Его волосы все еще не отросли, но зато вместо грубой ткани робы на нем были свободный белый свитер и мягкие джинсы. Черно-линялая форма отошла в прошлое, как и многометровые заборы, и колючая проволока, и лай ротвейлеров по ночам... и маленький круглый дворик-"стакан", и зарешеченное небо над ним...
Все в прошлом, кроме груза пережитого, мутным осадком осевшего на дно души.
Нет, безусловно, все это было не зря. Есть, конечно, в нашей стране одна добрая традиция - сажать ни за что... но при должном желании, из такого "малоприятного" опыта тоже, наверное, можно извлечь для себя необходимый урок и обратить его на пользу в дальнейшем.
Он надеялся, что за эти годы уроков извлек достаточно. Теперь неплохо бы начать другую жизнь.
По сравнению с ним, его приятели получили неплохую фору. У всех, кто его "топил", давно уже быт налажен - и жены, и дети, и жилье, и авто, и Бог знает еще, что. Всё, что душе угодно.
А у него - ровно столько же, сколько было десять лет назад, минус потерянное время, упущенные возможности. Минус доброе имя.
Он оказался в родном городе впервые за десять лет.
На первый взгляд, здесь изменилось все. Вместо маленьких магазинчиков, обитых сайдингом, в которых всегда продавали дешевые сигареты и плохое пиво с накруткой, теперь высились ряды монстроидальных торговых центров, похожих на Титаник.
Многие старые дома пошли под снос, их заменили современные многоэтажки сочных оттенков.
Дороги расширили, и по ним теперь беспрестанно сновали дорогие авто.
Изменилось многое, кроме... кроме ощущения.
Он вспомнил - эта потерянность и ощущение неприкаянности, которые теперь легко можно было бы объяснить отбытым сроком, преследовали его здесь давно... наверное, с тех пор, как кончилось детство.
Что ж... пора было рвать порочный круг. Пора, но вот какие дела - он совершенно не представлял себе, с чего начать.
Автобус подъехал к его остановке. Он протянул водителю деньги, и, развернувшись к выходу, столкнулся нос к носу с ней.
Последний раз он видел ее на суде. Сидя в клетке, грязный и небритый, с синюшными следами бессонницы под глазами, он с удивлением взирал на нее, холеную, красивую, холодно и презрительно бросающую обвиняющие и долженствующие обличить его "преступную натуру" фразы-пощечины.
Он не осуждал ее. Он был удивлен.
Так удивляются дети, которых избивают находящиеся в изрядном подпитии родные отцы.
Так удивляются верные старые псы, которых хозяева выгоняют под зиму на улицу.
Это удивление существа, совершенно не ожидавшего подлости от самого близкого ему человека.
Впрочем, это чувство он из себя давно изжил. Сначала было удивление, непонимание, нежелание верить... потом - осознание, что нет никакой ошибки. Дальше - отчаяние, острое, словно лезвие скальпеля. Потом глухое и тяжелое разочарование, бьющее молотом по вискам.
Он сотни раз прокручивал в уме свои слова, которые он скажет ей, обязательно скажет, когда они встретятся. Но теперь эта встреча наконец случилась, а он совершенно не знал, что сказать.
Ни злости, ни отчаяния. Ничего. Просто ничего. Чем дольше он смотрел в ее холодные и чуть испуганные глаза, тем яснее он чувствовал это.
Ничего!
- Как живешь? - равнодушно спросил он.
Она отпрянула и вздрогнула, словно он ее ударил.
- В отличие от тебя, замечательно.
- Ну, бывай.
Он сделал шаг в сторону, и, легко ее обойдя, выпрыгнул из маршрутки.
Ему вдруг захотелось побежать по улице. Как в детстве, вприпрыжку, ему захотелось нестись по грязным лужам, разбрызгивая мутную воду. Захотелось запрыгнуть на старые скрипучие качели, и, пару раз качнувшись, соскочить с них, вновь ощутив забытое чувство замирания в груди, - мини-полет, - так нравившееся в детстве.
В душе нарастало непривычное ощущение беспечной радости, предвкушение чего-то теплого и очень счастливого.
Груз пережитого, боль от несправедливости, память о лишениях - все это, словно рваные клочья туч, ветер уносил прочь.
Он вихрем влетел на свой этаж, прыгая через три ступеньки, и нажал на кнопку.
Знакомый старый звонок глухо отозвался в глубине квартиры. Послышались тихие шаги, и дверь распахнулась.
Он ничего не сказал, просто стоял и улыбался.
- Здравствуй, сынок. Мы тебя ждали!
***
Не оглянувшись, она прошла к свободному сиденью. Села, демонстративно отвернувшись от окна.
Она никогда не чувствовала за собой вины, скорее напротив, облегчение. Не было вины и сейчас, разве что... удивление.
Она ожидала скандала, обвинений, возможно, угроз. Что угодно, кроме равнодушия.
"Впрочем, он всегда был странным. И ведь не сказал ни слова плохого, как если бы ничего и не было. Так отчего же так тяжело на душе?.."
Непонятный, никогда раньше не ощущаемый ею груз навалился на плечи. С каждой новой минутой становилось не только не легче, но напротив - еще тяжелей. Она рефлекторно повела плечами, словно пытаясь сбросить с себя вязкую тяжесть, но это не помогло. Тяжесть ртутью разливалась по венам.