В ПРЕДЕЛАХ ОЖИДАЕМОГО...

В этом городе постоянно идет дождь. Холодные косые струи бьют в стены, рикошетят, дробятся на миллионы точек и тире, бесконечные множества плюсов и минусов, армии единиц и нулей.

Тин-тин-тин-тин...

Текучие пиксели. Фрактальные галлюцинации.

День мало чем отличается от ночи, те же сумерки, которые то ли рассеиваются, то ли сгущаются, а верней - застыли в какой-то промежуточной фазе. Разве что днем на улицах все же несколько оживленнее. Люди бредут под своими зонтами, лавируют между луж и струй, точно темные пузыри, или рыбы в мутной воде, оставляя позади себя пенящиеся фосфоресцирующие следы. Всякий звук сопровождается, а чаще - перекрывается шумом дождя, его даже не пытаются перекричать. Никто же не пробует остановить льющуюся с неба воду? То же самое.

Таков он, этот город. Сальви-Крус.

Город-призрак, город-греза, город-небылица.

Когда-то - город-сказка.

Таким он стал после вторжения. Многие называют то, что случилось, наплывом. Как наплыв на стволе дерева - что-то прорвалось, протекло, куда не должно было, и вот уже выдулось невероятное.

Красота сквозь безобразие. Поди, разгляди ее.

Однажды полотно существующей реальности треснуло, лопнуло, разорвалось - как бывает с покрывалом или одеялом, которое берут за углы, чтобы вытряхнуть, два добросовестных, но чрезмерно старательных лба, и, вскинув кверху, мощным хлопком, на раз-два, рвут ткань вдоль, пополам. Так же, с севера на юг, строго по хребту Маральских гор пространство разорвалось, словно его прободело с той стороны, и в образовавшийся проем хлынула иная реальность, со всем, что ее наполняло и населяло. Страна оказалось буквально разорванной надвое, запад и восток, а посередине вот это - новообразование. Надо сказать, что то, из проема, тамошнее население проявило себя злобным и воинственным, возможно, они, в своем мире решили, что сами подверглись нападению. В общем, договориться с ними не удалось, началась война. Легионы бились с нашествием несколько долгих лет, без особого, впрочем, успеха, хотя и не сдавали своих позиций тоже, а потом все неожиданно кончилось, так же, как и началось - само собой. Чуждый мир вдруг отступил, схлынул, точно море при отливе. Брешь в пространстве затянулась, словно не было ее, но "словно" - все же значительное допущение и упрощение ситуации. На самом деле следы остались, много следов материальных, а так же живых и не совсем мирных организмов. Но с этими худо-бедно справлялись. Однако обнаружилось и множество иных последствий, виртуальных, в виде наведенных полей и излучений, которые, похоже, были даже разумными, быстро учились, умели принимать цифровой вид и проникать в местные компьютеры, вот что с ними делать до сих пор никто не знал толком.

Эту зону, территорию, которая подверглась нашествию, по аналогии , должно быть, с наступлением моря на сушу назвали Литоральем.

Литораль.

Но беда, как известно, не приходит одна.

Соседняя страна, геополитический конкурент и противник, давно ждала момента, чтобы напасть, и тут-то он, по их мнению, настал. Однако прямо напасть не рискнули, все же Легионы никто не распускал, они закалены, сплочены и обрели опыт в реальных боевых действиях. Страшно. А вот воспользоваться неизбежным хаосом и послевоенной разрухой - почему нет? Решили сломить и разрушить экономически. И началось: санкции, запреты, ограничения, подкуп чиновников и военных... Полномасштабная экономическая и информационная война. Немудрено, что в создавшихся условиях правительство было вынуждено закрутить гайки.

Многим это не нравилось.

Жизнь стала сумеречной и тоскливой. Народ погружался в выживание, словно уходил в партизанский рейд. Все стали немного охотниками, немного сталкерами, немного контрабандистами. Настроение людей неуклонно портилось, а вместе с ним и нравы.

И посреди повсеместных сумерек, словно светящийся остров в тумане реальности - этот бар.

Внутреннее убранство аскетично: хром, никель, нержавейка, стекло... Вкраплениями - покрытое полиэфирным лаком, мокрое на вид и на ощупь желтое дерево. Все так, как нравится местной торсиде.

Народа не много, но есть. Бывает и больше. Сюда стягиваются все, у кого день поменялся местами с ночью, кто живет по своему распорядку и непонятно чем занимается.

Публика собирается не самая разнообразная, как можно было бы предположить, а вполне определенная, это IT-шники - программисты, системные администраторы и архитекторы, аналитики, разработчики и тестировщики - все, кто так или иначе связан с созданием и поддержанием в жизнеспособном состоянии виртуальной реальности. Разных реальностей.

Как особая каста - спецы по обнаружению и ликвидации цифровых последствий вторжения. Что ни говорите, а это совершенно отдельная, особая специализация. Расставлять ловушки на то, что невозможно увидеть, но предполагается, что есть и отслеживается лишь по наносимому им вреду. Их называли трапперами, по аналогии с охотниками прошлого. Пушной зверь нынче совсем другой, а методы охоты на него схожие - петли, силки, капканы.

Ну и, конечно же, помимо всех перечисленных - хакеры.

Хакеры, трапперы, программисты, футуристы, интеллектуалы - разработчики ИИ, кто-нибудь знает, как отличить одних от других?

Кто-нибудь, кстати, знает. Этот кто-то - Жан.

Жан это локальный искусственный интеллект. Место локализации - бар со всеми его подсобными помещениями, а так же, ограниченно, прилегающие территории в пределах двух-трех улиц.

Отвечает Жан, прежде всего, за политику безопасности. Он же ее и воплощает на практике. Вышибал и секьюрити нет, эти функции исполняет он сам. Жестко и непреклонно, поэтому с ним не шутят. В бар не войдет тот, кого ИИ посчитает недостойным или опасным, поэтому здесь не бывает тех, встреч с кем избегает основная публика заведения - шпиков, сыщиков и копов. Кстати, не рискуют они делать засады и снаружи, только где-то на дальних подступах, за пределами зоны локализации Жана. Но засады, как правило, легко обходят, для чего уходящему при необходимости выдается листок с маршрутом. Тем не менее, некоторые все же попадаются, бывает, но это считается тоже частью игры, одним из условий, допустимым риском, с которыми соглашаются.

В целом же посетители чувствуют себя здесь в безопасности.

Жак совсем другое дело.

Жак партнер и соучредитель Жана, лицо и человеческая ипостась заведения.

Жак ведает всеми внутренними делами, интерьером, кухней, напитками, но и в этом, как нетрудно догадаться, он все больше советуется с Жаном. ИИ знает досконально, что кому и когда по нраву, поэтому напитки готовятся сразу, по факту присутствия объекта идентификации в баре, и подаются по мере необходимости, с частотой потребления.

Расчет у каждого и с каждым свой. То есть, не все расплачиваются деньгами, а часто и предоставляемыми услугами, в пределах личной специализации. Это может быть информация или программное обеспечение. Сотрудничество взаимовыгодное, результат приемлемый, эффект обоюдный. Поэтому посетители здесь более-менее постоянные, новички появляются редко, их сторонятся, к ним долго присматриваются.

В баре не возбраняется курить, при этом система вентиляции устроена так, что дым не накапливается, а моментально выводится наружу. За этим тоже следит ИИ. В общем, умный дом.

Жак молчун, а вот Жан частенько ведет беседы с посетителями.

Народу нравится, потому что бывает забавно.

Жан думает, что знает все, что нужно людям, и знает это лучше людей, но на самом деле многое он понимает совсем не так, не по-человечески. Он воспринимает слова буквально, прямо, иносказаний, когда говорится одно, а подразумевается другое, он не знает. Нечеловеческая логика в своих проявлениях неожиданна, часто шокирует, но способна тонизировать чрезмерно самоуверенный ум. Что часто и случается. Ну и - минус шутки. С юмором у Жана полный провал.

Посетители со всем этим парадоксальным образом уживаются, считая такие моменты фирменным знаком и шармом заведения. Людей забавляет их несовпадение с ИИ, что становится предметом шуток.

Власти мирятся с таким положением вещей. А что им остается? Ничем противозаконным в баре никто не занимается, это раз, и, во-вторых, бар подпадает под действие федерального закона о защите мест обитания ИИ.

Если человеческое сознание живет в собственном конкретном теле, искусственный интеллект какой-то одной емкостью не ограничивается, и обитает в некой области пространства, величина которой зависит только от его личной мощи.

Государство - это, как ни крути, прежде всего, Система. Все, у кого с Системой конфликт, кто сторонится ее, не хочет иметь с ней дело - все рано или поздно оседают в этом Баре. Он так и называется - АСИСТ АДМИН. Но есть у него и другое название, как не трудно догадаться, это - ЖАН - ЖАК.

В карте напитков коньяк Жан-Жак значится как фирменный, однако, особой популярностью он не пользуется.

Пускающийся снова, едва успел прекратиться, дождь, встречи в мертвые часы, когда ночь прислоняется к утру (уже не ночь, еще не утро), когда улицы пустынны, когда все живое, кажется, зависло в неопределенном состоянии, между сном и смертью, но ближе все-таки к смерти, расставания без обещаний и без надежды, - жизнь, похожая на застывший сон, на утонувший дагерротип позапрошлого века...

Пространство без времени, время без памяти...

Бар освещен тусклым светом крошечных желтых лампочек, горящих пунктиром в наплыве потолка над стойкой. Через большое витринное стекло, с видимыми с изнанки буквами названия белой краской по нему, вовнутрь, на пол, на столы, на лица косыми дискретными прядями падает свет уличного фонаря. От этого фонаря заведение получает даже больше света, чем от светильников внутри. Такова, помимо всего прочего, хозяйственная стратегия. Хозяева вынужденно экономят на электричестве.

Время такое, да и есть свой расчет.

Снаружи, слева и справа по стенам, близко и далеко, мигает невидимая реклама - о чем она? Никто не помнит, не знает - и не задумывается, потому что она вне, значит, - за областью восприятия. Но, как бы к нему ни относиться, внешнее вторгается во внутреннее, бросает попеременно красные и синие блики. Жидкость в бокалах то красная, как кровь, то синяя, словно купорос. Эликсир или отрава? Забавная игра...

Кажется, что тревога оставлена, забыта, словно грязные резиновые сапоги, там, за дверью. Но она все равно просачивается вовнутрь, вместе с сыростью и промозглостью воздуха, как один из его ингредиентов. Этим воздухом дышат, к нему привыкли, без него не могут уже обойтись.

Думают, что не могут обойтись.

Но внутри заведения уровень тревоги, как эстетической составляющей интерьера, не изменяется, он постоянен, за чем внимательно следит администрация бара - и это хорошо.

Эти двое встретились здесь не впервые. Да мало ли кто здесь бывает, кого еще занесет сюда нелегкая? Если Жан не против, в бар может зайти любой. Но это же не повод для знакомства. Хотя конечно, может стать отправной точкой для сближения, при определенном стечении обстоятельств.

Вот и эти, прежде между собой не общались, не было ни необходимости, ни желания, ни взаимного интереса. Знакомство - чисто визуальное, даже не мотив для приветственного кивка головой.

Но в тот раз в бар ввалилась довольно большая группа старателей, или сталкеров, не разобрать, кого - отмечали, похоже, свое счастливое возвращение из лесов Литоралья, - устоявшийся порядок заведения был немедленно нарушен, хмельная забортная струя подхватила и перетасовала постоянных посетителей, и неожиданно они оказались за одним столом.

Прихоть судьбы, не иначе, потому что, кажется, трудно подыскать более непохожих и несовместимых друг с другом персонажей. Хотя, быть может, как раз наоборот. Да, и держим в уме, что случайностей не бывает, нам просто неизвестен тайный ход событий.

Один был юн, во всяком случае, в видимой своей части выглядел как юноша. Скорей всего хакер, точно род занятий неизвестен, даже Жану. Впрочем, Жан никогда не распространяется про то, что знает, на том и стоит. Называли парня Лимбо, и он против этого не протестовал.

Одет он был всегда в пайту, иногда, по сезону, в парку, чаще всего фирмы KicKers, о чем свидетельствовала эмблема на груди - большая бордова буква K в кольце из традиционных надписей более мелким шрифтом. Капюшон и рукава черные, все остальное серое, потом вдруг наоборот - словно выверт картинки, - негатив становился позитивом. На спине, груди и на рукавах, как уже говорилось, контрастные надписи. Несмотря на то, что плотный трикотаж куртки нивелировал особенности фигуры, не вызывало сомнения, так как бросалось в глаза, что она легка и стремительна. Фигура имеется в виду.

Узкие джинсы, узкие бедра, нога небольшая, изящная, обувь замшевая, чаще высокие мягкие ботинки на низком удобном каблуке.

Капюшон всегда накинут на голову и опущен низко, скрывая лицо совершенно. Из-под него торчит лишь прядка светлых волос, иногда мелькнет острый кончик носа да небольшой, как орех, упрямый подбородок. В глубине, в затенении блестят глаза.

Руки у Лимбо под стать ногам красивые, пальцы длинные, тонкие, без колец и маникюра, но сильные, в равной степени могут принадлежать как женщине, так и мужчине. Жесты не лишены некоторой плавности, но скупы и коротки.

Говорил он мало, с Жаном общался посредством персонального устройства, на экране которого постоянно что-то чертил пальцем, поэтому о голосе его судить было сложно.

Как видно, Лимбо не очень-то позволял себя срисовать.

Второй - полная ему противоположность.

Во-первых, он явно был значительно старше. Лет пятидесяти, хотя, о возрасте в этом случае говорить опрометчиво, можно сильно ошибиться как в ту, так и в другую сторону. Почему? Достаточно взглянуть на его лицо, и сразу станет понятно, что над его лепкой с усердием потрудился один известный скульптор, чье имя - жизнь. А он с легкостью может накинуть своей модели хорошо ему известными приемами десяток-полтора дополнительных лет жизни. При этом он с таким же искусством - для вдумчивого, внимательного и глубокого зрителя, - умудряется разместить на том же лице знаки и указания, что душа, а, значит, и сам портретируемый много моложе, чем показалось при первом с ним знакомстве.

Худое, всегда гладко выбритое лицо, впалые щеки, под правым глазом, ближе к уху, короткий, но глубокий шрам, белесый на бронзово-медном фоне. Высокие виски, короткие жесткие и сплошь седые волосы пострижены бобриком. Когда для затяжки он вонзает плоскую армейскую сигарету с черным табаком в тонкие губы, глаза его цвета булата смотрят сквозь дымок как через прорезь прицела. В общем, видно, что армейская косточка, что хлебнул, из бывших. Правда, чем теперь занимается, никто толком не знал. Похоже, что - ничем, как и все бывшие. Пытаться забыть увиденное на войне - занятие на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, сквозь сито проверки Жана он проходил, впрочем, не факт, что Жан понимал, как ему это удается, потому что никто и никогда не видел, даже фрагментарно, как он приходил или уходил. Была у него такая особенность, фишка такая, появляться и исчезать незамеченным. Вот только он здесь, а в следующий момент опускает глаза, словно прикрывает их, и исчезает, и нет его. Реально, нет. И точно так же, со вздохом, с раскрытием глаз появляется, на своем месте, которое никто не занимает. Так, может, и Жан не в курсе всего, всех его входов-выходов и переходов? Жак так точно, не вникает и полагается во всем на своего напарника. Все на него полагаются.

Слишком много предположений, натяжек и вводных слов.

На нем неизменный камуфляж, на куртке три красных нашивки за ранения. Значит, имелись и боевые награды, однако про подвиги его никто не наслышан. Война, казалось, отошла уже так далеко. Все, что с ней связано, принадлежит прошлому, - пускай проваливает туда скорей.

Любимый напиток джин. Неразбавленный. 47%.

Тонкий высокий стакан он подносил ко рту, беря его двумя пальцами, словно стальными клещами, кажется, слышен скрежет металла - странно, что стекло не раскалывается. В стакане то кровь, то медный купорос. Чет - нечет. Рулетка.

Старый волк-одиночка. Призрак прошлого. Никому не мешает, ладно, однако никто и не рискнет его зацепить. Ну, как такого затронуть? Нарвешься, не поздоровится...

Называют его Полковник, а чаще иносказательно - тот. Ну, тот, который... Уважительно, с большой буквы - Тот. И сразу становится ясно, о ком собственно речь.

И вот эти двое - вчера и завтра, вечер и утро, - сошлись на одном поле.

- У нас наплыв, сами видите, - сказал Жан. - Меняем ордер. Придется потесниться.

Лимбо пожал плечами. Полковник откинулся на спинку стула, забросил ногу за ногу, сделал глоток и лишь потом опустил стакан, с которым пришел, на стол.

Черный армейский ботинок с высокой шнуровкой качнулся вверх-вниз. Толстая кожа, матовый блеск.

Говорить им, в общем-то, не о чем.

Сумерки. У каждого свои.

Лимбо курит тонкую коричневую сигарету с ментолом, дым завивается вокруг его капюшона и по спирали уходит в потолок. Он меланхолично листает планшет. Что он там рассматривает - не разобрать.

Полковник придвигает к себе пепельницу, достает сигарету, потом ощупывает карманы. Зажигалки в них нет, он оглядывается на стол, за которым сидел до того, но там гудит-гуляет лесная вольница. Зажигалку, похоже, уже не сыскать.

- Не найдется у вас огонька?

Лимбо передает Полковнику свою зажигалку. Тот прикуривает, вертит странное, легкомысленное устройство в руках, рассматривая. Баловство, то ли дело его, армейская, но она уже, кажется, все... Сменила пользователя. Чтобы вернуться в Литоралье.

- Благодарю...

Он затягивается, горький дым его сигареты неуловимо пахнет вишневой косточкой.

Странная, будоражащая смесь запахов мяты, вишни и можжевеловых почек.

Пред Лимбо стакан с газировкой.

- Что пишут? - спрашивает Полковник, чувствуя себя обязанным что-то сказать - в качестве компенсации за использование зажигалки. - Какие новости?

Он кивком указывает на планшет.

Лимбо знакомым движением поводит плечом.

- Все то же. Новые санкции... Империя давит...

Полковник молча кивает, соглашаясь, и окутывается клубами дыма. Это позволяет ему на мгновение полностью скрыться из глаз.

- Боюсь, они никогда не остановятся...

- Империи склонны к саморазрушению, - замечает Лимбо. - Рано или поздно все разваливаются...

- Ну, эта еще долго будет нас душить. Мертвая хватка.

- Следовало бы и эту разрушить. Помочь ей, подтолкнуть... В нужном направлении.

- Никогда не заподозрил бы вас в избытке патриотических чувств, - едва заметно, уголками губ улыбнулся Тот между двумя затяжками. Глаза его, кажется, не улыбаются никогда. Улыбка мешает прицеливанию.

- Напрасно, - откликнулся Лимбо. - Нам всем за Державу обидно.

- Правда? К сожалению, пока это невозможно.

- Что невозможно?

- Разрушить империю. Мы слишком ослаблены той еще, прошедшей войной, и не можем выступить открыто. Мы должны ждать, лавировать и накапливать силы...

- Зачем же ждать?

- Мне кажется, я объяснил...

- Я вас прекрасно понял. И все же, повторюсь: зачем нам ждать? Уже сейчас мы могли бы кое-что сделать. Для будущего.

- Что вы, собственно, предлагаете?

- Я бы запустил к ним червя.

- Червя? Какого, черт возьми, червя? О чем вы толкуете?

- Обычного червя, вроде компьютерного вируса.

Полковник смотрит с непониманием.

- Все очень просто, - берется объяснять Лимбо. - Нужно рассчитать, какой параметр, какой ресурс для Империи критически важен. Это может быть вещь, незначительная и совсем неизвестная, от которой, на первый взгляд, вообще ничего не зависит. Которая вне контроля. И нанести по ней удар. Слабый, незаметный, корректирующий. Сделать столько таких воздействий, сколько нужно, чтобы ресурс истощился, а параметр разрушился или изменился таким образом, что в конечном итоге приведет к развалу Империи. Так же, кстати, можно вычислить нашу ахиллесову пяту и усилить ее.

И он перечисляет, что, по его мнению, можно было бы сделать.

Полковник, периодически окутываясь дымом, смотрит на Лимбо внимательно и удивленно. Спрашивает насмешливо:

- И вы могли бы это сделать? Ну, рассчитать тот параметр?

- Я могу написать программу, которая рассчитает, определит и найдет то, что нам нужно. Но понадобятся уточненные данные, закрытые, наверное. И на домашнем компьютере не рассчитать, нужны совсем другие мощности и ресурсы. Как вы понимаете, гораздо большие. Быть может, Суперкомпьютер...

- Знаете что, вы пишите свою программу, а я тем временем подумаю, куда ее пристроить. Кое-что на примете у меня есть.

- Даже боюсь спрашивать, что такое вы имеете в виду...

- Вот и не спрашивайте. Давайте лучше выпьем за нее!

- За удачу!

- И за него...

- За успех!

- Нет, за червя!

Они выпили, каждый своего, после чего Лимбо снова увлекся перелистыванием планшета, а когда поднял от него глаза, полковника за столом уже не было. Как и когда он ушел снова никто не заметил...

Миновал месяц, быть может больше, и они встречаются в баре вновь. Других точек пересечения их жизненных траекторий просто не существует.

Лимбо протягивает Полковнику диск в тонком пластмассовом кожухе. Такие давным-давно никто не использует, но вот Лимбо, почему-то, взял его.

- Что это! - вскинул вопросительно глаза свои цвета булата Тот.

- Вот, скинул вам на болванку. То, о чем мы с вами говорили. Полковник, не делайте вид, что вы ничего не помните!

- Я-то помню...

- Как видите, и я не забыл.

Он кладет диск перед полковником и, не говоря больше ни слова, возвращается к своему столику. Пока идет обратно, какие-то три-четыре шага, раздражение его нарастает по экспоненте. Месяц работы, месяц работы, думает он. Псу под хвост! Он садится и резко оглядывается.

Стол, за которым только что зависал в своем наркозе Полковник, пуст.

И столь же стремительно, лавиной с высоты раздражения, на Лимбо обрушивается радость, и удовлетворение, и что-то еще, гораздо более глубокое.

Хорошо, что никто ничего не замечает. Лимбо ниже опускает капюшон пайты и утыкается в свой планшет. Конечно же, он не забыл. Ждал, ждал...

Странная штука, время. Вот здесь оно ковыляет, худо-бедно, здесь несется вскачь, а здесь, хоть ты тресни, стоит намертво. Кто-то в этом что-нибудь понимает?

В АССИСТ АДМИНЕ время периодически совершало некие судорожные рывки, словно вспоминая свою способность течь и изменяться, но по большей части забывало само себя, наглотавшись успокоительного.

Никто, похоже, и не заметил, как прошло лет десять, или около того.

Внутренний распорядок заведения никак не менялся, за чем неустанно следил Жан. А с чего бы ему уставать? Надо лишь, как известно, вовремя менять батарейки. Жак, правда, совсем поседел. Ну, так сам виноват, нечего переживать по любому поводу.

Посетители приходили и уходили, появлялись новые, исчезали привычные и знакомые, кто-то потом возвращался, кто-то нет. Что касается Полковника и Лимбо, они за это время никак почти не изменились.

Они изредка встречались, но тот их разговор про Империю и необходимость ее разрушения так и остался по сути единственным, и ни один из них не проявил стремления к более тесному знакомству. Оба ограничивались тем, что периодически поднимали рюмку за уничтожения врага. "За червя!" - провозглашали они, и никто вокруг не понимал, что это значит, о чем речь.

И так - долгие годы, которые долгими были потому, что ничего в них особого, и тем более желанного, не происходило.

Цель-то была определена, да, но была ли она поставлена? Были ли предприняты хоть какие-то шаги в нужном направлении, или же диск с его программой давно и бесславно сгинул в безымянном измельчителе пластмасс? Ничего этого Лимбо конечно не знал. Полковник отличался скрытностью, до невежливости.

Неожиданно, сломав стопора, оборвав швартовы, разметав покровы и ограды - все завертелось. Из Империи стали приходить удивительные известия. Пока, наконец, не пришло самое ошеломительное: Империя приказала долго жить и прекратила свое существование!

Имперские орлы разлетелись, флаг тихо сполз с флагштока, и свернулся калачиком у его основания.

Без какой-либо смуты, без вполне ожидаемой и понятной междоусобицы, на месте бывшей метрополии образовалось четыре-пять никому не страшных государств.

Лимбо сломя голову бросился в бар, из которого незадолго перед тем вернулся. "Получилось! Получилось!" - прошивала сознание единственная мысль. Радость клокотала в груди, словно кипящий ключ. Ему не терпелось сообщить новость полковнику, хотя трудно было предположить, что тот - Тот! - еще не в курсе. Но Лимбо об этом не думал, ему просто хотелось отметить с полковником исполнение давным-давно загаданного сумасшедшего желания.

Свершилось же!

За червя!

Однако Полковника в баре не оказалось. Как всегда, никто не заметил, как и когда он исчез. Вот только, вот-вот, сидел за своим столом, на своем месте, а кинулись, его уж и след простыл.

- А где Тот?

Жак пожал плечами, Жан развел руками, виртуальный, естественно, жест.

Как оказалось, больше Того не видел никто. Никогда.

Лимбо прождал Полковника до самого закрытия заведения. Это такой призрачный и весьма условный час, когда больше не наливают, но зато производят интенсивное проветривание и мокрую уборку перед тем, как начать варить утренний кофе. На радостях он выпил больше обычного, а когда возбуждение немного угасло, и он собрался уже уходить, к нему подошли.

Двое, огромные, широкие, как шкафы-купе. Но черные, оба.

Умора, откуда здесь негры? Это же Сальви-Крус! Афротуземцы...

Один присел за стол, напротив, другой зашел сзади и остался стоять. Удостоверений или значков предъявлять не стали, обошлось.

- Это вы предложили, ту вещь? Ну, типа червь? - спрашивает тот, что сидит. Видимо он из этой парочки главный. Или переговорщик. Типа - спикер.

Тот, что сзади раздражает ужасно. Главное, что совершенно не видно, что он там делает или собирается делать. А ну, как захочет ударить?

Лимбо нервно озирнулся.

- Вы с ума сошли! Это был шутливый разговор, тридцать лет назад.

- Ну, во-первых, не тридцать. А хоть бы и тридцать, что с того? Смотрите сами, все так и произошло. Реализовалось, как было задумано. Вторая ваша идея, кстати, тоже...

- Все в пределах ожидаемого. К реализации я вообще не причастен. Вы бы поинтересовались у того, не знаю даже, как его зовут? Правда, не знаю. Тот? Второй? Полковник, вот!

- Он, к сожалению, скончался.

- Как так? Я не понимаю. Я видел его живым и здоровым всего несколько часов назад!

- Скоропостижно. И мы думаем, мы уверены, что это Империя нанесла свой последний ответный удар. А как вы думаете? Все на свете имеет свою цену, вопрос в готовности ее заплатить. Вот вы готовы занять место Полковника? А придется. Кстати, вы можете отказаться. Имеете право, да. Но лучше не надо. В ваших интересах принять единственно правильное положительное решение.

- Я ничего не понимаю...

- Я вам все объясню. Тот господин, которого вы тут все называли Полковником, кто в шутку, а кто и всерьез, на самом деле был полковником. Только не армейским. До сегодняшнего дня, до самого своего внезапного ухода, он работал в одной непубличной, так скажем, организации, именуемой Центр Дальнего планирования. Не слышали? Никто не слышал, непубличная же Контора.

-Тем более я не понимаю. Как Жан пустил, пускал столько лет сюда работника спецслужбы? Ведь не должен был...

- А как бы он его не пустил? Ну, например? Да, кстати, не очень то и пускал, у Полковника были свои пути, свои отмычки для любых запоров. Да и Контора наша, конечно, спецслужба, но в другом, более умозрительном смысле. Центр планирует и осуществляет, что немаловажно, такие неочевидные долгопериодические вещи, как та, которую предложили в свое время вы. С дальним прицелом. Ищет возможности и предпринимает шаги, которые приводят к не очень ожидаемым, но желанным результатам. Достижение великих целей нетрадиционными способами и обходными, окольными путями. Работа на перспективу. Вы понимаете, что кадры для такой работы подбираются весьма тщательно, скрупулезно и не один год...

- Но почему я?

- Здесь все просто. Вас порекомендовал сам полковник.

- Как так? Кому? Когда?

- Он оставил конверт, письмо, записку, как хотите, назовите. С лаконичной надписью: Вскрыть после моей смерти. Ну, че, вскрыли... В записке он прямо указал на вас, как своего преемника. Что нам остается? Последняя воля. Руководство посмотрело - вроде подходите. Соглашайтесь!

- Я, право, сомневаюсь, смогу ли. Мне надо подумать. Скажем, в течение месяца я мог бы дать ответ.

- Разумеется, подумать необходимо. И подумайте, как следует, скажем, пять минут. А лучше три. Тем более что выбора-то у вас нет.

- Совсем нет?

- Абсолютно. Либо в Контору, то есть в Центр, либо никуда. Простите за откровенность.

- Я не люблю Систему.

- А кто ее любит? Можете не любить кого угодно и что угодно, в том числе и Систему. Но поработать на нее все же придется. И, чем черт не шутит, может, вам это понравится.

- Вы случайно не заметили, как называется этот бар? Антисистема. Я - в Антисистеме. В Системе мне не место, на нее у меня аллергия.

- Антисистема - та же Система, только со знаком минус. Кроме того, бывают моменты, когда обе Системы должны объединиться. Ради общего дела.

- Вы полагаете, это тот случай?

- Именно.

- А если я все же не соглашусь?

- Не советую...

Лимбо давным-давно отказался от табакокурения, тонкие коричневые сигареты остались в прошлом. Теперь он пользовал электронные сигареты, E-cigs, кто не в теме.

Вейпер, который занимается вейпингом.

Не зная, что еще может противопоставить напору Системы и ее представителей, Лимбо берет свой вейп и усиленно его раскуривает. Клубы то ли дыма, то ли пара окутывают его, словно капитана из известного мультфильма. Мехмод его электронной сигареты не простой, а модифицированный, многофункциональный, с видоизмененной им лично начинкой, о чем никто и не догадывается.

Он так думает, что никто не догадывается.

Лимбо нажимает на кнопку, раздается треск, сгенерированное им облако прорезает голубая молния... И ничего.

- Мисс Лаура! Бросайте вы ваши фокусы, ей богу! Неужели вы думаете, что мы не предусмотрели всего?

- Ненавижу это имя!

Нервным, резким движением Лимбо скидывает капюшон куртки на спину и предстает женщиной. Лет тридцати миловидной блондинкой с прической каре. Огромные, как у японской анимешки, синие глаза. Даже прищуриваясь, как сейчас, от злости, они все равно остаются большими.

Мгновенное превращение, Лимбо растворился, возникла Лаура, в расцвете прелести женской своей ипостаси.

- Вы за мной следили!

- Зачем нам это нужно?

- А.... Понимаю. Значит, Жан?

- Жан? Кто такой Жан?

- Жан, отвечай! Жан!

- Жан! Здесь нет никого. Мы специально для разговора с вами выбрали такое время.

- Вот, значит, как... Антисистема слилась с Системой.

- Ваша семья...

- Ни слова больше!

- Как знаете. Когда-нибудь все равно приходится возвращаться.

- Когда-нибудь!

- Не было бы поздно. Мы, кстати, не станем возражать, если вы захотите сохранить свое инкогнито.

- Я не хочу вас видеть.

- Конечно. Было приятно с вами познакомиться...

Долгопериодическая цель.