Аннотация: Мускатный запах мужского пота! Золотой прилив желания! Жар крови по извилистому коридору страсти. Опусти меня, Жрец пониже. Еще! Еще! Я хочу ощутить тебя чутким низом моего живота.
Действующие лица:
Агата Георгиевна - стройная женщина, не достигшая сорокалетнего возраста.
Сергей - биолог.
Зонтик (Зонтов Виталий Павлович) - директор охранного предприятия.
Моисей - согбенный временем старец в ермолке.
Действие первое
В полутемной комнате с облезлыми обоями - выцветшие васильки по белому полю, стоит перед овальным зеркальцем стройная женщина. Один из предметов интерьера - скульптурная композиция "Лаокоон и двое его сыновей" с остроумно вмонтированной мастером художественного литья в ногах у отца замысловатой чернильницей. Рядом с кроватью на полу лежит стопка книг.
Агата. С тех пор, как я, катастрофически подурнела, раздражает все. Совершенно идиотская реклама или призыв, черт их там, в телевизоре разберет: "Россия - щедрая душа!". Щедрая на что? Щедрая к кому? Чего это там у нее так много? Доброты? Сообщите, к кому? Нет, вы скажите к кому конкретно, пока я не разбила к такой матери телевизор вместе с его вреднейшим враньем в телепрограмме "Окна". Он - Дмитрий за кого меня держит? Он, что? Думает, что я поверю, что истории эти не придуманы? Что их исполняют реально существующие персонажи? Симпатичный Дима! Ты, кого хочешь обмануть? Да я столько уже оставила в унитазе, сколько ты еще не съел за всю жизнь, плейбой! Беспардонное, развращающее и повторяю, вреднейшее вранье потому, что в твоих окнах: зловонный дух нравственных нечистот, все разрушающая алчность, умышленное выпячивание самых гадких сторон человеческой натуры, гнусное предательство на каждом шугу, циничная демонстрация самых низменных страстей, всевозможных извращений и конкретный стриптиз души, в худшем его проявлении. Почему в худшем? А потому, что в хорошем обнажается красота, а в плохом - уродство. Что я сказала? Конкретный? Вот, милый Дима и результат. Ненавижу все эти: "чисто отдохнуть", "реально выпить", "конкретно побазарить", "типа - поговорить". Ненавижу, но благодаря таким, как ты, против воли, говорю. Ты сам излагаешь правильно, но твои подставные утки?! Ненавижу, когда вместо "довольно-таки мало" говорят бессмысленное, и взаимно исключающее друг друга: "достаточно мало". Нет, вы скажите мне, дебилы с высшим образованием: "достаточно" вам или вам все-таки "мало"? Я что-то не въехала в проблему, не врубилась и "как бы" не догнала. А за это идиотское "как бы", вообще, нужно морду бить. Она мне, как бы жена! А жена стоит рядом и у нее вертится на языке: "а, ты павиан, мне, как бы муж, и дети у меня, как бы от тебя. И заметь, сохатый, не конкретно твои, а "как бы" от тебя". А этот певец - профессор? Как он мне надоел? Я так и говорю, когда меня сильно достают: "ты мне надоел, как...". Не скажу фамилию. И что интересно? Прекрасный голос, типа вокал, и потом реальные заслуги "не думай о секундах свысока, настанет время, сам поймешь, наверное" - это, вообще святое, светлое и ностальгическое, как утраченная невинность, но ведь не трогает меня, конкретно, больше голос, ну, ни капельки, не берет за душу потому, как объелась, и душа, как бы это поконкретнее выразить? А вот как: когда пермяк наелся пельменей, а ему щедрая душа предлагает еще, он говорит: "спасибо, на пельменях сижу". Здорово, правда? Но не говорить же: "на народном певце сижу". Это было бы невежливо. Знаю, что невежливо, знаю, что не права, но ничего с собой поделать не могу. Ну, не трогает меня больше твой голос, хоть запойся, и потом зачем, нормально ориентированному мужику, стесняться лысины? Не понимаю. Ею - плешью гордиться надо потому, что: чем гуще волос на тыкве у хорошо созревшей особи, тем меньше гормонов в самце. И соответственно - наоборот: лысый, значит половых гормонов полный комплект. Вон Саша Розенбаум, ему она даже идет. Ни одного кучерявого и рядом не поставлю. Разумеется, я не права: у профессора совершенно не стареет голос, - пой, пока поется, но безумно хочется, кого-нибудь уесть?! Совершенно очевидно, что эта моя вредная сварливость спровоцирована моим вынужденным бездельем. Меня не веселят больше юмористы, и не потому, что они плохие, а потому, что я сама стала скучная, как лекция по научному атеизму. Нет, не так: я стала занудная, как нотация. Я обожралась песнями, юмором и последними известиями. Я торчу у телевизора целыми днями, и в результате, у меня развилась к нему наркотическая зависимость. Я боюсь, что, когда я отойду, там, в ящике покажут что-то очень важное, но там одни только катастрофы, катаклизмы и конкретный криминал. Скажу больше: мне стыдно признаться, но, когда в последних известиях, никого не ограбили, не убили, не изнасиловали в подъезде, не удушили в лифте, не подожгли в собственной квартире, не разоблачили и не посадили, - я чувствую некоторое разочарование и не потому, что я стала кровожадной, а потому, что с происшествиями жить реально веселей. Сколько раз я употребила слова-паразиты: "реальный" и "конкретный?". Страшно сказать, а ведь я образованная женщина. Вот до чего, ты меня довел милейший Дима. Ты, думаешь, что я в твоих окнах на этих бездарей смотрю? Это из-за тебя я глазею на этот дрянной спектакль потому, что я люблю элегантных и хорошо сложенных мужчин.
Женщина пытается рассмотреть себя в профиль. Она поворачивается к зеркалу боком, и говорит с отвращением к себе:
Пора делать перетяжку, пока я совсем не озверела и не перебила все зеркала. Сказка то про "свет мой зеркальце скажи, да всю правду расскажи" вовсе и не сказка, а быль потому, что в ванной, где чуть потемнее, я выгляжу еще терпимо, в зале - уже пострашней, а в зеркальце на окне, там, где безжалостный дневной свет, нет, это не выразить словами, это такое страхуебище, что будь я на месте самого завалящего мужика, разве совратилась бы на такую, как я? Ну, а телепрограмма Отарика, не скажу фамилию, забыла название его передачи, лучше, что ли? Однако я брюзга! Брюзга и старушенция, раз память типа склероз. Телепередачи молодежь испортили? А что сказал Экклезиаст? Он мудрейший из мудрейших изрек: "И не говори, отчего это прежние времена были лучше нынешних, ибо не от мудрости спрашиваешь ты об этом". Нет, просто мне не везет. Страшны не беды, а победки. Как это верно. Сначала пьяный водитель сбивает отца, и его не довозят живым до Склифосовского. Потом сгорает мамин дом со всеми ее сбережениями, а через день мама умирает от огорчения. Собственно конкретных сбережений никогда и не было, но зато было одно из лучших в России собрание авторов авантюрного и детективного жанра. Скажите, рукописи не горят? Это у Булгакова в романе не горят, а у нас в Мытищево так полыхают - не затушишь. Сорок лет мама, работая в крупном книжном магазине, собирала личную библиотеку. "Только дремучие слои обывателей, - говорила мама, - прячут деньги в чулок. А просвещенная часть общества вкладывает средства в книги". И вот, что осталось...
Женщина окидывает взглядом слишком большую для современных столов, скульптурную композицию "Лаокоон и двое его сыновей" с остроумно вмонтированной мастером художественного литья в ногах у отца замысловатой чернильницей, и стопку книг.
А теперь из-за вас пропах тревожным запахом костра весь мой нехитрый гардероб.
Женщина подходит к вешалке и старательно обнюхивает одежду.
Ну, конечно, эта мымра из отдела народного образования, учуяла запашок и решила сократить именно меня, чтобы мною в школе и не пахло. Может быть, меня бы и оставили, если бы не этот болван Клепиков. Я дала каждому из сорока учеников по одному сонету. Их ровно сорок во второй главе Евгения Онегина. Хотела блеснуть перед проверяющими. Клепикову достался сонет номер тридцать три. Ну, это всем известное: "Бывало, писывала кровью она в альбомы нежных дев, звала Полиною Прасковью и говорила нараспев". И вот он встает: "Бывало, писывал я кровью" - и онемел. Ему подсказывают - он в глубоком ступоре. Его ущипнули за седалище - он очнулся и очень громко с выражением: "Бывало, писывал я кровью" и этот снова замолк. До конца урока замолк кровописающий мальчик. Если бы он вместо "Ядра - чистый изумруд" честно признался: "Я - дрочистый изумруд", я бы, конечно, заподозрила его в саботаже, но не обиделась, и даже похвалила бы его про себя, ведь эту прелесть он сподобился прочесть у одаренного; в моем же случае, он по тупости своей зарезал меня без ножа, вот, что досадно. "Ваши ученики, - поддела меня потом на педсовете желчная дамочка из комиссии, - не в состоянии выучить всего четырнадцать бессмертных Пушкинских строк". В результате я теряю работу и сижу теперь на мели потому, что денег у меня "достаточно мало". Вот такие дела, Димочки и Отарики. А за окном дожди, а носу очки, а под очками морщины, "а в душе осень". И ничего, кроме одинокой и нищей старости мне не светит, ничего. Я не открою свое дело, а могла бы - я не плохо шью и крою, и, кроме того, у меня врожденное чутье на стиль и на фасон; чутье есть, а рубликов на малюсенькое ателье - нет, и ссуду мне - безработной никто не даст, и никто мне не займет, а без толчковой суммы, ничего не организуешь. А, если бы даже и нашлась "щедрая душа" и одолжила мне деньги, то ничего путевого из этого бы не вышло потому, как с последних денег, даже гуси не ведутся.
Женщина приседает перед стопкой книг и начинает протирать их от копоти, разговаривая с автором книги.
Популярнейшую среди "дремучих обывателей" детективного склада ума дамочку с ее асимметричным, и оттого жутковатым оскалом, - я зашвырну под кровать. (Женщина швыряет книгу под кровать) Туда же полетишь, изгнанный из порядочного общества за профнепригодность, неизлечимо травмированный от ежедневного общения с взбесившимся бандюганом, известный среди определенной группы читателей, писатель. (Женщина бросает книгу под кровать и берет в руки очередной том) Максимально тактично, но неумолимо, в ту же компанию будете отправлена, и вы, несомненно, талантливая пышнотелая красавица. (Женщина на минуточку задумалась, прежде чем дать писательнице определение, и обосновать причину ее изгнания) У вас, роскошная вы наша, Татьяна (не скажу фамилию, а то вас перестанут по телевизору показывать), все очень забавно и мило, но у вас, на фоне неоправданно ярких постельных сцен, совершенно закономерно блекнет интрига. И потом, зачем дразнить малообеспеченных граждан, этим вымышленным и вожделенным мирком, когда не просто ужин, а Лукуллов пир, когда не просто совокупление, а звериный рык и до упора, а если вещь, то непременно от Версаче, и все при этом взаимно пересношались, и все после безумного коитуса напрочь позабыли: кто, кого и когда, должен был замочить? Это какая-то Кама сутра с пистолетом. Я вам хотела, уважаемая, указать еще на то обстоятельство, что у вас любовная линия напрочь забивает детективную, но вспомнила, что я об этом уже сказала вначале. (Женщина думает немного) Детективный Декамерон! (Отправляет всю продукцию под кровать, затем берет очередную книгу) А вашими книгами, плодовитейшая вы наша и горячо любимая народными массами детективщица, я покрою равномерным слоем, как пеплом все тома мною уже отверженных авторов. Пусть вас, уважаемая, и, я не побоюсь этого слова, горячо читаемая, Александра, - с ядовитой вежливостью оправдывается хозяйка, - листают в автобусах, троллейбусах, трамваях, в метро, на яхтах, на вахтах, на пароходах, на производственных совещаниях, во время заседаний государственной Думы, в аэропланах, в дирижаблях, и даже, на борту космического корабля; и я, поверьте, против вас ничего не имею, но другого места у меня для вас нет. Вы уж не обессудьте".
Женщина берет следующие книги, громко объявляет автора и название, а затем бросает их на пол перед собой карточным веером:
Агаев Самид Сахитович "Ночь волка".
Левин Леонид "Только демон ночью".
Руденко Елена "Новая Жюли".
Кондратенко Евгений "Участковый Брыкин взяток не берет".
Поочередно бросает книги. Затем укладывает их стопкой рядом с кроватью.
Вас, мне предстоит еще прочитать.
Женщина громко и торжественно объявляет:
Борис Акунин! Из соотечественников, вы первыми удостоились почетного места на книжной полке! Борис Акунин - весь! (Женщина ставит тома на полку.) Сраженная невероятным для нашего хамского времени благородством, доверчиво и почти интимно, вы Кленкина Мария прижались теплым бочком к "Любовнику смерти" Эрасту Фандорину. Я одобряю ваш выбор, Мария! (Женщина гладит книгу рукой) Умная, вы девочка Маруся! Тонкая у вас интрига и необыкновенно сложная. Но должна вас предупредить, чтоб вы не обольщались насчет любовников. Перу Гриши Чхартишвили подвластно все, кроме описания любовных сцен и вообще он не сечет в сложных взаимоотношениях полов. Одно из двух: либо у него нет соответствующего опыта, во что трудно поверить (все-таки южная кровь), либо он патологически застенчив и целомудрен. Но каков язык? Конфетка! Его можно читать с любой страницы, не вникая в сюжет. Читай и тащись. Я бы съела его за язык". (Женщина берет следующую книгу.) И вас, любезная Вера Воронцова, я спасу от забвения под кроватью с вашей "Будь моей смертью". Позвольте отвесить вам полновесный комплимент за остроту сюжета, за простоту и изящества стиля, за блеск композиции и за тонкую романтику детектива. А теперь, стройными рядами марш на полки.
Женщина громко зачитывает названия книг и ставит их на полки:
Эдгар По новелла "Золотой жук",
Дик Френсис - весь,
Агата Кристи "Пять поросят", "Десять негритят", "Убийство в Восточном экспрессе".
Дороти Сайерс "Чей труп?"
Раймонд Чандлер "Дева в озере"
Гильберт Кит Честертон с его "Отцом Брауном",
Дешил Хемпет "Красная жатва".
Ричард Остин Фримэн "Красный отпечаток пальца".
С.С. Ван Дайл "Чему учил Ницше?".
Рональд Нокс "Убийство у виадука".
Раймонд Чандлер "Дева в озере".
Морис Леблан "Одна женщина", "Арсен Люпен против Эрлока Холмса".
Клод Авелин "Кошачий глаз".
Рекс Стаут с его Ниро Вульфом и Арчи Гудвином.
Нет, вам я, дорогой писатель с собачьим именем Рекс, я благосклонно позволю прилечь на почетное место рядом с моей дамской подушкой. (Женщина берет книгу и кладет ее на кровать) И сделаю я это, исключительно из-за вашего безумного предположения о том, что доктор Ватсон был женщиной. - Тут какая-то анормальность, непременно надо вникнуть.
Джон Дилсон Карр "Полый человек".
Сомерсет Моэм с его шпионскими романами.
Фридрих Глаузер "Царство безумия".
А вас, бесподобный Жорж Сименон! Я уложу так, чтобы красивые корешки ваших томов красиво разделили собратьев по перу на две равные части.
На нижней полке я размещу:
Алена Робеспьера Грийе "Резники", и "Ступени наслаждения".
Теперь Дидро Дени "Монахиня",
Потом Мишель Бютор "Миланский проезд",
А рядышком поселится аргентинец Хорхе Луис Борхес "Форма сабли",
Теперь Джулиан Симоне "Кровавое убийство".
Замкнет стройный ряд книг старый добрый Даниель Дефо с его Молль Флендерс". Бедняга обгорел по углам, но текст сохранил, а главное - он спас корешок. Так что со спины и не догадаешься, что он - инвалид. (Хозяйка пробежала глазами по спинам томов и снова остановила взгляд на опаленном дедушке Дефо) А вас Молли, я бы вообще освободила от уголовной ответственности. Вы же сами признались, что даже после накопления суммы, достаточной для покупки ренты и законного существования с этой ренты, вам все равно хочется заниматься воровством. Вам, милочка, нужно обязательно проконсультироваться у солидного психиатра потому, что я подозреваю у вас, дорогая Молли, наличие пренеприятнейшей болезни. Клептомания у вас, милейшая Молли, кле-пто-ма-ни-я! Что вам теперь делать? Ах, Молли, не разочаровывайте меня! Не мне же вас учить. Объявляете доктору, что желание тиснуть то, что плохо лежит, совершенно непреодолимо - "сама у себя, доктор, даже ворую, прячу, а потом забываю, куда". Ну, полежите немного в доме скорби, зато выпишитесь с замечательным и заветным диагнозом. И воруйте потом, себе в удовольствие - вам даже штраф по инструкции не положен. Что касается меня, то посчастливься мне хоть однажды заполучить необходимое количество дензнаков для, более или менее, комфортного существования, и я никогда больше не вступила бы в конфликт с законом".
Женщина ложится на постель. Вокруг атмосфера скуки, граничащая с безутешным отчаянием. Сумерки сгущают синь и заполняют комнату. Женщина принюхивается:
Когда уже выветрится этот тревожный запах костра? Неужели до конца моих дней я буду вонять копченостями? У кого то из моих Пинкертонов я читала про матерого уголовника с кличкой "Копченый?". Если бы меня сейчас кинули на нары, то я бы непременно стала хлять за "копченую". Ну, конечно, я про это читала, и, если бы я поднапряглась, я бы обязательно вспомнила, у кого, но лень думать. И лень вставать. Пора включить свет, но лень встать. Были бы деньги, надо бы купить торшер и поставить его рядом за головой. Удобно, щелкнул выключателем и читай себе дальше. Но денег нет. И зачем читать без толку? Ни одного подходящего рецепта. Ни одного. У этих - (взгляд на полку с иноземными авторами), - все так сложно, запутанно, неосуществимо, а главное - абсолютно оторвано от нынешних реалий, а у этих - (презрительный кивок под кровать) кровь, насилие, чернуха. Надо сломать стереотип. Ни один волос не должен упасть с будущих жертв этой аферы - это раз. Наказан должен быть жулик, но никак не честный человек - это два. Сценарий должен быть упрощен до минимума. До минимума!
Женщина встает и идет к зеркалу.
Разговариваю, сама с собой, как ни в чем, ни бывало. (Женщина поправляет прическу на ходу) Я давно уже привыкла разговаривать сама с собой, но это же ненормально! И почему я всегда сначала иду к зеркалу, а уже потом иду ко всему остальному.
Женщина внимательно рассматривает себя, с кошачьей грацией поднимает руки, кончиками пальцев, осторожно натягивает кожу на висках. Все в ней необыкновенно изящно и овально - ни одного угла, ни в облике, ни в движениях.
Вот, если так натянуть, то исчезают мелкие морщинки за глазницами. Но немного, совсем немного, пусть глаза станут, как у игривой киски, а если перетянуть - станешь похожей на пожилую гейшу. Господи! О чем это я? Какая перетяжка, когда торшер купить не на что. А все мечтается о море: "на вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко". Интересно, Осип эти слова, уже, будучи в тюрьме написал или еще на свободе их сочинил? Неужели такое может быть? Волшебная ночь, где-нибудь в Ливадии. Загорелись звезды! Запах водорослей и море, волнительно пахнущее мужским извержением? Серебристый свет и не песок, ни в коем случае не загаженный потными телами отдыхающих песок. Только большие теплые валуны в зеленых шарфиках из пушистеньких водорослей похожих на обыкновенный мох.. Та часть, что выступает над водой - серо-стального цвета, а там, где волны лижут бока - зеленый шарфик. Валуны нагрелись за день и теперь щедро отдают тепло. Я обнаженная, мой новый знакомый - тоже. Мы сидим у костра и пьем сухое вино. А потом мы купаемся, и он овладевает мной прямо в ласковой воде. Нет, не надо мной овладевать, я сама любезно позволю ему войти ко мне. Я не жеманная, я - гостеприимная. Он - мой новый партнер мне еще не надоел, как этот майор милиции. Этот мент достал меня, как поющий профессор, не скажу фамилию: "я не ем после шести", а я ем, если есть что поесть, я бы и сейчас с удовольствием съела бы, что-нибудь, а он сует мне грушу, а меня с них дует, груша с шампанским - это такая газогенераторная установка, и только одна мысль: "Как бы не оконфузиться, прямо под кавалером".
И зачем так бить лобком. Понятно зачем. Он думает, что таким образом создается иллюзия увеличения размера его естества. Какая глупость. Впрочем, будь он искусен в любви, как Казанова и тогда он был бы мне противен. А эти расспросы во время того: "тебе хорошо со мной?". Все время хочется ответить ему вопросом на вопрос: "Товарищ майор, это половой акт ваще или пресс конференция в натуре?". А это ликование после благополучного завершения процесса? Каждый раз он страшно волнуется до того и радуется после, как будто он чудом сдал трудный экзамен. Не уверен в собственных силах офицер. Не уверен! Отчего это? Потому, что: "от черного хлеба и верной жены, мы бледною немочью заражены?". Но он не женат и черный хлеб не ест из принципиальных соображений: "пусть черняшку жрет черная кость". Противно это, тщательно скрываемое и с трудом преодолеваемое бессилие. А ведь это так легко и так радостно, если ты настоящий мужик без комплексов и без условных лжеморальных тормозов. И зачем продолжать трогать меня после? Он, видите ли, где-то прочитал, что женщинам просто необходимы ласки после этого. Какой дурак это придумал? Я содрогаюсь, как от наждака, мне после этого, как минимум, пол часа ничего не надо, мне неприятно даже легкое прикосновение там, а он все норовит ухватить за самое чувствительное. И все обнюхивает меня и этот дубовый юмор: "А я люблю, когда мясо с дымком". Мясо - это я после маминого пожара. Нюх у него действительно, как у легавой: "Твоя мышка сегодня пахнет мышкой". Еще один образец казарменного юмора. А я что виновата, что у меня мыши развелись и ходят безбоязненно, как члены семьи пешком по квартире. Вывели мышат под комодом. И теперь все белье в комоде отдает мышатиной. Жрать самой нечего, а мыши завелись. Стыдно, конечно. Стыдно и ужасно. Нет, я не так выразилась, надо говорить: "ужасно стыдно". Моя Мышка не должна пахнуть мышкой. А чем она должна пахнуть? Моя Мышка должна источать чудесное амбре, состоящее из теплых восточных благовоний и... Нет, нет, саму Ее ни в коем случае нельзя искусственно ароматизировать: "не надо душить фиалку". Только вокруг ее на животе, и на бедрах должно присутствовать легкое дыхание классного парфюма, а в Ней самой, в самой моей серединочке, ненавязчиво, должен присутствовать, источаемый с самого донышка, едва ощутимый, натуральнейший, провоцирующий на немедленную и желанную близость запах благороднейшего белого гриба. Сушеного, заметьте, господа мужчины, всенепременно сушеного! Островок, так сказать, природного, среди моря изобретенного. Но о чем это я? Я же говорила об этом борце с организованной преступностью.
А эта пена в углах рта? Он не замечает, и все пытается проникнуть обложенным языком мне в рот. Я сблюю, когда-нибудь прямо на золото его погон. Одно утешение, что больше ты мне не понадобишься, товарищ майор. Корми грушами другую дурочку, и пусть ее с них вздувает, а я уже надавила твоим ключом на пластилин. Но не будем думать о гадком. Продолжим мечтать о возвышенном, о празднике жизни в Ливадии, о золотых бликах заката, о таинственных сумерках, о розах, о пахнущих дорогим французским лосьоном, мужских волевых и ненасытных губах, о тепле его рук в предутренней свежести ночи, о страсти, об одновременном стоне на гребне девятого вала любви, о нежности, об экстазе. А на следующий вечер мы пойдем с моим спутником в приморский ресторанчик. Закажем вкусного и необыкновенно изысканного. Не громко звучит маленький оркестр. Ни одного духового инструмента. Нет, пусть играет труба, я разрешаю, но только обязательно под сурдинку, а к ней в унисоны, в дуэты, в терции, и во все остальные интервалы, пусть ее подбадривает аккордеон, а сам аккордеон пусть возьмет себе в помощники, что-нибудь щипковое. И скрипка, обязательно скрипка пусть нежно поет о любви. Мой спутник щеголеват и импозантен и мне завидуют дамы за соседними столиками, а я специально говорю с ним еле слышно, и он напрягает слух и весь внимание, и чуточку подается ко мне, и это расценивается дамами, как необыкновенная в меня влюбленность и они просто истлевают от зависти. За окном темнеет, музыка усиливается, мужчина встает в щедром сиянии ресторанных светильников (он непременно должен быть в белом) и приглашает меня на танец; обязательно медленный танец: танго или вальс-бостон, он ведет меня легко и профессионально и когда его нога попадает мне между колен, я совершенно отчетливо ощущаю низом живота, затвердевший знак его вдохновения. Танец окончен, но я не хочу утратить чудесное ощущение его желания низом моего чуткого живота, и маэстро выручает меня - он взмахивает палочкой и оркестр теперь уже полнозвучно, пригоршнями синкоп щедро бросает нам под ноги развратное аргентинское танго.
Когда я училась в седьмом или в восьмом классе, я прочитала тайком от мамы рассказ великого пролетарского писателя "Несколько испорченных минут". Там приятный баритон, ночью, где-то в темных кустах утешает, совращенную им замужнюю женщину, а она восклицает в муках раскаяния: "Мои милые детки! Ваша мамка грязная". Если бы мне посчастливилось тогда подсмотреть то, что неразумные называют грязью, то и тогда я бы не испытала столь ярко, пережитый мной предвестник физического восторга, но вот это с магдалиновским выражением лица: "детки, ваша мамка грязная", совершенно непонятным образом передало мне - девочке такое сладкое телесное ощущение греха, что подойди ко мне в тот момент любой урод мужского пола и я, не в силах побороть это сладкое томление внизу живота, отдалась бы ему, не задумываясь.
Женщина отходит от зеркала, включает свет, слабенькая лампочка окрашивает убогое убранство комнаты чем-то неприятно желтым и неуютным.
А потом мы поедем кататься на прогулочном теплоходе. (Женщина пытается продолжить игру воображения, но этот все обедняющий желтый свет убивает фантазию и, как бы очнувшись, она говорит обреченно) Нет, никогда я не сяду в комфортабельную каюту белоснежного парохода, да о чем это я? Я даже дикарем не поеду в Крым - нет денег на билет. Мне не на что сделать химку, а про перетяжку я уже и не думаю. Вот тут я вру, именно, о ней я все время и думаю. Все, у кого есть бабки, уже перетянулись, кого-то натянули лучше, кого-то хуже, все они стали чем-то неуловимо похожи друг на друга, как даунята, но есть и совершенно потрясные результаты. Конечно риск, вот эта актриса, не скажу фамилию, носик ей не нравился, а сейчас, что? Бабизм-Ягизм и углы рта тянет к ушам, как удилами. А я бы согласилась, я бы рискнула, но там такие цены! Теоретически я могла бы накопить, если не есть, не пить, а откладывать все пособие, то лет примерно через пятьдесят, нет - это поздно. Надо сейчас, непременно, сейчас нужно подмолодиться и вырвать у судьбы хотя бы лет десять нормальной жизни. Сережа такой душка, хоть и возится со своими червями, ах, если бы чуточку подсвежиться, да куда бы он делся? У Сережи тоже нет денег. У него есть старенький "Жигуленок"- "шестерка", - отцовское наследство, но не на что купить бензин. Он деликатный, обаятельный, у него интеллект, он посещает драматический кружок, а денег у него нет. А может быть, в данном случае работает вот это Евангельское: "Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у не имеющего отнимется и то, что имеет". Но ведь там Христос наградил предприимчивого раба еще одним талантом за то, что тот удвоил первоначальный капитал, не воруя. А теперь таких почти нет.
Я начинаю склоняться к мнению, что ни у кого из честных денежек нет. Они есть у тех, кто выносит грины из кремля в коробках из под ксерокса. Но это же несправедливо. Они же не умнее моего любимого биолога Сережи? Или умнее, если ориентироваться вот на это хамское: "А, если ты умный, то почему у тебя денег нет?". Вот этот, интересующий меня директор? Я навела справки. Он бывший гопстопник, потом беспредельный и беспощадный рэкетир, потом чей-то спонсор, потом помощник депутата, а вот теперь он директор, не скажу пока чего. Он умней Сережи или подлей? Ну, конечно, он не умней. Просто он лучше Сережи приспособлен к существованию в период становления сумасшедшего капитализма. Такие, как этот жлоб, червями пролезают через дырки в законе и ужом проскальзывают через прорехи в правовом поле. Не про таких ли, как он, сказал сын Давидов, царь в Иерусалиме: "И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их". Вот так прямо и объявляют в священном писании, что не у разумных богатство, а у тех, кто воспользовался случаем, иными словами - неразберихой и временным ослаблением власти. Обрати внимание, Сержик как я тебя реабилитирую, а директора этого предаю дальнейшему остракизму. Такие, как он бандиты организуют сейчас фирмы, участвуют в выборах, покупают дипломы, берут уроки риторики в перерывах между перестрелками. Да разве только он - директор один такой? Он затребован временем, как был затребован временем Гитлер, он продукт объективной реальности, когда мизерные или вообще отсутствующие, как у большинства бюджетников доходы, когда вокруг низкие душой, как учительская зарплата, злые и грубые люди, а если и не злые, то смертельно уставшие от холода и бытовых проблем, когда отношения с работодателем - полный беспредел, когда при приеме на работу пишешь сразу два заявления: одно о приеме, а другое - об увольнении с открытой датой, когда рад черной зарплате и согласен работать без отпусков: да я согласна, я согласна, я на все согласная, но ведь не берут, берут молодых, привлекательных, здоровых, стройных и потенциально пригодных для постели. Я не подхожу работодателю ни по одному, из вышеперечисленных параметров.
Женщина снова, уже наощупь, осторожно потянула кончиками пальцев кожу на висках; пальцы длинные, но не худые, и как только кончики пальцев вдавились в виски, ногтевые фаланги, удерживающие кожу, податливо, как у маленьких детей, грациозно изогнулись вверх, как реснички. Теперь она положила ладонь под подбородок. Чуть вдавила подушечки большого и указательного пальцев под углом нижней челюсти, и сразу же исчезло то, что предательски выдает количество прожитых лет. Исчезла, едва наметившаяся обвислость щек, линия подбородка послушно выровнялась и тут же украла у возраста лет эдак восемь. Легкий вздох и женщина идет к Лаокоону. Женщина поднимает тяжеленного эллина вместе со змеями, пустой чернильницей в ногах и с двумя его сыновьями. Женщина внимательно рассматривает скульптурную композицию, разговаривая, сама с собой:
Тот, младший, который справа, уже задушен, а левый еще жив и просит помощи у отца. Сам отец сопротивляется из последних сил, но его уже кусает змея за незащищенный левый бок и он тоже обречен, хотя с точки зрения герпетологии - эта сцена с укусом противоречит логике. Ведь, если змея ядовитая - она никого не душит, ей достаточно ужалить жертву, а если змея типа - удав, то она не ядовитая и не кусачая.
Женщина ставит, гибко прогнувшись спиной, скульптурную композицию на широкий подоконник.
На столе тебе не место, жрец ты мой закопченый. Твоей чугунякой можно поцарапать лак столешницы, а стол стоит дороже, чем ты сам вместе с этими тварями. (Женщина находит старый дырявый носок и начинает протирать металл). Интересно, почему это мама тебя первого вытащила из горящего дома? Не документы, не вещи, не книги, а первого тебя? И почему, она тебя называла античным сюрпризом? И почему ты стоял у нее в спальне, а не на письменном столе. И почему, мама никогда не наливала чернил, в сосуд под твоими коленями? Теперь уже мне этого не узнать. Ты у меня антиквариат, ты помнишь еще маминого прадедушку, а может быть и прапрадедушку - откуда я знаю? А он тебя откуда-то из под Нижнего Тагила привез. Он у самого Демидова в заводе управлял. Ты понял теперь, чем заканчиваются пророчества. Понял? Жрец ты Троянский бога Аполлона? Это ты просил глупых граждан не затаскивать деревянного коня в город. И кто тебя послушал, и кто тебе помог, когда тебя с сыновьями душили эти гадины? Никто не помог, вот так-то. А ты, сам-то, знаешь, что ты уникум? Охотно объясняю. Когда тебя откопал итальянский крестьянин Феличе де Федис, то у тебя не было никакого фигового листка. Торчало, нечто не пропорционально маленькое по сравнению с твоим мускулистым телом, и видимо, тот мастер, который отливал тебя из чугуна, стыдливо прикрыл по своей инициативе то, что прикрывать, по мнению Родосских скульпторов: Агесандра, Полидора и Афинодора, было не положено. Так что можешь гордиться: ты у меня единственный и неповторимый. А ты, змей Горыныч, - женщина старательно протирает голову кусачей змеи, тоже уникум, - у тебя глаза выцвели, как у алкаша, и большие, как у лошади. Уважающие себя, разъяренные гады, не имеют таких выпуклых стеклянных глаз. Стихи на тему тебя Лаокооныч я так и не сочинила, ты уж меня извини. Это мама, пытаясь развить во мне поэтическое начало, безуспешно хотела усадить меня на Пегаса. Она задала мне совершенно не выполнимое по моему разумению задание - написать четверостишье, которое начиналось бы словами: "Под фиговым листком Лаокоона". И не надо понимающе ухмыляться. Все было в рамках приличий. Мама имела в виду не ваше мужское достоинство, а массивную чернильницу прямо под причинным местом. Ничего себе задание?! Зарифмовать что-либо с твоим именем - это было для меня все равно, как попытаться продолжить стихами библейское: "Время разбрасывать камни и время собирать камни". Что только я не придумывала:
Под фиговым листком Лаокоона
Чернильницы пустой массивный бок.
Вот этот бок меня и приводил в тупик, и почему я решила, что нужно написать "бок", а не всю чернильницу - непонятно. А с именем твоим вообще катастрофа. Лаокоон - одеколон - граммофон - охламон, все это так не вяжется с драматизмом происходящего. А когда я, совершенно отчаявшись, пришла к выводу, что с твоим именем прекрасно рифмуется только одно - аббревиатура организации объединенных наций ООН, и прочитала вслух "Лаокоон вступил в ООН" - я осознала полную свою бездарность и прекратила бесплодные творческие потуги. И как это часто бывает, я злилась не на себя за свое поэтическое убожество, а на тебя, и мстительным шепотом, так, чтобы не слышала мама, я дразнила тебя подслушанным на улице:
На мосту стоит статуя,
Дует ветерок.
У статуя вместо фуя
Липовый листок.
А вот сейчас, мне кажется, я бы без проблем родила, что-нибудь короткое и в меру фривольное, ну, например:
Под фиговым листком Лаокоона
Куда не смог проникнуть этот змей
Гораздо толще, чем у Аполлона!
И смотрится значительно длинней
Ну, чем тебе не комплимент? У, гадюка! (Женщина щелкнула розовым ногтем по черной змеиной голове, уселась за стол, взяла шариковую авторучку, раскрыла чистую тетрадь и задумалась) Нет, сначала надо узнать самое главное, иначе интрига утрачивает смысл.
Она подходит к телефону.
Добрый день, это магазин "Рубин?". Секретарь генерала Григорьева беспокоит. Вы получили письмо из управления. Еще не получили? Да какой там допрос? Успокойтесь. Никого не вызывают на допрос. Думаете, если ювелирный, так обязательно уже и на допрос? Просто в последнее время участились случаи нападения на инкассаторов. Рекомендуют усилить охрану при передаче денег. Как часто вы общаетесь с ними? Один раз в конце недели? К концу рабочего дня? Ну, в общем, письмо получите, там все инструкции. До свиданья.
Удовлетворенная полученной информацией, женщина делит лист горизонтальными линиями на шесть частей, задумывается ненадолго, пишет и сразу же вслух читает написанное:
1) Имя человека - самый сладостный звук на земле.
2) Воспользоваться методом Сократа: сформулировать первые три вопроса так, чтобы он непременно ответил на них утвердительно. Тогда на последующую за вопросами просьбу он, вероятней всего, ответит положительно.
3) Чего хочет каждый? Прославиться! Сознания своего превосходства. На этом нужно сыграть. Ключевое слово - "чемпион".
4) Не просто похвалить, а сердечно выразить признательность.
5) Заставить принять участие в деле разоблачения. Это воодушевит и заставит утратить бдительность даже закоренелого преступника.
6) Не дать времени на анализ ситуации.
Женщина перечитывает текст, дописывает и громко перечитывает последнее предложение: "Купить дорогие и броские перчатки, шило и мыло" и идет к телефону.
Она снимает трубку, тут же кладет ее на место, снова снимает, снова кладет, долго стоит, напряженно, о чем-то размышляя, и, наконец, решительно набирает номер.
Это охранное предприятие "Трезор?". Могу я поговорить с Зонтовым.
Зонтик? Привет! Узнал?
Нет больше папы и мамы нет. И уникального собрания авантюрных романов тоже нет. И работы нет. Ничего, старик, больше нет.
Не встречаемся.
Виталик! Мне не в чем идти в ресторан.
Мне нечем тебя накормить.
Женщина вешает трубку и начинает метатся по квартире.
Господи, как надоела эта нищета, в моей одежде только на паперть с протянутой рукой, а ведь он любил меня в институте и я, его - тоже. И что интересно? Влюбленность была, а романа не было. Взаимная симпатия переросла во влюбленность, но влюбленность, минуя роман, плавно перетекла в дружбу. Оба были невинны и побоялись прыгнуть в постель. Ах, если бы сейчас мой опыт, да к той моей весенней свежести: "Ах, если б молодость знала, ах, если б старость могла". А может быть это и хорошо, что у нас ничего не было? Я бы, наверное, ему изменяла, когда он сидел в тюрьме. А он верный, он надежный и он может все.
Звук сигнала автомашины за окном. Женщина бежит открывать дверь.
Агата. У твоей машины солидный голос. Не включай свет. Я такая страшная.
Зонтик. И тебе не стыдно? (Мужчина целует ей руку).
Агата. Не стыдно. Ты называл меня в институте старухой в шутку, а вот теперь это стало реальностью. А почему, собственно, Трезор? Это что имя любимого собакиша?
Зонтик. Несчастная двоечница. "Der Tresor" или "Schatzkammer" или "Geldschrank" переводятся, с немецкого, как сейф.
Агата. Но я же не училась, как некоторые на инязе. А здорово было бы, если бы твоя фирма называлась не просто Трезор, а дер Трезор. Это, как сейчас принято говорить, было бы прикольно. Давай закалбась такую вывеску.
Зонтик. Что случилось, Агатик?
Агата. Долго рассказывать. В двух словах: папу убил пьяный водитель, потом сгорел мамин дом, и через день умерла мама. И все это в течение одной недели. А потом я потеряла работу.
Зонтик. Давай-ка по грамульке. (Зонтик достает из дипломата коньяк и бутерброды) Пусть будет им земля пухом.
Агата. Пусть.
Зонтик. Денег занять не могу. Не обижайся. Во-первых, они у меня все в обороте, во вторых, я не хочу, чтобы эти вонючие бумажки изговняли нашу дружбу. Я недавно прочитал в монологе Полония: "В долг не давай и взаймы не бери, легко и ссуду потерять и друга, а займы тупят лезвие хозяйства". Ты видела, какой я был в больнице?
Агата. Да уж.
Зонтик. А ведь я выяснил, кто меня заказал. Мой должник. Видишь, как людишки устроены? Они пять минут радуются, что им денежки одолжили, а потом начинают мечтать, чтобы кредитор умер, сгорел, утонул, погиб в авиационной катастрофе, повесился, отравился, в общем, чтобы исчез. Об этом мечтают все, а наиболее отвязанные пытаются мечту превратить в жизнь. Поэтому я после больницы исповедую принцип Конфуция: "Не надо давать нуждающемуся рыбу. Нужно подарить ему удочку и научить его рыбачить.
Зонтик протягивает бумажник.
Зонтик. Возьми, Агатик, - это тебе подарок на восьмое марта. Там не много, но на первое время хватит, и я тебе ничего не давал.
Агата. Не надо Виталик денег. Конфуций прав. Меня они не спасут. Мне нужно удостоверение майора милиции. Фамилию сказать?
Зонтик. Не надо. (Он делает предупреждающий жест) Чем меньше знаешь, тем спокойней спишь. И ты хороша, а вдруг, я мент?
Агата. Ты не можешь быть ментом. Ты сидел, а все, кто сидел - по другую сторону баррикад.
Мужчина пристально смотрит на институтскую подругу.
Зонтик. Агатик! Эти игры не для тебя.
Агата. А сидеть в провонявшейся дымом и мышами каморке для меня? А ходить в стоптанных сапогах для меня. Та игра, из-за которой ты пошел на нары, тоже была не для тебя, но ведь ты выстоял и, в конечном счете, избавил себя от необходимости существования на жалкую зарплату учителя немецкого языка.
Зонтик. Я сведу тебя с людьми. (Мужчина наливает в рюмочки коньяк) Но не нравится мне все это, очень не нравится. Тебе не пойдет тюремная роба.
Агата. Не пей Виталик за рулем.
Зонтик. Я грамульку. За тебя, Агатик! За успех твоего предприятия.
Агата. Спасибо Виталик. Я, рада, что ты не осатанел в твоей охранной фирме. Там же у тебя в подчинении, мягко выражаясь, сложный контингент?
Зонтик. За одного битого, двух небитых дают.
Агата. Сколько это будет стоить?
Зонтик. Для тебя - нисколько. Эти свободные художники - мои должники.
Агата Сергеевна. А говоришь, что больше не занимаешь.
Зонтик. А я им и не занимал, я их должников подлечил от забывчивости.
Агата. А знаешь, я вчера думала о тебе, и пришла к ошеломляющему выводу. На всем белом свете, во всем мире, на всей планете, у меня остался только один человек, к которому я могу обратиться за помощью. Знаешь, как зовут этого человека?
Зонтик. Не надо! Не произноси имя. Заверения в дружбе неизбежно ведут к комплиментарной зависимости, а любая зависимость вредит отношениям.
Действие второе
Агата с большой полосатой сумкой в руках входит в квартиру биолога Сережи. Объятие, промазанный мимо щеки поцелуй:
Сергей. Какая, ты холодная!
Агата. Как айсберг в океане?
Сергей. Ты пахнешь морозной свежестью, с едва ощутимым, и в чем-то даже приятным запахом дыма.
Агата. Сережа, ты смог бы на меня одеть вот эти наручники?
Сергей. А потом ты меня в свою очередь прикуешь к кровати, усядешься на меня верхом, и как Шура Стоун Мишу Дугласа острым ледорубчиком типа стамески прямо в горло по самую рукоятку.
Агата. Ты не понял. Ты смог бы надеть на меня эти наручники в ювелирном магазине? Хорошо, не отвечай. Подумай пока. А какой у тебя размер шеи? Сорок второй?
Сергей. Угадала. Не хочешь обнять меня за выю молодецкую и уточнить размер, - Сергей подходит к женщине, берет ее за талию и прижимает к себе.
Агата. Подожди. (Женщина отстраняется и вытаскивает из сумки мундир) Примерь, пожалуйста.
Сергей. По-моему брюки коротковаты.
Агата. В самый раз. (Женщина с удовлетворением оглядывает биолога) Ты прелесть, тебя нужно пригласить на главную роль в сериал.
Сергей. В "Ментов?". А где хозяин этих эполетов?
Агата. Он на курорте "Трускавец".
Сергей. Он желудочник, у него несвежее дыхание и мерзко обложен язык?
Агата. Ты себе не представляешь, как ты прав.
Сергей. А ключи от квартиры он сам тебе оставил? Подожди. Не отвечай. Я знаю. Ты совратила доверчивого Скалозуба, а когда он, утомленный твоими ласками уснул, ты сделала оттиск на воске, потом залила негативное изображение ключа гипсом, ну, а все остальное - дело техники. Я угадал?
Агата. Не угадал, ревнивец. Гипс - это вчерашний день. Он же хрупкий. Ты видел, как делают дубликаты? Зажимают в тиски оригинал с заготовкой и стачивают лишнее. А как ты зажмешь гипс? Он же раскрошится на кусочки. Я купила в магазине "Медтехника" стоматологическую пластмассу "Норакрил" и ею залила, как ты изволил выразиться "негативное изображение". Она такая крепкая, что можно таким позитивным изображением ключа открыть любую дверь. Ну, а для страховки я заказала еще и металлический вариант.
Сергей. Это тебя твои обгорелые авантюристы научили? Нет, ты не Агата, ты Мата Хари.
Агата. Я не Мата Хари. Я копченая Сонька - золотая ручка, век свободы не видать. Давай-ка, Сереженька, мы с тобой перекусим, выпьем по капельке, а потом поговорим.
Женщина ставит на стол вино, сыр, шпроты, ветчину: - Гуляй рванина, от рубля и выше, открой, Сержик, сосуд с нектаром.
Сергей. Откуда деньги? От майора? Я не буду есть. Как называется мужчина, живущий на средства куртизанки?
Агата. Ты знаешь, как, но майор не имеет к этой еде ни малейшего отношения. Он жмот и скупердяй.
Сергей. Жмот и скупердяй - это одно и то же.
Агата. Ничего подобного! Скупердяй еще противней. Я заложила сегодня мамины сережки, мои сережки, золотую цепочку, мамино обручальное кольцо и два моих перстенька. И с сегодняйшего дня я буду жить без этих оков империализма. Доедай, Сержик, садись и представь себе, что ты главный редактор модного толстого глянцевого журнала, а я жалкий графоман представила на твой суд убогий детективчик. Ты - вредный, въедливый придира. Я буду читать тебе сценарий преступления, а ты можешь меня прерывать, не стесняться в выражениях и задавать мне любые вопросы. Готов?
Сергей. Готов. Нет, подожди, я не надел еще на себя бюрократическое выражение лица. Минуточку. (Сережа максимально суровит лицо) Я вас слушаю.
Агата. В большом, процветающем ювелирном магазине, где выручку сдают один раз в конце недели, после окончания рабочего дня.
Сергей. Информация достоверна?
Агата. Абсолютно достоверна. Седьмого марта, где-то около шести часов вечера женщина моей внешности, долго выбирает себе колечко, просит померять ей пальчик, много раз снимает и надевает дорогие лайковые перчатки, наконец, она приобретает нехилый перстенек, рассчитывается, и очень быстро покидает магазин, забыв на видном, максимально приближенном к продавцу месте перчатки.
Сергей. Для чего максимально приближенно к продавцу?
Агата. Для того чтобы их не украли посетители. Через десять минут после ее ухода, к магазину подъезжают "Жигули" шестой модели, из них выходит бравый майор, он стремительно пересекает пространство между дверями и прилавком, находит глазами главного, и вежливо обращаясь к директору по имени отчеству, говорит дословно:
Добрый вечер Николай Иванович! - тут офицер поднимает до уровня глаз заведующего удостоверение майора, одновременно представляется и, заметив, что директор магазина успел зафиксировать его фамилию, имя, отчество, и даже, не преминул рассмотреть фото и печать Министерства внутренних дел, майор привычным движением достает из внутреннего кармана кителя фотографию женщины, - у вас была сегодня в магазине эта дама?
-Да, она забыла у нас перчатки.
-Она купила у вас, что-нибудь?
-Да.
-Она была одна?
-Не знаю точно. Народу то видите, сколько перед праздником. Надо у продавщиц спросить. Я думаю - одна.
-Я вас поздравляю, Николай Иванович. Вы у нас чемпион. Вам премию положено дать, жаль только, что дама не успела от вас сбежать. Вы первый, у кого мы засветили, наконец, эту мадам. В городе орудует шайка фальшивомонетчиков. Они рассредоточились по магазинам и пытаются перед праздником сбыть фальшивку. Так что в вашей кассе уже имеются самопальные рублики.
В этот момент в магазин возвращается дамочка и спрашивает у продавца, не видел ли он ее перчатки.
-Вон она, вон она, вон она - взволнованно показывает пальцем директор.
Бравый майор подходит к даме, объявляет ей, что она арестована и приковывает наручниками ее правую руку к своей левой руке.
-Снимаем кассу, - говорит он тоном, не терпящим возражений. И не давая опомниться, - Вы сами поедете с нами или охранника пошлете? Там у нас в управлении имеется суперсовременная установочка. За пять минут проверяет сто тысяч рублей на наличие фальшивых купюр.
Выходят втроем на улицу. Директору с саквояжем предлагают сесть сзади. Майор снимает со своей левой руки наручники, фиксирует ими обе руки фальшивомонетчицы, усаживает ее на переднее сиденье и трогается. Отъезжает десять метров и вдруг, арестованная, скованными руками хватает его за волосы со словами: "Мент поганый, мусорюга вонючий, волчара позорный, ненавижу". Майор резко тормозит, подает машину вправо, освобождает волосы от рук преступницы и оборачивается к директору:
-Николай Иванович! Усадите, пожалуйста, дамочку назад, а то она мне последние три волосины вырвет. У вас она не побалует, разрешаю применять физическое воздействие, только не убейте ее ненароком. Здоровья вам не занимать.
Директор гордый от полученного задания, выходит из машины, саквояж с деньгами остается на заднем сидении. Он захлопывает заднюю дверцу и, не успев взяться за ручку передней двери, замирает с протянутой, как для подаяния рукой. Машина рвет с места и скрывается за первым поворотом.
Агата. Ну, как сценарий?
Сергей. Ты сумасшедшая. Твой план абсолютно не осуществим. Ты, что, думаешь, этот директор такой дурак, что не знает, какое ведомство занимается фальшивомонетчиками.
Агата. Знает, наверняка. И ты сам ему об этом скажешь, изобразив легкое недовольство: "Вообще-то эта дамочка не по-нашему ведомству, но на ней статей висит - пол уголовного кодекса. Сначала ее закрыть нужно, а там разберемся".
Сергей. Он может запомнить номер.
Агата. Ты закрасишь цифры заднего номера обыкновенной зубной пастой, а потом одним движением тряпки сотрешь пасту, отъехав на нужное тебе расстояние.
Сергей. Он может поймать любую машину и пуститься за нами вдогонку.
Агата. Не поймает, нужно выезжать не на центральную улицу, а в направлении набережной, там нет машин, но полно арок. Это нужно все отрепетировать. И ловлю тебя на слове, ты первый сказал "за нами" - значит, тебя заинтересовал мой план.
Сергей. Он может знать непосредственного начальника твоего майора.
Агата. Конечно. И ты тоже должен его знать. Твой начальник - беспощадный генерал Григорьев. И запомни: у твоего директора рыльце в пуху. Он закупает в Индии золотые побрякушки за копейки, и потом перепродает не лицензированный товар в своем магазине втридорога. Он будет стараться тебе угодить, как ты не понимаешь?
Сергей. А, если он заподозрит интригу?
Агата. А ты бы заподозрил, если бы предоставивший тебе удостоверение интеллигентного вида, и что удивительно - абсолютно трезвый майор приковал преступницу к своей левой руке? Не к твоей, заметь, а к своей руке в присутствии многих людей. Заподозрил бы?
Сергей. Нет, но бывают же самые досадные совпадения и случайности. Ты приковал к себе преступницу, а в это время в магазин заходит мент, действительно курирующий этот участок и знающий в управлении каждую собаку.
Агата. Да это вариант не исключен, но, во-первых, подобные совпадения встречаются один на миллион, а во-вторых, нужно бдить, бдить и бдить, идя на такое дело. При появлении любого старшего офицера из ментуры, мы должны немедленно сесть в машину и укатить.
Сергей. А если он достанет мобильник и поинтересуется в управлении на предмет наличия в их системе майора, с прикованной к нему барышней.
Агата. Такой майор есть. Он сейчас лечит свой гастрит в Трускавце. Только никто ничем не заинтересуется. Тут все должно быть психологически рассчитано и хорошо сыграно. Ты еще посещаешь свой драматический кружок. Что вы там сейчас ставите?
Сергей. Пьесу А.Островского: "На всякого мудреца довольно простоты".
Агата. Очень хорошо. Это в тему. Только я бы переиначила название: "На всякого мудреца довольно и простаты"
Сергей. А если у него есть пистолет и он прострелит нам колеса, а может быть и головы?
Агата. Если бы у него был пистолет, он бы не держал вооруженного охранника.
Сергей. А если он пошлет вместо себя охранника с пистолетом?
Агата. Ты, лучше меня знаешь, что не пошлет. У него в кассе будет гораздо меньше денег, чем драгоценностей на витрине. Он не оставит магазин без охраны, тем более, что ему уже звонила секретарша и просила от имени генерала Григорьева усилить охрану магазина.
Сергей. Тебе об этом секретарша генерала доложила?
Агата. Нет, это я доложила директору под видом секретарши.
Сергей. Последний вопрос. На какой куш ты рассчитываешь? Сколько может быть в этой кассе?
Агата. Не знаю. Это вообще дурная примета - считать деньги, еще их не заполучив. Но, если сто мужчин, а их должно быть гораздо больше, захотят купить своим любовницам, женам и дочерям по одному колечку, то уже будет сто тысяч рублей. Ты видел, стоящее колечко дешевле тысячи? И я не видела.
Сергей. А ты не прокрутила такой вариант. Этот гнилой урка директор не проявил никакого энтузиазма и у него не загорелся в глазах охотничий азарт разоблачительства: "Командир! А меня эти фальшивки не парят. Мне они по барабану. Я их не клепал. Пусть с ними монетный двор разбирается". И что тогда делать. Унизительно уговаривать его снять кассу?
Агата. Ни в коем случае. Нужно вежливо поздравить его жену с наступающим международным женским днем и спокойно уехать.
Сергей. Но у меня нет удостоверения майора внутренних дел.
Агата. Дай мне фотографию "три на четыре" и завтра утром у тебя будет удостоверение.
Сергей. Ты сама - то осознаешь, какой это риск? Ты рискуешь свободой!
Агата. Нищий человек не может быть свободным по определению. Ты хочешь до седых волос вскрывать твоих мерзких червей за мизерную зарплату? Да о чем я говорю? Даже ее тебе выплачивают не регулярно, и ты униженно стреляешь чирики до получки. А вокруг жирует ворье и смотрит на тебя с нескрываемым презрением потому, что ты хуже их одет. Потому, что ты одет, как последний бомж. Пожалуйста! Дело хозяйское, но я так жить больше не хочу. Мне нечего терять. Я уже все потеряла.
Сергей. А можно я внесу маленькую коррективу в твой сценарий?