Город Лорда, Истар, был центром мира, вокруг которого вращалось все остальное. Столица империи была больше, чем любой другой город на Кринне, и стояла на берегу озера, разделявшего с ней ее имя. Высокие белые стены города обнимали озеро, как материнские руки. В этих объятьях город удерживал более около полумиллиона жителей - больше, чем в могучих Палантасе и Тарсисе вместе взятых. Истар превосходил остальные города не только размером, но и великолепием - поговаривали даже, что огромные статуи, стоящие на вершине позолоченных врат города, заплакали от восхищения, когда впервые увидели его, хоть и были высечены из твердого мрамора.
В каждой части Истара, куда не взгляни, были свои чудеса, на которые стоило посмотреть. Огромные поместья и церкви, тянущиеся по всей его длине, зеленые аллеи, улицы с куполами из золота и алебастра и маленькие домики, сияющие при свете солнца и луны. На широких площадях были разбиты сады, в которых пышно цвели тысячи цветов, и фонтаны посылали сверкающие на солнце струи воды высоко в воздух. Шелковые паруса кораблей заполняли гавани, не обращая внимания на Божественное Око, и день и ночь горели облицованные полированным серебром маяки в башнях-близнецах на берегу. Статуи богов света, которые были в десять раз выше человеческого роста и вырезаны из ляписа, змеевика, сердолика и халцедона, присматривали за городом с высоты. На рынке непрерывно звучали болтовня и смех, и каких только богатств здесь не было: специи и атлас, вина и жемчуга, яркие певчие птицы и кость давно вымерших драконов...
Даже в таком чудесном городе кое-что заслуживало того, чтобы обратить на себя особое внимание. В западной части города стояла Школа Игр, большая арена, задрапированная шелковыми полотнищами, где сражались и умирали гладиаторы. Частенько они разыгрывали истории о давно отгремевших войнах и завоеванных государствах. На севере возвышалась Крепость Короля рыбаков, громадная цитадель с крепкими стенами, которая служила штаб-квартирой соламнийским рыцарям. На востоке, гораздо выше куполов и верхушек деревьев, окруженная очаровательной рощей оливковых деревьев и далеко видная из-за своей алой крыши, поднималась Башня Высшего Волшебства. Здесь жили маги.
Но все эти чудеса меркли перед Великим Храмом. Он стоял в самом центре Города Лорда, так что вымощенные мрамором улицы расходились от него во все стороны, словно колесные спицы или - как говорили некоторые - словно нити паутины. Храм был самым великолепным сооружением из всех, когда-либо построенных. Те путешественники, которым посчастливилось повидать залы эльфийских королей, говорили, что они просто бледная тень славы Храма. Его окружала широкая площадь, Баригон, которая была достаточно велика, чтобы каждый человек в городе мог ступить на нее и полюбоваться изящными стенами и семью золотыми шпилями храма, которые, словно пальцы, впивались в небеса. Внутри, среди пышно цветущих садов и бассейнов, в которых плавали рыбки, сияющие так, словно были выточены из драгоценных камней, стояло больше дюжины зданий, каждое из которых было прекрасней, чем предыдущее. Среди них были и вестибюль, который был больше, чем соборы во многих городах, и возвышающиеся над ними крытые серебром монастырские строения, где жили жрецы. Имперский особняк, в котором находилась резиденция Короля-Жреца, потрясал воображение даже по сравнению с ними, и Око Храма было истинным сердцем города и центром всего мира. Кроме того, здесь находилась и грандиозная базилика - громадный купол из покрытого инеем кристалла, сияющий своим собственным светом как звезда, сорвавшаяся с небес.
Этой ночью Первый Сын Курнос мрачно смотрел на базилику со ступеней своего жилища. Приземистый, мощный мужчина с редеющими рыжими волосами и густой бородой, уже посеребрившейся сединой, он был главой Посвященных Паладайна, самого могущественного в мире ордена, и личным советником Короля-Жреца. Сейчас он дрожал от холода. Небо было темным, и хоть оставался еще месяц до конца осени, снежинки танцевали в воздухе над Храмом. Они засыпали тропинки из колотого хрусталя, рассекающие землю вокруг церкви, и ложились на монумент из лунного камня в Саду Мучеников, на котором были высечены имена тех, кто погиб, служа церкви. Это было довольно редкое явление для Истара, чьи зимы славились дождями, а не снегом, и в другое время Курнос нашел бы его прелестным, но сейчас его мысли были заняты другим.
- Быстрей, мальчишка, - рыкнул он, держа за ухо помощника, стоящего рядом с ним. - Я не собираюсь ждать до утра.
Младший жрец, одетый в серый балахон, который выглядел очень простым рядом с расшитой белой мантией Курноса, заторопился, спускаясь со ступеней на тропинку, вьющуюся через сад. Такой же мальчишка разбудил Курноса полчаса назад и передал ему послание. Оно прибыло в платиновом, инкрустированном аметистами, тубусе, запечатанном лазурным воском, на котором был выдавлен символ Короля-Жреца - треугольник и сокол. Внутри находился лист пергамента, надушенный розовой водой. На нем голубыми чернилами были написаны имя Курноса и всего три слова на языке церкви: Tarn fas ilaneis.
Ты еси вызван.
Курнос беспокоился. Он стал Первым Сыном пять лет назад, а десятью годами ранее - младшим членом имперского суда, и за все это время был призван всего несколько раз - и никогда посреди ночи. А кроме того, Король-Жрец еще ни разу не писал ему послание собственной рукой.
Помощник перед ним поднял руки к затянутому облаками небу и нараспев сказал:
- Cie nicas supam torco.
А затем прошептал:
- Palado, mas doboram burtud.
Хотя я иду сквозь сердце ночи, будь моим светом, Паладайн.
Когда он закончил молитву, мягкое свечение, словно лунный луч, окутало его. Первый Сын почувствовал укол зависти - силы мальчишки были незначительны, но все равно больше, чем те, которыми владело большинство жрецов - и Курнос в том числе. В древние времена, когда зло, ничем не сдерживаемое, пожирало мир, сила жрецов была больше. Веками святой Истар оставлял силы тьмы разбитыми, но сейчас сила творить чудеса отступила вместе с необходимостью в них. Боги, согласно учению церкви, восстанавливали равновесие.
- Путь готов, Aulforo, - пробормотал помощник.
Курнос кивнул, шагая в магический свет.
- Ступай, - сказал он, отослав мальчишку прочь.
Помощник вернулся обратно в дом, пока сам он двинулся сквозь сад, мимо монумента погибшим. Лунный свет следовал за ним через украшенный орнаментом мост и по мраморным ступеням среди миндальных и лимонных деревьев, в ветвях которых пели соловьи. От базилики он свернул к имперскому особняку. Пара соламнийских рыцарей, стоящих на страже у входа и одетых в блестящие старинные доспехи, опустили алебарды при его приближении и безмолвно пропустили его внутрь.
Двери особняка были огромными, искусно выкованными из платины. Они тихо открылись, пропуская его в вестибюль. Во внутреннем холле, как и повсюду в личной резиденции Короля-Жреца, обстановка была со вкусом подобрана и доставлена из различных провинций империи. Были здесь и настенные панели красного дерева из джунглей Фалтаны, и расшитые золотом гобелены из солнечного Гатера, и ковры, вытканные народом Дравинаарских пустынь. Ввысь тянулись колонны, увитые розами, и среди них стояли семь ониксовых пьедесталов, на которых возвышались алебастровые статуи богов света.
Паладайн, великий бог Добра, стоял в стороне от других. Он был изображен в виде длиннобородого воина в доспехах из драконьей кости. Курнос преклонил колени перед статуей, поцеловал платиновый медальон, который висел у него на шее, и приложил его к блестящим ногам божества.
Пока он стоял на коленях, дверь распахнулась, и на пороге возник старый лысый жрец в белой мантии. Курнос узнал его - это был брат Пурвис, камергер Короля-Жреца. Он осоловело поглядел на Первого Сына и поклонился ему.
- Ваша милость, вас ждут, - сказал он.
Курнос молча поднялся и передал старику свой подбитый мехом плащ. Вместе они прошли через широкий мраморный холл и поднялись вверх по лестнице к двери из полированного серебра. Она открылась от прикосновения Пурвиса, и камергер отступил в сторону, пропуская Курноса в хорошо обставленную комнату ожидания.
- Посвященный Сын, - сказал нежный голос.
Лоралон, посланник эльфов Сильванести, поднялся с кушетки, стоящей в дальнем конце комнаты, а затем сотворил знак священного треугольника - одна ладонь над другой и большой палец объединяет их. Это была чистая вежливость - знак благословения эльфов Сильванести выглядел по-другому. Курнос кивнул в ответ, шагнув вперед, и Пурвис прикрыл дверь за ним.
Эльф жестом указал ему на другое кресло, и Курнос сел, настороженно глядя на него. Лоралон выглядел таким же тихим и скрытным, как и всегда, а его глаза мерцали в свете ламп, освещающих комнату. Он прожил больше пятисот лет и был стар даже для своего долгоживущего народа. Годы сказались на нем, посеребрив его волосы и снежно-белую бороду, лежащую у него на груди. Бороды были редкостью среди эльфов, и их носили только самые старые из этого народа. Его одежда была в полном порядке - от золотого обруча на голове до усыпанных драгоценными камнями туфель на ногах. Он не выглядел ни усталым, ни раздраженным, и Курнос в очередной раз задался вопросом, спит ли эльф когда-нибудь.
Обменявшись приветствиями, они некоторое время сидели в тишине, потягивая из драгоценных кубков разбавленное виной и смешанное со специями картайское вино. Затем Пурвис вернулся, провожая высокую женщину, чьи черные, как вороново крыло, волосы были собраны в строгий пучок, из-за чего она казалась старше своих сорока лет. На ней были мантия из серебристого атласа и искусно подобранные украшения из серебра с лавандового оттенка камнями. Она окинула комнату взглядом темных глаз.
- Похоже, - заметила она, глядя на сотворенный Курносом знак треугольника, - я последняя.
- Вы всегда подолгу спали, Первая Дочь, - сказал эльф, добродушно улыбаясь.
Диста, бывшая главной среди Посвященных Дочерей Паладайна (ордена, схожего с орденом Курноса), скрестила руки на груди.
- Из-за чего все это? - спросила она. - Что-то случилось?
Курнос и Лоралон обменялись скрытными взглядами.
- Похоже, что так, - ответил эльф. - Но о том, почему Его Святейшество призвал нас в такой час, я знаю не больше вас, миледи.
Пурвис стоял в стороне, пока советники Короля-Жреца приветствовали друг друга. Сейчас он шагнул вперед, направляясь к паре позолоченных дверей в дальнем конце комнаты. На них были выгравированы имперский сокол и треугольник, бывший разом символом и богов, и империи. Двери открылись от его прикосновения, и сквозь них полился белый холодный свет; затем он повернулся лицом к трем жрецам и низко поклонился.
- Его Святейшество приветствует вас, - сказал камергер. - Gomudo, laudo, e lupudo.
Входите, пребудьте и возрадуйтесь.
Приемная была меньше, чем огромный тронный зал, занимавший большую часть базилики, но гораздо более роскошной, чем у других государей. Она вызывала приступ удушья у тех, кто видел ее впервые, но Курнос был с ней хорошо знаком. Он не обратил внимания на мозаику переплетенных драконьих крыльев, покрывающую пол, нити сверкающих алмазов, которые свисали с потолка, платиновые треугольники и соколов из ляписа, украшающих стены. Вместо этого, его взгляд упал прямо на мраморное возвышение в дальнем конце, под фиолетовым окном-розой. На его вершине стоял золотой трон, увитый белыми розами и окруженный кадильницами, от которых тянулись полосы светлого дыма. Взгляд Курноса скользнул мимо них и остановился на человеке, сидящем на атласной подушке.
Симеон IV, Король-Жрец Истара, Голос Паладайна на Кринне, не был красив. Ему исполнилось почти шестьдесят лет, он был маленьким, толстеньким, розовощеким и безбородым. На первый взгляд он казался почти ребенком, но жесткий взгляд его черных глаз не оставлял сомнений, что он - самый могущественный человек на всем Ансалоне. Многие мужчины, ожидающие, что он будет вести себя как евнух, струсили и были сломлены этим безжалостным взглядом. Его золотой, украшенный драгоценными камнями нагрудник и тиара на лбу, усыпанная сапфирами, блестели в белом свете. Он поднял руку; ярко сверкнули драгоценные камни.
- Apofudo, usas farnas, сказал он, подзывая их.
Подойдите ближе, дети бога
Курнос вместе с остальными послушно шагнул к возвышению и остановился, склонив голову, пока Король-Жрец сотворил знак священного треугольника над ними, мягко пробормотав благословение. Симеон откинулся назад, разглаживая свои серебристые одежды.
- Вы в недоумении, - сказал Король-Жрец. - И вот мое объяснение - я призвал вас сюда, потому что моя смерть близка.
Курнос хотел было что-то изумленно произнести, Лоралон, стоящий рядом с ним, нахмурился, а глаза Дисты расширились.
- Сир? - выпалила Первая Дочь.
Симеон был жестким человеком, не жестоким, но сохраняющим дистанцию. Все знали, что, хоть Истар и прославлял его, простые люди Короля-Жреца не слишком любили. Его темные глаза сверкнули, и Диста отвела взгляд, не выдержав того, как он смотрел.
- Ваше Святейшество, - решился высказаться Лоралон, отвлекая взгляд от Первой Дочери. - Откуда вы знаете это? Что-то случилось?
- Да, - ответил Король-Жрец. - Сегодня, когда я читал полночную молитву перед тем, как лечь спать, в мои покои пришел незваный гость. Дракон.
- Что? - сказал Курнос, ощутив на себе его взгляд и выдержав его, хотя и почувствовал, что покраснел. - Простите, Ваше Святейшество, но в мире не осталось ни одного дракона. Все знают, что Хума Драконья Погибель изгнал драконов зла тысячелетия назад, а вскоре после этого сам Паладайн велел добрым драконам оставить этот мир.
- Я знаю историю, Курнос, - холодно заметил Король-Жрец. - Тем не менее, дракон был здесь. Его чешуя сияла, как платина в солнечном свете, и его глаза были подобны алмазам в огне, а его голос был как мед и звенел натянутой струной. Я сразу понял, что это Паладайн, облекшийся плотью. "Симеон, сказал дракон, мое любимое дитя, не пройдет и двенадцати месяцев, как ты потеряешь свою корону, но окажешься навеки рядом со мной". Итак, дети мои, я призвал вас сюда, чтобы поделиться этой новостью. Наступающий год станет последним для меня.
Все они были совершенно неподвижны. Курнос и Диста изумленно глядели на него, Лоралон поглаживал бороду, задумавшись. Тишину нарушало только тихое шуршание снежной крупы о стекло окна-розы.
Наконец, Первый Сын откашлялся.
- Как такое может быть? - спросил он. - Прошло всего лишь семь лет с тех пор, как вы были коронованы, Ваше Величество.
Король-Жрец кивнул.
- Да, но слово Паладайна не может быть ложью. Вскоре я буду с ним.
- Такое уже случалось, - добавил Лоралон. - Полтора века назад Бог явился Королю-Жрецу Ардосеану I, когда он умирал, - эльф задумчиво взглянул на Симеона. - Вам повезло, Ваше Святейшество. Большинство жрецов за всю свою жизни не видят ничего подобного.
- Нам вряд ли так повезет, - сказала Диста. - Трудно не позавидовать тому, что сам Паладайн пришел за вами.
Король-Жрец кивнул, принимая комплимент как должное.
- Есть еще одна причина, по которой я позвал сюда вас троих, - сказал он, взглянув на Курноса. - Если я должен уйти к Богу, мне следует назвать своего преемника.
На мгновение Первый Сын моргнул, не понимая. Затем он увидел, как блеснули темные глаза, и почувствовал, что у него перехватило горло. Похолодев, Курнос попытался заговорить, но голос подвел его. Он опустил глаза, не выдержав более взгляда императора.
- Да, Aulforo, - сказал Симеон. - Я хочу, чтобы ты занял мое место на троне. Когда я уйду, ты будешь следующим Королем-Жрецом Истара.
* * * * *
Оставшаяся часть аудиенции прошла как в тумане. Позже Курнос смутно припомнил порядок обряда, которому последовали советники Короля-Жреца, и долгую литургию Симеона, в которую он вступил в надлежащее время, хоть и чувствовал себя словно во сне. Лоралон и Диста стали свидетелями ритуала, дав клятву перед Паладайном и Симеоном, что поддержат правление Курноса. Наконец, Король-Жрец произнес заключительное "Да будет так" - и ритуал завершился.
После этого Пурвис проводил королевских советников из залы и из дома Короля-Жреца - обратно, в ночь. Лоралон и Диста попрощались и свернули к своим домам, чтобы отдохнуть немного перед новым днем - Курнос же не сумел бы уснуть, даже если бы попытался. Вместо этого он задержался в саду Храма, блуждая по заснеженным тропинкам мимо сверкающей базилики. Он не замечал холода и не обращал никакого внимания на монахов и рыцарей, проходящих мимо. Ум его был взволнован, и к нему снова и снова возвращалась одна и та же мысль:
- Я буду Королем-Жрецом.
В церкви Паладайна у него всегда было много возможностей - он был даже вторым претендентом на трон, но никогда не верил, что это в самом деле может произойти. Преемника Королю-Жрецу выбирали, как правило, из патриархов одной из провинций империи - это служило делу поддержания мира. Сам Симеон до своей коронации был первосвященником одной из западных провинций, Исмина. И в любом случае, Курносу было уже почти пятьдесят, и он был уверен, что станет дряхлым стариком до того, как умрет Король-Жрец.
Все эти предположения рассыпались в прах, и на смену им пришло острое, почти болезненное чувство, пронзившее его, как серебряная стрела. Он был наследником. Скоро церковь и империя будут в его власти. Эта опьяняющая мысль пробудила в нем страстный голод, дремавший долгие годы. Он думал о власти, которая придет к нему вместе с сапфировой тиарой Короля-Жреца, и у него кружилась голова. Сколького он сможет добиться!
Проблеск света привлек его внимание, и он остановился как вкопанный, глядя вверх. Небо очистилось, снегопад прекратился - а он даже не заметил, когда это случилось - и сквозь ветви деревьев темнота приобрела фиолетовый оттенок. Красная и белая луны низко висели на небе двумя бритвенно-острыми полумесяцами, а под ними шафранно сияли облака. Он сморгнул. До рассвета было еще несколько часов, когда он покинул дом Короля-Жреца - неужели он действительно так долго бродил в садах храма?
Нежный звук вдруг раздался от базилики - звон серебряных колоколов в самой высокой центральной части Храма. Кристалл купола поймал звон, возвещающий грядущую зарю и от основания Храма словно плеснула война жрецов и жриц, спешащих к утренней молитве. Послышались восклицания удивления неожиданному снегопаду. Курнос наблюдал, как жрецы прошли мимо него в базилику - и заплакал.
Он пытался удержаться от слез, но вскоре щеки его были мокры. Это были слезы радости, а не горя, он даже засмеялся - сердце его пело вместе с музыкой колоколов. Улыбаясь, он вытер глаза - и вдруг замер, задержав дыхание.
Дальше по тропе, в тени большого черного дерева было нечто, что не принадлежало этому месту: мрачная фигура, закутанная в черное. Темный капюшон скрывал лицо этого человека за исключением густой седой бороды. Он стоял неподвижно, и, хотя Первый Сын не мог видеть его лица, но был уверен, что смотрит он именно на него. Когда они встретились взглядом, ему показалось, что вокруг похолодало.
- Да, - прошипел холодный голос, и голова, скрытая капюшоном, еле заметно кивнула. - Он сделает.
Курнос в ужасе огляделся в поисках кого-то из рыцарей, патрулирующих территориях храма, но поблизости никого не было. Казалось, никто из жрецов, только что прошедших мимо, не заметил темную фигуру.
Сглотнув, Курнос повернулся к дереву, намереваясь что-то сделать, может быть, закричать... и остановился. Темная фигура исчезла.
Он шагнул вперед, всматриваясь глубже в тень, но там не было никаких следом человека. Kurnos вновь сглотнул, потрясенный этим. Возможно, мне почудилось, сказал он себе. Я устал, и это было лишь движение теней.
Однако, его не оставляла мысль, что темная фигура осталась там, где и была, скрываясь и наблюдая, как он повернулся к базилике, чтобы встретить свой первый день как наследник Короля-Жреца.