Перевод с японского на китайский - У Сунъянь, перевод с китайского - GOOGLE
Интерпретация перевода - О.М.Г.
Иллюстратор: Дзю Аякура
ПРОЛОГ
В этот день Коул взял камень размером в ладонь и принялся затачивать кинжал, который всегда носил с собой. Вдали от дома, посреди моря ему оставалось одно занятие. Для этого надо было сначала, умеряя нажим пальцев, чтобы не порезаться, заняться очень обыденным и нудным делом, быстро отвлекавшим от своих проблем. Если перестараться, лезвие слишком истончится, и любой кузнец с улицы сможет над ним поиздеваться.
Коул взял тряпку и вытер холодную сталь кинжала, его взгляд окинул кожаную чернильницу и три пера, разложенные на столе. Три мощных молочно-белых гусиных пера, длиной от локтя до кончиков пальцев, все три - маховые перья, их всего несколько в каждом гусином крыле, каждое неустанно трудилось когда-то по воле своего хозяина. Коул нередко безотчётно поглаживал такое перо, когда задумывался о чём-то.
У гуся два крыла, левое и правое, и перья на них изогнуты зеркально относительно друг друга. Спорам людей о том, которое направление изгиба удобнее, чтобы перо держать в правой руке, никогда не суждено закончиться. Коула этот вопрос не занимал, для него была важна лишь толщина пера - чем меньше, тем лучше. Он зажал перо левой рукой, заточенным кинжалом срезал наискосок кончик и лёгкими движениями стал править. Кончик подрезался до тех пор, пока срез не примет подходящий угол, но Коул всегда срезал очень много. Ему нравилось, когда перо тонкое, ему казалось, что это придаёт почерку какую-то торжественность, а кроме того, чем убористей почерк, тем больше текста помещается на лист бумаги, это позволяло сэкономить.
Правда, острое перо набирает в чернильнице меньше чернил и легче ломается, а для людей с крепкими руками такое перо вообще непригодно. Особенно для тех, сила плеч которых делает их почерк размашистым, с сильным наклоном вправо.
Коул чуть улыбнулся и в завершение прорезал в кончике пера канавку. В неё наберутся чернила, чтобы создать для него на бумаге целый мир. Затем зажёг свечу, чтобы при её свете удостовериться в результатах своих усилий, вытер перо и опустил в кожаную чернильницу.
Подумав о том, что все книги мира, практически вся мудрость мира созданы усилиями многих людей, слившихся в единый поток, Коул ощутил, что сам он тоже является частицей этой великой реки.
Он дотронулся пером до края чернильницы, давая стечь лишним чернилам, и поднёс его к бумаге.
Перо без сопротивления заскользило по бумаге, оставляя за собой вязь изящных изгибов.
Глава первая
Через две недели после того, как разрешилась, наконец, ситуация в торговом городе Рабон, в котором слухи о кораблях-призраках породили череду событий, завершившихся серьёзными волнениями, Коул и Миюри отправились обратно в Раусборн. В море, зажатом между берегами острова Уинфилд и большой земли, круглый год течение несёт воды на север, и перемены в погоде слабо на него влияют. Сейчас же погода стояла отличная, так что на верхней палубе под лучами солнца, светившего с бескрайнего голубого неба, было даже жарко.
Череда событий и волнения в Рабоне привели к тому, что Коула свалил с ног сильный жар, из-за которого пришлось несколько дней пробыть в постели, и сейчас для него было правильным погреться под горячим солнцем.
Глядя на пронзительно-голубое чистое небо, трудно поверить, что корабль-призрак действительно существует, ощущение было таким, что он растворился где-то высоко-высоко или остался в прошлом сном, навеянным лунным светом.
Золотое солнце сияло в безоблачном небе, и Коул, щурясь и глядя на ослабленный ресницами солнечный диск, поднял руку, чтобы заслонить его. Ему приходилось слышать, что некоторые моряки с хорошими глазами способны на противоположной от солнца стороне разглядеть днём не только бледную луну, но и тусклые звёзды.
После этих шумных событий Коул стал чаще смотреть в небо. Потому что небо всякий раз напоминало ему о той металлической сфере, которую он увидел в доме старого аристократа. В последнюю ночь той суматохи он из дома старого Нордстоуна посмотрел на небо в окно и увидел жемчужно-золотую луну, и сфера показалась ему похожей на ночное светило.
Когда-то в доме Нордстоуна жила женщина-алхимик, не страшившаяся запретов Церкви, было бы естественно предположить, что сфера подпадала под один из самых строгих из них.
Эта сфера отражает истинное лицо мира? - пробормотал Коул, схватившись за символ Церкви на груди. Есть немало причудливых представлений, вроде мира, поддерживаемого огромной черепахой, или обрыва, которым кончается море по другую его сторону, и об этом можно прочитать в древних книгах. Вся эта история походила на сказку, которой обманываются лишь дети, взрослые же верят уже во что-то иное, каждый во что-то своё, но, тем не менее, эта история обладала странной убедительностью. Та металлическая сфера, вероятно, отображала строение мира, исходя из извечного представления о сферичности мира.
По слухам, алхимик, жившая в доме Нордстоунов, много лет искала новую землю и однажды вдруг исчезла. Если она последовала за новой землёй, она должна была узнать, как устроен мир на той стороне моря на западе. Было бы нелепо пройти путь до другого края моря и упасть там с обрыва, угодив в огромный водопад.
Но если бы об этом узнала Церковь...
Есть то, о чём нельзя говорить никогда, то, что не может существовать. Вроде не-людей, понимавших человеческую речь и иногда способных принимать вид людей. Коулу было стыдно за Церковь, но сфера могла доставить немалые неприятности. Так что отсутствие сферы в доме во время второго посещения старого Нордстоуна, когда вся суматоха получала своё разрешение, можно было счесть большой удачей среди неудачных обстоятельств. Потом из-за жара у Коула не было возможности расспросить о сфере Нордстоуна, а её саму можно было принять за дурной сон или просто какую-то ошибку.
Забыть обо всём этом должен был верный служитель Бога, каким считал себя Коул. Но если всё же когда-нибудь придётся устремиться на поиски новой земли, это может оказаться затруднением, которое придётся разрешать. Что делать тогда, когда у него не найдётся ответа? Коул не мог себе представить, что бы он сделал, обнаружив факты, угрожавшие поставить содержимое Святого писания, в которое он всецело верил, с ног на голову.
Как бы то ни было, ему нужно себя духовно подготовить к любому результату, иначе он будет страшиться любой мелочи. И даже настроив себя подобным образом, Коул всё ещё не мог освободить свой разум от плотного тумана, ухватиться за какие-либо зацепки, отчего его желудок ощущал томление, напоминавшее морскую болезнь. И в тот момент, когда у Коула вопреки прекрасной погоде было пасмурно на душе, его из мрачной бездны его раздумий вырвали резкий крик альбатроса и девичий голос.
- Эй! Перестань метаться! Не... Всё хорошо! Не удирай!
Коул привычно вздохнул, ничуть не удивлённый непоседливости обладательницы знакомого голоса, и перевёл взгляд на Миюри, которая как раз поймала птицу, метавшуюся среди моряков на палубе.
- Мне нужны только перья! Эй, брат, брат! Где твои гусиные перья для образца?
Птицам не присуще то, что у людей называется "выражением лица", но у этого альбатроса соответствующая лицу часть головы явственно выражала ужас. Но Миюри, невинно улыбаясь, не обращала внимания на отчаянное сопротивление птицы.
- Эти перья называются маховыми... Если ты их вырвешь, она не сможет летать.
- Правда? - Миюри посмотрела на зажатую под мышкой птицу. - Если не сможешь летать, будет плохо. Тебя даже съесть нельзя.
Альбатрос, пролетающий над кораблём в море или над портом, выглядит красиво, но характер у них довольно скверный. Они даже иногда пикировали на Коула, пытаясь украсть у него еду. Судя по тому, как напугана эта птица, власть повелителя леса распространялась и на море.
- Бедняга... Знаешь, отпусти её. Нам же птицы много раз помогали, разве нет?
Последствия лихорадки Коул всё ещё ощущал во всём теле, но, благодаря суматохе, устроенной Миюри, ему удалось отвлечься от размышлений, связанных с алхимиком. Ощущая слабость, он поднялся, с некоторым усилием распрямил спину и сказал:
- Кстати, о перьях, кажется, ты мне сломала предыдущее? Которому я очинил кончик?
Миюри не без внутренней борьбы отпустила бедного альбатроса. Обычно они летят, неторопливо взмахивая крыльями, парят в воздушных потоках, с жалостью поглядывая сверху на нелетающих двуногих тварей, но этот лихорадочно забил крыльями, пища и щёлкая клювом, будто цыплёнок.
Миюри подняла выпавшее из крыла птицы перо:
- Это подойдёт?
- Ну, не то чтобы его нельзя было использовать, но для твоей руки оно всё же маловато.
Она попробовала перехватить перо, даже для руки юной девушки оно оказалось слишком коротким, чтобы им писать.
- А гусиные - не слишком большие и не слишком маленькие, поэтому их все применяют.
- Гусятина - это вкусно, - Миюри похлопала себя по животу. - Уже почти полдень, а я не знаю, что буду сегодня есть.
Она была неугомонной, словно маленькая девочка, Коул похлопал её по голове.
- Относись бережней к письменным принадлежностям.
- А я и так бережно! Я просто могу не уследить, когда сосредоточусь на чём-то.
Её аккуратность походила на перо, которое легко поломать.
За дни, прошедшие после волнений в Рабоне, стали заметны некоторые изменения в них двоих, если Коул стал чаще смотреть на небо, то Миюри начала засиживаться за столом с пером в руке.
- Ты слишком сильно надавила на перо.
- Я старалась получше написать!
Да, вполне возможно, что за последние несколько дней она написала больше слов, чем за всю свою жизнь прежде. Это при том, что Миюри прежде иногда приходилось привязывать к стулу, когда её учили писать, настолько ей не нравилось это занятие. Но однажды вечером после этих событий со старым Нордстоуном она с серьёзным видом и со всем необходимым для письма в руках предстала перед ошеломлённым Коулом, сказала, что ей надо кое-что написать, и попросила научить её хорошему письму.
Даже спустя годы Коул прекрасно помнил, какого труда стоило научить маленькую Миюри письму. И если честно, наверное, нет слов, чтобы описать чувство облегчения, испытанное Коулом после этой просьбы.
Столкнувшись с противоречащей учению Церкви идеей сферического устройства мира, отлежав после этого с жаром в постели, Коул тут же воспрянул духом и основательно принялся учить Миюри правильному написанию и грамматике. Излишне экспрессивные слова, многочисленные ошибки, неряшливый почерк - всё это одно за другим подвергалось исправлению. От природы умная девушка не могла позволить себе сдаться, когда был разожжён её боевой дух.
Коул как её старший брат был просто счастлив этому, а ещё его очень тронуло, когда Миюри назвала его широко распространившийся перевод Святого писания образцом письма. Коул столько раз представлял себе, как Миюри без пререканий читает Святые тексты и переписывает их. Убеждённость в вере и беглость письма - неотъемлемые качества будущей невесты. Миюри, с улыбкой сидящая за столом под ярким светом из окна, негромко читающая о жизни апостолов Святого учения, непременно очаровала бы любого.
Будучи тем, кто заботился о ней с самого рождения, он чувствовал, что, наконец, наставил её на путь истинный, отчего глаза Коула просто светились.
Однако продлилась его радость совсем недолго. Миюри выслушала его наставления два или три раза, потом ей это наскучило, и она стала отмахиваться - да ладно, действительность была похожа на морской отлив.
Собственно говоря, Коулу следовало раньше задаться вопросом, что же могло заставить эту девушку заинтересоваться улучшением своего письма. Миюри несколько дней просидела за столом с перепачканным чернилами лицом, сражаясь с текстом с помощью пера, к которому не часто прикасалась её рука. Более того, перевод Святого писания, сделанный её братом и взятый в качестве образца, был ею забыт в углу комнаты. И засыпая, она держала в руках уже не писание, а маленькую книжечку, обёрнутую потрёпанной бумагой и содержащую записи, обращённые отнюдь не к Богу.
- Брат, брат, есть ещё пару слов, которые я не знаю, как написать, - тянула Коула за рукав Миюри.
Прежде он о таком мог только мечтать. Но теперь с каждым разом его всё меньше интересовало, что она пишет.
- Как называются клещи, которыми вытаскивают острие стрелы из тела? А "кровавый цветок" правильно написано?
Всё, о чём она спрашивала, ничего общего не имело с интересами девушки, готовившейся к замужеству. Что собиралась написать, выучив эти слова, девушка-сорванец? В конце концов, Коул не выдержал и спросил её саму, в ответ Миюри сказала:
- Чем больше я думаю о том, чем кончилась эта заварушка в Рабоне, тем меньше мне это нравится.
Рыцарский герб, меч с выгравированным на нём волком озаряли её своим сиянием. Вот почему эта девушка взялась за перо, о чём обычный человек вроде Коула даже не задумался бы. Часто говорят, что человек сам творит свою судьбу.
Когда корабль из Рабона добрался до Раусборна, Лоуренс с Миюри, сойдя с корабля, наткнулись на Ив, обсуждавшую в порту какие-то дела. Миюри воспользовалась случаем и заказала у неё бумагу и перья, чтобы возместить то, что она истратила. Прежде чем она предупредила Ив не тратиться понапрасну, та просто записала заказ на вощёной дощечке и пожала сребровласой девушке руку в подтверждение договора. Потом Ив улыбнулась и спросила Миюри, зачем ей перья и бумага.
- Иногда можно переписать саму судьбу, вот для этого в буквальном смысле.
Когда Ив ответила радостной улыбкой, Коулу оставалось только вздохнуть. Заметив это, Ив почесала подбородок пером и, видимо, из жалости произнесла:
- Деньги на бумагу и перья... что ж, пойдёт в счёт новостей о Нордстоуне. Если я знаю заранее, что цена на пшеницу у них вырастет, значит, смогу заработать немало денег.
Маленькая рука Миюри была довольно сильной и не слишком красиво писала, зато почерк Ив отличался изысканностью во всём.
- О, ты стала, как и мечтала, рыцарем Предрассветного кардинала и теперь пишешь легенду о лучшем рыцаре? Воистину ты ненасытнее меня.
Похоже, Миюри восприняла слова Ив в качестве похвалы и с гордой улыбкой выпятила грудь. Она после бурных событий, связанных с Нордстоуном, попросила заново научить её письму и записала всю эту историю. В общем, тут ничего странного не было. Мир, двигаясь вперёд, оставлял без числа истории событий и приключений, каждый город вёл свои летописи, великие правители заставляли записывать их жизнеописания.
Волнения в Рабоне, свидетелями которых стали Коул и Миюри, корабль-призрак, полный человеческих костей, алхимик при землевладельце, который приносил коз в жертву при лунном свете ради урожая, юноша и девушка из благородных семей, которых свела вместе давно случившаяся война. Эта история, думал Коул, способна заставить людей грустить и волноваться, она ничем не уступала древним легендам.
Если бы эту историю записал бы бродячий менестрель, всегда тихо появлявшийся в таверне, он смог бы ею увлечь выпивавших там посетителей так, что они и за десять лет не устали бы её слушать, но сейчас историю записывала Миюри. Она сосредоточилась на завершающем её Великом Приключении.
События начались с бывшего землевладельца Нордстоуна, одинокого аристократа, которому слухи приписывали использование корабля-призрака для торговли с дьяволом. Многие его действия, включая великое деяния превращения бесплодных земель в пшеничные поля, имеющие ключевое значение для страны и кормившие много людей, привели к плохим отношениям между ним и епископом местной церкви. В ночь, завершившую волнения в Рабоне, епископ решил, наконец, отомстить аристократу, в котором видел вероотступника, и повёл к его жилищу вооружённых людей.
Этот факельный поход через пшеничные поля был сродни походам служителей Церкви и рыцарей под Святым церковным символом, предпринимавшихся ради отвоевания Святой земли. Одинокому Нордстоуну противостояли те, ради которых он всю жизнь потратил на обеспечение урожаев пшеницы, чтобы накормить живших на его землях людей. Нордстоун собирался умереть от рук тех, кому он посвятил жизнь.
Коул, желавший предотвратить трагедию, бросился с Миюри на выручку к дому старого аристократа, чтобы поддержать его хотя бы вдвоём. Но пред ними предстал не старик с отчаявшимся, опустошённым сердцем, а неукротимый старый воин, который во всеоружии ожидал неблагодарных, чтобы преподать им урок. Увидев Миюри в её истинной форме, он принял её за прирученного волка и, одолжив силу её клыков, бросился с ней из леса, в котором стоял его дом, навстречу противнику.
Однако обычные люди встали стеной за своего благодетеля и защитили старого аристократа от епископа и его подручных, в результате удалось избежать трагедии человекоубийства. Но было то, что глубоко врезалось в сердце Миюри. То особенное волнующее напряжение, которое возникает, когда выходишь на поле боя. Миюри в волчьей форме прежде уже нападала на противника, однако впервые она была на настоящем поле боя, где противостоящие стороны сталкивались в соответствии с убеждениями. Когда-то в Ньоххире она в поисках приключений размахивала палкой, произошло достаточно многое, прежде чем она, наконец, не получила звание рыцаря. Подобно щенку, готовому весь день мусолить добытую косточку, она с утра до вечера делилась с братом своим первым боевым опытом и потом до утра размышляла о том же в постели.
Однако, перебрав много раз свои впечатления, вызванные волнением и гордостью, она стала ощущать, что что-то не так. Ненасытность её духа поразила саму Ив, и эта ненасытность заставила её взять в руку перо. Она пыталась представить, не мог ли её замечательный опыт быть ещё замечательней и как это могло бы быть. К тому же это было её первое сражение в ранге рыцаря, оно имело особое значение, ей хотелось, чтобы всё прошло безупречно. Например, кем должен быть тот, с кем плечом к плечу она пошла бы на цепь врагов.
Старый аристократ как воин был неплох. Но на мече, висевшем на поясе Миюри, был изображён герб, который могли носить лишь двое во всём мире. Вот почему она сказала с сердитым лицом:
- Было бы хорошо, если бы в этот первый раз я была вместе с моим братом.
Излишне говорить, что Коула так встревожили её слова, что он тут же прикрыл её рот ладонью и огляделся. А потом настоятельно попросил её не говорить больше подобного на людях, чтобы не вызвать ненужных недоразумений. Хвост Миюри тут же задёргался, она освободила свой рот. Ньоххира - место, в котором наслаждаются в многочисленных горячих источниках, и там танцовщицы с увлечением наполняли голову этой девочки огромным количеством всякой ерунды. Пар источников в этой деревни заполнял всё, в нём легко тонуло даже почтение к богам, что позволило многому ненужному насытить её уши. А их, к тому же, у неё четыре, ей было трудно не услышать всё, что было эхом её ночных грёз.
Эхо ночного сражения, пропитанного неведомым ей прежде и неповторимым напряжением, пробудило в ней желание записать всё на бумагу. Записать историю той ночи, которая заставила закипеть её кровь рыцаря в преддверии первого сражения.
- Она на самом деле несколько раз переписывала эту историю, - не найдя ничего лучшего, произнёс Коул.
Его беспомощность доставила удовольствие Ив, судя по её виду.
- А что такого? Когда я закончу какую-нибудь большую сделку, я всегда размышляю о возможных упущениях. Так и должно быть, так можно увидеть, что где-то было бы хорошо сделать то или это.
Миюри выпятила грудь и, пока говорила Ив, слова которой вполне соответствовали её герою, много раз кивнула.
- Ничего достойного она не написала, просто ерунда какая-то. Я вчера немного почитал, так у неё написано, что мы с ней вдвоём сражаемся с войском в десять тысяч человек, - Коул с недоумением покосился на Миюри, делавшей вид, что его не существует. - Я ругал её за то, что она просто переводит бумагу, но она не слушает. Какое-то время я могу ещё с этим мириться, пока это нужно, чтобы научиться лучше писать, но потом...
И в самом деле, она не просто много написала, она ещё и справилась с неправильным наклоном букв. Поняв, что крупный почерк не даёт возможности поместить многое на один лист, она научилась писать убористо. Прежде её писанина была отвратительной, неразборчивой, теперь она писала гораздо красивей.
Хотя большая часть написанного ей выглядило вызывающе, есть там и немало сцен молитвы рыцаря Богу на поле боя. Время от времени Миюри открывала Святое писание либо спрашивала, как следует молиться в том или ином случае. Можно было сказать, что её увлечение заронили семена веры в её душу. Коул не испытывал неловкости от своей улыбки, он был очень рад видеть, что кто-то в такой степени полагается на веру и знания, которым он посвятил свою жизнь.
Учитывая всё это, следовало признать, что хорошее в увлечении Миюри перевешивало плохое. Так сказал себе Коул, и слова некоторой горечью отозвались в его душе.
- Как бы то ни было, я получила новый заказ.
Для торгового дома Ив, ведущего дела с землями через несколько океанов, заказ на бумагу, даже не пергамент, не принесёт сколько-нибудь значимого дохода, так, развлечение просто, но для Коула это было расходом, которым нельзя пренебречь.
- Если она станет без разбора делать заказы за моей спиной, я платить не стану.
- Чего боишься? Я просто уточню у Хайленд. Ведь, если посмотреть, деньги не из твоего кошеля, так? А эта аристократка - добрая душа, и особенно она балует эту маленькую девочку.
Коул жалобно посмотрел на неё, торговца до мозга костей, Ив ответила небрежной улыбкой.
- Наверное, ты бы смогла просто купить нужные вещи у людей на рынке? - спросил тогда Коул у Миюри.
Но та даже не взглянула на него, её внимание привлекла разгрузка товаров с корабля. Вероятно, она воображала, что её брат должен был защищать дело веры независимо от того, насколько сложной будет ситуация, а она будет самоотверженно сражаться по приказу своего брата, находя в этом истинную добродетель.
Впрочем, на неё ещё произвело впечатление устройство, напоминавшее клюв и служившее для разгрузки и погрузки судов. Коул ткнул её пальцем в голову и поднял её вещи.
- Да, кстати, господин Язон нам очень помог в этой поездке.
Это Ив приставила Язона к Лоуренсу с Миюри в качестве охранника, он же обучал Миюри фехтованию и занимался повышением её силы и выносливости, став фактически её вторым наставником.
- Он и сам весьма неплохо провёл время. Обычно у него такая кислая мина на лице, но после возвращения он заметно повеселел, - улыбнулась Ив.
У Язона после нескольких дней плавания на корабле сразу же нашлось какое-то дело, стоило ему увидеть Ив, а куда он пошёл, Коул не знал. Коул был бы рад его поприветствовать при следующей встрече, например, в доме Ив, но было обидно, что Язон после такого приключения ушёл и даже не попрощался. Впрочем, Ив поторопилась разъяснить это:
- Он поспешил сбежать, потому что застенчив от природы и не любит прощаться с теми, с кем не хочет расставаться.
А ведь Коул думал, что Язон был сделан из железа и почти не имел чувств, почему и выполнял без лишних слов всё, что ему поручено. Но люди могут неожиданно обнаруживать свою незащищённость перед другими. Либо же всё дело заключалось в способности Миюри поладить даже с таким человеком.
- Как бы то ни было, давайте пойдём домой и немного отдохнём, - предложила Ив. - Слышала, у вас было весьма захватывающее приключение...
Миюри тут же перебила её:
- А, да, именно. Мы на большой земле встретились с одним человеком по имени Киман...
- Мм? - Ив, явно не ожидавшая услышать это имя, открыла шире глаза, и Миюри, прищурившись, улыбнулась.
- Он сказал, что из него торговец хуже, чем ты, сестрица Ив.
"Хуже" могло относиться как к хитрости торговца, так и к его значимости. Возможно, Киман испытывал нечто вроде страха. В торговле островного королевства Уинфилд с большой землёй у Кимана с Ив могло быть соперничество за территорию. Упоминание Миюри о её старом сопернике вызвало у Ив сухую улыбку.
- Что бы он там ни говорил, этот малый всегда следит за каждым моим шагом.
Глаза Миюри широко раскрылись, она пришла в восторг от того, что хитроумные торговцы готовы ожесточённо драться, как мальчишки.
Когда они подходили к знакомому особняку, оттуда вышли молодые служанки и поприветствовали их с большим воодушевлением. Конечно, не потому что они были настолько набожными, чтобы дожидаться, наконец, возвращения Предрассветного кардинала, на самом деле они были рады снова увидеть Миюри. Они всегда были рады её побаловать и накормить, а она ела что угодно и сколько угодно. Они любили Миюри, словно она была большим щенком.
Кстати о щенке: доставшийся Миюри щенок, с которого по весне сыпалась шерсть того же цвета, что росла у Миюри на волчьих ушах и хвосте, выбежал из особняка первым и тут же стал путаться в ногах хозяйки. Коул постарался выпрямить спину, чтобы показать, что ему любой груз нипочём, и к нему немедленно подошёл немолодой слуга и взял у него вещи. Коул с этим слугой нередко молился в часовне особняка.
- С твоим уходом утренние молитвы стали такими холодными, - произнёс он.
Не только Бог с небес наблюдает за мной, но и люди тоже, подумал Коул. Полный горячей благодарности он тут же пообещал завтра же утром встретиться со слугой. Слуга сообщил, что Хайленд отправилась ко двору, но она уже посылала сообщить, что её гости могут вернуться раньше, а пока советовала им смыть с себя дорожную пыль и немного отдохнуть.
Обратное плавание на корабле проходило спокойно, но даже так долгий сон на твёрдой деревянной палубе при непрерывном морском ветре неотвратимо утомляет, не говоря о том, чему Коул стал свидетелем у Нордстоуна. Ему хотелось опустить свою голову в разогретую воду, чтобы растворить в ней усталость своего разума, и вообще расслабиться. Хотя особо предаваться он купанию не собирался, просто вымыть тело до пояса и ноги приготовленной служанками водой. Это, конечно, нельзя сравнивать с купанием в горячих источниках Ньоххиры, но вполне достаточно, чтобы почувствовать себя освежённым и словно заново родившимся на свет.
Зато Миюри залезла в лохань с горячей водой голышом, в полной мере использовав свою привилегию ребёнка. Она разделась с такой невинностью, что Коулу оставалось лишь покачать головой, впрочем, разбирая вещи, он поглядывал на Миюри не без зависти.
Большую часть вещей из его объёмистого мешка составляли книги и подарки нынешнего землевладельца Стефана, их Коул с Миюри должны были передать Хайленд. Остальное состояло из отчёта Коула о произошедших событиях, нескольких сломанных - и, увы, безвозвратно - перьев, попавших в руки Миюри, и перевода Священного писания, интерес к которому она быстро потеряла.
Вид слов, выводимых рукой Миюри, вызывал в нём щемяще трогательное чувство, но сейчас, глядя, как Миюри, напевая, намыливалась губкой, Коул мог лишь вздохнуть и задаться вопросом, когда же семена веры прорастут в её сердце.
- Миюри, своими вещами займись сама.
- Мм? Конечно... - беспечно ответила она.
Её мешок тоже был достаточно большим, набитым и на вид тяжёлым. Его содержимое составляли повествование об идеальном рыцаре, повествование, стоившее Миюри усердного труда, и целая гора фруктов в сахаре, полученная от Стефана, нового землевладельца из Рабона. Став рыцарем, она перестала держать за руку старшего брата, но не утратила ни капли своей любви к сладкому.
Удовлетворённо вздохнув, Миюри несколько вызывающе улыбнулась и произнесла:
- Брат, помоги отмыть от пены мою шерсть.
Она тряхнула волчьими, вечно скрытыми от посторонних, ушами, избавляясь от попавшей в них воды, и выставила обычно пушистый, а теперь полный мыльной пены хвост.
- Гордый рыцарь нуждается в отдыхе? - спросил Коул и поймал себя на том, что начал закатывать рукава.
Он надеялся, что звание рыцаря быстро приучит Миюри к самостоятельности, и при этом вечно, не задумываясь, следовал её желаниям. Это вошло у него во вредную привычку за годы заботы о ней.
- Рыцарство подразумевает дух взаимопомощи, ты не знал об этом? - конечно, в такие моменты голова Миюри работала лучше всего. - Ещё у меня рука болит, с такой рукой я не отмою свою голову дочиста.
- У тебя рука болит? - спросил Коул, опускаясь на колени за спиной Миюри.
- Кисть руки болит, когда в ней что-то долго держишь, - ответила покрытая пеной девушка, медленно двигая тонкими пальчиками.
Коул поднял ведро и начал лить воду ей на голову.
- Я же говорил тебе не сжимать перо слишком сильно? Его надо держать легче.
- А когда ты очень долго пишешь, у тебя рука не болит целыми днями.
Как Коул заботился о Миюри с самого её рождения, так и она всё время наблюдала за ним.
- Но странно, - добавила она, - меч настолько тяжелее пера, а мне не составляет труда его держать.
- Значит, перо важнее меча, - проворчал Коул.
Миюри, привыкшая к его ворчанию насчёт того, что девушке не пристало держать меч в руке, с недовольным лицом повернулась к нему.
- Рано или поздно ты всё равно привыкнешь к перу. Ты пишешь уже намного красивее.
Вода держалась на волчьих ушах Миюри намного слабее, чем на её шерсти. Коул после своих слов начал выдавливать воду из её ушей, и в этот момент она резко повернулась, обрызгав ему лицо.
- Не шутишь? Действительно красивее? - радостно воскликнула она.
Коул усмехнулся и утёрся рукавом.
- Твоя беда со строчками, которые лезли вверх в угол, ушла. Раз у тебя болит рука, давай я разотру её тебе, как ты прежде растирала мне.
Это было, когда Коул работал и изучал Священное писание в купальне в Ньоххире, она тогда часто разминала ему болевшую руку. Миюри была ещё маленькой, её пушистый хвост был с неё саму размером. Весила Миюри тоже мало, ей было достаточно просто наступить на больную руку, её вес тогда как раз подходил для этого.
- Хочешь, чтобы я снова наступила тебе на руку, - наивно спросила Миюри, вспомнив, конечно, то время.
- Наступишь сейчас - поломаешь кости.
Миюри, издав низкое рычание из глубины горла, нахмурилась.
Коул ответил, вымывая пену из густой шерсти раскрасневшейся Миюри, машинально, просто для поддержания разговора. Думал же он о том, что смывать пыль путешествия сродни облупливания яйца. И о том, сколько ещё он сможет заботиться об этой пышной шерсти, когда-нибудь она останется лишь приятным воспоминаем. Он улыбнулся в душе, надеясь, что это время скоро придёт. В этот момент Миюри, уперев подбородок в коленки, вдруг сказала:
- Брат, писать - это, оказывается, очень трудная работа, тебе поэтому пригласили людей, чтобы переписать много книг?
Это случилось в самом начале их совместного путешествия, когда они только-только покинули Ньоххиру и ещё не привыкли быть вдвоём. Коул тогда противостоял Церкви и должен был переписать много копий Священного писания, поэтому ему в помощь прислали трёх человек, занимавшихся переписываем документов. Это позволяло распространить среди людей переведённое на общеупотребительный язык слово Божье, чтобы люди могли противостоять Церкви, познав его.
- Переписать... Переписывание Священных текстов на самом деле это настолько тяжёлый труд, что монахи часто выполняют его в качестве епитимьи при покаянии.
В душе Миюри всё ещё жил сорванец, при слове "покаяние" её хвост резко дёрнулся. Она несколько раз неловко, вероятно, из-за боли, сжала и разжала правую руку, а потом согласно кивнула:
- Книги в книгохранилищах запирают на замки не просто так.
- Это хорошо, когда ты узнаёшь о тяжёлом труде других.
Миюри выслушала наставление Коула и поджала губы, кажется, она собиралась вступить с ним в пререкания.
- Ладно, я сейчас буду смывать. Прикрой уши.
Миюри ненавидела, когда вода попадает в уши, она тут же прижала остроконечные волчьи уши к голове обеими руками. Коул вылил на неё три ведра воды, мыльная пена была смыта.
- Хорошо, мы закончили, - объявил он.
- Помоги мне отжать волосы.
Коул опешил, но маленькая ладонь Миюри снова сжалась и разжалась, показывая, как ей больно, и умоляя помочь. Конечно, он, вздохнув, принялся выкручивать её волосы, и девушка, умевшая ладить с людьми, рассмеялась.
- А, ещё, брат...
- Своим хвостом займись сама. Иначе, думаю, тебе будет щекотно, и вода будет по всему полу.
- Я не о том! Я про того дедушку!
- Про достопочтенного Нордстоуна? Ну, с волосами всё, остальное вытри сама.
Действительно, большую часть воды из волос Коул отжал, после чего взял белое хрустящее льняное полотенце и накрыл им голову Миюри. Она, вероятно, ожидала, что Коул поможет ей вытереться, и недовольно повернулась к нему, но всё же потом стала с шуршанием вытираться.
Коул накрыл голову Миюри полотенцем отчасти для того, чтобы она не могла в этот момент читать по его лицу. Потому что при упоминании Нордстоуна Коул не мог не подумать о той сфере. И он даже не осмелился поделиться с Миюри своими мыслями по этому поводу.
- Сестрица Иления уплыла на одном корабле с ним. И я так по ним скучаю... - произнесла Миюри, не разгадав, что происходило в душе Коула, и в её словах прозвучали нотки одиночества.
Иления, воплощение овцы, стремилась создать страну для не-людей и потому хотела найти новую землю намного сильнее, чем Миюри. Волнения в Рабоне завершились изгнанием старого Нордстоуна, и Иления уплыла на корабле вместе с ним. Старик был связан с женщиной-алхимиком, которая верила в существование новой земли, поэтому Иления поплыла с ним, чтобы разузнать обо всём, прежде чем будет отправлена туда флотилия королевства. Илению можно было назвать первой подругой Миюри с того дня, когда она покинула Ньоххиру, поэтому её ощущение покинутости было неизбежным.
- Какие-то новости могут быть у госпожи Шарон. Насколько я помню, она говорила, что ей с ними будет по пути, так что она поплыла на том же корабле, чтобы вернуться сюда быстрее нас.
- Хм... даже не знаю. Чувствую, она сошлётся на дела или что-то ещё и улетит вперёд.
Шарон, управлявшая детским приютом в Раусборне, была воплощением птицы, что давало ей большую свободу перемещения, чем у других. А так как она была знакома с Иленией намного дольше, чем Коул и Миюри, ей могло быть известно больше о пути девушки-овцы.
Миюри надула порозовевшие от купания в горячей воде губы и произнесла:
- Брат, ты должен пойти к ней и разузнать всё для меня.
Миюри и Шарон злились и нелепо препирались, стоило им только встретиться. По мнению Коула, однако, они хорошо понимали друг друга, и их отношения были неплохими.
- Она нам очень помогла в этом деле, и ты не потеряешь куска мяса [русский аналог - "от тебя не убудет", прим. интерпретатора] , если поблагодаришь её. И заодно, может быть, сделаешь что-нибудь для её монастыря, а?
- Какого!.. - крикнула Миюри с выражением крайнего отвращения на лице.
Испуганный криком щенок обиженно заскулил.
- Рыцарству присущ и дух самопожертвования.
- Ууррг... - низко прорычала Миюри, и щенок недоумённо посмотрел на неё.
Миюри вытянула из лохани ноги и посмотрела в потолок, её плечи ещё оставались по-детски худенькими и острыми.
- Как же так, с тех пор, как я стала рыцарем, у меня не было ни одного красивого момента?
- Истинное рыцарство основано на том, чтобы творить добро шаг за шагом.
Выслушав поучение, Миюри надула щёки, встала и закрутила хвостом. Разумеется, капли полетели Коулу в лицо.
Служанки принесли немного хлеба с мёдом, чтобы умерить недовольство животов гостей до ужина. Миюри, перекусив, прикорнула. Кажется, плаванье на корабле, во время которого она любовалась живописными берегами, всё же утомило её. Несомненно, будет лучше, если Миюри, вернувшись, наконец, в Раусборн, послушно поспит, чем начнёт сломя голову взбудоражено бегать по городу.
Коул мечтал отоспаться в мягкой постели, но, похоже, долгое вылёживание на палубе сыграло свою роль, и, вопреки ожиданию, в сон его не клонило.
Солнце стояло ещё высоко, и Хайленд, отправившаяся ко двору обсуждать политические вопросы, должна была вернуться нескоро. Коул ещё на корабле решил, как ей доложить о случившемся. А пока он мог бы действительно навестить Шарон, вопреки тому, что он говорил Миюри, навестить и узнать, куда направилась Иления, возможно, ему удалось бы удивить Миюри какими-то сведениями. Кроме того, Коул хотел узнать о ситуации со старым Нордстоуном ещё от кого-то, помимо Миюри. Помимо остального, его интересовало, не уплыл ли старый землевладелец, пока Коул не мог встать с постели, чтобы избежать расспросов о предназначении сферы.
Коул осторожно погладил по голове громко сопевшую Миюри, поправил сползшее одеяло, немного поиграл с прибежавшим щенком и написал на вощёной табличке, что идёт к Шарон. Выходя из комнаты, он сказал проходившему мимо слуге, что пройдётся, по лицу слуги можно было подумать, что он плохо расслышал, но в итоге слуга почтительно проводил Коула до выхода.
Собственный детский приют Шарон размещался в особенно запутанной части Раусборна. Коул обычно полагался на чутьё Миюри, когда надо было отыскать путь, и опасался, что не сможет сам пройти к цели. К счастью, ему встретилось несколько местных жителей, которые его помнили, они охотно указали, как пройти.
Всё же Коул успокоился только тогда, когда увидел массивную железную дверь со смотровым окошком. Несколько голубей следили за ним с крыши. Все птицы Раусборна подчинялись Шарон, воплощению орлицы. Четыре к одному, что она уже знала, что идёт Коул, причём в одиночку, известно ей было, скорее всего, и то, что Миюри поймала альбатроса на корабле. В общем, окошко открылось прежде, чем Коул успел постучаться.
- Что-то случилось с этой глупой собакой? - поинтересовалась Шарон, не успев даже поздороваться, кажется, у них действительно неплохие отношения.
- Она разоспалась у нас в комнате. Мы только-только сошли с корабля, должно быть, она очень устала от путешествия на корабле.
- А ты в хорошем состоянии, - слегка фыркнула Шарон, закрывая смотровое окошко и открывая дверь. - Этот юноша Кларк очень бы хотел увидеться с тобой, но сейчас он не может.
Проходя в дверь, Коул ощутил запах кислого молока, обычный для мест, где живёт много маленьких детей. Это невольно напомнило ему о детстве Миюри. Он задался вопросом, заняты ли сейчас дети работой, или они сейчас спали, как Миюри.
- Он занят на строительстве монастыря?
Коул познакомился с Шарон, когда волнения, вызванные противоборством гильдии сборщиков налогов, которую она возглавляла, и торговцев из дальних стран, подходили к кульминации. Кларк, молодой священник, бывший на несколько лет моложе Коула, являлся помощником Шарон в приюте и служил посредником между ней и собором Раусборна. В ходе разрешения ситуации Кларк получил важную привилегию - разрешение на строительство монастыря с правом быть его настоятелем - и вместе с Шарон приступил к его возведению. Ему было чуждо высокомерие, он продолжал неустанно работать на благо этого монастыря.
- Он разбирается с тамошними развалинами, чтобы создать из них монастырь. За это время он стал сильным.
- Сейчас мы, похоже, должны быть немного свободнее и сможем ему помочь.
Лёгкое удивление отразилось на лице Шарон, потом она кисло улыбнулась:
- Что ж, вряд ли ты уступишь прежнему Кларку, верно?
Миюри тоже сравнивала Коула с Кларком, имея в виду предпочтение работать пером, а не заниматься тяжёлым трудом.
- Но если бы выбирала я, - продолжила Шарон, - то предпочла бы использовать твоё имя для решения проблем с деньгами.
- С деньгами? Но это не по моей...
Шарон с Кларком имели разрешение от собора и поддержка Хайленд, члена королевской семьи, а также деньги, предоставленные Ив, разве этого мало? Уловив эти мысли, Шарон вздохнула и произнесла тоном, с каким разговаривают с несмышлеными подчинёнными:
- Никаких денег не хватит. Хотя Хайленд и передала нам дом, в котором прежде жили аристократы, но это настоящие развалины и, пока с ними немного не разобрались, их нельзя было использовать. Мне столько головной боли доставило найти средства только для оформления. Или ты считаешь, что достаточно отремонтировать здание и положить Святое писание на алтарь, чтобы открыть монастырь? Прежде я собирала налоги и насмотрелась достаточно плохого, чтобы моя голова была сейчас набита плохими мыслями.
При виде гнева, полыхавшего в глазах Шарон, Коул невольно втянул голову. Он вспомнил, как Миюри кружила в поисках необходимых для монастыря материалов, сверяясь со списком умопомрачительной длины. Он понятие не имел, во что может обойтись ремонт дома, который выглядит, как развалины, и сколько потребуется, чтобы его поддерживать в надлежащем состоянии. Присмотревшись, он заметил тёмные пятна под глазами Шарон и её перепачканные чернилами руки. Ему несложно было представить, как она каждый вечер, уложив детей спать, садится за стол и, щурясь при свете сальной свечи, пытается составляет перечень работ, необходимых для открытия монастыря и детского приюта при нём. Неудивительно, что она была раздражена до глубины души, когда к ней обратились за помощью в деле с Нордстоунами. И то же время она, погружённая по горло в свои насущные проблемы, выкроила время, чтобы помочь Коулу с Миюри разобраться с теми событиями, проявив себя добрым, справедливым человеком.
- Будут нас святые мощи, к нам повалят бесконечные толпы паломников, у монастыря с деньгами не будет затруднений, - произнесла Шарон и посмотрела на Коула.
Это был не взгляд друга, так пастух смотрит на овцу, оценивая, насколько отросла шерсть. Нет, скорее, так смотрела Миюри, когда кричала, что ей нужны кости святого, чтобы сделать легендарный меч.
Сейчас Коула называли Предрассветным кардиналом, пусть это не может сравниться со святыми реликвиями, но, вероятно, его звание смогло бы привлечь немало людей. Скажем, сейчас он мог только пообещать переписанное им Священное писание, может быть, было бы лучше дать что-то, что имело бы признаки святой реликвии. Поделиться своими зубами или костями - это вряд ли, а вот одеждой - проблем не было бы.
Шарон серьёзно обдумала соображения Коула, потом пожала плечами и сказала:
- Забудь. Если я воспользуюсь тобой, я стану противна этой глупой собаке.
- Я... это... - замялся Коул, будучи не в силах опровергнуть последнее.
- И у Хайленд просить деньги не слишком хорошо, вот уж воистину головная боль.
Коула это удивило.
- Я сам могу попросить за тебя досточтимую принцессу Хайленд.
Слова Коула вызвали у Шарон неловкую улыбку.
- Я знаю, и она не откажет. Вот почему я этого не хочу, - она вздохнула и приложила ладонь к груди. - Она добрая аристократка. В этом мире, полном себялюбивых подобий людей, сможет ли земля, которой управляет добрый хозяин, приносить доход?
Коул, конечно, не мог представить себе, чтобы Хайленд обложила народ обременительным побором. Что будет, если Шарон попросит её о помощи?
- Она наверняка выжмет деньги у людей, даже если придётся выжимать последнее...
Шарон с силой пожала плечами.
- Небезопасно щедро жертвовать монастырю во время противостояния Церкви и королевства, разве нет? Так что перечень возможностей ограничен.
И Коул тоже быстро прикинул, что ещё оставалось.
- Госпожа Ив, конечно, захотела бы переговорить с тобой.
К тому же Ив уже внесла немалый вклад в создание монастыря. Однако лоб Шарон не разгладился.
- Конечно, она захотела бы переговорить со мной, но - небеса! - этот человек напоминает ворону, ожидающуюся, когда прервётся дыхание её жертвы. При мысли одолжить у неё денег, когда я не знаю, во сколько крат выльется погашение, голова у меня болит уже смертельно.
Коул думал про Ив не так плохо, возможно, из-за её доброго к нему отношения, когда он был ребёнком.
- Кроме того, для неё опасно давать монастырю в долг, потому что монастырь может не продержаться, и тогда всё, что она уже дала и ещё даст, пойдёт прахом. Если была бы настоятельная необходимость, можно было бы постараться отследить ход её торговых действий. Там отыскалось бы немало грязи, которая могла бы быть оплачена, чтобы её покрыть.
Шарон была настоящей сборщицей налогов.
- Это выше моих сил. Бог слишком любит испытывать людей. Так, ладно, как твои дела, ты же пришёл поговорить?
Под пристальным взглядом усталых глаз Шарон Коул невольно выпрямил спину.
- А, да, я просто... просто... - замялся Коул, он чувствовал, что странно и глупо задавать свой вопрос после разговора о реальных денежных проблемах, но не задать было бы ещё более странно. - В общем, я хотел узнать, как там дела у достопочтенного Нордстоуна и госпожи Илении.
Шарон, зачерпнув воды из бочки, презрительно усмехнулась:
- Кажется, ты слишком часто гладишь эту глупую собаку, не находишь?
Оправдываться Коулу было нечем.
- И опять же, с чего она так любит Илению? Потому что она пахнет овцой?
Действительно, при каждой встрече Миюри тепло обнималась с Иленией.
- Иления и старик сказали, что отправятся на север, ко двору, чтобы собрать деньги на плавание к новой земле.
- Госпожа Иления тоже собирается плыть?
Шарон с безразличием пожала плечами. Хотя она и была воплощением птицы, страстное желание Илении создать страну для не-людей не находило отклика в её сердце, для себя она давно решила оставаться в человеческом обществе и вместе с Кларком заботиться о сиротах.
- Смешно и глупо стремиться плыть куда-то на корабле, полагаясь лишь на зыбкую мечту найти новую землю на той стороне моря.
Раз так сказала Шарон, повелевавшая птицами в Раусборне, значит, даже перелётные птицы никогда не видели новой земли за морем.
- Иления и сама расспрашивала птиц, - подтвердила Шарон этот вывод.
- А Миюри расспрашивала кита размером с остров.
Шарон издала гортанный смешок, быстро сменившийся вздохом.
- Тут можно упомянуть алхимика, связанного с Нордстоуном. Я не беспокоюсь за эту глупую собаку, в отношении Илении лишь надеюсь, что она скоро очнётся, но в этом как-то замешана эта беспокойная особа.
У Нордстоуна была спутница, которая по слухам создала корабль-призрак для торговых дел с самим дьяволом, она же была алхимиком и сумела превратить бесплодную землю в основную житницу королевства, а ещё она стремилась отыскать новую землю. Шарон говорила так, будто женщина-алхимик была ведьмой, способной внушать другим кошмарные видения, и Коул, сам переживший мучительный кошмар, хорошо понимал её опасения.