Гирлянова Ирина Вениаминовна : другие произведения.

Стихи о войне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   Ирина Гирлянова
  
  Письмо с войны.
  
  Прошу тебя, -
  думай о прошлом.
  Прошу тебя, -
  знай обо мне.
  Я - ниточка, малая прошва
  на вашем живом полотне.
  Не рвись на гранитные плиты
  и слезы напрасно не лей.
  Мы общей
  судьбою повиты
  на нашей костлявой земле.
  Прошу тебя, думай об этом,
  когда на пороге стоишь.
  Ты - веточка,
  Ты - эстафета.
  Ты многое можешь, малыш.
  А я у какой-то дороги
  остался
  на этой войне.
  Прошу тебя,
  думай о многих.
  И что-нибудь знай обо мне.
  
   Солдат.
  Рвануло вверх
  и вывернуло ёлки.
  Окоп накрыло
  гаревой волной...
  Потом ему сказали:
   - Что осколки!
  Всё ерунда,
  раз главное - живой!
  Обязан выжить.
  Умирал, а выжил.
  Неистребим,
  как собственно народ.
  Вовсю гнездятся
  ласточки под крышей,
  зелёный дождь
  над пашнями идёт.
  Но вот теперь
  война его догнала.
  Расчетлив
  и безжалостен свинец.
  На целый танк
  хватило бы металла
  лишь из одних простреленных
  сердец.
  Проходит время.
  Что же в этом толку,
  листать его
  до нашей тишины?
  Но убивают
  до сих пор
  осколки
  солдат, давно вернувшихся
  с войны.
  И сколько их,
  по далям, по погостам,
  по городам
  у вечного огня,
  молчат уже
  торжественно и просто,
  и с фотографий
  смотрят на меня!
  
  Старики.
  Их рано списывать в запас.
  Мы память не в архивы сдали.
  Они проходят мимо нас
  под мелодичный звон медалей.
  Им этот звон под свист и гул
  и не мерещился когда-то,
  там просто каждый воз тянул
  походной лямкою солдата.
  Осталось их - наперечёт.
  Года их тоже не жалеют.
  Жизнь речкой быстрою течёт,
  бока у берегов мелеют.
  И как бы мне понять успеть,
  что так заведено на свете:
  мы - чьи-то внуки, чьи-то дети -
  не просто сами по себе!
  Что есть и у большой реки
  исток её речного детства...
  А корни - наши старики -
  крепки. Куда от них нам деться.
  Они из-под руки глядят
  порой с надеждой безответной.
  Не всем ходить по площадям.
  И раз в году - поймите это.
  ***
  Поздно или рано,
  через много лет
  станут ветераны
  песней на земле.
  Станут журавлиной
  памятью вдали,
  горечью калины
  на краю земли.
  Узловаты руки,
  неизбывен труд.
  Старики
  к братишкам
  к молодым уйдут.
  Станут в строй, как надо,
  годные вполне,
  с теми же, кто рядом
  пали на войне.
  Жили, как сумели.
  Дали, что смогли.
  В память
  не с постели,
  а с войны ушли.
  ***
  Пара ивок под балконом,
  кот запутался в траве...
  Бабка старая Матрёна
  доживает долгий век.
  Во дворе скрипят качели,
  а зимой скрипят снега...
  Не при детях, не при деле,
  при болячках и долгах.
  От хорошей жизни, что ли ?
  Сожжена живая нить.
  Про поломанную долю
  не с кем ей поговорить.
  Только внук соседский, Сашка.
  Только фото на стене,
  порыжелая бумажка,
  и проклятия войне.
  И на джинсовых влюблённых
  потому глядят окрест
  пара ивок под балконом,
  со скамеечкой подъезд.
  ***
  Ругались бабки
  на базаре.
  Они друг другу
  всё сказали.
  Всё, что могли
  и не могли.
  И, плюнув,
  по домам пошли.
  Там, в старых хатках,
  под "кукушкой",
  сидели молча
  две старушки.
  У каждой
  кошка и комод.
  У каждой
  вдаль
  который год
  смотрело фото
  со стены...
  И кто-то не пришёл с войны.
  
   В госпитале.
  Спектакли и кулисы неуместны.
  Беспомощны актёры и шуты.
  Любое сердце пригвождает к месту
  бессмысленность больничной пустоты.
  Но этот взгляд, -
  мне не проснуться, что ли?
  Нет, не родиться
  и не сметь, не жить!
  Глаза - такие детские от боли,
  и голубые от высот души.
  Рассказывали и не рассказали
  вплоть до зимы, до зноя января,
  где сгустки жизни с тихими глазами
  со мной бескомпромиссно говорят,
  где зреет память глубже и бездонней,
  где пепел чёрен на живых губах,
  где две ладони - это две ладони,
  а не одна безрукая судьба.
  Я - замолчу.
  Мне стыдно быть второю.
  Бывает первым стыдно за себя,
  за дармовое медное здоровье,
  за празднолобых, взбалмошных ребят,
  за все часы безделья и шатанья,
  за то, что кто-то должен убивать...
  От мертвых откупаются цветами
  и говорят красивые слова.
  А если - так, соседствуя с глазами,
  в которых годы разметали снег?
  Я - не смогу войти со словесами.
  Я не смогу. И вы поверьте мне.
  И разве время вылечит? - Залечит.
  Хотя бы в этом, лекарь, помоги,
  когда ложатся тяжестью на плечи
  давнишние сыновние долги.
  И, может быть, поднимутся забрала,
  развеется давлеющая грусть,
  когда детишек нянчат генералы
  и им стихи читают наизусть.
  ***
  Я столько знаю о войне,
  что против острых ощущений,
  "долгов", наущиваний, мщений
  в чужой и собственной стране.
  История - живёт во мне.
  Мне часто снится: я бегу,
  а за спиной - щелчок затвора,
  сплошные стены и заборы...
  И я проснуться не могу,
  и задыхаюсь на бегу.
  И смерть - качается в глазах.
  И жилка бьётся тонко-тонко...
  Там предвоенные девчонки
  рождаются уже в слезах,
  там, много лет тому назад...
  Шла непосредственность босая:
  чужие дяди - "пух" и "пых"...
  В тот горький год, её спасая,
  спасли меня... А остальных?!
  И сколько, мама, было их?
  В тьме предрассудков и знамений
  не разуверившись вполне,
  провалы в недрах поколений
  в вину поставим ей, войне,
  чтоб проклинать её вдвойне
  от неродившихся детей
  и тех, кого в огне сгубили...
  Какой нелепой, глупой силе
  под силу шастать в темноте
  незнающих про годы те!
  Я - весь народ в себе ношу.
  И память - общую, как воздух.
  И это до того серьёзно,
  что этим с детства дорожу.
  Я здесь живу и здесь дышу.
  Как не понять, что в той стране,
  где не найдётся хаты с краю,
  я - столько знаю о войне!
  Хоть ничего о ней не знаю.
  ***
   В.Г.Калиниченко
  
  Записано ли, нагадано -
  но не позабыло нами.
  Прабабушкиной лампадою
  горит родовая память.
  C Заречной, а может, с Вербенки
  мальчишек я вижу снова,
  заложников сорок первого
  из 1-го и 2-го.
  Там, в городе исковерканном,
  в горчайшую эту осень,
  Вам было лет семь, наверное.
  От силы - годочков восемь.
  Хоть время проём завесило,
  но помнится, как вчера:
  звереют от крови "мессеры",
  невинная детвора
  затравлена самолётами...
  Поныне кричит в душе
  надрывно-высокой нотою
  охота на малышей.
  Осталось из одноклассников
  лишь трое из десяти...
  Недоданы дни и праздники.
  Изборождены пути.
  Расстреляно поколение.
  Дай бог, чтоб среди дорог,
  свидетелем обвинения
  дошёл хоть один из трёх.
  ***
   09.05.1985.
  Все чаще в зеркало глядеться,
  морщинки тщательней считать
  и перегруженному сердцу
  не предъявлять свои счета;
  и день за днём,
  и год за годом,
  взбираясь в двадцать первый век,
  болтать о фильмах, о погоде,
  и меньше думать о себе.
  Я доживу.
  Мне будет сорок -
  тысячелетие сменю,
  в котором...
  Было всё в котором.
  В нём пол-себя похороню.
  Пусть время длится или мчится,
  когда, довольная вполне,
  перелистну ещё страницу
  и не погибну на войне.
  
  ЖЕНСКОЕ.
  Сыновей не успели родить.
  Догорают оплывшие свечи.
  Можно в голос, по-бабьи, завыть.
  Говорят, что от этого легче.
  А надежда зашита в свинце,
  припорошена пылью дорожной.
  На мальчишески-милом лице
  всепрощающе невозможна.
  Оказалось, что жизнь коротка
  и ущербна на женском бессилье.
  Эту боль перемелют века,
  где пронзительнее голосили.
  А любимый мой сдал наперёд
  самый главный и важный экзамен...
  Твой племянник навстречу идёт
  и смеётся - твоими глазами!
  Как споткнулась... Минута - долга.
  Зря природа во всём равновесна.
  И на танцах стоят в уголках,
  замирая, девчонки-невесты,
  и всё дальше уносится круг,
  подрастают и тянутся дети...
  Я слезинку украдкой утру,
  и никто ничего не заметит.
  ***
  Не видавшим войну -
  не писать о войне.
  Знают истину лишь очевидцы.
  Но живучая кровная память
  во мне воскрешает далёкие лица.
  И не только во мне
  этот колокол-боль.
  И не в этом, ведь, собственно дело.
  Я солдатское сердце
  прикрою собой,
  чтоб осколком его не задело.
  Сколько ж можно ему
  умирать, воскресать,
  каждый раз
  разрываясь на части...
  Настоящие -
  нет, не мозолят глаза
  обездушенным словом "участник".
  Сотрясая замызганной книжечкой дом,
  чтобы вырвать мизерную льготу,
  ходит резвый "участник",
  ругаясь при том,
  как иные идут на работу.
  Мы живём,
  очерёдность сурово блюдя.
  Воевали - недовоевали.
  Начинайте - с себя.
  Начинайте с себя,
  оглядев обороты медалей.
  Где же чаша весов,
  где же мера души,
  где соседствуют совесть и жалость?
  Время лечит,
  но так же бесстрастно крушит,
  как калечило и обижало.
  Отодвину завесу прокуренных дней
  от чистилищ недавнего года
  и солёную правду
  расплавлю в огне
  предпоследнего горя народа.
  ***
  И руки - вниз.
  И силы - на исходе.
  Одна межа - чужое и своё.
  Поставлен крест
  на праве, на свободе
  и полумесяц -
  на рубцах её.
  Есть государства,
  есть у них границы,
  есть языки, цвет кожи, города...
  Вглядитесь в лица -
  не найдёте в лицах,
  в людских глазах
  звериного следа.
  Убийцы - вдруг.
  И смерть - почти за счастье.
  Убить - не мучить,
  не пытать, не жечь...
  Христос, Аллах,
  и прочее начальство,
  скажите,
  как же душу уберечь?
  Природа слёзы нам дала,
  чтоб плакать,
  когда ни сил, ни веры - ни черта.
  Когда атака -
  ни к чему атака.
  Когда уже не в силах
  рассуждать.
  Но сталь крепка.
  И многому научит.
  И пепел чёрен -
  ни пахать, ни печь.
  Скажите, люди,
  как раздвинуть тучи,
  скажите,
  как же душу уберечь?
  
  ***
  Мы - избалованные дети.
  Нас долго нянчила земля.
  Она терпела всё на свете
  и всё прощала сыновьям.
  А сыновья - сгоняют тучи,
  разводят чёрные огни...
  А сыновья теперь могучи,
  как будто выросли они.
  Но взрослость не измерить ростом.
  Один небрежный крен руля -
  необитаема, как остров,
  обезображена земля.
  Недоумённо дышат звёзды,
  на млечный берег опершись:
  -Поймите же, пока не поздно,
  какое это чудо - жизнь!
  А мир так мал и одинаков,
  так муравейно разрешён!
  Под ядерно-библейским знаком
  Инстинкт рождения смешон,
  когда немеют континенты,
  когда вода и воздух - яд,
  и короли и президенты
  об этом только говорят.
  Когда в заокеанской дали
  гремя развалинами лет,
  не перелили на медали
  всеядность золотых монет...
  Кому-то хочется и жжётся
  под респектабельным враньём,
  и окровавленное солнце
  над мёртвою землёй встаёт,
  где ни былиночки, не злака,
  как после ядерной зимы...
  А мир - так мал и одинаков,
  чтоб разделять на "вы" и "мы"!
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"