Чист воздух, прозрачен, безмятежен. Ни пылинки не колышется в обнаженной огромной столовой, где нет ни картин, ни скамеек у стен, ни цветов, лишь укрытый белоснежной скатертью, словно саваном, тяжелый дубовый стол, сверкающий золотыми ободками фарфора и тонким хрусталем. Ни звука: все они умерли в музыкальной зале, растворились, едва зародившись - краткие, как вздох или удар сердца, - оставив после себя звенящую тишину, потому резкий звук соскользнувшего с куска вчерашней индейки ножа по тарелке невольно заставил начальника тюрьмы вздрогнуть и вскинуть взгляд на сидящую с правой стороны стола девушку.
- Простите, мсье, я еще плохо владею ножом и вилкой, - запинаясь, произнесла Эрика и добавила еще тише: - у нас дома только деревянные ложки.
- Для двух недель ты неплохо справляешься, - равнодушно заметил Гиллис.
Стараясь не смущать ее, и без того скованную, начальник тюрьмы почти не смотрел на Эрику за столом, хотя его какое-то время занимал вопрос, показалось ему, или же на самом деле после маленького импровизированного концерта ее ресницы были влажными. Скорее всего, это был невольный обман зрения, и Гиллис сделал вид, что ничего не заметил, чтобы не ставить в неловкое положение ни ее, ни себя, потому первая часть обеда прошла в полном молчании.
- Только руки приподними над столом, когда пользуешься приборами. А спину держи ровно. И расслабься, - добавил он, теперь уже внимательнее присмотревшись к тому, как девчонка держится за столом. - Все ошибки происходят от неуверенности. Если даже ошибешься в чем-то, сделай вид, что это было сделано намеренно. Ничто не делает более уязвимым, чем страх совершить ошибку.
Он хотел добавить еще, что времена, когда оказаться в смешном положении было позором, канули в Лету, оставив свои головы в корзине у подножия гильотины, и хоть сейчас свобода символична, равенство условно, а братство стало лишь эхом, быть смешным нестрашно даже в императорском дворце, что для их мероприятия очень даже неплохо, но передумал.
Действительно, зачем рассуждать об идеалах революции, если о них она не знает ровным счетом ничего, родившись гораздо позже; зачем говорить о равенстве, когда аристократы до сих пор коптят небо, не гнушаясь притеснять "равных и свободных братьев", умирающих от голода на улицах; зачем смущать ее подробностями о том, что некогда был краткий период, когда женщины были свободными, пусть даже закон об их равноправии с мужчинами был только на рассмотрении, пока Наполеон не решил закрепостить их еще больше, сделав вещью, беспомощной собственностью мужчин - мужей, отцов, братьев, - без денег, без права наследования, без права распоряжаться приданым, которое полностью переходило в руки супругов. В итоге вместо свободы, равенства и братства, на которые он сам некогда возлагал большие надежды - кабала всех и во всем.
Нет, все это ей знать незачем. Они поговорят, позже и не здесь - о Голденберге, о том, что ей нужно делать и главное - как себя вести, а потом ей нужно будет примерить новые наряды, которые дожидаются в одной из самых теплых комнат на втором этаже, между его спальней и библиотекой.
Безмерно радовало, что обед на благотворительном приеме подавать не будут, и умение правильно пользоваться столовыми приборами от девчонки не потребуется. Но как она будет держаться на людях, в обществе, о котором знает лишь понаслышке? Осанка, походка, обращение с веером, придворный этикет... Если бы у него было больше времени, если бы он так долго не раздумывал, можно было бы попросить о помощи Шамиран, а теперь...
Ну да ладно, вряд ли кто будет требовать особых умений от юной простушки из провинции.
- Идем, Эрика, сегодня нам предстоит очень много дел, - поднялся из-за стола Гиллис, намереваясь не терять больше ни единой минуты драгоценного времени.
Они поднялись наверх. Гиллис распахнул двери библиотеки, отступая в сторону. Сделав буквально пару шагов внутрь, девушка замерла, с восторгом рассматривая резные полки с дорогими фолиантами, которыми была уставлена вся комната. Да, библиотека у него была превосходная. Его приемный отец, весьма прогрессивный для своего времени, не жалел денег на хорошие книги, и своим образованием Гиллис был по большей части обязан ему и этой библиотеке, которую сам теперь пополнял с не меньшим рвением.
- Я вижу, тебя заинтересовала моя внушительная коллекция, - иронично заметил Гиллис, мельком взглянув на Эрику, обходя ее и направляясь к письменному столу рядом с ярко полыхающим камином.
- Да... - зачарованно выдохнула Эрика, и только затем, спохватившись, добавила, - мсье.
Гиллис мысленно улыбнулся: стремление к знаниям или прекрасному нынче такая редкость.
- Проходи, садись. - Гиллис немного развернул кресло у стола, приглашая Эрику присесть в него, затем оперся ладонью о каминную полку, на мгновение задумавшись о предстоящем разговоре. - Ты сейчас что-нибудь читаешь? - машинально спросил он, взглянув на небольшой низкий диван, стоящий в другом углу комнаты. Да, лица девчонки он с такого расстояния особо не разглядит, но это сейчас и не важно.
- Я начала "О природе вещей", но, к сожалению, осилила совсем немного.
Гиллис застыл посреди комнаты, не успев дойти до дивана. Он скривился, отчаянно борясь с тем, чтобы не рассмеяться в голос, но, в конце-концов, сдался, уступив место безудержному смеху, переходящему в кашель.
- Лукреций... А почему не Евклид и Лейбниц сразу? - наконец, выдавил из себя Гиллис, сняв очки и вытирая выступившие от смеха слезы. - Если тебе стихов захотелось, взяла бы лучше Петрарку или Данте.
- Я не знала, что это стихи, мсье. Мне понравилось название. И оглавление.
Гиллиса чуть опять не накрыл приступ смеха, но в этот раз он сумел сдержаться, отойдя к окну и отвернувшись.
- Я тебе найду, что почитать, - почти ровным голосом сказал он.
"Как это я не обратил внимания на то, какие книги купил вместе с квартирой?"
Вот ведь нелепость, им предстоит долгий и важный разговор о серьезном деле, а его распирает от смеха, стоит только взглянуть на девчонку. "Название ей понравилось", - едва не прыснул он, сложив на груди руки и уткнувшись губами в кулак. Теперь расстояние между диваном и письменным столом воспринималось им уже не как досадная помеха полноценному общению, а как дар: не видя ее лица, он вновь сможет сконцентрироваться на деле... - "А не на Лукреции..." - вновь зазмеилась по его губам улыбка.
Хотя, с другой стороны, он осязаемо ощутил легкость и спокойствие, словно этот неожиданный всплеск разрядил атмосферу между ними и снял с его плеч груз ответственности, который он намеревался взвалить еще и на плечи девчонки.
- Перейдем к делу, - наконец, опустился Гиллис на диван и сложил перед собой кончики пальцев, словно беря собственные эмоции под контроль. - Манерами и этикетом мы займемся позже, сейчас меня интересует другое. Я думаю, ты слышала о том, что в Париже пропадают дети.
- О да, мсье, - со сдерживаемым волнением подхватила Эрика. Возможно, она, живя в бедном квартале, знала об этом не понаслышке, уточнять не нужную ему сейчас информацию Гиллис не собирался, но девушка опередила его вопросом. - Их крадут цыгане?
Гиллис вздохнул, кусая губы. Девчонка была так юна и неопытна, верила в сказки про цыган, а он надеялся на разумный разговор с почти взрослым человеком. Ее сверстницы из аристократических семей в этом возрасте, получая полноценное образование, как правило, оказывались более развитыми. Возможно, поэтому молоденькие служанки нередко становились жертвами богатых и развращенных отпрысков? Что ж, придется сделать скидку на возраст и рассказать более доходчиво, понятно, словно ребенку.
- Нет, не цыгане. Есть в Париже один очень богатый человек, банкир, друг императора. Он занимается благотворительностью. Но это только прикрытие. В полиции ходят слухи, что это он может быть причастен к пропаже детей. Но полиция заниматься расследованием не собирается, ведь это означало бы государственную измену, - Гиллис запнулся, засомневавшись, понятно ли он выразился. - Никто не хочет стать врагом другу императора.
- Я поняла, мсье, - кивнула Эрика.
- Хорошо. Частный детектив занялся этим делом, но погиб. Я думаю, он что-то узнал. Теперь я собираюсь расследовать это дело.
- Вы, мсье? - выдохнула девушка.
Гиллис кивнул и продолжил:
- Завтра я иду к нему на благотворительный прием. Мне нужно попытаться войти к нему в доверие. Но этот человек опасен. Как бы тебе объяснить... Цыгане, которых вы боитесь, опасны не тем, что воруют детей - возможно, были единичные случаи, но это редкость, - а тем, что они могут заговорить человека так, что он потом не помнит, что с ним было. Гадалки, предсказатели, танцовщицы - все их искусство для того только, чтобы отвлечь внимание, затуманить разум и украсть кошелек. Или выманить - чтобы человек отдал свои деньги добровольно. Я понятно излагаю?
- Вполне, мсье.
- Как раз в этом и заключается его опасность. Банкир может заговорить собеседника, вынудить его потерять над собой контроль и рассказать о своих тайнах, раскрыть планы и намерения. Иногда человек не может противостоять, как надоедливым цыганкам на площади, и тогда ему может потребоваться помощь другого, чтобы привести его в чувства.
- А как именно? Плеснуть на него водой, уколоть булавкой, чтобы с него спали чары?
Гиллис опять усмехнулся. Плескаться водой на приеме среди парижской элиты - это, конечно, весело, но невероятно глупо. А вот с булавкой идея неплоха, никто ничего не заметит.
- Тронуть за руку, взять за локоть, заговорить с ним. В крайнем случае, уколоть. А теперь я подхожу к главному. Как я уже сказал, завтра у этого человека состоится благотворительный прием. Я должен туда пойти, это единственная возможность подобраться к нему. Есть одна дама, которая будет мне помогать, но она будет с супругом и не сможет следить за нами, когда мы будем беседовать с ним tête-à-tête.
Гиллис замолчал, внимательно глядя на девушку. Он уже собрался разорвать затянувшуюся паузу, но Эрика вновь опередила его:
- Вы хотите взять меня на прием, мсье?
Нескольких секунд хватило Гиллису, чтобы утвердиться в правильности своего решения взять с собой девчонку: она оказалась очень сообразительна, а это будет огромным плюсом, даже невзирая на ее небольшой жизненный опыт.
- Ты права. Я действительно хочу взять тебя с собой, если ты согласна, - и тут же, не дав девчонке опрометчиво выпалить ответ, Гиллис продолжил: - Но ты должна понимать, что это может быть опасно - и для меня, и для тебя. Ты можешь отказаться, но сделать это нужно прямо сейчас, чтобы я мог придумать запасной вариант.
Запасного варианта у него, к несчастью, не было, но он не мог не предоставить ей выбор, хотя бы для очистки собственной совести.
- Мсье, я согласна. И я сделаю все, что вы мне скажете.
- Самое главное, нужно быть очень внимательной, подмечать любые мелочи, взгляды, жесты, ведь от этого, возможно, будет зависеть моя жизнь. Ты меня понимаешь?
- Да, мсье.
- Ты справишься с этим?
На мгновение замявшись, будто взвешивая варианты, Эрика кивнула головой:
- Да, мсье.
- Ну вот и хорошо. Все подробности я тебе объясню позже, а сейчас - самое время заняться твоим преображением, - с облегчением вздохнул Гиллис и поднялся с дивана. Впереди была уйма дел - подобрать одежду, украшения и аксессуары к ней, разобраться с осанкой, походкой и другими важными, но совершенно бессмысленными ритуалами, которые дети аристократов впитывают с молоком матери и розгами гувернанток, да еще и обсудить все в подробностях и мелочах, - и на все это у них был один только день. Но, как говорится, "Alea jacta est".
***
Выбрать платье было не трудно, лучше всего девушка смотрелась в нежно-персиковом с легким уходом в холодный оттенок, но вот с украшениями возникла проблема. По этикету молоденькие девушки могли носить только светлые, неброские и дешевые камни - молодую бирюзу, жемчуг, лунный камень. Бирюза прекрасно подходила к ее глазам, но плохо сочеталась с цветом платья, лунный камень казался слишком блеклым и унылым, теряясь в ее светлых волосах, а крупное жемчужное ожерелье - единственное, что нашлось у матушки из жемчуга - выглядело слишком тяжелым и вульгарным, делая девушку похожей на дешевую певичку, а не на барышню высшего сословия. Гиллис не ожидал, что с этим будут сложности, потому пришлось пересмотреть всю шкатулку, чтобы, наконец, остановиться на комплекте из тонкой ажурной диадемы с александритами, изящном колье и небольшой броши на шаль. Игра камней - от серого с зеленоватой дымкой днем до льдисто-сиреневого с пурпурным мерцанием в самой глубине при свете свечей - идеально подходила к цвету платья и сверкала капельками в превосходно уложенных девушкой в замысловатую прическу волосах, удерживаемая золотым ободком, неявно, но ощутимо задерживая на себе взгляд. Это вполне подходило для того, чтобы подчеркнуть свое материальное благосостояние и положение в обществе, как советовал вчера Жозе. Маленький букетик свежих цветов - необходимый атрибут молоденьких девушек - доставят завтра утром, перчатки, за которыми послали Мари во время обеда, подошли идеально, так что заботы о внешнем виде остались позади.
Вторая часть подготовки к приему была значительно сложнее. Если бы этот прием не был официальным мероприятием для опустошение карманов богачей, он бы непременно окончился балом, и тогда его затея была бы обречена на провал, а пройтись и поклониться он ее и сам сумеет научить.
Уже в самом начале Эрика приятно удивила Гиллиса тем, что схватывала все на лету, с первого показа, да еще и ходить умела плавно и бесшумно. А вот реверанс им пришлось переучивать: вместо быстрого и формального книксена со сложенными перед собой ладонями, как обычно делают служанки - медленное и глубокое плие с опущенной головой и изящно разведенными в сторону руками. Досадным огорчением было то, что, и так невысокая и хрупкая, девушка сутулилась, словно желая спрятаться, раствориться, стать незаметнее. В итоге Гиллис больше двух часов муштровал девчонку при полном параде - в драгоценностях, с шалью и веером - как ходить, как кланяться, как кивком приветствовать незнакомых, на которых им не стоит обращать внимания, как реверансом благодарить хозяев дома за приглашение, как раскрыть и закрыть веер, как расправить плечи и держать осанку, и многое, многое другое, пока, наконец, удовлетворившись, не дал указание дворецкому накрывать на стол.
Отпустив девушку переодеться в домашнее, Гиллис остался в библиотеке, чтобы свежим взглядом окинуть родословное древо де Савиньи и выбрать, чьей законной или внебрачной дочерью могла бы оказаться Эрика.
Ужин пошел менее напряженно - свечи ли, создававшие уют, были тому виной или же дело было в том, что проведенный за примеркой и тренировкой день немного сблизил их, но обстановка за столом казалась менее натянутой, чем во время обеда. А после ужина их вновь ждала теплая и уже знакомая библиотека.
Усадив Эрику в то же кресло у стола, Гиллис принялся расхаживать по комнате, обрисовывая ситуацию. По легенде, Эрика должна исполнить роль его племянницы из Прованса. Ее умирающая мать - жена его давно умершего двоюродного брата - написала ему письмо с просьбой позаботиться о сиротке, и, отдав ей последние гроши на дорогу, почила с миром. И вот, два дня назад, перед самым Новым годом она оказалась в его доме. Долго не думая, презрев все нормы морали и этикета, дядюшка решил сразу вывести ее в свет, и раз он, по воле случая, собирался идти на благотворительный прием, то решил и ее взять с собой. Возможно, всего лишь как прикрытие для интрижки, о которой никто не должен догадаться. Кроме хозяина дома. И хозяин дома тоже должен понять, что он взял ее для отвода глаз.
Да, задача не из легких, но главная трудность заключается в другом. Ей нужно будет незаметно, не попадаясь на глаза, следить за ними во время беседы. Разговор, скорее всего, будет происходить прилюдно, потому полунамеками, но, возможно, они будут перемещаться из залы в залу. Следом за ними, как тень, ходить нельзя, это сразу вызовет подозрение, так что придется наблюдать на расстоянии, и чем дальше и незаметнее, тем лучше. Но следить нужно неотрывно, от этого будет зависеть его жизнь. И ее тоже.
- Я тебя познакомлю с дамой, с которой у нас уговор, и ее мужем, судьей де Сен-Шерон. Держись их. Я попрошу ее присмотреть за тобой, если вдруг что-то пойдет не так. Больше ни с кем не разговаривай - молодой девушке не пристало разговаривать с незнакомцами. Ты все поняла?
- Да, мсье.
- Для всех ты - моя племянница. Обращайся ко мне "дядя", никаких "мсье" и имен. Это ясно?
- Да, мсье.
- Да, дядя, - прищурился Гиллис, глядя на девушку.
- Да, дядя, мсье, - простодушно ответила Эрика, но у Гиллиса возникло четкое ощущение, что это была неловкая попытка пошутить. Он улыбнулся одними уголками губ, и тотчас же за ним девушка улыбнулась в ответ, подтверждая его догадку.
- Не проговорись так завтра, - шутливо пригрозил он ей пальцем, и тут же вновь посерьезнел. - Запомни свою фамилию - де Вилларе́.
- Угу, - промычала Эрика, кивнув.
- Повтори.
- Де Вилларе́.
- Теперь имя. Какое тебе нравится?
- Ммм... - Эрика на мгновение опустила взгляд, задумавшись, чтобы тотчас же вскинуть его обратно. - Селин.
- Почему не Соланж? - усмехнулся Гиллис. Девушка, конечно, была не красавица, но и не выглядела тусклой и бледной тенью. Скорее, маленьким лучиком, пробившимся в узкую щель ставен. - Хорошо, значит, Селин. Как тебя зовут, Эрика? - серьезным тоном спросил Гиллис.
- Селин де Вилларе́, дядя, - так же серьезно ответила ему девушка.
- Хорошо. И не забывай про осанку, - указал он на нее пальцем.
- Да, мсье, - тут же выпрямилась в кресле девушка, но, увидев вопросительно поднятую бровь начальника тюрьмы, тут же исправилась: - Да, дядя.
- Смотри мне, - качнул головой Гиллис, беря со стола толстый альбом в кожаном переплете и разворачивая перед Эрикой. Разноцветными чернилами, аккуратным витиеватым почерком с вензелями в альбоме были выведены имена, фамилии и даты, стройными рядами вырисовываясь в затейливую схему. - Это - семейное древо де Савиньи начиная с шестнадцатого века. А это, - перевернул он несколько тяжелых страниц, - его прованская ветвь. Вот ее, пожалуйста, постарайся запомнить, хотя бы в общих чертах. Это, - ткнул он в одну из строк, - твой "отец" и мой двоюродный брат, Антуан де Вилларе́. Жил он отшельником и затворником, женился против воли отца, покинув отчий дом, и потому имени его жены, а, соответственно, и их детей, здесь нет. И вряд ли кто-то сможет их отыскать, даже если захочет. Этой версии мы и будем с тобой придерживаться, поняла меня?
- Да, дядя.
- Вот и отлично, - с облегчением вздохнул Гиллис. - Если вдруг кто-то поинтересуется, почему у тебя не прованский акцент - а он ой как сильно отличается от парижского, - скажи, что у тебя была столичная гувернантка. Ясно?
- Да, дядя.
- Что касается самой местности... В Провансе много лаванды, огромные поля, которые невозможно охватить взглядом. Стойкий, вечный запах проникает повсюду, перебивая даже соленый вкус моря, иногда залетающий с юга. И солнце, от которого не укрыться точно так же, как и от запаха, - Гиллис замолчал, подумав о том, что девушка слишком бела, как для южанки, но, может быть, у нее слишком чувствительная кожа и ей редко доводилось быть под палящими лучами. Да и середина зимы сейчас. - Ладно, изучай. Если что-то непонятно - спрашивай. Если что-то захочешь записать - вот чернила и бумага, - придвинул он ближе к девушке письменные принадлежности, а сам отошел к одной из книжных полок, чтобы выбрать что-то почитать для нее, как обещал.
С такой тягой к умным книжкам вряд ли ей пришелся бы по вкусу какой-нибудь легкий роман, которыми зачитывалась современная молодежь. Но и ученых мужей на ночь глядя давать ей не стоило.
"Может, познакомить ее со стихами? А то после Лукреция у нее могло сложиться о них превратное мнение. Это как ребенку дать почитать Илиаду... Почему бы не Шекспир? Слог легок, философии предостаточно, и в то же время есть прекрасный сюжет, чтобы чтение не было в тягость". "Сон в летнюю ночь", "Венецианский купец", "Король Лир", "Отелло", - пробегал глазами Гиллис по тисненым корешкам. На "Ромео и Джульетте" его взгляд задержался чуть дольше, но потом переметнулся на следующую: "Гамлет". - "Что ж, прекрасный выбор".
- Вот, это тебе на вечер, - подойдя к столу, положил книгу на его угол. - Если вдруг ненароком тебя втянут в разговор, будет хоть о чем упомянуть.
Эрика оторвала взгляд от страницы с вычурным хитросплетением родовой ветви и взглянула на принесенную книгу.
- Шекспир, - прочитала она вслух.
- Слышала когда-нибудь?
- Нет, дядя.
- Это английский драматург. Упомянув в разговоре Шекспира, можно продемонстрировать широту своего кругозора, чем если бы это был французский автор - Мольер, Бомарше. Даже Вольтер и Дидро не настолько впечатляют, потому что они - наши земляки. Как говорится, нет пророка в своем отечестве. Почитай, это как раз в стихах и по ролям, много времени не отнимет.
- Как это - по ролям?
- Только слова и мысли вслух. Раз уж тебе придется исполнить роль моей племянницы, почему бы тебе не познакомиться с великим драматургом позапрошлого столетия? Но это все потом, не отвлекайся, - оборвал себя Гиллис, постучав кончиками пальцев по странице с разноцветными именами.
И тут его неожиданно посетила странная мысль. Когда-то давно, в ранней юности, среди прочих книг, которые он глотал без разбора, попался ему один откровенный и пугающий памфлет Джонатана Свифта. Назывался он "Скромное предложение". Прочитав, он воспринял его тогда как забавную шутку, юмористическую выдумку, подобно "Гулливеру", но сейчас вдруг возникло смутное подозрение, что это все вовсе не лишено смысла. В любом случае, освежить в памяти стоило.
Быстро найдя нужный том, Гиллис подошел к камину - на его полке стоял зажженный канделябр - и быстро пробежал этот крошечный текст глазами. Сейчас, в свете того, что он уже знал про Мопса и что еще мог только подозревать, этот памфлет уже не воспринимался настолько безобидно. Может быть, и Эрике стоило знать о том, с чем и с кем им придется столкнуться, если его, пока ни на чем не основанные, подозрения вдруг окажутся правдой? Это поможет ей отнестись к их делу с большим вниманием и осторожностью.
- Ты знаешь, что такое памфлет? - спросил Гиллис, отвлекая девушку от изучения родословного древа де Савиньи.
- Это что-то смешное?
- Высмеивающее. Например, законы или общественную деятельность. В одном из своих памфлетов английский священник Свифт высмеивал правительство, которое запрещало голодающим ирландцам заниматься земледелием на их же земле, и все потому только, что большинство из них были католиками. Прочти, здесь всего шесть страниц, а потом нам надо будет кое-что обсудить, - подытожил Гиллис, отодвигая в сторону исписанный неумелыми каракулями лист и каллиграфическую историю рода, чтобы освободить место для массивной книги собрания сочинений Свифта, открытой на странице со "Скромным предложением".
Гиллис облокотился на спинку кресла, наблюдая как Эрика, слегка склонившись над лежащей на столе книжкой и скользя глазами по строкам, погрузилась в чтение жестокого политического памфлета Свифта, предлагавшего ирландским беднякам продавать своих маленьких детей в качестве деликатеса для употребления в пищу представителями высших слоев английского общества.
Спустя всего пару-тройку минут, увлекшись пугающим текстом, девчонка забыла и про осанку, опустив плечи и ссутулившись, и про манеры, зажав сложенные ладони коленями. Заметив это, Гиллис хотел сделать замечание, но тотчас же в голове у него вспыхнул вопрос: какого черта он все это затеял? Девушка, конечно, любознательная и почти уже взрослая, но еще дитя дитем - непосредственная, простая, наивная. Зачем он впутывает ее в свои опасные игры? Что за нелепая идея!
Тонкая девичья кисть вспорхнула, словно маленькая голубка, чтобы перевернуть страницу.
Сердце гулко толкнулось в грудную клетку. Медленно, но неотвратимо, словно паводок - вешние воды, - горячая волна поднялась по шее к затылку и синхронно опустилась вниз, затапливая, отодвигая на задворки сознания все насущные дела и проблемы - завтрашний прием у преступного банкира, обещание, данное Жерару Верано, младенцев, легкой рукой декана собора Святого Патрика отправленных в печь. На лице его не дрогнул ни один мускул, лишь встрепенулись веки и расширились ноздри, судорожно глотнув больше воздуха, которого катастрофически стало не хватать.
Темный, древний, как само мироздание, зверь пробуждался, восставал, поднимал свою голову и рвался на свободу, почуяв юную самку. Гиллис замер, боясь вспугнуть это нежданное, неуместное, но такое естественное чувство.
В этот миг он хотел только одного - эту девочку с изящными, но огрубевшими от повседневных забот пальчиками, узкими плечиками, глубокими ложбинками над ключицами, в которые до безумия захотелось окунуться языком, скользнуть зубами по нежной, тонкой шее вверх к подбородку, очертить его самыми краешками губ до изящного ушного завитка и спуститься поцелуями вниз, в то же время сжимая в руках ее хрупкое и невинное, словно молодой тростник, тело с выступающими ребрами и подвздошными косточками, с впалым животом и едва оформившейся грудью, растрепать умело уложенную прическу, намотать на пальцы шелковистые пряди, оттянуть голову назад, чтобы заглянуть в глаза цвета неба и запомнить их выражение перед тем, как погрузиться в прохладно-испепеляющий омут поцелуя.
Гиллис нахмурился, мучительно пытаясь вспомнить вкус ее губ. В ту ночь он был так устал и измотан, что поцеловал ее не задумываясь, импульсивно, а теперь жалел о том, что сорвал первый в ее жизни поцелуй так небрежно, походя. С другой стороны, не сделай он этого, возможно, события развивались бы совершенно иначе, и сегодня ее бы здесь не было.
То, на что всегда требовалось время и предварительные ласки с девочками мадам, сейчас поймало его исподволь, без его согласия и желания, в тот момент, когда он был не готов. Слишком много времени он провел с ней сегодня наедине, слишком расслабился.
Жар плескался, иссушая гортань и лишая возможности думать связно. Воображение рисовало нереальное и невероятное.
Безбрежное море вереска-эрики, нежно-сиреневое, почти как бесконечные лавандовые поля из его далекого детства, душистое, полное летней знойной неги, напоенное сытым гудением пчел, вращающее вселенную, словно безудержная карусель. Маленькие, но стойкие и упрямые кустики тянут свои игольчатые стебельки, увенчанные десятками крошечных цветков оттенка александрита при свете свечей, вверх, источая аромат свежести, солнца и побережья. Едва распустившийся ранний цветок, влажный от росы. Влажный от его объятий и поцелуев, маняще распахивающий свои нежные лепестки, молящий погрузиться в него до самого дна, чтобы насладиться сладостным нектаром райского блаженства.
Днем, занимаясь с девочкой походкой и осанкой, он, держа за самые кончики мозолистых пальцев, шутя крутнул ее вокруг своей оси, сам не понимая, зачем, объясняя себе, что просто захотелось проверить ее умение держать равновесие. Она легко повернулась на носках, будто всю жизнь только и делала, что танцевала, не успев спрятать вскинутый на него восторженно-влюбленный взгляд. Возможно, она не была настолько грациозной, возможно, он дорисовывал это в своем воображении, а может, это его сильные пальцы не дали ей потерять равновесие, но сейчас ему хотелось, подхватив ее на руки - невесомую, воздушную, сказочную - кружиться, кружиться по этому благоухающему морю цветов, роняя на землю их крошечные склоненные головки цвета вечернего александрита, вздымая облачка невидимой пыльцы под стремительные звуки вальса, разметав по плечам ее мягкие, медово-золотистые волосы, чуть светлее, чем его собственные - чарующий, волшебный вересковый мед, дурманящий голову и лишающий разума.
- Мсье... - услышал Гиллис, с трудом выныривая из жарких мыслей и фокусируя взгляд на лице девочки, которая, по-видимому, обратилась к нему уже не первый раз.
- Да? - чуть хриплым голосом ответил он, ловя взгляд Эрики, встревоженный и внимательный.
- Я уже прочла. Скажите, мсье, а вот это все, что здесь написано - этого же не было на самом деле, да?
- Нет, это... - Гиллис кашлянул, пытаясь прочистить пересохшее горло, машинально забирая фолиант и отходя к книжной полке, - сатира. Фантазия. Свифт был большой фантазер. - Он попытался собраться с мыслями, ведь надо было обсудить не только прочитанное, но и то, что, в отличие от этого памфлета, очень много нехороших вещей происходило - и, возможно, происходит до сих пор - на самом деле. Увы, мысли его находились сейчас очень далеко от всего этого. - Уже поздно. Обсудим это завтра. Иди к себе. Хочешь, возьми Шекспира, почитаешь перед сном.
- К себе, мсье?
- Комната, где ты переодевалась. Прислать Мари? - спросил Гиллис, ставя книгу на место.
- Спасибо, мсье, я справлюсь сама, - поднялась с кресла Эрика, сжимая тонкими пальчиками "Принца Датского".
- Спокойной ночи, мсье, - прошелестел в ответ ее нежный, тихий голос, щекотными искрами растекаясь по коже.
Замерли осторожные шаги, с легким щелчком закрылась дверь спальни рядом с его собственной.
"Надо отпустить слуг, - единственным отчетливым проблеском всплыла мысль. - И сказать Полю, чтобы приготовил утром что-нибудь... булочки, круассаны".
На мгновение задержавшись на верхней ступени, прислушиваясь к малейшему шороху, Гиллис вздохнул и медленно спустился. Решив все дела с прислугой, ушел в самую дальнюю, самую холодную комнату первого этажа. Там, среди укрытой чехлами мебели, в тишине и темноте он позволил эмоциям вырваться на свободу.
Прижавшись горячим лбом к ледяному окну, он улыбался растерянно и безумно. Захотелось открыть окно, выпрыгнуть в заснеженный сад и бежать, не разбирая дороги, бежать - в объятия снега, ветра, метели, распахнутых небес, словно он - пятнадцатилетний мальчишка и у него впереди вся жизнь. В одно крохотное мгновение его мир словно опрокинулся, перевернулся с ног на голову.
"Да бред же, - обрывал он себя тут же, - это всего лишь минутная прихоть, похоть, вожделение. Наутро все забудется, как дурной сон или сладкая греза".
Он столько лет гнал от себя чувства и эмоции, не пришло ли, в конце-концов, время хоть что-то изменить в своей жизни? Что ему стоит уступить своему желанию? Он же прямо сейчас может сделать с ней все, что захочет, и без принуждения - девочка в него влюблена и даже сопротивляться не будет. К тому же, она сама согласилась на все его условия.
Но нет, придется повременить: завтра им предстоит важный и ответственный день, а после произошедшего она будет рассеяна и смущена, потому не сможет контролировать ситуацию. Толку тогда от нее? Хорошо, пусть так, с собственным желанием он справится сам, не торопясь, позволяя фантазии восполнить ее физическое отсутствие. Фантазии сладки, и тем слаще, что их результат всегда можно подтасовать под собственные пристрастия, не сообразуясь с реальностью.
Тогда, может быть, завтра, когда все закончится? Но завтра после приема он собирался заехать к Шамиран, чтобы обсудить то, что ему удастся узнать и поделиться наблюдениями. Дело важнее собственных желаний.
Да, лучше пока ничего не менять, выполнить все, как запланировано, а до девочки очередь еще дойдет...