Дай испить мне воды колодезной, чистой, прохладной, глубины источников твоих, нектара садов твоих, братьями твоими охранять меня приставленая, серна быстроногая. Мочи нет терпеть жажды зноя полуденного, солнца белого, высокого, белого. И нет покоя, нет радости без взора очей твоих голубиных, касания перстов твоих, полыхания ланит твоих, нежная моя, робкая, ненаглядная, как в глубокий колодец гляжу в них и тону, тону.
Возлюбленный мой, не ждала, не искала - сам пришел и сорвал смоковницы, собрал мед, остриг отару.
Не было равных тебе, душа моя. Спеленали братья руки-ноги твои нитями-лианами, гибкими и жгучими, гибкими, не выбраться. В саду нашем пленили тебя - и пленилась светом и словом, словом реченным, чужим и близким, родным, родным. В выговоре твоем соколином, летящем знойными песками, в сердце и глазах твоих, чистых и светлых, нежных и мягких. Узнавая, узнавая, будто не одну жизнь знаешь - и опустился мой кинжал, опали мои стрелы с перьями ястребиными, легкими, быстрыми, пролилась чаша с зельем смертным под ноги, стопы, пальцы, ушла в песок стойкость и решимость моя от правды твоей и веры.
Недолго ждать оставалось, горлинка моя. Покинул я сады твои, чтобы вернуться, забрать у отца и матери, уйти далеко, далеко от палящего солнца, от душного зноя, пальм и садала.
Недолго ждала я возлюбленного моего, недолго ходила среди лилий и подснежников его, снежных, вьюжных, снежных...