Испытание "Тарана"
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Похищая мысли, владея их неисчислимым множеством, не можешь ли ты быть сражён одной единственной?
|
Игорь Гергенрёдер
Испытание "Тарана"
Фантастическая новелла
Молодой инженер Карлейн и его подруга Эли направлялись в малолитражке в уединённую горную усадьбу. Заброшенная дорога обледенела, местами её занесло снегом, и путешественникам приходилось то и дело вылезать из кабины и толкать автомобильчик. Но это не могло испортить им настроение; они ехали отпраздновать вдвоём успех инженера: его сегодня уведомили, что он выдержал конкурс и принят в крупную фирму.
- За три часа ни одной встречной машины, ни одного селеньица! - заметил он. - Безлюдно, как где-нибудь в Гренландии.
- Если ты хотел видеть вдоль обочин милашек в бикини, то зря согласился сюда ехать!
- Эли, радость моя, когда мы свалимся в пропасть, - Карлейн искоса взглянул на подругу, - и чудом останемся живы, когда я выберусь из этой смятой жестяной банки и пойду искать помощь, я знаю, что ты скажешь.
- Что?
- Ты скажешь: он пошёл искать милашек в бикини.
- Когда мы свалимся в пропасть... - передразнила его Эли. - Ты трусоват, как я вижу.
Они познакомились в городе совсем недавно и пока мало знали друг о друге.
- Я был лётчиком-испытателем! - Карлейн прибавил скорость, и машина, взметнув снежную пыль, протаранила пересекавший дорогу сугроб. - Мне доводилось падать! И не для того я чудом остался жив, не для того стал инженером, чтобы сегодня...
- В такой счастливый для меня день свалиться в пропасть! - закончила Эли. - Ты сыт опасностями, а я нет! Меня влекут всякие запретные места, как усадьба моего дядюшки. Вон, кажется, и она... Я тут ни разу не была - маршрут изучила по карте. Дядя никому не позволяет сюда наведываться. Если он узнает, что мы здесь были...
- То устроит твоё похищение неизвестными, а ко мне подошлёт наёмных убийц! - с улыбкой заключил Карлейн, не впервой подумав о счастливом случае, который наградил его такой обворожительной, задорной подругой.
Это произошло столь нежданно - в пору, когда он не мог тратить драгоценное время ни на что, кроме дела, ибо и во сне думал об одном: о карьере. Он приехал на проверку, которая должна была выявить его умение работать с компьютером, и тут оказалось, что из-за какой-то неувязки начало теста перенесено на час. Раздосадованный, Карлейн направился в ближнюю библиотеку, чтобы пауза не пропадала попусту, и стал по каталогу искать новинки, относящиеся к авиации. Он сказал стройной девушке, которую тоже что-то интересовало в каталоге, всего два-три слова. В этой библиотеке довольно богатые фонды, заметил он, вот и всё. Собирался ли он знакомиться? Разговор возник как-то сам собой. Он сообщил, что здесь впервые. Бывала ли тут девушка? Да. Она начинающая журналистка и готовится к интервью на тему "Созидание победоносной смерти".
Звучало претенциозно. Он не скрыл насмешливого интереса и узнал: некий учёный, чьи работы принимают всерьёз научные авторитеты, полагает, что "смерть своеобразно снаряжённой личности может стать творческим деянием, наложением руки на тысячелетия, как на воск". Предполагалась возможность, существуя вне умершего тела, материально воссоздать себя в будущем.
Карлейн со сдержанной иронией заметил: учения о переселении душ, о разного рода перевоплощениях довольно стары и потрёпаны и что можно сказать о науке, избирающей своим предметом подобную пошлость? Журналистка пожала плечами: и всё же она рассчитывает увлечь публику - если удастся преподнести товар в необычной упаковке, он покажется новым и даже оригинальным...
Инженер сочувственно улыбнулся: у неё чертовски нелёгкая задача!..
На другой день они ели жареного цыплёнка, пили шабли - дабы короткое время спустя их поманило уединение в суровом горном гнезде...
Они въехали на каменистую площадку, окружённую проволочной сеткой, и остановились перед обветшалым двухэтажным зданием.
Солнце уже село за горный хребет, и из-за него рыхлые пучки света пробивались в небо, в котором, казалось, тесно было тяжело клубящимся тучам; ветер свистел и взвизгивал, и вдруг кругом сплошь закипела снежная мгла.
- Осторожно! - крикнул Карлейн.
Девушка едва не скатилась с полуразрушенных, обросших льдом ступеней высокого крыльца. Он развернул машину и осветил фарами вход.
- Это дядюшкина берлога, мы не сбились! - Эли ткнула пальцем в пластинку на двери. - С детства мечтала сюда попасть! Тут произошла одна история... Я верила и не верила... Теперь, кажется, верю. Ну и местечко! Всё не собралась взглянуть - подходящий спутник не попадался, - она смешливо оглянулась на Карлейна. - Лётчик-испытатель, который не страшится пропастей!
Подойдя, он включил карманный фонарик и разобрал на изъеденной ржавчиной пластинке: "Санаторий доктора Шимона".
- Шимон - прежний владелец этой берлоги, - пояснила Эли. - Его здесь нашли умирающим... Сейчас ты услышишь страшно таинственные вещи...
- Здесь, на этой стуже?!
Он пнул массивную дверь. Эли хихикнула, вынула из кармана связку ключей.
- Дубликаты! Знаешь, сколько я охотилась за дядюшкиными ключами, пока удалось сделать слепки?
- Авантюристка!
* * *
Ни в одной комнате нижнего этажа не оказалось электрических лампочек. Освещая путь фонариком, двое поднялись наверх и очутились в холле перед двустворчатой дверью, украшенной резьбой. Дверь была заперта, девушка подбирала ключ, а Карлейн, поводив лучом по мрачному холлу, обнаружил у стен ряд деревянных стульев и кресел.
- Топливо есть, дело за камином. Ведь спальных мешков мы не захватили...
- Хоп-ля! - вскрикнула Эли. В комнате внезапно зажёгся свет; с высокого потолка свисала люстра, обёрнутая покрытой пылью материей. - А вон и камин! Как интересно! Я видела только стилизацию под камины.
Комната оказалась обширной, это был зал; совершенно голые стены покрывала вишнёвая штукатурка, сохранившая какой-то странный блеск, хотя она не обновлялась, по-видимому, много лет.
- Я был уверен, - сказал Карлейн, - в этом уютненьком логове вообще нет электричества. А это что - сувениры из Африки?
На большом круглом столе посреди зала располагалась целая скульптурная группа: фигурки людей высотой сантиметров тридцать - резьба по кости. Вокруг восседающего на чём-то вроде трона стоят в несколько рядов коленопреклонённые. Один, выдвинувшись, протягивает владыке щит или поднос с горкой плодов.
В скульптурках было что-то необычное. Приблизившись, Карлейн и Эли на миг невольно замерли. Все коленопреклонённые, кроме держащего поднос, обезглавлены, на подносе сложены пирамидкой не плоды, а мастерски выполненные человеческие головы. По столу вокруг группы надпись: "Вот ум их живой для тебя, и да прирастёт к твоему, и будет у тебя, как сорок сих голов".
Подальше стояла ваза из серовато-фиолетовой, с примесью других цветов, яшмы. Обычно непрозрачный камень был той разновидности, которая слегка просвечивает, и это придавало цветовой игре глубину мягко-бархатистых тонов. Карлейн склонился к вазе: его привлекли изжелта-красные, буроватые и чёрные узоры, в которых как будто проглядывали сюжетные рисунки.
- Человек с крыльями, да ещё верхом на оперённой стреле... стрела пересекает какую-то линию...
Эли, повернув сосуд, внимательно всмотрелась. Подготовка к интервью обязала её почитать кое-что по оккультизму, и она начала объяснять:
- Некоторые индейские племена и не только они верят, что на Земле, одновременно с нашим осязаемым, существуют иные миры...
- Почтенно и весьма затасканно! - вставил молодой человек, меж тем как девушка довела мысль до конца:
- Ты видишь символ, говорящий о способности переходить из нашего мира в иной, который где-то тут же, рядом с нами. Никакой полёт к звёздам или куда-то далеко, на самом деле, не нужен.
Он указал ей на подобие другого рисунка. По стенке вазы поднимался оранжевый зигзаг, становясь вверху почти пунцовым; на его остром конце сидело что-то похожее на человеческую голову. С одной стороны от неё был виден золотисто-жёлтый круг, с другой - серебристо-зеленоватый.
- Что это - солнце и луна, я догадываюсь, - инженер усмехнулся.
- А всё вместе, - продолжила Эли, - относится к поверью, что если люди принесут в жертву близкую им выдающуюся личность, она в том мире станет божеством и сможет влиять на всю нашу жизнь.
- Обязательно благоприятно? А захочет отомстить?
Эли постаралась сохранить серьёзность:
- Зигзаг молнии символизирует возвышающий переход. То есть дух в том мире станет очищенным, обогащённым и необыкновенно радостным - месть и тому подобные мотивы будут чужды ему. Правда, он может причинять зло - но это будет выглядеть злом только в нашей реальности, так как от нас скрыты дальние последствия, мы неспособны постигнуть высшие цели... одним словом, - она улыбнулась, взмахнув красивой кистью руки, - как строить отношения с таким божеством - отдельная обширная тема.
- О, да тут дощечки с наверняка священными письменами! - Карлейн заметил в вазе пластинки из яшмы и извлёк их. - Увы, наш современный язык... - гмыкнув, он прочитал: - Я жажду одарить ограбленных мною, став жертвой для их созревшей злобы. Отняв у них лучшее, я дам им выскрести их последнее и выработать наилучшее в зле против меня, дабы эта ценность тоже присоединилась к моим сокровищам... - не дойдя до конца, взглянул на другую полированную дощечку: - Я пламенею к молнии перехода, которая сольёт во мне неумолимое могущество солнца с вкрадчивой властью луны, действующей под покровом поэтичной меланхолии, влажного томления любви и обманчивости...
Он выразительно посмотрел на Эли и едва стерпел, чтобы не повторить слово "пошлость". Девушка тоже держала в руке одну из пластинок:
- Я соберу семена безумия, рассеянные от звезды к звезде, и посрамлю разум, передвигая горы и низменности и заставляя случайности водить хороводы. Капризный аристократ случай будет танцевать в земной жизни, точно на игорном столе, сотрясая планету и следуя за моей волей, как отражение следует за жестом, улыбкой и гримасой...
- Донельзя шумное пустословие! - в сердцах прервал Карлейн.
- Выспренне до безвкусицы, - согласилась Эли.
- Кстати, о случае - жаль, что он запоздал, - сказал инженер. - Находки пригодились бы тебе для интервью, ты могла бы задать учёному вопросы об этих цветистых писаниях.
Она призналась, что подумала то же самое. Интервью не снискало ей лавров, но некоторый интерес пробудило, редакция газеты осталась удовлетворена. А о смысле писаний она предполагает: доктор Шимон одержимо искал выход потребности любоваться собой. Несомненно, он был маньяк. Ничто не могло насытить его властолюбие. Мания величия не давала ему передышки, даже когда он отдыхал от своей науки, забавляясь резьбой по кости, по камню.
Безусловно, и в этой скульптурной группе, и в исписанных дощечках запечатлелась своеобразная связь с сущностью его научной работы, для которой он добывал полезное в опыте ушедших цивилизаций. Шимон бывал в Боливии на таинственном озере Титикака с древними сооружениями и скульптурами-загадками на его берегах, посещал старинный мексиканский город Сантьяго-Тустла, где сохранилась вытесанная из серой глыбы голова австрало-негроида весом в тридцать с лишним тонн - монументальное изваяние, которому более двух тысяч лет, а ведь считается, что чёрные африканцы появились в Америке лишь после её завоевания испанцами...
- Он также отправлялся в Египет и на Тибет, - добавил Карлейн с улыбкой. - Нет, я ничего о нём не знаю - я вывожу это из расхожих представлений о любителях магии, чернокнижия, мистических тайн.
- А ты прав! Моя тётя слышала или читала - Шимон ездил и в эти страны, - Эли одарила друга взглядом столь уважительным, что у того прилило к сердцу.
Его пленяли блеск её глаз, выразительная мимика, в то время как она объясняла: тётушка с приятельницами, партнёрами по баккара, вспоминает историю доктора Шимона на протяжении многих лет. Вечера без разговоров на эту тему немыслимы точно так же, как без чая с ликёром.
Девушка осматривалась с неослабным любопытством.
- Мне совершенно отчётливо представляется: он испустил дух именно в этом зале!
Карлейн сказал себе, что оттого камин не делается менее привлекательным: он был полон дров, под них даже предусмотрительно засунута газета - лишь поднеси зажигалку... А потом они приготовят еду. Какой распространится аромат, когда зашипят, обжариваясь на огне, ливерные колбаски!
Замечательная поездка! Словно кто-то учёл его долгие старания, его нещадные усилия, отданные конкурсной работе, и теперь ему посылается награда. Можно на эту ночь выбросить из головы кульман, чертежи, модели, электронно-вычислительные машины... Он потирал ладони, с удовольствием глядя, как под крепкими сучковатыми поленьями проблескивает пламя, острые языки проскакивают выше и выше; пахнуло смолистым дымком, в трубе загудело. Что за наслаждение - слушать Эли, которая умеет рассказывать с таким обаянием...
- Сначала сделаем вот так!.. - она подбежала к выключателю, люстра погасла.
Ночь была так черна, что окна угадывались только по дребезжанию стёкол под напором ветра. Усаживаясь возле друга на рюкзак с консервами, девушка прошептала:
- Смотри! - в отблесках пламени стены казались облитыми кровью. - А тогда, говорят, в этих местах водились волки. Представляешь, сейчас ещё б вой волков?.. Ни разу в жизни не слыхала, так жалко!..
- Мне тоже. Но я хотел бы и увидеть прекрасную серну - резвящейся... - проговорил он приглушённо, с интимной ноткой.
Она глянула на него искоса и лукаво.
- Хорошо! Пока же закончим с Шимоном. Итак это происходило в двадцатые годы, когда девушки носили причёску а ля гарсон, когда танцевали миленький танец... - она щёлкнула пальцами: - Кукарача! И летали дирижабли.
- А последним словом техники считались американские бомбардировщик "виндикейтор" и истребитель "буффало", - добавил Карлейн.
- Ну вот, в то время в этой усадьбе и обосновался доктор Шимон.
Рассказ Эли
Никому до того не известный доктор скоро стал знаменит в высокопоставленных кругах. Он якобы избавлял от самых сложных нервных заболеваний, к нему обращались лица, страдавшие такими психическими аномалиями, которые тщательно скрывают от посторонних. Потом выяснилось - среди его клиентов были крупные политические деятели, люди власти.
Словом, поскольку услугами Шимона пользовались негласно, укромная, затаившаяся в пустынных горах усадьба как нельзя более отвечала своему назначению.
Доктор драл гонорары, не скромничая, лечиться у него могли только богачи. Однако он делал исключение для особо одарённых личностей: учёных, художников, музыкантов, актёров... Они приезжали к нему и из самых далёких городов планеты.
Тем временем страну охватывала эпидемия небывалых ограблений и афер: преступники проникали в превосходно охраняемые банки, в недосягаемые сокровищницы, надували многоопытных, ушлых акул бизнеса.
- Тогда обчистили Интернэшнл-Каттехук-Банк, - опередил рассказчицу Карлейн, имея в виду потрясающее дело, которое по малообъяснимым причинам как-то затерялось в истории мировых преступлений.
В будний день осени, когда близился обеденный перерыв, к громадному зданию банка прибыло армейское подразделение, и командиры потом клялись, что получили соответствующий приказ от штаба военного министра. Солдаты должны были разоружить охрану, в которую якобы внедрились злоумышленники. Охрана не подчинилась - вспыхнула пальба... Здание окружили бронеавтомобили, на ближних перекрёстках расположились пулемётные расчёты, позади сплошного оцепления маячили кавалерийские патрули. Вылети из окна детский воздушный шарик - снайперы не дали бы полёту продлиться более минуты.
Раненные в перестрелке охранники и военные истекали кровью, и их спешно отправили в госпиталь. То есть так считалось недолгое время - пока несчастных не нашли запертыми в бомбоубежище. Оказалось, что вместо них санитарные машины умчали почти всю наличность. Они пронеслись по городу и позднее были обнаружены брошенными и, разумеется, пустыми в глухой сельской местности.
Невероятной и тоже странно подзабытой загадкой осталось скандальное похищение миллиардера Дованжеса, председателя Международного альянса финансистов и промышленников. Этот влиятельнейший человек проживал в набитой телохранителями цитадели со стенами толщиной свыше пяти футов, на её плоской укреплённой крыше стояло многоствольное зенитное орудие.
И вдруг в одно утро он не вышел из своей спальни. В дверь постучали - и не застали хозяина в комнате. Вскоре поступило телефонное уведомление от преступников: Дованжес похищен. За него потребовали колоссальный выкуп.
Спецслужбы нескольких государств, множество лучших частных агентов искали миллиардера в Альпах и Пиренеях, на крошечных греческих островах в Эгейском море. А когда выкуп был уплачен, открылось: всё это время неизвестные держали Дованжеса в его же крепости, в потайной каморке - устроенная в толще стены, она имела замаскированные сейфами выходы в спальню и в кабинет.
Жертва не смогла сказать о происшедшем ни слова, так как утратила память. Усилия врачей впоследствии вернули Дованжесу работоспособность, но ничего относящегося к похищению он так и не вспомнил.
Помимо этих скандалов, рассказчица коснулась нашумевшей истории с трансконтинентальным экспрессом Марайонг - Эльянди. Ему предстояло провезти через территорию полдюжины государств собрание редчайших, самых крупных в мире жемчужин. Когда поезд удалился от побережья Атлантического океана и развил скорость сто километров в час, с него стало распространяться радиосообщение: конвой разоружен! экспресс - в руках преступников! Следует перевести железнодорожные стрелки и направить состав по только что оконченной линии, тянущейся на север материка по обширному краю лесов и болот. При невыполнении условий поезд с тремя сотнями пассажиров взлетит на воздух.
Правительства богатых сильных стран переполошились. Накалялась политическая обстановка. Неслыханный ажиотаж продолжал нарастать - экспрессу усердно освобождали путь. Когда же состав стал приближаться к конечному пункту, за которым открывался сумрачный вид на холодную морскую даль, его ждали залёгшие в снегу вдоль насыпи солдаты и полицейские в маскировочных халатах. Однако тех, к чьей встрече так готовились, в поезде не обнаружили. Когда он нёсся через леса и болота, преступники при помощи какого-то неведомого устройства катапультировали в несколько приёмов драгоценный груз и катапультировались сами.
И в этом, и в целом ряде других громких дел той поры следствию, несмотря на предельное напряжение и затраты огромных средств, продвинуться не удавалось. Иногда газеты оповещали взбудораженную публику: найдено то-то и то-то, "схвачен конец ниточки", "добыта зацепка..." Но следы, по которым пускались опытнейшие детективы, оказывались ложными. Ожесточённее звучали требования отправить в отставку министра внутренних дел и с ним компанию ответственных лиц. Тяжёлый кризис неумолимо углублялся, пока один несчастный случай не возымел сногсшибательные последствия...
Декабрьской ночью потерпел аварию дирижабль, летевший из Монте Негро; от горы, о которую разбилась его гондола, до ближайшего городка насчитывалось шестьдесят километров. Один из пилотов и часть пассажиров уцелели.
Газеты потом не раз возвращались к описанию места, где среди обломков укрывались от бури полуживые люди. Это был уступ формы неправильного сегмента не более сорока шагов длиной, имевший в самом широком месте около пятнадцати метров. Острый сланцевый край обрывался перед бездонным провалом, а с другой стороны гладкий откос взбегал к вершине, придавленной ледником. Днём с уступа виделись только теснина и горный, без единого признака жизни массив, который мертвенно ощеривался чёрными скалами; позади них обрисовывались размытые контуры бледно-голубоватых от снега пиков.
В ночь аварии дикий скрежещущий шум, с которым буря словно яростно отирала поверхность скал, прерывался оглушительно-резким громом: сносимые сверху камни ударялись о площадку. Один угодил в тело погибшего до того пассажира, и оно оказалось разорванным на неузнаваемо изуродованные части.
У двух человек, однако, хватило сил и самообладания в таких условиях исследовать уступ. В его конце подобный стене склон поворачивал, постепенно становясь наклонным; в нём появлялись маленькие выпуклости, выбоинки, углубления. Воспользовавшись этим, двое с отчаянной ловкостью начали взбираться выше и выше и достигли узкого карниза. Далее путь делался немного легче, уже не приходилось пробираться над обрывом: тропинку отделял от него скат, укрытый подвижным слоем небольших камней, которые глухо шуршали, сползая и соскакивая в пропасть.
То, что случилось тут, известно со слов единственного человека, чью правдивость проверить не удалось. Между двумя возникла ссора, и один столкнул второго на осыпь. Беспомощный, тот был обречён: лишь полная недвижность на шевелящейся подстилке из камней могла несколько продлить его необратимое съезжание к бездне. Спутник с молчаливой внимательностью смотрел сверху и, убедившись, что отныне у них разные дороги, удалился.
У лежащего на осыпи притупилось сознание, он одеревенел, промёрз до мозга костей; ему мнилось, он чувствует, как оледеневают его кровеносные сосуды... Усиливавшийся мороз вместе с тем прихватил и осыпь: массу камней скрепило, скольжение остановилось. Полумёртвый человек ощутил опору и, оживая от надежды, напряг окоченевшее тело. Он дерзнул на попытку поползти вверх по скату... Через несколько минут повторил её и в конце концов выбрался.
Над ним начинало светлеть, в одной стороне обозначилась взгорбленная линия вершин: то массивно-приплюснутые, то заострённые, они были густо-лиловыми на разгоравшемся фоне цвета красной глины. Сбоку от человека выдавалась громадной грудью скала, некрутой склон ниже неё позволял продвигаться. Человек дошёл до полого понижавшегося отрога, когда слева, справа, впереди заблистали на солнце, словно стеклянные от смёрзшегося снега, горы.
Он принялся спускаться по отрогу в седловину, и там ноги у него подкосились от слабости. Вышедший из-за поворота местный скотовод застал момент, когда замеченная им вдали фигурка упала наземь и скрючилась.
Горец влил в рот незнакомцу горячительного из фляжки и помог ему дотащиться до своего жилища. Он и пара его сыновей, все трое - ширококостные, крепко сколоченные здоровяки, жили особняком, на некотором отдалении от деревушки. Большой дом из тёсаного гранита был построен в виде башни. Нижнее помещение представляло собой хлев для мулов и коров; внутренняя каменная лестница вела наверх в покои неприхотливых хозяев.
Жена и снохи скотовода обложили спасённого мешочками с нагретым песком, которые считались действеннее грелок. Женщины терялись в догадках, откуда у такого немолодого, судя по облику, человека взялось столько ловкости и сил, чтобы добраться до седловины со стороны, куда местные жители отправляются только со специальным снаряжением? Он отвечал на вопросы односложно, то ли будучи не в себе, то ли притворяясь. Выпив довольно много дымящегося глинтвейна, почувствовал себя в состоянии отдать должное супу и жареной козлятине, после чего заснул мёртвым сном.
Вечером к нему поднялся хозяин, ходивший по делам в деревню.
- Почему вы не сказали, что в горах остались люди? - спросил с мрачным укором, уже осведомлённый о падении дирижабля и о том, что спасатели в дороге.
- Я не сказал?
- Нет.
- Я не думал, что там кто-то мог быть живым, - дал краткое объяснение незнакомец.
- Живых видели с самолёта.
На эти слова ответа не последовало.
- Спасся ещё один человек. Он в гостинице. Такой же молчун, но о вас спросил.
- Что вы ему сказали? - произнёс незнакомец бесстрастно, но хозяин запомнил, каким неприятно тяжёлым стал его взгляд.
- В деревне знали, что вы у меня, и он вышел из гостиницы и спросил, как вы ко мне попали.
- Он не пошёл за вами?
- Нет.
Хозяин потом вспоминал, что гость как будто не очень поверил в это. Раздалась настоятельная просьба не пускать к нему того человека. Как ни хотелось собеседнику избежать объяснений, но без доводов было не обойтись, и он рассказал о ночной ссоре и о последующем. Горца, разумеется, заинтересовало, кто ему - тот тип и почему он решился на убийство?
- Приёмный сын, - только и было произнесено в ответ.
Тут скотоводу подумалось: он раскумекал суть загадки. Старик богат, и приёмыш, оценив на редкость удобный случай, пожелал завладеть наследством.
- Вы правы, - кивнул гость, но затем стал заговариваться.
Вероятно, он был очень привязан к парню и пытался оправдать его? Сказал: тому-де только представляется, будто он действует, чтобы безраздельно захватить всё богатство. А на деле он несёт усыновившему плату, больше которой не мог бы уже ничего выжать, потому как самое большее и самое лучшее в нём - его зло.
Человек, ни дать, ни взять помешанный, говорил так, точно не видел собеседника, а возбуждённо рассуждал сам с собой. Он странно, жутковато усмехался. Хозяин решил наутро свести больного к доктору и предоставить его попечению властей, а пока сказать женщинам и сыновьям, чтобы смотрели за ним в оба. Гость, однако, не дал уйти, спрашивая, заперта ли внизу дверь и достаточно ли она прочна? Горец заверил, что дверь сработана из столетнего кедра и для надёжности обита полосами железа.
Седловину с высоким, похожим на башню зданием заполнила тьма; она становилась разреженнее ближе к вершинам, над ними кое-где лучились звёзды. Из-за массивной двурогой горы Омер-Ютта, что зовётся погубительницей жизней, выплыл большой лунный круг и забелил неясным свечением пепельно-серую пену облаков. В низу спуска к седловине, на гребне базальтового отрога, стоял волк, тонконогий, с торчащими ушами, и пристально смотрел на человека, быстро кравшегося к одинокому дому.
По нему разнеслись сильные хриплые, не то угрожающие, не то жалобные крики - хозяин первым вбежал к больному, сидевшему без света: обе руки указывали на окно. Позднее горец не скрывал, что в ошеломлении на добрую минуту застыл как вкопанный. Снаружи, за окном, выделялись в лунном мерцании человеческие голова и торс.
Взобраться по ровной гранитной стене на высоту почти девятнадцати футов? И на чём он там держался?.. Не исключено, правда, что он по приставной лестнице, которая всегда лежала позади дома, поднялся на чердак и, найдя верёвку, воспользовался ею, зависнув напротив окна... Потом разразилось такое, что в последующей неразберихе кто-то из домашних мог убрать верёвку и забыть об этом.
Горец признавался, как он, неспособный что-либо сообразить, смотрел на лицо, которое прижималось к стеклу, отчего кончик носа и губы расплющились и выражение было зловеще-шутовским. Глаза, божился хозяин, совершенно круглые, светились, словно кошачьи, и из них рвалась дьявольская злоба.
В комнату вошли сыновья, вбежала овчарка, и хозяин открыл окно, отворявшееся внутрь. Он узнал чужака, что давеча спрашивал о спасшемся. Прежде чем горец задал строгий вопрос, чего он тут ищет, мужчина уже был внутри. Позади хозяина стукнула дверь - это бросился вон старик. С необычайной силой пришелец отшвырнул богатыря-горца с пути, как мальчишку, кидаясь за беглецом, однако пёс и два дюжих парня помешали. Вскочивший с пола отец тоже навалился на обидчика. В безобразной свалке чужак застрелил из пистолета собаку, а троим мужчинам нанёс такие удары кулаками, ногами, головой и рукояткой "беретты", что они присмирели.
Прибежала жена старшего сына с ружьём, но незнакомец рявкнул, чтобы она бросила его - или он перестреляет всех в доме, не пощадив маленьких детей... Потом стало ясно, что он берёг патроны: иначе, по крайней мере, мужчины вряд ли остались бы живы.
Он обыскал дом и убедился: тот, кто ему нужен, ушёл в ночь; преступник пустился на розыски...
Минуло несколько часов, и спасателям удалось снять с горного уступа уцелевших после аварии. Все газеты страны принялись сообщать под кричащими заголовками о том, что завораживало и чёрствого чиновника, и чистильщика обуви, и даже, казалось бы, отгородившихся от мира монахинь. На дирижабле из деловой заграничной поездки возвращались доктор Шимон и его приёмный сын с вызывающе-громким именем Таран. Этот тип пытался убить того, кто стал ему отцом, и теперь преследует жертву в зимних горах, дабы, наконец, исполнить намерение.
Изо дня в день, с рассветом, в воздух поднимались самолёты и облетали край несчётных, одетых в белое шпилей, гигантских иссера-чёрных нагромождений морены, малонаселённых долин, грузно стеснённых крутыми склонами, частых, застланных туманом впадин. Разыскиваемых заметили в первое же утро: крошечная фигурка пересекла заснеженное плато, по её следам двигалась вторая...
Преследуемый уходил вглубь горного массива Зиемоль, и лётчики представляли, что должен чувствовать несчастный среди первобытного хаоса скал, зловеще-унылого, скованного холодом. Пилоты при каждой возможности максимально снижали аэропланы и, стараясь пролетать прямо над беглецом, сбрасывали пакеты с сухарями, с соевым шоколадом. Фигурку, по-видимому, не всегда определяли правильно, и некоторые посылки попадали к преследователю. Впрочем, до большей части пакетов не удавалось добраться ни тому, ни другому.
Беглец достиг мощной высокой гряды с узкой расселиной, которая переходит в извилистое нескончаемое ущелье Шахедиклотс. Человек два дня шёл этим страшным коридором, а по пятам гнался смертельный враг; когда ущелье расширялось, пилоты видели то одного, то второго.
Из теснины выводит тропа, что тянется между обледенелыми гранитными валами и обвивает утёс, за которым причудливо-сказочно выгибаются к небу голые, изъеденные ветрами хребты.
У преследуемого нашлись воля и решимость постоять за себя: он притаился на утёсе, и, когда враг, спеша вверх по тропке, ступил на роковой отрезок, в него полетели камни. Не третий, так четвёртый или пятый неминуемо накрыл бы цель, но в небе оказался аэроплан, чей пилот не смог смириться с бессудным убийством. Он стал отчаянно пикировать на бросавшего камни, и тот, дабы избежать прикосновения шасси или винта, принужден был распластаться на снегу.
Преследователь счастливо миновал убийственное пространство, жертва продолжила свой путь, но расстояние между двумя укорачивалось на глазах. Тогда лётчик, описывая круги, вновь снизил самолёт и, пролетая над преследователем, сделал несколько предупредительных выстрелов из тяжёлого боевого револьвера. Злоумышленник не остался безразличным к щёлканью пуль о лёд, к их звучному чирканью о поверхность каменных глыб и залёг в складке горного кряжа. Таким образом, беглец смог на время оторваться от погони.
На другой день погода выдалась нелётная. Те, кто руководил операцией, следя ранее по карте за продвижением двоих, пришли к выводу: преследуемый доктор Шимон стремится к своему уединённому санаторию. В течение дня, когда аэропланы не вылетали, он мог, пожалуй, подойти к нему на расстояние десяти километров, а то и ближе. Всё это время спасатели поражались, какие невообразимые переходы проделывает пожилой человек.
Его, равно как и приёмного сына, следовало встречать в окрестностях санатория, но снежные обвалы препятствовали проезду туда. Лавина, взметнув тучу распылённого снега, засыпала дорогу и чудовищно грохочущей массой скатилась в пропасть. Час за часом команда спасателей и полиция прокладывали себе путь, меж тем как надвинулась ненастная ночь и от мороза и ветра снег до того отвердел, что проход приходилось прорубать. Мглистое небо сделалось белесо-матовым, и было неясно: то ли оно таит где-то в глубине ровный светящийся слой, то ли это сугробы источают сияние в мутное пространство. О подобном загадочном явлении местные старожилы слышали от дедов...
Подходы к санаторию укрывали застывшие молочно-белые волны, схваченные гладкой толстой коркой наста. Внутри здания полиция нашла доктора Шимона: с разбитой головой, шумно дышащий, он сидел на полу зала, производя впечатление безумного, ибо, окровавленный, улыбался с каким-то хитрым злорадством. Потом в его теле обнаружили четыре огнестрельные раны.
Начав говорить и довольно внятно, он передал: его убийца - приёмный сын Таран, успевший покинуть здание до прибытия полиции. Этот человек - организатор и главный участник неслыханно-потрясающих преступных деяний последнего времени.
Умирающего сотрясала дрожь, на искажавшемся лице выступила испарина, которая смешивалась с кровью, но невероятная всепоглощающая гордыня давала ему силы: задыхаясь, он сказал, что изобрёл способ выкачивать из людей их жизненный потенциал, их интеллект, таланты... Шимон, по его словам, концентрировал это неоценимое богатство в своём приёмыше...
В неимоверном напряжении сопротивляясь конвульсиям, доктор несколько раз повторил с хвастливой, с ужасающей усмешкой безумца, которого охватывает агония: я вернусь!.. Затем он лёг навзничь и внезапно затих. Над ним наклонились: его черты застыли в незыблемом покое, он был мёртв...
Лишь только Эли произнесла эту фразу, Карлейн восторженно захлопал в ладоши.
- У тебя вышло лучше, чем оно было бы на экране, в исполнении самых популярных актёров!
Девушка попыталась скрыть, что польщена. Он принимает её за мастерицу развлекать сказками, а ведь то, что в первые минуты сочли за бредовое бахвальство невменяемого, подтвердилось. Нижние комнаты санатория оказались полны немощными, слабоумными старцами - кто бы узнал в них выдающихся мыслителей, изобретателей, гениев искусства? Доктор заманивал жертвы, гарантируя избавление от бессонницы и других подобных проблем, на которые обычно жалуются интеллектуалы.
Поиски какой-либо техники, с помощью которой он осуществлял свой дьявольский метод, остались безрезультатными. Нужно ли добавлять, что не нашли ни убийцу, ни награбленное?..
Следствие приняло версию, что Шимон был одержим идеей создавать новых феноменов, подобных Тарану, но тот не пожелал терять свою исключительность.
- Браво! - воскликнул Карлейн. - Все концы увязаны, точка поставлена удачно! Но более всего я восхищён твоим воображением - какие ты домыслила подробности! Недвижный волк в ночи смотрит, как убийца крадётся к одинокому дому... А злодейское лицо, что прижалось к стеклу? Слушай! - он вскочил и встал перед ней. - А почему ты не рискнёшь освежить эту историю? Газета могла бы печатать продолжение из номера в номер...
Эли охладила его.
- Газета, - произнесла она назидательно и укорчиво, - взяла бы материал при одном необходимом условии: должна быть какая-то связь с сегодняшним днём. - И девушка высказала с досадой: - Хоть что-то случайное попалось бы...
- Не попадается? - искренне пожалел молодой человек. - Кстати, а почему твой дядя никого сюда не пускает?
- О-о, он - ярковыраженный, несносный сноб и собственник! То, что ему почему-либо дорого, должно принадлежать ему одному и только! Усадьба - именно такая его слабость. Выкупил её у земельного банка, ездит сюда раз в два-три месяца.
- У вас с ним родственные вкусы, - усмехнулся Карлейн, - а вообще, кто он, чем занимается?
- Мы с ним не кровные родственники, он муж моей тёти. А занимается... Он глава фирмы "Бонаро" и ещё какое-то слово или сокращение.
- "Бонаро и Ш"... - пробормотал инженер, глядя на подругу с недоумением и растерянностью. - Это самолётостроительная фирма, куда я принят.
* * *
Карлейн давно обдумывал проект беспилотного транспортного самолёта, способного развивать необычайную скорость при гигантской грузоподъёмности, и, поступив в "Бонаро и Ш", рассчитывал осуществить его. Однако фирма не заинтересовалась проектом. Инженера заняли массой мелочных дел, с какими мог бы справиться и конторщик. Сидя в огромном зале, где трудилось до ста человек, Карлейн чувствовал, как тупеет от невыносимо нудной работы.
- Не пойму, кто мы здесь? Инженеры или сортировщики макулатуры? - как-то сказал он сидевшему рядом коллеге по фамилии Кунеш.
- Увы, сортировщики!.. - и тот вздохнул. - Который год я завален всем этим, а Грачек, - он кивнул на инженера почтенного возраста, - ещё дольше. Вон Асмус, Ронсли - то же самое, и так - все остальные.
- Зачем тогда понадобилось устраивать столь сложный конкурс? - изумился Карлейн. - Я-то думал, фирме нужны талантливые парни!
- Посредственность к нам не попадёт, это верно. Ну, а за что платить деньги... - Кунеш поглядел на потолок - над ними, где-то на самом верху высотного здания, помещался кабинет главы фирмы, - то уж дело хозяев. - Он понизил голос: - Видите малого, что сунул в рот фломастер? Его зовут Снель. Очень честолюбив. Получил нервное расстройство, утверждает - от нашей работы. Пьёт.
Тот, на кого он указывал взглядом, ещё нестарый крепыш, вдруг заметив, что на него смотрят, швырнул фломастер, вскочил и, лавируя между столами, почти подбежал к Карлейну и Кунешу.
- Что он говорил обо мне, приятель? - спрашивая Карлейна, он ткнул пальцем Кунеша в грудь.
- Мы толковали, что кое-где не очень-то аплодируют стоящим проектам, - мирно сказал Карлейн.
- Не очень-то?! Да в нашем заведении на них плюют! Вот так и плюют... - Снель плюнул себе под ноги. - У меня был проект, мой проект! Если бы я не связался с этой проклятой фирмой, я бы его реализовал, открыл собственное дело! Собственное, говорю я вам! Уже летали бы не знающие конкуренции "Снель-1", "Снель-2"!..
- Успокойтесь, на нас смотрят, - Кунеш участливо положил руку ему на плечо.
- "Снель-3"!.. - С последним выкриком он обмяк и вышел из зала едва не шатаясь.
- Пока что его выходки терпят... - Кунеш уныло глядел ему вслед. - Поговаривают, что там, где он прежде служил, его действительно считали большим знатоком. Фирма, должно быть, много ему наобещала.
Карлейн помолчал в задумчивости.
- Уйти отсюда? Но сейчас так трудно найти место. Фирмы предпочитают оплачивать научно-технический шпионаж - это, говорят, дешевле, чем тратиться на собственные разработки.
Коллега согласился с ним и добавил:
- Наше руководство ещё и снабдит вас волчьим билетом. Укажут, какой простой работой вы занимались и даже к ней оказались не годны.
* * *
Неделя тягостно проходила за неделей; в скверном настроении Карлейн возвращался со службы в свою квартирку и в забытьи сидел до полуночи, не в силах заставить себя притронуться к еде. Сны снились какие-то липкие, мерзкие, то и дело он просыпался от ощущения, будто его череп вскрыли и выгребают мозг; мучали головные боли.
Однажды, когда, придя домой, он поймал себя на том, что сжимает руками голову, словно боясь, как бы её не отняли, позвонила Эли. Она приглашала его поужинать в каком-нибудь тихом ресторанчике с играющим под сурдинку оркестром, но Карлейн, разбитый, изнурённый, не мог понудить себя выйти из дома.
- Ты отказался и месяц назад, и раньше! - девушка вышла из себя: конечно, у него появилась какая-нибудь! Сейчас она убедится, чем это он страдает!
Скоро она стояла у него на пороге. Её поразил вид Карлейна. Он здорово осунулся, белки глаз, болезненно подёрнутые желтизной, казались странно выпуклыми, прорезанные набухшими красными жилками. Должно быть, он много пьёт. А может, он наркоман?
- Перестань! - Карлейн поморщился. - Просто меня мутит от пустой работы! Фирма твоего дядюшки гноит инженеров гнусной, никчёмной работой! Когда туда пришёл мой коллега Снель, у него был почти готов блестящий проект: аэробус, способный приземляться там, где садятся лишь вертолёты. Асмус и Ронсли вынашивали идею, как в десятки раз повысить прочность фюзеляжа, Кунеш - как за счёт новых крыльев увеличить манёвренность... Обо всём этом они лишь с грустью вспоминают. Ещё какое-нибудь время, и я тоже почувствую себя ничтожеством. Моя карьера на этом и заглохнет! Конторский стол - навсегда! Эта дрянная квартирка - навсегда! Ты понимаешь?
Эли, как могла, пыталась утешить друга: конечно, он переутомился и слишком много думает о своей карьере. Необходимо отвлечься. Она предложила ближайшие выходные опять провести в горной усадьбе.
* * *
Машину вела Эли. Всю дорогу Карлейн в изнеможении дремал, безучастный к попыткам девушки разговорить его.
Меж тем пейзаж был впечатляюще живописен. Майское вечернее солнце стояло низко над снеговыми вершинами, они искристо белели глазурью, а тем временем внизу, в ущелье, исподволь копился сумрак, подступая со дна. Площадка перед домом зеленела, поросшая крапивой и другими цепкими грубыми травами, по краям сохранились старые картинно искривлённые, в дуплах, платаны: и их тоже одевала зелень листвы, отчего дом, который был какого-то пыльно-чугунного цвета, выглядел ещё угрюмее.
- На этот раз придётся расположиться внизу, - сказала Эли, когда они вошли. - Мы тогда с тобой сожгли запас дров, и дядюшка узнал, что я тут побывала. Как он разозлился! Закатил целую проповедь: здесь у него единственное убежище, где он отдыхает в тиши, в покое, заветный уголок, дорогой его сердцу, пристанище души... Представляешь, так и сказал - пристанище души! Грозил расставить по всему дому капканы.
- И как ты вышла из положения?
Она рассмеялась, весьма довольная собой:
- Я долго и горячо просила прощения. А предварительно, с самым смиренным видом, отдала ему дубликаты ключей. Заказала-то я их не по одному!
- Ты трижды умница! - вырвалось у него.
Девушка фыркнула от удовольствия.
- Жаль только - не удастся понаслаждаться у камина...
Она хлопотала над ужином, друг стоял сутулясь, на чём-то мрачно сосредоточенный.
- Ты не забыла ту историю о докторе? - вдруг спросил он.
Она подумала, его влекут воспоминания об их зимней ночи здесь, когда он был заразительно жизнерадостным и ироничным. Растроганная, глубоко переживая за него, она старалась вернуть его к тому состоянию, повторяя рассказ со всей выразительностью, на какую только была способна. Он следил за повествованием с тревожной жадностью, нервно потирая виски, взгляд блуждал по пустому помещению и вновь и вновь возвращался к связке ключей, которую Эли оставила на стуле.
Ночью, когда девушка заснула, он с осторожностью, точно и в самом деле опасаясь капканов, поднялся наверх, подобрал ключ и вошёл в зал. На столе возле известной скульптурной группы белели бумаги: отдельные листы разного формата, стопки, кипы. Их придавливали полированные дощечки из яшмы, которая красиво заблестела в луче фонарика. Карлейн воровски оглядывался по сторонам, замирал, будто прислушиваясь к чему-то. Что думал он найти здесь? Он сознавал лишь невозможность избежать осмотра этого зала, прикосновений к его стенам, к предметам, находящимся в нём...
Знакомые надписи на пластинках до того раздражали высокопарностью, что хотелось расколотить их вдребезги. Он читал: "Кто последует за мною под серп, пойдёт по радуге - мосту на ту сторону, - тот повлечётся далее по спирали вечного возвращения и сможет случаем высекать молнии из игорного стола Земли..."
Едва не отшвырнув дощечку, он обратился к бумагам: это оказались чертежи, схемы, расчёты... Рука так вцепилась в край стола, что онемели пальцы: инженер узнавал проект, замысел которого давно созрел в его голове. То, что он намечал в общих чертах, здесь было развито до мельчайших деталей... Точно он не погрязал изо дня в день в рутине, а трудился над своим проектом.
* * *
Месяца полтора спустя Карлейн после службы пригласил Кунеша и Снеля на свою помолвку, обещая в первоклассном ресторане "Три чаши", который скромно именовался погребком, изысканный ужин с самым широким выбором дорогих вин. В отличие от Снеля, степенно-сдержанный Кунеш, мужчина средних лет, колебался: его ждёт семья... Но Карлейн настаивал: как-никак они коллеги, сидят бок о бок. Он уже и деликатесы заказал и, конечно, оплатит и то, что гости захотят сверх меню.
В погребке их ждал отдельный кабинет. Стол и впрямь поражал изобилием.
- Признайся, ты залез в долги, приятель! - оживившись, воскликнул Снель и поспешил отпробовать из бокала. - Или твоя невеста богачка! Где, кстати, она? Где остальные гости?
Карлейн молчал, ожидая, когда выйдет кельнер. Затем загадочно сообщил: вместо невесты он пока представит коллегам её рассказ.
Передав услышанное от Эли, поведав, на какие бумаги он наткнулся в запертом зале, инженер продолжил: он обыскал множество библиотек, архивов - и нигде ни газеты, ни журнала с упоминанием об этой истории...
- Выдумке, - поправил Кунеш. - Было бы удивительно, если б вы что-нибудь нашли! Вы большой шутник, старина.
- Ошибаетесь, дорогой коллега. - Карлейн достал из портфеля и развернул небольшой рулон - фотокопию какого-то текста. - Мне пришла мысль о коллекционерах: наверняка есть и такие, кто коллекционирует старые газеты. Я нашёл одного чудака. В молодости он сам читал эту историю! О ней писали, и много! Но когда он занялся коллекционированием, оказалось, те газеты и журналы кто-то скупил. Всё же ему посчастливилось добыть экземпляр с отрывком из статьи одного исследователя. Вскоре после её опубликования тот умер... Автор высказал гипотезу о методе Шимона. Мне позволили лишь сфотографировать газету - старик не выпускал её из рук.
- Что там? В двух словах! - попросил Снель. Он осушил очередной бокал вина и принялся за приготовление коктейля.
- Тут высказана такая штука... - Карлейн расправил фотокопию. - Особые участки мозга, то, что называют подсознанием, возбуждаясь, излучают волновые колебания. Под их влиянием в других участках образуются вещества, которые расщепляются и тем самым вызывают в сознании определённую мысль, представление... Так вот, воздействием слабого электромагнитного поля можно блокировать участки мозга, где должны вырабатываться вещества, и тогда волновые колебания будут излучаться как бы вхолостую... Если на их частоту настроить частоту электромагнитного поля, возникнет резонанс...
Карлейн стукнул ложкой по хрустальному бокалу - тотчас тонко зазвенел и соседний бокал.
- По этому принципу многократно усиленные колебания может воспринять некий другой мозг: в нём образуются вещества, о которых шла речь, и родится мысль.
Он посмотрел на коллег.
Снель слушал его, забыв про свой коктейль, приподняв брови, ввалившиеся глаза смотрели с горячечным напряжением. Кунеш озабоченно мял салфетку и проводил ладонью по лицу, как человек, утомлённый тяжёлым делом.
- Наше подсознание нещадно работает, наше! - Карлейн стиснул пальцами виски. - А мысли... мысли, которые должны были быть нашими, рождаются в чужой голове!.. Из наших способностей, из того, чем природа одарила нас!
- В конце дня, - пробормотал Снель, - у меня всегда ощущение, будто мой мозг - выжатый прессом лимон, хотя я занимаюсь делами, не требующими умственных усилий... А вы заметили - стоит ступить в наш зал, как на тебя начинает словно что-то давить? Давит и давит весь день... и эти головные боли! Без сомнения, на нас там что-то воздействует.
У Кунеша было кисло-бесприютное выражение, и Карлейн подумал, что правильно решил не упоминать о пластинках из яшмы: ничего, по сути, не добавляя к главной мысли, они лишь отвлекли бы от неё и ещё более поколебали доверие к его открытию.
Пожилой коллега не обошёл вниманием страсбургский пирог, трюфели.
- Догадки, одни догадки, - проговорил, наконец, неохотно. - Какая-то старая газета... да и в той, вы сами сказали, - удручённо обратился он к Карлейну, - всего лишь гипотеза... Вы нам даже не показали проект или что там вы нашли в том доме... Я готов бы вам поверить, но... Как говорят французы, "но" - малюсенькое словечко, однако в нём порой умещается пол-Парижа.
- Взяв проект, я раскрыл бы карты перед хозяином. Он не замедлил бы принять меры.
- Меры! - Кунеш тронул коллегу за плечо. - О том я и хотел сказать. Если о нашем разговоре узнают, нас вышвырнут, как клеветников или психически ненормальных... Либо, если то, о чём вы толкуете, - правда, нам быстро и навсегда заткнут глотки.
- Я высосанный, выжатый лимон! - Снель уронил голову на стакан с коктейлем. - Бежать! Но я стал неврастеником, кто даст мне работу?! Где мои "Снель-1", "Снель-2"?!
- Лёд ко лбу, скорее! - Кунеш указал на ведёрко со льдом, откуда торчала бутылка шампанского, захлопотал возле Снеля. - Он поранился...
Карлейн пришёл на помощь. С трудом удалось им унять приятеля и отвезти домой.
* * *
При встрече на другой день Кунеш со значением, как бы предупреждая, взглянул Карлейну в глаза и со словами: - За работу! За работу! - отвернулся: дал понять, что вчерашнего разговора для него не было. Пахнуло такой пустотой и бессилием, что и самого Карлейна охватила скованность. Он поймал себя на том, что старается не смотреть на Снеля, опасаясь, как бы тот не раскричался о вчерашнем. Когда коллега, с пластырем на лбу, подошёл и попросил немного в долг, не упомянув об их тайне, инженер удовлетворил просьбу поспешно и не проронив ни слова.
Он не мог сопротивляться безнадёжной заморённости, ощущению какого-то всеохватного внутреннего отёка. Недели, удушающе однообразные, то еле тащились, то мелькали. Всё чаще по пути домой он прихватывал бутылку-две бренди. Впрочем, иногда инстинкт самосохранения будил в нём мысль: "Надо что-то делать! Надо!.." Встречаясь в такие мгновения взглядом с Кунешом или Снелем, он чувствовал - то же самое знакомо и им.
В одну из пятниц солнечной тёплой осени было объявлено: глава фирмы приглашает сотрудников на уик-энд в свой загородный парк. По словам пожилых сослуживцев Карлейна, такое случалось крайне редко. На этот раз, сообщали тиснёные пригласительные билеты, торжества посвящались близкому окончанию работы над новой моделью самолёта. Если хозяин, поговаривали сотрудники, расщедрился на столь широкий жест, машина сулит поистине баснословные прибыли.
* * *
Парк был стар и сумрачно-внушителен; высились громадные, отливающие синевой хмурые ели с жирноватым мхом на нижних голых ветвях. Восхитительно ярко на фоне тёмной хвои золотилась листва берёз, раскинувших сучья в серовато-чёрных, будто обугленных наплывах; зубчатый лист уже мало-помалу ложился на землю.
Прозрачный по-осеннему воздух быстро свежел к ночи, из глубин парка повеяло влажной прохладой, сыро запахло грибами.
На западе, за вершинами угрюмых великанов, дотлевала малиновая полоса, когда публика заполнила поляну и прилегающие аллеи. Заиграл спрятанный в гроте оркестр. Не менее полусотни кельнеров с подносами ходили в толпе, предлагая гостям вина. Луна заблестела сквозь чёрную сеть ветвей, зажглось электричество.
В центре неярко освещённой поляны, несколько особняком, стояла группа молодцеватых господ - военных, как понял Карлейн. Ему хотелось поближе рассмотреть хозяина, которого он видел лишь на фотографиях, и Кунеш и Снель помогли приятелю протиснуться в первый ряд.
Бонаро, грудастый, как штангист, старик с окладистой чёрной, ярко-седой посерёдке, бородой отличался от окруживших его лощёных господ нарочитой старомодностью одежды. Он стоял, осанистый, надменно-суровый, и в то время как вокруг него лучились улыбки, не улыбался, а когда скользнул взглядом по толпе, Карлейн заметил в его глазах какую-то исступлённость. "Точь-в-точь баптистский проповедник, а то и глашатай Армагеддона", - подумал он и представил, с какой внутренней, затаённой страстностью мистика этот человек перебирает дощечки доктора Шимона.
Оркестр заиграл туш, толпа расступилась - служители выкатили на поляну сверкающий макет самолёта метра четыре длиной. Один из военных в услужливо поднесённый ему микрофон поздравил фирму с крупнейшим заказом на бомбардировщик, который будет развивать небывалую скорость, неся арсенал ракет во много раз больше того, что поднимают существующие самолёты. Машина будет приземляться и взлетать в местах, доступных лишь для вертолётов, при необходимости ею сможет управлять пилот-робот, она обладает и многими иными превосходными качествами... Грянули рукоплескания.
Не били в ладоши только Карлейн, Кунеш и Снель - они переглядывались, застыв на месте.
Между тем Бонаро вынул из кармана золочёную табакерку, что-то сделал с ней - раздался треск, из макета стали выскакивать, фыркая и шипя, ракеты, они взмывали в ночное небо и с оглушительными хлопками рассыпали огни, которые медленно опускались и таяли. Публика восторженно бушевала.
Бонаро взмахнул табакеркой - в неё, оказалось, был вмонтирован миниатюрный пульт дистанционного управления - и из кабинки макета выбросило фигурку. Служитель ловко поймал её, поставил на поднос и с поклоном протянул хозяину. Человеческая фигурка сантиметров тридцать высотой... Карлейн невольно поднял руку, точно заслоняясь.