Топ. Топ. Топ. Как же можно так заблудиться и потеряться? Я совсем не помнил, что со мною было, перед тем, как я оказался на этой улице. Помню Магазинчик Масок. Помню, как открыл дверь в заднее помещение магазина и отлично помню, что я туда не входил. Потому, что там была белая пелена, а я плохо переношу ее. Потом еще я помню ресторан. Мишель... над чем-то мы с ней хохотали. Хорошая она девочка...
Индикатор.
Автомобиль на параллельной улице.
Но этого не может быть! Ведь я оставил машину...
А потом я не мог ехать! Проклятая примочка Новы! Но меня кто-то выручил?
- Послушай-ка, - сказал я, - индикатор показывает, что автомобиль на параллельной улице.
Это было странно. Автомобиль не мог быть на параллельной улице. Что-то не так. Кто мог перегнать автомобиль от ресторана сюда?
- А давай через верх?
- Не понял...
- Ну, через... - Она пояснила жестом.
Выходит так, что имеет смысл двинуться через крыши домов, поперек улиц. Интересное решение. Я так еще никогда не срезал углы. Определенно, это создание, внесет свежую струю в мое понимание окружающего.
Я задрал голову кверху.
Я посмотрел на переплетение более чем объемных орнаментов на стенах домов. Даже ребенок мог бы вскарабкаться на стену. Это также легко и быстро, как гулять по улице против ветра. Или против... но это долгая история. На самом деле это только так кажется. Человеческий разум никак не хочет учитывать центробежные вектора. Тело адаптируется и перестает их чувствовать. Но они никогда не исчезают и продолжают действовать. В каждом кольце они свои. При перемещении из одного кольца в другое немного чувствуешь дискомфорт - то тебя ведет на сторону, а то словно подталкивает, но корректируешься быстро. Перестаешь замечать.
Человек вообще перестает замечать любые проявления дискомфорта, если не в силах ничего сделать с ними. Логично, правда? Это, как мне кажется самая сильная из адаптивных способностей человека! К любой пакости можно привыкнуть, приспособиться, а иногда, чего греха таить, даже и к делу приставить, научиться использовать себе на пользу.
Но самая-то подлость в том состоит, что центробежные вектора существуют и действуют вне зависимости от того, замечаешь ты их или нет. Даже наоборот - если ты их замечаешь, то и реагируешь соответственно. Ну, а если нет - не замечаешь, то это чревато самыми неожиданными последствиями.
Ученые до сих пор спорят о том, произошли люди здесь самостоятельно или, сволочи, прилетели со звезд и решили остаться. Отношение к векторам - камень преткновения. Ну да бог с ними.
Не об этом речь.
Предложение Джины оказалось чревато неприятным открытием, которое я незамедлительно сделал...
Я подумал: "Значит она из этих..."
Я посмотрел на нее. Вроде бы ничего такого не выдается. При всех прочих... Я хоть и понимал, что ничего такого в человеке не должно быть другого, кроме извилины, какой-то не так повернутой в мозгах.
Она смотрела на меня из-под кудряшки упавшей на лоб и грудь ее под платьицем из скатерти вздымалась. Ходить непривычно ей. Вообще жить без ментального контроля станет трудно.
Нет, она едва ли "из этих"...
В Городе обитало целое племя своеобразных дикарей протестантов, которые пользовались нагромождениями зданий и ущельями улиц в буквальном смысле как горной страной. Карабкались по крышам, что твои мартовские коты. И нравов были этих же - мартовских.
Я с этим веселым народом был неплохо знаком. Любопытный мирок. По земле почти не ходят. Все карабкаются. Эдакие группки кочующих обезьян. Они вне статуса.
- Послушай-ка, подруга, а часто ты вот эдак?
- Как?
Ничего не оставалось, как повторить ее жест - так и эдак - вверх и вниз.
- Я-то?
- Ну не я же...
Похоже, что девушку не так уж трудно озадачить.
Весь ее вид говорил, что когда у мыслителя быстро вертятся шарики и ролики, то у публики от этого кружится голова. Мыслителем был, разумеется, я. А как иначе?
Приходится признать, что вот эти глазки, в которых светится безграничная честность, невероятное доверие Маленького Принца, и недоумение невинности - действительно таковы, каковыми кажутся. Выходит, я погорячился.
Ага.
Угу.
Шестерни моего мыслительного устройства с визгом переключились на другую скорость... (Начинаю оперировать автомобильными сравнениями. С кем поведешься, как говорится, или с чем...) и я опять упустил что-то важное.
Ну, прямо на поверхности лежащее. В нашем с нею разговоре присутствует некое... упустил.
Так или иначе, но сама идея полазить по крышам была актуальна, и даже если не нова, то вполне осуществима.
Я решил быть естественным.
Иногда это не сложно. Учитесь.
- Ты вообще-то умеешь то, что предлагаешь? - изрек я с видом заботливого родителя, доверяющего своему дитяти нести что-то хрупкое.
Разумеется, этим самым хрупким был я сам. Проблема в том, что я панически боюсь высоты. Но этого я не сказал. Скрывать свои недостатки порою важнее, чем прятать козыри в рукаве, или как там это делается... Всегда может получиться так, что недостатки вам демонстрировать не придется. Ну не дойдет до этого дело.
- А что тут сложного?
Милое дитя!
- Вперед! - бодро скомандовал я.
Не будешь же ей теперь про векторы...
Между трусом и храбрецом, как известно, лишь та разница, что один не чувствует страха осознавая опасность, а другой даже не осознавая опасности испытывает то, что мужчинам испытывать не прилично - страх. Все прочие люди находятся между этими граничными условиями. Я - смею заверить без ложной скромности, приближаюсь к верхней границе этого интервала при любых перемещениях по горизонтали и...
Говорят, что страх высоты значительно легче преодолеть, если не смотреть вниз. Чушь собачья! Не верьте. Это придумали те, кто не боится высоты, затем, чтобы затащить вас повыше и перепугать до смерти.
Но я неожиданно придумал изящный способ преодоления этого страха. Смотрите вверх. Особенно если прямо над вами на стену карабкается практически голая девица. Советую проверить. Очень помогает. Возникают дополнительные трудности при восхождении. Чисто технического плана. Но это уже пустяки, право слово.
Когда же мы были уже наверху, стимул перестал оказывать влияние. Я понял, что никакая сила не заставит меня подняться даже на четвереньки. Да что там! Я и ползти не смогу. Пропасть улицы глубиной, каких-нибудь метров двадцать, притягивала меня к себе, словно тяготение увеличилось несказанно.
Джина присела на корточки, возле самого края крыши, и обхватила колени руками. Возле нее в такой же почти позе сидела глумливого вида горгулька. Меня мутило.
- Устал? - Она это сказала с таким искренним сочувствием.
Мне стало стыдно. Но не полегчало. Даже хуже стало. Приятные ощущения работают по принципу поглощения большего меньшим. Неприятные - наоборот - суммируются парциально как давление газов смешанных в одном объеме.
Нужно было ответить.
Не думал я, что так раскисну.
Мне ведь и раньше приходилось гулять по крышам. Иначе откуда, по-вашему, я бы не только смог узнать о группе граждан превративших это в стиль и смысл жизни в купе со способом существования, да еще и составить о них мнение? Только от лазания по крышам в их бесхитростной компании. Эту страницу своей богатой событиями, хотя и страдающей пробелами биографии, я обычно не перечитываю. Неприятная, прямо скажем, страница. Но иногда мне удается успешно преодолевать свой страх. Пожалуй, даже чаще, чем не удается.
- Я не устал.
- Понятно.
Похоже, что ей действительно было что-то понятно.
Говорю же - ее суждения славятся убежденностью! Приятная девушка.
Залюбовавшись этим милым существом, я немного оттаял от леденящего кровь, сковывающего разум ужаса, и попутно отметил по мере потепления в мозгах, что она сидит, угрожающе наклонившись над улицей. Значит центр города - там.
Я ведь оставил машину возле ресторана почти в самом центре. А мы перебираемся в противоположную сторону. Ничего не могу понять!
По направлению к центру Города-Торнадо не виднелись знакомые ориентиры. Ни пирамида комплекса "На экзотических островах", ни шпили башен Улицы Масок. Эх далеко же меня унесло!
Я приподнялся немного и посмотрел в противоположную сторону - туда, куда лежал наш путь.
Ради того, что я увидел, стоило и потерпеть...
Вообще над Городом-Торнадо обычно дымка расходится языками и завихрениями. Небо очень высокое, если смотреть снизу вверх...
А там - в вышине - синева неоднородна и присмотревшись видно, что завивается она чудовищной белесой спиралью, словно Галактика Чертово Колесо вращается прямо над головой и давит, давит на тебя...
Но если смотреть вдаль - над крышами, ведь горизонта здесь нигде не видно, то невдалеке ты увидишь крадущуюся недобро, словно задергивающийся занавес гряду облаков. Часто я мечтал оказаться под этими облаками. Днем их не поймать. Небо ясное, яркое. Солнце слепит. Тень от домов мягка и конкретна. Облака видны лишь к вечеру. Стремительно проносятся они над головой. Словно спешат разобраться по местам согласно штатному расписанию, дабы полностью укрыть небо на ночь.
В этот же момент - никакой дымки! Ясный свет. И такой обзор, что видно в необозримую даль, где рефракция уже начинает шутить свои шутки - перевирая масштабы и увеличивая особо крупные здания до циклопических размеров. Клочки черно-белых облаков, словно следы разрывов зенитных снарядов совсем не мешают смотреть. Только подчеркивают перспективу...
Боже мой! Как он колоссален, этот город! Как он чудовищен.
И самое главное - я впервые воочию увидел, как он вращается.
В это трудно поверить, но я видел вдаль на расстояние не одного кольца, а нескольких. Дальние двигались быстрее. Ближние - медленнее. Это страшно. Это очень страшно, когда дома, небоскребы, златоглавые храмы, вместе с холмами, на которых они стоят, смещаются относительно ближних, как части декорации, а дальние - уже как бесплотные зловещие призраки.
И пунктиры пушечных облаков движутся в разные стороны, сопровождая свои части города. Не в разные, конечно, а с разной скоростью, но, поди ж ты, разбери, что куда движется, когда ничто не стоит на месте!
Может показаться, что закружилась голова. Но это не так. Я видел все ясно. Пронзительно, ярко. Я понял, что колец не существует... Или они существуют, но и внутри каждого кольца все смещается, движется, перемалывается. Как мы этого не замечаем, находясь внизу? Не знаю. Не могу объяснить. Может быть, пока ты находишься внизу на улице, она и не трогается с места, ожидая с нетерпением, когда ты отпустишь ее уйдешь, оставишь ее в покое, чтобы начать смену декораций едва это случится - едва ты повернешь за угол? Не могу сказать.
Я был по-настоящему потрясен.
Те - ползунки - ну, которые лазают по крышам, рассказывали мне, что можно очень редко увидеть такое. Ну, то, что я теперь увидел. Я с ними и ползал по крыше только за этим. Но не видел ни разу. Да среди них немного было таких, что видели сами. Кивали все на кого-нибудь. Типа: "Вот БоБ - он видел. Он даже песню про это написал". Я добрался до этого.
А он тоже не видел. Тоже по рассказам знал. От того и песню про это написал. Будто бы видел. Хотел представить получше. Вроде как пережить. Но сам слышал от того, кто видел точно.
ШаХ - тот точно видел. Он ничего не написал. Он только хихикает. Совершенно сбрендил.
Я добрался до ШаХа. Он пускал слюни. И щипался. Хихикал немного. Святой человек. Никакого от него толку.
Я и бросил мучить себя - верхолазанием и их - расспросами своими. Пусть им, решил. Новая - сугубо местная религия нарождается. Не хуже и не лучше чем любая другая. Впрочем - лучше. Своя. Не привозная адаптация к местным условиям.
Я не поверил им.
Не стал неофитом новой веры.
Я пошел домой тогда.
Вот только к "дури" они меня приучили накрепко. И как же смешно задалось, что через столько времени именно "дурь" сыграла решающую роль в том, что тщился увидеть вместе с этими полусумасшедшими.
- Это же ух ты чего...
Джина виртуоз! Я так никогда не смогу. Этакий, невеликий хитросплетенный клубочек сквернословия, а, сколько чувства в него вложено и - неизменно превосходный результат - все сказано.
И пусть мне сколько угодно твердят искушенные, что крепкие слова не могут быть крепкими доказательствами! Я отсылаю их к Джине.
И я поднялся. Мы стояли, обнявшись и молча, смотрели на то, как вращается это... Как зловеще и величественно кружит вокруг нас Город-Торнадо - дома крались вереницами улиц, фалангами и центуриями кварталов, как стаи хищников по наши грешные души, словно медленно сжимали кольцо.
Более сильных впечатлений я не припомню.
В самую пору начать пускать слюни, хихикать и щипаться. Я даже подумал, было, не ущипнуть ли Джину.
Но не стал.
И подумал, что вероятно никогда не лишусь рассудка, именно потому, что способен думать о женских прелестях не только в такие, но и в более торжественные и ответственные минуты жизни.
Если конечно, я не сошел с ума уже. Прежде. У меня много бзиков. Остается выяснить лишь - какой из них мания. И снова подумал о Джине. Даже прижал ее к себе посильнее.
Катулл практически рехнулся от любви к прекрасной (а как иначе?) римлянке по имени Клодия. Нежно и преданно любил. Ревновал. Терзался. Любил. Ревновал и любил. Терзался и любил. В своих многочисленных стихах, посвященных ей, он симптоматично называл ее Лесбией. Что бы это значило?
Тибулл. Тоже поэт. Тоже римский. Но другой. Лет около трех тысяч назад... Кажется... Сходил с ума от любви к Делии. Здесь другое. Стихи, посвященные ей, исполнены чувства покоя и воспевают некую сельскую идиллию... Прекрасная (снова!) Делия ждет поэта за прялкой. Поэт где-то шляется со своими стихами. Другое. Но - то же самое.
Тибулла и Катулла читал в юности Пушкин.
Я читал Пушкина.
Если выяснится, что я еще в своем уме, то сойду с ума от любви. Это - хорошо. Это мне можно.
Индикатор замолчал.
Отвратительная реальность. Машину я не нашел. Это очень плохо. Этого даже нельзя.
Что это значит? Просто я теперь вне статуса. Лишен всех прав состояния и сослан в забвение. И потерял чего достиг. И что имел не уберег. И жизнь моя теперь не стоит ничего. Все сначала.
Все сначала.
И одновременно мелькнула, совсем уж дурацкая мысль, что мне теперь не нужно заботиться о ремонте.
Тоска-то, какая.
Джина очень милая. Она даже прекрасная, черт меня возьми! И вот она рядом. Она лучше машины. Лучше статуса.
Но, боже мой, какая же тоска, оказаться в этом славном, тысячу раз проклятом городе без статуса. Черт с ним, будь я один. Начну с начала. Но как же этот лисенок? Она же тоже без статуса. И безо всего. Ей самой не начать сначала. А мне не начать сначала вместе с ней. Маленьким Принцам не рекомендуется гулять по пустыне, особенно вместе с удавом, проглотившим слона. Но и удавам - лучше переваривать своих слонов в одиночестве.
О чем бишь я? Ах, да! Выжить любой ценой. Иногда цена неравнозначная, и это огорчает. А толку?
Но ведь и просто выжить еще мало! Следует постоянно и неотступно помнить о дне завтрашнем. Выжить - сегодня - мало. Нужно ухитриться успеть продвинуться на шаг вперед. Похитить у завтрашнего дня инициативу для новой борьбы.
Это почти никогда не удается.
А если удается, то часто такой кровью, которая поглощает все отвоеванное в предыдущей борьбе и на следующем шагу не остается сил и средств, для чего бы то ни было. Вот такая перманентная Пиррова победа.
И никаких триумфальных шествий. И эта подлая ирреальная жизнь наотмашь бьет по морде, да так, что ты уже отброшен назад и все труды, все потуги, усилия на грани возможностей человеческих, летят в пропасть безысходности будней, не оставляя ни отдыха ни срока, на то, чтобы собрать скудеющие силы вместе.
Бег по кругу. Устал. Тоска. Аминь!
Теперь тем более надо двигаться. Иначе город настигнет и раздавит.