Аннотация: В этом фрагменте... Да чего объяснять! Жуть в общем...
Это был не Беккракер
книга вторая: По следу саламандры
часть вторая: Не пойман не волк
Хайд, после того как покинул палубу парома, оставив в полнейшем изумлении беднягу Торнтона, приземлился в припортовых кварталах.
С ним творилось что-то ужасное...
Расправив крылья и вкусив полета, после долгого перерыва, он чувствовал нечто сродни перерождению, перевоплощению.
Его трясло.
Он должен был собрать себя воедино.
Для этого нужно было найти укромное место вовне. Это оказалось нетрудно. Теперь то же самое нужно было тщательно и кропотливо проделать внутри себя, с самим собой.
И совершить внутреннее паломничество.
Традиция учит так поступать, когда ты понимаешь, что уже никогда не будешь прежним.
А значит тот путь, которому ты следовал до сих пор, как бы прям, чист и светел, или наоборот - околен и витиеват не был он, завершился и нужно найти новый свой путь.
Призвать внутри себя того, кто укажет смысл и цель.
Хайд нашел в себе место, где его никто не потревожит, лег на спину, расслабился...
Ну, разумеется, только мысленно.
Внутри себя.
Он должен был найти Луну.
Его знак - Луна - вел его к удаче.
Ему нужен был совет...
Наиважнейший.
Около минуты он визуализировал себя в окружении мягкого голубого света.
Представил себя стоящими на берегу реки.
Ночь, вокруг очень темно и тихо. Небо затянуто облаками. Тишину нарушает только течение воды.
Ночь внутри.
Ночь снаружи.
Пустота внутри.
Пустота снаружи...
Это как при погружении в воду: вода снаружи, вода внутри - в середине - собственно человек.
Он посмотрел на свои руки.
Они были вовсе не страшными. Несмотря на то, что они должны будут сделать, сделают, и будут потом повторять это деяние в его мыслях непрестанно, до конца его дней.
Нет, руки не были страшными.
Они были даже красивы.
Хайд подвигал пальцами, но так, чтобы не напрягались мышцы.
Он пытался двигаться не так, как делал это обычно, а при помощи воображения, или, лучше сказать - взгляда. Как учит Традиция.
Внутренний взгляд способен заменить любое действие и бездействие.
Хайд посмотрел на свою одежду...
О, какой сюрприз!
Он облачен в чёрную мантию. На поясе - маленький мешок и фляжка. На ногах - кожаные сандалии.
Нет, все это не важно, эмоций нет...
Он ищет Луну.
И он пошел к берегу реки.
У берега темнел утлый челн.
Хайд осторожно ступил в него, наклонился и развязал узел...
Нет весла!
Но ничего...
Так и должно быть.
Луна сама приведет его к себе.
Лодку уносит течение.
Хайд лег и стал смотреть на звезды.
Краем зрения он видел тёмные силуэты речного камыша, которые говорили ему о движении.
Лодка слегка покачивалась.
Вода не плещется - она шепчет.
Он не видел перед собою остров посреди реки... Но знал, что остров там. Лодка с тихим шелестом коснулась прибрежной травы и мягко толкнулась в берег.
Он сел.
Студеный туман струился меж стилетов осоки.
Хайд вышел из лодки.
Берег уходил из под ног, так что нужно было держать равновесие.
Как только он ступили на землю, весь остров осветила вышедшая из-за туч полная луна.
Стало прекрасно видно, и он заметил посреди острова небольшую скалу.
В ней есть пещера, уходящая вниз.
Там лабиринт. Но Хайд знает путь.
Чутье, наитие и вдохновение ведут его.
"Мой знак - Луна и Единорог - ведет меня к удаче". - Прошептал он, будто заклинание.
Там - в недрах лабиринта - жилище Лунной Богини.
Лунная Богиня - воплощение страсти, жизненной силы, воображения и памяти. Она знает исключительно всё, поэтому легко поможет любым советом.
Хайд шел в темноте лабиринта в пещере.
Его встретила женщина.
Он знал, что должен хорошо запомнить, как она выглядит, ибо это и есть Богиня.
Но его смущало, что он не может сфокусироваться на ее облике.
Это скверно.
Дурной знак.
Нет пути, нет судьбы...
Нет будущего, если у Богини нет лица.
Этот мир обречен!
Его мир - он Хайд - обречен блуждать без цели и смысла, пока не отправится в мир страданий...
Нечто неотвратимое грядет.
И целого Мира мало, чтобы укрыться от неминуемой беды.
Но Хайд попытался рассеять страх и смятение.
Он должен увидеть и запомнить лицо Богини.
Нужно представиться, задать ей свой вопрос, поговорить обо всём, что следует знать о его жизни.
Попросить её руководства.
Если она разрешит, то можно войти к ней в дом в глубине лабиринта.
Он даже знал, что должно быть потом:
...он вернётся к лодке и отчалит,
...откинется и станет смотреть на полную луну в небе в течение некоторого времени, а затем медленно откроет глаза.
К этому моменту, он уже будет знать, что, разумеется, богиня, которую он сейчас видит - это его Внутренняя Луна, а не какая-то внешняя сущность.
Что он сам говорит за Богиню, но на этот раз в её лице не станет себе врать и честно ответит на любой вопрос, так как всегда знает ответ, но боится себе в нём признаться.
Но для этого ему нужно увидеть, как она выглядит, а этого он никак не мог.
В этот момент над Хайдом замаячило черное лицо в ореоле светящихся волос.
Хайд пришел в себя.
Хайд осознал, что сидит на корточках в закутке недоступном потоку дождя у стены в темном переулке.
Одинокий фонарь на углу подсвечивал голову отвратительной оборванной старухи, склонившейся над ним, заставляя светиться ее седые космы.
- Кто-то тут у нас? - прошамкала старуха, вращая одним глазом.
Второй глаз оставался неподвижным и бельмо смотрело куда-то в сторону и вверх.
- У нас тут эльфеночек! - обрадовалась старуха.
Хайд был все еще голым, обнимая узел с одеждой двумя руками.
Как она его назвала? Эльфом? Ну да... Северные края все еще близко.
- Эльфенок! - повторила старуха и, захихикав, потрогала его за колено.
Это прикосновение окончательно вернуло Хайда к реальности.
Он брезгливо отдернул колено.
И все же когда он осознал, что это просто безумная старуха - ему полегчало.
Было бы ужасно, окажись этакая физиономия с парой торчащих навстречу друг другу зубов меж увядшими губами - ликом богини Мун.
- Где я? - глупейшим образом поинтересовался Хайд.
- В мире людей, бестия воздуха, - захихикала весело безумная старуха.
Ответа гаже этого Хайд не получал еще ни на один из вопросов своей жизни.
- А ты кто? - Хайд, сам себе удивляясь, видимо решил поставить личный рекорд по количеству и степени нелепости нелепых вопросов.
Впрочем, от ответа старухи зависело многое.
Возможно, Хайд накликал ее своим неудачным внутренним путешествием к Лунной Богине.
Во всяком случае, старуха пыталась разговаривать с ним, сообразуясь с Традицией. Так как предписано общаться с волшебными существами.
Может быть, по правде говоря, его медитация была тут и ни при чем вовсе. Старуха выглядела очень древней. И когда разум мутится - Традиция, - впитанное с материнским молоком и развитое друидом знание - единственное, что остается тогда в человеческом разуме, что удерживает контакт с миром и другими людьми.
- А не меня ты искал и призывал? - захихикала старуха.
- Не думаю...
- Маленький, молоденький эльфенок! - похоже, безумная забавлялась от всей своей помраченной души.
- Что мне в тебе? - изумился Хайд.
Он действительно, чего уже давно не было в его жизни, ощутил себя маленьким эльфенком.
Он так давно сознательно и бессознательно гнал от себя свою природу фейери, что привык ощущать себя вполне зрелым, вполне взрослым человеком.
Именно человеком он мыслил себя, но не фейери. Уродливым человеком, исполненным тайны происхождения, человеком зрелых лет и богатого опыта, но не молодым и полноценным фейери, которым был в действительности.
- Ты хотел прознать сокрытое и кликал беду, домогаясь той, что не дает ответов, но указывает путь. - Не то подкашливая астматически, не то хихикая через каждое слово, сказала старая карга, - а когда так поступаешь, всегда призовешь из за той стороны такого же, кто гневит Исса, вопрошая о невозможном.
- Это ты что ли? - обалдел Хайд, уже решивший было, что его не сможет удивить ничто на этом свете.
- Я, эльфеночек, - старуха заперхала смехом, и брызги не то дождя, не то жидкой мокроты полетели в лицо Хайда.
- Ах ты... - Хайд без труда припомнил и выдал весь неприглядный набор выражений из своей не безоблачной юности, столь присущих грязному переулку припортового квартала и служащих для несправедливого оскорбления человеческой природы, женского естества и поругания мироустройства.
- Вот ведь бестия из поднебесья, - обрадовалась старуха, - как завертывает. Как выводит гладко. И в молодости бы не упомнила, что за чем растыкал, а теперь уж до смерти буду вспоминать и радоваться.
Мерзопакостная карга сделалась на мгновение чуть более симпатичной. Хайду польстила высокая оценка его сквернословия, к которому он не прибегал давно.
- Тебе сколько зодиаков минуло? - поинтересовался он, между прочим вспомнив, что как фейери может позволить себе покровительственный тон даже к очень пожилому человеку.
- Когда мне исполнилось двадцать, я научилась скрывать свой возраст, - сказала старуха, не переставая веселиться, - и поклялась делать это до конца дней.
- Женщина! - сказал Хайд с укоризной, - неужто ты ни разу не проговорилась хоть случайно, хоть обиняком?
- Многие думают, что женщины не могут хранить секреты. Но это не так. Если я могла не открыть никому, сколько мне зодиаков в течение ста шестидесяти лет, то значит, еще года три я смогу сохранять эту тайну.
Да, она была довольно стара, но не настолько на сколько выглядела. Даже если она не обсчиталась на десяток лет - ей сто восемьдесят...
- И что за гнусность, на старости лет, ты хотела испросить, призывая фейери? - совершенно искренне заинтересовался Хайд.
Он распрямился и раздумывал одеться или прежде найти место посуше.
Впрочем - едва ли такое место он смог бы найти. Навесы и ангары порта он перелетел, а здесь не было помещения, куда можно было бы войти голышом, дабы обсохнуть и одеться, даже человеку, не то, что крылатому.
Хайд поймал себя на своеобразном раздвоении.
Удивительно и ново, но он думал о старухе одновременно с точки зрения человека, барда и сочинителя, и фейери.
Да, она была очень стара и погрузилась теперь в вымышленный мир, в котором иносказания Традиции, как и в детстве, воспринимаются буквально, обретая чудесные черты волшебной сказки.
И еще - она была очень эгоистичной женщиной.
Наверное, в период зрелости она являла собою тот исключительный, но распространенный образчик вездесущей тетушки, которой до всего есть дело, которая успешно придает каверзному любопытству к приватной жизни людей, видимость участия и сочувствия. Но в действительности именно благодаря износостойкости пищеварительного тракта и полной душевной черствости оказываются законсервированными от старения на много поколений.
Однако в старости люди часто приходят к переоценке пройденного пути. И осознание того, что жизнь прошла впустую: "ни с чем пирог" - может стать серьезным шоком, который пошатнет и самый стойкий к переживаниям разум.
Продолжительность жизни людей Мира около ста сорока лет. Причем старостью считается возраст после ста двадцати. Однако немало встречается энергичных и бодрых стариков, разменявших и полторы сотни лет.
Фейери живут куда дольше. Сколько именно никто толком не знает. В пять раз дольше, чем люди? Возможно.
Чего же она может попросить у фейери? Второго шанса, дабы совершить все те же немногочисленные глупости, что совершила за долгую жизнь гораздо раньше, чтобы осталось время для совершения новых. Вот что.
Если жизнь прошла впустую - никакой компенсации не предусмотрено.
- У меня есть кое-что для тебя. - Проскрипела старуха, как ей, очевидно, казалось, исключительно воркующим голоском.
- Что ты можешь мне предложить? - Хайд окончательно вошел в роль мифологического существа наделенного теми качествами, которыми ему полагалось обладать в волшебной сказке.
А когда понял - обомлел. Кусок бумаги был копией письма на камне. Это был огам - тайное письмо друидов.
Друиды никогда не пользовались письменностью для передачи последующим поколениям своих знаний. Но это вовсе не значит, что письменность как таковая была им не известна. Они просто не употребляли ее для архивирования и запоминания фактов.
Священные тексты согласно Традиции должны передаваться изустно.
Древнее письмо друидов, наложившее отпечаток и на современную письменность было иное.
Сама природа огамической письменности препятствовала записи сколько-нибудь пространного текста и любому быстрому чтению.
Трудность, связанная с беглым чтением понятна, если только взглянуть на структуру огамического письма.
Огамический алфавит состоит из набора прямых и наклонных черточек и точек, расположенных поперек воображаемой или реальной прямой линии и по обеим ее сторонам.
У северных друидов она носит название flesc "ветвь", у южных river "река".
В позднем огаме основная линия обычно проводилась горизонтально, направление чтения - слева направо. В истинно же огамических надписях на камне основной линией служило острое ребро камня, специально обтесывавшегося для этой цели в форме грубого прямоугольника.
Черточки высекались, вырезались или вырубались на соответствующих плоских гранях по обеим сторонам ребра.
Направления чтения - снизу вверх и, если этого требовала длина надписи, через вершину сверху вниз.
Буквы огама имеют форму стилизованных ветвей и разветвленного русла рек. В последствии огам органично вошел в орнамент друидов.
Однако утверждение, что огам не служит для написания пространных текстов весьма преувеличено. Другое дело, что огамические тексты никто не читает. Они воспринимаются подсознательно, при взгляде на орнамент, в который вписаны.
Собственно, когда мы говорим "орнамент друидов" - мы подразумеваем "огам" - символику понятную и воспринимаемую, как послание всяким, кто изучал Традицию.
Хайд знал эту письменность, как и всякий изучавший Традицию, но разбирать написанный ею текст было ему непривычно.
Некоторое время он тупо всматривался в знаки, вспоминая.
Потом сообразил, в какой последовательности их надо читать.
Это был очень древний огам.
Бумага частично восприняла и непростую геометрию камня, и ребро главной линии - водораздела.
Хайд воочию представил себе этот каменный клык, торчащий где-то из травы на каком-то из священных холмов.
Представил себе и того, кто обернув камень бумагой копировал надписи, водя углем и лаковым тампоном, озираясь воровато ибо его занятие было по меньшей мере предосудительным. Ведь если священный текст нанесен на камень, то он и должен оставаться вместе с камнем в месте силы.
Камень оберегал какую-то территорию, отгонял от нее или же заманивал.
Много таких камней, оставшихся со времени Песни, торчало тут и там в лесах и полях.
Все кроме друидов старались отводить глаза, столкнувшись с письменами.
Текст гласил:
Спроси любого:
"Что есть центр Мира?!"
Но всякий ответит на свой лад.
Путь освещает его взгляд.
И только то, что освещено
увидеть ему дано.
"То место, где я сейчас стою. -
Отзовется воин в строю. -
Горм кли - под панцирем - это я
Центр там, где душа моя.
Ответ Лорд-мена:
"Это - клехе, центр дома.
Очаг и моя семья.
Горм кли - клехе - я".
Скажет Лендлорд или Друид:
Центр Мира там - где Биле стоит.
Под древом священным богов
Души предков находят кров...
И только фейери даст ответ,
Что центра Мира нет.
Сам эльф один и его народ
Ищут забытый потерянный вход...
Текст обрывался на этом.
И незаконченность его отозвалась острой болью в могучем истерзанном сердце фейери.
- Откуда это? - дрогнувшим голосом спросил Хайд.
- Был камень, - замотала головой старуха, зажмурившись и стиснув рот, так что одинокие зубы вдавились в запавшие губы, - теперь нет, - она то ли мучительно пыталась вспомнить, то ли старалась немедленно забыть то, что вдруг вспомнила.
- Где?
- Ты хотел узнать о пути. Я принесла тебе то, что осталось от камня. Ты должен дать мне то чего просила я. Так велит Традиция!
Хайд понял, что должен дать ей то вымышленное, иллюзорное счастье о котором мечтал ее помутившийся разум.
Хайд всерьез почитал себя недурным сочинителем. И знал главную тайну этого ремесла: сочинитель престает быть юным вдохновенным графоманом тогда, когда сам, без посторонней помощи осознает, что он умнее плодов своего вдохновения и понимает, что нужно либо всерьез учиться этому, либо престать смешить людей самими потугами на творчество.
Делать в этой жизни нужно только то, что умнее, и чище, и светлее тебя самого. Только это и есть критерий того, что ты занимаешься делом, которому предназначен. Все остальное - недостойно.
Но несколько раз в жизни он оставлял призвание - бросал дело, которое считал еще вчера предназначением и начинал сызнова, с овладения новым ремеслом, доведения мастерства до совершенства и полной свободы самовыражения.
Теперь же смысла в его жизни уже не наблюдалось.
Он больше ничему не был предназначен.
Да и существовал ли он?
Каждый фейери до тех пор только и существует, когда слышит в душе своей отклик других фейери. Хайд был один - а значит - потерял себя.
Но если нет смысла в жизни, то должен же быть смысл в смерти.
- Ты хотела второй жизни, - сказал он без тени сомнения в голосе.
- Новой, а не второй...
- Ты получишь ее.
- Да! - старуха на мгновение обрела ясность во взгляде, и сомнение сверкнуло в ее глазах страшной догадкой.
Увы, даже самый безумный мечтатель, на пороге осуществления мечты способен вернуться в юдоль здравого смысла, ибо жить мечтой - одно, а оказаться перед реальностью ее осуществления - совершенно иное.
- Ты проживешь новую жизнь, - сказал Хайд.
Он прикоснулся ладонями к лицу старухи.
И заговорил, вводя ее в транс.
За короткое время он заставил ее пережить всю ее жизнь такой, какой она помнила ее, но по-новому, так, как она рисовала себе свою другую жизнь, в диких, безумных мечтах.
Она пережила все, что хотела пережить, но чего никак не могло случиться с ней в реальности.
Хайд мог только догадываться о том, какие видения вызвал в ее угасающем сознании.
И он резко повернул ее голову от себя.
Хрустнули шейные позвонки.
Без вздоха и стона, все еще находясь в чудесном новом мире и уже покидая всякую реальность, старуха мешком рухнула к его ногам с неестественно заломленной назад головой.
Эльф выполнил предписанное Традицией.
Старуха хорошо подготовилась к этой случайной встрече.
Возможно, она и держалась за жизнь из последних сил, только надеждой на встречу с фейери.
Теперь ее мечта сбылась.
И она честно расплатилась за ее осуществление.
Теперь и Хайд обрел смысл не в жизни, - но в смерти.
И он знал, как должен умереть и чем заняться, чтобы смерть была такой, как нужно.