Мы познакомились на юге Италии, в местечке под названием Вальсинни, покровителем этой чудесной коммуны почитается сам Папа Римский.
Дождь с самого утра лил как из ведра, и чтобы писать на открытом воздухе, надо быть сумасшедшим. Я была сумасшедшей; акварель вместе с крупными каплями дождя стекала по промокшему холсту, я упорно пыталась восстановить смытый дождём пейзаж, делая, как мне казалось, его раз от раза всё лучше и лучше. Лучшее - враг хорошего. Всухую проиграв силам природы, я, промокшая до нитки, но абсолютно счастливая, нагруженная этюдником и походным мольбертом, покорно побрела к себе в номер, насвистывая что-то веселое и солнечное, пускай хоть на душе у меня будет не так пасмурно.
Гостиница, спрятанная от посторонних глаз высокими хвойными деревьями, находилась тут же, неподалёку, и высвистать до конца выбранную мною мелодию так и не удалось, жаль. Поднимаясь по крутой скрипучей и узкой деревянной лестнице на третий этаж, я случайно столкнулась с девушкой, чуть ниже меня ростом, шатенкой и, как мне показалось, тоже русской. Она мило улыбнулась, я отплатила ей той же монетой. Разошлись.
Наспех сбросив с себя мокрую одежду, я забралась с головой под одеяло, сразу стало сухо, тепло и приятно от запаха чистого белья. Дождик настойчиво барабанил в окно, за дверью, в конце коридора, звучала итальянская речь, я уснула, как убитая, и проспала так до самого вечера. Какое блаженство!
За ужином, в холле первого этажа, мы опять столкнулись, но на этот раз уже не только взглядами. Она была в длинном бардовом платье, выгодно подчёркивающем все её достоинства, я - в джинсах и тонком вязаном пуловере на голое тело; на столах горели свечи, пианист за большим белым роялем исполнял сонату фа-бемоль мажор Доменико Скарлатти. "Мы, кажется, с Вами уже немного знакомы? Меня зовут Анна. А Вас?" - приятным голосом заговорила хозяйка бардового платья, играя в руках бокалом красного вина, и уже знакомая мне улыбка пробежала по её губам и застыла, словно дожидаясь моего ответа. "Виолетта..." - робко, стараясь не смотреть ей прямо в глаза, бросила я в ответ и неестественно, как мне тогда показалась, улыбнулась. Улыбка - знак хорошего расположения, я была расположена к разговору. "Очень приятно. Вы давно рисуете?" Мне хотелось сказать: "Сколько себя помню". Папа с мамой учили меня, что врать не хорошо, но мне очень хотелось произвести на неё впечатление - я соврала. "Как это мило! - восхищенно произнесла она, слегка закинув голову назад, так что её каштановые волосы едва коснулись её острых обнаженных плеч, - Вы меня научите, правда? Я всю жизнь мечтала рисовать, мне кажется, у меня должно получиться".
Ужин пролетел незаметно. После ризотто с лангустинами и трёх бокалов вина создалось ощущение, что мы давние-давние подруги. Выпивка помогала общению, моментально нашлись общие темы для разговора - любимые фильмы, музыкальные исполнители, породы собак и кошек, езда верхом и в автомобиле с открытым верхом, шопинг, наконец. Временами её губы были так близко, что я чувствовала её дыхание и слышала, как часто бьется её сердце. Сердце-компас души.
Незаметно мы остались совсем одни, вокруг не было ни души, только на кухне кто-то побрякивал посудой. Обслуживающий персонал бесследно исчез, постояльцы послушно разбрелись по своим номерам, музыка растворилась в ночи, свечи, одна за одной, начали медленно гаснуть...
Позавтракав на скорую руку, мы покинули наше временное пристанище. Солнце только начинало свой путь, и его лучи приятно ласкали нас; запах цветущего олеандра приятно дурманил наши головы, которые на тот момент мы уже совсем потеряли.
Живописнее места, чем кратер вулкана, придумать было нельзя. Вультуре - вулкан, по площади и по красоте не уступающий Везувию, склоны которого сплошь покрыты густыми лесами, уже ждал нас. Через час мы, открыв рты, смотрели, как в озере Монтиккио отражается старейшее бенедиктинское аббатство Сан-Микеле, нежный ветерок бесцеремонно трепал наши лёгкие одежды. "Может стоило одеться поприличнее? Здесь, наверное, полно монахов", - забеспокоилась моя ученица, бросив взгляд на белоснежные стены монастыря. Туристы и редкие местные жители там были, монахов не было. "Ну когда мы уже начнём? Мне так не терпится перенести на бумагу эту неописуемую красоту!". Моя техника акварели, откровенно говоря, прихрамывала, причём на обе ноги сразу. Мы начали с того, как правильно нужно держать кисть; я обхватывала её сзади и, держа её руку, показывала правильные движения... Лучше бы я этого не делала, нет, это точно было лишним...
Небо было чистое, василькового цвета, безоблачное, девственное, она сделала мне красивый и пышный венок из ярких лесных цветов; мольберт, никому не нужный и забытый, одиноко стоял в стороне, солнце прощалось с нами. Чтобы успеть к ужину, мы, голодные, как собаки, пустились в обратный путь.
Утром я нашла под дверью письмо, от него пахло её духами и вином. Портье - добродушная, утопающая в веснушках крупная женщина - сказала, что вызывала рано утром такси для моей новой знакомой. Я смеялась, я заливалась ужасным диким хохотом, всем своим видом маскируя свою злость. Не прошло и пяти минут, как я мчалась, сломя голову, по вчерашнему маршруту. Почему, зачем, какого черта - я не знала.
Все было, как вчера: озеро, Аббатство, чистое безоблачное небо, лёгкий ветерок... Не было только её. Не помню точно, как я оказалась около огромной отвесной скалы, залитой ярким солнечным светом, взяла в руки камень, похожий на кусок известняка, и большими ровными буквами написала её имя. В тот момент, когда моя рука собиралась поставить дефис и написать хорошо всем известное оскорбительное слово, слезы потекли из глаз и начали душить горло. Я, как безумная, спотыкаясь и падая, металась по склону в поисках кратера вулкана, но вспомнив, что он потухший, а на его месте уже несколько тысяч лет чудесное озеро с прохладной изумрудной водой, твердо решила, что топиться - это не мой вариант.
К ужину я не успела, да и аппетита не было совсем - откуда вообще ему было взяться. Захватив в баре бутылку белого вина, я закрылась в номере.
Рано утром я собрала вещи и улетела домой первым же рейсом. Мы больше никогда не виделись. Я до сих пор жалею, что сожгла письмо, так его и не прочитав.