодной аудитории аграрного техникума, в котором он, помнится, учился на зоотехника. Нет, все изменилось, и, к сожалению, новый уровень не слишком перекрывает предыдущий.
  Но, однако же, дальше тянуть было нельзя, следовало возвращаться на рабочее место и как-то обозначать себя. Славик вдохнул, медленно выдохнул и, на выдохе, поднялся из-за прилавка.
  - Опа! - удивился качек, впрочем, не особенно. - Получается - не самообслуживание?
  Славик улыбнулся куда-то в левое плечо.
  - Получается, - согласился он. - Вам что-то подсказать? Вы что-то конкретное ищете?
  - Да х... его знает, - протянул Котик негромко, и в голосе его прозвучало нечто, некие предпосылки возможного будущего развития событий. Стало ясно, что парень и до прихода в магазин был на пределе, а теперь этот предел и вовсе истончился, почти растаял, и еще немного, еще мгновение и ему будет все равно, кто за все ответит. А ответит, конечно же, тот, кто первый под руку подвернется. А кто тут такой счастливый? Славика передернуло и прошибло.
  И напрасно, напрасно он беспокоился. Все вдруг чудесным образом разрешилось само собой.
  - А это что? - засек качек прикольное что-то. - Вон то, с хвостом!
  Славик отследил взглядом указанное несгибаемым, как кусок арматуры, пальцем качка.
  - Ах, это... Это - пони, - и, завершая характеристику, изобразил вживую: - И-го-го!
  - Ну-ка ну-ка, покажи поближе... - заинтересовался качок.
  Славик достал со стенда прозрачную упаковку со средних размеров плужком, в тыльную нерабочую часть которого была вделана роскошная кисть наподобие конского хвоста. Качек долго вертел игрушку в руках, пока, наконец, не просветлился.
  - Ага, понял, - радостно загоготал он. - Вот эту хрендюлину втыкаешь в жопу...
  - Ну, это, да... туда... - под выжидательным взглядом Котика подтвердил инструкцию Славик.
  - ...и ты - пони! Маленькая лошадка, га-га... А че, прикольно! Что молчишь? Тебя спрашиваю: сам пробовал?
  Славик почувствовал себя разудалым дождевым червем, несущимся, что есть мочи, по шоссе, навстречу которому движется каток, и столкновения с сомнительным исходом не избежать, если только...
  Входная дверь пропела голосом судьбы, и ситуация качнулась в сторону разрядки. Но поначалу Славик этого не понял, потому что в сумеречном до того магазине стало не прохладней - стало таки холодно, когда, высекая из плит пола искры своими десятидюймовыми шпильками, в нем появилась и устремилась к ним давешняя болонка из джипа, девушка - блондинка.
  Все помнят лицо Великого Сфинкса, кое-кто догадывается, некоторые даже ощущают, что скрывает оно некую ужасную тайну. Так вот, лицо этой прекрасной девушки не выражало ничего. Точней говоря, оно было не выразительней татарского дувала - полная обращенность вовнутрь ограды. Что, однако, вовсе не намекало на богатый внутренний мир, оторваться от которого его обитательнице было невмоготу. Поразило же Славика совсем другое. Стройные и длинные до столбообразия ноги девицы взлетали ввысь от шпилек на изящных туфельках сорокового размера и где-то там, на перебивающей дыхание высоте превращались в мощные накачанные бедра, над которыми попка ее казалась величиной с фасолину. Вы как хотите, но Славику нравились несколько иные пропорции женских ножек. Он, кстати, почему-то сразу вспомнил старый американский боевик, в котором милая такая девушка, тоже блондинка с не менее крутыми бедрами и каратистским воспитанием, с легкостью переламывала ими шеи оказавшимся между ее ног мужикам.
  У Славика непроизвольно заныла шея. Потирая ее, на ватных ногах и на инстинкте, он ретировался за стойку, оказавшись же там, счел свои действия благоразумными.
  Подойдя к качку, смотревшему на нее с вялым интересом, девушка скрежетнула каблуками и остановилась.
  - Ну, милый, тебя только за сексом посылать, - просыпала она бархатные бусы на басовую струну. - И не заметишь, как кончишь в одиночку. Что это у тебя?
  - А вот! - радостно осклабился котик. - Прикинь: пони!
  Девушка придирчиво рассмотрела прозрачную упаковку со всех сторон.
  - Действительно, прикольная штучка, - согласилась она. - Молодец, радость моя. Только вот... - Она оглянулась и вдруг впервые заметила Славика как некий феномен в пространстве. Кивнув на то, что держала в руке, она уронила вопрос в пространство: - Цвет только черный?
  - Есть еще розовый, - беззвучно, по-рыбьи ответил Славик, но был услышан и понят.
  - Вот, - сказала девица качку, - розовый или черный, выбирай.
  - Мне розовый нравится... - протянул тот.
  - Хорошо. Но только имей в виду: если пони розовый, покрывать тебя буду я.
  - Каким таким образом? - засомневался мужчина в реальности варианта.
  - Есть способ. - Она кивнула в сторону. - Вон, я уже и страпон приглядела. Тебе понравится, милый.
  Парень оторопело уставился на массивную штуковину, прикрепленную к черным кожаным трусам. Мотнул головой, отгоняя видение.
  - А если пони - черный? - спросил он.
  Блондинка ласково щелкнула его пальчиком по носу:
  - В этом случае уж тебе придется постараться, как следует. Ну, выбирай, мне все равно. Только быстрей, дорогой, мочи уже нет ждать тебя!
  И она удалилась таким же образом, как и пришла: погромыхивая и рассыпая искры.
  Качек некоторое время постоял на месте, то ли приходя в себя, то ли собираясь с мыслями. Потом подошел к прилавку.
  - Давай черного, - сказал. - Сколько денег надо?
  Услышав ответ, отслюнявил купюры и бросил их на пластик прилавка. И строго так перед носом Славика покачал арматуриной пальца:
  - За сдачей потом приду, понял?
  Когда он ушел, Славик пересчитал деньги. Денег было мало.
  - Все! - закричал Славик тихо. - Перерыв! До завтра!
  
  
  Дорого? Хочу!
  
  Она была стройна до нереальности, она была так воздушна, что фигура ее зыбилась и расплывалась в пространстве магазина, исчезала и появлялась вновь, то частями, то вся целиком. Но что бы ни происходило с ее телом, пальчики ее никуда не пропадали. Устремленные вверх, как крылышки ангела, они подрагивали и трепетали, от мимолетного сквознячка или потерявшего стыд восторга, периодически оскальзывающегося за грань смущения. Легкий румянец возмущенной невинности прятался за густой посыпкой веснушек на лице, которые в свою очередь смывались потоками веселой голубизны, изливающейся из ее огромных густо опушенных глаз, когда она поднимала голову и мельком взглядывала в его сторону. Зачесанные назад выгоревшие на кончиках русые волосы были роскошней нимба. Ну - ангел! Ангел.
  Он ходил вдоль витрин, заложив руки за спину и выставив вперед животик. Кудрявые волосы его были вздыблены вверх, в углу рта висела прилипшая к губе потухшая сигарета, от которой во все стороны расползался густой смолистый бычковый запах. Он периодически посасывал сигарету и перекидывал ее в другой угол рта. Небритое лицо его выражало явное и безоговорочное одобрение увиденного. Он часто останавливался там или сям и, перекатываясь с пяток на носки и обратно, проговаривал:
  - Хорошо... Ум-х-хм... Хорошо... О!.. Хорошо...
  Славик со своего места за высоким прилавком наблюдал, как эти двое кружили по торговому залу, и думал, что трудно было бы подобрать два больших человеческих различия, два других столь же явных несовпадения, и что не найти во вселенной места, где эти две противоположности слились бы в объединяющем экстазе. Как-то так.
  Противоположности кружили по залу где-то около получаса, и как-то так само собой получилось, что некая, то ли приливная, то ли центростремительная сила почти одновременно поднесла их к центру приложения всех сил в этом пространстве, коим естественно был Славик за своим прилавком.
  - Скажите, а что это, во-он там, в розовой коробочке? - первой нарушила молчание девушка. Пальчики ее протрепетали в том направлении, в котором притаилась розовая коробочка, а голос, оказалось, так соответствовал внешности и был столь чарующим, что за него, за возможность слышать его Славик готов был отдать владычице его все и бесплатно. Но он был на работе, и был не в праве, и душа его сладко заныла, ощутив опасный надрыв и кризис невозможности возможного и желанного.
  Он скользнул взглядом по светящейся дорожке, вспыхнувшей в воздухе между трепетом пальчиков и розовостью объема на витрине.
  Он сказал, прошелестел сделавшимися пергаментными губами:
  - Это - бабочка!
  - Бабочка? А для чего она!
  - Ну...
  - Поняла, поняла! - быстро пресекла объяснение девушка. - Хочу! А сколько стоит?
  Славик назвал цену.
  - Дорого! - немного разочаровалась она.
  - Прикольная штучка! - ввязался в разговор молодой человек. - Я бы взял.
  - Вам-то зачем? - поинтересовалась девушка как бы неожиданно для себя самой. Она казалась безучастной, но в голосе ее проявился некий нюанс, позволявший в том усомниться.
  - Ну, как: тут балдеешь, а здесь руки свободны, можно курить.
  - Как же ВЫ от ЭТОГО балдеть будете?
  - Ну да, ну да. Я это в принципе сказал, как возможность. Вероятность. Что, мол, руки свободны. Я курить люблю!
  - Тогда вам надо в табачную лавку.
  - Так я только оттуда.
  - Вот как! И зачем же?
  - Так я не только курить люблю.
  - По-моему, анекдот был такой, - напомнил Славик. - Про парня, который курить любил, и не только курить.
  - Анекдот - фигня! - отрезал парень. - В жизни все круче. Жизнь есть жизнь.
  - Да, - согласился Славик. - Жизнь это...
  Окончание фразы повисло в воздухе, да и не требовалось продолжения, подразумевалось, что присутствующим оно известно.
  Кружение противоположностей возобновилось. Космические волны, волны эфирные, воздушные плавно набегали друг на друга и, смешиваясь, готовили коктейль под названием 'Жизнь', который подавался всем за счет заведения, и который был круче любого анекдота о жизни. Время от времени девушка расцветала букетом вопросов:- А это что? Хочу! Сколько стоит? Дорого...
  - Прикольная штучка! - вторил ей эхом противоположный. - Я бы взял.
  И не было совершенно никакой уверенности в том, слышала ли девушка свое эхо или его отголоски. Поначалу так и было. Потом, в какой-то момент, Славику показалось, что на миг, на половинку-четвертинку взмаха ресниц замерло, приостановилось ее вечное бесконечное движение. Чуть насторожилось ее ушко - как бы насторожилось. Дальше совершенно естественным жестом руки она отвела от ушка мешающий ей слышать золотой завиток, наклонила головку, хороня росинку улыбки на лепестках губ... А потом она бросила на него взгляд. Этот мимолетный, незаметный, словно единичный кадр, словно подводный выстрел взгляд просто обвалил, обрушил Славика в бездну тоски и разочарования. Он понял, что только что, миг назад была пройдена точка невозврата, что идти этим двоим дальше и не возвращаться сюда никогда, а ему... ему пока оставаться на месте и готовиться к неизбежности вечерней встречи с женой. Впрочем, так оно и лучше. К черту. К черту!
  А дальше... А дальше было вот что...
  Ангел материализовался возле одной из витрин и, начертав пальчиком в воздухе знак вопроса, спросил:
  - А вот это, шоколадненькое, что?
  'Шоколадненькой' оказалась игрушка из кибер-кожи для сильного пола.
  - У-у-у! - разочарованно надула губки девушка.
  - А вам и не надо, - хохотнул парень. - У вас свое имеется, надо думать, не хуже... Я бы взял...
  Противоположности стремительно притягивались, скорость сближения была столь ошеломительной, что у Славика - Славика! - закружилась голова.
  Ангел поднял глаза и распахнул их бездну. Не ангел перегнулся через ее край и заглянул в самую глубину. А потом, оттолкнулся от земли и, легко и непринужденно, устремился вниз... а, может быть, - вверх? Он решил выяснить это самостоятельно и немедленно. При этом он увлек за собой и ангела. Или это ангел увлек его... Не важно - они кубарем летели в бездну вместе. Они смеялись и пели при этом.
  - Ловлю вас на слове, - сказала девушка. - Теперь вы должны, просто обязаны взять.
  - А сколько стоит? - спросил юноша.
  - Дорого! - не отвела взгляда она. - Очень дорого. Быть может, для вас - слишком дорого.
  - В таком случае, не могу не взять.
  Он подхватил ее под руку, и, не проронив больше ни слова, они унеслись из магазина. По направлению, надо думать, к приглянувшейся им бездне.
  Колокольчик над дверью пел почему-то удивительно долго. В конце концов, Славик сообразил, что не колокольчик то вовсе, а - ангелы, и что поют они, похоже, непосредственно в его голове. Песню пели они какую-то странную, была она столь волнующа и пронзительна, что сделалось ему вконец невмоготу. Он затряс головой, освобождаясь от постороннего на нее воздействия. И вытер лоб от обильно проступившего на нем пота. Он испытывал эмоциональный подъем, душевный шок и физическое изнеможение, все сразу, ему было и хорошо и плохо одновременно, словно это он самолично только что нырял в бездну и был извергнут оттуда против своей воли насильственным образом. Он был потрясен и поколеблен. Его ценности, принципы и устои подверглись испытанию, и он вовсе не был уверен, что они устояли. Сказать по правде, ему даже захотелось забросить их, ценности, куда подальше. Тем более - принципы. Пусть, пусть предстанет перед ним ангел с платиновыми волосами и проворкует, наклонившись доверительно: 'Хочешь? Задорого?' И он скажет осипшим от жажды и решимости голосом: 'Хочу! Беру! За любую цену!' И последует за ангелом, в бездну неба или в иную бездну, потому что не нырнув, не изведаешь ее, не испытаешь, не испытав - не постигнешь, куда ведет сей изгиб судьбы - вверх или вниз.
  Славик снова достал из кармана мокрый уже от пота китайский носовой платок, вытер им увлажнившиеся глаза, высморкался, сделал задержку дыхания, резко выдохнул и нормальным уже человеком принялся подбивать кассу. Жизнь продолжалась, как и прежде, но ощущение от проносящейся мимо него на огромной скорости какой-то ее части было неожиданно новым и пьянящим. Но более всего возбуждала мысль, что все еще в его воле - наблюдать за ней как бы со стороны, или же, оседлав, унестись с ней вместе туда, где все, несомненно, иначе и лучше. Да, он был хозяином своей судьбы.
  Оторвавшись от кассы, Славик оглядел пустой магазин и улыбнулся широкой хозяйской улыбкой.
  
  
  Папиками не рождаются
  
  Чаще всего девушки и женщины - если кто-то различает между этими существами хоть какую-то не условную разницу - заходили в магазин и, замечая за прилавком Славика, сразу делали вид, что совершенно случайно ошиблись дверью, попали не туда (а куда - туда?) и вообще не вполне понимают, что происходит.
  При этом в разговор они не вступали, бегло осматривали экспозицию, фиксируясь взглядом на самых волнующих ее местах, и бегло же покидали помещение. Или же на вопросы: 'Чем вам помочь? Что показать?', - ответствовали: 'Спасибо, сама все увижу!' И у всех без исключения во взглядах читалось: помочь не сможешь, а что мне надо - не твоего ума дело.
  - А чьего же ума это дело, - встречным вопрошающим хуком мысленно отвечал Славик каждой такой умнице, - если на нас двоих один лишь ум, да и тот, естественно, мой?
  Ну, пожалуй, тут он несколько преувеличивал свой умственный потенциал, хоть и был выпускником зоотехнического факультета аграрного техникума, но, в общем, не слишком далеко блуждал от истины. Нет, Славик не был гендерным террористом или женоненавистником. Нет, отнюдь, женщин он любил. А так же любил он девушек - если, опять же, кто-то улавливает тут существенную разницу. На этой почве у него с женой даже периодически возникала напряженка. Но больше всего он любил и ценил равноправные отношения, и когда в магазине появлялась женщина или девушка... ну, в общем, кто-то из них, все равно, тем более что разницы-то практически и нет, с которой можно было поговорить, он с радостью это делал. Он с удовольствием делился своими знаниями, познаниями, навыками и опытом, обстоятельно и подробно отвечал на вопросы и бывал просто счастлив, когда девушки или женщины, ну, вы знаете кто, его понимали. И ни разу он не допустил, чтобы служебные отношения переросли во внеслужебные, тут его жена как раз была не права, зря она предавалась фантазиям даже более буйным, чем у самого Славика.
  Магазин - это тот же вагон поезда - поезда под названием *жизнь*. Люди встречаются в нем зачастую совершенно случайно. Они общаются или нет, если общаются - это значит, что им повезло, потому что, как ни крути, общение - Дар Божий. Общение в магазине, как и в поезде, ни к чему не обязывает общающихся, в том числе девушек, считающих себя женщинами и женщин, ощущающих себя девушками. Адекватно воспринимающие себя человеческие особи вне зависимости от половой принадлежности с легкостью выкладывают благодарному слушателю - а Славик вне всяких сомнений был именно таким слушателем, - такое, о чем ни за что не рассказали бы своим близким, особенно тем, ближе кого не бывает. А Славику - выкладывали все. Потому что Славик был благодарным слушателем в том понимании, которое не требует расшифровки. Потому что внимание жило и светилось в его грустных зелененьких глазах, а понимание принимало форму его поникшего вислого носа. И, конечно же, потому, что Славику было все равно, в том смысле, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не извлечет никакой личной выгоды из услышанного, но всегда готов помочь в рамках своей специализации. Изредка - зоотехнической.
  Люди облегчали душу и уходили, если не просветленными, так более светлыми, Славик же оставался часто грустным, иногда - веселым, но всякий раз на капельку более мудрым.
  Люди уходили, словно сходили с поезда на полустанке, и никогда не возвращались. А некоторые все же возвращались, и тогда общение возникало вновь, на более высоком уровне, конечно, а где же еще существовать общению, как не в секс-шопе? Ведь и собственно секс - тоже общение. Обратное утверждение далеко не всегда верно. Но что секс - общение - совершенно точно. Без общения секс бывает, но в этом случае он, как правило, либо простое совокупление, либо не простое, либо же является следствием насилия.
  Надо признаться, что с теми, кто не были ни девушками, ни женщинами, с теми, кого эти две вышеназванные категории иногда называют грубыми волосатыми животными, отчего те радостно ржут, порыкивают и пощелкивают в ответ зубами, так вот с ними у Славика довольно часто общение не складывалось вовсе. Не задавалось. Но это тема самостоятельного исследования, над которой Славик уже решил для себя поразмыслить на досуге, если такой в ближайшее время представится.
  И вот, был день, светлый и прозрачный день середины осени.
  Пустой день, какие случаются.
  Посетителей не было с утра и, судя по всему, обещало не быть до самого вечера. Потерянный для торговли день, которые часто выпадают в маленьких курортных городках в межсезонье. День, который уже выпал, и в который Славик собирался поразмышлять на выше заявленную тему. Но не успел. Потому что и мерное течение дня, и его пасторальное настроение, и похвальное намерение Славика поразмышлять были грубо и бесцеремонно разрушены.
  Лицо девушки, да что там греха таить - женщины, возникшей посреди магазина, лично Славика не расположило бы к общению во всех смыслах. Тем более что он сразу распознал в ней мочалку, которых совершенно недолюбливал.
  Нет, пожалуй, Славик не смог бы вот так сразу сложить внятное определение мочалки, но распознавал он их всегда безошибочно.
  У вновь прибывшей мочалки было лицо молодой женщины, которая никак не может сложить себе цену, и, хотя ощущает ее на генетическом уровне, тем более что написана она прямо на лбу ее несмываемыми чернилами небесной канцелярии, систематически и сильно ее (цену) завышает.
  Мочалка была хмурая, надменная, и в какие-то моменты ее просто вышибало в оскорбительное высокомерие. А Славик как в обратном зеркале видел, какой она могла бы быть веселой, нежной и ласковой. Но он видел то, чего не было, потому что мочалка хоть и была женщиной, но больше-таки мочалкой, и в этом образе все человеческое ей было чуждо. За ошибку свою, за склонность к идеализации Славик и поплатился.
  Мочалку, как водится, сопровождал типичный папик, а точней, удачно делал вид, что он ее сопровождает, потому что всем известно, кто кого сопровождает на самом деле. Он был моложав, благообразен, улыбчив, терпелив и снисходителен, словом - типичный папик. К счастью для Славика, он не рискнул взглянуть на папика в обратное зеркало, поэтому отделался лишь тем, чем отделался.
  Мочалка утвердилась в центре магазина, точно в центре мира, своего мира, в точке, равноудаленной от всех витрин, шкафов, полок, стеллажей и вешалок. С недовольным видом, свойственным всем, считающим свои заслуги и свой род занятий заслуживающими больших почестей, чем их им оказывают, она обозрела по кругу все. Потом по второму кругу осмотрела все. Потом обзор и движения ее стали более дискретными, потом она определилась с неким одним направлением и - брызнула туда ослепительно белым маникюром на вскинутой деснице.
  - Это? - родила она слово и окрасила его вопросительной интонацией.
  Как ни внимательно следил Славик за всеми ее движениями, тем не менее, не уследил. К тому же не сразу уловил сопровождавшую слово вопросительную интонацию и потому переспросил - для устранения неясности и адаптации используемого лингвистического материала:
  - Это?..
  - Это - что? - настаивала на своем мочалка, причем в голосе ее зазвенела и заклокотала непонятная, ибо ничем не была спровоцирована, ярость, еще пока придерживаемая, но уже готовая вполне стать чьей-нибудь проблемой. Раздражение же уже сыпало из глаз ее искрами, вываливаясь и выбиваясь за габариты и допуски. Сразу стало видно, что мочалка была той еще огневой штучкой, тень предпочитала снимать со шкурой, поэтому, во избежание, Славик собрался с силами, сконцентрировался и даже подтянул внешние резервы, напрямую подключившись к космосу заклинанием 'Господи!..' Он проследил за указующим перстом, сделал поправки на все возможные помехи, учел все факторы, проаппроксимировал со скоростью... с хорошей, поверьте, скоростью, и выдал:
  - Это - пеньюар!
  Мочалка, как оказалось, не было готова к такому повороту разговора.
  - Пеньюар... - слегка опешив, протянула она. - Это?
  - Это то, что одевают перед сном, - пояснил Славик. И, понимая, что информация не полная, дополнил ее: - Дороговато, да, но качество хорошее...
  И сразу понял, что допустил ошибку, серьезный просчет, ибо состояние мочалки тут же сделалось нестабильным. Она повернула изумленное лицо к молчавшему до сих пор папику и протянула, как бы взывая о помощи:
  - Зая, ты слышишь: дороговато!..
  Папик улыбнулся в ответ, грустно и молча.
  - А ты, Бася, - не унималась мочалка, - купи этот магазин, и тогда мы уволим этого продавца. Зачем нам такой нетактичный продавец?
  - Ну, дорогуся, - отвечал папик бархатным баритоном, все так же грустно улыбаясь, - для этого вовсе не обязательно покупать магазин.
  - Правда? - обрадовалась мочалка. И, не обращая внимания на то, что Славик взмок от проступившего из всех пор и дыр пота и, естественно, видя все это прекрасно, вернулась к тому с чего начала.
  - А это? - и снова всплеск указующих брызг, и зайчики по магазину, - это - мой размер?
  - Думаю - да, - ответил Славик тихо. - Это белье выпускается одного размера, оно эластичное, стрэтч. Там так и пишется: one size. Но, все равно, нужно мерить.
  - Он думает! - вскипела мочалка. - Бася, ты только посмотри на продавца, который думает! А вы не думайте! Нечего здесь думать! Просто посмотрите на это...
  И она выдвинула вперед, непосредственно к Славику свою и без того хорошо заметную грудь третьего размера. А то и вовсе четвертого! Натянулась и затрещала ткань, а Славика окатила новая волна пота, теперь горячего и по другой причине. Мочалка поиграла мышцами под легкой тканью летнего платья. Мышцы ее задвигались, мышцы заработали, то наливаясь, то опадая мягкой прелестью, соски при этом то выдвигались вперед, словно стержни из носика шариковой ручки, то прятались, хотя, разве же такое спрячешь? Выдвигаясь, они касались Славика слабой плоти, повергая ее в дрожь и лишая последних сил и устойчивости. Тем не менее, сохраняя остатки профессионализма и, собственно, держась за них, он стоял на своем:
  - Все же надо бы примерить...
  - Да не хочу я ничего примерять, - раздосадовано отрезала посетительница. - Примерять - не хочу! И ничего уже не хочу. Вы мне все настроение испортили!
  И, повернувшись к спутнику, сказала: - Пошли отсюда, Котя, нас здесь не уважают! И давай подумаем с тобой о том, о чем я говорила. И вообще...
  - А что, и подумаем! - согласился с мочалкой папик. - Прямо сейчас и подумаем. По нему было видно, что он уже прикинул все резоны.
  Посетители ушли, хлопнув дверью, а когда завился, развился и растаял дымок, оставленный их черным джипом, Славику сделалось как-то совсем уж тоскливо. Он достал из дальнего ящика стола давно приготовленную тетрадь, раскрыл, погладил, как бы прислушиваясь к таящимся в белизне бумаги словам, и, пристроив ее прямо на прилавке, стал писать витиеватым стилем профессионального зоотехника.
  Сначала набросал что-то вроде заголовка:
  'Руководство для начинающих папиков'
  Подумав и покусав ручку, убрал из названия слово 'начинающих'.
  На душе его было горько, очень горько, и, облегчаясь, он погнал свою желчь на беззащитную бумагу, которая, как известно, все стерпит. Хоть вовсе и не обязана.
  Получилось следующее:
  
  РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПАПИКОВ
  Каждый, кто хотя бы периодически носит брюки не потому только, что так модно в это время года, но и по праву рождения, должен уяснить себе одну вещь: папиками не рождаются - ими становятся. Правда, как показывает жизнь - становятся не все. Но у многих есть шанс стать более или менее папиком. Как это сделать - рассмотрим ниже. Для начала же неплохо было бы выяснить, что это такое - папик, и для чего оно надо. Строго говоря - строгого определения нет, но есть несколько признаков, которым в большей или меньшей степени соответствуют все наличные папики. А точней, признаков этих три: у вас должно быть бабло, у вас должна быть мочалка, преданная вам за ваше бабло, и вам должно быть прикольно играть эту роль.
  Бывают денежки, деньги, и бывает бабло.
  Теперь уясним себе, что такое 'бабло'.
  Это совсем не то, что звенит в кармане или шелестит в кошельке. Это не 'заработать немножко денег на пропитание'. Для бабла ни кармана, ни кошелька вовсе даже не требуется. Для хорошего бабла и целого банка мало. Это не то, что позволяет чувствовать себя свободным - чувствовать можно сами знаете, что и где, - бабло дает абсолютную свободу, лишить которой может только еще большее, ответное бабло. И мы ведь не с перепугу поставили эту субстанцию на первое место. Она занимает его по праву, потому что она - все. Основа, цемент, краеугольный, если хотите - философский, камень жизни, ее суть, ее эликсир и квинтэссенция. Без бабла вы никто и вам никуда, ни в рай, ни в ад, а лишь в глушь, в тишь, в серость, в газовую камеру семейной жизни... И уж точно - не в папики.
  Бабло требует к себе особого отношения.
  Только дураки его 'рубят'. 'Срубил бабла и пошел...' И пошел... пошел. И не просто пошел. Потому что - взял не свое, заграбастал, что тебе не предназначалось и тебе не принадлежит. И все, и свалил в туман, как можно быстрей, и залег на дно, затаился, умер до следующей жизни, которая еще не факт, что будет. А в этой - уж точно не жди ничего хорошего: ни удачи, ни процветания, ни простого покоя.
  Потому что бабло - это настроение, это философия, это смысл жизни. Оно - божество, религия, властвующая над душами избранного народа. Избранного не по национальному признаку, а по глубине проникновения и степени преданности. Божество, алчущее жертвоприношений. И прежде всего жертвоприношения любовью, ведь недаром смежное название бабла - лове, что суть искаженное английское слово love, любовь, прочитанное по-нашенски и получившее нашенское значение с большим налетом изначального смысла. Любовь - но не вообще, не к чему-то абстрактному, не к людям в целом, не к конкретному человеку. Лове - любовь к баблу.
  Иными словами, если вы не ощущаете в себе этой всепоглощающей любви к баблу, если не чувствуете где-то в мозгу или в каком другом причинном месте жжения того огонька, что в любую секунду готов превратиться во всепожирающее пламя страсти - лучше вам бросить и думать о том, как бы завладеть баблом. Подумайте-ка лучше о чем-нибудь полезном. Например, о том, как запломбировать изношенные на пережаренных макаронах остатки зубов, которые вы не прочь, Бог даст, поэксплуатировать еще пару десятков лет.
  У папиков несмотря на улыбчивые мягкие губы - крепкие зубы. И сильные челюсти. Не стоит обманываться, бультерьеры тоже иногда выглядят привлекательно.
  И, наконец, запомните, зарубите себе на зарубочном месте, что бабло любит и чего оно категорически не приемлет.
  Бабло любит, когда им сорят, когда его расшвыривают, разбазаривают, спускают в унитаз, проигрывают в карты, когда им тычут в глаза, пропивают, тратят по вкусу на тех или других и, в конце концов, когда его куры не клюют. И при всем при том - когда к нему не теряют уважения и пиетета.
  Бабло не любит, когда к нему протягивает ручки тот, кто в нем ни черта не смыслит, когда в нем наводят порядок. Или когда утверждают, что не оно в фаворе, что не оно правит миром, что не в нем счастье. Когда им одаривают или запросто ссужают хорошим людям - перед баблом все равны, все одинаково плохи и не друзья. Между друзьями бабла нет, для бабла родственник, чем дальше - тем лучше, а благотворительность ему противопоказана. Закон один: потраченное на себя бабло навсегда остается с тобой, а пожертвованное - утрачено безвозвратно. Более того: ушедшее на сторону бабло мало-помалу перетащит за собой и то, что еще пока осталось при вас. Таков закон, бороться с ним бесполезно и бессмысленно, его следует всегда иметь в виду и не подставляться под его неумолимость.
  Вообще, безбабловость - болезнь заразная, в большинстве случаев - не лечится, единственная от нее защита - держаться подальше от тех, кто не слушал добрых и полезных советов и настоятельных рекомендаций и подцепил сию хворь. Умные люди так и поступаю. На то они и умные.
  В качестве профилактики безбабловости - следует держаться поближе к счастливым обладателям бабулечек, то бишь, бабла. При этом надо быть особенно чутким, внимательным и гибким, чтобы не прогневить, не надоесть, чтобы не погнали, не отлучили, тем самым приговорив к безбабловости на веки вечные. Аминь.
  Теперь пару слов о мочалках.
  Мочалки - это, в общем-то, обычные бабы, но испытывающие гораздо большее, чем обычные бабы влечение к баблу, и потому готовые его зарабатывать как мочалки. Хотя, согласен, определение расплывчатое. Иная обтянутая джинсиками сорокапятилетняя задница ведет себя как мочалка - первая среди первых. Некоторые мамочки и даже дамы такие же суть мочалки, только одеваются странным образом, словно бы и не мочалки вовсе, и выедят глаза любому, кто назовет вслух их тайное имя. Иными словами, мочалки кругом, недостатка в них нет. Их есть в любом количестве, любых видов, классов и типов, на все случаи жизни ина все вкусы, с разнообразнейшими комплектующими, аксессуарами и навесным оборудованием. При желании их можно использовать по нескольку штук одновременно, была бы охота, они обладают практически стопроцентной совместимостью и отлично дополняют одна другую.
  Таким образом, экспериментально доказано, что в мочалках недостатка не бывает, а бесчисленное количество опытов убедительно свидетельствует, что и искать их нужды нет - они сами найдут вас. А точней - ваше бабло при вас. Они слетаются на производимые им вибрации как мотыльки в ночи на свет свечи. Они всегда слышат тончайший звон монет, за сотни миль они распознают в шорохе пыли шелест банкнот различного достоинства, они везде и всегда учуют магию, производимую баблом, и будут ползти к нему, раздирая в клочья одежды и тела, и лишь только смерть способна освободить их от этого вечного зова. Хотя... никто не рассказывал, но возможно и в той жизни они подвластны ему?
  Проблема как раз возникает в обратном: как оградить себя от идущих на бабло и временно не нужных мочалок?
  Способов есть несколько, но они есть предмет совершенно другого исследования, поэтому вернемся к нашим баранам.
  Баблодержатели в подавляющем своем большинстве являются и мочалкообладателями, исключения лишь подтверждают общее правило. К исключениям не относятся обладатели мочалок с ручками, потому что никакой принципиальной разницы между мочалками с ручками и мочалками без ручек нет, используют их практически одинаково.
  Самое главное. Вам должно быть по кайфу вести такой образ жизни - образ жизни обладателя бабла. Вы должны понимать, что не вы его придумывали, устраивали, шлифовали, не вам его и менять. Поэтому прежде чем бросаться загребать бабло лопатой, подумайте хорошенько и решите для себя заранее, что вы будете с ним делать. Представьте себе все как наяву, и решите, готовы ли вы кардинально изменить свою жизнь. Точней даже не так: готовы ли вы к тем переменам, которые неизбежно произойдут в вашей жизни с появлением в ней бабла, независимо от вашего желания и вашего настроения.
  А изменится все.
  Измениться ваша жизнь, ваше отношение к людям и их отношение к вам. Никогда и ни в ком вы больше не будете уверены, никогда и никому не сможете доверять полностью. Особенно родственникам, детям и друзьям. Старый друг - такое понятие должно исчезнуть из вашей жизни. Ваше сознание станет подозревать подсознание, а вместе они будут иметь в виду весь мир, который поворачивается к вам лицом только потому, что у вас теперь есть бабло, которым при желании вы можете поделиться. А можете и не поделиться. Поделившись же, вы навсегда отравите свою оставшуюся жизнь воспоминанием об этом факте, сожалением и разочарованием, горечью и разными подлыми мыслями о том, кто был вами осчастливлен. Ибо сладко то бабло, что в ваших руках, ушедшее же на сторону отравляет горечью оставшееся, как ложка дегтя непременно портит бочку меда.
  Готовы ли вы...'
  Славик надолго задумался, но так ничего больше и не придумал. Никаких других бед и лишений, на которые обрекает своего обладателя бабло, он вообразить себе не мог. Оно и понятно, как воображать себе что-то, не имея к тому никакого касательства, не живя той жизнью, не ощущая ее возможностей и вибраций? Другое дело - мечтать. О, что он сделал бы, будь у него бабло, настоящее, реальное бабло он свободно мог бы перечислять до конца дня. Этого дня и дня грядущего. И каждый новый день, он уверен, приносил бы новые идеи, которые он с удовольствием вносил бы в свой список. Значит, как ни крути, а пользы от бабла гораздо больше, чем от его отсутствия. А проблем, как ему теперь казалось, с ним уж точно меньше. Ибо - решаемы.
  Славик вздохнул, подошел к окну, выглянул на улицу.
  Нечто, увиденное им, внушило ему оптимизм.
  Это было солнце, которое хоть и пряталось за тучами, но все же было там, на небе, и при первой возможности готово было одарить своим теплом каждого. Причем каждому, независимо от заслуг и достатка, тепла достанется поровну. В этом Славик узрел высшую справедливость, благодать которой проливалась и на него. Сей факт согрел ему душу. Горечь же, выплеснутая им наружу, перестала жечь горло.
  Посмотрев на исписанные листы, он не устыдился написанного, но посчитал свою миссию выполненной. Поэтому собрал рукопись в аккуратную стопку и, не перечитывая, не правя, изорвал все в мелкое бумажное крошево. Собрал все в горсть, туда же присовокупил и копошащихся в его мозгу тараканов, и, открыв окно, доверил дальнейшую судьбу 'Руководства для папиков' ветру.
  А ветер, казалось, только того и ждал. Он тут же превратил добычу в белое трепещущее облако и драгоценной мишурой увлек его в близлежащий парк, где уже знакомый нам папик проводил фото сессию для своей мочалки, фотографируя ее на фоне пруда и прилипших к его зеркалу перелетных жителей планеты.
  Цифровая камера в руках папика была столь навороченной, что сама делала все, что надо. А иногда и то, чего делать, быть может, и не следовало, во всяком случае, то, о чем ее никто не просил. Ведь вы не забыли - камера была очень навороченной, и в этот раз самовольно зафиксировала на карте памяти гонимое ветром облако бумажного пуха. Причем, поступила по отношению к мочалке предельно цинично, спрятав ее за ним. И притом - опять же самовольно, опять же потому, что навороченная, из отдельных обрывков составила читабельный текст. Такая вот случилась фото магия.
  - Что за фигня! - изумился папик, сбросив фотки с камеры на ноутбук и увидев там то, чего не ожидал увидеть, вместо мочалки - Руководство для папиков.
  Название зацепило папика, как стопроцентная наживка - рыбу поймайменяшку.
  И он тут же прочел чудесным образом обретенный текст от альфы до его омеги, доказав тем самым, что рукописи не рвутся в клочья и не развеиваются ветрами, ибо высекаются на небесных скрижалях.
  Он так восхитился прочитанным - с чем сам был согласен в принципе и по существу, что тут же забыл про мочалку, застывшую в ожидании и истоме в нужном месте. Он захотел вознаградить автора, вложить немного денег и слегка заработать, в чем не имел сомнений, на издании Руководства. Но текст заканчивался несколько неуклюже, и подписи под ним не было, из чего папик сделал вывод, что автора нет, и никогда не существовало в природе. Или, учитывая необыкновенное явление рукописи, что автор - сама природа, ее активная часть, творческая сила. А раз так - значит, можно было не сомневаться, и он, не сомневаясь ничуть, распечатал текст и поставил под ним свою подпись.
  Разве он тоже - не часть природы?
  Потом, потом... Будучи чистокровных бизнесменских кровей, он издал Руководство на хорошей бумаге, в твердом переплете, под своим, естественно, именем, и в результате заработал немного денег.
  Денег заработал достаточно на новую мочалку.
  Новую свою мочалку он фотографировал регулярно и повсеместно, с атрибутами и без, но новых явлений священных текстов ему больше не случалось.
  Поэтому через некоторое время папик, слегка разочаровавшись, но не пав духом, наделал много ню-фоток мочалки, которая была не против, и издал их в виде календаря. Денег на календаре он заработал гораздо больше, нежели на Руководстве. На них он нанял много других мочалок и хорошего профессионального фотографа, и наладил бесперебойный ритмично-циклический выпуск календарей и альбомов с обнаженной, ничем не прикрытой мочалкиной натурой.
  Вот тогда он поднял настоящее бабло!
  И стал наш папик - суперпапиком, обладателем множества мочалок и целой издательской империи.
   Что касается Славика, так он даже и не подозревает, какую птицу удачи собственноручно выпустил в окно облаком бумажной пены. И потому спит спокойно. И имеет всех тех мочалок, что и папик. Во сне имеет, обходясь при этом без вспомогательной силы колес.
   Наверное, каждый получил свое.
   Наверное...
  
  
  Славик и секс по телефону
  
  Странный все же тип, этот Мамакин. Приходит, спрашивает всякую ерунду, а что у него на уме понять невозможно.
  Славик смотрел в задумчивости, как друг его кружит по торговому залу в медленном танце беспричинного любопытства, рассматривая витрины и периодически разражаясь скабрезными, надо сказать, шуточками, которым сам же и похохатывает. Ну, как друг? Славик сконцентрировался на вопросе. Друг ли? Скорее да, чем нет. Во всяком случае, больше, чем просто знакомый. Они с Мамакиным, мало того, что давние знакомые, испытывали явную взаимную симпатию и при встречах всегда с удовольствием, не имитируемым обоими, обменивались приветствиями и весело пикировались. Поэтому...
  А что, собственно, поэтому? Друг - это глубоко, это словно точка G в душе, и даже если вы с другом год-два не виделись, ты знаешь, стоит вам встретиться вновь, и эта точка завибрирует, заработает. Встречно заработает, между прочим, у обоих. Ну и, оргазм от встречи неизбежен, как... Нет, Сеня Мамакин все же другое...
  Сеня, как уже указывалось, странный, и это, пожалуй, самое точное его определение. Если встретите где непонятного мужика, знайте, перед вами скорей всего Сеня Мамакин, собственной персоной. Причем странный он во всех отношениях и со всех сторон.
  Одевался Сеня круглый год примерно одинаково: многослойно, внахлест, а одеяние его представляло собой редкую сборку-солянку из спортивной, туристической и военной амуниции, в разных сочетаниях, одно под другим, а чаще - вместе с другим. Хиппово-бродяжнический стиль. Но всегда тепло и ветронепродуваемо, потому что мерз и страдал от сквозняков Мамакин непрестанно, даже летом. Пожалуй - тем более, летом. Лето для Мамакина всегда было периодом сложным, непредсказуемым, в который он постоянно промахивался с погодой, не угадывал, хотя, казалось бы, что тут угадывать - лето же. Поэтому куколь его куртки чаще всего был поднят, как капюшон у кобры. Лицом от нее, кстати, Сеня почти не отличался, и нос крючком, и такая же сухая кожа, разве что посветлей и с рыжей щетиной. Потому что был вегетарианцем Семен и фактическим сыроедом, и, чтобы никто не сомневался в серьезности его намерений, регулярно практиковал лечебные голодания. Так что кобра эта была слегка мумифицированная, и аромат вокруг себя распространяла соответствующий. Помимо того, любил Мамакин поговорить о возвышенном, например, о дне рождения души, а для телесного здоровья практиковал цигун. В силу вышеназванных причин окружала Семена аура чудаковатой гениальности, и окружающие, с кем он сталкивался непосредственно, относились к нему несколько насмешливо, но с уважением. Он же, уставая от косности и непонимания, все чаще уходил тропой совершенства в дали дальние, неведомые и невидимые простым обывателям. Но, что удивительно, до сих пор неизменно возвращался, к вящей радости своих почитателей. Точней, почитательниц.
  Вот тут громоздилась еще одна странность Мамакина, которую Славик со своим стандартным подходом к жизни постичь просто не мог. Просто не мог. Заключалась она в том, что вокруг писаного, чего уж греха таить, красавца Сени постоянно кружили женщины, и он все время обделывал с ними какие-то тайные делишки. Мамакин вечно таскался с пакетами, полными какого-то барахла, которое он кому-то нес, предлагал, продавал. Он всегда знал, кому в ближнем и дальнем его окружении что нужно, и кому, соответственно, что можно предложить. И предлагал, и, надо сказать, жил в основном за счет дохода с оборота этого барахла в юниверсе, потому что иные источники средств у него были еще более незначительны. Но все же Славик полагал, что совсем не это было основополагающим в отношениях Мамакина с женщинами. Да мало ли вокруг коробейников! Нет, Славик подозревал, что имелось нечто другое у Мамакина, иной скрытый аргумент, привлекавший женщин с неодолимой силой и вынуждавший их липнуть к нему, точно бабочек к цветку чертополоха. Славик был почти уверен, что Мамакин, как знаток множества духовных практик, и сам активно их практиковал. Не в одиночестве практиковал, разумеется, а в женском обществе, помогая пылким и чувствительным натурам открыть в себе полумифическую точку G. А в этом богоугодном деле, как известно, все средства хороши, и внешние факторы не играют такой роли, как внутренние мотивации и скрытые резоны.
  Славик почему этим вопросом так озаботился? Да потому что жена его, Лилька, озаботилась накануне. То ли наболтал кто, то ли сорока на хвосте принесла, то ли рекламы насмотрелась. В общем, напиталась темой, прониклась и загорелась. И как только они после ужина и просмотра ТВ в семейную постель завалились, заявляет: хочу! Хочу, говорит, точку G! У всех, говорит, есть, а у меня неизвестно, но лишь она одна может сделать женщину, то есть меня, счастливой вполне. Ищи, говорит, пупсик, найди и простимулируй, как следует. А Славик, надо сказать, до вчерашнего вечера вообще не в теме был. Что странно, учитывая его работу. А может быть, наоборот, по этой причине - профессиональная, так сказать, деформация, ему всяких изысков и на работе хватало. Насмотрелся! Да и как искать? Он к тому времени уже как раз возбудился, пардон за подробности, а чем-то посторонним в таком состоянии заниматься неудобно. Это все равно, что с ломом в руках по лужайке за бабочками гоняться. Да и, в случае Славика, возбуждение могло неожиданно исчезнуть, так же, как внезапно до того появилось, так что времени терять было нельзя. Где искать-то, спрашивает Славик у жены Лилии, а у самого одно только на уме. Там, говорит Лилька. Вечно у нее одни намеки. Вместо конкретных указаний - слова заместители. Там! Недалеко от входа, но сбоку. Или сверху, на потолке. Ищи! Ага, сбоку... Тем более - сверху. Только вперед!
  В общем, со всеми этими нервами поиски не задались, прямо скажем. Да и миссию свою, в общем, Славик завершил почти сразу. И ему бы задержаться там, наверху, любым доступным способом, проимитировать работу над заданием жены - нет, отвалился сразу же. И затих. Ему-то хорошо, а Лильке не очень. Разочарована была Лилька, если откровенно. Ну, говорит, что-то ты, пупсик, совсем сегодня торопыга. Ты, говорит, хоть бы как-то с мыслями обо мне, любимой, собрался. Может, говорит, тебя ужином потом кормить, после, по итогу и фактическому результату? Чтобы ты хоть немного на бойцового кобеля походил, и хотя бы из голода резвость проявлял? А, пупс?
  И так это Славика за живое задело! Ломаешься, значит, на работе, как проклятый, как к скале резиновой целыми днями наручниками прикованный, и тут тебе такое говорят. Когда ему о бойцовых кобелях думать, тем более, в таком контексте? В общем, обижен был Славик, в самом лучшем своем чувстве, хотя, к чести его, и своей вины - некоторой! - он не отрицал. Лилька ведь тоже человек, и на свое лучшее чувство, а так же на точку G в себе право имеет. В этом была проблема. Возникла она, надо сказать, на пустом месте Лилькиными фантазиями, а теперь ему ее как-то придется решать. Но вот как?
  Вот в таком растерзанном состоянии духа, не выспавшийся и оставшийся без завтрака, без рабочего, соответственно, настроения, зато с невыносимым ощущением потери, а то и пропажи, самоуважения и жизненного восторга, заявился Славик в магазин с утра. После бессонной ночи он выглядел потрепанным и озабоченным, а мысли его были заняты поиском проклятой точки G, и не где-нибудь, а в собственной голове. Было жизненно важно отыскать ее там, чтобы голова перестала, наконец, болеть, а жизнь вновь начала радовать. Этим он и занимался углубленно, когда, стукнув стеклянной дверью, в магазин вступил Мамакин. Редкий здесь, надо сказать, гость.
  Медитативная атмосфера рассеялась, спокойствия как не бывало. Зато возникло и обосновалось беспокойство, которое Сеня таскал повсюду за собой, словно кот привязанную к его хвосту жестянку. Которую сам, кстати, отлично видел и слышал. Потому, наверное, и таскал.
  Мамакин встал посреди секс-шопа, встрепенулся телом, будто устраиваясь удобней на кресте, и медленным движением руки скинул с головы капюшон куртки. Это в июле-то месяце, в куртке, с капюшоном на башке! Воистину, страстотерпец!
  Редкие рыжеватые усики заструились у него под носом и незаметно так перетекли в улыбку.
  - Здорово, Славка! - провозгласил Мамакин и, подойдя к имяреку, пожал ему руку. Зафиксировав рукопожатие, Сеня облокотился на прилавок и внимательно вгляделся в лицо продавца. - Скучаешь? - заметил проницательно.
  - Работаю! - с некоторым вызовом ответил Слава.
  - Понятно, - согласился с заявленным статусом Мамакин, и тут же спросил: - Твоя где?
  Славик удивленно посмотрел на Семена, во взгляде его сквозило непонимание и требование объяснений.
  - Лилька, жена твоя, где? - предоставил пояснения Мамакин.
  - А тебе зачем? - еще больше удивился Славик.
  - Надо, - был лаконичен, но и скрытен Семен.
  - Тогда не знаю. Дома должна быть. Позвони ей!
  - Звонил. Телефон у вас не работает, или что-то непонятное, гудки какие-то. Я подумал, может здесь.
  - Чего ей здесь делать? Она этими штуками не увлекается.
  - Ты так думаешь? - почему-то спросил Мамакин. - Не знаю, не знаю. А я вот полюбопытствую, раз уж все равно зашел. Ты не против?
  Славик пожал плечами.
  - Пожалуйста! Вдруг себе чего выберешь...
  - А, может быть... - согласился с предположением Семен.
  Следующие полчаса Мамакин кружил по залу, надолго замирая у каждой витрины. В магазине царила благоговейная тишина, изредка прерываемая хмыканьем Мамакина, означавшим, скорей всего, его удивлением перед сложностью и многообразием жизненных проявлений в обычно закрытой для обозрения интимной сфере. Иногда, наткнувшись на нечто совсем уж непонятное, Семен наставлял на это перст в форме знака вопроса и, беспомощно оглянувшись на эксперта, вопрошал: 'А это что?' Славик, глянув мельком на предмет затруднения, с места давал односложные пояснения, на которые Мамакин отвечал выражениями изумления 'надо же!', 'серьезно, что ли?' и 'прямо туда?'.
  Замкнув круг, Мамакин решительно прекратил экскурсию.
  - Ну, ладно, - сказал он, - пойду уже. Твоя, видимо, не появится, ждать бесполезно. Лилия, белый цветок. Скажешь ей, чтобы позвонила мне.
  - Зачем еще?
  - Надо зачем.
  Уклончивость Мамакина не то чтобы раздражала сегодня. Хотя и раздражала тоже. Но она еще и задевала Славика за живое, и, что удивительно, связано это было, как казалось Славику, с его вчерашним неуспешным поиском точки G в Лилькиных недрах. Был тут какой-то намек, и даже прямая корреляция, что вот он не смог, а кто-то другой, с опытом работы и обладающий аргументом, сможет. Этот Мамакин, с его туманными намеками... Ревность? Не смешите! Но вот гордость, да... Взыграло, ретивое!
  - Что-то ты неискрометный сегодня, - заметил состояние дружка чувствительный Мамакин. - Творческий тупик?
  'На что это он намекает?' - екнуло у Славика в нутре.
  - Да нет, все нормально, - сказал он подчеркнуто равнодушно и пожал плечами.
  - Ну-ну, - Мамакин достал откуда-то из курточного бэкграунда, то есть из-за подкладки, газету и протянул ее Славику. - На вот, газеткой развлекись. Не скучай.
  У двери Мамакин еще раз оглянулся. 'Береги себя', - сказал, тонко улыбнулся усами, просочился сквозь выходную мембрану и был таков.
  Славик остался один, однако одиночество его, даже при отсутствии покупателей, в полном объеме не восстановилось. Потому что оставил Мамакин после себя что-то такое, какую-то раздражающую субстанцию, язвительную свою эманацию, которая не позволяла теперь расслабиться.
  'На что это он все время намекал?' - снова задался вопросом Славик. - 'Какой такой творческий тупик имел в виду?'
  Он опустил взгляд под прилавок, на лежавший там конверт песочного цвета, не особо пухлый, но довольно большого размера, - формата А4. В конверте покоился в очередной раз отвергнутый редакцией журнала написанный им рассказ. Все дело в том, что, заполняя длительные паузы между отдельными посетителями Секс-шопа, Славик неожиданно для себя начал сочинять всякую ерунду. Ну, сочинял он, положим, и раньше, но теперь еще стал записывать. Рассказами он это, пока еще, не называл, но вот так, расплывчато - прозой. От 'проза жизни', должно быть. И еще текстами. Проза его, как нетрудно догадаться, носила профессиональный характер и была легкого эротического свойства. И вот, рассказ снова не взяли, снова вернули назад по причине того, как было написано в сопроводительном письме, что в нем 'нет изюминки'. Клубнички, понимаешь, хватало, а изюма - нет. А где его взять - не сказали. И что это вообще такое, что за блюдо - клубника с изюмом?
  Славик почему-то стеснялся своего нового увлечения отчаянно, словно занимался непотребством каким или мерзостным извращением, и никому о нем не рассказывал, даже жене своей Лильке. Что было удивительно, такое его отношение к своему писательству, особенно если вспомнить частые обвинения его в нечувствительности и толстокожести, и другие эпитеты, которыми его та же Лилька награждала. Сам он свою стеснительность никак не объяснял, просто полагал для себя невозможным прилюдно выворачиваться наизнанку, ведь проза - она всегда о чем-то глубоко личном, даже когда о марсианах сочиняешь. Незнакомым людям открываться таким образом - это одно, а перед близкими совсем, совсем другое. Тем более, в отсутствие какого-то реального успеха. Только выставлять себя на посмешище, подумал Славик. Уж лучше продолжать валять дурака - чем он по большей части и занимался, или, по крайней мере, делал вид, что занимается.
  Исходя из таких соображений, Славик и старался соблюдать свое инкогнито как автор эротической прозы, во всяком случае - пока. Поэтому совершенно не праздным был для него вопрос, о каком его творческом кризисе говорил Мамакин? Что и о чем он мог знать? На что намекал? На отвергнутый рассказ, или же на ненайденную у Лильки точку G?
  Славик протянул руку и кончиками пальцев прикоснулся к конверту под прилавком. Бугристая, точно пергамент бумага, на удивление теплая, ощущалась им как собственная кожа, где-то на сердце, тонкая и нежная. И крайне чувствительная! До такой, между прочим, степени, что даже легкое прикосновение вызывало почти боль. О том, чтобы достать из конверта рукопись - об этом даже речи не было. Только не сейчас! Слишком больно. Пусть вылежится, остынет, покроется пылью - ну, что-то такое. Все, что может унять и ослабить его муку.
  Славик и представить себе не мог, что чувства автора, творца, особенно непонятого и отвергнутого, такие сильные и едкие. Вот, казалось бы, просто дурачишься, просто сочиняешь что-то в виде шутки и баловства, а в глубине души, оказывается, сидит кто-то честолюбивый и нашептывает, и накручивает, и подогревает: ты гений, гений. И вот, ты уже тихонько спрашиваешь себя: а что, если таки да? Почему нет? Я способен, я тоже могу... И вот, в той же глубине души ты незаметно для себя уже веришь, что да, я гений. Пока еще в стадии куколки, но я обязательно созрею и вылуплюсь, и предстану пред всеми да хоть вот прекрасным бражником... А тут - бац! Заберите-ка свою мазню, гений, и добавьте-ка в нее изюма. Что, не знаете, что это такое? Дефицит изюма? Неурожай? Так какой же вы после этого гений? Не гений вы вовсе, а так, обычный пачкун бумажный. Что, скушали?
  Нужно успокоиться, свыкнуться как-то, обдумать все... Решить что-то! Но вот мыслей пока не было, одни эмоции. Что за изюминка? Что может ей быть? Подсказал бы кто, только кого спросишь?
  Славик с болью и мукой задвинул конверт глубже под прилавок, там и оставил его до срока в покое. Занятый думами о высоком, тонком и, подразумевалось, оригинальном, он машинально придвинул к себе оставленную Бабакиным газету. Так же механически развернул ее. 'Слово Города'. Ага, местная сплетница. Видимо, Мамакин ухватил где-то бесплатный экземпляр. Он такой, знает, где и что можно добыть. Посмотрим...
  Славик довольно отстраненно и без особого интереса просмотрел городские новости на первой полосе. Все это было давным-давно известно. Всем городским известно. Ничего нового, не цепляет, не возбуждает... С бабками на лавке поговорить, и то больше узнаешь. Он перешел на разворот. Так... Лунный календарь... Астропрогноз... Бесплатные объявления. Вот, уже интересней. Недвижимость... Продам... Не нужно. Меняю... Сдам... Но не вам... Купля-продажа. Разное. Сдам в аренду строительные леса. Новые. Взять, что ли? Пока сдают... Предложения... Дам деньги в долг. Спасибо, а отдавать, кто будет? Грузоперевозки... Ага... Услуги... Ничего себе!
  Славик вытаращил глаза. Моментально выветрились из его головы мысли о неприятностях, волнения забылись - так зацепило его то, что он увидел в самом низу газетного листа. И зацепило, и возбудило - все, как он хотел.
  В простой рамке простым стандартным шрифтом, правда, крупным, объявление: СЕКС ПО ТЕЛЕФОНУ. И ниже - номер телефона. Номер показался Славику знакомым, но память на цифры у него была совсем никудышная, он мог и ошибаться, и перепутать, и забыть все, что угодно, поэтому даже не стал заморачиваться. Но вот объявление! Еще недавно, вчера - да, собственно, до вот этого газетного выпуска - он и представить себе не мог, что у них в городе такое возможно. Как некогда был невозможен и секс-шоп. Но газета у него в руках, глаза видят то, что они видят, и, стало быть, это не сон, и не фантазия, и, значит, все возможно. Хотя, фантазия дело такое, она никого не спрашивает - когда и можно ли, просто начинает работать. Вот, вот как работает! Кто-то умный придумал застолбить пустующий бизнес-участок и вспахать целину непаханую. Славик почувствовал легкую зависть и прилив. Прилив чего? Всего! Тепла, динамики, давления... Словно накатилась волна, навалилась, подняла, закачала... Он же писатель, как-никак, вот и воображение у него богатое, разыгралось. Ему кажется, или в магазине на самом деле стало душно? Он ослабил воротник рубашки, сделал несколько глубоких вдохов и столько же выдохов, последний задержал и долго не отпускал. Ну, что, легче уже? Полегчало? Отпустило? Он подергал набухшей в паху мышцей, получилось ожидаемо приятно. Но стало и стыдно, и неудобно, и еще что-то неуловимое беспокоило его и смущало. Главное, непонятно, чего это он так возбудился? Он же, не побояться этого слова, работник секс индустрии! Да чего он только не видел, не слышал, чего только не узнал и с чем не сталкивался в этой области за те пару лет, что работал в секс-шопе! Он, кстати, называл свою работу служением. Он служил, как актер в театре. Служил людям и самой жизни, и это все оправдывало, хотя и не нуждалось ни в каких оправданиях. Так что же происходит с ним теперь?
  Он задумался. Ненадолго, потому что ответ был близко, и он сразу же всплыл на зеркале вопроса, как... как... Неважно, как!
  Дело, как он его понимал, было в давешней его неудаче - если называть вещи своими именами, - не давшейся ему в руки точке G, и еще в злом сарказме жены Лильки по этому поводу. Ее разочарование вполне объяснимо, однако и его понять тоже можно. Ибо ничто так не унижает мужчину и мужа, как недовольство жены его обслуживанием. Ну, в этом, в природном плане. Тем более что он старался! Честно, изо всех сил старался! А результат нулевой. Обидно, право же, обидно! Любовь оказалась под ударом его чисто технического несовершенства.
  А что же с несовершенством делать? Ясно что, совершенствовать! Тренировать! Нарабатывать практические навыки.
  Надо звонить, понял Славик. Звонить в этот секс по телефону.
  Как и что он там будет делать и говорить, он еще не предполагал, просто по старой доброй русской привычке подумал, что главное ввязаться, а там видно будет. Вот именно, ввязаться!
  Он схватил телефон и, от волнения попадая мимо кнопок, набрал номер. В последний момент озарился догадкой, что счет ведь придет на магазин, и что надо будет как-то оправдываться. 'Ерунда! - отмахнулся легкомысленно. - Скажу, что ошибка. Или, что рынок изучал. Да, точно, рынок. Надо же быть в курсе новинок, и для профессионального роста'.
  В трубке раздались длинные гудки вызова. Или вовсе не вызова. Славик неожиданно подумал, что гудки в трубке и те звуки, которыми телефон подзывает к себе хозяина, быть может, никак не связаны физически, может, они совсем разной природы и лишь совпадают по времени. Ведь короткие гудки телефон никак не воспроизводит. Да и как бы он это сделал, если занято. Правильно? Но, странно, какой бы они ни были природы, эти гудки подействовали на Славика, как реальная прелюдия. Он даже закрыл глаза, предвкушая и предчувствуя, что, как только ему ответят, зажжется свет, и он станет, наконец, участником настоящего порнофильма. Верней, все будет как в фильме, но по-настоящему, без камеры, осветительных приборов, операторов и режиссера. Только он и она. Славику тут же вспомнилась одна порнушка, и актриска в ней - в которой и с которой ему всегда хотелось поучаствовать. Он, было, заелозил, зашевелился за прилавком, устраиваясь поудобней, но тут в трубке внезапно щелкнуло, и едва начавшая оформляться его фантазия, не прояснившись в деталях, отлетела.
  - Але, - промурлыкала у уха трубка. - Ты, наконец-то решился прийти, мой миленький.
  Голос служительницы культа прозвучал как волшебный колокольчик, Славик был просто очарован. Он почувствовал, как от его животворного воздействия немедленно откликнулись и завибрировали в его теле все соответствующие жилки. ' Удивительная сексуальная сила! - восхитился он. - Ну, вот почему моя Лилька так не умеет?' Хуже, если умеет, но не желает, подумал он вдогон грустно. Ему, например, всегда хотелось, чтобы Лилька называла его как-нибудь ласково, да вот хотя бы тем же миленьким. Но...
  - А что это мы там молчим? - спросила дама, реагируя на немоту клиента. - Стесняемся?
  - Да. То есть, нет! - честно ответил Славик.
  - Не нужно стесняться, - посоветовала дама. - Не забывай, миленький, что счетчик крутится. Считает твои денежки.
  - Какой счетчик? - не понял Славик.
  - Ну, не тупи, миленький, конечно счетчик времени. Оплата за услугу же поминутная. Мне-то все равно, но ты имей в виду.
  Вот Лилька тоже такая, чуть что, сразу не тупи, и все. Мысль о жене сразу привела Славика в тонус.
  - Я готов! - возвестил он.
  - Ну, слава Богу! - возрадовалась жрица телефонного культа. - Тогда, приступим. Чего бы тебе хотелось, миленький?
  Это, вот сейчас, был сарказм? Или ему показалось? Можно подумать, что он с Лилькой разговаривает. Нет, нет, откуда! Лилька сейчас дома. Наверное. Должна быть. Тем более что голос скорей всего идет через исказитель, а то и вовсе сквозь синтезатор. Этот, как его... Вокодер! Может, и ему стоило бы маскироваться?
  - Есть, есть у меня одно желание, - начал, растягивая слова, излагать свой план Славик.
  - Что это с твоим голосом? - полюбопытствовала дама.
  - Нормальный голос. Обычный. В смысле, всегда такой, - протянул Славик в новой манере.
  - Правда что ли? - удивилась дама. - А, кажется, что у тебя спазмы начались. Или позывы. А и ладно, мне все равно. Так что за желание у тебя, миленький?
  - Точка G. Хочу...
  - Минуточку! - жрица снова перебила Славика. - Давай кое-что уточним. Ты все-таки мальчик, или ты девочка?
  - Мальчик, - сглотнув и неожиданно разволновавшись, сознался Славик.
  - Тогда я не понимаю. Если ты на самом деле мальчик, точки G у тебя быть не может. Разве что в голове. Но тогда тебе к психиатру нужно, я не по тем делам.
  - Конечно-конечно! - поспешил успокоить даму Славик. - Я все объясню. Дело в том, что мне как раз надо научиться находить эту самую точку у девочек. Кратчайшим путем, безошибочным движением, с закрытыми глазами.
  - Вот оно что! - озарилась догадкой дама. - А вот это, кстати, правильно, это я понимаю. Только не всегда короткий путь самый лучший, иногда неплохо и поблуждать - в поисках. Это так, на заметку. И зачем же глаза закрывать? - возразила женщина. - Смотри и наслаждайся. А то я знаю одного. Свет потушит, под одеяло спрячется, глаза закроет и прется напролом! И все не в том направлении. Моргнуть не успеешь, как он уже выстрелил. И все, и нет его, только лужа между ног.
  - А может он это, стесняется?
  - Ишь ты, цаца какой! Значит, на кухне за задницу меня хватать он не стесняется, а когда в интиме проявить себя в лучшем виде нужно, он, понимаешь, стесняется! Не возбуждай, если такой стеснительный!
  'О ком это она', - подумал Славик, с ужасом вдруг начиная понимать, что ситуация-то ему знакома.
  - В общем, дело твое нужное, - продолжала дама, - и во всех отношениях полезное. И я тебе в нем помогу. Чем смогу, естественно, на расстоянии ведь, а не контактным общепринятым способом. Займемся немедленно, чтобы ты зря денег не тратил.
  - Что деньги? - по легкой своей привычке попробовал выпендриться Славик. - Пыль!
  Однако не получилось выпендриться.
  - Вот, скажи, вы, мужики, все такие? Ненормальные? - осадила его дама. - Одни и те же благоглупости повторяете друг за другом. Половой признак, что ли такой, первичный - чушь нести? Вот мой то же самое постоянно лепечет, и доволен! Нет бы лучше, подумал, как денег заработать, дома денег постоянно нет, я уже замахалась выкручиваться, а он - пыль! Вот же, ешки-матрешки, пыль! Чем умничать, лучше бы головой подумал, или что там у него для думания имеется. Ладно, прости, сорвалась я.
  Тут Славик совсем похолодел конечностями. Эта тетка словно про него все рассказывала. И откуда только знает?
  - На чем мы остановились? - спросила дама.
  - Мы еще и не начинали.
  - Так чего ждем?
  - Э...
  - Понятно. Приглашения ждем? Значит, параграф первый, приглашений не ждать! Если ты действительно мальчик - не ждать! Да даже если и девочка, все одно не ждать!
  - А как же...
  - Что?
  - Нет домашнему насилию, и все такое?
  - Это само собой, это даже не обсуждается!
  - Тогда я не понимаю. А если она отказывается?
  - Ты, миленький, уж сосредоточься как-нибудь, ладно? В этом деле все тонко, тонюсенько, разумеешь? Или просто прими на веру, как данность. Все не так, как кажется сначала. Тебе говорят, что нет, ни за что, пошел прочь, дурак, а понимать ты это должен как не торопись, дружок, растянем эти чудные мгновенья до.
  - Чудеса! Вот оно как, оказывается.
  - Именно!
  - А 'голова болит'?
  - То же самое. Но с нюансами.
  - С какими еще нюансами?
  - Бывает, голова на самом деле болит. Мужики такие же занудные...
  - Ну, это ты уже того, через край хватила. А когда она, скажем, дерется? Ругается, пинается ногами, царапается, кусается... Плюется вот даже? Предметами первой необходимости может бросить. Это что?
  - Ооооо! - в голосе дамы обозначилось удивление. - Ты сколько лет женат, миленький?
  - Три года, - соврал по наитию Славик.
  - Маловато, конечно, хотя все равно кое-что уже понимать должен. А значит это только то, что желает жена твоя стопроцентного подтверждения и воплощения любви. Чтобы взял ты ее и полюбил немедленно, со всей силой и страстью, на которую способен. Жесткой ей любви надо, всепроникающей. Ведь для того она и выходила за тебя замуж, чтобы был, когда понадобишься, рядом. Не на подхвате, но наготове. Ведь не приставать же к чужим мужикам на улице, когда свой под боком. А свой, видимо, ни рыба, ни мясо, сидит на кухне в трусах, чай пьет, мечтает. Точно? Как же мне это знакомо! А агрессия... Агрессия сразу и пройдет, миленький. Изойдет любовью.
  - Ни фига не проходит, я пробовал! Исцарапает, исщиплет, на улицу выйти стыдно. А она все зыркает, за что бы еще ухватить... И почему прямо не сказать, просто, как есть: давай, мол? Здесь и сейчас.
  - Даже не знаю, миленький... Что-то у вас там какие-то искры... Пробивают.
  - Вот то ж... Уже тлеет вовсю, и дымом несет, скоро займется.
  - Ну, тут я тебе не советчица. И не психотерапевт я, кстати, тоже, диплома такого не имею. А то у нас не секс, получается, по телефону, а сеанс психотренинга. Пора бы уже и делом заняться. Чего ты там хотел?
  - Точку G хотел. Потренироваться, как искать. Местоположение определить и путь к ней, короткий, но верный. А то моя говорит ищи, мол, а я не понял, что искать, где искать, и ... Ну, в общем, как говорится, со всей дури вдул. Думал, ей понравится, а она недовольна. Говорит, мог бы и лучше постараться, поискать подольше.
  - Как мне это знакомо! - вздохнула телефонная дама. - Как знакомо! Можно даже подумать, что ты мою историю мне пересказываешь. Видимо, вы, мужики, все одинаковые. Сексуальные шовинисты.
  - Ничего не одинаковые! - обиделся Славик. - И никакие не шовинисты. За других не поручусь, но я точно нет. Можно подумать, что вы, бабы, сильно уж отличаетесь одна от другой. Да у всех одно и то же - две ноги и все, что с ними связано. Без усилия никакой разницы и не заметишь.
  - Но, но! - строго сказала дама. - Хамства и, тем более, пошлости не потерплю, даже по телефону. Типичный мужской шовинизм. Ну-ка, веди себя прилично, пупсик!
  - Пупсик! - подхватил со смешком Славик. - Ты прямо, как жена моя.
  - Еще чего, жена! - возразила дама. - Была бы жена, давно научила бы тебя приличным манерам.
  - Ладно, ладно, - остудил пыл беседы Славик. - Ты тоже хороша, любишь про мужиков порассуждать. Обобщить, значит...
  - Конечно. Потому что я их знаю.
  - Ну да, ну да... Профессия такая, - не удержался от еще одного укола Славик. Настроение у него почему-то резко испортилось, а возбуждение утихло - словно открыли задвижку и выпустили воду из аквариума. И силы ушли, и захотелось все быстро кончить.
  - Профессия ни при чем, - возразила дама. - Просто я умная, и жизнь знаю.
  - Точка G, - напомнил Славик. - Давай уже ближе к теме.
  - Спешишь, пупсик? - откликнулась дама. - Спешишь... И в этом твоя главная проблема. Ты пойми, миленький, никакой точки G на самом деле нет. Ее не существует. Во всяком случае, я у себя не нашла. В голове она, разве что, как психический феномен. Только между нами. И в то же время она - самая реальная реальность. Такой парадокс. Потому что точка G - хоть и миф, но миф, который требует постоянного подтверждения. И, наверное, было бы лучше, чтобы она была, но, в конечном итоге, плевать на это. Для меня лично важно, чтобы кто-то нежный долго и старательно ее искал. Понимаешь? Долго. И старательно. А вдруг, в конце концов, и найдет? Главное процесс, стремящийся к бесконечности, участие в нем равно победе, пупсик...
  Входная дверь внезапно заскрежетала железом скелета, зазвякала стеклом естества, заскрипела пружинным мускулом, пропуская чье-то тело в магазин. Славик, не зная еще, кто пришел, тут же предусмотрительно и по факту инстинктивно положил трубку на рычаг. По опыту своему он знал, что лучше все же сделать так, подстраховаться, чем потом долго оправдываться и объяснять начальству (а вдруг?), кому и зачем ты звонил. Опыт, он ведь сын ошибок глупых, или что-то такое, Славик не помнил дословно, но со смыслом был согласен вполне. Разговор с интересной дамой, естественно, прервался, неожиданно и внезапно, но, возможно, так ему и следовало поступить - как случилось само.
  Странный, однако, у него получился секс по телефону. Как ни крути, а странный, совсем не так он все себе представлял. Никакой и не секс, если разобраться, а тягучий разговор по душам. Словно с родным и близким человеком хорошо пообщался. Этот разговор с ним случился нечаянно, что и само по себе приятней, чем секс, и гораздо реже его бывает. Как вот такое возможно?
  Инстинкт самосохранения - можете называть это как угодно - Славика не подвел. Магазин действительно посетило начальство. Пришел Александр Петрович - директор и по совместительству владелец заведения. Или наоборот - владелец и директор по совместительству, что точней отражает и проявляет суть вещей. Хотя, если честно, Славику-то, что вширь, что вкось - все едино. В смысле - без разницы.
  Александр Петрович, расставив ноги на ширину плеч, а плечи у него были ширины необычайной, утвердился посреди торгового зала и вкруговую осмотрел свои владения.
  - Ну, что у нас? - спросил он зычным командным голосом, в котором Славику всегда чудилось некоторое над собой подшучивание, чтобы не сказать - издевка, чему Славик противостоял собственными интонациями пофигизма. Александр Петрович в недалеком прошлом был военным летчиком, и привычка посмеиваться надо всем и всеми была у него оттуда, из той профессии, в которой без нее можно было и не выжить. Славику, как сугубо гражданскому человеку и штафирке, этого было не понять. Потому и обижался, хотя, по большому счету, все же не следовало. Александр Петрович был ненамного старше Славика и поэтому разрешал ему называть себя Сашей. Но только с должным почтением! С соблюдением, так сказать, субординации и чинопочитания. В любой доступной форме.
  - Ну, что у нас?
  - С утра вот так, - доложил Славик, обведя опрокинутой ладонью пустой зал.
  - Непорядок! - строго сказал Александр Петрович.
  - Непорядок, - со вздохом согласился Славик.
  - Так ты делай что-нибудь! Предпринимай! За что я тебе деньги плачу?
  - Дык.. Что.. Я... Как... Что я могу? - заикаясь, стал оправдываться Славик.
  - Думай! Не знаю, что! - продолжал накатывать Александр Петрович. - Ты же не хочешь без работы остаться? Правда? А с такой торговлей мы долго не протянем. Я же не могу себе в убыток этот... музей содержать. Это же по замыслу - и по сути - коммерческое предприятие, должно приносить прибыль, к нашему общему, заметь, удовольствию. Так что думай, думай...
  - Ну, Саша! Я и так, изо всех сил!..
  - Ага, изо всех сухожилий...
  - Не понял? - Славик был на грани отчаяния.
  - Песня такая была, - пояснил Александр.
  Он подошел ближе и, облокотившись на прилавок, принялся практически в упор смотреть на Славика, прямо на его грустный нос. Под воздействием магии взгляда начальника, нос работника стал терять цвет и форму, поникая все больше и больше. Александр Петрович выдержал паузу до конца, вычерпал ее до донца, и когда казалось, что уже ничто не спасет ни Славика, ни нос его от окончательного раскисания, он сам же пришел к нему на помощь.
  - Ладно, расслабься! - сказал он. - Что-нибудь придумаем.
  - Правда? - задохнулся Славик в быстро вскипевшей пене надежды.
  - Конечно! А это что у тебя? - Александр Петрович кивком указал на газету, которую Славик, едва успев свернуть, накрывал рукой. - Слово города? Свежее? Дай посмотрю!
  Он протянул руку, намереваясь взять газету.
  - Нет, нет, нет! - нашел в себе силы противостоять прихоти начальника Славик, правда, для этого ему пришлось пасть на газету грудью. - Мне тут надо... Я не дочитал кое-что еще!
  - Хорошо, хорошо, успокойся только! Что ты так нервничаешь? Я прямо волноваться начинаю. У тебя все нормально?
  - Да, - Славик кивнул и неуверенно кривенько улыбнулся. - Все отлично.
  Слишком много всего свалилось на него в это утро, и он, не успевая реагировать, немного растерялся. Так ему казалось, что немного, на самом же деле все было значительно серьезней.
  - Прекрасно, - согласился сразу Александр Петрович. - Но если что - ты только скажи. Мы тебе быстро замену найдем.
  Ну вот, опять! Что за двусмысленность? Что за гнусные намеки?
  - Ладно, пойду, схожу кое-куда. Будут спрашивать, скажи - по делам ушел, скоро вернется. В смысле - вернусь.
  Возле дверей Александр Петрович оглянулся.
  - Газету никуда не девай! - наказал он Славику строго, для убедительности наставив на него палец. - И думай! Думай!
  Дверь подхалимски распахнулась, выпуская директора, и как-то по-особенному мелодично прозвенела ему вслед - совершенно непонятно, какой свое частью она это проделала. Но и после того, когда начальника уже и след простыл, звон не прекратился, а продолжился, чистый и хрустальный. Лишь когда и этот посторонний звук затих окончательно, Славик сообразил, что последний колокол, откуда бы он там ни взялся, звонил в его собственной голове. И тогда же ему стало ясно, по ком колокол звонил и, главное, что вызванивал.
  Он быстро развернул газету и отыскал глазами объявление. Ну, то, про секс. Номер телефона в нем... Так! И кто он такой после того, как не узнал свой собственный домашний номер?
  Мысли в его голове забегали быстро-быстро, выстраивая в стройные цепочки знакомые словечки, догадки и пойманные ощущения, все ускоряясь, пока не понеслись вскачь так быстро, что ничего разобрать больше было нельзя - сплошное мелькание и мельтешенье. Словом, голова пошла кругом, и он снова навалился животом на прилавок и ухватился за него руками, чтобы не улететь. 'Ух ты! - восторгнулся он происходящим. - Давно я так от секса не кончал! Тем более - по телефону!'
  Успокоившись немного, принялся соображать, что к чему.
  Стало быть, жена его Лилька занимается сексом, на стороне, пока, слава Богу, по телефону. Вот как ему к этому относиться? Считать изменой? Или как? Но ведь и с ним она этим самым занималась. Так? Так она же и не знала, что с ним. Или все-таки знала? Он же догадался, могла и она его узнать. Хотя нет, Лилька далеко не такая сообразительная, как он. Зато вот сообразила, как денег заработать. Вот, главное - денег. Все из-за них. Она ему нудила, нудила, что денег мало, что на жизнь не хватает, что надо бы ему что-то сделать такое, чтобы исправить ситуацию, подзаработать как-то. А что он может? Продажи в магазине не очень, прибавки ждать не приходится, зато занят целый день. Другой работы в городке не очень-то и найти, тем более по его специальности, а его литература - когда еще начнет какую-то отдачу давать, вон, рассказ опять завернули... Кстати!
  Славик просиял. Его неожиданно осенило, как все устроить, как ликвидировать проблемы, замкнув все концы, друг на друга.
  Александр Петрович говорил, думай? Вот, он придумал. Надо перевести Секс по телефону на магазин, на телефон магазина или на другой номер - ни в коем случае не использовать домашний! И пусть Лилька работает, если так ей хочется. Пока. Денежку зарабатывает, а заодно и рекламу секс-шопу делает. Но только инкогнито, чтобы никто не знал. Не дай бог слух по городу пойдет, все, беги-ховайся. Тут, кстати, с Мамакиным непонятно, он просто так ему газету подсунул, или с намеком? Ну, ладно, с этим позже разберемся.
  И, самое главное, он понял, как ему переделать рассказ. Можно даже новый написать. У него уже и название для рассказа есть - Секс с женой по телефону. А что, ему понравилось, да...
  
  
  Шарики
  
  Веревочка оторвалась, надо же!
  Этих девчонок Славик отлично помнил. У него вообще была прекрасная память на лица, и всех посетителей магазина он запоминал практически без усилий, точно автоматический регистратор, тем более что не так-то их и много бывало, но эти две штучки, это, как говорят в Одессе, что-то особенного!
  Они были здесь два дня назад.
  Вошли в открытую дверь магазина незадолго до полудня, вошли решительно, с задором, горящим в глазах. Но Славик-то знал по своему уже накопленному за короткий срок опыту, что задор этот такой себе, стрессовый, выросший из страха, от которого темнеет в глазах. Войти в секс-шоп в таком небольшом городке, где каждая собака по запаху знает каждого жителя, где всегда есть опасность, что увидит кто-то из знакомых и тут же донесет новость куда надо - о, для этого нужно немалое мужество. Поэтому, он не стал навязываться сразу со своими услугами, решил, пусть осмотрятся, успокоятся, убедятся, что все не так страшно. А он мог бы тем временем беспрепятственно понаблюдать за ними и, чего уж греха таить, полюбоваться.
  Обе девушки были ослепительно хороши, а та, что младше, еще и красива. Кто как, а Славик отлично понимал различие между этими двумя категориями. Хотя, разница в возрасте была не большая, год-полтора, но та, что казалась старше, вполне явственно и выглядела более опытной. Она и брала на себя инициативу, и вела за собой. Славик уже давно узнал, - опыт, опыт! - что такие молоденькие девчонки, даже если им очень приспичило, поодиночке в секс-шоп не захаживают, только с подругой. Вот эти две, так похожи... Может быть, сестры?
  Жгучие брюнетки на пике своей красоты и свежести. Красота черненьких ведь недолговечна, к сожалению, это Славик тоже знал на собственном опыте. Что называется, руками потрогал. И ему для этого не пришлось ходить далеко, вот, жена его, Лилька - Лилия, белый цветок. Родители дали ей такое имя потому, наверное, что кожа у нее была удивительно светлой и чистой, что действительно встречается не часто, ведь при таких черных, как смоль, волосах она обычно смуглая. Лилька у него была татарочкой, но эти две не татарки, нет, за это Славик готов был ручаться. Внешность у них не азиатская, но южная, армянки или азербайджанки, он затруднился определить сразу.
  Девушки были одеты почти одинаково, в едином молодежном черно-белом стиле. Широкие складчатые юбки выше колен, что-то хитро полупрозрачное, и обтягивающие блузки, сквозь которые острыми пирамидками выпирали груди. Причем у младшей, как сразу отличил Славик, грудь была на полтора-два размера тяжелей. Такой себе капитал... Первая была выше, вторая миниатюрней и... желанней, что ли. Славик не мог подобрать более точного слова, но один его знакомый в таких случаях говорил так: хочется обнять и не отпускать. Вот именно, не отпускать.
  Вообще, как ни были девушки похожи одна на другую, различия между ними, конечно, существовали, и заключались они в нюансах и деталях. У одной, например, топик в черно-белую поперечную полоску, а у другой - шашечками. Старшая остроносенькая, и волосы у нее прямые, а у подруги веселые кудри и мягкое округлое лицо, и легкий пушок над верхней губой. Зато у первой ямочки на щеках. Глаза вот еще... Нет, вот глаза у обеих светло карие. И зубки, словно жемчужные ожерелья - один в один.
  Больше, однако, предварительно разглядеть ничего не удалось, посетительницы не стали петлять и кружить по залу, а прямиком подошли к прилавку, за которым, словно в уютном обжитом окопе, обозначал свою позицию Славик.
  - Нам нужны... - начала та, что казалась постарше. Ее вопрос подхватила другая девушка, и они закончили фразу синхронно: - ...шарики!
  - Так... - выразил Славик свое принципиальное согласие междометием, приглашающим к продолжению диалога.
  - Ну, вы понимаете? - сказала старшая. - Шарики, но в другом смысле.
  - ТАКИЕ шарики, - подсказала младшая. - ТУДА.
  - Вагинальные, что ли? - прояснил запрос Славик.
  Девушки, округлив глаза, переглянулись, по лицам их переметнулась туда-сюда тень ужаса. Видимо, им еще не доводилось говорить об ЭТОМ, с мужчиной, тем более, с посторонним. Хотя он и Славик. В смысле, продавец, обозначает функцию, не более. Но, с другой стороны, не врач же, и никакая этика не вынуждает его помалкивать. Да и просто стремно.
  А вот это вы зря, думал на встречном потоке Славик. Если бы я болтал налево и направо, мне бы уже давно голову оторвали. Да и покупателей бы никто здесь не видел, а так, худо-бедно, захаживают. Вообще, да, неплохо, чтобы была в магазине еще и женщина, для таких вот случаев, но Александр Петрович все никак не может найти подходящую. Мало ведь кто соглашается на такую работу - из тех же самых соображений: маленький город, знакомые, соседи... А платит Саша не так уж и много, кстати, денежку считает. Скромно платит, прямо говоря, никаких надбавок за вредные психические условия не производит. Поэтому никто и не прельщается такой работенкой. Это ему, зоотехнику с дипломом, но без стажа, устроиться куда-то в другое место сложно, да и то он, как говорится, постоянно мониторит ситуацию на рынке труда...
  - На витрине посмотрите, - предложил Славик. - Вот здесь. Большой выбор.
  - Ну, что мы будем по витринам тут разглядывать! - возразила старшая. - Вы нам покажите по-быстрому, и мы пойдем.
  - Да-да, посоветуйте, - поддакнула младшая.
  'Армянки, точно, - подумал Славик. - Гаяне и Карине'.
  - Мне трудно вам советовать, - сказал он. - Все очень индивидуально, и вообще, зависит от ваших целей...
  - Это же ТУДА, какие еще цели? - ощетинилась старшая.
  - Вообще, это мне надо, - вклинилась младшая. - Понимаете, я собираюсь замуж, через две недели свадьба, и я хочу просто потренироваться, чтобы мой жених, Арик, ну, уже муж тогда, был от меня просто в восторге! Понимаете, о чем я?
  - Понимаю, - качнул согласно носом Славик. Зачем мне все эти подробности, подумал он параллельно. Мне совершенно все равно, кому достанется такое счастье и такая радость, если достанется она не мне. Информация избыточна.
  - Ну, смотрите, что у нас тут есть, - он снял с витрины несколько комплектов. - Я так понимаю, что со здоровьем у вас все в порядке, поэтому - вот. Думаю, эти подойдут. Не дорогие, и вполне, вполне... Ходовые, как говорится.
  Он открыл выполненную в форме продолговатого кристалла пластмассовую коробочку. На подложке из пурпурной бархатной бумаги лежали два белых шара, скрепленных между собой прочным капроновым шнуром, заплетенным с одного края изящной петелькой. Шары были не совсем белые, а цвета слегка потемневшего пергамента, и фактуру имели примерно такую же, как пергамент или яичная скорлупа. Но при этом Славик точно знал, до чего же они нежны на ощупь, как и та тончайшая женская субстанция, в объятьях которой они обречены пропадать. Он всегда восхищался этой нежностью, и старался лишний раз не испытывать ее на прочность, а себя - на грубость и несовершенство. Вот и сейчас, не прикасаясь к шарикам, он протянул раскрытую коробочку на ладони девчонкам. Посерьезнев и, в который уже раз, округлив глаза, они придвинулись к ней лицами. Затихли, и, казалось, перестали дышать.
  'Азербайджанки, кто же еще, - подумал Славик. - Лейла и Зульфия'.
  - А не слишком они крупные... большие? - спросила Лейла, то есть, младшая. - Нет ли поменьше?
  'Знала бы ты, девонька... - разухабисто, но мысленно все же, возразил Славик. - Размер-таки имеет значение'. Где-то в дальней перспективе, в туманном приближении, неосознанно он имел в виду, конечно, себя. Почему-то казалось Славику, что с размером-то у него все в порядке. Да хоть у Лильки, жены, поинтересоваться можно. Впрочем, нет, лучше не нужно... Разнузданность мыслей, однако, никак не сказалась на его лице, продолжавшем пребывать в профессиональном состоянии, то есть быть тупо-непроницаемым.
  - Меньших нет. Это стандартный размер, - сказал он. - Есть как раз большие, и еще другой формы, не яйца. В смысле, не шарики. Не совсем чтобы шарики, но и не...
  - Не совсем чтобы яйца, - жестко пресекла словесную вибрацию Славика старшая. - Можно, я попробую?
  Девушка осторожно взяла шарики из коробки в руку.
  - Ух ты! - вскричала она от неожиданности. Лицо ее озарилось улыбкой, мечтательной и немного лукавой. Скрыв шары в ладонях, она принялась их тискать и оглаживать пальцами. Процесс тактильного знакомства несколько затянулся, она сама это почувствовала и, спохватившись, передала устройство подруге.
  - Какие гладенькие! - поддержала ее восторг младшая. - И нежные! Как я, прямо. Мне нравится. Беру!
  Расплатившись и спрятав сверток в сумочку, девушки исчезли, растаяли в воздухе и в свете полуденного солнца, словно ночные грезы, проигнорировав прощальное напутствие Славика, что перед употреблением, в смысле - применением, желательно промыть в теплой мыльной воде...
  'Грузинки, пожалуй, - подумал Славик. - Манана и Гиули'.
  Он вздохнул. По привычке пустил в пространство тоскливую струю. Еще бы, ведь где-то, в стороне от него, протекала совсем другая, прекрасная и недоступная для него жизнь.
  И вот, они вернулись, они снова были здесь, эти красавицы и услада чьей-то жизни.
  Однако, на этот раз Их хорошенькие лица были злы и решительны, и, если разобраться, уже совсем не хорошенькие - просто красивые недобрые лица. Губки кривились, глаза метали молнии.
  Злость и решительность их концентрировалась на Славике, что было странно и непонятно. Но тут же причина столь внезапного появления девушек и разъяснилась.
  Младшая, та, что, помнится, собиралась замуж, со стуком поставила, почти швырнула на прилавок коробочку, в которой почему-то оставался только один шарик.
  - Вот! Ваш товар ни к черту не годится! - бросила она в лицо Славику обвинение.
  - Требуем вернуть назад деньги! - поддержала младшую подруга. - И извинений! Требуем!
  - Мне теперь - из-за вас - придется идти к гинекологу! - припечатала предполагаемая невеста.
  - А если не захотите по-хорошему, тогда вместо нас сюда придет Арик! Он вам быстро вправит!
  'Какая экспрессия! - восхитился Славик. - Все же, испанки! Десять к одному - испанки. Лусия и Марселина!'
  Славик не очень понимал, что случилось, и что вообще происходит. И он в этом честно признался.
  - Я ничего не понимаю, - сказал он. - Что это?
  - Это ваши никчемные шарики!
  - Шарики? Но здесь только один шарик...
  - В том-то и дело!
  - А где же, позвольте вас спросить, другой?
  - Он остался - ТАМ! В... - она запнулась.
  - Так... - новость оказалась пикантной и в определенной степени ошеломительной. Славик слегка опешил и потому не сразу нашелся, как реагировать. Придя немного в себя, хотя внешне он все время оставался невозмутимым, спросил вежливо: - Зачем вы это сделали?
  - Я ничего не делала! - вскричала младшая. - То есть, я, конечно, делала, но совсем другое, и не хотела, чтобы так получилось!
  - Он же над нами издевается! - гнула свою линию старшая. Она, судя по всему, была сторонницей жесткой линии поведения и, соответственно, злым полицейским. И потому предрекала, поднимая палец: - Арик!
  Славик поднял ладонь вверх, перед собой, жестом Будды призывая всех к спокойствию.
  - Хотелось бы все же разобраться, - настойчиво сказал он. - Как такое могло получиться?
  - Как, как... Не знаю, как! - вскричала младшая. - Я всего лишь примерила ваши дурацкие шарики... И мне очень, кстати, понравилось, да... Поначалу, и в процессе. А потом, когда я стала доставать их ОТТУДА, один оторвался. И остался ТАМ! И вот это мне не нравится совершенно. Вы что, не понимаете?
  - Не понимаю, - сознался Славик. - Я не понимаю, как такое могло произойти, потому что не могло произойти никак. Никоим образом! Чтобы шарик оторвался при извлечении - такого не бывало никогда. Никогда!
  - Но вот же! Произошло!
  - Типа, непонятливый! Вот сейчас Арик придет и все вам, как следует, объяснит, - настаивала на своем старшая. - Арик!
  'Нет, не испанки. Индианки! - изменил точку зрения Славик. - Лаванья и Каришма. И что это она на своем Арике зациклилась? Прямо навязчивая идея...'
  - Вы на меня не давите, - сказал Славик почти оскорбленно. Обижаться-то ему совсем не хотелось, да и нечего пока было. Другое дело, что вид у него по жизни, из-за носа, и так был такой, словно вместо конфетки пилюлю проглотил, и он этим обстоятельством ловко пользовался. - И перестаньте угрожать! Что это вы заладили, Арик да Арик! Я здесь, между прочим, на рабочем месте, лицо материально ответственное, а не просто так любопытствую.
  - Да кто бы с вами просто так разговаривать стал? - возразила старшая. - Тем более об ЭТОМ?
  - Вопрос этот, между прочим, спорный, дискуссионный, - не согласился в свою очередь Славик. - И все равно. Я могу вам нравиться или не нравиться - не во мне дело. Но производитель гарантировал абсолютную надежность. Здесь, кстати, на коробке все гарантии указаны. Вот, можете сами убедиться. Мелким шрифтом. Поэтому, если вы хотите получить ваши деньги назад, вам придется объяснить, что произошло на самом деле. Доказать, что был дефект изделия. Обстоятельства неодолимой силы. Ничего, как понимаете, личного, только бизнес.
  Славик в душе своей признавал, что личный мотив у него как раз есть. И именно чтобы не возвращать деньги, потому что велика была вероятность, что с него самого Александр Петрович их потом и взыщет.
  Девушки переглянулись знакомым уже Славику образом, округлив глаза, и сразу на что-то решились. Было заметно, что понимают они друг друга с полу взгляда. Тем более, когда речь идет о деньгах, пусть и небольших.
  'Еврейки, - сообразил Славик, - они точно еврейки. Лиеба и Рахиль'.
  - Ладно, - произнесла младшая медленно, - но пусть все, что вы услышите, останется между нами.
  - Могила! - заверил ее Славик.
  - А вот это точно, даже и не сомневайтесь, - согласилась с ним старшая. - Арик!
  Славик ее снова проигнорировал.
  - Итак! - подстегнул он младшую к изложению ее версии происшедшего.
  - В общем, мы же не просто так к вам сюда пришли, - начала она, укрывшись за ширмой легкого смущения. - Я, как вы уже знаете, собираюсь замуж, ну и готовлюсь к этому... Читаю соответствующую литературу... И в одной книжке я вычитала, что когда-то давно китайские принцессы готовились к браку определенным образом. Они тренировали свои интимные мышцы, ну, вы понимаете, ТАМ, с помощью специальных нефритовых шариков. Они еще подвешивали к ним груз и делали с ним упражнения. Приседания и все такое.
  - Да, у нас есть, - согласился Славик. - Нефритовые есть, и другие...
  - Но сколько они стоят! - тут же перешла в нападение старшая. - Мы всего лишь бедные девушки, и не можем себе позволить...
  - Арик! - напомнил ей Славик. - Почему бы не использовать этот источник финансов? Тем более, ему же и на пользу.
  - После свадьбы, - пообещала младшая, - раньше никак...
  - Гм, - позволил себе усомниться Славик. - Ну-ну, и что же было дальше?
  - Дальше... Дальше мы пришли в вашу лавку...
  - Магазин!
  - В ваш магазин, хорошо. И купили эти шарики. Мне они показались вполне...
  - Но ведь они не для тренировки! Они гигиенические! Только для поддержания тонуса!
  - Но мы же не знали!
  - Тут все написано!
  - Да, блин, кто читает эти инструкции?!
  На этот аргумент Славику возразить было нечего.
  'Наверное, они иранки. Персиянки... Или пуштунки, натурализованные, - продолжил гадать он. - Дэрья и Гюлистан'. Он вдруг почувствовал, что начинает уставать. Морально. И психически, кстати, тоже.
  - И тогда вы решили... - осторожно подтолкнул он младшую к ускорению изложения.
  - Нет, все решила я раньше, - откликнулась та с готовностью. - А вернувшись с шариками - которые, кстати, вы сами мне рекомендовали - домой, подумала, что не стоит терять времени, и сразу их примерила. Да, изнутри они не такие большие, какими кажутся снаружи. Но это даже лучше, и... Да, тонус поднимают. Даже сейчас, когда во мне лишь один, он тоже поднимает тонус, хоть и наполовину.
  - Вот видите! - вклинился с торжествующим возгласом Славик. - Свою функцию шарики выполняют вполне!
  - Да! Но мне ведь была нужна тренировка!
  - Тренировка, ага. И тогда вы...
  - Подходящего груза, чтобы подвешивать на петельку, не нашлось, и тогда мы подумали, - она указала на подругу, - что она мне поможет.
  - Я так и думал, что без вас не обошлось, - обратился Славик к старшей. Как хотите, но некоторую антипатию он к ней все же испытывал. Верней, начинал испытывать, потому что раньше никакой антипатии не было. Поначалу ведь, она ему нравилась даже больше, чем младшая. Несмотря на меньшую грудь. - Это вы, вы все придумали! От начала и до конца!
  - Вам-то какое дело? Молчите уж! - отрезала та. - Лучше следите вон, за качеством продукции!
  Славик в ответ только махнул рукой в ее сторону и повернулся к младшей. Ему не терпелось узнать все.
  - Продолжайте! Что дальше-то было?
  - А дальше был кошмар! - всплеснулась эмоциями младшая. - Мы договорились, что я буду держать, ну, ТАМ держать, а она будет тянуть за петельку. Но это не очень удобно, как вы понимаете, не так-то просто даже подходящую позицию занять. Мы расстелили коврик для йоги на полу, и расположились на нем. Уперлись друг в дружку коленями, и... Он сразу и оторвался, и выскочил, этот дурацкий шар, со шнурком. А второй остался ТАМ! И вытащить его мы сами никак не можем, ни я, ни она даже. А тут еще Арик пришел, мой жених, и спрашивает, что, мол, это вы тут вдвоем кувыркаетесь? Насилу удалось его убедить, что мы йогой занимаемся. Йогой!
  - Да, он еще спрашивает: что за йога такая - парная? - не удержавшись, добавила подробностей старшая.
  - А теперь мне к гинекологу идти, на прием, шарик этот ваш доставать... - печалилась младшая.
  - Это не наш, это ваш шарик, - возразил Славик. - И вообще, как хотите, но я лично не вижу в этом... трагикомичном происшествии вины производителя. Ну, не предназначены шарики для таких испытаний! Смотрите сами, здесь в инструкции все четко написано. Своей личной вины, как продавца, я тоже не усматриваю. Поэтому, думаю, что на возврат денег вам рассчитывать не стоит...
  - Нет, он точно над нами издевается! - вскричала старшая.- Я тебе говорила, надо было все сразу рассказать Арику. Вот он бы пришел сам, сюда, и быстро навел порядок! Вправил бы все, что никак не вправляется!
  - По-моему, вы к ее жениху неравнодушны, - предположил Славик.
  - На что это вы намекаете! - взвилась старшая. Лицо ее вспыхнуло от гнева, покрылось румянцем и, что греха таить, чрезвычайно похорошело. Видимо, Славик попал в точку.
  - Нет, нет, вы нам заплатите, - со всем убеждением высказалась младшая. - Как минимум - моральную компенсацию.
  - Моральную?! - не веря своим ушам, вскричал Славик. - Это за что еще?
  - Ну, как же? Вы понимаете, какой это был шок для меня? Вся эта история... Вы и представить себе не можете! Да и прямо сейчас еще я испытываю неудобство. К гинекологу лишний раз тащиться, знаете, приятного мало. Еще хорошо, что жених спешил и не захотел ничего, прямо тогда... Ну, вы понимаете. Как бы я могла ему отказать? Пришлось бы все рассказать, выставить себя полной дурой...
  - Погодите, но как вы... Жених же?
  - Да, мы решили не ждать до свадьбы.
  - Целомудренней надо как-то быть, до свадьбы-то... - опрометчиво брякнул Славик. Вот кто его за язык вечно тянет?
  - Уж кто бы говорил! Вы только посмотрите на него, какой целомудренный! - снова закричала старшая. - В таком месте работает, а туда же, другим морали читает!
  Славик весь съежился, внутренне и даже внешне, с тоской предугадывая, что полномасштабного скандала не избежать.
  - Если бы вы были знакомы с Ариком, вы тоже не стали бы ждать до свадьбы, - со спокойной убежденностью сообщила младшая. - Он такой красавчик, что ему просто невозможно отказать.
  'Что она имела в виду? - совершенно обескураженно подумал Славик. - За кого она меня принимает?'
  - Боюсь, что вам все же придется познакомиться с моим женихом. И вот тогда...
  - Вы будете платить, или нет? - навалилась со своего боку старшая.
  'Точно, еврейки, - подумал Славик тоскливо, потому что- какая уж тут радость, когда душу подхватывает и закручивает вихрь обреченности. - Флора и Дафна. Разыгрывают, как по нотам...'
  - Вот что я вам скажу... - механическим голосом сообщил он посетительницам свое решение. - Ни о каком возврате денег за товар не может быть и речи. Даже не мечтайте. Поскольку, скажем, как есть - сами виноваты. Некоторая компенсация - да, это возможно. Допустим, в пределах половины стоимости. Процентов тридцать. Но... Но! Только после того, как принесете мне сюда второй шарик.
  - Зачем он вам, Господи?
  - Для отчета, леди, для отчета... Приносите шар, а там посмотрим...
  На что еще он хотел посмотреть? В общем, как уже указывалось, иногда язык Славика шевелился сам по себе, без связки с контролирующим органом. Не всегда это оканчивалось для него - для Славика - благополучно.
  Впрочем, в данном случае его можно было понять. Хотя Александр Петрович, хозяин шопа, и позволял улаживать конфликтные ситуации путем выплаты клиентам некоторой компенсации, и даже, в отдельных случаях, возвращая им деньги за товар, поскольку скандалы и огласка сильно вредили именно этому бизнесу, он в то же время старался возложить все издержки подобного рода на Славика. А оно ему надо? Жена, Лилька, и так постоянно недовольна его заработком, пилит и пилит, не тупится, зараза, так что лишние потери ему ни к чему. Вот абсолютно.
  - Там посмотрим, - повторил он осторожно, судорожно разгоняя в голове мысли, соображая, как бы в конечном итоге избежать необходимости платить. Вот, собственно, что он, да, хотел бы видеть, это подробный план, как это сделать. План хитрый или совсем простой, все равно, лишь бы сработал. Для начала неплохо было потянуть время, а там либо ишак отвяжется, либо падишах уснет.
  - Ну, теперь-то ты видишь, что он над нами издевается? Ждите, ждите Арика в гости!
  - Он вам все объяснит, раз и навсегда.
  - Как с девушками разговаривать!
  - Научит вежливости!
  - И лавку вашу гадкую разнесет! На кусочки!
  - Вдребезги!
  - Пошли отсюда, Ирчик!
  - Пошли, Верчик!
  Оттолкнувшись от прилавка, девушки синхронно резко повернулись кругом, раскрутив юбочки, и, сверкая стройными ножками, нервной подпрыгивающей походкой направились к выходу. Перед дверью Верчик притормозила и, оглянувшись, бросила, как зуб дракона, через плечо:
  - Мы еще вернемся!
  На прилавке осталась лежать коробочка с единственным осиротевшим шариком в ней. Вздохнув, Славик убрал ее в выдвижной ящик. 'Верчик и Ирчик, Верчик и Ирчик... - повторял он про себя все еще ошеломленно. - Просто не могу поверить!' Наибольшим потрясением для него из случившегося оказалось именно это, что не Лейла и не Марселина, не Рахиль, не Флора и не Дафна, а - Верчик и Ирчик. Верчик и Ирчик! Как мог он так ошибаться? Для Славика, позиционировавшего себя - с некоторых пор - как творческую личность и начинающего писателя, наделенного недюжинной проницательностью, это было ударом по самолюбию и по собственному о себе представлению. 'Верчик и Ирчик, - бормотал он себе под нос, - Верчик и Ирчик...' И вздыхал: надо же!
  От терзаний его спас очередной посетитель, появившийся в магазине часа через полтора после ухода девушек, Верчика и Ирчика.
  Это был мужчина, здоровенный черноволосый красавец, по виду - из южных краев, но, не желая испытывать судьбу еще раз, Славик поостерегся строить предположения, откуда именно. Без колебаний, не отвлекаясь по сторонам на разглядывание витрин, мужчина подошел прямо к прилавку и сказал Славику:
  - Я Арик. Скажи, ты рад? Почему ты не рад? Радуйся, брат, сейчас будем шарики мерить...
  'А заряжен ли мой электрошокер?' - подумал Славик, нащупывая под прилавком рукой рифленую рукоятку устройства.
  Безопасность в секс-шопе - первейшее дело.
  Когда Арик попытался схватить его за горло, Славик воткнул ему разрядник подмышку, и не отпускал кнопку до тех пор, пока не в меру экзальтированный посетитель не растянулся на полу.
  'Ну вот, - подумал Славик с неожиданным удовлетворением, ставя шокер на подзарядку. - Это, кстати, выход. Ирчик и Верчик, плакали ваши денежки!'
  Скрестив руки на груди, он стал дожидаться пробуждения Арика. Мысли его были строги, и казался он себе демиургом, с неприступной высоты утеса взирающим на мир под ним, и руководящим действиями людей, и передвижением шариков. Так оно и было, если в общем.
  
  
  Сашка
  
  Такие истории всегда начинаются весной. Что не удивительно ничуть. Солнышко пригревает, и все живое начинает свое движение. А что это такое, движение живого? Живое движение, движение к жизни - соки, жидкости, гормоны - да, это все о том же, о ней же - о любви.
  Славик не запомнил, как и в какой момент, этот старик появился в магазине. Он слышал перед тем какой-то шум на улице, прямо под окнами, какой-то грохот, звон цепей, а потом - раз, и вот он, стоит уже посреди магазина, оглядывается.
  Небольшого росточка, ниже Славика и явный татарин, хотя на татарина и не сильно похож. Плотный такой старик, кряжистый. Было видно, что много ветров над этим старым саксаулом прошумело и отшумело. Но не сломало, только скрючило. Вот и пальцы у него узловатые, как сучья, врастопырку, и движения угловатые, резкие. Да и что удивляться, ведь не мальчик...
  Волнистые, жесткие, довольно густые и сплошь седые волосы. Слегка отросшие, как у Будулая.
  Светлые серые, или голубые, глаза, но не холодные, а как бы это выразить... Без огонька, без искры, что ли... Под пленочкой... Но при этом живые, подвижные, готовые сразу откликнуться на внешнее чудо удивлением или смехом. Лицо чисто выбрито, кожа бронзового оттенка и такой же, похоже, выделки. Губы тонкие, от сухости покрытые белесым налетом.
  Серые, с пузырями на коленях брюки, правая штанина зажата у щиколотки бельевой прищепкой, из чего Славик заключил о наличии велосипеда как транспорта. Звон цепей, сообразил он, ему не послышался, старик на самом деле пристегивал велосипед к забору на улице. Длинный пиджак, такой же серый, в мелкую полоску, выгоревший на солнце, расстегнутый, с привыкшими к нахождению в них рук карманами - настоящий лапсердак, и светлая сорочка, чистая, хоть и с протертым воротником. Рубашка застегнута под горло, отчего манеры старика кажутся немного чопорными. На ногах коричневые растоптанные сандалии-плетенки, обутые на носки неопределенного цвета, но не белые точно.
  Вот, пожалуй, все, что ухватил Славик за первые мгновения пребывания деда в магазине. Это что касается визуального его образа. Но был еще сопровождавший его запах, сразу же распространившийся по объему помещения. Запах был специфическим, тошнотворным и немного сладким, приятным и отталкивающим одновременно. Славик поначалу не мог понять, с чем он связан, и только потом, из дальнейшего общения со стариком понял: козы и козье молоко.
  И было еще что-то, какая-то аура, старика окружавшая, которая появлялась вместе с ним, вспыхивала, словно отблеск свечи в зеркале, и и уплывала за ним следом, когда он уходил.
  Старик остановился перед прилавком, за которым пребывал в обычной своей предобеденной полудреме Славик, и, всплеснув руками, скованным полу жестом обвел магазин.
  - Интересно тут у вас, как в музее, - сказал он тихим голосом, смущенно улыбаясь. - А я все езжу мимо на велосипеде, смотрю, эта, магазин, что ли новый открыли? Дай, думаю, зайду, посмотрю, чем торгуют...
  - Да мы, вроде, года два уже как работаем на этом месте, - зачем-то уточнил Славик, словно точное место имело какое-то значение.
  - Правда что ли? - удивился старик. - Ну, эта, и ладно. Я когда увидел, тогда и увидел. Я же, как на велосипеде еду, я по сторонам не смотрю, все больше на дорогу, чтобы не свалиться куда случайно. Машины же носятся, собьют и не заметят. И все. Что тогда делать? Ничего уже не поделаешь...
  Он помолчал, потирая руки, покрутил головой.
  - Ну, так эта, я посмотрю, - спросил он. - Не возражаешь?
  Славик соорудил комплексный жест лицом и руками, нос покивал, губа скривилась, рука по кругу:
  - Пожалуйста...
  Он точно не ожидал, что этот конкретный посетитель превратится в покупателя. Мало ли их, и в таком почтенном возрасте, и моложе, захаживает сюда именно как в музей. Поглазеть, повспоминать, помечтать... Никто из них не возвращается по второму разу, никогда больше.
  Старик кивнул, и так же, с улыбочкой, потирая руки, пошел вкруговую вдоль витрин. Осмотр был не долгим. Он сунулся в одну витрину, в другую, пробормотал что-то типа: так-так-так, и снова вывернул к Славику.
  - Все это хорошо, и даже интересно, местами, - сказал он, - но, эта, я что хочу спросить... Я там почему-то нигде не увидел... Скажи, а нет ли у тебя в магазине женщин резиновых? Я слышал, что бывают такие. Говорят, они совсем как настоящие, во всяком случае, не хуже. Или, может, у тебя и настоящие есть? Было бы хорошо.
  - Настоящая у меня только одна, отец, - Славик зачем-то потрогал свой нос, - да и та жена. А вам зачем?
  - Что значит зачем? - удивился и даже немного обиделся старик. - Вот тебе, эта, зачем?
  - Ну, мне, - загудел носом Славик. - Мне для этого...
  Не найдя общеупотребительного слова, показал руками - для чего. Вышло неубедительно, но старик понял.
  - Вот и мне для того, - сказал он.
  - Но вы же это... Возраст, и все такое...
  - Сложно, - согласился с доводами Славика старик. - Сложно, но можно. А вообще, не в возрасте дело, я тебе скажу. Дело в отношении. В расположении. Во внимании и терпении. Мужчина в возрасте, знаешь ли, большей заботы требует, чем женщина, вот от нее все и зависит. Сложно, конечно, как я уже и сказал...
  - Тем более не пойму, зачем вам резиновая?
  Старик зажал в кулаки края рукавов и потянул их книзу, поелозил плечами, поправляя воротник пиджака, Славик заметил у него эту привычку, крутить шеей. Подступил на шаг ближе к прилавку, но руками к нему не прикасался.
  - Тебя как звать? - спросил он.
  - Слава, - сказал Славик, и быстро поправился: - Вячеслав.
  - Славка, - повторил, как понял, старик. - А меня Сашка. Вообще-то по- нашему, по-татарски меня Сарбаш звать, но по местному зовут Сашка, так всем удобней. Да я и не против. По-татарски Сарбаш значит рыжая голова, башка, я когда-то и был рыжим, а теперь, видишь, весь седой. Как в песне поется... Так что, я не против, чтобы Сашка был, совсем не против...
  Он помолчал, деликатно кашлянул три раза, повел шеей.
  - Я к тебе, эта, не случайно зашел на самом деле, - проговорился, наконец. - Ты понимаешь, в чем дело... Я ведь всю жизнь работал, тяжело работал, и там, и здесь, когда вернулись. То по строительству, то в поле на сельхоз работах. Да и теперь вон, коз пасу, молоко продаю, потому, как иначе не прожить, а мне ведь уже, страшно подумать, семьдесят один год... Словом, всегда не до того, не до баловства было. Я, представляешь, даже не заметил, как состарился, веришь? В зеркало посмотрел, а весь седой. Не рыжий, слышь, а седой, настоящий Сашка. Спина болит, ноги не сгибаются, а прибор мой мужской хоть и работает, но с перебоями. Но работает, слышишь. Иногда вскочит ночью вдруг по собственной надобности, а мне ему предложить нечего. Потому что мне на бабу мою - мы с женой одни живем - мне на нее уже давно смотреть не хочется. Да ей и самой сто лет уже не до того, да если вспомнить, ей никогда до того не было. Теперь же поужинает - и, как стемнеет, спать, на боковую, лицом к стенке. Телевизора у нас нет, не смотрим. Вот и лежит старуха моя, сопит, чтоб не сказать хуже, а я чувствую, что один на земле остался. Я да козы. Хочется чего-то такого совершить, а не с кем. И эта, знаешь, я ведь и молодой был когда, на сторону не бегал, а теперь думаю, может, зря, что не бегал? Ведь были женщины, которые и могли бы, и хотели - со мной в том числе? Я думаю, что они - такие - и теперь, наверное, есть, не может быть, чтобы не было. Я еще крепкий, а если что, говорят, таблетки разные для мужчин есть. Загвоздка в другом. Загвоздка в том, как мне их, женщин, искать теперь? Теперь поздно... Было бы такое специальное место, куда можно было прийти, заплатить, сколько надо, и не унижаться... Такого, как ты говоришь, нет. Вот я и подумал, пусть хоть резиновая будет, тем более, что она не хуже. Когда старуха моя заснет, я ее, куклу-то, на сеновале спокойно надую... Их же надувать надо? Вот, надую и эта... Того, этого... Там же в сене ее и спрятать можно, баба моя туда не лазает, она по приставной лестнице уже не может...
  Остановившись, он взъерошил пятерней волосы, потом, растопырив пальцы, повертел руками перед глазами, рассматривая их словно в удивлении.
  - А то, может быть, у тебя все же настоящая, живая есть? - продолжил он неожиданно. - В том смысле, что я ей заплачу, сколько там, и это... Нет? Плохо, надо, чтобы было. Старые люди - тоже люди, им меньше надо, чем молодым, но все равно надо. Тепла и нежности. Прижаться и забыться. И пусть несет-уносит река любви и радости... Дело даже не в удовольствии, понимаешь? Хотя и это - тоже, только теперь такое удовольствие, как билет в прошлое. В один конец. Дело в одиночестве, в холоде, которого становится все больше, и который внутри... Дверца приоткрывается все шире, она не снаружи, она там, в душе. Сквозняком в нее вытягивает тепло, вытягивает остатки жизни, последние крохи... Эх... Скажешь, мораль? При чем здесь мораль? Я и слова такого не знаю. Ты молодой, и просто еще не понимаешь... Мораль одна: жизнь проходит, и никуда не денешься от этого. Что само по себе ужасно, потому что не наш выбор, не нами установлено. Так пусть бы это происходило как-то... по-людски, что ли. С теплотой, любовью и нежностью, а не с болью, холодом и одиночеством. А любовь и нежность может дать только женщина. И тепло она может дать. Я ей, она мне... Я никуда не тороплюсь, но, знаешь, если бы вот так... Пусть бы меня эта волна подхватила и унесла, я не против... Что, все-таки нету? Плохо. Надо, чтобы была... Ты еще молодой, но, когда-нибудь, придет время, и ты поймешь, что я прав. Давай, показывай резиновую.
  Взволнованный и даже ошеломленный монологом Сашки, Славик не сразу сообразил, где, на какой полке живут куклы. Сообразив же, выставил на прилавок три ярко разрисованных коробки, на каждой из которых были изображены раскинувшиеся в откровенных позах и в соблазнительных нарядах, частично же и вовсе без них, девицы, блондинка, рыжая и шоколадка. Девицы, как на подбор, все были красавицы, Сашка, увидев это, крякнул от удовольствия.
  - Вишь, какие, - сказал он. - Откуда только берутся? В жизни, наверное, никогда таких не встречал, баба моя и в молодости такой не была, а здесь - пожалуйста. Прямо, душа радуется. А там они тоже такие? - он ткнул своим корявым пальцем в коробку. - Я имею в виду не картинки, а этих, резиновых? Сами куклы тоже такие красивые?
  И он постучал крепким, как раковина мидии, и таким же синим ногтем по девице на упаковке, причем постарался не коснуться ее выставленных напоказ интимных мест.
  - Ну-у-у, - протянул Славик и покрутил в воздухе растопыренными пальцами. - В какой-то степени. По крайней мере, волосы указанного цвета. И шкура... То есть, кожа.
  Обманывать старика ему не хотелось, но, с другой стороны, и продажи надо было как-то продвигать. Однако Сашка и сам все понял.
  - Конечно, кукла не может быть в точности, как живая, это я и сам знаю, - сказал он. - А если что, глаза закрою и представлю, кого мне надо. Я эта, рыжую хочу... Всегда рыжих хотел, а баба моя была черной, теперь тоже седая.... Рыжую! Сколько стоит?
  Услышав цену, Сашка округлил глаза от удивления и покашлял смущенно. Потоптался на месте, потирая по привычке руки.
  - А пенсионерам у вас скидки нет? - спросил, наконец. - Я пенсионер же. Нет?
  Славик покачал головой.
  - Я тут цену не устанавливаю, - оправдываясь, сообщил он. - Я только продаю.
  - Плохо, плохо, надо, чтобы были скидки, - сказал Сашка. И тут же, откинув сомнения и решившись, махнул рукой: - А, ладно! Что уж теперь, на старости лет жаться. Мне копить не на что. На похороны и так хватит, а остального все равно с собой не заберешь. Ты эту, рыжую попридержи для меня, спрячь куда-нибудь, да вот хоть под прилавок, а я, сегодня нет, а вот завтра с деньгами приеду и заберу ее. Хорошо? Сделаешь? Уважишь старика?
  - Конечно, - сказал Славик, - заметано. Для вас все что угодно. Вот, смотрите.
  Он взял коробку с куклой в руки, показал старику, что именно та, которую он выбрал, и сунул коробку под прилавок.
  - Только вы тоже не тяните. Долго я ее хранить там не смогу, хозяин не разрешает.
  - Эх, жизнь, - вздохнул Сашка. - Хуже нет, чем на чужого хозяина работать. По любому на себя лучше. Ну, ты, эта, не волнуйся, я сказал, завтра, значит, буду завтра.
  Сашка вышел из магазина, было слышно, как на улице он еще какое-то время звенел цепью и погромыхивал каким-то железом, видимо, никак не мог отчалить велосипед от забора, к которому его пристегивал. Потом все стихло. Славик слушал, впитывал тишину, на душе его было неожиданно тоскливо. Не радовала даже намечающаяся сделка по продаже куклы. Чувство было такое, словно он всучил хорошему человеку тухлое яйцо. Хотя, с другой стороны, а он-то тут при чем?
  Сашка пришел на следующий день, как и обещал, в то же самое время. Долго копался в карманах, извлекая деньги, потом все путался, отсчитываю нужную сумму, потому что огрубевшие пальцы не ощущали края купюр. Как показалось Славику, он выглядел слегка ошеломленным и смущенным. Пришибленным - вот точное слово.
  - Всю ночь не спал, - сообщил он Славику. - Не идет у меня из головы эта штука, хоть ты тресни. Уже думаю, а нужно ли мне все это? Может, думаю, отказаться от всего? Махнуть рукой, и пусть все идет, как раньше, как было. А потом думаю: я же не успокоюсь, и буду себя корить, что не сделал того, что мог. Мой отец говорил, если что решил - сделай обязательно. Лучше совершить ошибку, но получить опыт, чем всю жизнь жалеть о том, что мог сделать, но не сделал и думать, как бы все вышло, если бы сделал. Подумай, как следует, реши и сделай. И прими последствия, как мужчина. Так что, давай эту... Как ее зовут, кстати? У нее имя есть?
  Славик пожал плечами.
  - Как назовете, так и будет. Как вам нравится...
  - Пусть тогда будет Лейла...
  - Но Лейла значит - черноволосая. Что-то типа.
  - А ты откуда знаешь? - удивился Сашка.
  - У меня жена татарка, - сообщил Славик.
  - Вот как! - еще больше удивился старик. - То-то у меня к тебе доверие какое-то с самого начала. Пусть будет Лейла, ночная красавица. Я с ней по ночам встречаться буду. Если буду.
  Славик тщательно завернул коробку в два слоя бумаги, чтобы даже намека не было, что там внутри, и помог Сашке спрятать ее в большой пакет.
  - Только ты эта, никому... - предупредил он продавца перед уходом. - А то позора не оберешься.
  - Об этом можете не беспокоиться, - несколько даже обиженно заверил деда Славик. - Мы не распространяемся...
  Сашка хмыкнул, пожал плечами и вышел прочь. Славик тоже пожал плечами, то ли повторил движение старика, то ли свое что выразил. Скорей второе, потому что до вечера пребывал в задумчивости, ощущая некоторую зыбкость и несправедливость мироустройства.
  Довольно длительное время после покупки им куклы, с Сашкой Славик не встречался. Хотя видел его иногда, из окна магазина, у которого, в отсутствие посетителей, простаивал немало времени. По дороге, на которую выходили окна, Сашка проезжал на старом велосипеде сначала в сторону рынка - чтобы продать там козье молоко, а потом обратно, чаще всего уже без молока. Багажник на его вело машине самодельный, усиленный, сваренный из тонкой стальной арматуры, к нему намертво прикреплен поперек хода деревянный ящик, в котором бывало и по шесть трехлитровых банок с молоком. Баллонов, как говорят местные. Ездил Сашка всегда сосредоточенно, с серьезным лицом глядя вниз, на дорогу под передним колесом, а не по сторонам - сохранял равновесие. Постоянно в том же самом сером костюме, штанины снизу на прищепках, торчат в стороны, как лопасти пропеллера, и в светлой сорочке. О чем там дед себе думает, как у него дела, сошлись ли они с куклой характерами - про все то Славик не догадывался, но узнать был не прочь, почему-то его Сашкины дела интересовали.
  И кое-что о нем он вскоре узнал, к удивлению своему - от жены Лильки. Правда, новости те интереса его не удовлетворили, а, скорей, подстегнули новое любопытство.
  Жена Славика, Лилия, как всем известно, была татаркой, при этом на татарку не очень-то и походила своим круглым рябым лицом обрамленным русыми волосами. Тем не менее, была. А татары все друг другу родня - близкая, дальняя, по духу, по вере, через тетю, дядю или соседа, - все. Даже если друг с другом не знакомы и никогда прежде не виделись, стоит им поговорить полчаса, и общие предки непременно найдутся. Может быть, поэтому они всегда улыбаются и вежливы со всеми, - опасаются обидеть невзначай свояка. Славик поначалу удивлялся тому, сколько у него после свадьбы - да, кстати, уже и на свадьбе - сородичей объявилось. А потом привык, и даже радовался таким возникшим обстоятельствам. Чувствовать свою причастность к большой семье, это, как ни крути, здорово. Даже круто.
  Так вот, как-то, недели через две после памятной встречи с Сашкой, за обедом, завела Лилька свой обычный разговор. О своем, о женском.
  - Эх, везет же людям, - сказала она. - Вот бы нам когда-нибудь повезло!
  - Ты это о чем? - напрягся Славик. Он знал, какие выводы чаще всего следуют после такого зачина разговора.
  - Все о том же, - вздохнула Лилька. - Повезло нашим родственникам... Ты их не знаешь, они у моря живут, туда, дальше, к западу. Заброшенное место было, глушь и дикий пляж, а теперь кто-то богатенький решил там гостиниц понастроить, представляешь? Земли скупает...
  - Нам-то что? - неосмотрительно выказал равнодушие Славик.
  - Нам-то ничего! - взвилась Лилька. - А у родственников там участок.
  - Дом, что ли?
  - Да... Дом там одно название, развалюха саманная. Главное, участок большой. Представляешь, сколько им за него денег отвалят? Земля же у моря, на вес золота! Да на них всю оставшуюся жизнь можно безбедно жить, не экономя на всем, как мы.
  - Зато у нас дом хороший, двухэтажный, в городе, почти в центре...
  - Да... И что нам с того дома? Только что на улицу никто не гонит. А перспектив никаких. Второй этаж холодный, даже не сдашь его надолго...
  - Какие тебе еще перспективы нужны? - возмутился Славик. - От добра добра не ищут! Живи спокойно себе, и не гневи Бога!
  Повисла напряженная тишина. Славик, обиженно надувшись, ковырял ложкой картофелину в супе. Думал он при этом что-то нелицеприятное про этих женщин, которым сколько ни дай, все мало. Все им кажется, что в чужих руках и толще, и длинней... Посчитав, что на сегодня достаточно, Лиля потихоньку стравила давление.
  - Я не завидую, нет, - сказала она, - я просто мечтаю. Вот так живешь себе, в нищете по сути, коз пасешь, а тут - раз тебе, и куча денег! Как в сказке! И не надо больше на старости лет волноваться-напрягаться, а можно пожить оставшиеся годы в свое удовольствие...
  - Это ты о ком? - снова напрягаясь, с волнением и беспокойством спросил Славик, зная уже, какой будет ответ. - Кто там коз пасет?
  - Дедушка один, Сарбаш ему имя. Ты его не знаешь, он мне... Короче, он мне родственник, дальний. Ну, тебе тоже теперь. У дедушки того дочка есть, они с мужем отдельно жили и не очень-то отцом-матерью интересовались. А тут, как прослышали про стройку, про то, что участок продаваться будет, сразу сына своего старикам подкинули. Ходит теперь внучек за дедушкой, следит, чтобы глупостей не наделал... Дед пасет коз, а внук деда.
  - А если он, С... Сарбаш этот, не захочет участок продавать? Не хочу, скажет, и не продам! И все!
  - И-и-и-и! Как же он не захочет, если уже все хотят? Так нельзя. Никуда не денется, продаст...
  Тут Славик не нашелся, что возразить, однако подумалось ему, что не все так просто с дедушкой Сарабашем.
  И как в воду глядел Славик!
  Сашка появился уже в субботу. Как и в прошлый раз, долго гремел цепью у входа, пристегивая велосипед к забору. Потом он зашел внутрь, в своем сером костюме с прищепками на брюках, широко улыбаясь Славику, словно старому знакомому. В руках он держал сверток, тот самый, с куклой, только перемотанный поверх бумаги двумя витками синей изоленты. При виде свертка у Славика под ложечкой что-то нехорошо екнуло.
  - Здравствуй, Слава-джан! - сказал дедушка. - Что, не ожидал меня снова здесь увидеть?
  - Да, в общем... Что случилось? - сдавленным голосом спросил Славик. - У вас все хорошо?
  - Все хорошо, спасибо. Я, правда, тоже не думал, что приду к тебе...
  - А что такое? С ней, с Лейлой что-то не так? - Славик указал рукой на сверток.
  Сашка повертел сверток перед собой, улыбка его как-то съехала на сторону, он вздохнул.
  - С ней-то? С ней все хорошо... Но есть одна проблема.
  - Что за проблема? Рассказывайте.
  Проблемы Славику нужны не были, особенно чужие, выслушать он согласился, но и приготовился дать бой, если что. Главное, ни на что другое не соглашаться и от всего отказываться.
  - Рассказывайте, - вздохнув, подтвердил приглашение.
  Сашка подошел ближе и положил сверток на прилавок.
  - Вот, хочу попросить, чтобы ты взял ее обратно. Ты не думай, она все еще девушка, я ей не пользовался.
  Славик цокнул языком на манер того, как делают восточные люди, и покачал головой.
  - Нет, не могу, уважаемый. Мы интимные товары назад не принимаем. Такое правило, вон, там и надпись специальная есть на стене, объявление.
  - Ну, хоть за полцены? Я же пенсионер, ты помнишь? Мне бы облегчение было.
  - Нет, уважаемый, никак не могу. У хозяина все записано, если всплывет что-то такое, он первым меня платить заставит, а я лишний расход никак не могу себе позволить.
  - Вот как! Я понимаю... Жаль, жаль...
  Сашка заметно погрустнел, улыбка его совсем погасла, хотя все еще тлела в самых уголках губ. Он потоптался на месте, невысокий, ниже Славика, крепко сбитый мужичок, потом неожиданно оперся о прилавок, чего никогда прежде не делал. Голос он совсем понизил, говорил почти скороговоркой, отчего слова его местами были неразборчивыми, проскакивали мимо, как встречный поезд. Но общий смысл Славик уловил вполне.
  - Я думаю теперь, что это была глупая идея, с резиновой девушкой, от начала и до конца глупая. Не нужно было, пусть бы все шло, как шло. Я даже не смог ей пользоваться, как планировал. Дочка неожиданно внука привезла, чтобы у нас, значит, пожил. У них там свои дела, и проблемы свои, а у нас ни дел, ни проблем нет, так что пусть живет с нами. Я внука люблю, и я, конечно, не против, чтобы был с нами, но теперь он постоянно ходит рядом с дедом - когда дед дома. Когда не дома - тоже рядом. Старуха хоть, как прежде, спать рано ложится, поела и на боковую, зато теперь внук есть. Он и коз пасет вместе со мной, и спит рядом. Поэтому надуть бабу не получается, ведь это целый процесс. Ритуал, можно сказать. Все равно как лодку на берегу реки надувать, мечтая о предстоящем плавании. Только эта река - река удовольствия, и берега ее должны быть пустынными, потому что это твоя личная река. Понимаешь?
  Один раз, эта, я ее, Лейлу, все-таки надул... Внучек с бабушкой пошли на качелях кататься, ну, и я, эта, воспользовался передышкой. Губами прямо так надул, через сосок. И, знаешь, мне хватило, больше не хочется. Потому что, по факту, получается совсем не то, что на картинке. На обложке красавица, а здесь - какая-то маска непонятная, страшная. Я ее реально боюсь. Не встает у меня на нее, ни в какую, сколько ни упрашивай. Просить и приказывать ему бесполезно, пока сам не захочет - не вскочит. А у меня и так проблемы с этим делом. Что же ты хочешь? Возраст... А живой, теплой, настоящей - так и нет? Не появилось? Нет? Плохо, Слава-джан, плохо, должна быть. Мне много не нужно, но хотя бы раз в месяц, эта... Надо бы. Я заплачу, сколько требуется, я заплачу...
  Славик развел руками.
  - Извините, уважаемый Сарбаш, ничем не могу помочь.
  Сашка с сожалением покачал головой, положил тяжелую руку на коробку.
  - Жаль, - повторил. -Ты понимаешь, еще, в чем дело. Внук шныряет по дому повсюду, словно ищет чего. Такой следопыт! А если ее найдет? Я даже не знаю, куда эту девицу спрятать, приходится все время с собой таскать. Так боюсь же, что и в сумку проныра залезет. Позора потом не оберешься, если сорванец доберется до нее и надувать посреди двора станет. Ужас же!
  - А знаете что, уважаемый? Я могу на какое-то время ее здесь, в магазине оставить. Положу под прилавок, и пусть лежит, сколько нужно. Вы просто будете знать, что она ваша, и что она здесь. А когда понадобится, или придумаете, если, куда ее спрятать в другом месте, без проблем заберете...
  - И то, правда. Сделай, Слава-джан, старику одолжение...
  На том и порешили.
  
  Через неделю Сашка пришел снова. Славик услышал позвякивание цепи под окном и понял - Сашка, а через мгновение тот нарисовался в магазине из наполненного сиянием весеннего солнца воздуха с неизменной своей улыбочкой на губах.
  - У-у-у, - протрубил он, словно трубач зарю. - Здравствуй, Слава-джан. Я снова у тебя в гостях.
  И обвел магазин вскинутыми руками по кругу.
  Славик заулыбался в ответ. Дед ему нравился своим неизбывным оптимизмом и энтузиазмом, в том числе - и в профильной магазину сфере.
  - Добрый день, уважаемый! Как поживаете? Все нормально? Здоровье как? Хорошо? Зачем пожаловали?
  Сашка покивал головой.
  - Все хорошо, спасибо.
  И, заговорщицки оглянувшись, понизив голос:
  - Послушай, дорогой, у меня к тебе дело такое, деликатное. Я, как ты видишь, уже не молод, можно даже сказать, что старик. И это будет относительной правдой, если так поставить вопрос. Но... Ты должен понимать, что гораздо важней состояние души... Возраст души. Этот свой возраст я определяю, как юношеский. Я все еще не теряю надежду пожить, сколько удастся, человеческой жизнью. А вдруг? Может же и мне повезти? С резиновой женщиной не вышло, так, может, с живой получится? У меня даже, скажу тебе по секрету, есть кое-кто на примете, козочка одна... И хоть я в себе уверен, абсолютно, подстраховаться все же не помешало бы. А вдруг разволнуюсь, и что-то не так пойдет, в самый ответственный момент? Я поэтому хочу, эта... Словом, у тебя хороших порошков там, или пилюль каких нет? Ну, этих, таблеток? Я что-то про Виагру слышал...
  - Виагры нет, - сказал Славик совершенно серьезно, без какой-то эмоции на лице, кроме деловой заинтересованности. - И не бывает ее у нас. Но есть кое-что получше.
  Он достал из ящика и бросил на прилавок плоскую ярко раскрашенную жестяную коробочку.
  - Вот. Контрабандный товар, из Китая. Лучший на сегодняшний день препарат для мужчин. Обама называется.
  Сашка растопыренными пальцами, как краб клешней, взял коробочку и повертел перед собой. На крышечке сверху был изображен улыбающийся американский президент в узком красном галстуке.
  - Это что же, выпьешь, значит, таблетку, и станешь таким же черным?
  - Нет, что вы! На цвет кожи не влияет совершенно. Зато ваш петушок будет таким же задорным, как он. И, заметьте, действие - в течение суток.
  - Прости мне мою прямоту, Слава-джан, только петушок это у тебя. У меня петух, кочет, притом, старый. Сколько это стоит? Сколько, сколько?! Это за всю коробку? За одну штуку? Ого!
  Сквозь бронзовость щек Сашки пунцовым маком расцвело неподдельное удивление.
  Славик развел руками.
  - Да, на первый взгляд вещь не из дешевых, - сказал он, - Но это как считать, и, поверьте, оно того стоит. Расходится, как клубника на Новый год. Нет, скидки для пенсионеров не предусмотрены. Только если возьмете всю коробку. Тут десять капсул, препарат совсем свежий, срок годности зашкаливает, вам может и на год хватить... Слушайте, я не знаю, на сколько вам их хватит. Все будет от вашей активности зависеть. Думайте...
  - А, давай! - махнув рукой, неожиданно легко согласился с предложенными условиями сделки Сашка. Он сунул покупку во внутренний карман пиджака, а перед выходом постучал по ней и поднял вверх большой палец. Славик в ответ засветил свой. Петух и петушок, как и было сказано.
  
  Пока дед возился со своим велосипедом на улице, Славик думал о том, что с дедом что-то происходит. Перемены были заметны, что называется, невооруженным глазом. Бес в ребро, так это называется? Даже он заметил, посторонний, в общем-то, человек, что же говорить о домашних? Они ведь просто не могут ничего не видеть. Наверное, в большом удивлении пребывают...
  Не успели отгреметь замки и цепи на Сашкином велосипеде, как Славик получил подтверждение своим мыслям. Входная дверь распахнулась, словно от порыва ветра, и в магазин влетел молодой мужчина, одного примерно со Славиком возраста и комплекции, но во всем остальном ему полная противоположность. Резкий, подвижный, черная стрижка на голове, черная бородка на лице, острый взгляд, острый нос, тонкие, как лезвия, губы. Глаза тоже черные, горят, еще и одет во все черное - рубашка, джинсы. Джигит. Черный волк. Он и, как волк, быстро окинул помещение взглядом и потянул носом воздух, принюхиваясь.
  Славик сразу узнал парня, тот уже заходил в магазин однажды, месяца три назад, еще зимой, пожалуй. Славик запоминал практически всех посетителей и клиентов, особенно тех, кто совершал какие-то покупки. А этот совершил, да, огурец купил. Значит, это было накануне 8 марта. Точно, так и было. Пурдиль, кстати, его зовут, он с ним тогда сам знакомился. Парень искал жене подарок, но такой, чтобы не такой был, не натуральный. Купил ей в итоге вибратор в форме зеленого огурца. Большой такой, загнутый, в пупырышках... Пусть, говорит, порадуется, но так, чтобы никаких мыслей при этом о чем-то чужом не возникало. Пусть, говорит, всегда обо мне думает и мою анатомию представляет. Понравится если, я, говорит, ей в следующий раз морковку куплю... Или кукурузу. Морковка, кстати, до сих пор на витрине. Он тогда еще пару капсул Обамы взял, сказал, для отца... Соврал, должно быть. Обещал еще прийти, и вот, здравствуйте...
  Пурдиль в три шага подлетел к прилавку и уперся в него, как в стену, широко расставленными руками. Прилавок поднатужился, скрипнул, но устоял.
  Пурдиль шутить не собирался.
  - Зачем этот дедушка сюда приходил?
  Он кивнул головой в сторону выхода, давая понять, что ему точно известно, кто здесь был только что.
  - Какой дедушка? - спросил, тем не менее, Славик с невинным видом. - Не знаю я никакого дедушки.
  Джигит зарычал и сделал вид, что хочет перепрыгнуть через стол.
  - Ты не пудри мне мозги! - закричал он. - Я все знаю! Тот дедушка, который только что здесь был.
  - Ты не кричи, и не дергайся слишком, - осадил парня Славик, - а то у меня здесь прямое видеонаблюдение ведется. - Он ткнул пальцем куда-то под потолок. - Если что, все на диске записано будет, не отмажешься. Кроме того, я стрелять на поражение имею право, понял?
  - Чем это?
  - Шариками.
  - Ну да, шариками...
  - Хочешь проверить? - Славик сунул руку под прилавок. Под прилавком ничего стреляющего не было - если не считать электрошокера, - тем не менее, блеф его удался.
  - Ладно, ладно... - парень явно сбавил обороты. - Ты что, меня не помнишь? - спросил он.
  Славик пожал плечами.
  - Надо - помню, не надо - не помню, - сказал он. - Как клиент пожелает.
  - Я у тебя огурчик покупал, забыл? - Пурдиль осклабился.
  - А, теперь помню, - согласился Славик. - Какое тебе дело до дедушки?
  - Это тесть мой, - сообщил Пурдиль. - Что-то с ним странное немножко в последнее время происходит. Чудить стал. Приходится за ним наблюдение вести, чтобы неприятности не случилось.
  - Бывает такое, с пожилыми-то людьми, - согласился Славик. - Только я ничего странного не заметил. Дедушка, похоже, просто дверью ошибся. Ни о чем не спрашивал, походил, посмотрел, головой покачал, языком поцокал и ушел. Такие часто сюда заходят...
  - Правда, что ли? И это все? Мне показалось, он долго здесь был?
  - Ходил, смотрел, - Славик еще раз пожал плечами - Нет, больше ничего.
  - Ладно, если еще придет - скажешь мне. - Что, чего, зачем... Понял?
  Славик неопределенно покачал головой. Жест этот можно было расценить двояко, Пурдиль посчитал его знаком согласия. Ну и пусть себе считает, что хочет, подумал Славик.
  У двери джигит оглянулся, с серьезным таким лицом, и сказал:
  - Я вернусь еще...
  Славик махнул на него рукой. Что они все, как сговорились, подумал он раздраженно, каждому обязательно возле двери нужно речь толкнуть. Прощальное слово. Как в кино с продолжением. Магическое место, что ли, такое? Или предмет магический, дверь? Переход в другой мир... Неужели нельзя просто уйти, молча? Еще он подумал, что хорошо, что Сашка куклу сюда принес. Здесь надежней. 'Что надежней?' - поймал себя на слове. Надежней хранить тайну, сам же и ответил. Вот, уже и тайна появилась. Простая, обыкновенная история покупки резиновой надувной куклы перестала быть простой историей, и уже обрастает тайнами, к которым и он оказывается причастным. Удивительно, что в этом деле он сразу, не задумываясь, принял сторону Сашки. Но почему, какие у него для этого основания, кроме личной симпатии? Что есть правда в том, что ему известно? Правда лишь то, что у каждого она своя. Поэтому, может, зря он ввязывается в чужие семейные дела? Может, пусть их, без него разбираются? Но нет, ему было интересно. Кроме того, Сашка и ему родственник. Ну, по крайней мере, Лильке родственник. Закрутившаяся интрига, словно пружина в пущенном механизме, бесспорно, зацепила его и увлекла, уже увлекла... Интересно, что там дальше будет, подумал Славик.
  А дальше было вот что.
  
  Тут все, должно быть, решили, что Славик про шарики просто так, по-пустому, словно колокольчик на шее барана, прозвенел. Вовсе нет, он вполне себе знал, о чем говорил. Друг его, Сеня Мамакин, давно уже уговаривал Славика поучаствовать в игре в войнушку. Войнушка для взрослых дядек называется, если кто не в теме, пейнтболом. Славик на Сенины уговоры не поддавался, все отнекивался да отказывался. И не потому, что ему не хотелось... Да, ему не хотелось. Не хотелось превращаться в ходячую мишень, как тот же Сеня. Скрытности и молниеносности в себе он не ощущал никакой, зато имел склонность к созерцательной задумчивости, а при таких исходных данных все шарики естественным образом слетятся ему в голову, без усилий с ее стороны. Чего Славик не мог бы вынести даже в шлеме, даже с ведром на голове. Но Сеня своих попыток уговорить его не оставлял, и, как последний аргумент, принес ему специальное ружье, так называемый маркер. Чтобы, значит, в руках его подержал, проникся. Потому что, какой же мужик не почувствует себя мужчиной и героем, когда у него ружье в руках? Вот Славик и проникся, и почувствовал. Не до конца еще, правда, но, видимо, пришло время завершить, так сказать, инициацию.
  Рядом с торговым залом, по левую руку от прилавка, находилась небольшая подсобка, в которой хранился кое-какой запас товара. Там Славик и содержал свое оружие, вышеозначенный маркер. Александр Иванович, хозяин, не возражал, справедливо полагая, что лишнее ружье в магазине не помеха. Если оно не запрещено к хранению. А из разрешенных был только маркер. Да, собственно говоря, только маркер и был. Когда оперативно-тактическая обстановка в магазине позволяла, Славик, не теряя бдительности, ускользал в подсобку и примерял себя там, и приспосабливал к оружию. Периодически он скрытно, из-за косяка выглядывал в зал, держа маркер наизготовку, воображая себя при этом то Рэмбо, а то даже Рокки.
  В общем, подумал Слава, что настало уже время держать порох сухим и оружие наизготовку, и юркнул за маркером в подсобку, а когда через мгновение вернулся в зал, она была уже там.
  Откуда взялась? Совершенно непонятно. Если уж на то пошло, звука входного колокольчика он не слышал, а если не через дверь, то больше и никак. Нет других вариантов.
  Огненно рыжая дива, волосы в мелких завитках по плечам, как у... Где он ее видел? Лицо такое знакомое... Не красивое, но милое, такое, знаете, посмотришь, и душа непонятно отчего радуется. Макияж немного чрезмерный, на вкус Славика, губы пунцовеют, пухлые... Ноги невообразимой длины, Аккуратную попку обтягивает черная латексная юбочка, на плечах такая же латексная, но красная уже жилетка. А что под ней - ой, в эту бездну Славик даже не рискнул заглянуть.
  - Какая у вас пушка, - сказала девица одобрительно низким бархатным голосом.
  Славик густо покраснел. Не осмелившись уточнять, какую пушку женщина имеет в виду, он быстро сунул маркер под прилавок.
  - Ну, не тушуйтесь, - поддержала Славика гостья. - Ведь это нормально, чтобы у мужчины была своя пушка. Правда?
  Ее голос обволакивал, уволакивал, убаюкивал... Славик впервые почувствовал себя в секс-шопе не продавцом, а гостем, и тут он понял, что еще немного, и счастье его станет полным. Чтобы избежать этого, а также из чувства противоречия, спросил:
  - Как вы здесь оказались? Простите, я не видел, как вы вошли.
  - Это же совсем не важно, - сказала девица. - Но если вам непременно хочется знать, я уйду отсюда тем же путем, которым пришла. И вы сможете проследить. Однако же, я к вам совсем по другому вопросу.
  Она подступила к прилавку, за которым во взвешенном состоянии, словно надутый легким газом воздушный шар, пребывал Славик. Сквозняк покачивал его из стороны в сторону, и, чтобы совсем не унесло, он держался за столешницу обеими руками. Длинным наманикюренным ногтем девица начертила на поверхности непонятный знак. Славик схватился было его распознавать, но она ему этого не позволила.
  - Мне во что бы то ни стало нужно разыскать дядю Сашу, - сказала дива, и Славику показалось, будто она погладила его по щеке. Но он все еще не сдавался.
  - Какого дядю Сашу? Не знаю я никакого дядю Сашу!
  Тщетная попытка, жалкая...
  - Вячеслав, - ее пальцы скользнули выше и накрыли его руку. - Вячеслав, вы все знаете, не притворяйтесь. Я спрашиваю о дяде Саше, который продает козье молоко. Вы еще его знаете, как Сарбаша. Уверяю вас, с моей стороны никакой опасности ему не грозит. Даже наоборот...
  - Ах, Сарбаш! - сразу вспомнил вдруг Славик. - Дядя Саша! Конечно, конечно...
  И он подробно объяснил гостье, где и каким образом она может найти Сашку.
  Девушка, дивный экзотический образ, райской птицей выпорхнула из магазина, и через мгновение Славик уже не мог бы сказать точно, даже под присягой, была она здесь, или не была. Привиделась, что ли? Вот видение, как доказать, что оно действительно являлось? Или, скажем, сон? А если бы в зале на самом деле стояла камера видеонаблюдения, тогда да. Тогда все было бы достоверно известно, задокументировано и запротоколировано. Запись сегодняшнего визита дамы, без сомнения, он просматривал бы многократно. Но такая аппаратура слишком дорога для заштатного секс-шопа, поэтому живем по старинке, без фиксации фактов. Откуда она, кстати, узнала, как его зовут? Вячеслав... И, его рука помнила все еще ее прикосновение. Он повторил движение гостьи, коснулся своей руки сам. Озноб от точки касания быстро перебежал на плечи, спину. Славик содрогнулся. Да, подумал, без пушки, видимо, не обойтись.
  Эх, увлекающаяся ты натура, Славик. Как при таком твоем характере удается тебе сохранять верность жене Лильке? Ну, как удается... Да у нее же не забалуешь!
  Он наклонился и под прилавком скупым мужским движением погладил холодный ствол маркера. Но и у меня все строго, подумал мужественно.
  
  Лежащее под прилавком ружье не просто так там лежало, а, по законам драматургии, поджидало подходящего момента, чтобы выстрелить. И этот момент настал ровно через три дня.
  Славик как раз подумал, что давно уже не видел Сашки, даже издали, проезжавшим мимо по дороге, и что неплохо бы узнать, как там у него и что. На душе было немного тревожно, возникло и не отпускало ощущение, словно вот-вот что-то случиться, а девица та длинноногая, в латексе, казалась теперь ему зловещей предвестницей или даже посланницей. Уж он то знал, что от таких ног если не радости, то горя точно не оберешься. И в этот момент тревоги и раздумий характерным движением, как и в прошлый раз, со звоном колокольчика распахнулась дверь, и в магазин черным вихрем ворвался Пурдиль. Внутри вихря вспыхивали молнии, то глаза джигита сверкали, излучали и испепеляли, а сам он был чернее, много чернее тучи. В руке на отлете у парня было что-то длинное и тяжелое, и оно, вместе с рукой, угрожающе заводилось за спину и приподнималось, не суля ничего хорошего. Не раздумывая, на инстинкте, отработанным в подсобке движением Славик вскинул пребывавший наготове маркер к плечу и нажал на курок. Отправленный в полет порционным толчком сжатого воздуха, желатиновый шарик диаметром 17 миллиметров, мгновенно преодолел расстояние, отделявшее его от цели, и вонзился в нее. В него, в лоб Пурдиля, в аккурат над переносицей. Этому выстрелу позавидовал бы сам барон Мюнхгаузен. Частично позавидовал бы, поскольку шарик все же не вишневая косточка, и ничего, кроме головной боли, из него не вырастет. Но уж точно такой меткости аплодировал бы Сеня Бабакин.
  Шарик лопнул с акцентированным, смачным звуком. От встречного воздействия Пурдиль опрокинулся навзничь, но, к его чести, не растянулся, а, сумев сгруппироваться, уселся на пол, широко расставив ноги в стороны. Длинное и тяжелое из его руки выскользнуло и, грохоча, откатилось в сторону, под стенку. Похоже, это был черенок от лопаты. Волосы и лицо посетителя окрасились желтым, брызги краски были заметны на полу и даже на стеклах витрин. 'О-хо-хо', - то ли сказал, то ли подумал Славик. Не выпуская маркер из руки, он вышел из-за прилавка. Свободной рукой подобрал с пола деревяшку, отметив, что да, черенок, только от тяпки, а не от лопаты, и отнес его в подсобку. Пурдиль изумленными, широко распахнутыми глазами наблюдал за его перемещениями. Глаза его молний больше не метали, да и вообще были едва заметны под краской.
  - Ну, ты чего хотел-то? - спросил его добродушно Славик.
  Парень сглотнул, перевел взгляд на маркер в руках у Славика, и снова сглотнул.
  - А ты думал! - сказал Славик. - Я же предупреждал: на поражение. Ну, ты как, успокоился?
  Пурдиль, подумав, кивнул утвердительно. Славик помог ему подняться на ноги.
  - Подожди...
  Он снова зашел в подсобку и, оставив там оружие, вернулся с тряпицей.
  - На вот, утрись, - предложил Славик, подавая полотенце гостю. Пока Пурдиль приводил себя в порядок, он с какой-то странной тоской смотрел в окно, на дорогу, по которой туда-сюда проносились машины. Подумал неожиданно, что на этой работе он на машину себе ни в жизнь не заработает. Вот и Лилька, жена, говорит ему то же самое.
  - Ну, рассказывай, - сказал он, забрав у Пурдиля полотенце. - Чего хотел-то? Давай, давай. Что молчишь? Говори, раз все равно пришел.
  - Ничего у вас не выйдет! - заявил Пурдиль вдруг, вновь обретя, наконец, способность разговаривать. Помотал головой, потер лицо руками и сплюнул что-то, прилипшее к губам. Остатки краски на лице быстро высыхали - полосами и очень декоративно.
  - Ты о чем? Я ничего не понимаю...
  - Я про дедушку говорю. Сарбаш, Сашка сказал нам, что переписал все на нее.
  - На кого - на нее? Что переписал? Говори толком...
  - На женщину резиновую, которую здесь у вас купил. Переписал на нее и дом, и участок.
  - Бред какой-то, - Славик чувствовал, что голова его идет кругом. - Я ничего не понимаю. Давай-ка объясняй, толком рассказывай...
  Пурдиль глубоко вздохнул, и принялся рассказывать толком, насколько в голове его наличествовало. Из его слов Славик узнал следующее.
  Сынок, его, Пурдиля, кровиночка, оказался даже способней, чем думал про него Сарбаш, и забрался-таки к дедушке в сумку, как тот ни старался этого не допустить. Смышленый не по годам мальчишка быстро смекнул, что находится в коробке, и помчался с докладом к пославшему его папе. Сашка, воспользовавшись отсутствием маленького соглядатая, как теперь понял Славик, в это самое время отнес куклу в магазин. И вовремя, потому что родственники быстро собрались и высадились десантом в козьем владении дедушки. Ну и принялись его всячески обрабатывать, стыдить-увещевать, решив почему-то, что имеют на это право. Как говорит зятек его, подумали, что все, помрачение у дедушки рассудка. Стали уговаривать его по-тихому, по-доброму врачам сдаться, за помощью или утешением. Сашка, вследствие кажущейся мягкости характера и из-за начального ошеломления, отмалчивался три дня, а потом погнал родственников прочь, заявив при этом во всеуслышание и в качестве напутствия, что те могут более не беспокоиться, что лишает он их всех наследства и завещает все свое имущество, коз, дом и участок земли той самой резиновой женщине, на которую так они все ополчились. Кукле! Бабе надувной! Мол, она всех их и лучше, и ласковей, и теплей. И уж во всяком случае, де, будет о нем заботиться, сколько бы ему ни оставалось жизни. И вот, собственно, возбужденный и взвинченный такой перспективой решения вопроса наследства, на которое очень даже рассчитывал, Пурдиль схватился за дубинку и бросился сюда разбираться, полагая, что нити коварного заговора по лишению его прав и отъему собственности ведут сюда, в секс-шоп, в логово резиновых монстров.
  - Ничего у вас не получится, - завершил свой рассказ джигит. - Мы свои права знаем - в суд подавать будем!
  Славик был весьма ошеломлен услышанным, так, что даже не сразу нашелся, что сказать в ответ. Он снова отлучился в подсобку, набрал воды из-под крана и залпом высадил полный стакан.
  - Кукла? - спросил он, вернувшись обратно. - Резиновая? Наследница? И ты в это веришь?
  - Кукла, - Пурдиль утвердительно покивал головой. - Сарбаш сказал, что так, а он никогда не обманывает, как сказал, так и будет. Мы же знаем - все тут знают, - что участки выкупают, и ему за землю предложили много денег. Поживиться захотели, забрать все, по миру пустить? Так вот, ничего у вас в этот раз не получится! Афера ваша. Мы найдем выход. У меня брат медик. По животным. Связи имеет. Мы дедушку больным сделаем, и объявим его недееспособным, понял? И никакие бумаги подписывать он не сможет. А что уже подписал, будет недействительным.
  - Сашка? Больной? - обиделся за деда Славик. - Да он здоровей и умней вас всех! Иди, иди отсюда! И умой, наконец, свое лицо! И голову вымой! И мозги проветри!
  Говоря все это, он вытолкал надоевшего посетителя из магазина почти что взашей. Тот и не сопротивлялся, только вяло отмахивался и бубнил что-то про свои права. Ну и снова свое, в завершение визита, мол, вернусь еще, мало не покажется...
  Очень Славику грустно стало от всей этой истории. Чисто по-человечески - грустно. Так мало того, ведь тут еще и чертовщина какая-то вырисовывалась, фантасмагория. Какая кукла? При чем здесь кукла? Как можно всерьез об этом думать? Тем более - говорить?
  Он наполнил ведро водой и, вооружившись тряпкой, бормоча себе под нос и периодически отплевываясь, принялся убирать следы недавнего происшествия, единственным плюсом которого, как выяснялось, было то, что краска для пейнтбола отлично смывалась водой. А там, где она упиралась, цеплялась за поверхность, он зло плевал на нее и раз, и два - сколько надо плевал, и дело, мало-помалу, двигалось. Он едва успел закончить уборку и вернуть ведро обратно в подсобку, как в магазине появился новый посетитель. Точней - посетительница.
  
  Славик сразу понял, что пришедшая, молодая женщина - дочка Сашки и, по совместительству, жена Пурдиля. Второе, собственно, вытекало из первого. Она была похожа на деда, как луна походит на свое отражение в темной воде. Если Сашка был озорство и радость, дочь его являла собой строгость, печаль и злость. В темных одеждах, как и Пурдиль, лишь на голове легкий светло бежевый платок, волосы под него аккуратно забраны. Приятная, как по Славику, женщина. В целом. Лицо загорелое, худое, черты тонкие, отец проглядывает лишь во взгляде неожиданно светлых глаз. Остальное все, видать, от матери. Только вот, нервная, дерганная...неудовлетворенная. Джигиты, они ведь такие, поскакал-поскакал, шашкой помахал и унесся - уря, уря. Хотя, какие теперь джигиты, коней нигде нет, даже ишака не найти, никто не держит. Шестерку ржавую купил и все, уже джигит. Наездник. Последние характеристики выскочили сами собой, все из-за стычки с Пурдилем и злости на него. Женщина тут не при чем, подумал Славик и прикусил язык. Хотя, при чем, при чем была женщина. И мысли, как выяснилось, в ее аккуратной голове были такие же, как у ее благоверного, и выражала она их теми же словами. Муж и жена - одна сатана, что уж тут поделаешь. В данном случае - один шайтан.
  Проходя по залу, женщина зацепилась взглядом за лежащую в витрине морковку и от неожиданности вздрогнула. Легкий румянец вспыхнул на ее щеках, лицо обрело вдруг одухотворенную глубину и похорошело. Однако, сердце ее оставалось ожесточенным.
  - Как ты можешь, как тебе не стыдно? - без обиняков и приветствий сразу навалилась она на Славика с претензиями. - Порядочные люди так себя не ведут, так не поступают!
  - И вам из-здрасьте, - отвечал Славик.
  - Ты мне не здесь! - сказала женщина грозно. - А то я не он!
  - Позвольте узнать о цели вашего визита! - вопрошал Славик.
  - А ты не прикидывайся, что не знаешь! - стояла на своем женщина.
  - Святой истинный крест! - решился на крайнюю меру Славик.
  - Тьфу!
  Разговор как-то с самого начала не задался и теперь явно зашел в тупик. Женщина шла на конфликт, Славик же старался его избежать. После первого раунда каждый остался при своем, поэтому пауза была необходима и выгодна обоим.
  Помолчали.
  - Как не стыдно! - взялась за свое женщина.
  - Было уже, - напомнил Славик.
  - Я вообще. Про то, чем ты тут занимаешься. Как все это понимать?
  - А в чем дело? Нормальный бизнес.
  - Не нормальный! Аморальный! И срамной!
  А сама глазами так и зыркает по сторонам, так и смотрит.
  Славик хотел спросить ее про огурец, но вовремя одумался. Не его это дело, да? Надо вести себя профессионально, держать чувства и эмоции в узде. Спросил только:
  - А вы этим делом что, под наркозом занимаетесь?
  - Под одеялом, - отрезала она. - В темноте. И не с тобой!
  - Ладно...
  Тема была скользкой. Тут ведь как, либо вы изначально исходите из того, что допустимо все, что естественно, и тогда нормально общаетесь, не строя из себя святош, не закатывая глазки и не падая в обморок, либо же лучше вообще ни о чем не говорить. Тема, как уже было сказано, скользкая, и легко с ней попасть на неприятности. Неприятности Славику были не нужны, но они, похоже, сами его искали.
  - Ладно, - повторил он еще раз, давая понять, что обсуждать этот вопрос больше не намерен.
  Женщина поджала губы.
  - Ладно, так ладно, - согласилась она. И сразу, без паузы, взялась за главное, ради чего, собственно, и заявилась.
  - Это ты дедушку Сарбаша надоумил на такое?
  - Мой ответ - нет! - заявил Слава.
  - Что - нет?
  - Все - нет!
  - Но он сам мне сказал...
  - Он пошутил. Понимаете? Он всего лишь пошутил. Вы его разозлили, и он со зла вот это сказал.
  - Я тебе не верю!
  - Ваше дело, как пожелаете...
  - Я хочу на нее посмотреть!
  - На кого, на нее?
  - На женщину эту. На бабу резиновую. На куклу надувную!
  - Мужских кукол сейчас нет...
  - Мне нужна женщина! Женская кукла, то есть! - закричала она и вдруг осеклась, сообразив, что предел громкости преодолен, и что звонкий ее голос уже вполне себе выбивается за пределы помещения. А там мимо ходят посторонние люди, а то и вовсе знакомые, могут услышать, неудобно... Уже одно то, что она осмелилась, рискнула войти в это неприличное место, одно это ужасно. Увидит кто - стыда не оберешься...
  - Прекрати идиотничать! - подавшись к Славику, сказала она шипящим шепотом. - Ты все прекрасно понимаешь! Сарбаш сказал, что завещал все резиновой кукле, той, что купил у вас в магазине. Он не мог ее взять где-то в другом месте, потому что другого такого магазина поблизости просто нет. И мы знаем, что он отнес ее обратно. Сюда. Мы все знаем. Покажи мне ее, я хочу ее видеть!
  - Поймите вы, глупая женщина, - Славик уже еле сдерживался. - Поймите, то, что вы говорите - абсурдно. По сути, невозможно. Вот вы, скажем, торгуете овощами на рынке, и тут захотели оставить по завещанию что-нибудь, допустим, своему огурцу...
  Славик заметил, как напряглась посетительница, и понял, что завернул не туда.
  - Или нет, не огурцу, ведру картошки, - поправился он. - И что? Как вы сможете оформить завещание? Ведь у картошки нет документов, как и у огурца, и никакой нотариус, даже за большие деньги не возьмется за это дело. Нет документов - нет дела, нет завещания.
  - Ты мне мозги не пудри! - отрезала женщина.
  - И, наконец, самое главное, - продолжил Славик. - Я не знаю, что ваш дедушка вам там наговорил. Наши с ним отношения, дела, покупки я не комментирую. Что он сам говорит, это его дело. Я ничего не говорю. Не подтверждаю, и не отрицаю. Разбирайтесь сами. Вам что-то не ясно в его словах - попросите у него самого объяснений, меня к вашим отношениям не припутывайте. Я даже не хозяин бутика, я всего лишь продавец, если есть желание, с удовольствием проконсультирую вас по любому из имеющихся у нас видов товаров. Есть желание?
  - У меня есть желание дать тебе по башке.
  - Сожалею, но это невыполнимо...
  - Меня останавливает только то, что ты муж Лильки, а значит, родственник. Но в суд я на тебя все равно подам. За причинение тяжкого вреда здоровью моему Пурдилю. Что, скажешь, тоже не было?
  - А что было? Ничего не было.
  - Говори, говори... Здесь камера стоит, все записано.
  Славик моргнул и сглотнул. Ком в горле стоял, не проглатывался. Камера? Какая камера, думал он совершенно ошалело. Откуда? Почему он не знает?
  - Не надо было в голову Пурдилю стрелять, у него мозгов и прежде не было, так ты ему последние вышиб. У него голова теперь гудит, как пустой казан для плова. В общем, не хочешь про Сашкину куклу рассказывать, будешь в суде на вопросы отвечать. А там тебе на все ответить придется. И за все, понял?
  Уходя, она на мгновение притормозила у витрины, где красовалась восьмидюймовая морковка, метнула быстрый взгляд на Славика, поджала упрямые губы и была такова. Унеслась, оставив после себя непаханое минное поле. Виртуальное, надеялся Славик. Ну а как же быть с камерой наблюдения? Придумала, или ей на самом деле что-то известно?
  
  Полчаса Славик пребывал в некоем состоянии оцепенения, боясь пошевелиться, ни на что не решаясь. Слова Сашкиной дочери о камере наблюдения поразили его, словно электрический разряд. За это время заходили еще три посетителя, но Славик на них реагировал вяло. После всех этих событий он совсем не был расположен поддерживать беседу, с кем бы то ни было, и гости, чувствуя напряженность полей, поспешили убраться восвояси. Может, им действительно было что-то нужно, кроме посмотреть, кто же их знает. Ну, да и Бог с ними. Если кому-то что действительно надо, тот своего добьется, рано или поздно. А вот с видеонаблюдением следовало разобраться немедленно.
  Славик выбрался из-за прилавка и, задрав голову кверху, пустился в обход помещения. Он двигался по часовой стрелке, тщательнейшим образом обследуя места, где, по его мнению, могла быть установлена видеокамера, и обошел зал трижды, словно выполняя ритуал очищения, но ничего похожего на объектив, на глазок, на стекляшку-соглядатая не обнаружил. Неужели, думал он попутно, Александр Иванович решился на такое, установил-таки в магазине видеонаблюдение? Неужели? Предупредил бы, гад, что же он вот так-то, тайно... Нехорошо это, подло... Не по-товарищески. Да и не дай Бог по городу слух пройдет, что в секс-шопе посетителей записывают, сюда вообще никто больше не зайдет. Особенно женщины. А-а-а-а... Точно! Вот сейчас Сашкина дочь начнет трепаться направо-налево, а она начнет, непременно, и все, пиши, пропало, можно будет закрывать лавочку... Где же этот чертов глазок? О том, что всему виной его блистательный, как ему казалось, экспромт, его внезапные слова Пурдилю, призыв держать себя в руках, мол, все записывается, об этом он почему-то не вспоминал. Хотя с этого все и началось. Пурдиль сказал жене, та - Славику... И, возможно, не только ему. Куда же, куда, думал Славик, скрежеща зубами, они спрятали эту камеру? А, может, то и не зубы вовсе, а ум его скрежетал, пробуксовывая в функции усиленной эксплуатации. Потому что спрятать камеру здесь так, чтобы он ее не нашел, было невозможно. Но он ее не находил...
  
  Отвлекли Славика от бесполезного занятия - и тем самым спасли его умственные способности - новые посетители. Парочка, мужчина лет сорока и девушка едва за двадцать. Оба в строгих деловых костюмах. Славик подумал - вот оно, начинается, и приготовился к худшему. Юркнул в свой окоп за прилавком и занял круговую оборону.
  Девушка далеко в зал не прошла, осталась у двери, разглядывать витрину с бельем. Там, кстати, есть на что посмотреть, и что выбрать, отметил про себя Славик. Особенно на такую фигурку.
  Мужчина направился прямиком к Славику, тот, чувствуя себя не слишком уверенно, подобрался. Однако, посетитель, демонстрируя дружелюбие и позитив, широко ему улыбнулся.
  - Здравствуйте! - сказал он и, обведя пространство взглядом: - Хороший у вас магазин! И в столице такого не найти!
  - Спасибо, - скромно улыбнулся в ответ Славик, а про себя: мели, мели! Нас на мякине не проведешь!
  - У нас к вам деликатное дело, - продолжал мужчина тихим внятным голосом, с уверенностью, что будет услышано каждое его слово.
  - Да, да, пожалуйста, - закивал с готовностью Славик.
  - Быть может, это прозвучит несколько странно... Мы хотели бы приобрести у вас надувных кукол. Мы, наша компания то есть, здесь на побережье начинаем большую стройку, и по такому случаю устраиваем корпоратив. На вилле. Хотим организовать веселый заплыв, в бассейне, наперегонки, на резиновых женщинах. Понимаете? Надеемся, вы нам поможете. Мы возьмем все, что у вас есть. Что вы можете предложить?
  - Да у нас их всего-то пять штук, вот, смотрите, - Славик указал на полку у себя за спиной.
  - Вот-вот, - согласился мужчина. - Как раз, замечательно. Давайте их всех сюда.
  Какая удача, дрожа от радостного возбуждения, думал Славик, снимая коробки с куклами с полки и перенося их на прилавок. Какая удача! Обычно за месяц продается одна-две, а тут сразу же, в один день целых пять! Надо будет выбить у Александра Ивановича премию... Эта мысль показалась ему чрезвычайно привлекательной.
  - Это все? - спросил мужчина. - Может, где-нибудь еще одна-две остались? Завалялись, как говорится? Мы все заберем.
  И тут Славика посетила шальная мысль. А что, если? Что, если продать им Сашкину куклу тоже? Он ведь все равно хотел от нее избавиться, ему все равно не нужна?
  - Сейчас, гляну, - сказал он и нырнул под прилавок. Там его ожидало очередное потрясение. Коробка с куклой, как он помнил, была завернута в оберточную бумагу, и поверх нее, для надежности, обмотана еще двумя витками синей изоленты. Теперь же бумага с изолентой лежала отдельно, а коробка тоже отдельно. При этом коробка была раскрыта и пуста! Абсолютно пуста, как скорлупа выеденного яйца. Славик испытал шок. Не какой-нибудь, а настоящий, стопроцентный шок с сопутствующим потрясением. Предаваться, однако, ему сладострастно, он не мог, покупатель ждал.
  - К сожалению, ничего больше нет, - сообщил он, выныривая из-под прилавка. - Одну еще оставляли, по просьбе, в общем, но, похоже, ее уже забрали.
  - Нет, так нет, - легко согласился мужчина. - Сколько мы тут должны? Только, просьба, выпишите нам чек. Отчетность, знаете ли...
  - Конечно, - подтвердил готовность к сотрудничеству Славик. Он достал из верхнего ящика проштампованный бланк, и принялся его заполнять.
  - Ну, что, лапочка, ты себе что-нибудь присмотрела? - обратился мужчина к спутнице.
  - Да, вот тут, кое-что, - отозвалась та и изящным жестом, пальчиком, указала на что-то на витрине.
  Мужчина подошел к ней ближе.
  - Мммм! - оценил он увиденное. - Неплохо, неплохо... Для бассейна самое то.
  - Для бассейна вряд ли, - высказался со своего места Славик. - Скорей, для джакузи...
  - Правда? - мужчина обернулся к нему. - Кстати! Именно это нам и нужно! Берем! Только в общий счет не вписывайте. Это, так сказать, не корпоративные расходы.
  Вернувшись к Славику, спросил, понизив голос.
  - Ходят слухи, будто кое-кто из местных жителей выдает их, - он кивнул на коробки с куклами, - за родственников. Не понятно, как они это делают, но мы слышали, будто один старичок завещал своей резиновой подружке все свое имущество. Землю, дом... Вы ничего такого не слышали?
  Славика в очередной раз прошиб холодный пот. Вот оно, вот, подумал он. Вот что им на самом деле нужно! Уже слухи пошли! И пошли они от Пурдиля и его женушки!
  Внутренние переживания и мерцание мысли, по традиции, никак не отразились на его лице. Ну, не зеркало оно у него, не зеркало.
  - Ерунда! - сказал он авторитетно. - Прецедентов не было.
  - Думаете? - засомневался мужчина. - Возможно, возможно... Но, если что-то узнаете конкретно на это счет, я вас попрошу, позвоните мне. Чистое любопытство, ничего более. Просто позвоните, я вас отблагодарю...
  И он подал Славику заготовленную, видимо, заранее визитку.
  Посетители расплатились и ушли, а Славик остался один на один со своими думами и тревогами. Он смотрел вслед ушедшим, раскручивая, как вертушку, зажатый уголками между пальцев прямоугольник с золотым теснением, и с тоской думал, что ничего в происходящем не понимает. Ни-че-го. Реальность становилась нереальной, чем дальше, тем больше. При всех умолчаниях и предположениях, он уже не мог объяснить себе всего, хотя еще совсем недавно ему это удавалось. Вот куда, куда подевалась Сашкина кукла? Кто мог взять ее, зачем? Он не брал, ему не нужно, у него Лилька пока справляется нормально. Тогда кто? Александр Иванович? Пришел ночью, установил камеру, забрал куклу... Чушь какая-то. Он бросил на стол визитку и достал из-под прилавка все, что осталось от куклы, оберточную бумагу с налипшей изолентой и коробку. Бумага, а вместе с ней и изолента, были разрезаны по кругу чем-то острым, неповрежденной оставалась лишь одна грань - если представить себе бумагу свернутой в виде коробки. Теперь эта пустая оболочка, сохранившая изначальную форму, но распахнутая на две половинки, лежала отдельно. Коробка выглядела неповрежденной. Славик повертел ее в руках. Девица на коробке показалась ему знакомой. Рыжие локоны, яркие губы, красная жилетка. Да это же... Нет! Не может быть!
  Не может! Но именно эту девицу, не далее как третьего дня, Славик видел в своем магазине. Своими собственными глазами! Она ведь и тогда показалась ему знакомой. Кроме всего прочего, он сам объяснял ей, как найти Сашку. А-а-а-а-а!..
   Голова его, как ни была устойчива, в силу особенностей конструкции, к флуктуациям окружающей реальности, просила передышки, отдыха, может быть, вакуума и изоляции. Славику срочно захотелось в отпуск. Хоть куда. Хоть в декрет! Но вновь стукнула входная дверь, прозвенел над ней колокольчик - кого-то принесла нелегкая. Славик смахнул следы чужого преступления на пол, напялил криво на лицо первый подвернувшийся скин с улыбкой и приготовился встречать нового гостя.
  Новый гость был, в общем-то, не нов. Увидев улыбающуюся Сашкину физиономию, Славик выдохнул и расслабился. И вновь напрягся.
  - Ну, что же вы, уважаемый! - вскричал он. - Может быть, вы мне объясните, что происходит?
  - Все нормально, - успокоил его Сашка. - А происходит, эта, жизнь. Все в ней идет своим чередом.
  Потирая, по привычке, ладони, он подошел ближе.
  - Тут ваши родственники... - начал, было, Славик, но Сашка его прервал.
  - С родственниками, эта, не повезло, - сказал он. - Но ты не обращай на них внимания. Пришли и ушли, как вода в арыке - чужие люди. Что тебе до них?
  - Мне-то ничего, - Славик покрутил нос рукой. - Но у них к вам претензии. И к этой...
  - К кукле, что ли? - Сашка заливисто рассмеялся. - Ну и пусть, эта, помучаются. Я им специально тему подкинул, а то ишь ты, вздумали меня жизни учить. Я уже дедушка, а они мне: делай так, не делай эдак. Сам я с усами! Ну, усов, конечно, нет, я их брею регулярно, но если надо, отращу и покажу, какие они у меня седые. Я вот подумал... Ты давай мне эту красавицу обратно. Заберу, раз не принимаете. Я ее вон, закопаю лучше где-то под деревом, и тебе спокойней будет. Если придут еще сюда, скажешь, забрал Сашка, нету... Что такое?
  - Тут, уважаемый Сарбаш, такое дело, - Славик глупо улыбнулся, понял, что улыбнулся глупо, и вконец смутился. - Не знаю, как объяснить... В общем, нет ее. Вот...
  Он, нагнувшись, поднял с пола кукольную упаковку и положил ее на прилавок.
  - Вот, - повторил.
  - Что это?
  - Все, что от нее осталось. От куклы, от женщины вашей надувной. Только перед вашим приходом полез под прилавок, дай, думаю, посмотрю, что и как... А там только это. Коробка и бумага, и больше ничего. И никого. Я не знаю, что и думать... Хотя эту, - Славик постучал напряженным изогнутым пальцем по изображению на коробке, - эту красотку я здесь в магазине видел. Отдельно. То есть, как вас сейчас. Она про вас и расспрашивала, как, мол найти дядю Сашу.
  - Дядю? Так и сказала? А ты что?
  - Ну, я объяснил, как мог. Где вас найти. А что, не надо было? Я же не знал! Если хотите, я вам заплачу за пропажу...
  - Не волнуйся, дорогой, все нормально, - остудил его порыв дед. - Ничего не надо. Так даже лучше. Нет - и нет. И никаких вопросов.
  Внезапно он просветлел лицом.
  - А дай-ка я эти бумажки у тебя заберу, - сказал, - чтобы и следов не оставалось.
  Он скомкал коробку, затем завернул ее в бумагу, и все вместе смял в компактный шар, который сунул в боковой карман пиджака. Никакого пакета у него в руках в этот раз не было, поэтому - в карман.
  - А это что такое осталось? - спросил он, заметив на столе блестящий золотым обрезом прямоугольник. - Тоже отсюда?
  - Вот, кстати, - Славик взял картонку и протянул ее Сашке. - Это визитка, фирмачи оставили. В смысле, застройщики. Те, что на берегу строить собрались. Скупили всех надувных, что были у нас в наличии. И еще, кстати, спрашивали. Намеками. Мол, если что услышишь, звони, за нами дело не станет. Вы возьмите себе, вам, может, как раз и пригодится...
  Сашка взял негнущимися пальцами визитку за уголок, потряс ей над головой и аккуратно сунул в нагрудный карман пиджака.
  - Пусть будет, - согласился.
  - Ты эта, - сказал, подумав, - дай мне еще коробочку Обамы.
  - Вы что, все уже израсходовали? - удивился Славик.
  - Да нет, обхожусь пока... Но пусть будет еще. Запас, как говорится, не помешает.
  - Вы смотрите, осторожней, - предупредил Славик. - Они не только там, они везде давление поднимают.
  - Да нет. Я же говорю, про запас...
  - Вы ничего не хотите мне сказать?
  - Нет, нет, ничего...
  Но поделиться с кем-нибудь, видно, желание у Сашки было велико, поэтому он, озирнувшись, положил руку на прилавок и, стоя в пол оборота, подавшись всем телом к Славику, поведал ему следующее:
  - В общем, эта, несколько дней, быть может, неделю тому назад, уже после того, как я тебе обратно куклу в магазин принес, стала ко мне на пастбище приходить одна женщина. Молодая такая, красивая. Я с ней и сам словно помолодел. Она приносит с собой одеяло какое-то, и мы прямо там занимаемся, этой, любовью. Как, по-твоему, я мог отказаться? Это же такое счастье, такой дар на старости лет мне, не знаю даже за что. За жизнь нелегкую мою, не иначе. А там, на пастбище, хорошо, тепло. И никого, только птицы и козы. Но они все равно никому не расскажут. Причем, представь себе, с ней я могу делать Это без всяких волшебных пилюль. Просто так, как в молодости, хотя у меня и в молодости никогда такого не было. Она приходит ниоткуда, и уходит никуда. Я до сих пор не знаю, кто она. Чувствую какую-то ее бесприютность, жалею ее, и, наверное, даже люблю, но она все отмалчивается. Я ничего не знаю. Такие дела, странные. Ладно, пора мне...
  Сашка забрал таблетки и пошел к выходу. Перед дверью, как заведено, оглянулся. Махнул рукой.
  - Потом зайду еще...
  Ну, да, подумал Славик, когда отзвенел колоколец, зайдет он. Кто я ему?
  Печаль обернула его сердце мокрой прохладной простыней. Сердце заныло в ответ.
  Сашка, конечно, больше не появился, не зашел, как обещал. Да, собственно, больше его Славик и не встречал. Едва только кончилось лето, на берегу начались масштабные строительные работы. Из окна магазина Славик наблюдал, как по дороге туда и обратно без устали носились разнообразные механизмы, которых в их краях прежде и не видывали. Что там с Сашкой, как развиваются его отношения с молодкой, ничего этого он не знал. Между тем, и осень теплая уже на исходе, скоро зима, холода, и что тогда им делать? В баньке зимовать? Почему-то ему подумалось про баньку. С чего бы это? Или все же что-то услышал такое? Непонятно. Но что не ведомо ему, досконально известно жене его Лильке. Что бы он без нее делал? Она его и просветила при случае.
  А случай был такой.
  Собрался Славик как-то в баньку. Ну, банька, обычное дело. Верней, необычное. В городе хорошей общественной бани, чтобы с парной, давно уже не было, а тут Сеня Мамакин пригласил, частная парилка, грех отказываться, надо идти.
  - Лилька, - сказал он жене, - пойду-ка я в баньку. С легким паром, и все такое!
  - Я те щас такую баню задам! - неожиданно напустилась она на него. - Один уже сходил вон.
  - Кто сходил? Куда сходил?
  - Сашка, знакомый твой. И родственник, кстати. Ушел из дому к девице какой-то, и живет теперь с ней. В бане живет.
  - А я при чем? - резонно спросил Славик.
  - Сиди дома! - отрезала Лилька.
  Ну, с ней иногда лучше не спорить. В общем, накрылась банька в тот раз медным тазом.
  Неожиданно умерла Сашкина старуха. Она же была дальней родственницей Лильки, татары все между собой родственники, так что это событие незамеченным не прошло. Может, из-за Сашкиных выкрутасов бабка испереживалась, сердце у нее не выдержало, а другие говорят, что ей было уже все равно, что сама по себе болела. В общем, какая теперь разница? После похорон Сашка погнал дочку с зятем, у них свой дом есть, вот пусть там живут, и уступил землю строительной компании. Не за деньги, а как бы на обмен. Они купили ему домик в поселке у моря, где никакой стройки нет. По слухам, там он сошелся и живет с той, молодой, что к нему на пастбище бегала. Живут с ней хорошо, тихо. Дед больше козами не занимается, не пасет и молоком не торгует, а мастерит теперь он кукол из дерева. Он кукол делает и даже сам их раскрашивает, а женщина шьет на них костюмы, татарские, национальные, самые настоящие, аутентичные. Кукол они продают туристам, и те их прекрасно хорошо разбирают. Женщина, опять же по слухам, очень красива, но красотой совсем не татарской, не здешней. Поэтому, откуда у нее такие познания в татарском костюме, никто не знает. Да, еще, зовут ту женщину Лейла.
  В баню Славик тогда так и не попал, но не смирился с поражением. Принес домой маркер и заявил - все, теперь я пейнтболец. Страйкбол - мое второе имя. Лилька тоже не дура, знает, когда Славику лучше не перечить. Поэтому теперь он в одной команде с Сеней Мамакиным - прикрывают друг другу спины. Из маркера Славик лупит без промаха, как когда-то в Пурдиля, за что все его теперь уважают.
  
  
  Чисто рабочая ситуация
  
  Однажды в дом к Славику залетела ласточка. Весна вдруг полыхнула, как куча хвороста, занялась - не остановить, а он как раз поднялся на второй этаж и распахнул окна, чтобы проветрить неиспользовавшиеся зимой помещения. Скоро уже, скоро начинался курортный сезон, а на лето они всегда сдавали эти комнаты отдыхающим, так что надо было подготовиться.
  Проветривание - это тоже работа, реальный процесс, которым можно заниматься хоть целый день. Тем более делаешь это с удовольствием, когда выходной и пришло настоящее тепло, из-за чего накрывает истома и расслабон, а жена Лилька с самого утра снова не в духе, ворчит, и лучше на глаза ей не попадаться.
  Славик, контролируя проветривание, разнежился в кресле у окна. Он закрыл глаза, он подставил лицо набегавшему легкой волной сквозняку и замер, ловя ощущения. Они были теми самыми. Ему казалось, что сама жизнь струится вокруг него, кружит хороводом и ластится, и, как в недавние еще юные годы, волнует все его естество. Он еще помнил, как это бывает - и внезапное волнение, и взлет надежд, и томительное предвкушение их сбывания, которое каждой весной дарила ему молодость. Конечно, юность прошла, не слишком, между прочим, оправдав ожиданий, но он все еще был молод и полон сил, и в его жизни случались моменты, как этот, когда мечты возвращались и паводком затапливали его с головой. Самое главное, весна ведь никуда не делась, она возвращалась в срок, как ей и положено, и тогда все снова казалось возможным.
  Восхитительное ощущение парения. Закрыл глаза - и будто весь мир под тобой. Упоение!
  Какой покой! - думал Славик.
  А потом он услышал, как внизу, на летней кухне, раздраженно загремела кастрюлями Лилька. Гремела она, положим, самым обычным образом, но ему казалось, что именно - раздраженно. Уж он-то знал, что она раздражена, и - чем именно раздражена.
  Лилька в последнее время все чаще по утрам не скрывала раздражения, даже недовольства, и с этим, строго говоря, надо было что-то делать. Но вот что делать - Славик не знал. Поэтому больше всего на свете ему хотелось улететь, птицей или даже облаком тумана, куда подальше, где никто бы не ворочал пустые кастрюли в его голове, и не обрушивал бы на него своего раздражения. Потому что, - Бог свидетель - он делал все от него зависящее, чтобы все у них было хорошо, чтобы Лилька была довольна. Но чего-то ей все равно не хватало. Вот, чего?
  Эх, - вздохнул Славик в неизбывной тоске. И в тот самый момент, будто с целью его тоску развеять, в комнату сквозь распахнутое окно влетела ласточка.
  Влетела и сразу потерялась в небольшой комнате. Птица, привыкшая к бескрайним небесным просторам, сразу запаниковала в ограниченном пространстве. Хорошо еще мебели было мало. Стремительная летунья, лишенная своего главного преимущества - скорости, ведь в этой маленькой норке невозможно было разогнаться, - опустив хвост и усиленно маша крыльями, балансировала практически на месте и не могла понять, куда же она попала. Главное, зачем? Она поворачивалась во все стороны и не видела никакого выхода - легкая занавеска, струясь по ветру, отлично его маскировала.
  Устав летать, не улетая, птица села на угол шкафа и замерла, явным образом сбитая с толку. И только глаза-бусины поблескивали, то один, то другой, сообразно повороту головы. Эй, кто-нибудь! Объясните, наконец, что здесь творится? - как бы вопрошала она.
  Вызвался Славик. Не объяснить, так указать путь. Он вскочил на ноги и, укротив развевающуюся ткань, отвел ее в сторону, явив птице и миру раскрытый оконный проем в полной мере.
  Ласточка не поверила своему счастью. Она еще больше испугалась порывистого его движения и, сорвавшись со шкафа, принялась метаться по комнаты, ударяясь во все стены, и даже раза три ударилась в закрытую половину фрамуги. И лишь когда Славик вполне уверился, что добром этот сеанс броуновского движения для птицы не кончится, она стремительно вырвалась на волю, оставив его в полной уверенности, что всегда знала, где выход находится.
  Эта женщина, вошедшая в магазин, вела себя точно, как та ласточка, почему Славик про нее и вспомнил. Она замерла на пороге, в явном замешательстве, будто напрочь не понимала, где оказалась. По сторонам, что характерно, не смотрела, но чутко прислушиваясь, ожидая какой-то внешней реакции на ее в 'Шалунье' появление. Никакой реакции, однако, не последовало - Славик обладал прекрасной профессиональной выдержкой - тогда женщина, наконец, слегка разморозилась, порывисто приблизилась к освещенным витринам и так же порывисто принялась вдоль них барражировать, туда-сюда, явно выискивая за стеклами что-то одной ей ведомое и нужное.
  Странное при этом создавалось впечатление, будто то, что она ищет, находится не здесь, и даже не может находиться здесь, в этом эталонном средоточии греха, и что женщина об этом прекрасно знала, но, тем не менее... Тем не менее...
  Не найдя искомого на витринах, женщина, видимо, решила, раз уж все равно здесь, заодно обследовать все помещение. Преодолев заметную нерешительность, она обратилась лицом к находившимся за прилавком полкам, на которых были выставлены самые интересные, самые выдающиеся образчики продукции... И тут впервые встретилась глазами со Славиком, который все это время никак не выдавал своего присутствия.
  Она замерла, будто ее пришпилили, как бабочку, к картонке - даже спину выгнула, всплеснув согнутыми в локтях руками, точно крыльями на взлете. Лицо ее вытянулось и пошло вперемешку бордовыми и белыми пятнами. Можно было подумать, что ей привиделось что-то ужасное и срамное одновременно, чего она вынести никак не может. Ужасное положение.
  Но нет, ничего такого. Ей показался всего лишь Славик - явился во всей своей непрезентабельности. То есть, обнаружилось, что он все это время был рядом и неотрывно наблюдал за ней. А она о нем и не подозревала, вообще не думала, что может Славика встретить в этом самом месте.
  Посетительница впала в средней тяжести ступор, по лицу ее пробежала судорога улыбки, да так на нем и застыла, не добежав. Кривенькая такая улыбка, на левую сторону.
  - Куда это я попала? - спросила она хрипло, сглотнув комок, походу, бумаги. - Что это?
  Вместо ответа Славик лишь поднял руки и охватил ими помещение.
  - Вот, - сказал он. - Вэлкам!
  - Ой, я ошиблась! Ошиблась! - вскричала женщина. Следующим движением она прикрыла ладонью губы, и улыбку на них, развернулась на месте и бросилась к выходу. В отличие от ласточки, она точно знала, где он находится. Было слышно, как она беспорядочно вскрикивала: - Какой ужас! Какой ужас!
  Звякнул колоколец, дверь хлопнула, все стихло.
  Славик пожал плечами. 'Какой такой ужас?' - пробормотал он и призадумался.
  Надо сказать, что Славик был ошеломлен не меньше самой внезапной посетительницы. И пока еще не сообразил, как ему к ее появлению относиться.
  Дело в том, что женщина была ему знакома. И достаточно хорошо знакома. Более того, она была его соседкой, ее дом стоял наискосок через улицу от его дома, а звали ее Лола Преподобная.
  Странная женщина, как в той песне, странная. Славик ее, хоть убей, не понимал.
  Нет, до определенного момента вполне понимал, они даже сносно общались при встречах, без напряга, с улыбочками и обоюдными шутками. Славик был немного старше, так что мог себе позволить посматривать на девушку несколько свысока. Ей, похоже, внимание старшего парня льстило, но не более того.
  После школы Лола пропала, вроде, учиться куда-то уехала. Славик, надо сказать, не очень вникал в перипетии ее судьбы, поскольку с головой был занят обустройством собственной. Армия, учеба в зоотехникуме, отношения с тогда еще не женой Лилькой. А потом Лола вернулась, вновь появилась на их улице. Повзрослевшая. И теперь уже правда странная.
  Тогда-то и произошла эта непонятная история с ее замужеством, таким же странным, как и она сама. И все изменилось.
  На свадьбу его, единственного из соседей, не пригласили. Ладно, подумал он тогда, не очень-то и хотелось. Он, вообще, был по натуре не очень обидчивым, вполне мог войти в положение другого человека. Вот и про Лолу подумал - мало ли что? Забыла, например. Или, наоборот. Может, он приснился ей как-то нехорошо? Всяко ведь бывает. Приметы какие. Короче, решил он на ее игнор никак не реагировать. И при первой же встрече, как ни в чем не бывало, завел свое обычное:
  - Привет, Преподобная! Как дела? Или ты теперь не Преподобная?
  В общем, ничего оскорбительного, ведь верно?
  Но Лола, похоже, так не думала, и в его словах услышала обидную для себя нотку. Потому что тут же лицом окаменела, губы поджала и в грубой форме его отвергла:
  - Не твое дело! Не суй свой длинный нос, куда не просят.
  Во как!
  Нос у нее, кстати, тоже был о-го-го, никак не меньше, чем у Славика. Хоть и поизящней, справедливости ради сказать.
  - Так ведь, никуда не просят эта, сунуть, - еще раз попробовал пошутить Славик, но неудачно. Улыбка обратилась кривой ухмылкой. Шутка оказалась холостой и вообще в их отношениях последней. С тех пор вот уже лет пять Лола с ним не разговаривала. Не замечала, не здоровалась при встречах, а всегда отворачивалась и, как она умеет, замораживалась. Мол, что есть ты, что нет тебя - все едино. Пустое место!
  И, Славик подозревал, одной только заморозкой лица и отношений она не ограничивалась, активно нашептывая за его спиной разные про него небылицы. Были такие сигналы, были.
  Ладно, черт с тобой, решил Славик. Что я, рыжий, что ли? Или мне больше нужно? Нет, значит, нет. Не жана ты мне больше, не жана! И точно так же стал от нее отмораживаться - в противоположную сторону. Ей параллельно - а ему перпендикулярно! Ей налево, ему - направо! И вообще - мимо. Да, ему было неловко в такой ситуации находиться, для него не свойственной, приходилось даже преодолевать внутренний протест, но Славик не отступался. Не он начал, не ему и кончать!
  Славик так и не сообразил, кстати говоря, чем конфликт был вызван, чем заслужил такой от Лолы афронт. Мало-помалу, однако, ситуация законсервировалась, стала нормой. Перевернутой, но нормой. Между тем, Лола с мужем своим новоиспеченным под одной крышей так ни дня и не жили. Тот сразу после свадьбы пропал из поля зрения, как и не было. Она же вскоре родила сына. Такие дела. Нормально, да?
  И теперь вот эта Лола явилась в его секс-шоп и заявляет, что она не по делу, что ошиблась, мол, и все такое.
  Да-да, ошиблась она! Рассказывай кому другому! А Славик про подобные ошибочки сам может порассказать, и немало.
  Тут ведь какое дело. Городок их маленький, все жители друг с другом знакомы, чуть ли не родственники, по крайней мере, через одно рукопожатие - точно. А нравы тут царят довольно чопорные, с изрядным налетом фарисейства, - это несмотря на то, что место курортное. То есть, считалось, что приличия и выработанные общим мнением правила следовало соблюдать незыблемо, особенно - внешне. Так-то можно было делать что угодно, но - негласно, не афишируя, не подрывая основы. В том числе, это касалось и посещения секс-шопа. Для общественного мнения открыто зайти в 'Шалунью', это был несомненный позор и, соответственно, табу. Нет, кто чужой зайдет, если, курортник или курортница - слова не скажут. А что такого? Нормально, на отдыхе же! Но своим спуску не давали. Не дай Бог, кто увидит, что кто-то вроде Лолы, матери-одиночки, зашел в магазин - все, не отмоется. Разговоров хватит на всю оставшуюся жизнь. Поэтому вот так, ошибиться дверью, зайти не туда - это просто невозможно. Местные, прежде чем проникнуть в заветную калитку, могли час ходить вокруг да около, выжидая момента, когда у двери не окажется ненужных глаз, вообще никого, и лишь тогда - юрк. Вот как Лола, влетела, точно у нее фитиль в одном месте прижигает. Поэтому, ошибиться? Нет, исключено.
  Значит, думал Славик, заходила по делу. По важному делу. Что же ей тут было нужно? Хм, занятно.
  Действительно, что может понадобиться одинокой женщине в самом соку в секс-шопе?
  Тут он подумал, что в этой истории все самое интересное, должно быть, еще впереди. Все только начинается. Возникло у него такое предчувствие. И оно его не обмануло.
  Правда, никак не мог Славик предполагать, что события начнут развиваться столь стремительно, и к каким последствиям приведут.
  Вновь пропела дверь встречную песню, звякнул колоколец над ней, и на внутренний, освещенный витринными софитами, подиум вступила вернувшаяся Лола Преподобная. Целеустремленная и напряженная, как стрела в полете. И, точно как та, по кратчайшей траектории, Лола продефилировала через торговый зал и остановилась напротив Славика. Выбившаяся из прически прядь темно-каштановых волос свалилась ей на правый глаз, придав лицу хищное, пиратское выражение. Она дунула на нее, безрезультатно, тогда нервно откинула в сторону рукой и потребовала:
  - Дай мне жалобную книгу!
  - О, как! - удивился Славик. И в свою очередь потребовал объяснений: - Чего это вдруг?
  - А того! Имею полное право! - заявила Преподобная. - А ты, коль ты здесь продавец, не можешь мне в этом отказать! По первому требованию!
  И это была чистейшая правда. Славик знал, действительно, таковы правила. А правила он чтил и их требованиям подчинялся, даже если в конкретной ситуации они работали против него самого. К тому же, никакого подвоха он не заметил, вины за собой не чувствовал, поэтому пожал плечами, взял с полки 'Книгу жалоб и предложений' и молча бросил ее на прилавок. На, мол, пользуйся моей добротой.
  Зря он добротой своей бравировал, в расчет она явно не принималась.
  Лола достала из сумочки желтую шариковую ручку и демонстративно, с мстительным выражением лица нажала на кнопку. Потом она раскрыла Книгу, нашла чистую страницу и принялась писать. Выражение лица по мере написания текста менялось, наливаясь красками почти сексуального удовлетворения - Славику, во всяком случае, казалось так.
  Надо сказать, что Книга давно не была девственно чистой, в ней уже имелось три благодарственных записи и одно предложение. С благодарностями все понятно, а предложение касалось предоставления особых льгот пенсионерам при покупке товаров первой сексуальной необходимости.
  На предложение Александром Петровичем, директором магазина, была наложена резолюция следующего содержания: 'Не возражаю. По предъявлению Пенсионного удостоверения и после утверждения соответствующего списка товаров горисполкомом'. Насколько Славику было известно, вопрос находился в продвинутой стадии рассмотрения. И главная заковыка состояла в желании горисполкома расширить список льготников за счет собственных внутренних резервов, что требовало дополнительных согласований и компенсаций.
  Но, что изображала в Книге Лола, Славик представить себе не мог.
  Наконец, она закончила писать, оттолкнула от себя Книгу и, выпрямившись, с весьма довольным видом посмотрела на Славика. У того екнуло в груди, ибо чуйка ему подсказала, что роль главной жертвы отведена ему.
  Крутанув двумя пальцами Книгу на сто восемьдесят градусов, он принялся читать.
  Строки поплыли перед глазами, слова задрожали, буквы начали утрачивать привычные очертания по мере того, как до Славика стал доходить смысл прочитанного.
  'Продавец магазина 'Шалунья'... Неопрятен, небрит... Запах алкоголя, вероятно, пьян... Тянет руки, лапает... Пристает к покупателям женского пола... С непристойными предложениями... Прошу принять меры...'
  Дочитав до конца, Славик сглотнул все, что у него накопилось. С трудом сглотнул, потому что накопилось много.
  Лола злорадно улыбалась. Верней, ухмылялась.
  - Ты что, звизданулась? - с некоторой надеждой в голосе спросил Славик. Надежда на то, что происходящее всего лишь ужасная шутка, находившаяся за гранью его понимания, у него на самом деле еще была.
  Глаза Лолы полыхнули огнями, со взрывом торжества на лице она подтянула к себе Книгу жалоб и дописала в ней: Ругается матом.
  - Ты! - только и смог выдохнуть Славик. - Спятила, что ли?! Какого черта!
  - Ну вот, наконец, я с тобой поквитаюсь!
  - За что? За что поквитаюсь? Что я тебе сделал?
  Этот вопрос Лола проигнорировала, посчитав, видимо, что и так сказала достаточно. Она в обратном порядке, демонстративно, щелкнула ручкой и уронила ее в раскрытую сумку. После чего, повернувшись кругом, с высоко поднятой головой, направилась назад, к выходу своей напряженной ходульной походкой. Обтянутые по летней моде веселым трикотажем ее ягодицы двигались как два кукиша, поочередно выскакивая вперед: на, на, на! В сложившейся ситуации - форменное издевательство. Славик вспомнил, что эта напряженность в походке и прежде бросалась ему в глаза. Но он-то тут при чем?
  Колоколец звякнул, дверь выпустила вихрь наружу и с грохотом закрылась.
  Славик остался один на один со своим горем. То, что у него случилось горе, он понял почти сразу.
  - Капец! - емко обрисовал он ситуацию, в которую попал, однако от осознания глубины пропасти легче ему не стало. Потому что, как теперь из нее выбираться? Непонятно!
  Жалоба в книге была, есть, вот она, никуда не делась, - и ничего с этим не поделать. Запись нельзя было никак вытравить, следы все равно останутся, да и - эта, жалобщица - вряд ли успокоится, если что, новую телегу накатает. И страницу ведь не вырвешь, как из школьного дневника - по той же причине. К тому же, они все пронумерованы и прошиты. Может, тетрадь эту вовсе сжечь? Нет, нет, это не выход. А он вообще есть, выход-то?
  По ходу, не было. Как ни крути, а придется шефу показывать. Вот он обрадуется!
  
  - Самое малое, что я могу для тебя сделать, это уволить по статье, - сказал Александр Петрович, прочитав жалобу. - Хотя, на самом деле, должен тебя расстрелять.
  Славик смотрел на начальника с таким видом, что, казалось, вот-вот заплачет. Даже на вислом его носу-сардельке. на самом кончике, собралась предательская капля. Но Александр Петрович, бывший военный летчик, не знал пощады.
  - Ты зачем это все натворил? - спросил он и потряс в воздухе Книгой, которую держал распахнутой в нужном месте. - Как ты мог, дышать на девушку перегаром, лапать? Матом вот еще ругаться? За это, Слава, только расстрел! Нас же теперь закроют, ты что, не понимаешь?
  - Я?! - удивился Славик. - Я ей слова не сказал!
  - Как же? Тут написано: ругается матом.
  - Так это уже после...
  - Ага! Все-таки было!
  - Ну, было... Славик поднял и уронил руки. - Я только спросил...
  - Что ты спросил?
  Славик повторил вопрос. Дословно.
  - Ага, - оценил выражение Александр Петрович. - Я так понимаю, что вы с этой дамочкой и раньше были знакомы?
  Славик кивнул.
  - Были. Она моя соседка. Шальная.
  - Так, - сделал еще одну логическую зарубку директор. - Выходит, конфликт у вас с ней давний и бытовой. Зачем же ты ее пустил сюда?
  - Да не пускал я! Она сама! Влетела, как плотва от щуки, и давай кружить. Похоже, искала здесь что-то. Но поначалу ни о чем не спрашивала, сама витрины разглядывала. Потом, как меня увидала, глаза по пятаку сделала, сказала, что ошиблась, и убежала.
  - Ну?
  - А потом вернулась. И сразу потребовала Жалобную книгу. Я не мог ей ее не дать!
  - Это верно, Книга выдается по первому требованию. Это что же получается, дамочка сама в драку полезла?
  - Получается, так.
  - Чем же ты ей так насолил?
  - Да не солил я!
  - Хм. Не солил он. Тогда, может, надо было? Посолить? И поперчить заодно, и как следует прожарить? Ладно, а кто она такая? Ну-ка, подробней расскажи.
  - Подробней? Да я ее почти не знаю...
  - Давай-давай, выкладывай, что есть.
  - Лола... - протянул Александр Петрович когда через полчаса Славик закончил свой сбивчивый рассказ. Директор точно испытывал имя на легковесность. - Лола... А почему Преподобная? Это что, фамилия такая?
  - Наверное. Славик пожал плечами. - Даже не знаю. Всегда ее так называли, еще до монастыря. Да у них вся семья такая - Преподобные.
  - До монастыря? Какого монастыря? Про монастырь ты ничего не рассказывал. Она что, монашкой была? У нас что, и монастыри еще где-то есть? Женские?
  - Точно не знаю, но говорили, что, вроде, так. Это когда она после школы уехала куда-то. Родаки ее, понятное дело, молчали, но люди говорили. Просто так никто же говорить не станет...
  - Станет, Славик, станет. Вот тебе пример, - Александр Петрович бросил Книгу жалоб на прилавок. - Людей хлебом не корми, а дай им поговорить. Может, ты и сам ей что-то такое сказал? Пошутил убого, как ты умеешь?
  Александр Петрович начал использовать обидные выражения, и это был недобрый знак. Вообще, он к Славику относился сносно, хорошо даже относился, однако не любил, когда в бизнесе начинались проблемы. Плохо.
  - Нет, Саша, нет! - поспешил отмести от себя подозрения Славик. - Мне тогда не до нее было, абсолютно! У меня собственная свадьба в те дни наклевывалась, так что...
  - Но тебя же она почему-то к себе не пригласила? На свадьбу-то?
  - Не знаю, почему. Славик покачал головой и повторил: - Не знаю.
  - Понятно... Так это что же получается? Девица наша из монастыря вернулась уже с женихом, и они сразу, не откладывая в долгий ящик, свадьбу сыграли? А вскоре и сынка - я правильно говорю? - родили?
  - Получается, так. Месяцев через пять она родила, может, через полгода. Дом же напротив, все видно. Лилька моя удивлялась тогда еще, как это у нее все быстро выходит?
  - Стало быть, наша Лола будучи монашкой согрешила, прямо в монастыре. И вернулась домой не только с женихом, но и с пузом. И замуж, значит, вышла по залету.
  - Значит, так. В жизни всяко случается. Особенно с молодыми, не уверенными в себе девчонками. А что?
  - Ничего. Поступок девушку характеризует. Не скажу, что с положительной стороны, но и не с отрицательной. С определенной стороны, так скажем. А мужа ее ты видел?
  - Мельком, однажды.
  - И что? Красавец? Нет? Чем-то же он ее взял!
  - Не знаю. Мне так не показалось, что красавец. Обычный. Высокий, плечи покатые, руки сильные. На медведя похож, косолапит при ходьбе даже. Только голова круглая и в очках.
  - На медведя похож? Выходит, сильный? Силой взял, понятно. Ну, в смысле, привлек. Соблазнил. Но жить с ней все же не захотел, раз сразу улизнул, закончив формальности... И возвращаться не собирается, надо полагать. Это, кстати говоря, Лолу твою тоже характеризует. Характерец, видимо, у нее тот еще...
  - Ничего она не моя.
  - Твоя, твоя... Теперь твоя.
  Александр Петрович надолго задумался. Стоял с непроницаемыми лицом, выбивая о прилавок ногтями дробь. Ты-ды-рым, ты-ды-рым... О чем начальник думал, Славик догадаться не мог, но понимал, что в этот самый момент, возможно, решается его судьба.
  - Эх, - произнес, наконец, директор, отрешаясь от своих не слишком приятных дум, - жаль, что я сам ее тут не встретил.
  - А зачем вам? - поинтересовался Славик.
  - Как зачем? Надо же посмотреть на девушку, чтобы понять, что ей нужно.
  - Да мало ли, что ей нужно может быть!
  - Вообще-то, мало. Строго говоря, одного ей нужно, ради чего она в секс-шоп и приходила.
  На Славика снизошло озарение. Он ухмыльнулся и хлопнул ладонью правой по кулаку левой руки, воспроизводя фривольный жест.
  - Этого?
  - Именно, Слава. Женщине, особенно молодой, это в первую очередь нужно. И когда женщина не удовлетворена прямым и однозначным образом, она сатанеет. И тогда мы имеем, - он указал на Книгу жалоб, - то, что имеем.
  - А как это можно увидеть? Ну, что не удовлетворена, прямым и однозначным образом? - Славик, похоже, был немало озадачен. Он-то привык женские прелести оценивать с точки зрения соответствия их своим желаниям. Но, оказывается, все можно было рассматривать и несколько под иным, противоположным углом зрения.
  - Пф! А ты не знаешь?
  - Нет...
  - Слава, ты столько лет у меня тут в магазине отработал, а так и не научился определять, что женщина хочет? Верней даже, не что, а как: хочет она или нет? Ну, ты даешь! Пора тебя на курсы повышения квалификации отправить. За свой счет. Где только такие курсы есть? Не знаешь?
  Славик совсем поплыл.
  - Ладно, расслабься, сейчас научу, - успокоил работника директор магазина. - Это вообще-то не сложно, можно на пальцах объяснить.
  Он немного нахмурился, собираясь с мыслями.
  - Начнем с того, что знаки бывают скрытые, а бывают явные. Про скрытые толковать тебе пока рано, а про явные как бы не поздно было, надеюсь, что нет. Всего-то нужно внимательно посмотреть на женщину сзади, как она идет, на ее бедра, попу, как они двигаются - и сразу все станет ясно. Если женщина, то есть попа ее, что, в общем, одно и то же, вся такая томная и изнеженная, расслабленная, и как бы не имеет четкого контура и формы, не идет, а течет и перетекает, точно ртуть в магнитном поле, движется до того плавно, что у тебя при взгляде на нее голова начинает кружиться и земля из-под ног уплывает, знай, она удовлетворена самым животным образом по самое немогу. Скорей всего, именно прошедшей ночью на нее снизошло благословение, а то и утром, и все у нее в плане полового насыщения превосходно. Просто отлично у нее все, можно только позавидовать.
  А вот если женщина идет, как кузнечик прыгает, будто вместо ног у нее шарниры на пружинах, и жопка подведена, сжата вся, сдавлена, точно седло кавалергардское, точно кулаки перед дракой, булки черствые по виду и на ощупь, как сухари из армейского НЗ, и двигаются взад-вперед, как у паровоза поршни, и у тебя при взгляде на нее в глазах темнеет от одного представления, что твой, что что-то твое затянет туда, в эту машину, в эту беспощадную, жестокую мясорубку, знай, друг мой Слава, этой подруге не повезло. Давно она ничего не видела, в руках не держала и в себя не впускала. Не повезло ей в предстоящий отрезок времени, а то и по жизни вовсе, потому что без сексуального удовлетворения всякое другое счастье ущербно. Иногда про женщину говорят, мол, у нее энергичная походка. Ну, слышал такое, да? Вот, это наш случай. Она потому и энергичная, дамочка, что недотраханная, или вовсе нетраханная, отчего энергия ее сексуальная застоялась, как пар в скороварке, и, не имея нормального выхода, диким образом бьет во все стороны. То есть, вот с таких позиций к женщине следует подходить. Понял? С такой предварительной оценки. А не так как ты, вслепую.
  Славик перевел дух. Вообще-то, если честно, Александр Петрович изъяснялся несколько витиевато, сложно, как по нему, но суть он все-таки уловил.
  - Ага, это я заметил, - подтвердил он факт усвоения урока примером из личного опыта. - У Лолы. У нее сзади, в смысле, где попа, как два ядра, туда-сюда, туда-сюда. Железная баба, я еще подумал. Это он приврал, конечно, ничего такого он тогда не думал.
  - Типа, которой стены разбивают?
  - Типа того.
  - Вот, видишь, ты заметил. Однако выводов не сделал. Но теперь ты вооружен теорией, значит, тебе и карты в руки.
  - В смысле?
  - В прямом. Идешь к ней и добиваешься ее расположения. Короче, стараешься до тех пор, пока ядра ее не расплавятся, не потекут, как жидкий металл. Понял? Как ртуть!
  - Я!!!
  - А кто? Не я же! Ты кашу заварил, тебе ее и расхлебывать.
  - Не, не, не! - вскричал, переполошившись, Славик. - Я не могу! Я Лильке не изменяю!
  - Вот как? А работать хочешь?
  - Да. Хочу.
  - Все тогда, никаких не могу! Идешь и делаешь дело. Голубей видел? Обычных? У них все просто: захотел - оттоптал, и дальше хлеб кушает. И ты, голубь мой, давай так же. Если хочешь свой хлеб кушать. И запомни, заруби себе на носу: никакая это не измена, а острая производственная необходимость. Проблемы у нас случаются, никуда от них не деться. Но мы их не боимся, мы их преодолеваем. По мере поступления.
  - Так, а что?.. Чего я должен, тогда, добиться?
  - Пусть напишет опровержение. На той же странице пусть напишет, только ниже. Что удовлетворена вполне принесенными извинениями, твоими, компенсацию получила и претензий к администрации больше не имеет. Славик, у нас через два дня проверка от горисполкома. Есть у них там такой совет, или комиссия, по нравственности, не помню точно, как называется. Но это и не важно. Важно другое, они нас курируют. И если жалоба не будет погашена, закроют нас к чертовой матери. Понял? И столько денег придется туда потом занести, чтобы снова открыли, что уже и не захочется. Так что, давай! Действуй! До жидкого металла! Чтобы потекла вся, как лава из кратера вулкана! Но - только под запись! Никакой веры на слово!
  
  Славик не спал всю следующую ночь, ворочался и беспокоил Лильку протяжными вздохами. То, что ему предстояло назавтра, иначе, чем концом света, он назвать не мог. И то ведь, мало кто перед концом света сможет спать спокойно. Такая вот эсхатология.
  В конце концов, Лилька не выдержала, включила ночник и уставилась на него.
  - Ты чего вздыхаешь, - спросила после осмотра. - Болит что?
  - Да нет. Так что-то... Тоскливо... Фигня всякая мерещится, - признался Славик.
  - Тоскливо ему! Фигня мерещится! Мне завтра на работу с утра, а я с твоей тоской спать не могу! Ты либо кончай вздыхать, либо на диван иди, там духов ночи пугай своими воплями. Только дверь закрой плотно.
  Лилька баба резкая, за словом в карман не полезет. А может и до рукоприкладства снизойти, особенно если сна ее лишать. Поэтому Славик, решив не искушать судьбу, перебрался на диван в залу, там еще пару раз вздохнул в предвкушении завтрашних испытаний, и неожиданно заснул.
  Утром, дождавшись, когда Лилька уйдет на работу, он с Книгой жалоб подмышкой перебежал через дорогу и остановился перед домом Лолы Преподобной. Сердце его колотилось, уж очень не хотелось, чтобы кто-то его увидел в этот момент. Потому, он быстро открыл калитку и проскользнул за ограду.
  И сразу наткнулся на хозяйку, она точно знала заранее о его визите и специально ждала во дворе. Одета Лола была по-домашнему, из-под застиранного ситцевого халаты выглядывала ночнушка, на голых ногах растоптанные шлепанцы. Быстрым взглядом Славик заметил, что без макияжа она выглядела примерно так же, как и в полной боевой раскраске.
  - Здравствуйте! - приветствовала его Лола протяжно и даже руками всплеснула. - Какими судьбами?
  Славик выдвинул вперед прижатый к боку журнал.
  - Надо обсудить кое-что, - сообщил он кратко о цели своего визита.
  - Обсудить, ага, - проявила понятливость Лола. - А Лилька твоя возражать не будет? Насчет обсуждения?
  - Что?
  - Пошли в дом!
  Повернувшись, молодуха двинулась первой, указывая путь. Поднимаясь за ней на низкое, в три ступеньки, крыльцо, Славик внимательно смотрел на ту часть ее тела, тайну и символизм которой ему раскрыл вчера Александр Петрович. Халатик на женщине был в обтяжку и ничего от его упорного взора не скрывал. В общем, видел Славик, читал, что спуску ему не будет. Ни спуску, ни пощады.
  В большой светлой комнате Лола остановилась, повернулась к гостю лицом.
  - Ну? Показывай, с чем пришел, - велела она.
  Славик шагнул к круглому, застеленному светлой жаккардовой скатертью, столу и положил на него Книгу жалоб. Раскрыл на нужной странице, ткнул в нее пальцем.
  - Вот.
  - Что - вот?
  - Жалоба твоя...
  - Про жалобу я и сама знаю. Но я не ее имела в виду.
  - А что тогда? - продолжал проявлять бестолковость Славик. Однако Лола пока еще проявляла терпение. Похоже даже, что происходящее ее забавляло.
  - То, что у тебя в штанах, Слава. Давай, показывай. Удивляй!
  От стыда и какого-то пронзительного унижения, кровь у Славика отхлынула от лица, а потом прилила вновь, ударила в голову так, что потемнело в глазах, зашумело в ушах.
  - Ты что? Зачем? - только и смог он выговорить. Нет, он, как ему казалось, был готов на многое, ради пользы дела, но, блин, не так же.
  - Что такое? Лола уперла руки в бока, лицо ее сделалось высокомерно-насмешливым. - Что это ты вдруг застеснялся? А женщинам в 'Шалунье' своей искусственные члены демонстрировать, да еще и нахваливать, точно рыбу собственного улова, тебе не стеснительно? Нет? Не странно? В порядке вещей?
  - Это же работа. Это другое! - попробовал объясниться Славик, но Лола не унималась.
  - Другое, конечно! А как женщинам там с тобой, вислоносым павианом, общаться, ты не задумывался? Нет? Каково им перед тобой, мужиком, раскрываться, понять не пытался?
  - Не знаю... Нормально, вроде, всегда общались. Разные, конечно, встречались, но, в основном, нормально.
  - Ах, нормально! Вот и показывай! Давай, давай!
  - Слушай, что ты на меня взъелась? Что я тебе такого сделал?
  - Он еще спрашивает!
  - Спрашиваю, потому что не понимаю. Я вроде всегда...
  - Всегда он! Вот именно, что всегда! И зенки твои нахальные, и улыбочка дебильная!.. Короче, ты или - да, или вали отсюда. Я не собираюсь на тебя весь день гробить. Я девушка занятая, у меня еще дел по горло!
  Славик вдруг почувствовал, что его будто накрыл паралич, что совершенно обездвижил, не в силах пошевелиться, короче, не может сделать того, что требует от него Лола. Даже если б захотел. Это ж, какое унижение, думал он. Господи! Нет, переступить через такое, через струну внутри себя - как он ее ощущал, Славик никак не мог. И, понимая, что отказом подписывает себе приговор, сказал запинающимся из-за немеющих губ голосом:
  - Нет-нет, на это я никак не могу пойти. Тем более, когда ты вот так вопрос ставишь.
  - От постановки вопроса ничего не меняется. Главное, чтобы у тебя у самого стоял. А с этим, видимо, проблемы.
  - Да все у меня нормально, с этим...
  - Так, блин, чего ж ты залип, ни лангет, ни каша? Если все нормально?
  - Начальник сказал, что надо... Урегулировать.
  - Хреновый из тебя, голубь мой, урегулятор. Просто никакой. Никакашка ты, вот кто. И, знаешь что? Ты иди. Иди себе, по добру, по здорову. А вот начальник твой пусть придет. Посмотрим, на что он способен. Буду только с ним теперь разговаривать!
  Славик резко, с шумом выдохнул - точно с горы сиганул.
  - Ладно, как хочешь.
  Он потянулся за Книгой, но Лола его опередила. Она схватила документ со стола и обняла, прижала к груди обеими руками. Взглядом резанула - что бритвой по глазам.
  - А вот это пусть пока здесь остается, - сказала. - Будет у начальника твоего лишний стимул прийти. А дернешься, закричу. Еще и заявление накатаю, что пытался изнасиловать.
  - Да не пытался я! - вяло сопротивлялся Славик.
  - А что так? Гормоны протухли?
  Она еще не наигралась, не натешилась, только во вкус вошла. Ой-ей...
  
  - Слава, что ты так быстро? - встретил его в магазине вопросом Александр Петрович.- Я думал, тебя до обеда не будет. Директору пришлось самому подменять его за прилавком, поскольку других продавцов в штате не числилось. - Судя по твоей скорости, ты облажался. Так?
  Слава развел руками.
  - Лола на меня злится отчего-то.
  - Почему же она на тебя злится?
  - Не знаю.
  - Так выяснил бы! Тебя, зачем к ней командировали? Чтобы ты все выяснил.
  - Я пытался, но она невнятное что-то говорила, я так и не понял, что. А потом вообще сказала, что только с начальством будет общаться.
  - В смысле? Со мной? То есть, я должен к ней идти? Сейчас? Все бросить и идти тебя спасать?
  - Да. Пока она дома.
  - Слава...
  - И еще, у нее осталась Книга жалоб.
  - Как так? Зачем ты ей ее отдал? Это документ, между прочим!
  - Она сама схватила. Я подумал, не лезть же мне с ней в драку.
  - Ну, хоть это сообразил... Черт... Если бы не завтрашняя проверка! Ладно, пиши адрес.
  Пока Славик записывал на стикере адрес Лолы, Александр Петрович по обыкновению барабанил пальцами по прилавку: ты-ды-рым, ты-ды-рым... Взяв бумагу, он вникнул в написанное, сложил листок пополам и сунул в задний карман брюк.
  - Будешь мне должен, - сказал. - Полгода без зарплаты отработаешь.
  - Не, без зарплаты я не могу, - замотал головой Славик. Как без зарплаты? Никак невозможно! Лилька его сразу сожрет. На бараний фарш пустит.
  - Куда ты денешься? - стоял на своем директор. - Ладно, постараюсь к обеду управиться. Черт, времени уже чуть осталось. Будут спрашивать, так и говори: ушел по делам, скоро будет. Да, кстати, тут Евгения Валерьевна должна подъехать... Я же не знал, что придется за тебя вообще всю работу делать! Короче, ей то же самое скажешь.
  После того, как Александр Петрович уехал, Славик пребывал в некой прострации. Ему казалось, что тучи над ним сгущаются, и вот-вот уже обрушатся на его голову, погребут под собой. Он даже сутулился и втягивал голову в плечи, чтобы смягчить удар. В такой обстановке, конечно, не успокоишься. Ясно было одно, так просто ему не отделаться. А хотелось бы. В конце концов, он подумал, что надо, наверное, было показать Лоле то, что она хотела увидеть. С него бы не убыло. А она, точно, в обморок бы не свалилась, а, наоборот, глядишь, и смягчилась бы. Он представил себе эту картину и, к удивлению, почувствовал пробуждающееся чувство. В физическом смысле.
  - Не знаю, не знаю, - пробормотал он. - Может быть, может быть...
  За раздумьями он не услышал, как возле магазина остановилась машина. Лишь когда прозвенел колокольчик на входе и в дверь кто-то вошел, он поднял голову.
  Евгения Валерьевна была супругой Александра Петровича. И если Александр Петрович считался директором магазина, то истинной владелицей его была именно она. Она и дела вела, и решения принимала, и печать фирмы держала крепко своими красивыми руками. Так что, судьба Славика зависела и от нее тоже, и, быть может, в гораздо большей степени.
  Надо сказать, что Евгению Валерьевну в магазине Славик видел редко, всего пару раз, а без мужа, одну - никогда. Поэтому появление хозяйки его взволновало чрезвычайно. Такие волнительные дни у него случились, что ты!
  Высокая, никак не ниже Славика, статная женщина, блондинка с красивым лицом и внимательными умными глазами.
  Собственно, Славик ее и не признал сразу. Увидел удивительно красивую женщину в белом деловом костюме - и поплыл, бабник эдакий. Оплошал! Но, удивительное дело, ей его легкий ступор, похоже, польстил. Все-таки, женщина, прежде всего, остается женщиной. Желает производить впечатление, а уж потом - быть начальником, хозяйкой, кем угодно!
  Она приблизилась к прилавку и несколько мгновений ждала встречной реакции Славика. Не дождавшись, в удивлении приподняла брови и уточнила:
  - Слава?
  Тут он и очнулся, встрепенулся, покраснел.
  - Ах! Евгения Валерьевна! Простите! Я немного это...
  - Задумались?
  - Да! Нет! Просто не сразу вас узнал.
  - Вот как? А мне казалось, что начальство следует знать в лицо.
  - Конечно, я вас знаю. Да и Александр Петрович предупреждал, что вы должны подъехать в магазин. Просто вы сегодня... ослепительны... и я... Короче, оказался в засветке.
  Славик сам себя не узнавал. Такая восторженность, с чего бы? Ему ведь не свойственно. Однако - вот.
  - Что ж, приятно такое слышать, благодарю. Евгения Валерьевна улыбнулась. - А где же Александр Петрович? Мы с ним вместе должны кое-куда успеть.
  - Ему срочно пришлось убыть.
  - Куда это? Он не сказал?
  - Не знаю, - как мог убедительно соврал Славик. - Сказал - по работе. К обеду должен вернуться.
  Евгения Валерьевна, грациозно изогнув руку, взглянула на маленькие часики на запястье.
  - К обеду... - повторила она протяжно, оценивая временной интервал. - Ну, может, еще и успеем. Скажите ему, как появится, пусть сразу позвонит мне. А, впрочем, я сама за ним заеду, пусть ждет здесь.
  - Хорошо, передам, - безропотно согласился Славик. Ему то что? Его дело десятое.
  Евгения Валерьевна кивнула работнику с дежурной улыбкой, хотя вполне могла и не делать этого, и, повернувшись, пошла к выходу. Славик задумчиво смотрел ей вслед, медленно скользя взглядом снизу вверх. Смотрел на мелькавшие каблучки ее быстрых белых туфелек, на изящные икры, на стройные ноги, на роскошные бедра, на... И тут Славик едва не вскрикнул, наткнувшись на разительное несоответствие между тем, что ожидал увидеть, с тем, что открылось ему на самом деле.
  Нет, Евгения Валерьевна, конечно, была женщиной опытной, отлично владела собой и могла представить себя разной, любой. Даже счастливой, беззаботной, всем довольной и вполне удовлетворенной. Но язык тела, как усвоил его после недавнего урока Славик, говорил об обратном. Кое-чем эта женщина была явно обделена.
  Как же так? - подумал Славик почти панически. Как же Александр Петрович мог допустить такое? Как? Ведь она, Евгения Валерьевна, почти богиня! Богиня! Сам мне рассказывает, а сам... Уж я бы - никогда! Вот я бы!.. Постарался!
  Эх, слабостью Славика были красивые женщины. Он был падок на них, но, в силу природной застенчивости, преимущественно не в практическом плане. Иными словами, женской красоте поклонялся и был склонен к обожествлению ее носительниц, но при этом хорошо маскировался под личиной простоты. Однако кто знал эту его особенность, мог вить из него веревки.
  И столько, видимо, жара он вложил в свой взгляд, столько в нем сконцентрировалось прожигающей силы желания, что Евгения Валерьевна его почувствовала даже на расстоянии. Уже взявшись за ручку двери, она вдруг остановилась и, оглянувшись, посмотрела на Славика. Во взгляде ее промелькнуло сначала беспокойство, потом удивление, которое быстро сменилось неподдельным интересом.
  - Хм... - Слава услышал, как она это произнесла.
  Так и не открыв двери, держа Славика на поводке взгляда, она вернулась обратно и остановилась напротив него. Положив правую руку на прилавок, сказала с внезапной хрипотцой в голосе:
  - Я вот о чем подумала, Вячеслав...
  
  Александр Петрович снова появился в магазине незадолго до обеденного перерыва. Он выглядел несколько уставшим, или, если точнее, ошеломленным. Воротник его светлой рубашки поло был бесшабашно вздернут у левого плеча, волосы на голове топорщились, придавая его облику немного неожиданное выражение. Небрежное - Славик наконец нашел нужное слово.
  Директор остановился на том же месте, и принял ту же позу, что и его супруга красавица Евгения Валерьевна двумя часами ранее. Бросил на прилавок Книгу жалоб, молча глядя на Славика, принялся выстукивать свое ты-ды-рым, ты-ды-рым.
  - Хочешь знать, отчего Лола на тебя взъелась? - спросил он, наконец.
  - Не хочу. Я ей ничего не сделал.
  - О том и речь! Ей, видишь ли, от матери перешло знание, так сказать. Примета, короче говоря, что если у мужика длинный нос, как у тебя, то у него и длинный хрен.
  - Правда, что ли? Бред какой-то!
  - Бред не бред, но Лола повелась. И она подавала тебе знаки. А ты, тупорыл такой, их не заметил, не понял и вообще проигнорировал.
  - Знаки? Какие знаки?
  - Да, да, обычные знаки, какие бабы могут: глазками, сиськами и прочим. Но ты, вместо того, чтобы оказать девушке соответствующее внимание, когда оно ей было необходимо, какую-то чушь внезапную сморозил. Позубоскалил, что ли. А у нее память хорошая оказалась, не то, что у тебя, - она запомнила. На всю оставшуюся жизнь.
  - Я же говорю - бред! Девушка не в себе.
  - Уже в себе. Кстати, просто ради интереса, а как у тебя на самом деле обстоит... Александр Петрович взглядом пронзил прилавок, скрывавший Славика наполовину. - Ну, с этим? С достоинством? Соответствует внешнему носовому признаку? Чисто так, из любопытства.
  Славика бросило в краску.
  - Это никого не касается и к делу не относится! - выкрикнул он. И отрезал: - Никак!
  - Значит, все-таки никак, - вздохнул Александр Петрович. - Я почему-то так и думал, что ты исключение из общего правила. Да и Лола говорила, что ты никакашка. Директор грустно улыбнулся и покачал головой. Вздохнул. Разговор шел в направлении, которое Славику совершенно не нравилось.
  - Давайте не будем меня обсуждать? - предложил он.
  - Давайте, - согласился Александр Петрович. Он оглянулся, развел руками и сказал с сожалением. - Но больше обсуждать ведь некого.
  - Все равно, - стоял на своем Славик.
  - Все равно, да не все едино. Что же ты не сказал, что Лола бухгалтер?
  - А я и не знал, - оторопел от неожиданного вопроса Славик.
  - Надо знать. Нам ведь бухгалтер нужен.
  Славик только пожал плечами.
  - Бухгалтер нам нужен, - повторил Александр Петрович. Он прервал свой ты-ды-рым, и, отталкиваясь от стола, выдал последнее: тр-рах! - И мы его берем!
  - В каком смысле?
  - В прямом. Лола, я так думаю, будет осуществлять у нас функции бухгалтера. А заодно, по совместительству, и продавца, все равно здесь загрузки почти никакой.
  - Как? Лолу? Сюда?
  - Именно! Пусть и бывшая, но монашка в секс-шопе, представляешь? Мужики узнают - валом повалят. Да и не одни только мужики. Мы ее еще оденем соответственно...
  - Погодите, а я? Со мной что будет?
  - А твою должность, Слава, придется сократить. При всем нашем сожалении. Ведь ты не бухгалтер? Вот, видишь, не подходишь по образованию. Хотя, как продавец, ты в принципе, справляешься. Но этого в новых условиях уже маловато. Что поделать - чисто рабочая ситуация. Оптимизируем штатное расписание.
  - Постойте, Александр Петрович, Саша, так же нельзя! Я у вас столько лет проработал!
  - Слава, только давай без истерик. Я понимаю, что неожиданно. Всем неприятно, поверь. Мы тебе пособие выплатим, выходное. Если не будешь скандалить. В конце концов, ты сам виноват. Он указал на Книгу жалоб. - Не надо было вот этого допускать. Пришлось пойти женщине на уступки, да, чтобы ситуацию урегулировать. Перед комиссией. А ты как хотел?
  - Но я-то здесь причем?
  - Причем, знаешь! Наказания без вины не бывает! И все, хватит разговоров, все равно они ничего не изменят. С завтрашнего дня можешь на работу не выходить. Верней, придешь, передашь все новому продавцу. Лоле передашь. И хватит, прошу тебя! Хватит бубнить! Вот что в тебе меня бесит, это твой бубнеж бесконечный. Только из-за него тебя давно следовало уволить.
  Славик почувствовал себя выпотрошенной рыбой. Хвост еще шевелится, рот раскрывается, а все, что нужно для жизни, уже удалили. Что же теперь будет, думал он. Лилька меня убьет!
  В магазине повисла напряженная тишина. Славик перестал сопеть, Александр Петрович прекратил барабанить пальцами. Так прошло несколько долгих минут. Потом они услышали, как снаружи возле дома остановилась машина, хлопнула дверца, застучали по панели, приближаясь, каблучки.
  Неожиданно Славик подался вперед и, потянувшись рукой, снял с плеча директора длинный каштановый волос.
  - Александр Петрович, - сказал он, держа волос перед собой двумя пальцами и демонстративно его разглядывая. - А вы уверены, что Евгения Валерьевна одобрит ваши последние кадровые решения?
  - Евгения Валерьевна? - пришел черед удивиться и оторопеть Александру Петровичу, он явно не ожидал такой постановки вопроса. - Ты что это удумал, черт? Только попробуй! Убью!
   Он сделал зверское лицо и подался вперед с видом, что сейчас укусит работника. В любой другой момент, прежде, Славик его, конечно, испугался бы. Но не теперь.
  Теперь ему отступать было некуда. Продолжая держать волос на весу, он помахал им прямо перед носом директора - точно мулетой.
  Глаза Александра Петровича полыхнули темным огнем.
  - Молчи, понял? - прошипел господин директор секс-шопа 'Шалунья'. - Ни слова больше! Мы найдем другое решение.
  - А мне другого не нужно. Меня то, что есть, устраивает.
  - Ладно, ладно!
  Но уже прозвенел колоколец на входе, Александр Петрович быстро повернулся на звук и с лучезарной улыбкой заспешил супруге навстречу:
  - Женечка!..
  
  
  Высокие отношения
  
  Настроение у Славика с утра было никакущим. То есть, совершенно отвратительным. Не в том смысле, что удавиться хотелось, нет. Хотя временами и это тоже. Угнетало ощущение, основанное на реальных фактах, что все идет не так, как надо, как хотелось бы. От такого ощущения не отмахнуться, потому что оно уже переросло само себя и превратилось в осознание. А это, сами понимаете, очевидность.
  Очевидность оставалось только принять, причем в том виде, в котором она заявилась.
  Вот так.
  Славик философствовал. Плохой знак.
  Посему, солнечный день казался ему пасмурным, и даже присутствие посетителей не радовало.
  Посетителей было два. Посетительниц. Редкий случай. Обычно женщины отваживались зайти в 'Шалунью' лишь в полном одиночестве, когда пусто и снаружи, и внутри. Чтобы никто, не дай бог, ни на кого не подумал, что вот, мол, какая шалунья! Шалунишка, ага.
  Обе женщины посетили 'Шалунью' впервые. Они были одного примерно возраста, около тридцати, то есть принадлежали к самому заинтересованному в предлагаемых магазином товарах контингенту. Это Славик уже на основании своего опыта вывел, как указанных товаров рекламщик и продавец со стажем. Умудренный опытом ветеран. Ха! А ведь и самому ему примерно столько же - тридцать четыре.
  Возраст, когда если о чем люди и думают, так только о сексе. Верней, о чем бы ни думали, а все равно, получается о нем, родимом.
  А все потому, что это жизнь нетерпеливо постукивает ножкой и требует свое.
  Все требуют свое.
  Между тем, на внешнем, так сказать, контуре посетительницы выглядели совершенно по-разному.
  Первая была очень полной дамой не очень высокого роста. Славик не мог сказать, что она показалась ему очень толстой, или там, тучной, но - слегка избыточной, вот так. Совершенно очевидно, что ей не хватало активности, движения... За этим-то она и пожаловала в 'Шалунью', смело заключил Славик. Движение - это жизнь.
  Эта женщина выглядела попроще: и удобные туфли-лодочки, и ситцевое платье с пояском, и румянец на пухлых щеках, и минимум макияжа, и гладко расчесанные и собранные в хвост русые волосы. Обычная. Привычная, как соседка или даже родственница.
  Вторая... О, вторая! Вторая была совсем, совсем другая песня. Зело лепа, подумал Славик.
  И тут же задумался: а чем, собственно, лепа?
  А вот тем и лепа, что, не выпячивая, не демонстрируя, не акцентируя внимания на каких-то деталях, как эксклюзив подавала себя всю. Возможно, неосознанно, просто в силу своего внутреннего состояния, которое полностью подчинило своему диктату выражение внешнее.
  Если про первую определенно можно было сказать, что она пребывала в полном соку, вторая, в той же логике, находилась в своей высшей женской силе. Тело плотное, сбитое, не худышка, но ни грамма лишнего жира. Сильные ноги, руки, стан. Славик видел, как перетекают, перекатываются ее мышцы под легкой одеждой. Как она себя подавала, как двигалась, как стояла, слегка расставив напряженные ноги. Машина любви. Ну, вот, сказал, что подумал.
  Он еще подумал, что вторая похожа на певицу Понаровскую в ее лучшие годы. И, кстати, она ведь знала, что именно так выглядит. Интуитивно. И вела себя соответственно, так и подавала. Стройней и выше первой, что понятно. И упакована значительно лучше ее. На порядок дороже и изысканней. Туфельки - как произведение сапожного искусства. Розовый, верней, персиковый костюмчик; ткань, видимо, такая же нежная, как ее кожа. Камешки в ушах поблескивают. И не только в ушах.
  Но, Славика не обманешь, волнуется, как и первая. Боится по сторонам глянуть, ишь, как напряжена.
  Оставалось ждать, когда дамы снизойдут до вопросов. Славик был уверен, что молчаливым осмотром экспозиции не ограничится.
  Первой созрела толстушка. Оно и понятно, она раньше проникла в заведение, ей и начинать.
  Покружив по залу, нигде долго не задерживаясь, она подплыла к витрине, в которой были выложены новинки, и замерла перед ней. По итогу осмотра, решив, что выставленные здесь товары наименее опасны для обсуждения, не так пикантны, что ли, шумно выдохнула, и, нацелившись пальчиком, спросила:
  - А вот это, что такое?
  Славик выглянул из-за прилавка, однако разглядеть издали, что привлекло внимание посетительницы, не удавалось, поэтому он подошел ближе.
  - Да?
  - Вот это?
  Женщина указывала на нечто, слепленное из праздничного разноцветного пластика, и совершенно футуристического вида.
  Славик озадаченно почесал затылок.
  - Да-а-а... Игрушка, я думаю.
  - Думаете? Вы знать должны! Вот что я думаю. По должности знать должны.
  - Не такая уж у меня должность высокая, чтобы все знать. К тому же, я сторонник традиционного секса. Славик вяло, без обычного блеска и остроумия, отбивался.
  - Традиционный секс тоже... Может быть разным, - зардевшись пуще прежнего, выдохнула девица. - На ином техническом уровне, например. Секс вообще искусство!
  - Да-да, высокое.
  - Вы что, смеетесь?
  - Вовсе нет. Я согласен с вами, абсолютно. Что до этой штучки, вещь пришла к нам впервые, и только вчера. Раньше мы ничего такого не заказывали, поэтому я и не разобрался. Выложить выложил, а изучить времени пока не нашел. Уж извините. Если устройство вас заинтересовало, дайте мне пять минут, я почитаю инструкцию, а потом вам расскажу.
  - Да нет, не особо, - девица махнула рукой. - А вы все равно почитайте, почитайте. Вам пригодится.
  Гордо отвернувшись, она плавно, как лодочка, отплыла в сторону. Полненькая такая лодочка. Ботик.
  Вот, фря! - подумал Слава. Впрочем, беззлобно. Надо же! Что она имела в виду? Про искусство?
  Вернувшись за прилавок, он достал фирменный каталог и принялся листать его. Найдя нужный раздел с вызвавшим интерес устройством, он, водя пальцем, стал разбирать мелкий шрифт текста, одновременно пытаясь перевести его на русский. Трансформировать. Некоторые слова были ему знакомы, значение остальных он подбирал по смыслу. Смысл, кстати, вырисовывался довольно забавный. Такой забавный, что Славик невольно хмыкнул.
  - Хм!..
  - Это вы мне?
  Славик, не сразу оторвавшись от страницы каталог, поднял голову.
  - Что, простите?
  - Да так... Нет, ничего.
  Включившись в реальность, Слава обнаружил, что вторая посетительница, та, что похожа на Ирину Понаровскую на пике формы, переместившись по залу, оказалась возле него. Совсем-совсем рядом.
  Кстати, некоторые могут начать спрашивать, откуда, мол, Славику, известно про Понаровскую. Грубо говоря, где он, и где Понаровская?
  На самом деле, Славик и сам порой не понимал, куда заносит его в мыслях и мечтах. Вот и эта певица. Как его угораздило запасть на нее? Но вот так, случилось. Славик, между нами, только выглядел простовато. На самом деле, он больше подстраивался под окружение, ну, не любил выделяться. Но некоторые темы копал довольно глубоко. То же и со старой эстрадой, например, - чем-то она его привлекала. А однажды он услышал пронзительные строки: 'Я за тобой, любовь, пройду тернистый путь любой...' Услышал - и заслушался. Увидел - и засмотрелся. Потому что, романтик. В тот миг он понял совершенно отчетливо, что таких женщин теперь не делают. Нет таких, не встретить, и больше уже не будет, все.
  Славик вообще был парнем влюбчивым, и ценителем женских прелестей, многим отдавал должное, а тут, как было сказано, запал.
  Он крутил и крутил записи Понаровской, представляя себе себя - в другой жизни, в иных декорациях. А Лилька, жена его ненаглядная, уж насколько была ревнивая, против ничего сказать не могла. Что можно сказать против телевизора? Вот именно, ничего. Да, Лилька эта еще...
  Теперь, глядя на посетительницу, Славик убеждался, что такие женщины все же иногда еще встречаются. Редко, но встречаются. Ему, Славику, надо было работать в секс-шопе, чтобы одну встретить. Как странно.
  - Вы что-то хотели?
  - Я?! Нет! Да! Голос глуховатый, с хрипотцой, Славик именно таким его представлял. Ну, в смысле, у Понаровской. - Да!
  - Я слушаю. Пожалуйста, говорите.
  Глаза серо-голубые, глубокие, как зимние озера, высокие скулы, пухлые, чувственные губы. Щеки горят клубничным румянцем, но, приглушая, поверх него, бледность, - будто присыпали сахарной пудрой. Это, понял Слава, от страха. Губы ее едва движутся, голос понижен до шепота.
  - Я хотела спросить... Нет ли у вас... Мазь от грибка на интимном месте.
  - Боюсь, я не вполне понял. Для, пардон, женщины?
  - Какая разница? Для мужчины!
  Славик в сильном смущении.
  - Простите, но этот вопрос не к нам. К дерматологу надо бы обратиться, или к венерологу. Не знаю. Мы лечением не занимаемся.
  - Это понятно! - женщина начала горячиться. - Дело не в лечении, как раз наоборот.
  - Я, простите, теряюсь, - Слава развел руками. - Не понимаю, что вам нужно. Вообще, никогда не слышал, чтобы грибы росли на причинном месте.
  - Но, может быть, есть способ, как их туда подсадить?
  - Не понял, как это? Вы хотите...
  - Хочу! - женщина неожиданно хихикнула.
  До Славика долетел запах алкоголя, и только теперь он начал догадываться, что происходит. Дама пьяна. Не сильно, но изрядно. Хлебнула для храбрости перед походом в секс-шоп, и немного переборщила. В таком состоянии ей показалось возможным и забавным реализовать свои фантазии.
  - Моему другу, моему мужчине нужно помочь. Собственно, мужу. Да, получается, и мне тоже. Собственно, в первую очередь мне. Этому подлецу пофиг, ему и так нравится, его и так все устраивает. Но не устраивает меня. Мне попросту не хватает!
  Дама говорила быстро, не вполне разборчиво, будто спешила, раз уж начала, высказаться до конца. Вывалить, сбросить с души все, что ее гнело. Ну, типа, шагнула в пропасть - и будь что будет.
  - Карандаш в стакане, понимаете? Вроде длинный, но тонюсенький. Болтается, толку - ноль.
  - Вы говорите о?.. - попытался уточнить Славик.
  - Да! Макаронина, представляете? Только облизнуть и свиснуть можно. Свистулька, ага. У комара толще. Короче. В смысле, не короче, короче не надо. Надо, чтобы толще, понимаете? О!
  - А грибок причем? - спросил Славик.
  - Да ни при чем! Какой грибок? Молочница, что ли? Не хватало еще!
  - Но вы сами...
  - Это я от безысходности. Не знала, как разговор начать. Проблема совсем в другом.
  - Я понимаю... Славик задумался на минутку, потом заговорил, осторожно подбирая слова: - Так, может, проще сменить фактуру? Или... разнообразить. Думаю, уверен, претендентов на ваши достоинства долго искать не придется. Наверняка уже есть пару десятков.
  Дама хихикнула и следом икнула.
  - Хи-хи - ик! Благодарю, приятно. Честно. Но нет, не проще. Ах, если бы! Ведь за исключением этого изъяна, у него, у мужа, остальное все есть. То есть, вообще все. Квартира, дача, машина. Должность, возможности, перспективы - все. Но - за исключением.
  - А любовник?
  - Отпадает. Я же говорю: если бы! Он ревнив, как последняя мразь. И подозрительный, следит за каждым шагом. Не оставляет реально никакой свободы. Ни грудью прижаться, ни на руку кому-то сесть. Чувствую себя постоянно под колпаком у Мюллера.
  - Это кто еще?
  - Это... Не важно! К делу не относится. Но под тем колпаком, наверное, было бы комфортней. Нет, нет, я не хочу рисковать. Тем более, всем сразу.
  Насчет ревности Славику было понятно. Последнее время Лилька изводила его этой самой ревностью, хотя он ей повода не давал. Ни малейшего. Буквально до вчерашнего дня. Но она и сама повод нашла, уцепилась за какую-то фигню, и давай накручивать, и давай. Может, потому и нашла, что искала? Зачем ей, если так? Тут Славик пребывал в полнейшем неведении.
  Но это так, мимолетные, фоновые размышления. Ассоциации.
  Приблизившись, дама положила руки на прилавок. Она подалась вперед плечами, так что расстояние между ними сократилось до минимума, и Славик помимо запаха алкоголя теперь улавливал еще и тонкий аромат духов. В общем, беседа складывалась по всем параметрам - доверительной. У Славика немного кружилась голова, но ее-то как раз ему терять было нельзя.
  - Так что, грибы в пролете? - спросила женщина Славика низким грудным голосом, как старинного друга, и слегка выгнула бровь.
  - Забудьте!
  - Вот, блин! Везде засада! Я, стало быть, тоже в пролете...
  - Почему это вы в пролете? Есть кое-что другое.
  - Ну-ну-ну! Что есть? Говорите!
  - Есть мазь. Предназначена специально для утолщения макаронин.
  - Быстродействующая?
  - Там написано: эффект сказывается через неделю после начала процедуры. Но я, честно говоря, не уверен.
  - А гарантии?
  - Гарантии, сами знаете, обеспечивает только страховой полис.
  - Вот видите! А мне нужен результат, и с гарантией.
  - Ну, хотя бы удовольствие ему доставите. В процессе процедуры. Когда втирать будете.
  - Конечно. Ему! А мне кто удовольствие доставит? Я что, не человек. Поймите, наконец, не о нем речь. Речь обо мне. Это меня спасать нужно. Я так больше не могу!
  - Да, ситуация. Так вы это, купите у нас игрушку. Подходящего размера. И наслаждайтесь. Размеры, к слову, есть любые. Игрушки - тоже разные. Мне кажется, это реальный выход.
  - Вы что! Я же говорю: ревнивый!
  - Что, и к игрушке будет ревновать?
  - Еще как! Тем более - к игрушке. Ведь он уверен, что лучший любовник на свете. Он меня этой дилдой, если найдет, насквозь прошьет. В анал, извините, внедрит, а через орал извлекать станет.
  - Кошмар какой! Форменный садизм. Это уже не ситуация, это... засада!
  - Я же говорю!
  Славик на какое-то время задумался. Взгляд его, блуждающий, отцепившись от ее лица, повольно опускался, как ракушка на морское дно, пока, в конце концов, не зафиксировался на раскрытом каталоге, все еще продолжавшем лежать перед ним. И тут у него возникла идея.
  - О! - вскричал он. - Послушайте! А возьмите себе вот эту штуку. Вот, смотрите. По внешнему виду и не поймешь, что это и для каких целей предназначено. А функционально - о-го-го!
  Он показал на каталог и развернул его так, чтобы посетительнице было видней. Она склонилась, всматриваясь.
  - Действительно, не поймешь. Хи-хи. А, правда, что это?
  - Это специальная насадка для душа. Я как раз читал тут... Изучал. Только оцените, какой футуристический образ. Будто подарок от инопланетян, честное слово.
  - Что-то я не пойму, как ей пользоваться?
  - Погодите, сейчас я достану образец, и на нем все вам покажу.
  Славик полез в витрину, в этот момент звякнула входная дверь, еще кто-то вошел в магазин. Подняв глаза, он обнаружил, что прибыло начальство. Евгения Валерьевна, собственной драгоценной персоной. Что-то она зачастила, подумал Славик, и, объясняя себе поведение хозяйки, он вспомнил вполне конкретную причину, от которого воспоминания ему стало неуютно: ну, после вчерашнего как раз понятно, почему она зачастила. Удивительно, что Александра Петровича еще нет.
  Женечка!..
  Увидев, что ее сотрудник и протеже занят с покупательницей, Евгения отошла в угол, который с недавнего времени занимала мебельная пара - стол-кресло, и расположилась на кресле, элегантно закинув ногу за ногу. Она источала вокруг себя волны достоинства и доброжелательности. Длинные ноги ее, сложенные в замысловатую конфигурацию, вызывающе белели. Сложней - гипнотизировали.
  Славика сразу немного бросило в испарину. Но в целом он вполне владел собой. А куда было деваться? В окружении трех прекрасных женщин он почувствовал себя фавном. Тут он мог и ошибаться, потому что не был уверен, что правильно представляет себе, кто это, фавн.
  Но, вот так: фавн.
  Он непроизвольно провел рукой по волосам - рогов на голове не обнаружилось. И то, хорошо, подумал он.
  Достав с витрины насадку, он вернулся к даме в персиковом костюмчике.
  - Ну вот, смотрите.
  - Смотрю. Интуитивно даже понимаю, что к чему. Хи-хи. Но вы объясните все-таки, как этим пользоваться.
  - Элементарно. Идете в ванную, отвинчиваете с душа лейку, на ее место накручиваете это. Вот шайбочка, накидная. Прокладка внутри, в смысле, резиновая. Потом располагаетесь удобно, включаете воду, и... Ничего сложного. Главное, чтобы напора хватало.
  - Так это для внутреннего воздействия, или, хи-хи, для наружного? Ой, не могу!
  - Что характерно, и туда, и туда. Славик сохранял невозмутимость.
  - Надо же! Как интересно. Женщина явно была под впечатлением.
  - Да... Эта часть называется - турбинка. Оцените, какая она мощная, с руку толщиной, наверное. Вибрирует, вращается и внедряется.
  - Да, да, да...
  - А эта присоска в то же самое время обрабатывает вашу волшебную кнопку.
  - Какую кнопку, - удивилась, а, может, притворно удивилась дама. - На букву 'К'?
  - На букву 'К'? - подыграл ей Славик внезапным неразумением. - А, ну да, клитор! Ведь он как раз на эту букву.
  - Тише, тише! - замахала на него женщина. - Какой вы, право, нещепетильный.
  - Ой, простите! - стал притворно извиняться Славик. На самом деле, он как раз не понимал, почему считается постыдным называть некоторые вещи своими именами. Тем более, элементы анатомии. Они ведь все равно существуют, называем мы их или нет. Но, что делать, играл по правилам. - Простите! Я что-то не сообразил. Отвлекаюсь на личное... У меня тут, совершенно некстати, еще свои конкретные забобоны...
  Несмотря на строгость в голосе, дама совсем не собиралась ни сердиться, ни обижаться на не проявившего должной деликатности Славика. А ну ее, эту деликатность, ей-богу! Как и все, она хороша в меру. Теперь же, когда крамольное слово на букву 'К' названо, произнесено вслух, вполне можно было рассчитывать на еще большую доверительность в разговоре. А то, что разговор происходил с незнакомым мужчиной, придавало ему особую пикантность.
  Но не тут-то было.
  Уловив чутким ухом заветную, в некотором смысле, магическую вокабулу на букву 'К', неожиданно возбудилась первая гражданка. Оказалось, проявленный ей интерес к футуристическому устройству не был случайным и никуда не пропал, наоборот, вдруг вспыхнул с новой силой.
  Она тут же оказалась рядом со второй дамой и, оттеснив ее плечом в сторону, буквально наложила на устройство руку.
  - Позвольте! - заявила она безапелляционным тоном, хоть и тонким голосом. - Я была первой! Имею право! Эта вещь моя!
  Дама в персиковом взирала на неожиданную соперницу с нескрываемым удивлением. С изумлением, если точней.
  - Что происходит? - наконец, спросила она хрипло. В 'Шалунье', заметил Слава, был особый воздух, голоса дам в нем часто присаживались и хрипели. Но на толстушек, похоже, это правило не распространялось.
  - А то! - звонко ответила первая. - Я уже покупаю это!
  - Ну, покупайте на здоровье, - примирительно сказала как бы Понаровская. - Вы купите себе, и я себе тоже куплю. Не это, так такое же. В чем, не пойму, проблема?
  - Проблема в том, что у них имеется всего один экземпляр. Ведь, правда?
  Славик, подтверждая факт, качнул длинным носом.
  - Так что же вы мне голову морочили?! - почти обиделась дама в персиковом костюме.
  - Девушка, действительно, интересовалась, - сказал, оправдываясь, Слава. - Но желания приобрести вещь не выказывала. Ну, в смысле, поинтересовалась - и все. Многие так делают, поинтересуются и уходят.
  - Ах, вот как! Тогда, милочка, вы в пролете! Упустили свой шанс! Приз мой!
  И дама схватила турбинку двумя руками и потянула к себе.
  - А вот фигли вам! - звонко крикнула толстушка и, вцепившись в то же самое с другой стороны, дернула на себя.
  И тут случилось единоборство, миг высокого напряжения.
  Сохраняя силы, женщины перестали - на время, разумеется - извергать слова, в зале раздавалось лишь характерное сопение и пыхтение.
  Пыхтела, понятно, пышка, упрямо сопела дама в персиковом костюме.
  Слава понял: еще мгновение, и платить за поломанный товар придется ему.
  - Стоп! Стоп! Стоп! - закричал он. - Остановитесь немедленно!
  Он навалился грудью на предмет спора и, спасая от разрушения, прижал его к прилавку.
  - Дамы, остановитесь! - призвал он. - У меня есть к вам взаимовыгодное предложение!
  Означенные дамы еще некоторое время продолжали тянуть, каждая к себе, потом, выдохшись, разом отпустили руки и отступили. Успокаиваясь, они зло, не мигая, смотрели друг на друга, потом одновременно перевели взгляды на миротворца.
  - У меня есть предложение! - повторил Слава. Поднимаясь с прилавка, он захватил оттуда и предмет спора. Предупреждая внезапную эскалацию конфликта, он прижал турбинку обеими руками к груди. - Послушайте...
  Он пожевал губами, точно ощупывая ими подбираемые слова.
  - Послушайте, - обратился он к зачинщице спора. - Вы совсем не учитываете одного обстоятельства. Вы даже не поинтересовались им. А, между тем, оно существенно.
  - Какое еще обстоятельство? - мрачно и пренебрежительно спросила полная девушка.
  - Цена! Это новинка, инновационное, практически экспериментальное изделие, а такие вещи всегда непомерно дороги. По такой цене, возможно, игрушка уже не будет казаться вам привлекательной.
  - Сколько? - так же мрачно спросила женщина.
  Слава назвал. Узнав порядок цифр, претендентка поджала губы. Но все еще упрямо цеплялась за свой шанс.
  - В рассрочку куплю! Кредит оформлю!
  - К сожалению, на такие вещи рассрочек мы не предоставляем.
  - Пф! - женщина разочарованно отвернулась.
  - Но погодите отчаиваться! - призвал ее Слава. - Может, не все еще потеряно!
  - Вас, очевидно, цена не смущает, - повернулся он к сопернице толстушки, к даме в персиковом костюме. - И вы вполне можете себе позволить купить это устройство.
  - Легко! - подтвердила она.
  - Но у вас есть другие проблемы. Из того, что я узнал, могу предположить, что дома вам будет не просто игрушкой воспользоваться. То есть, вы не можете принести ее домой, не возбудив подозрительности вашего мужа.
  - Хм. Допустим. Что же вы предлагаете?
  - Что я предлагаю... Я вот подумал, почему бы вам не объединиться?
  - В смысле?!
  - Как это?!
  - Ну, как... По интересам. И по возможностям. Почему бы вам не взять игрушку в совместное пользование? Вы приобретаете ее, для вас это труда не составит. А у женщины, я думаю, имеется ванна, которую и вы тоже могли бы использовать. Посещать подругу в удобное время, не вызывая подозрений и ревности вашего мужа. Ведь ванна у вас имеется?
  - Имеется, а как же! Не какие-нибудь!
  - Ой, что там еще за ванна!
  - Нормальная ванна! Не джакузи, конечно... Зато акриловая!
  - Кстати, а есть место для джакузи?
  - Место-то есть, джакузи нет.
  - Ну, это такое дело... Ладно, ты как? Вообще?
  - Ну, если не будешь сильно выеживаться, и выпендриваться, можно попробовать. Я бы попробовала.
  - На этот счет не переживай. Я нормальная. Сама не выношу, когда выеживаются.
  - Ну, тогда... Я согласна.
  - Вот и чудно! - подхватил нить разговора Слава. - А мы тем временем сделаем дополнительный заказ, и когда товар пришлют, вы сможете доукомплектоваться. При желании, конечно, - плеснул капельку успокоительного масла на волны конфликта Слава.
  Дама в персиковом расплатилась кредиткой. Прижав к груди покупку, она улыбнулась сначала Славику, потом притихшей толстушке.
  - Ну, что, пойдем где-нибудь кофейку попьем? Нам надо многое обсудить. Заодно и познакомимся, наконец. Тебя как зовут?..
  Едва за покупательницами закрылась дверь, из-за столика в углу поднялась Евгения Валерьевна и подошла к прилавку.
  - Браво, Слава! - сказала она. - Я в восхищении. Столько такта, столько дипломатичности. Отличная работа, Вячеслав! Нет, правда. Ты очень ловко и профессионально разрулил ситуацию. Даже я не справилась бы лучше. Не ожидала. Хотя, нет, ожидала. Больше скажу: теперь вижу, что я в тебе не ошиблась. Молодец!
  Она улыбнулась, обворожительно, как умела. Протянув руку в направлении Славика, будто в нерешительности, а на самом деле лишая Славу воли к сопротивлению, коснулась прилавка кончиком пальца. Почертила им.
  - Я тут подумала... Насчет вчерашнего. Хотя, что тут думать? Качать надо! Не попробовав, не познаешь. Предполагаю, что у тебя отличный инструмент, Слава, но, предполагаю также, что орудуешь ты им, как ребенок. В этом, конечно, есть свой шарм, но, в этом важном деле я ставлю на профессионализм. И я готова заняться твоим обучением.
  - А Александр Петрович? - зачем-то спросил Слава.
  - Что, Александр Петрович? - откликнулась Евгения. - Александра Петровича в наши занятия мы посвящать не будем. Тем более что у Александра Петровича свои занятия есть. Параллельные. Пусть так и будет, у него - свои, у нас с тобой - свои. А дальше посмотрим. Ну, что молчишь?
  - Что говорить? Я согласен.
  Евгения снова улыбнулась.
  - Ну, спасибо, что не отказал!
  Слава совсем смутился.
  - Да нет, Евгения! Женя! Я не так выразился...
  - Ладно, не напрягайся, Слава. И не нервничай. Я понимаю, ситуация не стандартная... Но мы справимся. Уверяю тебя.
  Дверь еще раз сыграла на колокольчике входную мелодию. В магазине, легок на помине, появился Александр Петрович. Приблизившись, он полу обнял жену за талию. Она улыбнулась ему, как перед тем улыбалась Славику.
  - Вот и ты, милый...
  - О чем совещаетесь? - спросил директор 'Шалуньи'.
  - Я тут наблюдала, как Вячеслав ведет дела с покупателями. Что сказать? Я под впечатлением. Думаю, ты должен выдать ему премию.
  - Премию? Не вопрос! Слава, считай, что премия у тебя в кармане.
  На лице у Славы блуждала немного растерянная улыбка. Он чувствовал, что Александр Петрович по своему обыкновению насмешничает, иронизирует, но не вполне понимал, как к этому теперь относиться. И, вообще, к происходящему.
  Это все-таки случилось, думал он. То есть, жизнь идет и предлагает ему некоторые возможности. Но, честно говоря, он хотел бы всего этого избежать. Насколько он себя понимал, насколько знал, он никогда не был рисковым, и спать с чужими женами - не его амплуа. Тем более, продолжая при этом общаться с мужем.
  Но волна его уже подхватила, и понесла, и он понятия не имел, куда. И, честно говоря, радости полета Славик пока не испытывал - отягощало предчувствие, что ничего хорошего его на этом пути не ждет. Тем более - в месте посадки.
  Только ведь и против волн грести - тоже не в его характере. Не приучен он, против волн.
  Хочешь, не хочешь, а придется-таки овладевать высоким искусством отношений.
  Высоких отношений.
  Хм.
  
  
  Исход из шаловливого рая
  
  Высокие чувства, высокие отношения...
  Мысли, вот, еще бывают высокими - в этом случае они называются помыслами.
  Ни о чем таком, высоком, Славик не помышлял. Да и с какой стати ему браться размышлять о чем-то великом, но абстрактном, когда в собственной жизни разобраться никак не удается? Простой, казалось бы, вопрос: что происходит? А ответа на него нет.
  То-то и оно.
  Что происходит с ним, с женой его Лилькой? Со всей его жизнью, что? Куда она несется во весь опор?
  Все казалось таким простым и понятным еще недавно, но вдруг сорвалось с привычных мест и креплений, и устремилось неведомо куда. Неизменным - пока - оставалось лишь одно обстоятельство, каждое утро он собирался и шел на работу в секс-шоп 'Шалунья', как делал это последние - лет пять, да? - подряд. Это постоянство давало ему опору, а его жизни устойчивость. Однако с недавних пор он ощущал, что и она, опора эта, казалось, железобетонная, заколебалась и стала потихоньку ускользать из-под ног.
  И вот что получалось, что виделось ему на его непредвзятый, но слегка изумленный взгляд.
  В данный момент балансировал несчастный Славик на - сколько дальше ни подпрыгивай - макушке собственной жизни, собственной судьбы, и с тревогой озирался по сторонам, пытаясь понять, или предугадать, куда ж его с такой высоты шарахнет.
  И еще прикидывал, а, может, пока есть немного времени, да слушаются покуда члены, - взять, и перескочить, используя инерцию раскачивания, куда на иное место?
  Хорошая мысль. Вот только, есть ли где для него такое место? Относительно спокойное чтобы, достаточно прибыльное и по факту достойное? Кто бы подсказал-указал? Где?
  Короче говоря, однажды, но не вдруг, Вячеслав прозрел. Внезапно. У него словно глаза открылись, все стало ясно, понятно. Эх, хорошо бы всегда так, даже подумал он. И вздохнул с сожалением, поняв, что теперь-то, когда угодил в западню, уже как бы и поздно прозревать. Раньше надо было соображать. До того.
  Это насчет Лильки, супруги его законной. И не только ее, а касательно всего вообще.
  Славик глянулся в зеркало, подергал себя за нос, пошмыгал.
  Да-а, видок.
  Это все из-за него, из-за носа. Дался им всем его нос! Что они к нему прицепились? Кто придумал эту дурацкую примету?
  Славик был уверен, что сами мужики ее и придумали. Длинноносые которые. Ага, сами слух и запустили, рекламу себе создали. Думали, небось, обратим наши недостатки себе на пользу. Мол, очередь из желающих испробовать будет к нам стоять. Ну, да, будет. Не заметили, как сами попали в ловушку. Ведь ожиданиям надо соответствовать, а если соответствовать не чем, придется за обман отвечать. Недоумки.
  С ним это как раз и происходит.
  Теперь все, кто под примету подпадают, стали ее заложниками.
  И что теперь делать? Как запустить обратную волну, что, мол, нет, все это выдумки и натягивание совы на глобус?
  Короче, после того, что произошло, пребывал Славик совершенно в расстроенных чувствах и в разобранном виде.
  Только и оставалось ему, что вспоминать минувшие события и гадать, а так ли все было неотвратимо, или все же имелась какая-то возможность, незамеченная и потому неиспользованная им, чтобы улизнуть, чтобы избежать.
  Конечно, была! Тут и думать нечего! Просто в ответ на слова хозяйки 'Шалуньи' 'Я вот о чем подумала, Вячеслав...', он должен был ответить:
  - Даже не думайте, Евгения Валерьевна! Даже не помышляйте! Пойти на это я никак не могу!
  Одна проблема: чтобы ответить именно так, он должен был быть не Славиком, а совсем другим человеком. А как, скажите, ему стать другим человеком, коль давно и прочно он был тем, кем был - Славиком.
  Вот так оно и получилось, что в ответ на предложение Евгении, он не отказал ей, да и вовсе не ответил словами, а одной лишь своей глуповатой улыбкой.
  Молчание - знак согласия. Молчание с улыбкой - согласие в квадрате.
  Он опять посмотрелся в зеркало. Насладившись печальным, поникшим образом, постарался придать лицу улыбку, ту самую. Долгие минуты изучал свое отражение, потом вздохнул, выдохнул протяжно. Ну, вот где ты этого набрался? - подумал. Откуда взялась эта идиотская ухмылка? Кто сказал тебе, что это прилично, и вообще пристало взрослому человеку - так улыбаться?
  Впрочем, отстань! - осадил он сам себя. Далась тебе эта улыбка! Нормальная, кстати, вполне, и дело вовсе не в ней, не в улыбке.
  Дело в тебе, Слава. Ты думай, голова, думай, что делать теперь будешь? Как выкручиваться собираешься?
  Однако не думалось ему от слова совсем. Зато вспоминалось.
  После 'я вот о чем подумала, Вячеслав...', последовала довольно долгая пауза, не меньше недели, в течение которой ничего не происходило, если не считать внутреннего Славика томления. В конце концов, он даже было подумал, что, слава Богу, само рассосалось. А что, он же не мог сам, даже не был готов к тому, чтобы личным образом атаковать начальницу приставаниями, ухаживаниями, напоминать ей что-то или предлагать. Собственно, ясно, что предлагать. Его роль в этом деле была пассивной, во всяком случае, он так ее видел, поэтому и предположил, что планы и виды Евгении на него изменились.
  Нет, не изменились.
  Евгения Валерьевна была не из тех дам, которые легко отказываются от своих планов.
  А была она из тех дам, что всегда получают то, чего возжелали.
  В этом месте Славик пошленько шутил, а, точней, в его памяти автоматическим поплавком всплывало слышанное когда-то во времена полового созревания, что дамы делятся на дам и не дам, а те, которые - дам, на дам, но не вам... Короче, ему было лестно, что дама выбрала его.
  Лестно, конечно, но и страшно до сладкой жути.
  Ведь Слава, как ни крути, был парнем простым и обычным, простецким, и в чем-то даже примитивным, а тут - дама. Несомненный мезальянс, получается.
  Что-что, а место свое Вячеслав знал. В иерархии. Нет, не умалял себя нисколечко, просто трезво оценивал. Тем более что подтверждение оценки той слышал почти ежедневно и со всех сторон. Вот и Лилька, жена, в выражениях не стеснялась, особенно в последнее время.
  И что ей не так?
  Евгения Валерьевна, безусловно, была дамой. Слава и помыслить не мог себя рядом с ней в обобщающем контексте где-нибудь в общественном месте, или, наоборот, в приватной обстановке, - в своих поношенных джинсах и застиранной рубашке. И с носом, ага.
  А, окажись рядом, о чем он станет с ней говорить? Чем заинтересует? Что она ему скажет? Ведь и Лилька, супруга, когда он начинал ей что-то рассказывать, часто просто махала рукой: молчи, мол.
  И, другой вопрос, как все устроить? Думая об этом, Слава просто впадал в ступор.
  Как?! Где?! Куда?!
  К счастью, Евгения хотела от него конкретной вещи, поэтому и думала конкретно.
  Никакой романтики. Одна лишь голая практика. Обнаженная.
  Неожиданно на помощь пришла Лола Преподобная, которую, как и обещал ей Александр Петрович, приняли в магазин бухгалтером и чуть-чуть продавцом. Конечно, на помощь она пришла в темную, сама того не зная. Просто пригодилась.
  И, слава Богу, что ни о чем не догадывалась, а то... Славик даже глаза зажмуривал от страха, представляя себе, что могло бы произойти, прознай Лола о чем-то таком.
  Тем не менее, едва Лола очутилась за прилавком, у Славы появилась возможность из 'Шалуньи' ускользнуть. На официальном языке - отлучиться по делам. Время и место ему накануне сообщила Евгения Валерьевна.
  Ой, Славик переполошился! Ночь не спал, все ворочался, ворочался, так что Лилька, в конце концов, вытолкала его из супружеской постели.
  - Что-то ты беспокойный сегодня - спасу нет, - заявила она зло. - А я спать хочу! Иди, вон, диван тренируй! Да пружинами, смотри, не скрипи.
  Это у нее юмор такой, для семейного пользования. Диван был таким древним, можно сказать, антикварным, что пружины его скрипели сами по себе, даже когда на нем никто не сидел. Скрип да скрип. Казалось, призраки предков Славика устраивали на нем свои посиделки.
  К слову, Славику на диване всегда спалось отлично. В тот раз тоже, правда, заснул он не сразу, но как только отключился - все, до самого утра без сновидений.
  Утром он мылся и одевался с особым тщанием, так что даже Лилька заметила.
  - А ты точно на работу собираешься? - даже поинтересовалась она. - Или еще куда?
  - Нет, на блядки! - отрезал Славик. - Просто работа такая, блядская.
  Он себе позволял иногда высказаться по поводу своего служения в 'Шалунье'. Имел право. Как ни крути, работа его кормила семью, может, не досыта, но и умереть с голоду не позволяла.
  Лилька сделала удивленное лицо, однако вопросы задавать прекратила.
  Уф, пронесло, подумал Славик. Если что - я предупреждал.
  Встречу Евгения Валерьевна ему назначила в частном домовладении, располагавшемся на тихой тенистой улочке недалеко от центра. Дом был невелик, и полностью скрывался за высоким бетонным забором, вполне современным, из литых плит, с орнаментом. Над забором, как взбитая пена, нависала кудрявая зелень листвы, выше, над ней, виднелась крыша под коричневой пеночерепицей и с высоким коньком.
  Место ухоженное, но ничем особенным не примечательное, отметил про себя Славик. Еще он подумал, что, должно быть, не первый он залетный гость в этом гнездышке. А как подумал, так сразу и представил. И, совершенно неожиданно, почувствовал легкий укол в... Хотя, чего это он?
  Ты что, парень? - быстро осадил он себя. Скажи спасибо, что вообще, тебе сообщили этот адрес. А вот Александр Петрович, скорей всего, его как раз не знает. Интересно...
  Напрасно он поутру беспокоился о своем внешнем виде, привлекая ненужное внимание Лильки. Евгению Валерьевну вид его не интересовал, во всяком случае, не до такой степени, как все остальное, до поры сокрытое. Она сразу потащила Славика в душ, где собственноручно тщательно вымыла, одновременно придирчиво разглядывая и оценивая основной мотив, то есть основу их встречи.
  - Что ж, неплохо, - заключила она по итогам осмотра. - Я, честно говоря, ожидала большего. Судя по внешним признакам, экземпляр обещал быть экстраординарным. Но ничего выдающегося я пока не вижу.
  Евгения Валерьевна была обманута его носом. Нос обманул ее ожидания... Снова он.
  - Ну да ладно, будем надеяться, сойдет и то, что есть, - решила она. - Что уж теперь поделать? Давай-ка посмотрим, Вячеслав, как ты со своим инструментом управляешься.
  За руку, чистого и благоухающего, она отвела Славу в спальню, и там, скинув с плеч своих невесомый шелковый халат, предстала перед ним во всей красе.
  Тело у Евгении Валерьевны было загорелым, гармоничным, сильным. Да, настоящая машина любви, оценил Славик. Лилька по сравнению с ней казалась рыхлой, несколько несуразной и нескладной, как комок сладкой ваты. Хотя Евгения и была лет на пять ее старше.
  К тому же, в отличие от жены, она брила лобок. Слава обожал, когда у женщины бритый лобок и все такое, но вот именно этого от Лильки добиться было невозможно. Ни в какую! И чего ее так плющило? Непонятно. Но факт: жена имела единственное и неоспоримое представление, что вход в ее пещеру должен быть надежно прикрыт колючими зарослями. Слава уже и содействие свое предлагал в вопросе, мол, давай я сам тебя побрею, чтоб ты не возилась? Заодно, глядишь, и удовольствие совместное получим...
  - Еще чего! - возопила Лилька. - Размечтался! Извращенец! Я ща тебя сама побрею! Не обрадуешься!
  - А что такого? - пытался настаивать Слава. - Ты же любишь, чтобы я к тебе бритым подкатывал? Вот и я тоже, люблю, когда мягонько и гладенько.
  Оплеуха, заработанная Славой по результатам переговоров была реальной и полновесной. И убедительной, чего уж. Да, желание говорить на эту тему у него с того раза пропало. Как отрезало. А тут такое...
  Он помимо воли опустил глаза - и сверкнула жемчужина, и ослепила. О!
  - Как? - спросила Евгения Валерьевна, чуть разведя руки в стороны и продемонстрировав себя.
  - Нимфа! - выдохнул Славик. И тут же торопливо поправился: - Богиня!
  И откуда только слог такой взялся!
  Но главным и весьма конкретным его ответом на вопрос Евгении была та невероятная эрекция, которая немедленно у него приключилась. Он буквально оттопырился своим копьем, как какой-нибудь доисторический копейщик.
  - О-о, - сказала Евгения и рассмеялась. - Ну?
  Славик сорвался с места. Он подхватил Евгению Валерьевну в охапку и мигом доставил на кровать.
  Он был, как торнадо. Буря и натиск.
  Налетел, смял, ошеломил и, забрызгав живот, отвалился.
  Потом, после, Евгения Валерьевна долго лежала, поверх одеяла, раскинув ноги. Она неотрывно смотрела в потолок и левой рукой бездумно, пальцами, что-то там, рядом с собой, перебирала.
  То, что она теребила, принадлежало Славику. Действие ее доставляло ему радость и удовольствие, но сдержанность партнерши настораживала и беспокоила. Он-то ожидал волну нежности и водопад восторгов, а вместо этого - целое озеро сдержанной неопределенности.
  Славик лежал ничком рядом с женщиной, прислушиваясь к ощущениям и отголоскам. Истома наполняла мышцы сладостной тягой. Ему хотелось, как он привык, прижаться к ее плечу щекой, а еще лучше, к груди, но что-то его удерживало. Потому он лежал, как-то неловко извернувшись и, скашивая глаза, смотрел на ее ближайший сосок, задорно торчавший кверху и подрагивавший в такт дыханию хозяйки.
  - Что ж, - сказала Евгения Валерьевна, погодя, - в принципе, неплохо. Такая первобытность, необузданность - почему нет? Для одного раза вполне. Сойдет. Но, знаешь что, голубчик? Давай-ка, еще попробуй. Только постарайся теперь с чувством, толком и расстановкой. Больше глубины, соколик, больше объема.
  Потянувшись, она достала приготовленное заранее полотенце. Махнув махровым, накрыла им свой живот, после, накладывая сверху ладони, промокнула лишнюю влагу.
  - Ты готов? - спросила тогда. - Давай, дорогуша.
  Славик был готов, будьте уверены. И он старался, он был нетороплив и обстоятелен, и в конце мрамор кожи Евгении Валерьевны порозовел.
  - Ну вот, - покинув полуобморочное состояние, сказала она по поводу второй попытки. - Уже получше будет. И наградила работника поцелуем. В щечку.
  А потом случился еще и третий раз, крайний в этой сессии, и вот он был действительно длительным и доскональным. Настолько длительным, что Славику пришлось придумывать объяснение для Лильки, почему он задержался на работе.
  По итогам кастинга Евгения Валерьевна объявила свое решение.
  - Можно, - сказала она. - Надо только подтянуть манеры и поработать над тактическими приемами. Да, а как ты думаешь? Любовные битвы, как и все прочие, не обходятся без учета тактики и стратегии их ведения. Не знаю, дойдем ли мы с тобой до стратегии... Во всяком случае, хотелось бы, однако это - высший пилотаж, он не каждому и подвластен. Но вот тактикой обогатиться тебе следует непременно. Ей мы и займемся в первую очередь.
  Если честно, то, что происходило, Славику не очень-то и нравилось. Та роль живой сексуальной и в меру разумной игрушки, которая ему отводилась. В душе-то он был о-го-го! Герой, рожденный спасать или уничтожать миры. Ну, так он о себе иногда думал. А тут... Почему? Черт его знает.
  Возможно, за долгие годы работы на чужого дядю он так привык любые требования этого дяди выполнять беспрекословно, что и в этом случае особо не задумывался, надо, не надо, да и вообще, что это значит. Тетя? Ладно, тетя. Что это меняет? Тетя как раз хорошо.
  Может, ему новых ощущений захотелось?
  Конечно, захотелось. А кому не захотелось бы, при виде такой тети, как Евгения Валерьевна?
  Короче, понял Славик, что попал он в ситуацию, которой лично не управлял, и из которой не видел выхода. Оставалось рефлексировать, думать. Осмысливать.
  Да и это не особо получалось.
  Вновь и вновь Славик повторял себе, что хотел бы всего этого избежать, хотел бы спокойной приличной жизни. Хотя по нынешним временам спать с чужой женой вполне себе приличное, даже достойное занятие, но нет, это не его.
  Однако волна его подхватила и несла, несла... Он и не рыпался. А чего рыпаться, несет же? Нет, грести против течения - абсолютно не его стиль.
  Хотя, собственно, почему?
  Странные мысли стали посещать его носатую голову.
  Евгения Валерьевна билась с ним до конца лета. Они встречались с ней почти каждый день, и уже потом Славик сообразил, что это обстоятельство могло обозначать только то, что и ей, его наставнице, встречи давали что-то нужное, чего она прежде не имела. И от чего до поры не могла отказаться. Тем более что процесс, как говорят, имел положительную динамику. Насчет манер и обходительности, насчет тактики ведения постельных войн и освоения передовых методов, как, что и в какой последовательности - все это Славик схватывал, что называется, на лету. А вот с физикой... Физикой Евгения Валерьевна все же была не удовлетворена.
  И, видимо, имелась у Евгении Валерьевны надежда, если не модифицировать, то улучшить, насколько возможно, его физические данные. Но с этим не задалось, как Слава не старался, сколько и каких кремов и мазей в себя не втирал. Данные, они потому и данные, что даются раз и навсегда. И неизменны. Даются - кем? То-то.
  Или, если не согласен - ложись под нож. Но Слава себе лучше бы пол носа отрезал, право дело.
  Вот, кстати, если б было можно, отрезать здесь, пришить там - поймал он идею, на будущее.
  В конце лета Евгения Валерьевна - решения принимала всегда она - взяла мужа в охапку и укатила с ним на курорт. Хотя, казалось бы, а здесь что, не то же самое? Но вот, с курорта - на другой курорт, по идее, гораздо лучший, и неведомо куда.
  Муж, сказала она Славику доверительно, это член, который всегда с тобой. Сюрпризов от него ждать не приходится, зато всегда знаешь точно, на что можно рассчитывать. Как же я устала, как устала, - добавила она с горечью.
  - А ты, Вячеслав, продолжай лечиться, - наказала хозяйка ему напоследок. - Если можно так выразиться. Кремов не жалей, никаких. Из запасов фирмы и за счет фирмы. Очень не хотелось бы, чтобы затраченные наши совместные усилия пропали впустую.
  Лечиться, ага, резануло Славика, даже невзирая на эту оговорку - если можно так выразиться. Можно, раз выражаешься.
  Я что, правда, болен? - подумал он.
  Болен ли я? Я болен! Болен!
  Вот так, как обычно в конце сезона, начальство и укатило отдыхать и развлекаться, оставив 'Шалунью' на попечении Славика и Лолы Преподобной. Когда они вернутся, Евгения не сказала, даже не намекнула, но по опыту прошлых лет Слава предполагал, что в запасе у него оставалось месяца полтора-два. Что за этот срок ему нужно сделать, к чему подготовиться, он представлял весьма расплывчато, но точно знал, что после все изменится.
  Все лето, пока Славик упражнялся с Евгенией Викторовной, ему естественным образом было не до жены его Лильки. Честно говоря, ни сил на нее не хватало, ни желания. И, видимо, не уследил он, как его благоверная пустилась во все тяжкие.
  Не во все, конечно, и не в тяжкие, но все же. Просто решила, что раз уж муж, то есть Славик, уже не тот член, что всегда в ее распоряжении, то не следует ли ей в плане удовлетворения потребностей поискать кого-то более доступного, пусть и более отдаленного.
  Ну и поискала. Видимо. И, скорей всего, нашла.
  И ведь недаром говорят, что раз баба нашла себе лазейку для удовлетворения, она будет ей пользоваться, и никак ты ее от этого не отвадишь.
  Нет, Лильке и раньше были свойственны некоторые вольности. Например, она иногда - а если прикинуть, то и довольно часто - уходила, как она объясняла, к родственникам, пообщаться. На целый день, на выходные, порой оставалась на ночь. У нее были сестры, братья, двоюродные, троюродные... Много, полгорода, наверное. И она, понятное дело, чувствовала свою к ним привязанность.
  - Так, может, и я с тобой? - предлагал Слава. - Пора бы уже с твоей родней более тесный контакт налаживать. Посидим, поокаем...
  - И-и-и! - отмахивалась Лилька. - У нас, татар, так не принято. А ты, хоть и муж, но все еще чужой, по культуре, по крови. Говорят, незваный гость хуже татарина. Это не шутка. Мы татары это знаем. Так что, жди дома, пока позовут
  Что тут скажешь? Был бы сам татарином, сказал бы, а так, только руками оставалось разводить. Тем более, родственники подтверждали: Лилька у нас. Не волнуйся.
  Не волнуйся, ага.
  Славик алиби, предоставленному родственниками, не доверял принципиально, но проверить его возможности не имел. А до личной слежки не опускался. Вот и делал простецкое лицо, да после каждого Лилькиного похода к родственникам ощупывал лоб и разглядывал его в зеркало: не выросло ли там чего лишнего?
  Ну а Славику, мужу, она всегда давала с неохотой, после долгих препирательств, так что ему уже не хотелось. Да и не особо моглось, по большому счету.
  Странные у них сложились отношения. Всем-то Лилька была недовольна, Славиком в первую очередь, потому, наверное, и детей заводить не хотела.
  А, может, просто он такой дурак. Ну, что дурак, с этим он даже не спорил. Потому и кто во всем виноват, понять не мог.
  Да, незаметно, незаметно, а жизнь совсем изменилась. Знак поменяла, перекинулась с плюса на минус. То текла все вперед, а тут глядь - вспять повернула. Он направо пошел, она - налево. Закон сообщающихся сосудов. Нет-нет, закон сохранения импульса.
  Как все славно начиналось, думал Слава, и к чему в конце пришло.
  Да, вот именно, чувство было такое, что все к концу движется, только еще не ясно было, к какому.
  Примерно в это самое время появилась в 'Шалунье' новая посетительница. Видимо, приезжая, из отдыхающих, Слава никогда прежде в городе ее не встречал. Но, едва увидав, сразу выделил.
  Женщина походила по магазину минут пять, бегло, мельком все осмотрела и ушла, а он все стоял и думал, чем же она его привлекла. Даже больше - зацепила.
  Нет, не то, что вы подумали, совсем не то.
  Она была, как бы это объяснить... Весь ее облик создавал ощущение мягкости. Как кошечка или плюшевый мишка. Возможно, даже, наверное, там были и коготочки, только Слава их не заметил. Мягкая - не значит пухлая, вовсе нет. Вот Лилька достаточно пухлая, объемная местами, но про нее никак не скажешь, что - мягкая. А эта - вот такая.
  Небольшая, изящная, при этом старше Славика лет на пять, а то и на все десять, не поймешь. Грациозная и несколько жеманная, в каких-то странных одеждах, которые женщины предпочитают носить на курортах. Бежевая курточка с объемными рукавами и накладными карманами перехвачена по талии пояском. Тоненько, изящно. Замшевая сумка на плече, она держалась за ручку обеими руками. Русые, очень светлые, легкие, как пух, волосы собраны на затылке в простую прическу. Локон-завлекалочка возле правого уха, как положено.
  - У вас очень мило, - сказала она Славику перед тем, как уйти. Пообещала: - Я, пожалуй, еще к вам наведаюсь.
  И улыбнулась. Лучезарно улыбнулась. Вокруг глаз собрались мелкие морщинки-лучики, она на миг сконцентрировалась на Славике, глаза в глаза, и ушла.
  Вот эта лучезарность Славика и зацепила. Что такое, думал он. Откуда?
  После он даже не мог сказать, какого цвета ее глаза. Просто много света из них вылилось, вот и все. Невероятно.
  Сколько женщин, столько и чудес, подумал он. И повторил: невероятно.
  Лильку, жену свою, он как-то ненароком вывел за скобки. Ну, какие в ней чудеса? Он задумался. Нет, вроде, ничего такого. Может, не там ищет? Тут он вспомнил, что Евгения Валерьевна уже дней десять как в отъезде, и... Не то, чтобы влечение какое-то возникло, просто, подумал - все-таки жена. Почему бы нет? Не попробовать ли, не тряхнуть ли стариной? Не стариной, конечно, старина - это для красного словца. Парень он молодой, организм своего требует. Такие дела.
  В общем, тем же вечером он стал оказывать Лильке знаки внимания. Однозначные и недвусмысленные. Давай, мол. Ну, это. Давай!
  Лилия посмотрела на него не то чтобы удивленно, но как-то отстраненно и холодно.
  - Что это тебе приспичило? - спросила. - Я думала, ты уже все, отсох.
  - Нет, - оттопырил губу Слава.
  - Что, нет?
  - Не отсох, все нормально.
  - Ну, ладно. Обслужи, раз, говоришь, не отсох. Муж все-таки. Но только сам все делай, понял? Я устала до смерти, еще с тобой возиться.
  - Это как? - вытаращился Слава.
  - Как-нибудь...
  В последнее время Слава все чаще спал один на диване, поэтому поход в супружескую кровать, да не просто так, а по конкретному делу, был для него приключением. Надо же, думал он, дожили. К собственной жене как на блядки. А что, прикольно.
  В действительности все оказалось несколько иначе, чем он себе представлял. Сильно иначе. Не приключение, а испытание, которое он, как ни печально признать, провалил.
  Ну, сейчас я тебя удивлю, думал Славик. Все, чему меня Евгения научила, продемонстрирую. Будешь крутиться подо мной, как уж на сковородке. Ужица. До первых петухов. Оргазм будет долгим и бесконечным, точно утренняя поклевка.
  Насчет поклевки он сам придумал, сказал так, потому что рыбаком не был и какой в действительности бывает поклевка туманным утром, забыл. Он о многом забыл.
   Лилька лежала на кровати, на животе, лицом в подушку. В последнее время она только так его и встречала, тоже, наверное, неспроста. Она была в одних трусах, причем не в каком-то там сексуальном белье, что Славик готов был предположить, а в обычных бабских трусах, любимых ее, в которых часто разгуливала по дому. Славик и сам любил иногда в трусах проветриться, так сказать, но тут его немного повело.
  - Эй! - позвал он.
  - М-м-м?
  - Я пришел.
  - А? Ну, давай, давай...
  - Как, блин, давать?
  - Как-нибудь...
  Грудь Лилькина, довольно большая, была вся спрятана под ней, под телом, расплющена им и вдавлена в матрац, лишь малая часть бледной сферы, выглядывала сбоку. Славик пощекотал эту выпуклость пальцами.
  - Эй! - снова позвал он.
  Лилька отреагировала раздраженно. Она дернулась и прикрыла прелесть локтем. Ядреным таким обтекаемым локтем.
  - Ты что? - опешил Славик.
  - Давай-ка, начни с чего другого. А то только одно и знаешь, сразу за сиську хватаешься.
  - С чего другого?
  - Сам соображать уже должен, не маленький. Хотя нет, маленький. В общем, давай.
  Славик прошелся ладонями по ее спине. Мышцы его гудели и протестовали, двигать ими не было никакого желания. На массаж она, что ли, намекает, подумал он. Хитрая, кто бы мне массаж сделал? Лилька, кстати, никогда. Никогда.
  А вот он когда-то ей массаж делал. Было дело. Перед интимом, в качестве прелюдии, и ему это даже нравилось. Но тогда она была нежной и трепетной, реагировала, вздрагивала от каждого прикосновения. Одно это его заводило. А теперь что? Рептилия какая-то.
  Он погладил жену по спине, похлопал, ущипнул, помял. Хорошо, что теплая, подумал. Плохо, что бесчувственная.
  Зацепив пальцами с двух сторон, стянул с Лильки трусы до середины ляжек. Она даже не покачнулась, чтобы помочь, или показать, что ждет именно такого его действия. Так что, не таким-то простым делом оказалось, расчехлить этот довольно объемный объект.
  - Мммм, - промычала Лилька, оставшись без последней видимости защиты.
  Славик перенес свои манипуляции на оголившуюся попу. Кожа там, вопреки тому, что он о ней помнил, оказалась не такой гладкой и мягкой, вся в пупырышках, как на гусиной тушке. А на местах, которыми, сидя. Лилька больше всего ерзала, так и вовсе обнаружились... Мозоли, что ли?
  Да, корма этого судна обросла ракушками, подумалось. Ну, это совсем уж глупость какая-то.
  Это что же, она специально мне вот это все демонстрирует? - подумал Славик. Ведь не может она не знать, где у нее что и как? Женщины знают о себе все досконально, и каким образом подать, каким местом показать, как посадить, как положить - тоже знают. Поэтому, все не случайно.
  А что бы ты хотел? - спросил он себя. Да, что бы ты хотел?
  Что бы хотел... Ну, хотя бы немного тепла. Разве не заслужил? Разве не за что? Разве это чрезмерно?
  Стоило бы остановиться, даже непременно нужно было остановиться, прекратить, сказать: 'Ладно, давай в другой раз', но он, как заведенный механизм, не мог. Наоборот, стал раздвигать ее плотно сжатые ноги.
  - Мммм... - вновь неопределенно отреагировала она. Но ноги раздвинула, ненамного. В аккурат, чтобы он смог просунуть ладонь.
  Там было сухо и жарко. И как-то неуютно, как в мышиной норе - того и гляди, кто-то вцепится в палец. Тогда он поспешно одернул руку.
  Издевается, что ли? - предположил очевидное Слава. А ведь, действительно, издевается.
  Ему ничего уже не хотелось, абсолютно. Не было ни желания, ни эрекции. Но по какой-то своей тупости, он не мог оборвать все разом, встать и уйти. Нет, он по инерции продолжал что-то еще пытаться. Мужчина он, в конце концов, или где?
  - Эй, Лилька, - позвал он жену, - ну-ка, помоги мне! Что-то я сегодня не в форме.
  - Вот еще! - отмахнулась она. - Сам себе помогай!
  - Как это, сам? Не получается - сам. Будь же ты человеком!
  - Знаешь, что! Ты сперва сам будь человеком. И вообще, иди себе на диван лучше. А я посплю здесь, я спать хочу. Будешь в форме когда, приходи. Может быть, тогда получится.
  Славика сдуло с супружеской кровати, точно лист шифера с крыши сарая резвым ветром.
  До утра он так больше и не заснул. Что же это такое, думал, что такое? Как так, не встает? Почему, не встает? И все никак не мог успокоиться, сердце колотилось и трепетало, будто от него, от сердца, что-то теперь зависело.
  К утру он осознал, что, как бы все ни сложилось дальше, к Лильке с тем самым нескромным предложением он вряд ли уже подкатит, по крайней мере, в ближайшей перспективе. Чувствовал он, легла между ними, возникла преграда, которую ему невозможно будет переступить. Тем более, сделать первый шаг самому. Лилька, он знал, точно шага не сделает.
  Значит, что? Пичалька. Итог.
  Утром Лилька посматривала на него с улыбочкой превосходства, подрагивали брови на круглом лице.
  - А что же это ты вчера, - спросила, наконец, - так и не довел дело до конца? А? Убежал куда-то? Что случилось?
  Надо же, будто ничего не помнит! Будто проспала все! Притворяется, стерва, играет.
  - Да так, - сохраняя невозмутимость, жуя бутерброд с сыром, вяло повел головой Славик. - Что-то расхотелось. Ты устала, я устал.
  - Ну-ну, - сказала Лилька. - Ну-ну. Видать, тоже проводила свои линии.
  А ведь она мне изменяет, с совершенной ясностью, как не требующий доказательства факт, ощутил Слава. Все сразу встало на свои места - что, как и почему. И попой кверху почему, тоже объяснилось.
  Слава похолодел. И бросил на тарелку недоеденный бутерброд с сыром.
  В магазине витал дух заброшенности, было пустынно, холодно и непонятно, как на ярмарочной площади после многолюдного шумного праздника, когда гости и участники уже разъехались, а обрывки декораций треплет и таскает туда-сюда ветер. Странную отчужденность ощущал Славик ко всей своей жизни до сегодняшнего дня. Будто вывалился он за борт ее, и смотрит теперь на то, что оставил из-за стекла, через иллюминатор - с той стороны. Без удивления смотрит, без участия, понимая с очевидной ясностью, что все это кончилось и ему уже не принадлежит. Просто, отдаляясь, проплывает мимо.
  И совсем не хотелось разбираться, кто виноват. Все равно, потому что, кто, все равно. И даже не хотелось знать, что будет дальше. Потом само узнается. А хотелось смотреть, ощущать и привыкать к новой пустоте, ощущать ее как чистоту.
  Дерево без сучков, без ветвей, вот кто он теперь, подумал. Хорошо, хоть корни остались, и они, похоже, живы. Правда, с ними еще надо определиться.
  Поток покупателей в последние дни снизился, то ли отдыхающие уже по домам разъехались, то ли затишье перед будущим всплеском, волна пошла на убыль. Люди изредка заходили, - как льдины заплывают порой в тихую заводь, - кружили, дивились, выпучивая глаза, точно попали в галерею диковинок, и так же, не вступая во взаимодействие, уходили. Славика такое положение вполне устраивало - вот не было у него никакого желания вступать во взаимодействие, ни с кем.
  Восседал за прилавком в пустом гулком пространстве, поникнув носом.
  Рыцарь печального образа.
  В определенный миг, будто некая сила подтолкнула его под локоть. Он достал из-под прилавка несколько листов бумаги и почти без раздумий, набело, принялся записывать все, что с ним произошло за последнее время, что он чувствовал, думал, что и как пережил. Старался писать честно, ничего не приукрашивая, не моделируя события, полагая одну лишь цель - разложить все по полочкам, чтобы самому разобраться в происшедшем. Правда, имена действующих лиц и исполнителей спрятал за инициалами, на всякий случай, впрочем, буквицы те были легко узнаваемыми.
  Для тех, кто достаточно долго следил за извивами судьбы Славика, такой его поступок не покажется странным. Ведь он и прежде отмечался подобными, как бы литературными, упражнениями, и даже какие-то свои тексты рассылал в журналы, правда, безуспешно. Короче говоря, когда через пару дней в магазине вновь появилась примеченная им ранее женщина с лучистыми глазами, Слава как раз закончил свой опус. Он назвал его по школьному - изложение. Испытывая понятную опустошенность, он сидел за прилавком, положив руки на стопку исписанных листков, и смотрел перед собой остановившимся взглядом. Тоже пустым, погасшим. Точно пытался в гулком и сумеречном дворе души разглядеть огонек.
  Что перешло на бумагу, обратилось в слова - отвалилось отрезанным ломтем и, гляди-ка, теперь жило своей отдельной бумажной жизнью жизнью.
  Образовавшуюся полость надо было чем-то заполнить. Но чем ее заполнить, находясь в пустоте? Нечем же... Ему так казалось, что - все, последние сучья и ветки обрублены. Жди теперь, когда вновь что-то вырастет. Если вообще что-то вырастет.
  Такие образы его окружали - тихие призраки.
  Такое состояние он переживал - оглушение после бури.
  Но едва эта женщина вошла в магазин, жизнь в нем, и, как часть ее - Славик, вышла из оцепенения и потихоньку сдвинулась куда-то. И было все рано, куда, главное - что пошла.
  Жизнь вообще, всегда, вокруг этих созданий, женщин, кружится - сперва принял, как озарение, а после оформил мыслью Славик. А его жизнь - однозначно так устроена. Женщины ее создают, формируют, они ее и разрушают. Хотя, и других разрушителей предостаточно.
  Славик очнулся, пошевелился, встал... Расправился навстречу. Улыбнулся.
  Дама была в том же костюме, только в этот раз голову ее по кругу перехватывала узорчатая лента-очелье. Ей очень идет, оценил Слава - какой-то, казалось, утраченной частью своего естества оценил. Так, может, не все и утрачено?
  Женщина прошлась по залу, тоже льдине подобна, и, сделав круг, оказалось рядом со Славиком.
  - Меня все это, честно говоря, не слишком забавляет, - сказала она и улыбнулась знакомой Славику лучезарной улыбкой.
  - Зачем же вы пришли? - удивился Слава.
  - А что предложите? В вашем городе ведь особо нечем заняться. Так, обычный набор базовых развлечений. Однако, меня устраивает. Я приехала просто отдохнуть, поскучать, утихомириться. Что искала, то и нашла. А сюда, если честно, зашла, чтобы вас увидеть, - неожиданно призналась она.
  - Меня?! - Славик удивился в очередной раз.
  - Я правду говорю, вас. В таких местах, как это, люди зачастую становятся философами. А меня интересуют такие люди. И в прошлый раз я в вас что-то такое, мне показалось, разглядела. Это так?
  - Не знаю. Может быть. Наверное. Слава пожал плечами.
  - Но сегодня вы выглядите очень уж печальным. У вас что-то случилось?
  - Скорее да, чем нет, - ответил Слава и передернул плечами. - Но это личное.
  - Конечно, конечно... Может быть, я и зря к вам зашла...
  Разговор явно не задавался. Дама откинулась, отвернулась, по инерции обвела взглядом витрины. А когда, сделав круг, взгляд ее опять приблизился, она вдруг заметила Славину писанину, которая так все и лежала на прилавке.
  - Вы пишете? - неожиданно обрадовалась она. - Это ваш же текст, правда? Я была права!
  Слава немного покраснел, то ли от гордости, то ли от неловкости. Но, вопреки обыкновению, его не накрыло удушливой волной смущения. Нет, он почувствовал, совершенно неожиданно, что с этой незнакомой женщиной может разговаривать абсолютно свободно. А стеснение - это остаточное, отклик из прежней жизни.
  - Да, - сознался, - набросал тут кое-что. Для себя.
  - Как интересно! Знаете, мне бы хотелось с этим текстом ознакомиться. Очень хотелось бы. Ведь это художественный текст? Рассказ, правда?
  - Ну... - замялся Слава. - Не совсем.
  - Все равно, я бы хотела почитать.
  - А вы что, писательница? - вдруг озарился догадкой Слава. Конечно! Как он сразу-то не допер! И все становилось на свои места... Но нет.
  - Нет, - сказала дама. - Не совсем. Разве только отчасти. Больше все же читательница. Но я имею возможность влиять на литературный процесс.
  - Правда? Слава не понимал, что значит 'влиять на литературный процесс'. Но звучало это захватывающе. Даже голова немного закружилась.
  - Давайте познакомимся, что ли? - предложила женщина, и Славик смутился оттого, что не сделал этого первым. - Можете звать меня Далией. А вы?..
  - Слава...
  - Вячеслав. Отлично!
  - Далия... Необычное имя.
  - Обычное на самом деле, хотя, да, не такое затасканное. Одно из значений - виноградная лоза. И еще - судьба.
  - Кому-то повезло с такой судьбой, - польстил Слава.
  Далия не стала протестовать, в ответ одарила его лучистой своей улыбкой.
  Как это у нее выходит? - в очередной раз восхитился и озадачился Слава.
  - Ну, что, Вячеслав, дадите почитать свое произведение? Мне, правда, очень любопытно. И почему-то, кажется, что у вас есть талант. Я думаю, уверена, что у вас не может не быть таланта.
  Тут уж Слава явно смутился, но, склонив голову к плечу, покачал ей, протестуя.
  - Насчет таланта, не уверен. Но текст написан, наверное, кто-то должен его прочесть. Хотя, если честно, я писал лишь для того, чтобы освободиться от мыслей. Но, не знаю, может, так будет правильно.
  - Конечно, правильно, даже не сомневайтесь.
  - Взгляд постороннего человека...
  - Именно.
  Он сложил листы в папку и передал ее Далии.
  - Не волнуйтесь, не пропадет, - пообещала она ему перед уходом.
  - А хоть бы и так... - пробормотал он ей вслед.
  Потом включил компьютер и поискал, как толкуют имя Далия, и что свойственно носительницам этого имени.
  Дружелюбие, власть, верность в любви. Еще доброта и уверенность в себе.
  Экстраверты, им свойственна эмпатия.
  Что ж, кажется, все подходит. Почему-то не указана лучистость взгляда, но это, должно быть, разумеется, само собой.
  Он попробовал снова вспомнить лицо Далии, помечтать о ней, как о обычной женщине, но представить себя рядом с ней почему-то не смог. Еще одна необычайность этой дамы. Вот любую он мог бы вообразить себе в каком угодно пикантном виде, и это проверено неоднократно на практике, а ее почему-то нет. Странно, правда?
  Хотя, может, как раз нормально? Может, так и должно быть?
  Слава вздохнул. Пространство вокруг него, ему почудилось, стало немного серебриться. Но оставалось по-прежнему все таким же пустым и гулким.
  Пустота ждала его и дома. А Лилька вот не ждала.
  'Я ушла, - написала она в записке, обнаруженной им на кухонном столе. - Совсем. Не ищи. Прощай'.
  Положим, он и не собирался искать, но могла бы все-таки... А, впрочем, так даже лучше. Без тягомотины ненужных объяснений. Стало понятно ее вчерашнее - да и прежде - отношение, ее холодность, трусы и корма в ракушках.
  Записка лежала на блюдце, и была придавлена к нему куском засохшего белого хлеба. Славик машинально взял его и принялся грызть, опять же, получилось, - в гулкой пустоте. Есть в этом доме все равно больше было нечего.
  Ночью, лежа на диване, неожиданно молчаливом, не издававшем ни звука, ему так странно было снова ощущать себя холостяком. Если, конечно, это было именно то чувство. Но - ни радости, ни печали. Холод и стылое одиночество.
  На следующий день выяснилось, к кому конкретно Лилька ушла. С кем решила, так сказать, связать судьбу и совместное проживание.
  Сеня Мамакин! А? Как вам это нравится? Друг, блин!
  Кто бы мог подумать! Уж он-то точно и представить себе не мог, что Сеня, что так оно будет.
  Хотя... Видел он как-то Семена в душе... И там действительно было на что посмотреть. Слава рядом с ним, ну, не пигмей, конечно, но так, подросток с задержкой в развитии. Тогда он сообразил, отчего, несмотря на внешнюю его непрезентабельность, женщины вились вокруг Сени и дарили его своим вниманием, какого Слава, например, никогда не имел, даже со своим носом. Они что, чувствуют, что у кого в штанах болтается? Видят сквозь ткань, рентгеном просвечивают? И передают друг другу своим бабским радио? А как же нос? У Сени он вполне стандартного размера.
  Стало быть, и Лилька поймалась на эту удочку? Ну и хрен с ней! Пусть позабавится! Только ненадолго ведь, его и двумя руками за эту штуку не удержишь.
  Хрен, конечно, с ней. Но Сеня! Каков! Ничего, ничего! Сеня тоже свое получит. По роже, при встрече...
  Слава поморщился. Вот эта мысль, последняя, ему как-то совсем не зашла. При ближайшем рассмотрении - не хотелось ему бить Сеню по мордасам, совсем не хотелось. Он ведь тоже не виноват, что судьба наделила его такой штуковиной. Хрендюлиной. Вот, отрабатывает теперь. Ладно, пусть, каждому свое. Кому нос, кому этот, хрен. Так что, хрен и с ним тоже.
  Вообще, эта история с Лилькой сильно Славика остудила. Заморозила даже. Он чувствовал, что изнутри его жилы, его нервы остужены и точно покрыты изморозью, как, бывает, электрические провода в сильный мороз. Поэтому, когда Далия в следующий раз зашла в 'Шалунью', чтобы вернуть ему рукопись, он ей не особо обрадовался. То есть, обрадовался, конечно, только ввиду наличия внутри инея, внешне проявить свою радость не сумел.
  Далия положила на прилавок папку с его писанием. Улыбнулась, не так лучезарно, как прежде. Славик подумал, что восприятие ее взгляда зависит и от его внутреннего состояния тоже. Еще бы, не зависело!
  - Знаете, Вячеслав, мне понравилось, - сказала она. - Хотя этот текст совсем не художественный. Это, скорей, исповедь, личная.
  - Я вам говорил. Славе нравилось, что она обращалась к нему на 'вы' и полным именем - Вячеслав.
  - Да. Но, повторюсь, мне понравилось. Ваш язык, образность. Пишете вы вполне грамотно, у вас, это чувствуется, есть собственный стиль. Его, правда, еще нелегко разглядеть. Но при умелом подходе, он, уверена, разовьется, и сделается ярким, самобытным.
  - Спасибо.
  - Не за что. Она помолчала, потом спросила. - И, наверное, у вас есть и другие произведения?
  - Есть.
  - И вы их куда-то посылали? В разные редакции?
  - Было дело.
  - Не взяли?
  - Вернули обратно.
  - Что написали?
  - Поначалу писали, что изюминки не хватает. Потом, что слишком красиво.
  - Ну, слишком красиво - это такое себе выражение. Спорное, я бы сказала. Знаете, Вячеслав, есть люди, которые взрослеют рано, а некоторые, наоборот, довольно поздно, если брать абсолютный возраст. Вы, мне кажется, относитесь ко второй категории. Я это к тому, что у вас все еще впереди. В литературу вообще слишком рано заходить не стоит.
  - Наверное, вы правы. Не знаю.
  - Что-то вы сегодня совсем грустны, Вячеслав.
  - Да так, кое-что случилось. Вы простите меня, к вам это отношения не имеет.
  - Наверное, это продолжение событий, описанных здесь? - она протянула руку и легко коснулась папки.
  Слава кивнул. Кивок получился составным, рывками, будто шарниры шеи заржавели и утратили плавность хода.
  - Да, так. Все пришло к логическому завершению.
  - Что я хочу вам сказать, Вячеслав. Секс-шоп, это такая красивая сказка, игра. Рано или поздно сказка заканчивается, а игра становится реальностью. Ну и, начинается жизнь. К этому тоже нужно быть готовым.
  - Типа, исход из рая...
  - Из этого рая, шаловливого. Простите за каламбур. Но возможен другой, я уверена.
  - Если бы...
  Далия не стала его убеждать. Они помолчали. Эти паузы в разговоре казались его составной частью и не были в тягость обоим.
  - Я завтра уезжаю, - сообщила она.
  Слава повел головой, поморщился.
  - Жаль. Мне было приятно вас видеть. Здесь.
  - Ну, так, заходите как-нибудь в гости, на чай. Когда захочется увидеть приятное и поговорить. Я вас приму и угощу с радостью.
  - Но ведь вы там, в столице... Нет?
  - Правильно, там. И вы приезжайте, Вячеслав.
  Слава от неожиданности хмыкнул.
  - Я как-то об этом еще не думал.
  - Так подумайте. Кстати, не хотите дать мне остальные свои рассказы? Я могла бы...
  - Нет. Пожалуй, нет. Я еще не готов. Я лучше сам вам их привезу.
  - Как хотите. Только обязательно привозите сами.
  - А как я вас найду?
  - Я написала свой телефон. Там, на рукописи. Это рабочий. Звоните.
  - Где вы работаете?
  - Преподаю в институте. В профильном. Только, Вячеслав, вы не слишком долго раздумывайте, ладно? А то ведь, знаете, пройдет немного времени, и забуду я вас, совсем забуду. Может быть, даже не признаю при встрече. Она улыбнулась, на этот раз грустно: - Жизнь слишком скоротечна, слишком.
  - У меня здесь еще кое-какие дела остались. Постараюсь с ними поскорей разобраться, тогда...
  - Постарайтесь.
  - Хорошо.
  - Да не вешайте вы нос, Вячеслав! Привозите, лучше, его поскорей в столицу. Обещаю, мы его там развеселим. Да и вас вместе с ним, заодно уж!
  - Интересно, мой нос начинает жить отдельной от меня жизнью. Вы тоже о нем что-то знаете?
  - Нет-нет. Меня больше интересует ваша нежность, которую я в вас угадываю. Не забудьте ее прихватить, когда будете собираться.
  Далия ушла, и через мгновение Славе уже казалось, что он не помнит конкретных слов, ей произнесенных. Но это было и не важно. Волшебство заключалось в другом. Эта женщина успокаивала его и наполняла смыслом, как утреннее солнце - теплом и светом. Стоило ее увидеть, попасть под магию ее глаз, как сразу приходило понимание: все хорошо, жизнь продолжается.
  Но было и еще одно откровение: уход ее, заход ее солнца, если продолжить образ, его тоже не тревожил. Слава Богу, ему уже хватало жизненного опыта, чтоб предсказать за закатом рассвет.
  Пространство еще долго не могло успокоиться. Славику все слышался какой-то гул, какие-то раскаты, отголоски. А когда все стихло и замерло, он потер нос, виновник всех его злоключений, потом достал из-под прилавка еще один лист бумаги. Неторопливо пригладил его ладонью. Запрокинув голову, потрогал горло, почесал адамово яблоко, после чего в верхней части листа решительно написал: Заявление. Ну, и дальше, по смыслу.
  Оставалось еще дело, про которое он говорил Далии. Оно у него действительно было намечено, он ничего не выдумал.
  Незадолго до полуночи, когда городок накрыла попона глухой дремы, он постучался в дом к Лоле.
  - Кто? - спросила она скоро.
  - Я...
  Открыв калитку, Преподобная долго смотрела на него, показалось - слишком долго, потом молча взяла его за руку и повела за собой.
  - Ты что, ждала меня... - начал Слава, но она решительно его прервала.
  - Тс-с-с! Молчи! Сын спит очень чутко.
  В этой спальне он побывал однажды, но теперь здесь все было по-другому. И, главное, цель, с которой он пришел, была иной. Именно - противоположной. Вообще-то, целей было несколько, но все они достигались через одно. Лола была причиной, одной из причин того, что произошло. А ее неуемность - спусковым механизмом. Пусть вот она и восполняет, думал Славик. Что Лола могла и должна была восполнить, он так и не сформулировал.
  Лола, с распущенными волосами похожая на русалку, в почему-то зеленом свете луны, молча сняла с него одежды и утянула в омут перины. У нее на кровати лежала огромная пышная перина, старинная, видно, бабушкина.
  - Ох-хо! - выдохнул Слава, погружаясь в ту невесомость.
  Ощущалось, что, несмотря на перину, Лола все еще напряжена. Она и по жизни всегда была напряжена, одна походка чего стоила. Что ж, наконец-то, подумал Слава, пригодится наука Евгении Валерьевны. Снять напряжение - первейшее дело.
  И он вновь невольно, изучая фактуру, стал сравнивать.
  У Лолы тело все же было получше, чем у Лильки. Жилистое, сбитое, ни грамма лишнего веса. Хотя, Славе все же нравилось что-то более мягкое. Но это так, терпимо. Чего же ему действительно не хватало - это ощущения родственной близости. Без него он задыхался, как без кислорода. Что может гореть без кислорода? Ничто, наверное. Нет, что-то такое все же было, но к нему оно отношения не имело. И, конечно, к Лоле он пришел за другим.
  Вообще же, самое главное - как он это чувствовал - было не потеряться в одиночестве, не остаться покинутым и никому не нужным на этом свете. Лола дарила ему телесную близость, да, и за нее он цеплялся, как за спасательный круг. В какой-то момент он почувствовал, как на него нахлынуло, как накрыло теплом. Перина? Или она сама? Честно говоря, это было неплохо, неплохо. К тому же, он был должен. И ей, и себе.
  - Ну, и делов-то! - прошептала Лола потом, перестав содрогаться. - И чего, не пойму, ты так долго сопротивлялся? Сколько упущено возможностей, сколько всего потеряно... Она поводила пальцем по его груди, рисуя какие-то вензеля. - Дело-то нехитрое, житейское. Мы должны помогать друг другу, правда?
  Она прильнула к нему щекой и лежала так, в задумчивости, легко поглаживая ладонью. Потом, как бы сама с собой, заговорила:
  - Женщине одной стать счастливой нелегко. Особенно, если по-настоящему. Для этого ей нужно научиться выскальзывать из-под покрова морали. Думаешь, это просто? Не каждая и отважится. Нужно уметь наплевать на нравственность, да. И на мнение других. А как иначе? И еще, забывать о всякой другой ерунде, придуманной мужиками. Да и то, не факт...
  С первыми лучами рассвета он засобирался. Лола встала его провожать.
  - Может, останешься?
  Он покачал головой.
  - Еще придешь?
  Он пожал плечами.
  - Знаешь, мне никогда не было так хорошо, как сегодня, с тобой. Несмотря на то, что твой нос - настоящая обманка. Он совсем обычный, только выглядит большим. Не знаю, в чем здесь дело. Но это так, я измерила.
  - Что, измерила? - опешил Слава.
  - И то, и то, - слегка розовея щеками, с тихим вызовом сказала Лола. - И, знаешь, меня все устраивает. Абсолютно. А в любви ты, оказывается, просто ас. Вот что я тебе скажу. Высший пилотаж какой-то вытворяешь.
  - Ты, если встретишь Лильку, скажи ей все это, слово в слово.
  - Ах, она все-таки ушла? Я так и думала. Тем более! Приходи! Что тебя теперь сдерживает? У меня к тебе никаких претензий. Только приходи.
  - Я уезжаю.
  - Уезжаешь? Надолго?
  Слава пожал плечами.
  - Как получится.
  - Ты приезжай, когда сможешь, я буду ждать. Милый...
  Милый... Это важно? Может, ради этого он и должен был здесь быть?
  Напоследок Слава отдал Лоле ключи от магазина. Вот и все, подумал, кончилась 'Шалунья'. Отшалилась. Во всяком случае, для него.
  Да он и сам, похоже, больше не шалун. Шутки в сторону!
  Утро стояло туманное, Слава давно уже не наблюдал такой непроглядности воздуха. Он вспомнил подходящее слово - воздусей. Что впереди, что позади - все едино. Не различить ничего, одинаковая непроницаемость, полное сокрытие, стена. Он поежился, окунувшись в прохладу, да еще после тепла перины, но быстро подобрался и, подняв воротник, шагнул вперед.
  Он так был настроен, что это - шаг вперед.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"