Иван шёл с допроса с чувством необыкновенной лёгкости и даже... радости. Нет. Причина этой тихой радости был не сам допрос, конечно. Он прошёл как того и ожидал Иван - страж был высокомерен, надменен и груб: всё как обычно. Но вот то, что там произошло - вот, что было необычно и странно. И произошло что-то в первую очередь с ним самим, что-то, что и являлось причиной этого странного для тюрьмы чувства. Иван мучительно хотел понять, что же всё-таки случилось, что произошло. Откуда же здесь взяться радости, здесь, среди этих серых, унылых стен, среди унижения и хамства, среди страха и отчаяния? И только оказавшись вновь в клетке, Иван вдруг совершенно отчётливо понял - он свободен. Да, именно так: он свободен. Здесь, в тюрьме, за решёткой он впервые за долгие годы почувствовал себя свободным. Свободным внутренне. И ради этого потрясающего чувства стоило было потерять свободу физическую. Да и что это была за свобода? Свобода комендантского часа? Свобода быть арестованным по доносу, жалобам верующих или произволу стражи? Свобода массы ограничений и запретов? Нет! Это не свобода! А вот здесь... Как же оказывается хорошо в тюрьме - приятно и хорошо не бояться, быть тем, кто ты есть, хорошо и приятно не притворяться, не оправдываться. Настоящая тюрьма там - за этими решётками, это там бесконечные поклоны, лицемерие, а здесь - здесь всего этого нет. Именно здесь настоящая свобода. Свобода, которую православие посадило за решётку, спрятало подальше от глаз людских.
Насколько же всё перевёрнуто с ног на голову, насколько всё извращено и изолгано, насколько всё абсурдно и нелепо. Как в этом царстве кривых зеркал можно жить? Неужели это возможно? И неужели большинству русских людей нет до этого никакого дела? Как можно принимать эту извращённую действительность? А впрочем, в этом нет ничего удивительного. Церковь имеет многовековой опыт оболванивания людей. Ей хватило каких-то двадцать лет, чтобы отучить людей думать, ставить вопросы и пытаться находить на них ответы. И вот уже русский народ превращён в стадо, в паству. Вот он уже истово бьёт поклоны, вместо того, чтобы гордо смотреть перед собой. Вот на его шее уже сидят бездельники-попы и при этом ещё и поучают его. А народ внемлет им с открытым ртом. И, кажется, рад этому. Рад настолько, что каждый новый запрет в отношении себя, воспринимает как нечто должное и даже необходимое. Где подвиги и великие свершения? Их нет! В этом, две тысячи шестдесят первом году, будет юбилей первого полёта человека в космос. Сто лет назад человек - русский человек! - взмыл к Небесам. И это было величайшее событие, величайшее достижение человеческой мысли. Тогда Россия переживала невиданный взлёт - в прямом и переносном смысле. Сейчас, каких-то сто лет спустя, она переживает такое же невиданное падение. Где новые Гагарины? Их нет! Также как нет новых Пушкиных, Толстых, Келдышей, Папаниных! Ничего нет! Где литература, которой восхищался весь мир? Где изобретения? Где искусство, музыка, театр? Ничего нет! Православная Россия уже давно не присутствует в списке нобелевских лауреатов. Православная Россия уже давно не давала миру новых идей и технологий. Православная Россия уже давно отказалась от Олимпийских Игр: ещё б - они же были когда-то посвящены Зевсу - "проклятому языческому богу". Православная Россия уже давно не прославляла себя открытиями - ни научными, ни географическими, ни какими-либо другими. Она уже не способна внести свой вклад в общее развитие. От былого величия не осталось и следа. Нет ни малейшего движения мысли, духа и тела! Ничего нет! Зато есть православие! Зато есть "духовность" и святость. Вместо космических кораблей строят церкви. Вместо научных институтов открывают православные академии и семинарии, откуда вместо учёных выходят тысячи и тысячи богословов, пастырей и прочих "духовных отцов". Вместо науки - религия. Вместо здравого смысла и логики - божественная истина и непогрешимость православия. Вся жизнь человека превратилась в ожидание смерти, после которой наступит царствие Божие. И люди мечтают об этом, мечтают встретиться с Богом в лучшем мире. Для чего? Зачем? Что хотят узнать?.. Лучший мир... Люди уповают на него, совсем забыв, что его можно и нужно строить здесь, на земле. Россию уже и завоёвывать-то не надо. Она и так всё отдаёт сама, при том по бросовой цене. Только это - нефть, газ и прочие ископаемые - она может предложить миру. Больше ничего. Даже свою пресловутую "духовность". Ведь от этой "духовности" смердит за версту. ...И всё же как здесь, в тюрьме хорошо. Там, на "воле" и не представляют насколько хорошо. И плевать, что воздух спёрт и тяжёл - он тяжёл и там, на "воле". Плевать на унижения - их довольно и на "воле". Зато здесь он среди себе подобных и может говорить про что хочет и как хочет - хуже ведь уже не будет. Он вспомнил свой, только что прошедший допрос, и улыбнулся - так смело говорить со стражем он и мечтать не мог. А тут... Вот она, свобода...
Иван огляделся в поисках Михаила. Но его нигде не было, видимо, увели на допрос. Клетка вообще опустела наполовину. На скамье, на его месте сидел какой-то старик, впрочем ещё очень крепкий и жилистый, которого Иван видел впервые. И этот старик внимательно смотрел на него.
- Здесь сидел мужчина, на этом месте. Михаилом зовут. Не видели? - спросил его Иван.
- Был какой-то. Как звать не спрашивал. Увели часа два назад. А что?
- Да знакомый мой...
- А, понятно, - протянул старик и вновь пристально посмотрел на Ивана. - Меня Степаном зовут.
- Иван.
Иван пожал протянутую руку и уже собирался отвернуться - ему не нравился пристальный взгляд старика, но тот вдруг спросил:
- А чему это ты так улыбался?
- Да так, о своём...
- Странно... Да ты меня не бойся, я не провокатор какой-нибудь. Просто поговорить хочется. А здесь все молчат.
- Я и не боюсь, - Иван действительно его не опасался. Пусть он и на самом деле подослан стражей - его это теперь не особо-то и волновало. - А молчат - так ведь ночь тяжёлой была. Вот и молчат.
- Да, ночь и вправду выдалась тяжёлой. Всё за грехи наши - да поможет нам всем Иисус.
Иван покосился на старика - "неужели православный? И как сюда только попал, по случайности?" Но говорить ничего не стал.
- Так чему ты так улыбался, Иван?
- Да так...
Иван и раньше-то не склонен был с ним разговаривать, а теперь... Если он и вправду православный - то и не зачем. Но старик не отставал.
- Боишься всё-таки... Я ж говорю, что не провокатор. Если бы я им был - неужто стал бы себя выдавать. А может, просто брезгуешь? А?..
- Не боюсь и не брезгую. Устал просто...
- Да нет, не в этом дело, - вновь пристально поглядел на него старик. - Не доверяешь. Вот в чём наша беда - и у православных и у неправославных. Доверять друг другу разучились.
Иван чуть не с изумлением посмотрел на старика: " Ну, даёт этот Степан. Не по адресу укор-то. Шёл бы к своим, да и сетовал бы там. Они как ни как в этом виноваты".
- Я тебя понимаю. И может на твоём месте вёл бы себя точно так же.
- Кстати, о месте. Что ж вы здесь делаете? Вы же наверняка честный христианин.
- Никто не застрахован от ошибок. Да и у меня грехи есть.
- А, ну да, конечно. Грехи... Куда ж от них денешься... А стражи? У них есть грехи?
- Конечно, есть. Грехов нет только у ангелов, да и то некоторые оступаются.
- Ну если есть, что ж они не сидят вместе с нами?
- Не сидят - это точно. Но и им ответ держать придётся, на страшном суде.
- Они значит там, а мы здесь. Хорошо они устроились.
- Это злость в тебе говорит. Ты ведь "неблагой"?
- Да, я - неблагонадёжный. Для вас. И это вы таких как я превратили в неблагонадёжных. - Иван зло ударил кулаком о стенку. - "Неблагой" ...и звучит-то почти как изгой. Вот так вы и разделили Россию на правых и виноватых, на изгоев и всех остальных.
- Правые и виноватые всегда были. Так же, как и изгои. Когда-то и христиане в изгоях ходили...
- И чем это половина страны так виновата перед православием?
- Ты думаешь вас половина?
- Я думаю - нас гораздо больше. Да и не в числе дело.
- Не в числе - это точно. А чем виноваты?.. Но разве вы не выступаете против православной веры?
- Выступаем. Но не против веры, верьте хоть в говорящую табуретку, мне всё равно. Я против православной идеологии. Да и как не выступать, если эта вера ломает тебя через колено! Да и что с того, что выступаем? Не всем же быть православными.
- Что с того? Да ты хоть понимаешь, что не станет православия - исчезнет и Россия. Православие - это стержень России, её хребёт, на нём-то всё и держится.
- Это на православии всё-то держится? Без него, было время, жили, и жили неплохо.
- Это ты про Советский Союз что ли? Если про него, то ты плохо знаешь то время...
- Ну а вы-то знаете?
- Ну сам, конечно, не застал...
- И что вы мне хотите доказать?
Старик кинул на Ивана оценивающий взгляд и ухмыльнулся.
- Стражи были и в то время. Только звались по-другому и преследовали за другое... А ты знаешь, чем всё закончилось?
- Знаю. И знаю чего достигли при атеизме.
- Ну и чего достигли? - прищурился старик. Его явно заинтересовал этот спор.
- Многого. Всё то, чего сейчас уже нет и в помине.
- Ну, например, - не унимался старик.
- Да взять хотя бы науку. Какие сейчас достижения - ни каких, где изобретения - нет. А литература? Сейчас если и пишут, то сплошь про веру да любовь к Иисусу. В книжных магазинах одна религиозность. Всё остальное под запретом. От музыки блевать хочется...
- Ну здесь я не соглашусь, - перебил старик. - Музыка сейчас очень даже правильная. Да-да, правильная. Не смотри так. Литература, говоришь?.. А что литература? Не нравится - не читай.
- Так ведь нет выбора-то!
- Ну, не скромничай. У тебя-то я уверен было и другое чтиво.
- Ага, было. И читал я его с фонарём и за плотными шторами. Вот и весь выбор.
- Ну кроме религиозной есть ещё и историческая литература...
- Которая тоже сплошь религиозная.
- Ну если такая была наша история, что ж поделать.
"Упёртый, как броневик" - посмотрел Иван на старика.
- Да кто вам сказал про такую историю? Где вы про неё прочитали? В этих книжках что ли? Они же все выпущены "Православной литературой".
- А ты что же сомневаешся, что Россия жила целую тысячу лет православной?
- Да нет, не сомневаюсь. Только вот знаю чего стоила ей такая жизнь.
- Ну-ка, ну-ка... И чего?
Старик подсел ближе к Ивану - этот спор из просто интересного стал превращаться в принципиальный. Вокруг них же стали собираться привлечённые их громкими голосами сокамерники.
- Жизней. Русских жизней. Как начали крестить огнём и мечом, так и продолжали.
- Ну это всё байки, про "огнём и мечом".
- Конечно, байки, - развёл руками Иван. - Только вот язычество исчезло.
- Ну и правильно. Люди сами его забыли.
- Ага, забыли. И заодно, видимо, всё уничтожили. Всё, что о нём напоминало. Да вы и своих не жалели. Старообрядцев сжигали не хуже язычников. И тоже правильно, наверное?
- А ты как думал? Они же раскольники. Страну хотели развалить.
- Ну да, раскольники, - встрял в их разговор какой-то небритый мужик с здоровенным синяком под глазом - не иначе с допроса вернулся. - Я тут недавно читал в какой-то газете, что они вообще слугами сатаны были.
Собравшиеся вокруг них дружно засмеялись. Но старик не обратил на них никакого внимания. Он смотрел только на Ивана.
- Ну ты же не будешь отрицать, что Россия все эти тысячи лет жила и развивалась. И побеждала, между прочим.
- Развивалась?! Да до Петра Первого никакой же науки не было. Вы же даже построить ничего толком не могли. Московский кремль весь почти итальянцами возведён. А почему? А потому, что архитектура - настоящая архитектура - это уже наука, это уже вычисления, измерения, это уже законы. О которых православие ни малейшего представления не имела. - Иван распалялся всё больше и больше, будто решил выплеснуть всю скопившуюся в нём злость. - За семь веков до Петра - и ни одного учёного! И это развитие? Медицина примитивнейшая. Ни одного исследования или трактата. Неужто наши люди были тупее эллинов или тех же арабов? Знахарей и тех сжигали.
- Но было ведь государство! И скреплялось православием! - Степан тоже разошёлся, даже раскраснелся. - А язычество? Да при нём вообще ничего не было. Какие-то племена. А пришло православие - и Русь поднялась!
- Да что вы знаете о язычестве? Олег, между прочим, щит свой прибил на православный Царьград...
- Ну, прибил, ну и что? Мелкая, хулиганская выходка и ничего более!
- Мелкая выходка?! Да так издревле победитель заявлял свои права на землю.
- Да так только животные и делают. Тигры там, медведи. Это они царапают дерево, когда границу свою метят.
- Тигры и медведи - это цари животного мира. Так-то вот! И у людей также. Вот вы бы позволили бы мне прибить что-нибудь на дверь вашего дома? Ваш дом и ваша дверь - это же ваша собственность. А если позволите - то значит, не уверены в своей силе отстоять эту собственность. А вы говорите - "мелкая выходка". Сильна была языческая Русь, и боялись её. А кто разгромил Хазарский каганат? Сборище племён?
- А что в этом удивительного? Рим тоже пал от дикарей!
- "От дикарей"! Вот так вы и втоптали в грязь свою историю! - вновь возмутился небритый мужик с подбитым глазом.
А Иван вдруг вспомнил слова нынешнего патриарха, передаваемые по телевидению и многократно перепечатанные прессой: "...а кем были славяне до принятия ими православия. Они были варварами, говорящими непонятные вещи на непонятном языке. Людьми второго сорта, почти зверьми, с которыми никто не считался". Вот так вот: "люди второго сорта, варвары, почти звери". Как же нужно ненавидеть свой народ, насколько надо презирать свою историю, чтобы сказать вот такое? И как надо презирать самого себя, чтобы пресмыкаться подобным образом?..
- А чем была Русь до христианства? - вновь пошёл в атаку Степан, переключившись на подбитого мужка. - Ну чем? Какая у ней культура была? Да никакой...
- Ну, да, конечно. Православие вообще из русской обезьяны человека сделало. Не будь православия лазили бы с вами господа хорошие до сих пор по деревьям, жили бы по норам, да пресмыкались аки гады земные. А так, гляди-ка, людьми стали, говорить научились. И культура сразу появилась и цивилизация, да? - съёрничал подбитый мужик.
- Да! И цивилизация и культура! А ты как думал?
- Как же это другие-то страны без православия обошлись-то? - продолжал ёрничать мужик.
- Какие ещё страны? - не понял Степан.
- Да вот Япония, например. Православия в ней никогда вроде бы не было, а, погляди-ка, и культура есть и цивилизация. Про технологии я уже молчу. Как же так, а?
Степан не успел ответить. Дверь клетки отворилась, и страж громко сказал:
- Соловчук Степан - на выход. Освобождён.
Степан нехотя встал - было видно, что он очень хотел бы продолжить этот спор, обвёл всех взглядом и задержал его на Иване.
- Так о чём ты улыбался всё-таки?
- Правда, хотите знать?
- Конечно. Кто бы не хотел знать, чему можно радоваться в тюрьме.
- Свободе. Свободе радовался...
- Не понял?
- И не поймёте. Да и времени нет объяснять. Вам на свою свободу пора. Идите.
Степан что-то хмыкнул и пошёл к двери. Там обернулся, что-то желая сказать, но передумал, и вышел из клетки.
Оставшиеся тоже молча разошлись по клетке, словно не было этого жаркого спора. Иван ещё раз оглядел их всех. Из знакомых ему людей остался только Короленко. Михаила не было. Вместе с ним исчезли и Серёга с Семёновым.