Аннотация: Радость бывает преждевременной. Жаль, что мы это поздно понимаем.
В. Гниляков
Корень жизни.
Рассказ.
К Малышевым приехали гости. Младшая дочка Лина, с детьми и мужем, служившим в далёкой европейской стране. Они приезжали не часто, и каждый приезд, становился настоящим праздником, вносящим радостную кутерьму в однообразную жизнь многочисленной родни, живущей на маленькой железнодорожной станции, затерянной в огромных, таёжных просторах восточной Сибири. Европейские гости привозили подарки, не обходя своим вниманием и не обижая, не маленьких детишек, ни престарелых, всё помнящих, старушек, хранительниц древних обычаев и родовых легенд. И пускай, подарки и сувениры, были не столь дорогими и ценными, но они поражали яркостью красок и фасонов, неожиданной новизной и выдумкой. Были овеяны романтикой и атмосферой других стран, обычаями незнакомых народов, запахами и очарованием неведомых мест. Они являлись наглядным проявлением любви, заботы и уважения. С удивлением рассматриваемые и с радостью примеряемые, в первые дни, они, в конечном итоге, перекочёвывали на самое дно необъятных бабушкиных сундуков, и пропахших нафталином, пыльных полок. Или занимали свои почётные места, за дверцами стеклянных, посудных шкафов и в ряду бесчисленных лошадок, слоников, и прочих зверушек, на комодах и трельяжах.
Дети гостили уже неделю и радостный пыл первых встреч и долгих разговоров, потихоньку, пошёл на убыль. В один из воскресных дней, хозяйка дома, хлебосольная и работящая Нина Алексеевна решила съездить в районный центр, навестить в больнице захворавшего мужа.
Хозяйничать в доме остались старшая дочь Валентина и младшая Лина, не успевшая, за европейским благополучием, забыть простой, сельский быт. Ребятишки - Валентинин Алька, и две приехавшие двоюродные сестры, в маленьком палисаднике, перед домом, играли в магазин. Сёстры, по очереди, были продавцами и стояли за импровизированным прилавком, а Алька, неизменным, единственным покупателем. Периодически заходившим в торговую точку, откашлявшись с порога, сиплым, взрослым голосом, подражая соседу, дяде Паше, вопрошавший:
- Ну, что, Вера, не привозили?
Продавщица отрицательно мотала головой. Покупатель брал, что-то по мелочи, уходя, потоптавшись у порога, униженно басил:
- Ты, это самое, если привезут, оставь мне пару бутылок, по-соседски.
Свояки, Виктор и Николай, с утра ушли на реку, проверять поставленные вчера закидушки.
К возвращению мужчин, к Малышевым, неожиданно нагрянули новые гости. Троюродная сестра Люба, ровесница Лины, подружка её детских лет, с мужем Иваном и двумя пацанами, погодками. Родня жила в посёлке, за хребтом и приехала к матери, повидаться с зарубежными гостями.
Торговля в детском магазине, в палисаднике, резко оживилась. Сёстры не успевали вдвоём обслуживать нахлынувших покупателей. Деньгами служили разноцветные фантики от съеденных за праздничную неделю конфет. Старшая сестра бойко щёлкала костяшками старинных, дедушкиных счётов, громко оглашая сумму покупки и причитающуюся сдачу. Получала фантики и возвращала такие же, но другого цвета, обязательно, заученно, приглашая:
- Пожалуйста, заходите ещё!
За соседним прилавком, младшая сестра принимала товар назад, как вновь поступивший, ставила его на прежние места, и возвращала фантики. Товаром служили камешки, обломки кирпича, какие-то коробочки и разноцветные стёклышки. Мужчины- покупатели нетерпеливо топтались в очереди, подражая взрослым, негромко разговаривали о хозяйственных делах. Старший сын Ивана, Петька, подражая отцу, неумело басил:
- Съездил вчера на мотоцикле, по краю болота травы кроликам подкосил, целую коляску.
Младший Сашка, в очередной раз, подходя к очереди, неизменно, деловито спрашивал:
- Мужики, кто последний?
На что Алька, как самый старший, отвечал:
- Становись, за мной будешь.
Женщины, Валентина и Люба, оживлённо разговаривая, чистили двух налимов, принесённых мужчинами с реки, собираясь сварить уху. Лина, напевая, из огородной зелени готовила салат, громко стуча длинным ножом по разделочной доске. Только грустные мужчины, нещадно дымя сигаретами, негромко переговаривались, сидя на завалинке. Поводом для такой грусти, был мизерный запас спиртного, имеющийся в наличии. Подсчитав свои возможности, друзья пришли к неутешительному выводу, что праздник может, не удастся и затухнуть в самом начале, не успев разгореться. Весь скромный "боезапас" составляли половина бутылки водки, которую, Валентина с Линой не дали мужчинам "прикончить" вчера, за ужином. И бутылка красного вина, принесённая гостями. На такую компанию, встретившуюся через много лет, это было, явно, не достаточно.
Затушив сигарету, Николай, муж старшей сестры, несколько лет, живущий с родителями жены, отправился, как он сам сказал, "проверить тёщины заначки". Через некоторое время, вернувшись, огорчённо констатировал, обращаясь к Виктору:
- Мать к вашему приезду, считай, полгода по крохам собирала, копила. Мне, даже после бани, больше двух стопок не наливала. А, ты погляди, за неделю потихоньку, всё спили и пьяными не были. Но и гостей много было, все, в основном, со своей закуской приходили, "порожняком".
Иван, слегка обидевшись, посчитав, что это относится и к нему, попытался неуклюже защищаться:
- Да, неужто, я не привез, знал бы где взять? Сами знаете, какой у нас народ, сезонники лесорубы, да геологи. Те, не поленятся, к привозу, очередь с вечера занять, да ещё на половину артели. Попробуй влезть, до рукопашной доходит! Николай примирительно ответил:
- Не кипятись, Иван, не в тебе дело, а во власти! Видано ли, что бы люди по головам лезли, за бутылкой к празднику! Довели народ! Вот, ты, Виктор скажи, что и там, в Европе, так же с пьянством борются?
- Там с ним не борются, его, пьянства то, в тех странах нет. Придёт селянин вечером, в местный "гаштет" - кафе по-нашему. Закажет себе "дупель" - пятьдесят грамм корна, местной водки, и бокал пива и сидит весь вечер, потихоньку попивает, беседует с соседями, курит. Никто, ни с кем не ругается, морды друг другу, по пьянке, не бьют. Баб по ограде, да, по улице не гоняют.
- Скучно живут! - подвёл итог Иван, - пятьдесят грамм на целый вечер. Скучно! - Хотя, по мнению родни и соседней, сам Иван, особым пристрастием к питью не отличался.
- Зато у нас, как в войну "партизаны", теперь, объявились, соберутся надёжные соседи, уедут мужики в тайгу, заберутся в самую глушь, где родники холодные из-под земли бьют. Вроде, на рыбалку, или охоту, а сами там дня три, или неделю, самогонку гонят. Потом, втихаря привезут, что нагнали и попивают, в кругу семьи.
Дело в том, что в этот период страна, с трудом переживала очередной этап, объявленной правительством " решительной борьбы с алкоголизмом и пьянством". Необходимый продукт не завозили в таёжную глушь месяцами, а если, и привозили, то очередь выстраивалась, как люди горько шутили "будто в мавзолей". Хотя, подавляющее большинство жителей, в Москве, а тем более, в мавзолее, никогда не были.
Поначалу, с объявлением Указа, народ особо не опечалился, полагаясь на собственные силы, и вековой опыт. В деревне, как и кругом по стране, не взирая на запреты, тайно варили самогон, в основном, для собственных нужд, а также, для расчётов за различные деревенские, хозяйственные дела. За вспашку по весне огородов, распиловку дров, чистку колодца, рассчитывались ею - "родимой". Брать деньги за эти нужные услуги, считалось дурным тоном. А если и случалось, то на другой раз мздоимца, попросту, могли и не пригласить, обратившись к человеку с традиционными взглядами на этот немаловажный вопрос.
По мере того, как нарастал накал борьбы со стороны государства, активизировались действия представителей власти на местах.
На смену старому участковому из своих, местных, спокойно взиравшему на производство "зелёного змия", так как, и сам, изредка гнал его, в своей баньке, на самых задах огородов. Приехал чужой, молодой и резвый, из городских, круто взявшийся за борьбу с этим злом. И за сравнительно короткое время, крупно оштрафовав нескольких неосторожных, изрядно преуспел в этой неравной схватке. Несмотря на репрессии, народ потихоньку, длинными, зимними ночами продолжал производство, и делал скромные запасы. Именно зимой, когда дым, долго идущий из печной трубы дома, или тепляка, не бросался в глаза и не вызывал не нужных расспросов.
Люди не были пьяницами и бездельниками, напротив, село славилось крепкими хозяевами и усердными работниками. Но жизнь, есть жизнь, кто-то рождался, кто-то умирал, подходили юбилеи и свадьбы, возвращались из армии сыны и приезжали гости. По старинной русской традиции все эти грустные, радостные и торжественные мероприятия, сопровождались поднятыми бокалами и обильным угощением. Это нельзя было отменить, или запретить, как нельзя было запретить английским лордам, сидеть во время своих заседаний, на мешках с овечьей шерстью. Хотя, с нашей точки зрения, обычай был гораздо нелепее и глупее, чем человеческое желание людей повеселиться сегодня, и болеть от этого завтра.
Общими усилиями, " пьянство", как его громко называли, было загнано в "подполье", в прямом и переносном смысле. Наступила пора, когда, даже родственники не рисковали занять кому-то, пол-литра, или трёхлитровую банку горячительного напитка. Опасаясь неожиданного прихода участкового, с понятыми, который обязательно отыщет в железном хламе, в углу сарая, и молочную флягу со штуцером и закрученный пружиной змеевик. За этим, обычно, следовал крупный штраф, а при повторном случае, и условный срок. Участились дикие и неведомые доселе, случаи, расчёта за привёзенные дрова, или сено, мятыми, засаленными трёшками и пятирублёвками. Вернулось в обиход полузабытое, древнее слово "рваный". Народ затаился в тяжёлом раздумье и тягостном ожидании лучших времён.
Грустные размышления, прервала Валентина, успевшая покормить детей и пригласившая мужчин к столу. Усилиями женщин, стол был заставлен всевозможными яствами и закусками. В тарелках дымилась, наваристая уха, домашнее сало, тонкими, просвечивающими, нежными ломтиками аккуратно разложено в большом блюде; зеленели, красиво нарезанные, пузырчатые огурцы, замысловато украшенные листьями салата и тёмно-зелёными пучками укропа; оранжевыми, аппетитными дольками, в линеечку разложена красная рыба, привезённая из-за хребта. Средину стола венчала, большая чаща салата, с воткнутыми в него расписными, деревянными ложками. Рядом, сиротливо, как насмешка над всем этим изобилием, одиноко, торчала бутылка вина, с кривоприклеенной этикеткой. Начатую бутылку водки, даже женщины, постеснялись ставить на стол, прекрасно зная, что по-повериям, это, может, принести несчастье. Однако, умные люди придумывали эти поверья! Начинающееся, слегка подниматься настроение, враз, было испорчено, этой одиноко торчавшей фигурой.
Усаживаясь за стол, и потирая руки, Виктор, с восхищением сказал, желая поблагодарить женщин:
- Ну, молодцы! Постарались! Да, с такой "закусью", можно целым полком, неделю гулять!
Женщины, радостно зарделись от заслуженной похвалы, смущённо подвигая стулья к столу, занимая свои места. Свояк Николай, закончивший срочную службу старшиной батальона, в далёком посёлке, со смешным, сбивающим с правильного произношения названием, "Досатуй", изрёк:
- Ну и что? Бог создал Крым и Сочи, чёрт Сковородино и Могочи, а какой же, нехороший человек, создал Досатуй? Так вот, как у нас говорили, в этом живописном месте - к этому "закусону", надо, хотя бы, двадцати литровый термос водки, вот, тогда можно гулять!
- Обопьёшься! - оборвала его жена, - сколько есть, в самый раз! Зато, завтра, на работу выйдешь, как огурчик! Выспавшийся и свежий!
Николай промолчал, спорить было бессмысленно и бесполезно.
Лина быстро разложила закуски по тарелочкам сидящих за столом. Виктор, на правах старшего, разлил оставшуюся водку по рюмкам мужчин. Николай наполнил вином бокалы женщин.
Все поздравили друг друга с встречей, пожелали здоровья и благ. Чокнулись рюмками и бокалами над центром стола, стоя выпили и сели закусывать. Николай и Иван, привычным жестом "махнули" свои рюмки. Виктор, не привыкший на службе к столь частым застольям и уже, порядком уставший, от гуляний и ничегонеделания, отпил половину, и поставил рюмку на стол. Покосившись на него, Николай, пережёвывая редкую в этих местах красную рыбу, хмуро спросил:
- Ты, что? Заболел?
- Да, нет. Хочу растянуть удовольствие, посмаковать, всё равно, пить больше нечего.
Через некоторое время, женщинам налили ещё по одной, они выпили, раскраснелись, и их потянуло на песню. С улицы прибежал Алька, спросил разрешение у матери взять пустые бутылочки от пенициллина, которые бабушка, неизвестно зачем, складывала в большую, картонную коробку, стоящую в сарае. Особо не вникая в суть просьбы, Валентина разрешила, с уговором - потом, положить всё на место.
Тщетные попытки женщин, присоединить мужчин к песнопению, не увенчались успехом. На трезвую голову петь, почему-то не хотелось, мотив путался, а Иван, никак не мог запомнить слова.
Свояки вышли на улицу покурить. Через пыльный двор, Алик, издавая губами, звуки работающего мотора, тащил, отчаянно грохочущую по камням, громадную, игрушечную, железную машину. Отдалённо напоминающую старинный "ЗИС". Весь вместительный кузов автомобиля, был завален пузырьками от пенициллина.
- Старший инспектор ГАИ, младший лейтенант Иванов! - Отрекомендовался дядя Витя, - водительские права и путёвочку, пожайлуста!
Алька, деловито покопался в карманах, извлёк какую-то бумажку и протянул её "инспектору". Виктор посмотрел и махнул воображаемым жезлом - "Проезжай!".
Не успела машина тронуться, дорогу ей преградил папа - Николай:
- Младший техник-пиротехник, старший техник-лейтенант, - доложил он, приложив руку к фуражке, - чи-то везём? Взрывчатка есть? Боеприпасы?
- Водку в сельпо, - моргая громадными, голубыми глазами, ни сколько не смутившись, ответил водитель.
- Водка дело нужное. Молодец тёща, бутылочки все мытые! Проезжай!
Дребезжащий автомобильчик поскрипел дальше к палисаднику.
За заборчиком послышались громкие голоса детей. Старшая сестра, исполняющая обязанности продавца, строгим голосом хозяйки положения, выговаривала:
- Не толпитесь, пожалуйста, всем хватит! Много завезли, целую машину. Эй! Не курите в помещении!
Старший сын Ивана, удивительно точно подражая голосу дяди Миши - фотографа, дребезжащим голоском, из конца очереди, просил:
- Товарищ продавец, пожайлуста, не более двух, в одни руки! Подумайте об остальных!
Взрослые засмеялись:
- Артист растёт!
- Смех и грех, - улыбаясь, объяснил Иван, - пойдёт с бабушкой в магазин, такого наслушается. Потом, вечером, всех копирует, даже председателя сельсовета - важно так заходит, руки за спиной, голос значительный и строгий. Мы все покатываемся!
- У них то, всё в порядке, всё есть! А мы, что будем делать, бойцы! - спросил Виктор.
- Что делать? - откликнулся Николай, - тут выход один, идти в разведку. А кому идти? Тебя, Виктор, не пошлёшь - народ тебя не знает! Могут за провокатора принять, шею намылить и морду лица набить. Ванька, сам знаешь, по молодости ввязался в драку, получил условно, служил, посему, в стройбате, в военной науке слаб, и, опять же, не из местных. Остаюсь я один, старшина танкового батальона, кормилец, поилец и ещё "воспиталец", если говорить литературно. Шансов мало, но выхода нет!
Затушив окурок, Николай пошёл к воротам соседей, через улицу. Тут же вышел назад, разводя руками. Так же безуспешно, он обошёл ещё несколько домов, на длинной, деревенской улице. Вернувшись, с горечью сказал:
- Во как, народ замордовали, друг друга боятся. Не выпросишь! Точно знаю, у Кочкиных есть, видел, как они с женой, флягу браги в тепляк несли, дня три назад. И у Петраковых есть, на прошлой неделе, они с братом, вдруг, на рыбалку засобирались, на мотоцикле с коляской, да ещё с прицепом, что за сеном ездят. Говорят на Белое озеро, а у самих, не сетей, ни лодки - рыбаки! На прицепе фляги в брезент закутаны. Боятся!
С печальными лицами, мужчины вернулись в дом. На столе, у женщин, в бутылке, вина заметно поубавилось. Они сидели весёлые и радостные, о чём-то громко разговаривая и пересмеиваясь. Увидев похоронные лица мужчин, загрустили и они.
- Ты, Николай, по соседям пробегись - войдя в их тяжкое положение, посоветовала Валентина. - К Кочкиным сходи, у них точно, есть
- Ходил уже, - мрачно ответил Николай, - не дают! В какие века, гости приехали и всю радость встречи, смазали, загубили, растоптали! - Закончил он горестно.
- Может, к поезду сбегать? В вагоне ресторане коньяк продают! Бог с ним, что дорого! - робко предложила Лина.
Мелькнувшую, было, искру надежды и радости, безжалостно погасил Николай, взглянув на тикающие ходики с гирьками, на стене, он безапелляционно заявил:
- Останавливаются только "Харьковский" и сто семьдесят девятый - "Челябинск - Чита", один будет через три часа, другой - в восемь сорок вечера. До этого срока и желание пропадёт и настроение!
Женщины, с чисто бабьей жалостью, войдя в тяжкое положение мужчин, с несвойственным им, в этом вопросе сочувствием, начали предлагать способы и прожекты, один, невероятнее другого. Их сумасшедшие предложения, с ходу отметались опытным Николаем, как невыполнимые. Положение становилось критическим, выхода не было!
Неожиданно, Валентина принесла радостную весть! Нет, не весть, а материальное воплощение этой вести, в виде литровой банки, плотно закрытой крышкой. Оказывается, она вспомнила, что мама - Нина Алексеевна, поставила настаиваться, в тёмный ящик, в дальнем углу погреба, какой-то чудесный Корень жизни. И действительно, принесенная ёмкость, стояла на углу стола, Валентина в гордой позе замерла рядом. В банке находилась, слегка желтоватая жидкость, и плавал корешок, похожий на крупную желтую морковку:
- Вот вспомнила, мама давно спрятала настаиваться, по-моему, на самогонке.
Не веря в удачу, мужчины принялись разглядывать содержимое банки.
- Смотри ка, на человечка похож, - нарушил тишину Виктор.
- Ещё и как, похож, настоящий мужичок, - поддержал Николай, - гляди, ручки есть, ножки тоже, пузо навыкат, и мужские "причиндалы", на месте. Надо же, такому чуду вырасти!
Глядя на то, что свояк называл " причиндалами", соотнося их размер к общей длине тела, Виктор с восхищением, воскликнул:
- Это не мужичок, а настоящий мужик!
- Да, повезло парню! - С некоторой завистью, согласился Николай, - наверное, поэтому корнем и называют!
Иван в разговоре не участвовал, его больше интересовала жидкость, в которой плавал этот гигант.
Банка, со щелчком, была торжественно вскрыта. Она прошла по кругу, все, включая женщин, понюхали содержимое. Иван, наконец, прервал затянувшееся молчание и, со знанием дела, определил:
- Первач, чистейший, наверное, горит!
- Давай попробуем, подожжем, посмотрим, - с детской непосредственностью, предложил Виктор.
- Что тут смотреть, правильно говоришь, надо пробовать! - Заторопил Иван.
- Ребята, может не надо, давайте маму дождёмся, - как медик, забеспокоилась Лина, - мы не дозировки, ни свойств не знаем!
- Ты Лина, нас не путай, - засмеялся Николай, - это у вас в медицине, миллилитры, да миллиграммы. У нас, в деревне, всё проще, доза одна - пока на ногах стоит, и стакан в руке держит!
- Ну, ты, наговоришь, - осуждающе одёрнула его жена, - конечно, есть выпивохи, человек пять на весь посёлок, которые не просыхают. Остальные то, нормальные!
- Давайте, не будем отвлекаться, а займёмся делом, - предложил Иван, которому не терпелось добраться до истины, - Валентина, давай стакан, нет, лучше кружку, что бы ему темно было.
Он осторожно и ласково, как хорошего друга, пересадил человечка в кружку, наполнив её содержимым банки, накрыл крышкой, с любовью приговаривая:
- Вот молодец! Зачем тебе столько много одному? Надо поделиться, ты, и так, весь пропитался, мягким стал. Надо беречь себя, ты же, корень жизни! А жизнь, брат, это движение, постоянное движение, не минутки покоя!
Человечек был водворён в посудный шкаф.
- Что-то боязно мне за вас, - с сомнением сказала Лина.
- Да, что тут бояться, самогон и есть самогон! Ты в него, хоть что добавь, что угодно положи, он, всё равно, самогоном и останется, - нетерпеливо затараторил Иван, опасаясь, что женщины передумают.
Все вопросительно уставились на Виктора, как самого старшего и, по их мнению, знающего.
- Ясно, что это самогон, высокого качества и крепости, а не антифриз, к примеру. Хотя были случаи, что стройбатовцы и антифриз, сдуру, пили.
- Вон, Иван в стройбате служил, пусть и попробует, а мы, подождём! - Подъитожил Николай.
Чувствовалось, что и сам Иван был не против, поучаствовать в эксперименте. Несмотря на возражения супруги, он храбро, стараясь не пролить, налил себе половинку стопки. Обвёл взглядом присутствующих, со словами "Ну, поехали!", отпил маленький глоток, прислушиваясь к происходящему в самом себе. Подождав какое-то время, махом опрокинул остальное.
- Нормально, крепкий, немножко с кислинкой, но так, даже, лучше, сивушный дух отбивает.
Налив ещё стопку, и выпив, при полном молчании остальных, он присел к столу и начал ожесточённо закусывать. Подняв голову на всё еще стоящих мужчин и женщин, продолжая жевать, снисходительно промямлил:
- Да вы, садитесь, не волнуйтесь, если, что и будет, то минут через тридцать-сорок!
Все сели, не решаясь ни пить, не кушать до окончания указанного срока.
Со словами, - всё равно, хуже уже не будет, - Иван налил себе полную стопку и, крякнув, выпил. Плотно закусил, налегая на сало и красную рыбу.
Николай, на всякий случай, переставил банку подальше от разошедшегося свояка:
- Нашёлся дегустатор! Ты, со своим пробами, нам ничего не оставишь, разошёлся!
Люба, волнуясь за мужа, робко спросила Виктора:
- Ты говорил, что кто-то там, сдуру что-то пил? Ну и что потом было?
- Так, это военные строители антифризу выпили, - ответил Виктор.
- Вот, я и говорю, что потом с ними было?
- Помереть не померли, но ослепли, совсем, в чистую!
Иван, вконец распоясался и закурил, что у Малышевых никогда в доме не делали. Но все промолчали, так как испытуемый должен находиться всё время на виду, под наблюдением.
- Ванечка, если почувствуешь себя худо, или зрение начнёт пропадать, сразу скажи, - с заботой и участием попросила жена.
- Да, да! Мы тебе быстренько промывание сделаем, с марганцовкой, - поддержала её Лина.
Николай сел напротив ходиков, внимательно наблюдая за движением стрелок, будто бы пытался, силой желания заставить их двигаться быстрее. Наконец, назначенный срок истёк, на всякий случай, выждав ещё минут десять, мужчины, предвкушая праздник, расселись за столом.
Иван чувствовал себя прекрасно, крепкая настойка корня жизни, заметно подняла ему настроение, он смеялся и шутил:
- Вот, что значит корень жизни. Выпил, жизнь прекрасна и удивительна, сейчас и спеть можно! Хо-ром! Или ещё, что нибудь хорошее сделать, - продолжил он, ласково глядя на смущённо зардевшуюся жену.
Николай налил себе и Ивану, Виктор сказал, что сначала допьёт водку. Женщины решили продолжить вином. Мужчины быстренько опорожнили стопки, закусили и "накинули" ещё по одной, на этот раз к ним присоединился и Виктор. За разговорами и воспоминаниями незаметно пролетело время. Повеселевшие свояки, присоединились к женским голосам, задушевно и проникновенно выводившим старую, распевную, русскую песню. Содержимое банки уменьшилось, почти, наполовину. Все прибывали в прекрасном, лирически - расслабленном состоянии. Когда все и всё, казалось ласковым, добрым и милым.
Внезапно Иван стал задумчивым, неразговорчивым, ушедшим в себя. Невпопад отвечал на вопросы присутствующих. Вскоре, на удивлении всех, он засобирался домой. Это был небывалый случай, на столе было ещё море закуски и выпивки, а он, оставив всё это, хотел уйти домой. Жена пыталась его уговорить, посидеть ещё немного, до приезда Нины Алексеевны. Но Иван был непреклонен, ссылаясь на то, что завтра рано вставать на автобус, он намерился уйти домой. Не смогли его уговорить и мужчины - схватив фуражку, он был уже в дверях. Решительно отказавшись от предложения выпить "на посошок", что, также, было небывалым явлением, распрощался, бросив на ходу жене "Догоняй!", выскочил на улицу.
Засобиралась и Люба, кликнув в открытое окно детей:
- Ну, ты, посмотри, что за человек, то домой не вытянешь, готов в гостях ночевать. А тут, как кто в зад клюнул - домой и всё тут! И не пьяный, вроде, а как дурной. Глаза выпучил, покраснел и заладил, как попка одно - домой!
Мужчины вышли проводить Ивана, на улице смеркалось, заморосил нудный, мелкий дождик.
- Может, подождёшь, дождь, глядишь, перестанет? - предложил Николай.
Не слушая его, гость, наскоро попрощавшись, вышел со двора, хлопнув калиткой.
- Что с ним такое? Может, обиделся на что? - Спросил Николай.
Мужчины остались курить на высоком крыльце дома. Иван, почему-то решил идти не улицей, а задами, за огородами. Спустившись по проулку, он пошёл вдоль парового поля, на котором, в беспорядке были разбросаны копёшки прошлогодней соломы. Пройдя немножко, почти бегом, бросился к ближайшей и исчез за ней. Затем, появился вновь, направившись краем поля, но вскоре, перешёл на быстрый шаг и, пробежав последние метры, скрылся за очередной кучей соломы.
- Он что, детство вспомнил? Решил в войнушку поиграть, смотри, как резво чешет! - показал Николай на снова побежавшего Ваньку.
Так, от укрытия, к укрытию, как солдат на поле боя, свояк отошёл довольно далеко.
- Вот тебе и стройбат, а как ловко перебегает и прячется! Да, так быстро - залюбуешься! - Вновь удивился Николай. - С чего бы это, вдруг?
- Похоже, что у него живот болит, отпустит - он идёт, припрёт, и побежал к копёшке. - догадался Виктор.
- Послушай, и у меня, что-то крутит и крутит, - признался Николай, - может, пройдёт, а?
Но минут через сорок, стало худо и ему, сбегав пару раз в дощатый туалет на огороде, он слёг на диване, бледный, в холодном поту. Затем, бессчетное количество раз, быстро вскакивал, дробью стучал по ступенькам крыльца, и срывался за скрипучей дверью огородного строения. Два раза, стараясь не мешать Николаю, едва справляясь с режущей болью в животе, его посетил и Виктор.
Женщины, не на шутку разволновались. Лина предлагала немедленно сходить и вызвать врача из поликлиники.
- И что мы, ему, скажем, - выпили тёщин самогон, вот нас и понесло? - спросил Виктор. - А завтра сюда нагрянет участковый, всё перевернёт и, обязательно, что-то найдёт. Тёще штраф, орудие производство изымут, мне в часть телегу-жалобу накатают, мол, так и так, употреблял запрещённый напиток. Николая лишат премии и перенесут отпуск на зиму! Вы что, этого хотите?
Валентина громко возмущалась:
- Ну что, вы, за порода такая, мужики? Всё было хорошо, гости пришли, стол накрыли, вроде, всего маленько было, нет, надо, что бы ещё лучше! Вот и обгадились - получили, что хотели! Счастливые, теперь лежите, а мы, бабы, вокруг вас прыгаем, ах, да ох!
- Может это от красной рыбы? - Несмело предположил Николай.
- Рыбу все ели, и мы, в том числе, а бегаете только вы! - оборвала его Валентина.
Приехавшая поздно вечером Нина Алексеевна, узнав, что случилась, только всплеснула руками:
- Да как же вы не померли? Хорошо, что так обошлось! Как там Иван, он то, всех больше выпил? Эту настойку надо пить по чайной ложке, один раз в сутки! Как дети малые, нельзя одних дома оставить! Вот, горюшко!
Мужчины, сменяя друг друга в огородном сооружении, не спали всю ночь. Прибежавшая утром Люба, сообщила, что Иван, тоже, не сомкнул глаз всю ночь, к утру обессилив, вынес матрац на ополовиненную поленницу дров, поближе к туалету, и остаток ночи провёл там.
Утром мужчины на работу не пошли. Алька, не спавший всю ночь, наглядевшись на мучения родителя, утром, решительно заявил сестрёнкам: