Аннотация: Текст размещен для участия в конкурсе "Комкон III" - "Оболонь". Наш ответ Рэю Брэдбери! Пива хватит всем!!!
Марсоход уныло брёл вдоль невысоких дюн, оставляя неровную цепочку следов. В кабине, то и дело чертыхаясь, тряслись трое терростроителей, которых кидало из стороны в сторону в такт шагам покалеченного механизма.
Обе задние опоры марсохода были начисто оторваны при прыжке через высокую скалу, так некстати выросшую на пути во время улепётывания от гигантского смерча - "пыльного дьявола". Тогда казалось: ещё миг, и восьмилапую машину, точь в точь похожую на тарантула, слизнёт с поверхности, подхватит и понесёт на головокружительную высоту тугая плеть разбушевавшейся стихии. Чтобы после, когда её ярость утихнет, швырнуть обратно на грунт, - сплошь в каменистых осыпях, с торчащими кое-где скальными клыками.
Вдобавок, один из передних суставов заклинило в шарнирах, и теперь движения марсохода утратили всю прыть и грацию, напоминая сумасбродный танец, исполняемый нетрезвым танцором. Машина то вставала на дыбы, задирая нос к зениту, то приседала на корму в пятидесятитонном реверансе. Для тех, кто находился сейчас внутри кабины, это были далеко не лучшие минуты пребывания на Красной планете.
Рывок - подъём. Ещё рывок - и кабина опускается на несколько метров всего за секунду.
- Вот, ёлки зелёные, допрыгались! - как будто ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трофимов, научник-биохимик, которого только что вывернуло наизнанку.
Кроме него в кабине находился механик-водитель марсохода Патрушев (для своих - Серго) и помощник-лаборант Игнат Сличенко.
- Обалдел, что ли? Как же было не прыгать? - огрызнулся водитель, - сам видел, что снаружи творилось! Тем более, что из-за вас этот смерч прозевали!
Действительно, стоило им уйти на десять минут раньше, не пришлось бы переть напролом через скалы, гадая - рассыплется или нет после очередного прыжка их транспорт. Так что правда была на стороне водителя. Ведь именно по причине задержки научников у них не оказалось в запасе нужных десяти минут.
Трофимову крыть было нечем, и он заткнулся. К тому же спазмы пищевода к беседе как-то не располагали.
Истинный виновник всех бед, самый молодой участник вылазки, Игнат, держался стойко, постоянные уханья вверх-вниз его ничуть не беспокоили. Кончилось дело тем, что он каким-то непостижимым образом пристроился поудобнее в жёстком пассажирском кресле и заснул.
Когда Патрушев увидел на метеорадаре приближение бури, несущейся прямо на них со скоростью более четырёхсот километров в час, и вызвал учённых по рации, Сличенко спорил вовсю с Трофимовым на свою излюбленную тему: "а что, если?.." Теперь же, вот - храпел, вызывая зависть у водителя, а так же чуть ли не ненависть у своего руководителя.
С этого " а если?.." начинались практически все диспуты в кругах научных сотрудников стационарной базы отряда , едва появлялся Игнат.
- Что будет, если электромагнитный щит установить с изменёнными параметрами? Уменьшив плотность магнитного поля а стало быть, уровень защищённости от потоков внешних излучений, можно добиться увеличения амплитуды полезных мутаций для будущих флоры и фауны!
- Ага, и кто-то скажет потом о нас, что "были они смуглые и золотоглазые!" - первым, как правило, в спор вступал Генрих Гёпнер, специалист по генной инженерии.
А дальше спор шёл вкривь и вкось, так что вскоре никто не мог вспомнить, с чего, собственно, всё началось?
Иногда дело заваривалось нешуточное. Тогда, взбудораженный очередной фантазией Игната, кто-то кидался к компьютеру, кто-то начинал рыться в видеосправочниках.
А каков был его творческий размах! Подобно Мидасу, всё обращавшего в золото, Сличенко везде и всюду находил идеи.
- Вулканическая фаза! Я нашёл! - Так родилась мысль о возведении на месте горной системы Фарсида "Вавилонской башни".
Высочайший пик, имеющий основанием поверхность, площадью с земную Австралию, высотой - около пятисот километров, где на вершине должен был находиться космопорт, - этот проект покинул пределы Марса, достигнув международного исследовательского центра в Пхеньяне. Настолько заманчивой представлялась идея , позволявшая в случае её реализации добиться существенного, на несколько порядков, удешевления космических запусков с Марса, что многие горячие головы кинулись с обращениями в различные финансовые фонды, и на бумаге родился план создания гигантского концерна по осуществлению проекта, который теперь именовался почему-то "Проект Смитсона - Мильденбаха".
- Эх, а какой момент всё-таки упускаем! - мечтательно говорил
Игнат, - горные кряжи Марса... Сейчас это - базальтовое тесто! Направить вулканический процесс в нужное русло, и ...
Ему было плевать на заключение какой-то там геологической комиссии, сумевшей, к вящей радости колонистов, которым предстояло жить в будущем на Марсе, доходчиво и наглядно разъяснить, какие тектонические несчастия ожидали бы планету, имей она на своей поверхности геообразование подобных размеров и массы.
- Тут тебе не Большие Васюки! - Внушительно вещал ему после этого случая начхоз базы, он же библиограф терростроительства на Красной планете, рослый, бородатый и нелюбезный к фантазёрам Савельич.
Но Игнат был неутомим. От убеждений, что Марс просто обязан иметь нечто такое, своё и особенное, отличающее его от Земли, - никто не мог его отговорить.
Вот и теперь, из-за очередного "а если?..", в пылу спора, Трофимов не сразу прислушался к вызовам Патрушева, а сам Игнат умудрился выдать на марсоход старые координаты, - с места последней разведочной стоянки.
Хорошо ещё, Патрушев оказался тёртым калачом и, наплевав на инструкции, рванул марсоход по прямой, пользуясь пеленгом. Скорее всего, именно это спасло их жизни.
По обеим сторонам Тропы Тора, где вела разведку группа Трофимова, ветвились трещины и разломы, уходившие до самого горизонта, где в ясную погоду можно было увидеть высокую стену - край Долины Маринер.
Саму Долину, если бы существовал приснопамятный "пуп земли", можно было сейчас смело именовать пупом Марса. Потому что именно здесь, в экваториальной области, находился марсианский центр терроформирования.
Словечко, изначально происходившее от терры, - земли стало быть, настолько прижилось, что на лингвистику все давным -давно махнули рукой. Ну, а если посудить - ведь и вправду планета приспосабливалась под земные стандарты. Чтоб ночью, значит, не минус сто двадцать с хвостиком, где никакие белые медведи и пингвины не сдюжат, и кислорода - не эмпирическое присутствие, а так, чтоб дышалось полной грудью!
Розовые облака уже не клубились перед рассветом вязким студнем, а изредка даже могли теперь всплакнуть скудными дождями. Всё менялось... "Мы будем здесь жить!" - кричал на все окрестные долины и каньоны пластиковый щит с аршинными буквами над козырьком центра. Вот, это самое обещание и оплакивали марсианские облака...
Марсоход наконец доковылял до шлюзовых ворот ангара, уткнувшись широким лбом в полоску финишира, и вскоре вся троица выбиралась наружу. Патрушев - хмурясь и кривя в недовольстве губы, Трофимов - согнувшись в три погибели, стирая липкую слюну с подбородка. А кое-кому всё было нипочём: Сличенко спускался по трапу легко и непринуждённо, словно только что сходил на недалёкую поляну по грибы.
Младший техник транспортной секции, вечно дребезжащий кляузник Ерофьев, лишь присвистнул, оценив объём предстоящего ремонта, и тут же попытался скрыться в тоннеле выхода.
- Эй, стой! Ты куда? Стой, тебе говорят! - пытался вернуть его Патрушев, но не успел. - Ну, всё. Сейчас настучит начальству. Приврёт разве что самую малость - этак раза в три...
С этими словами водитель, сокрушенно покачав головой, принялся чиркать в планшетке, заранее готовя объяснительную на случай головомойки.
- Стоит ли печалиться? - подал голос Игнат, выглядящий донельзя счастливым, перехватив своего шефа под руку.
- А что же мне - радоваться? Машину покалечил... А, ну вас, научников! -
уныние водителя стало ещё заметнее, - Ничего вы в жизни не понимаете, только пыжитесь, да словечками мудрёными играете!
- Считай, уже доигрались! - утешил Игнат, уводя изображающего крайнюю
степень глубокомыслия Трофимова под свод тоннеля.
- Это ещё как - доигрались? Что, тоже у себя там что-то попортили?
- Не попортили, Серго. Нашли мы. Понимаешь? Нашли!
- Да ну? - водитель разом забыл про сломанные опоры марсохода.
- Что? Не верится? Вот и я сразу не поверил. Да вот, хоть Трофимова спроси. Он соврать не даст.
Трофимов соврать не дал, но и ясности не внёс, - предпочёл отмолчаться, высматривая куда бы вывернуться в последний раз наизнанку в только что вымытом ангаре.
Но всё это было сущей правдой. То самое место, - "Вход", как оно было теперь обозначено на картах, они нашли...
За долгожданное проникновение в обширный водосодержащий слой льда вся троица удостоилась небывалой роскоши - ящика контрабандного пива, в котором местная братия - бурильщики, научники, терросапёры и прочий персонал испытывали острую для организма нехватку.
Ящик прибыл в кают-компанию уже распечатанным, потому что одну бутылку сразу же конфисковал Савельич, начхоз, - за порчу инвентаря! - как он мотивировал. По бутылке досталось троице, остальное на глотки измерила шумная ватага научников.
Дело было за малым. И Савельич, предусмотрительно разбавив янтарный напиток чистейшим медицинским спиртом, в запале пообещал, что едва Долина Маринер станет первым морем, - настоящим, не каким-то там лунно-кратерным, уж он-то по ящику на каждого - в лепёшку разобьётся, но добудет.
- А что, если, - привычно начал Игнат, - резервуар Долины соединён с другими близлежащими пластами льда, наподобие земных нефтяных бассейнов? Такое ведь очень даже не исключено! Тогда, получается, одним махом мы призовём к жизни уже не море - целый Океан. Как быть?
Савельич, даром, что уже навеселе, осознал, что при таком раскладе можно ящиком на брата не отделаться, и поспешил ретироваться.
- Да ты хоть бутылочку-то вылакай, а после летай к облакам. - Нарушив пиетет празднуемого события ответил начхоз, нетвёрдой походкой удаляясь в сторону медицинского склада, не иначе - проверять уровень влажности.
При том Савельич явил всем широченную спину. "Дикси! Я сказал!" - говорила за него эта спина.
И никто не заметил, как задумался над чем-то, замер, застыл истуканом Игнат, в глазах которого вдруг заиграли такие золотые огоньки, что хоть за ведро хватайся - подожжёт!
Очередное "если" застряло в голове у помощника-лаборанта Игната Сличенко. Накрепко засело. Не вышибешь!
...Первыми заметили неладное орбитальщики, совсем заскучавшие на подращивании озонового слоя, который изначально в двести пятьдесят раз был тоньше земного.
- Эй! Что там у вас творится? - взывал динамик в диспетчерской голосом Палеева - командира орбитальной станции "Аляска".
- Да вот... Научники море изготовили, - с грустью отвечала Светка-диспетчерша, давно и безнадёжно влюблённая в Палеева, и потому мечтавшая о других разговорах. - А что?
- Тут у нас чертовщина какая-то на спектрометрах выходит... А ну-ка, Светик, соедини меня с Трофимовым.
Но Трофимову было не до вызовов орбитальщиков. Угрюмый и молчаливый, как тогда в брюхе марсохода, он бродил вдоль кромки новорожденного моря, бесцельно пиная перед собой ногами камешки. Ветер рвал с водной поверхности клочья белой пены и разносил её далеко вокруг. Рядом суетился Патрушев, в руках у которого оказалась большая алюминиевая кружка, а чуть поотдаль, у БэПэЭл - Большой передвижной лаборатории, ревел басом могучий Савельич.
- Это что же теперь? Везде - такое?! - ответ, по-видимому, оказался утвердительным, и рёв усилился вдвое, - а какому болвану доверили каталитический синтез?! Я пять лет чёртову банку-аквариум берёг на такой вот случай! Кто это был?
- Игнат Сличенко. Кто же ещё? - тоненько пропищал Ерофьев, мелко потирая руки.
- А-а-а!! Убъю!! Только покажите мне этого недоделанного Менделеева! - и грузной рысцой двинулся в сторону Центра.
Вскоре прибыл посадочный модуль с "Аляски".
- Хоть определили точно, что же у вас в итоге вышло? - спросили у Трофимова орбитальщики.
- А чего тут определять? Пиво...
- Как пиво?
- Вот так! Запах чувствуешь? Настоящее! Мне "Оболонь-Премиум" напоминает...
- И что - градус имеет? - неудачно пошутил кто-то.
- Да уж не меньше пяти, - задумчиво ответил за замкнувшегося Трофимова Патрушев. - Настоящий тебе "Премиум". Будешь? - и тут же протянул шутнику кружку.
- С ума сошел!
- Наверное...
Голоса присутствующих на берегу звучали тихо, лица были серьезны, брови нахмурены. Но глаза...
"Мы будем здесь жить!" - горели целый день огромные буквы, пока не зашло солнце.