Перевод с японского на английский: Жасмин Бернардт
Иллюстратор: Дзю Аякура
Перевод с английского: Гугл, О.М.Г.
ПРОЛОГ
Рассвет ещё не наступил, и пробираться к колодцу во дворе ему пришлось сквозь ночную мглу почти ощупью. Последние несколько дней прикованный к постели, он давно не вставал так рано. Торговый дом, в котором он сейчас жил, наполнили теперь богатые торговцы, но этим утром он вышел во двор первым.
Взяв шест, прислонённый к краю колодца, он проломил намёрзший за ночь толстый лёд. Мучительно ледяной пузырившейся водой он умыл лицо, словно ножом сбривая с него сонливость. Вытирая лицо, он полной грудью вдохнул прохладный воздух, затем посмотрел на звёздное небо и улыбнулся, ощутив себя сейчас настолько освежённым. Затем опустился на мёрзлую землю на колени. Он не нуждался в какой-либо подстилке вроде шерстяного коврика. Страстность его молитвы Богу поможет вытерпеть боль и холод.
Умиротворяющая обстановка всегда побуждала его к молитве. Небо постепенно светлело, и стали появляться ранние пташки среди торговцев. Задержись он здесь, без сомнения, нашлось бы немало тех, кто просил бы его помолиться за процветание своих дел. Было бы совсем излишним снова свалиться из-за этого.
Своевременно завершив дела во дворе, он вернулся в свою комнату и приготовил бумагу с чернилами. Надо было написать письмо, хотя по правде оно уже запоздало. Написать тем двоим, что заботились о нём с детства. Не скрывая подробностей своих путешествий, он написал о неприятной ситуации, в которую, как в ловушку, он угодил со своей спутницей в одном портовом городе. У тех двоих имелась пара острых ушей, новости о таком большом волнении скоро дойдут до них. Узнав поскорей о подробностях, они будут чувствовать себя спокойней.
Тем не менее, он тщательно подбирал слова, стараясь излагать правдиво, но осторожно. Причина была проста: он сейчас заботился о единственной дочери своих покровителей и легко представлял их лица, полные беспокойства за её безопасность.
Он написал, что их дочь, почти достигшая возраста замужества, не пострадала. Упомянул, как её девичья натура проявилась в заботе о нём, свалившемся от переутомления. Добавил, что, оставаясь большой обжорой, себялюбкой и любительницей дразниться, она очень помогла ему как своим мужеством, так и умом. Затем... Его рука вдруг остановилась.
Несколько дней назад во время этой суматохи ему открылся секрет, скрываемый их дочерью годами. Впрочем, её мама уже всё знала, невнимательными оказались лишь мужчины. Её отцу, надо думать, следовало знать это, но перо не трогалось с места. В общем, его дочь любила одного молодого человека - того самого, с кем сейчас путешествовала.
Её отцу могло представляться, что она путешествует с хищным волком. Упомянутый молодой человек, конечно, не имел неподобающих намерений и был уверен, что вряд ли в нём усомнятся, но раскрытие этого секрета может вызвать ненужное беспокойство. Посомневавшись ещё немного, он, в конце концов, решил пока не раскрывать секрет.
Кажется, мы сможем продолжить наше путешествие. Пусть Бог присмотрит за вами.
Завершив этим письмо, он подписал своё имя: Тот Коул.
Он думал дать подписаться и их дочери Миюри, но она, прочтя письмо, непременно попытается изменить его, что сулило кучу хлопот, которых он хотел избежать. Так что письмо было запечатано, а решение скрыть тайну Миюри обременило его чувством вины.
ГЛАВА ОДИН
Когда солнце взошло, громко зазвонил церковный колокол, оповещая об открытии рынка и начале нового дня. Конечно, ремесленники и торговцы занимались своими делами задолго до колокола, но старались делать это незаметно. После колокола уже не нужно было понижать голос или позволять себе лишь просчитывать в голове свои действия. Несмотря на середину зимы окна в каждом доме были открыты, и даже отпрысков знатных семей, слишком много выпивших прошлой ночью, поднимают из их кроватей в это время.
Когда звон стих, Коул закрыл Священное Писание и глубоко вдохнул.
- Миюри! - позвал он, и холмик одеяла на кровати протестующе дёрнулся.
Коул успел было подумать, что она проснётся, но на кровати всё снова замерло.
Он вздохнул и, встав со стула, откинул одеяло, укрывавшее соню с головой.
- Угх...
Под ярким утренним светом серебристый меховой клубок свернулся ещё сильнее. Молодая девушка с волосами странного цвета - вроде серебряных блёсток, смешанных с пеплом, - обнимала тёплый на вид меховой комок того же цвета, звали её Миюри.
Миюри спряталась в вещах Коула, когда он ушёл из купальни, в которой проработал пятнадцать лет, и вообще покинул деревню горячих источников и купален - Ньоххиру. Теперь эта девушка дрожала и закрывая голову руками от яркого утреннего солнца. Такую картину ему часто приходилось видеть ещё в купальне.
- Холодно...- укоризненно проговорила девушка, вжимаясь лицом в матрас.
Коул видел её звериные ушки, торчавшие между пальцами рук, кто-то даже мог бы без труда решить, что она спала, не сняв странного вида меховую шапку.
- Ты быстрее согреешься, если встанешь и позавтракаешь.
Миюри строптиво промолчала, но её тело ответило на слово "завтрак" самым предательским образом - Коул вдруг услышал глухой звук. Он знал Миюри с детства и умел с ней обращаться, прочистив горло, он стал складывать одеяло и одновременно вкрадчивым тоном рассказывать:
- Для начала я положу ржаной хлеб на плиту.
Остроконечные уши Миюри встали торчком меж её пальцами.
- Ещё возьму бекон пожирнее, посыплю солью и положу на сковороду жарить с луком. Может, ещё добавить гвоздику или пару долек чеснока, оставшихся с прошлой ночи?
Её хвост забился, она изо всех сил вцепилась в него руками, из-за чего задёргалось всё её тело.
- Как только запах чеснока наполнит воздух и из бекона вытечет достаточно жира, я добавлю свежее яйцо. Фшшш...
Он услышал, как она глотнула.
- Немного взболтаю яйцо, вылью на бекон, а как только оно к нему прилипнет, сниму всё с огня и положу на тёплый хлеб и выжду, пока желток не затвердеет полностью. И как только яйцо и солёный жир бекона впитаются в горьковатый и чуть слегка кислый ржаной хлеб... Ням.
- А-а-агхх! - сдалась Миюри и, развернувшись из своего комка, уселась на кровати. - Брат, ты безобразник! У тебя даже такой еды нет!
- Завтрак уже сам по себе роскошь. Зато у нас есть свиная колбаса с вечера.
Он положил сложенное одеяло на кровать и мог с определённостью сказать, что искушение снова уснуть её не покинуло, но зато теперь мысли о завтраке были сильнее. Она с мрачным видом соскользнула с кровати и громко чихнула.
- Так, поправь волосы и одежду.
- Апчхи! - и она засопела. - Слишком много работы. Я хочу позавтракать здесь...
- Это не купальня, и мы не хозяева. Иди на кухню своими ногами, - спокойно ответил он, и Миюри надулась и неохотно потянулась за одеждой.
Хотя Коул заботился о ней с детства, относился как к настоящей сестре, теперь, когда Миюри достигла такого возраста... Он повернулся и стоял к ней спиной, пока она переодевалась.
- Ладно, брат, я готова! - сердито крикнула она, и он оглянулся через плечо.
На плечах у неё красовалась накидка из кроличьего меха, широкая полоса медвежьей шкуры облегала её талию и закрывала верхнюю часть штанов с укороченными по самые бёдра штанинами, её ноги обтягивала тонкая ткань, подчеркивая линии её тела. В таком виде она бы выделялась даже в оживлённом портовом городе.
Коул всё же заметил ещё что-то, способное непременно привлечь взгляды других, и негромко подсказал:
- Твои уши и хвост.
Миюри тут же принялась гладить свои звериные уши и хвост, пока они не исчезли. Они были не украшением, а частью её самой. Многие люди сочли бы это признаком того, что они называли одержимостью демонами, а она просто была дочерью воплощения волчицы, живущей в пшенице. Неисправимая проказница, и с этим Коул ничего не мог поделать, но он твёрдо знал, что Бог не проклял её. И с тех пор, как она научилась по своей воле прятать уши и хвост, ей стало куда легче жить среди людей. Но когда она злилась, удивлялась или испытывала другие сильные чувства, эти части её тела могли являться без спросу.
- Так нормально?
Он пожал плечами, Миюри ответила тем же.
- Ой, как есть хочется. Я займусь волосами потом... - она прижала свои маленькие руки к животу, её брови поникли, не спрячь она хвост, он бы точно сейчас безжизненно свисал.
Она опередила Коула, тот было собрался взять её за руку, но девушка вдруг схватила его рукав и потащила за собой.
- Что? Ч-что ты делаешь? - воскликнул он, чуть не упав.
Миюри раздражённо повернулась к нему.
- Что значит - "что"? Моя очередь.
- Твоя очередь?..
Миюри грациозно обняла его руку, совсем сбив Коула с толку. Её безоблачная улыбка сияла ему из-под плеча.
- Это соперничество, всё должно быть честно. Увиливать нельзя.
Она невинно улыбалась, глядя в лицо недоумевавшего партнёра.
Соперничество? Увиливать?
Она переплела свои пальцы с его, разбив его усилия связать воедино эти слова, её красновато-янтарные, унаследованные от мамы глаза полыхнули огоньками.
- Ты забыл? Соперничество между мной и Богом. Кого ты будешь любить в первую очередь - меня или Бога?
Миюри шёл тринадцатый год, её улыбка всё ещё была полна невинности.
Он стал заботиться о ней, ещё совсем крохе, как о родной сестре и не более, но несколько дней назад ему пришлось осознать, что с каких-то пор она стала видеть в нём мужчину. Из года в год она показывала свою любовь к нему, и он, конечно, знал, что она восхищалась им, но он никогда не сомневался в своих отношениях с Миюри. И совсем другое дело, если к ней пришло чувство такой любви к нему.
Прежде всего он был тем, кто стремится стать священником, и потому дал клятву воздержания. Поэтому для него было невозможно ответить на эти чувства, что он ясно разъяснил ей.
Она была умна и прекрасно понимала доводы рассудка. Не было смысла потакать её чувствам и потворствовать истерикам. Проблема в том, что Миюри была слишком умна и без сомнений собиралась продолжать идти по пути, который считала правильным. Кажется, мы не родственники по крови. Что плохого, если мы нравимся друг другу и если я просто хочу нравиться тебе больше, чем Бог, так? - спокойно объяснила она.
Когда Коул объяснил свой отказ, Миюри не опечалилась и не расстроилась, не усомнилась в их отношениях и не повела себя неловко. Как всегда, она старалась проскользнуть ночью к нему под одеяло, цеплялась за него при каждой возможности, и её уши и хвост вылезали, радостно шевелясь, если ей это удавалось. Она, скорее, перестала сдерживаться, однажды раскрыв свои чувства. Проявления её привязанности стали даже сильнее, чем при их последнем разговоре в Ньоххире, когда она набросилась на него. Рядом с этим клятва воздержания священника казалась попыткой укрыться в тени дерева от лучей яркого летнего солнца в зените. И Миюри стремилась срубить даже это самое дерево. С умом, унаследованным от родителей, она пришла к определённому заключению, когда прочла Священное Писание от начала до конца. Хотя для священников не предполагается поддаваться телесным желаниям, всем прочим не запрещалось любить священников. Короче, пока сам священник не делает ничего лишнего, всё в порядке. Более того, хотя Коул действительно дал обет воздержания, но настоящим священником он пока не стал!
Коул ничего не нашёл в своём арсенале против такого аргумента. Рассуждение её было вполне здравым.
- Давай, пошли завтракать! Это будет куда веселее, чем разговаривать с Богом, который даже не услышит ни одной из твоих молитв!
При всём коварстве её уверенной речи в целом она была права, и это доставляло Коулу головной боли. Он покосился на её улыбающееся лицо и устало ответил:
- Если обсудим, кто слушает меня меньше, ты можешь здесь и выиграть.
- Но пока ты можешь коснуться меня, я не проиграла.
Её хвост, который должен был прятаться, радостно вилял, её голова прижималась к его груди, не обращая внимания на сминаемые при этом звериные ушки. В её поведении не было заметно ни намёка на влечение к мужчине, вроде бы простая привязанность ребёнка, какой она бывает на самом деле.
Однако он вспомнил, как преданно она заботилась о нём, лежавшем несколько дней в беспамятстве. В моменты, когда сознание с трудом пробивалось сквозь пелену, он видел выражение мольбы на её лице и не мог себе представить, что оно могло быть неискренним. Он мог также принять натиск её привязанности за признак того, насколько она беспокоится за него. От этой мысли вести себя хладнокровно становилось ещё труднее.
- Правда, брат?
- Очень хорошо... - поддавшись её давлению, со вздохом заговорил Коул. - Однако...
Он изменил тон голоса, и Миюри тут же отпустила его руку. Она знала, что он мог рассердиться на неё, и не хотела чем-то его огорчать. Несомненно, она была хорошей девочкой.
- Твои уши и хвост всё ещё видны.
- Ой, - она поспешно провела руками по голове, убирая уши, затем по пояснице, заставляя исчезнуть хвост. После этого Коул подошёл к двери и потянулся к ручке.
- И ещё кое-что, - сказал он, открывая дверь, Миюри тут же подбежала к нему. - Не ешь слишком много.
Она с безразличным видом раскрыла глаза, затем улыбнулась, обнажая клыки.
- Ладно.
Пустое обещание, само собой. Но ему не хотелось сердиться на неё, она действительно держала его на ладони своей руки.
Они вышли в коридор, и когда за ними закрылась дверь, маленькая рука Миюри словно сама по себе скользнула в его ладонь. Он вздохнул, на что она ответила сияющей улыбкой.
Для торгового дома компании Дива, в котором они остановились, начинался новый оживлённый день. У такой крупной компании всегда много работы, и потому требовалось проявлять достаточную гибкость в отношении перерывов. Любой, сидевший за одним из высоких, изношенных столов у стены на кухне, мог видеть, как мальчишки-посыльные и опытные торговцы находили свободную минутку, чтобы перекусить, после чего сразу же продолжить свою работу.
Среди всего этого шума и суеты, когда бы мальчишки-посыльные ни приходили, их глаза расширялись при виде Миюри, неторопливо макавшей хлеб в свой суп. Вряд ли они были очарованны её элегантностью или экстравагантностью, скорее, поражены. Некоторое время она проработала в торговом доме с ними, выполняя поручения компании. Их поражало, что кто-то из мальчишек-посыльных оказался на самом деле девушкой.
- Я работала лучше всех и была самой смелой, - с гордостью выпятила грудь Миюри, но когда Коул подумал, какой она скоро станет, когда достигнет возраста замужества, он в душе посетовал, что ей бы стоило быть немного поженственней.
- Поспеши и кончай с едой.
- Что? Но ты же сам всегда злишься, когда я быстро ем, - надулась она.
- Это потому, что у тебя всегда в одной руке мясо, в другой хлеб, как у разбойника, чтобы сразу засунув всё себе в рот и идти в горы поиграть.
Когда она выскребла дно чаши своим хлебом и бросила его в рот, на её лице было ясно написано, насколько неприятным было его замечание.
- Но у тебя сейчас нет лучшего занятия, верно? Суматоха в городе утихла.
Эта суматоха в основном и привела к тому, что он от истощения провалялся в беспамятстве несколько дней, впрочем, суматоху вызвало как раз то, из-за чего они прибыли в портовый город Атиф. Дело состояло в противостоянии Церкви, возглавлявшей величайшую религию в мире, и королевства Уинфилд, выступившего против неё.
Церковь, тысячу лет неизменно пребывая во власти, забыла суть веры, променяв её на силу, дававшую возможность удовлетворять собственные желания. Стоит ли говорить, что вследствие этого духовенство потворствовало разврату и другим грехам. Церковники добывали налоги при каждой возможности и беззастенчиво использовали свои привилегии. В последнее время они вызвали гнев всего мира из-за десятины, которую первоначально взимали для оплаты расходов на священную войну против язычников, десятины, которую всё ещё рвали из рук народа, хотя война уже закончилась.
Потому-то королевство Уинфилд, наконец, и восстало против тирании Церкви, что побудило Коула покинуть тихую горную деревню горячих источников Ньоххиру, чтобы принять участие в борьбе королевства. В ходе этих событий он с Миюри, пытаясь переубедить церковь портового города Атиф, оказались втянутыми в большую передрягу, каким-то чудом завершившуюся благополучно.
- У меня есть хорошее занятие. После завтрака я должен пойти в церковь и помочь наследнице Хайленд.
Хайленд, внебрачная дочь короля Уинфилда, был представительной аристократкой королевской крови, она напрямую попросила Коула о помощи. У неё была добродетельная цель, и, несмотря на огромные опасности этих событий, она была готова безропотно отдать всё ради веры. Даже свою жизнь. Если всё, чему Коул научился в отдалённых горах, могло принести какую-то пользу, он хотел бы использовать свои знания для служения такому человеку, как она, ей, которая воплощала его идеалы.
- Эй, что такое? - спросил он, заметив, что Миюри нахмурилась при упоминании имени Хайленд.
- Тебе не нужно туда идти... Та блондинка сама так сказала. Ты должен сделать всё, чтобы поправиться. Поэтому после завтрака нам нужно прогуляться по городу или даже отдохнуть в комнате.
Она называла Хайленд "этой блондинкой". Он спрашивал себя, откуда у неё такая нелюбовь к этой аристократке. Возможно потому, что та была красивой женщиной, хоть одетой по-мужски. Или, и эта мысль раздражала, его уважение и подобающее вассалу отношение к Хайленд казались Миюри похожими на любовь.
- Я целую неделю провалялся в постели. И есть множество дел, которые нужно сделать, чтобы исправить ошибки Церкви.
- Хммфф,- фыркнула Миюри, не проявляя заинтересованности, и легла грудью и головой на стол.
- Ну, если ты решишь прервать это беспокойное путешествие и вернуться в Ньоххиру, я не стану возражать.
Миюри оторвала голову от стола и уставилась на него. Во время всей этой суеты девушка поддерживала Коула - и делами, и словами. Очевидно, что без её помощи всё могло бы кончиться совсем иначе, и следовало признать её выдающиеся силу и остроту ума. Вот почему, отправь он её домой, не выслушав её мнения, и окажешься в неловком положении. Так он чувствовал.
И хотя как правило казалось бы немыслимым, чтобы такая молодая девушка отправилась в путешествие, она прокладывала свой путь в мире намного лучше его самого, и ему нечем было её убедить.
Миюри, более чем умная и весьма проницательная, продолжала смотреть на него, отслеживая ситуацию.
- Ладно, хорошо, - сказала она, словно сдаваясь, но поглядывая искоса на него в ожидании его дальнейших слов.
- Тогда убери за собой посуду. Или предпочтёшь остаться в комнате?
- Нет.
- Тогда, пожалуйста, убери.
- Замечательно.
Миюри поднялась так, будто это ей стоило больших усилий, и, изображая послушание, понесла посуду на кухню. Вскоре она вернулась с кусочком вяленого мяса во рту. Коул не нашёл в себе сил напомнить ей, что девочки не должны есть на ходу.
- Теперь в церковь?
- Да... Ох, сначала мы должны поздороваться с господином Стефаном. Я не видел его с тех пор, как слёг.
Стефан представлял компанию Дива, имевшую отделения по всему северу. Он отвечал за дела торгового дома Дивы в портовом городе Атиф. Но, услышав эти слова, Миюри удивилась, и это не было игрой.
- Возможно, тебе не стоит этого делать, брат.
- Что?
- Ты забыл, как безжалостно ты ему угрожал под конец этой истории? Бородатый в самом деле испугался нас... тебя... правда.
В самом деле, в критический момент Коулу пришлось принудить Стефана сотрудничать с ними ради спасения Хайленд - убедить архиепископа в том, что произошло большое недоразумение. Для этого пришлось создать у него впечатление, что Коул с невероятно большой волчицей являются орудиями Бога. Их тогда пленили, и уже то, что они так легко сбежали, должно было казаться делом рук Господа. И к этому ещё Стефан увидел не только освободившегося Коула, рядом с ним стоял серебристый волк, вполне подходивший на роль карающего перста Божьего. Любой, увидев это, свидетельствовал бы о сверхъестественном явлении.
Конечно, если кто-то мог бы разозлить Бога, это была бы сама серебристая волчица - Миюри.
- Тебе, возможно, не стоит иметь с ним дело слишком часто, чтобы он мог немного успокоиться, - сухо улыбнулась она и продолжила. - Я чувствую, что обошлась с ним немного плохо.
На её лице появилось особое выражение, присущее только тем случаям, когда она знала, что какой-то из её розыгрышей зашёл слишком далеко.
- Ч-что, всё это было так ужасно?
В ответ она пожала плечами, как маленькая девочка, которая не могла помочь, но хотела казаться взрослой.
- Очень хорошо, тогда...
- Всё нормально, полагаю.
Коулу не хотелось причинять боль другим.
- Тогда сейчас идём в церковь.
Миюри кивнула, пережёвывая вяленое мясо.
Для больших городов вполне обычно, когда лишь пожилые оставшиеся не у дел жители задерживаются в церкви после утренней молитвы. Имея это в виду, Коул был сбит с толку, когда, открыв дверь, увидел огромную толпу.
- В очередь, в очередь, пожалуйста! Мы просим вас подавать любые запросы, не связанные с церковью, в совет!
Молодой человек, возможно, дьякон, в прямом смысле выделялся из остальной толпы, он забрался на что-то вроде ящика и кричал в коридоре со всей мочи, стараясь перекрыть общий гам. За толпой в коридоре Коул увидел, что и неф [пространство в здании, ограниченное рядами колонн - прим. перев.] был переполнен людьми. По их одежде он различил всевозможных торговцев, ремесленников, крестьян, пастухов и ещё людей, почему-то державших флагштоки с гербами торговых союзов.
- Ты прежде видел что-то подобное, брат? - спросила Миюри, немного наклонив голову, но Коул не мог ей ничего объяснить.
Казалось, в церкви проводят какой-то праздник. Он ещё не пришёл в себя, когда кто-то врезался в него сзади. Это был полный мужчина, напоминавший торговца.
- О, прости меня!.. Мм? О, человек Церкви! Превосходно. Я хотел спросить, где мы могли бы обсудить винный налог.
- А?
- Я слышал, что были проведены реформы, предписанные архиепископом, и мы из Братства таверн и постоялых дворов приходского переулка Шулазе хотим попросить его пересмотреть взносы на церемониальное вино, вот что.
Человек выглядел унылым, он опустил голову, положив руку на большой живот.
- А...
- Как ты знаешь, сверх того, что нам приходится платить налог за импорт вина, частенько мы не можем ничего получить, потому что корабли не приходят. Поэтому делать взнос за вино всякий раз, когда мы приходим на молитву, это слишком... О, вот выпечка, приготовленная девушками нашего прихода, и свечи. Пожалуйста, прими всё это.
Похоже, человек решил по одежде Коула, что тот является служителем Церкви, и потому он с радостным видом достал пакет и протянул его Коулу. Складывалось впечатление, что здание наполнили подобные этому человеку просители.
- О-о, извини, я не служу в Церкви. Я путешественник...
- Э-э? А, точно, что ли? Тогда как насчёт вот чего... Почему бы тебе не остаться в гостинице в приходской аллее Шулазе, пока ты в городе? У нас отличная еда и удобные кровати, всё готово для тебя. И, само собой, если тебе посчастливится встретиться с архиепископом, пожалуйста, расскажи ему про наши честность и благочестие, а также чтобы пересмотреть налог на вино. Н-ну как? Эй!
Настойчивый торговец торопливо уговаривал его остановиться в какой-то гостинице. Коул взял за руку Миюри, стоявшую рядом и почему-то ухмылявшуюся, затем, извиняясь, стал протискиваться сквозь толпу к своей цели. Казалось, последствия недавних беспорядков, охвативших город несколько дней назад, преобразовались в нечто большее, приведшее к ещё большему смятению людей.
Проще говоря, хотя горожане восстали и осудили злые дела Церкви, представлялось слишком опрометчивым ожидать, что всё утрясётся само собой, стоит только победить архиепископа. Наряду с городским советом, стоявшим во главе городского правления, Церковь также оказывала большое влияние. Жители города следовали решениям Церкви, результатом которых был сбор налогов на многие вещи. Каждый раз, когда архиепископ что-то придумывал и менял в своей политике, он не мог избежать договорённости со многими людьми. И если горожане думали, что изменения могут быть в их пользу, они бросались на его сторону, желая, чтобы о них не забыли.
Ощущая себя одним из людей, отчасти ответственных за эту проблему, Коул сжался от сожаления и ужаса.
Однако то, над чем он работал, не являлось маленьким усовершенствованием для северного портового города. Это должно было исправить все ошибки Церкви, накопившиеся за тысячу лет. Если бы это произошло, то наверняка вызвало бы сумятицу в десять, если не в тысячу раз больше. Сейчас не время поражаться ужасом из-за таких простых дел.
"О, Боже, пожалуйста, дай мне силы", - вздохнув, пробормотал Коул, чтобы подбодрить себя.
Хайленд должна быть где-то в центре суматохи, и он решил, что она, вероятно, находилась в зале заседаний. Смутно ощущалось, что поток людей двигался в том направлении. Они с Миюри пробирались сквозь толпу, пока, наконец, не увидели вход в зал заседаний. Большие входные двери оставили открытыми. Из толпы выбралась служанка с охапкой пергаментов в руках. Её волосы и овал лица прикрывала ткань, должно быть, из уважения к Церкви, но длинные волосы, выбившиеся из-под ткани, создавали впечатление, что служанка уже забегалась до изнеможения. Её глаза безотрывно смотрели в землю, пока она безропотно пробиралась сквозь буйную толпу. Она невольно притягивала взгляд: стройная, довольно высокого роста под стать её блестящим, хоть и растрёпанным светлым волосам.
Но Коул не мог долго разглядывать её, опасаясь проявить невежливость, он сразу отвернулся и тут же подумал о шагавшей рядом Миюри. Эта мысль заставило его занервничать.
- Что такое, брат? - спросила его спутница, изо всех сил стараясь не дать толпе раздавить себя. Озадаченное выражение её лица означало, что невысокая Миюри не заметила промелькнувшую служанку.
- О... Ничего, ничего, - ответил он, но мгновеньем позже снова бросил взгляд на служанку, словно пойманный ею на крючок.
Он невольно раскрыл рот и сразу закрыл, когда служанка посмотрела на него и мягким движением приложила палец к губам. Затем этим, удивительно чистым для девушки-работницы пальцем она указала глубже в церковь и живо ушла, не ожидая ответа. Ошеломлённому Коулу осталось лишь последовать за ней, и он, взяв Миюри за руку, повёл её в самую гущу собравшихся.
Некоторое время они следовали за служанкой, пока, наконец, не достигли лестницы, ведущей к колокольне, здесь людей уже не было.
- Что ж, - служанка бросила пергаменты в один из ящиков, именно для этого, видимо, сложенных в коридоре, сняла ткань с головы и пригладила ладонью волосы, приводя их в порядок.
И с этим жестом она вдруг сказочно преобразилась, всё, что выше плеч не было спрятано под платьем служанки, дышало самым возвышенным благородством. И в то же время она почему-то оставляла впечатление красивой вдовы.
- Какой сюрприз, наследница Хайленд, - назвал её по имени Коул, и Хайленд, истинно-благородная, от крови короля Уинфилда, чуть устало улыбнулась.
- Я бы не смогла выйти из той комнаты, если бы не этот сюрприз. Горожане просто роятся вокруг меня, когда я пытаюсь вернуться в торговый дом. Даже поздно вечером, и потому я остаюсь здесь. Надо признать, я рада, что меня не узнают в этом виде, но в то же время я чувствую себя немного странно.
Да, люди часто судят других лишь по одному внешнему виду. Коул вспомнил, как он ошибся, приняв Хайленд, одетую по-дорожному в мужскую одежду, за мужчину, хотя они сверяли свои мнения относительно Священного Писания ещё в Ньоххире, поэтому он не мог заставить себя рассмеяться её объяснению.
- Привет, маленькая госпожа. Как дела?
Надо думать, Миюри сразу узнала, кто это вырядился в одежду служанки, её кислый вид был ответом на вопрос. Впрочем, Хайленд осталась вполне этим довольной.
- Миюри, - Коул, конечно, не мог не обратить внимания на столь невежливое поведение.
Однако её спутница лишь раздражённо отвернулась, плечи Хайленд немедленно затряслись от смеха.
- Я думаю, это потому, что у меня сегодня нет конфет. Ну, ладно.
- Мне так жаль...
- Не, она просто насмешила меня, у меня будто появилась сестра, намного младше меня. Ну, как поживаешь?
- Мне намного лучше, спасибо, - поблагодарил он, как подобает вассалу благодарить своего сеньора, и Миюри бросила на него бесстрастный взгляд.
- Тут ты должен благодарить маленькую госпожу. Я не та, кто заботился о тебе.
Миюри хлопнул Коула по спине, соглашаясь с Хайленд, которая продолжила:
- Это именно мне пристало быть тебе благодарной. Ты спас жизнь мне и пламя праведной веры людям.
Коул посмотрел вверх, и Хайленд улыбнулась. Благородству нелегко склонить голову, но её чувства достаточно хорошо передались её улыбкой.
- Я не...
- Ты бы так поступил, даже если бы спасал мир, - усмехнулась она. - Хорошо, неважно. Как старший над тобой я просто выражу свою благодарность действием. Не то чтобы это было праздником по случаю твоего выздоровления, но почему бы нам не пообедать вместе? Мне приходится работать до самого рассвета, знаешь ли.
Она прижала руку к животу, совсем как Миюри недавно.
- А можно, мы будем есть мясо? - немедленно встряла та.
Коул хотел отругать её за беспрерывную дерзость в поведении, но Хайленд, похоже, её выходки действительно доставляли удовольствие. Да и у него самого сердце не лежало ругаться. Понятно, что Миюри поступала так именно потому, что знала, что Хайленд не будет сердиться.
- Я не против. Мне бы тоже хотелось немного мяса с изрядным количеством соли.
- Аа-у!
Бессмысленно напоминать Миюри, что она только что позавтракала.
- Тогда выйдем через заднюю дверь. Потерпи - у меня нет для нас крытой коляски. И по пути я хочу рассказать тебе о том, что будет дальше. Ты многое проспал.
Они приехали в этот город не наслаждаться отдыхом.
Коул выпрямился и кивнул, Хайленд ответила, чуть наклонив голову.
Они вышли через заднюю часть церкви на улицу, столь же тихую, сколь шумной была улица перед церковью. Хотя люди редко проходили через это место, в нём не чувствовалось опустошения или заброшенности. Состояние этого места можно было назвать 'спокойствием'. Возможно, из-за такого ясного неба, свойственного приморским городам с их удивительно сухим воздухом. А может, из-за уютных звуков домашней работы и плача ребёнка, доносившихся из небольшого окна одного из зданий, выровнявшихся вдоль улицы.
Город кипел от энергии людей, занятых своей повседневной жизнью.
- Пока всё идёт отлично, - сказала Хайленд и, грациозно подняв подол юбки, переступила через старую тощую собаку, лежавшую на земле и перегораживавшую улицу.
Коул осторожно прошёл по краю улицы и переступил только через её хвост. Когда приблизилась Миюри, старая собака уважительно этот хвост поджала. Для неё на вершине мироздания пребывала не знать или не агнец Божий, а девушка с волчьей кровью.
- Архиепископ города пообещал пересмотреть свои права, принятые им как должное, так же как и послабления в поборах, избрав отныне для себя жить простой жизнью. Конечно, когда он так говорит, это не означает уж слишком скудный образ жизни для архиепископа, но это всё же небывалый шаг. Десятина - ничто по сравнению с пожертвованиями, которые он получает каждую неделю, каждый месяц, каждый сезон от молитвы и праздников для личных нужд.
- Когда я вошёл в церковь, какой-то человек из братства одного из городских приходов пытался поговорить со мной о пожертвованиях вина.
У городских священников было много льгот.
- Да. Люди, толпящиеся в церкви, как раз все из таких. В этом городе четырнадцать приходов, которые называют себя переулками. Ремесленники и торговцы каждого прихода имеют собственные ассоциации, и есть даже несколько братств для их душевного спокойствия. Ты мог бы легко найти их с полсотни на один город. Есть ещё такие, что приходят с собственными интересами, и потому с ними довольно трудно иметь дело.
Даже в таком месте, как Ньоххира, где все друг друга знают, управление общиной было вызовом умению её главы. Коул не мог себе представить, сколько проблем управление доставляло Атифу, большому городу, требовавшему всё большего объёма ресурсов для нормальной работы.
- Сверх того, церкви соседних независимых городов и монастырей узнали о страшном накале гнева людей к Церкви, от них прибыло множество посланников. Они спрашивают: "должны ли и мы менять нашу политику?" И "насколько необходимо менять?"
Хотя в прошлом, надо полагать, Церковь тоже подвергалась критике, она редко приводила к открытому неповиновению. Какими бы сомнительными ни были действия Церкви, ни один не осмеливался бросить ей вызов. Люди смирились, привыкли к тому, что, насколько гнилой ни была организация, это всё же лучше, чем её отсутствие.
- К тому же есть много вопросов о переводе Священного Писания на обычный язык, то, над чем работал ты. Многим не нравилось, что священники монополизировали чтение святых произведений. Законы, призванные отбить охоту у Церкви к всё более наглому поведению, распространяются как лесной пожар. Это всё благодаря вам двоим.
Коул мог бы придумать сотню доводов, чтобы возразить Хайленд, но посчитал более учтивым просто принять её похвалу, поэтому он застенчиво улыбнулся и запечатлел её слова в памяти. Их работа ещё далека от завершения.
- Но огонь всегда должен быть управляем.
Идея просто позволить тлеющим углям реформ разгореться самим по себе, сжигая всё подряд, приведёт только к гражданской войне. А ведь они противостояли Церкви, у которой по всему миру было больше бастионов, чем у крупнейших торговых компаний. В такую войну нельзя вступать наудачу.
- Точно. Нам нужно добавить правильное количество топлива в огонь, а затем смотреть, куда дует ветер.
- И что, исходя из этого, мы будем делать дальше?
Пройдя вдоль улицы, они оказались в месте, именуемым Старым городом с тех пор, как Атиф был ещё маленьким городком. Коул знал это, потому что булыжник на земле был изрядно стёрт, уложенный весьма давно. И на здании даже красовалась бронзовая табличка с надписью "СТАРЫЙ ГОРОД". Он ощутил гордость за давних жителей, увидев, как ярко сияет начищенная табличка.
Места между зданиями оставалось мало для надлежащей площади, потому лавки с едой были расставлены вокруг небольшого колодца, тут же сапожники чинили обувь вперемежку с игравшими в карты местными стариками. Что привлекло особое внимание Коула, так это большие сети, покрывавшие полностью стены зданий. Они окружили всю площадь и даже свисали с крыши пятиэтажного здания. Казалось, что вся площадь была поймана.
Миюри потянула Коула за рукав:
- Брат, что это? Это для праздника?
- Выглядит, словно... Что-то такое. Вон та высохшая трава выкошена так, чтобы было похоже на рыбу, нет?
- Это явно праздник надежды на хороший улов приближающейся весной. В этой части города живут рыбаки Атифа, - ответила Хайленд, покупая одновременно в лавке четыре прутика с жареной селёдкой. Она дала один Коулу и два Миюри.
- Рыба наполняет живот на этой земле лучше пшеницы. А сражаться на пустое брюхо не может никто. Кстати... - Хайленд ненадолго помедлила, прежде чем продолжить. - Насколько хорошо вы двое плаваете?
Она многозначительно улыбнулась, сверкнув острыми зубками, и откусила от спины жареной рыбы.
Яростные ветры ревут боевым кличем. Подобные горам волны почти достают до неба. Вода, потоками льющаяся с палубы, еда, съеденная крысами. Никак не уснуть: корабль качает так, что пол почти меняется местами с потолком, и лёгкие исторгают больше воды, чем их обладатель её мог бы выпить. Когда некуда бежать, ничего не остаётся, кроме как молиться. Даже если сам ты можешь ещё выносить эти страх и муку, всё может сразу кончиться, когда корабль опрокинет порывом ветра. И ты просто безвестно и бесследно исчезаешь.
А посмотреть с другой стороны: названия кораблей и их стоимость размещены на больших листах бумаги в тавернах портового города, увенчанных килями различных судов. Довольно хорошо одетые торговцы целый день простоят перед этими бумагами, сложив руки и молясь. По верху листов грубо начертаны слова:
По воле Бога.
В этой таверне бьются об заклад: затонет корабль или нет. Эта проверка удачи здесь именуется иначе: страховка. Владелец отдаст пятую-шестую часть стоимости груза своему партнёру по закладу, и если судно затонет, вернёт деньги. Если не утонет, партнёр сохранит деньги. Подсчитано, что тонут примерно в каждом пятом морском путешествии, включая последствия нападения пиратов.
Любой, выбравшись за город в пасмурный ветреный день, мог встретить селян из тех, кто живёт у самого моря, стоящими на крышах и глядящими в море. Селяне ищут глазами эти глупые торговые суда, жадно пытающиеся проложить свой путь по пенящимся волнам. Они могут получить прибыль от груза, вынесенного на берег, если эти судёнышки разобьёт ветром, выбросит на скалы или просто накроет волной. Однако по договорённостям между крупными торговыми домами и землевладельцами любой груз, вынесенный на берег, по закону принадлежал землевладельцам. Вот почему для селян было немыслимо помогать потерпевшим кораблекрушение судам. Это бы означало проблемы с представителями землевладельцев. Тонущим пришлось бы завернуться в золото, чтобы их спасли, но золото сразу тонет.
Этот мир был адом. Вот истинное воплощение приключений.
Да благословит Бог тех, кто путешествует по морям.
В таверне, куда они пришли, собирались местные рыбаки, их работа на море начиналась ещё до рассвета и заканчивалась к полудню.
- Вот, по сути всё, - и аристократка королевства Уинфилд, страны, окружённой со всех сторон водой, озорно слизала куриный жир с пальцев.
Перед Коулом на столе расстилалось настоящее пиршество. Однако он не прикасался к еде - не отказ от мяса будущего священнослужителя был тому причиной, а история Хайленд. Большая модель корабля, свисающая с потолка, была украшена крыльями из куриных перьев, возможно, это была чья-то шутка. Коулу после истории о превратностях передвижения по морю показалось, что у этих крыльев был и более глубокий смысл.
- Ты просишь нас отправиться в такое морское путешествие? - спросил он тихим голосом.
Хайленд, впившаяся зубами в куриную ножку, взглянула на него. Её утончённость высвечивалась ещё сильнее во время еды, странно подчёркивая её женственность.
- О, мои извинения. Я не собиралась напугать тебя, - поспешно ответила наследница, будто воочию увидев всю глубину его проблем. Уложив слой курятины на ломоть овсяного хлеба, она вытерла рот.- Моя страна окружена водой, как ты знаешь. Мы говорим о кораблях и морях больше, чем о чём-либо ещё. Мы любим рассказы о приключениях на морях. Когда я была маленькой, старые моряки часто пугали меня своими историями.
Когда Коул представил юную Хайленд, завёрнутую в одеяло перед огнём и вслушивавшуюся в захватывающие истории, он не смог удержаться от улыбки. Однако не было бы ошибкой считать море ужасным местом, особенно в разгар зимы.
- Конечно, то, что я тебе сейчас рассказала, несколько преувеличено, но иногда и такие вещи могут... Хмм?
Коул проследил за взглядом Хайленд: сидевшая рядом с ним с приоткрытым ртом и расширившимися глазами Миюри выпустила из руки кусок хлеба и тянулась вперёд, жадно впитывая рассказ.
- Прик... лю... чения!.. - почти простонала она.
Если бы он не ткнул её в щёку, чуть не разрывавшуюся от волнения, она могла выпустить наружу уши и хвост.
- Не ожидай слишком многого. В этот раз я могу разочаровать тебя, - криво улыбнулась Хайленд.
Миюри быстро собрала крошки и высыпала их в суп, чтобы не пропали даром. Временами она всё ещё казалась семилетним мальчишкой.
- Но... но корабль? На море? Братик?
- Успокойся. Давай, положи хлеб, - сказал Коул, увидев, как её рука сдавила в руке кусок.
Миюри разволновалась, услышав о пиратах, когда они добрались до Атифа. Для девочки, родившейся и выросшей в Ньоххире, деревне горячих источников, откуда в любую сторону можно было увидеть только горы, захватывающие истории о море были непереносимо волнующими. Потребовалось немало усилий, чтобы освободить её пальцы от хлеба, который она сжимала.
- Мы наймём корабль, но не ждите долгого путешествия. Оно достаточно короткое, чтобы всегда был виден берег, и потом, ни один корабль не рискнёт отправиться, если погода будет хоть немного волноваться. Вы будете в море полдня, не больше. Это всего лишь небольшое плавание от порта до порта. И морская болезнь не доставит неприятностей, а когда вы проснётесь, вы уже к тому времени будете в порту.
Разъяснение Хайленд успокоило Коула, но оставила Миюри явно недовольной.
- Но это не значит, что не может случиться никаких проблем. Отсюда дальше к северу за епархией Атифа, вокруг островов, море сложнее для плавания. Ни один знаток никакой части света так далеко не заплывает. У островов свои правила, и они жестоки с чужаками. Погода часто меняется без предупреждения, и тень острова может исчезнуть в тумане, когда это понадобится тем, кто там заправляет, просто идеальная ловушка. Мы называем тех, кто господствует над этими островами... - она остановилась и посмотрела прямо в глаза Миюри, - ...пиратами.
- Пиратами! Хах!.. - вскричала Миюри, вскакивая со стула, и Коул, волнуясь, прикрыл ей рот ладонью и усадил обратно.
К счастью, таверна была заполнена моряками с красными лицами и дублёными шкурами вместо кожи, их такими словами не проймёшь.
Хайленд удовлетворённо улыбнулась, могло показаться, что она намеренно подначивала Миюри. Это могло оказаться вроде шутки, которую должен был рассказать аристократ, но слова её, скорее всего, заключали правду.
- И ты говоришь... обратить этих пиратов?
Пусть с ним было знание Священного Писания, он не мог остановить насилие изречениями. Он стоял на почве действительности достаточно твёрдо, чтобы хорошо осознавать, по крайней мере, это. Байки про миссионеров, обращавших головорезов в послушных щенков парой проповедей, были явными байками.
- Если ты обладаешь святостью, что пристыдила бы святых или... - Хайленд смущённо прищурилась и улыбнулась.
В руке она держала дешёвый эль, обычно подаваемый в тавернах матросам. Но она явно не была пьяна. Даже в Ньоххире он ни разу не видел её пьяной, а высокая устойчивость к выпивке считалась признаком благородства.
- Конечно, я не буду просить о чём-то настолько безрассудном. Я бы хотела только, чтобы ты использовал всю свою учёность.
- И это означает?..
- Мммм, - кивнула Хайленд, потом посмотрела в пространство, и хозяин, стоявший перед стойкой, поспешил к ней. Судя по всему, они не случайно пришли сюда.
Она сказала ему несколько слов, он исчез и вернулся с небольшим деревянным ящиком, перевязанным странным шнуром, в котором при ближайшем рассмотрении Коул распознал рыбью кожу, переплетённую наподобие пряжи. Развязав шнур, Хайленд открыла крышку, внутри на соломенной подстилке лежала чёрная статуэтка.
- О, кукла? - голос Миюри прозвучал на удивление девичьим и приятным, она радостно вскочила со стула, чтобы заглянуть в коробку, и вдруг краска сошла с её лица. - Постой... странно...
Он не мог заставить себя посмеяться над её непосредственностью, поскольку испытал то же смятение.
- Разве это не... Святая Мать? Но этот цвет? Почему?
Ему показалось, что перед ним обожжённая огнём деревянная статуэтка. Однако от её поверхности исходил красивый блеск, а детали были превосходно проработаны. Для него было очевидным, что это было законченное произведение, которое должно было выглядеть именно так.