Прочитав мой рассказик с натуралистическими сценками, она сказала:
- Ты позоришь себя. Это омерзительно. Старик пишущий ночами порнуху.
И я почувствовал дамский каблучок на горле. Не то, чтобы я уж вовсе не мог дышать. Мог. Старый, как мир, дискомфорт стиснутого горла. Не уютно, разумеется, но жить можно. И даже говорить можно шепотом. Или совсем беззвучно, мысленно. Я ее любил и пообещал:
- Больше не буду. Порнуху? Ночью? Никогда! А стихи можно?
Она посмотрела на меня подозрительно, потом подумала и сказала с облегчением:
- Ты не умеешь.
Я закатывал глаза, шевелил губами и тужился впасть в творческий экстаз. Не впал, но выдал:
- В глубокой жопе нищеты,
В плену утопий
Сосуществуем Я и Ты
В глубокой жопе.
- Так, - она сурово прихмурила брови, - а жопа, по-твоему, не порнуха?
- Ну, это как посмотреть. Пожалуй, скорее, медицинский термин.
- Дурак, - сказала она, - медицинский это - прямая кишка или... задний проход, а твоя жопа - матерщина.
- А твоя? - поинтересовался я с нежностью.
- Моя? - удивилась она, потом опомнилась и повторила:
- Дурак. Ну,
при чем тут моя?
- Твоя, конечно, не при чем, - вздохнув, согласился я.
- Прекрати сейчас же! Ты становишься гадок.
Вечер кончался, близилась ночь, и я рассчитывал хотя бы на снисходительную благосклонность. Я замолчал, взял сигарету и пошел в лоджию смотреть закат июльского солнца. Вечерняя кровавая заря не успокоила, а растревожила душу. Я подумал, что, если "под занавес" вместо оваций, ты слышишь скрип кресел и торопливые шаги разочарованной публики, а любимая, вместо улыбки, дарит тебя раздраженной гримасой, и нет сил остановить их и повторить последний монолог, - пора покинуть сцену. Я затянулся и выбросил окурок. Одиннадцатый этаж. Под лоджией - громадный тополь, который я посадил лет двадцать назад. Тогда рисовалось розовое, насыщенное радостями, завтра, и слышался лихой речитатив: "еще не вечер". Я представил, как на этом тополе елочными гирляндами будут висеть клочья моей плоти.
- Ну что ты, милый? Я тебя расстроила? Извини, пожалуйста. Все хорошо. Завтра должны принести пенсию, и мы раздадим долги. Поздно уже, пойдем спать, - она прижалась ко мне и зябко передернула плечами.